Папярэдняя старонка: Заходняя Беларусь

Рэцэнзія Стэфана Бергмана на кнігу Васіля Ласковіча 'Тайными тропами', 21 траўня 1975 г. 


Аўтар: Бергман Стэфан,
Дадана: 16-08-2017,
Крыніца: НА РБ. - Ф. 4683. - Воп. 3. - Адз. зах. 1114. - А. 50-56.



Василий Ласкович. Тайными тропами. Документальная повесть; 176 стр.

Издательство «Белорусь», Москва Минск 1974

Тираж 55 тыс. экз.

О книге В. Ласковича хотелось бы написать много теплых слов. Уже сам выбор темы - книга о белорусской революционерке, дочери стеклодува, которая прошла нелегкий путь от фабричной работницы, от Комсомола до члена руководящего актива КПЗБ, до своего героического конца в борьбе с немецкими фашистами - уже сама эта тема заслуживает внимания. О Софье Панковой и таких как Софья Панкова написано слишком мало. Поэтому нынешний читатель, а тем более бывшие участники революционного движения в Западной Белоруссии, из которых многие знали Панкову лично, от такой книги многого ожидают.

Однако, после прочтения этой книги все теплые слова, которые хотелось бы сказать автору и издательству, куда-то улетучиваются, оттесняются на задний план и остается лишь большое недоумение.

Книга снабжена подзаголовком: Документальная повесть. Это обязывает. "Документальная" - значит опирается, хотя бы в основном, на документах, на проверенных фактах. Конечно, и в такой повести допускается художественный вымысел, но этот вымысел должен укладываться в определенные рамки, не может противоречить документам, установленным фактам, не может противоречить действительности. В книге же Ласковича слишком уж многое явно противоречит действительности и слишком уж многое из того, что очень легко было проверить по общедоступным источникам, автор, полагаясь на легковерие читателя, берет, как говорится, с потолка, а иногда и сознательно пишет неправду.

Начнем с вопросов для данной повести сравнительно второстепенных, но со всей очевидностью свидетельствующих о безответственном отноше [50] нии автора к печатному слову.

Стр. 58: "…секретарь ЦК КПП Ленский, прошедший сибирские ссылки". В действительности Ленский никогда в сибирской ссылке не был. Арестованный в 1913 году просидел в тюрьме всего три месяца; вторично арестованный в 1914 просидел несколько месяцев в Орле, а затем сослан в Мценск (Орл. область) и вскоре выпущен под залог.

Стр. 58: "Мицкевич-Капсукас, член партии с 1908 года…" - В действительности Мицкевич-Капсукас был членом Литовской социал-демократической партии с 1903 года, а членом КПСС (РСДРП) с 1917 года.

Стр. 95: "Блинчиков, немолодой человек, бывалый подпольщик, состоявший еще в РСДРП и работавший ранее в Вильно, Петербурге и на Урале…" - В действительности же: а) Блинчикову тогда было немного более 30-ти лет, следовательно никак не "немолодой человек"; б) Блинчиков никогла не состоял в РСДРП, никогда - ни ранее, ни после - не работал в Вильне, не работал в Петербурге, не работал на Урале.

Стр. 62: "Соня и Овсей знали, что Корчик еще в начале двадцатых годов угодил в дефензиву, был на длительный срок осужден…" - В действительности Корчик (т. е. Логинович) несколько раз арестовывался в Вильне как редактор нелегальной белорусской газеты, но никогда более нескольких недель не сидел, а главное - никогда польским судом не был судим и то еще "на длительный срок".

Стр. 98: "…Разоружив охрану они привели его (т. е. полесского воеводу) в будку к телефонному аппарату, по которому он вынужден был вызвать самого правителя Речи Посполитой Пилсудского и заявить, что он, полесский воевода, "в знак протеста против насилия над белорусами подает в отставку". - Здесь нагромождение вымыслов. Каждый мало-мальски знающий историю Польши двадцатых годов знает, что тогда, в 1924 году, Пилсудский был не у дел, был в отставке, не был тогда "правителем Речи Посполитой" и такого разговора вообще не могло быть; да и будок телефонных тогда не было, тем более на такой маленькой станции. [51]

Стр. 155: "Начиная с 1937 года… применяли новый тюремный устав". - В действительности новый тюремный устав, предусматривающий уравнение политзаключенных с уголовными, был введен не с 1937 а с 1932 года.

Таких, мягко выражаясь, "несообразностей" в книге Ласковича очень много и не стоит их всех перечислять здесь. Выше мы привели только примеры. Однако не это главное. Главное в том, что описание всей обстановки, всех условий работы коммунистического подполья в Западной Белоруссии, и в частности самой Панковой, в основном не соответствуют действительности, а стремление автора во что бы то ни стало возвысить роль Панковой приводит к тому, что образ им созданный часто далек от оригинала. Применяемые автором ходульные фразы и описания только мешают раскрытию ее образа, а описание ряда "фактов" из жизни и деятельности партии дают читателю в корне неверное представление об этой деятельности. Приведу примеры для данной книги очень существенные.

На стр. 38-40 автор пишет о выступлении Панковой вскоре после ее первого приезда в Польшу на массовом предвыборном митинге в зале Кренгеля в Вильне, на котором - по словам Ласковича - "Панкова излагала программу "Змагання". - В действительности ничего подобного не было и не могло быть: а) такое выступление подпольщика от имени "Змагання" было бы преступлением по отношению к этой организации и партия (притом еще в Вильне) никогда бы на это не пошла; б) Панкова вообще не была митинговым оратором; в) Панкова знала тогда очень слабо польский язык, белорусский, конечно, в детстве знала, но потом ведь все время жила и училась в Москве и поэтому тогда в 1928 году не могла его знать настолько, чтоб выступать на собраниях пользуясь белорусским. Еслиб выступала на митинге, могла бы тогда говорить только по русски и каждый мало-мальски разбирающийся в обстановке понимает, что выступление от имени "Змагання" на русском языке, на открытом митинге, было исключено. Ласкович все это просто выдумал.

На стр. 26-29, в главе "Первое задание" читаем, что Роберт (т. е. член ЦК Максимовский) поручил Панковой написать реферат и что зада [52]ние это "Соня выполнила успешно", а составленный ею документ… под названием "Не дайте себя обмануть" (кстати: Ласкович не указывает, на каком языке он был написан) "был издан в подпольной типографии большим тиражом". На стр. же 31 читаем, что Соня "получила от Роберта новое задание: срочно подготовить статью о внутренней и внешней политике пилсудчиков". - Все это абсолютно невероятно. Панкова вообще не писала статей. Тогда, в 1927-28 году, сразу после ее приезда в Польшу, Панковой никто бы и не поручил таких заданий. А все приводимые Ласковичем подробности о том, как Соня прямо диктовала статью стенографистке (кстати: на каком языке?) прямо смешны. Если б даже писала статью, то никакой стенографистки тогда в Вильне никто из партработников не мог иметь.

Панкова не была теоретиком, была партийным практиком, ее величие заключалось в личном обаянии, в умелом подходе к людям, в уменьи быстро находить общий язык с товарищами из рабочей и крестьянской среды, в ее беззаветной преданности делу партии, в ее подкупающей простоте в отношениях с людьми. Стремление Ласковича представить Панкову в виде выдающегося руководителя умеющего без особой подготовки и статьи и доклады писать и речи произносить только мешает воссозданию ее образа.

На стр. 59 автор пишет, что на 1 съезде КПЗБ "Панкова с трибуны съезда называла имена коммунистов, ставших вожаками масс…". Да ведь это противоречит всем законам конспирации. Если б Панкова это сделала, ее бы из партии выгнали.

На стр. 41: "Сергей" (т. е. муж Панковой) "отроду назывался Овсеем Сосновским". - В действительности настоящие имя и фамилия "Сергея" Овсей Эпштейн; "Сосновский" - один из его партийных псевдонимов и Ласковичу это хорошо известно. Эта намеренная ложь безусловно не случайна.

На стр. 123 и след. автор описывает, как Панкову после ее ареста в 1928 [53] году били и истязали в дефензиве. - В действительности же, узнав от нее, что она беременна, ее не били. Знаю об этом точно от самой Панковой. Она мне лично говорила об этом еще будучи в тюрьме, когда я вместе с матерью приехал к ней на свидание.

На стр. 133 автор со многими подробностями пишет о том, как Соня после выхода из тюрьмы "летела на Завальную (в Вильне) увидеть Искру", т. е. сына, а на стр. 134 читаем, что прибыв на Завальную встретила женщину, которую сначала приняла за свекровь (т. е. за мать Овсея) и от нее будто бы узнала, что Искра с бабушкой уехали в Москву. - Тут снова нагромождение небылиц: а) мать Овсея несколько раз приезжала к Соне на свидания в пинскую тюрьму, один раз вместе со мной когда мы от нее забирали ребенка на волю, следовательно Соня свою свекровь хорошо знала (познакомилась с ней еще на воле, в 1928 году), и не могла принять за нее другую женщину; б) перед выездом в Москву с ребенком мать Овсея вместе с Искрой (т. е. сыном Сони) специально были у Сони на свидании, чтоб попрощаться и Соня еще до освобождения хорошо знала, что ни свекрови, ни Искры на Завальной нету.

На стр. 133: "Овсей отбывает свои девять лет. Его фамилию Соня прочла находясь в фордонской тюрьме, в списке осужденных по очередному массовому процессу…" - В действительности же Овсей никогда не был осужден польским судом на 9 лет, никогда не судился в массовом процессе. Единственный приговор на 4 года он получил в 1923 году, и то не в массовом процессе. Откуда же Ласкович взял 9 (девять) лет? Может быть он присовокупил здесь те 5 лет, которые Овсей безвинно провел в советских тюрьмах и лагерях?

На стр. 171 автор пишет о переживаниях Панковой в 1941-1942 году: "…А еще раньше, окольными путями до Софьи Сергеевны доходили слухи, что муж" (т. е. Овсей Эпштейн) "был осужден в 1937 году как провокатор и агент дефензивы. Тяжело, невероятно тяжело поверить в это. Но обстановка ведь сложнейшая была, запутанная, поди разберись, кто прав, кто виноват…" - И на этом автор фактически заканчивает [54] то, что пишет об одном из видных деятелей КПЗБ Овсее Эпштейне-Дубовском, ставшем одной из жертв ложных обвинений направленных против КПЗБ и КПП, самого близкого друга героини своей "документальной повести". А ведь Ласкович прекрасно знает, хотя бы из переписки с ее сыном Алексеем Панковым, мог узнать и из официальных источников, что Овсей Эпштейн (он же Матвей Дубовский) был официально реабилитирован в 1956 году. Трудно даже поверить, понять, как мог человек, считающий себя коммунистом, знающий, что представлял собой период называемый условно "1937 годом" (хотя бы по докладу Хрущева на ХХ съезде), знающий о реабилитации Эпштейна-Дубовского, написать такие никчемные слова, и то сейчас, через 18 лет после ХХ съезда (!), и на этом поставить точку. Неправда то, что Панкова знала о муже только "по слухам". Панкова все время поддерживала связь с семьей своего мужа, с его матерью, а с 39 года и с его сестрой Любовь Семеновной Эпштейн-Рудницкой освобожденной тогда, в 1939 году, из лагеря и в 1939 году, а также позже, приезжала к ним, как к своей семье. Далее: в начале войны Панкова вновь встретилась с мужем (его освободили в ноябре 1940) в Гомеле и пережитые им тяжелые незаслуженные испытания не помешали их близости. Кстати: на той же странице 171 у Ласковича проскальзывают слова: "…Следующее письмо - для мужа". Следовательно, Ласкович знал, что Панкова разобралась, а вот он сам, Ласкович, как видно до сих пор еще не разобрался. Здесь Ласкович фактически бросает тень не только на Эпштейна, но и на Софью Панкову, на всю КПЗБ и КПП.

На стр. 162-163 читаем: "Вне партии Панкова оказалась в связи с роспуском Крммунистической Партии Польши и ее составных частей - КПЗБ и КПЗУ в 1938 году, произведенном Исполкомом Коминтерна по ложному обвинению, будто в ряды ее руководящего состава проникла вражеская агентура. 18 лет спустя это обвинение, сфабрикованное разоблаченными затем провокаторами, было, как известно, снято". [55]

Кого Ласкович имеет в виду, говоря о "разоблаченных затем провокаторах? Сталина и его помощников? Ведь по сути в решении о реабилитации КПП ничего по этому поводу конкретно не сказано. Зачем же вводить читателя в заблуждение? История еще скажет свое слово по этому поводу.

Некоторые приемы автора свидетельствуют о том, что автор стыдится того, что муж Панковой был евреем. Он "тактично" об этом умалчивает, обходит этот вопрос стороной. Так же поступает во всем, что касается его семьи. Приличествует ли это автору,считающему себя интернационалистом?

На стр. 135 автор пишет, что Искра был переименован в Алексея в 1931 году "по решению бабушки, без ведома Сони". В действительности же переименование наступило не в 1931 а в 1939 году и именно по личному решению Сони. Зачем нужны были автору такие выдумки? Трудно понять.

Этим далеко не исчерпываются критические замечания о книге В. Ласковича. Думаю, однако, что сказанного выше вполне достаточно.

Книги о героическом прошлом КПЗБ, о таких ее деятелях как Софья Панкова очень нужны. И намерение издательства заслуживает всяческого одобрения. Но такие книги должны учить, должны помочь воспитанию молодых поколений; должны учить понимать прошлое не только ради прошлого, но и ради нынешнего дня и ради будущего. Книга же Ласковича дает искаженный образ фактов и людей. На такой книге учить нельзя. Поэтому издание ее в такой форме, и то еще массовым тиражом, надо считать серьезной ошибкой.

Стефан Бергман

бывший член Секретариата ЦК

КПЗБ; с 1945 г. редактор изда-

тельства "Książka i Wiedza"

- отдела классиков марксизма-ленинизма

Warszawa, 21 maja 1975 r.

 
Top
[Home] [Maps] [Ziemia lidzka] [Наша Cлова] [Лідскі летапісец]
Web-master: Leon
© Pawet 1999-2009
PaWetCMS® by NOX