Папярэдняя старонка: Улащик Н.Н. Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода

Аўтар: Улащик Н.Н.,
Дадана: 27-11-2014,
Крыніца: Улащик Н.Н. Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода. Москва, 1973.

Спампаваць

ОРГАНИЗАЦИЯ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ РАБОТЫ В СОВЕТСКОЙ БЕЛОРУССИИ

«БЕЛАРУСКІ АРХІЎ»

«МАТЭРЫЯЛЫ ДА ГІСТ0РЫІ МАНУФАКТУРЫ»

«ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО»

«ГІСТОРЫЯ БЕЛАРУСІ У ДАКУМЕНТАХ I МАТЭРЫЯЛАХ»

ОРГАНИЗАЦИЯ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ РАБОТЫ В СОВЕТСКОЙ БЕЛОРУССИИ

После революции публикация источников по истории Белоруссии сосредоточилась в Минске и делом этим занялись Институт белорусской культуры (Инбелкульт), а позже - Академия наук БССР. Первые издания, вышедшие в конце 20-х - начале 30-х годов, почти не отличались от дореволюционных, но в дальнейшем комплектование сборников стало производиться так, чтобы показать ход исторических событий в Белоруссии с марксистско-ленинских позиций, в частности, много уделялось внимания документам, отражающим классовую борьбу в деревне и городе в разные периоды.

Особенностью советских археографических изданий является то, что часть их прямо предназначается для семинарских занятий и вообще для учебных целей, поскольку в этом появилась настоятельная нужда в связи с созданием сети высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений, занимающихся изучением истории Белоруссии. Другой их особенностью является то, что в советских изданиях основное внимание сосредоточено на публикации документов советской эпохи.

Первая мировая война, а затем оккупация немецкими войсками в 1915 г. значительной части страны прервали и ту незначительную работу по истории Белоруссии, которая велась ранее. Архивы частично были эвакуированы на восток, но большая часть их осталась в оккупированной зоне. Не прошло и года после изгнания немецких оккупантов (конец 1918 г.), как началась война с белополяками, со времен которой войска Пилсудского дошли до Березины. Однако, как только осенью 1920 г. военные действия прекратились, страна принялась за восстановление хозяйства. Советское правительство нашло средства, чтобы создать и высшие учебные заведения, и научно-исследовательский центр. Осенью 1921 г. в Минске был открыт университет, первым ректором которого стал Владимир Иванович Пичета (1878-1947; ректор - с 1921 по 1929 г.). В начале 1922 г. в Минске создается центральное научно-исследовательское учреждение - Институт белорусской культуры. Реорганизованный в 1924 и 1926 гг., Инбелкульт стал базой для создания в 1929 г. белорусской Академии наук (сейчас - Академия наук Белорусской ССР). В реорганизованном Инбелкульте была создана Историко-археологнческая секция; Инбелкульт, а позже Академия: паук и стали центрами археографической работы республики.

Университет, как и Инбелкульт, создавались буквально на пустом месте. В городе не было ни специальных зданий, в которых могли бы разместиться научные учреждения, ни кадров, которые могли бы вести научную работу, пи научных библиотек; плохо подготовлена была к занятиям в университете и молодежь, пришедшая в это высшее учебное заведение. Но с первых дней деятельности университета в нем начали работать такие специалисты-историки, как В. И. Пичета, Н. М. Никольский, В. Н. Перцев, Д. Н. Жаринов [1], позже - А. Н. Ясинский, М. В. Довнар-Запольский. Университет с первого выпуска (1925 г.) стал давать кадры, принявшие вскоре участие и в археографической работе.

Основным деятелем в области археографии Белоруссии в 20-30-х годах стал Д. И. Довгялло (бывший председатель Виленской археографической комиссии).

В октябре 1925 г. Историко-археологическая секция Инбелкульта вынесла решение начать публикацию серии томов документов под названием «Беларускі архіў» (Белорусский архив) ; это решение в начале 1926 г. было утверждено руководством Института [2]. Практически в течение ряда лет публикация документов производилась Археографической комиссией, созданной в системе Инбелкульта. Комиссия эта не была учреждением в полном смысле этого слова, так как в ней числилось только два человека - председатель и секретарь. Комиссия всегда была чем-то вроде отдела при более крупной организации. История Комиссии следующая.

Первоначально руководство археографической работой в республике (Белорусской ССР. - Н. У.) было возложено на Историко-археологическую секцию Инбелкульта, созданную 24 января 1925 г. [3] 1 октября того же года Секция образовала в своем составе Археографическую комиссию, которой и была поручена археографическая работа [4]. Первым председателем Комиссии был М. В. Довнар-Запольский, секретарем - Д. И. Довгялло. Спустя педелю после своего создания, т. е. 8 октября 1925 г.. Комиссия подала в президиум Инбелкульта доклад, в котором настаивала на необходимости продолжения издания актов Литовской метрики и представляла список основных архивных фондов, вывезенных из Белоруссии [5].

В то же время 19 ноября 1925 г. Историко-археологическая секция Инбелкульта обратилась в Наркомпрос Белоруссии с предложением издать серию небольших сборников источников но истории Белоруссии для занятий со студентами в университете [6]. Предполагалось документы на латинском языке давать с переводом на белорусский, а все остальные - печатать на языке оригинала. Однако из намеченных 14 сборников в свет не вышел ни один, и фактически вся работа сосредоточилась в Археографической комиссии.

Осенью 1926 г. М. В. Довнар-Запольский уехал в Москву п руководство Комиссией перешло к В. И. Пичете, сама же Комиссия была причислена к кафедре истории белорусского права (которую возглавил В. И. Пичета) [7].

В отчете за 1928/29 г. (год начинался с октября) было отмечено, что Комиссия работала в составе секретаря - научного сотрудника, в 1928 г. переименованного в ученого специалиста. На издательскую деятельность Комиссии в 1928/29 г. было выделено 6300 руб. [8] К этому времени Комиссия издала два тома «Белорусского архива» и приготовила к печати том третий, в котором находились документы, относящиеся к истории Минска [9]. В перспективном плане Комиссии было намечено издавать каждый год по тому, и таким образом предполагалось, что в 1932/33 г. выйдет том 7-й Архива [10].

Кроме публикаторской в Инбелкульте велась источниковедческая работа. Так, руководитель кафедры всемирной истории в связи с историей Белоруссии А. Н. Ясинский опубликовал статью «Опыт критического изучения «Книги Данин» великого князя Казимира» и подготовил к печати статью «Начало образования Литовской метрики» [11], а Д. И. Довгялло подготовил к печати том филиграней, составленный им по материалам Литовской метрики [12].

«БЕЛАРУСКІ АРХІУ» [13]

Том первый Архіва - первого советского белорусского археографического издания - вышел в 1927 г. Большую часть его занимают материалы, заимствованные из могилевских архивохранилищ, переписанных под руководством Д. И. Довгялло, поэтому можно предположить, что подготовительные работы были сделаны во время пребывания (после переезда из Впльно в Могилев в 1915 г.) Довгялло в Мотплеве. Вторую (значительно меньшую) часть этого тома занимают документы, доставленные М. В. Довнар-Запольским, жившим в Минске с августа 1925 по осень 1926 г. Материалы эти были собраны Довнар-Запольским до революции в хранилищах Кракова (архив Чарторыйских), Варшавы, Москвы и Петербурга. Составителем и редактором всех трех томов Архива был Д. И. Довгялло; он же сделал заголовки u примечания и составил указатели.

Принцип комплектования тома первого Архива напоминает «Акты Виленской комиссии» или «Материалы» Витебского архива, т. е. в нем помещены очень разнообразные по содержанию документы (в первом разделе - документы панов-рады и сейма Великого княжества Литовского, во втором - дела «местных учреждений», говоря точнее - документы, относящиеся к истории Могилева, и в третьем - материалы о торговле и фршансах Великого княжества Литовского). Хронологически эти материалы охватывали конец XVI - начало XVII в.

Карл Божемский, рецензент первого тома Архіва, вообще не поскупившийся на замечания критического свойства, упрекнул редактора, что тот ведет работу по канонам Виленской комиссии [14], что в общем так и было.

Начало работ в области археографии в Белоруссии в советский период совпало с Первым (и единственным пока) съездом исследователей белорусской археологии и археографии, труды которого были затем опубликованы [15]. В работе съезда участвовало около 20 человек (упоминаются по фамилиям 15, но, кроме того, на заседаниях присутствовали К. М. Поликарпович, С. А. Дубинский и некоторые другие). «Працы» съезда не отличаются ни объемом, ни особым богатством содержания, и тем ие менее съезд подытожил результаты археологических работ, проводившихся г последние годы в Белоруссии и на Смоленщине (А. Д. Лявданский), определил наличие архивных фондов в том же районе, установил (недостаточно полно), куда были вывезены во время войны материалы различных архивов и музеев Белоруссии и где они находились в 1926 г. Кроме того, съезд заслушал доклады М. Б. Довнар-Запольского о белорусских материалах в хранилищах РСФСР и Польши и Д. И. Довгялло - о Литовской метрике. Доклад Довнар-Запольского, основанный на его дореволющюнных записях, не отличался полнотой, вернее содержал отрывочные данные. Доклад Довгялло о Литовской метрике в основном был посвящен истории образования этого архива. Съезд поднял вопрос о перевозе Метрики в Белоруссию (в Могилев. - Н. У.), на что в то время имелось принципиальное согласие правительства РСФСР.

Материалы, представленные Д. И. Довгялло, заимствованы им из двух хранилищ Могилева - Отдела рукописей Могилевского государственного музея (книга № 78) и Могилевского окружного отделения Центроархива (книги № 1 и 2); впрочем из архива заимствованы лишь два документа. В связи с этим легенды тома предельно кратки: в документах из музейной рукописи местонахождение и номер книги названы лишь в первом и последнем акте, а в остальных - только листы рукописи, в архивных - дана ссылка па архив и номера книг.

Все представленные Довгялло материалы происходят из Могилева, поэтому непонятным является то место из его предисловия, в котором он говорит, что «ценность этого материала увеличивается тем, что он происходит из бывшей канцелярии Великого княжества Литовского, так называемой Литовской метрики» [16].

Все документы напечатаны только на языке оригинала без перевода (на белорусском, польском и латинском языках), однако правила публикации в различных разделах неодинаковы: к документам, писанным по-польски и помещенным в разделе первом, редактор дал изложение содержания на белорусском языке, тогда как ко всем остальным актам на польском или латинском языках подобного изложения нет.

Редактор издания стремился к буквальной передаче текста, т. е. давал некоторые слова в сокращении («мца», «млтивого», что значит «месяца», «милостивого»), часто оставлял слова слитно с предлогом или вообще давал вместе два отдельных слова (вцелости, передомною и т. д.). Однако в издании расставлены знаки препинания (о чем в предисловии не сказано), а в связи с этим заменены, где это было необходимо, строчные буквы на прописные. По правилу, не оговоренному редактором, он нигде не ставил в конце слов «ъ», сохранив его, однако, в середине слова (моцъю, здоровъе), но в некоторых случаях знак «ъ» заменялся апострофом (з'ехавшы) (стр. 80, 81).

В конце тома приведены указатели именной, географический и предметный на языке оригинала, но все слова в них расположены по русскому алфавиту, и поэтому, например, после названия «Великая Струга» идет «Wielino». В географическом указателе обычно есть лишь название реки пли населенного пункта без указания, в каком воеводстве или повете они находились (Верцелишки, озеро; Дубница Великая, деревня и т. д.).

В предметном указателе имеются названия предметов без пояснения, что это такое (гаковница, выдзер, бровар и т. д., стр. 254, 255).

Недочетом издания является то, что, публикуя документы, уже не раз издававшиеся (например, о волнениях в Могилеве в 1606-1610 гг.), редактор не давал справки, где они были ранее напечатаны.

Публикации предпослано предисловие. Рецензент «Атенеума» отметил, что оно очень похоже на те, которые писались редакторами Виленской археографической комиссии. В этом он, однако, неправ, так как ни по своим размерам (20 страниц), ни по содержанию оно не напоминает тех гигантских предисловий, автором которых был, например, Ю. Ф. Крачковский. Предисловие к тому первому имеет характер исследовательский и посвящено главным образом датировке и значению документа № 1, доставленному М. В. Довнар-Запольским из архива Чарторыйских в Кракове. Однако упрек, брошенный Божемским относительно неправильного определения положения ряда имений, подаренных панами-радой Сигизмунду-Августу, верен: Гераноны и Шерешево, которые Довгялло отнес к Жемайтии, в действительности находились в Западной Белоруссии, Пуни - не в Жемайтии, а в Восточной Литве, Кнышин и Тыкотин - не на Украине, а в Подляшье (т. е. в теперешней Польше) и т. д. (стр. 358 рецензии). В общем же первый советский том публикаций был сделан на высоком уровне и дал для исследователей ряд интересных документов, неизвестных ранее ученым.

Второй том является вершиной редакторской и источниковедческой деятельности Д. И. Довгялло. В нем помещены материалы шестнадцатой книги записей Литовской метрики, содержащей акты Витебского и Полоцкого гродских судов за 1530-1539 гг. (хотя на самом деле среди них оказалось 11 актов за более ранний период).

Предисловие к тому краткое, но оно содержит обстоятельное палеографическое описание книги и тщательный источниковедческий анализ ее содержания. По своему содержанию книга, в которой находились акты провинциальных судов, никак не походила на другие книги Метрики, поскольку в них помещены только документы, исходившие из государственной канцелярии или же поступавшие туда.

Проанализировав материалы книги, Довгялло выдвинул такую гипотезу о ее происхождении: когда Ян Глебович был витебским воеводой (1530-1532 гг.), воеводский писец вел «для памяти» записи о различных делах, а также «выроки» и «декреты» (решения) воеводы, его заместителя и судей. В 1533 г. Глебович стал воеводой полоцким и при переезде на новое место перевез с собой и дела Витебской канцелярии. В Полоцке (1533-1539) все делалось, как и в Витебске, и таким образом архив увеличивался. При переезде Глебовича в Вильно воеводский архив попал туда же, где и был внесен в дела Метрики. Подсчитав количество актов за разные годы (за 1533 г., например,- 149 актов, за 1535 г. - 14 и за 1537 г. - всего 2), Довгялло пришел к выводу, что это только «фрагменты созданных когда-то книг судовых и вечистых записей воеводской канцелярии» [17]. То обстоятельство, что вся книга Метрики переписана одной рукой и на одинаковой бумаге, дало основание Довгялло заключить, что книга является копией и что переписчик, готовясь переписывать разрозненные акты в книгу, не сумел разложить документы в хронологическом порядке, а в некоторых случаях не сумел вообще определить дату создания акта и поэтому переписал их недостаточно последовательно [18].

Во втором томе все акты идут в том порядке, в каком они находились в книге, и поэтому в ряде случаев последовательность хода документов нарушается.

Публикуя этот том, редактор руководствовался правилами, выработанными до революции Археографической комиссией для издания документов, иначе говоря, правилами, которые применял в своих публикациях И. И. Лаппо, хотя и не всегда последовательно. Так, в тексте сохранены «іа» и «lа» (вместо «я», «Я»), но вместо малого юса применяется тоже «я». Сохранено …, но … заменено «у», так как в типографии не оказалось знака … встречается …, раскрыты все титла; буквы, находившиеся над строкой, внесены в текст, сокращенно написанные слова переданы полностью, причем вставленные редактором буквы взяты в квадратные скобки, предлоги даны вместе со словом. Стремясь передать текст как можно ближе к оригиналу, Довгялло во всех случаях, когда слово заканчивается твердой гласной, ставил «ъ», а поскольку этого знака во многих случаях не было, то издание пестрит буквой «ъ», поставленной в конце слов в квадратных скобках.

В общем том был издан на таком уровне, что Рышард Меницкпй, гораздо более склонный замечать в советских изданиях недочеты, чем достоинства, высоко оценил это издание, отметив лишь как наиболее существенные недочеты недостаток примечаний под строкой и критических замечаний, а также отсутствие единообразия при передаче текста [19]. Понятно, что Меницкий не был бы Меницким, если бы не сказал, что Витебское и Полоцкое воеводства - это пограничные восточные окраины (kresy) Речи Посполитой [20].

Гродские суды вели почти исключительно дела о владении землей. Естественно, что в опубликованном томе всего больше актов относится именно к этому вопросу, причем они касаются самых разных слоев населения: крестьян, мещан, всякого рода замковых слуг - панцирных, путных, конюхов, псарей и пр. Гораздо меньше в томе документов, относящихся к наследству,, завещаниям, актов о разводах, воровстве, убийствах.

Том третий носит отчетливые следы резких изменений в деле публикации источников, происходивших в то время. Обложка к титульный лист расходятся как в дате, так и в названии (на титульном листе год издания 1930-й и название «Беларускі архіу. Том трэці», а на обложке - год 1931-й и название: «Менскія акты. Выпуск першы»). Явно, что вместо серии «Беларускі архіу» было задумано издание новой, относящейся к истории г. Минска, а на самом деле, на Актах публикация подобного рода вообще прекратилась. В самом конце тома третьего написано, что его укомплектовал, датировал документы, написал примечания и сделал указатели «научный специалист по археографии Белорусской Академии наук Д. И. Довгялло».

Как показывает название, том этот посвящен Минску, но не в самом узком значении этого понятия, потому что в судебных актах упоминаются также и довольно отдаленные окрестности города. Все документы напечатаны на языках оригинала (белорусском, русском, польском и латинском). Перевода или изложения содержания документов на латинском и польском языках нет. Издан том третий по сравнению со вторым упрощенно - нет букв …, нет скобок, в которые были заключены в томе втором пропущенные буквы, в ряде случаев слова даны в сокращении («млти», «гдря», т. е. «милости», «господаря»; стр. 58, 59), нет примечаний, хотя без них некоторые места остаются неясными [21]. Заголовки сохранены те, которые были в оригинале, если же там их не было, то редактор писал сам, но в оглавлении имеются еще пространные заголовки, причем они нигде не совпадают с заголовками текста, даже в том случае, когда заголовок текста тоже написан редактором.

Основная масса документов, помещенных в томе третьем, заимствована из фондов Литовской метрики (книги Записей и Судных дел, ЦГАДА) и Минского истпарта, а также из дел Разрядного стола (ЦГАДА), фонда министерства земледелия (очевидно, из ЦГИА в Ленинграде) и Минского исторического архива. Часть документов (очень небольшая) ранее была опубликована, о чем сообщается лишь в заголовках, помещенных в оглавлении. Однако список изданий, откуда были заимствованы материалы для тома третьего, не всегда полный. Например, публикуя привилей, выданный Минску в 1499 г. на магдебургское право, редактор отметил, что привилей ранее был напечатан в «Актах Западной России» и «Русской исторической библиотеке», тогда как он был напечатан еще и в некоторых других изданиях.

Всего в томе помещено 245 актов [22], да период с 1494 по І791 г., из которых 122 относятся к ХМІ в., 65 - к XVIII, 51 - к XVI и 7 - к концу XV. По числу актов (70) на первом месте материалы, касающиеся цехового строя Минска. Здесь находятся уставы различных цехов, протесты и судебные дела цеховых против деятельности ремесленников нецеховых, «реестры» о приходах II расходах цехов, договоры мастеров с челядниками, жалобы членов цехов друг на друга и на посторонних, решения цехов но этим жалобам, а в самом конце тома (стр. 357-392) находятся фрагменты из «книги нечистых дел» сапожников за 1666-1780 гг. Содержание книги - самого пространного документа, помещенного в томе, очень однообразно. Книга состоит из кратких записей цеха о том, кто из учеников закончил обучение у мастеров, в связи с чем устраивал для членов цеха (об этом далеко не во всех записях) «коляцыю» (ужин), вносил в цеховую «скрынку» (кассу) определенную сумму денег и т. д.; в других же случаях определялись условия, на которых бывший ученик проработает еще у своего хозяина [23].

Другую компактную группу (№ 116-152) составляют документы, писанные на русском языке и исходившие от командующих русскими отрядами, находившимися в Минске, а также царские указы, челобитные минских мещан и шляхты и пр. за 1655-1660 гг. Документы эти показывают, в каком состоянии находились укрепления Минского замка, как разорен был в то время весь край, какие происходили выступления крестьян Минщины против шляхты и пр.

Значительное место занимают разного рода привилеи, данные великими князьями литовскими и королями нольскими городу в целом (привилеи на магдебургское право, на открытие ярмарок и т. д.). Ряд привилеев и другого рода документов был выдан частным лицам, а также церквам и монастырям.

При чтении оглавления тома третьего вызывает недоумение нумерация актов. Между № 20 и 21 находится 47, между 32 и 33 - 45, между 74 и 75 - 88 и т. д. Очевидно, все это было объяснено в предисловии, но так как предисловия нет, то читателю предоставляется разобраться в этом самому. Чтобы было яснее, добавим, что в тексте документы идут своим порядком в хронологической последовательности. При проверке нумерации актов в оглавлении видно, что в ряде случаев один и тот же номер повторяется дважды, а № 198 встречается четыре раза, тогда как на самом деле под таким номером напечатан лишь один акт. Почему же редактору понадобилось вносить такую путаницу?

Дело в том, что во многих случаях при подборе материалов попадались не сами оригиналы привилеев или других видов источников, а их списки, занесенные в актовые книги, или же подтвердительные грамоты на акты, выданные иногда десятки лет назад. При выдаче подтвердительного акта, или занесении акта, который подтверждался, в книги он переписывался слово в слово, с указанием даты, когда был выдан первоначально, а затем лицо, переписывавшее его, ставило свою дату. Таким образом, в документе, если он подтверждался (конфирмировался) один раз, было две даты, если же происходили последующие конфирмации, то каждый раз добавлялась новая. Учитывая это, редактор решил дать в оглавлении ссылки на все даты документа, т. е. сначала дается первоначальное заглавие документа и ставится дата его выдачи, затем даты конфирмации (или конфирмаций) с соответственным изменением заглавия [24] и, наконец, последний подтвердительный акт с последней датой (содержащий, однако, и первоначальный текст документа). При таком положении становится понятно, почему ряд актов был вставлен в документы, порядковые номера которых были значительно меньшими, и почему при наличии одного документа номер его повторялся по нескольку раз [25]. Впрочем, из этого правила есть исключения (возможно, это просто результат недосмотра). Документ JN» 26 был написан в Полоцке 9 сентября 1579 г., а «до книг канцелярии вписан» 5 марта 1625 г. Вопреки принятому правилу он помещен в сборнике не под 1625, а под 1579 г.

При всех недочетах и даже странностях издания «Менскія акты» представляют очень большую ценность. Это единственное для Советской Белоруссии издание, в котором составитель попытался путем подборки документов за определенный отрезок времени дать материалы для истории города, столицы республики.

«МАТЭРЫЯЛЫ ДА ГІСТОРЫІ МАНУФАКТУРЫ»

Очевидно, когда еще печатался том третий «Беларускага архіва», было решено начать издание новой серии, содержание которой не имело ничего общего со всем изданным ранее. Задуманная серия была целиком посвящена истории промышленного развития Белоруссии в феодальную эпоху, а поскольку в тот период фабрик было очень немного и наиболее типическим видом промышленного предприятия являлась мануфактура, то серия и получила название «Материалы к истории мануфактуры в Белоруссии в эпоху разложения феодализма». Издание это было осуществлено в двух томах (первый вышел в 1934, второй - в 1935 г.) [26]. Это была одна из первых попыток публикации материалов, посвященных истории промышленного развития определенного района страны [27].

Документы для новой серии были отобраны главным образом в архивах [28]. Основным хранилищем, откуда издатели почерпнули документы, были архивы Ленинграда. Так, для тома первого они отбирались в фондах генерал-прокурора Сената, Главного управления мануфактур. Департамента мануфактур и внешней торговли, II Департамента министерства государственных имуществ, Мануфактур-коллегии, Первой экспедиции Сената. Кроме того, были использованы материалы из Архива Академии наук СССР, Витебского и Могилевского отделений Центрального архива Белоруссии (фонды канцелярии губернаторов).

Архивы Вильно и Гродно, а также архив Радзивиллов (возможно, содержащий самые богатые данные о белорусских мануфактурах XVIII в.) были в то время недоступны.

Публикуя свои издания, редакция не обольщалась относительно полноты собранных в них документов. В предисловии пли, говоря точнее, во «вводных пояснениях» (именно так назвал автор свое краткое предисловие), сказано, что, хотя устав фабрично-заводской промышленности и требовал, чтобы владельцы предприятий каждый гад доставляли подробные сведения о своих «фабриках» (в какой губернии и уезде находится; фамилия владельца, вид изделий, вид двигателя, число рабочих, своих и иностранных, места сбыта и пр.), однако в Архиве министерства финансов подобных данных нет. Остались лишь черновые, оттиски в канцеляриях губернаторов, да и то не все (стр. IX). При таких обстоятельствах редакция все же подобрала довольно значительноё количество материалов. Во «вводном пояснении» сообщается, что в том первый вошло лишь около четверти собранного материала. Так как объем второго тома почти не превышает объем первого, то очевидно, что в двух томах опубликована примерно половина подготовленных к печати сводок.

Для тома второго материалы отбирались в тех же фондах, что и для первого, но небольшая часть документов получена из Рукописного отдела Библиотеки Академии наук СССР и из Днепропетровского архива (фонд Екатеринославского наместничества; документы о переводе мануфактур из Белоруссии в Южную Украину).

Документы размещены в хронологическом порядке, и поэтому они не сгруппированы ни по губерниям, ни но видам производства. Но вместе с тем не совсем выдержан и хронологический принцип, так как под одним номером обычно идет целая группа документов, датированных разными, хотя и близкими годами. Так, например, док. № 1 первого тома озаглавлен: «Мануфактуры Минской губернии 1796-1802 гг.», а в этой группе есть семь документов:

1) рапорт Минского губернского правления от 19.ІІІ 1797 г.;

2) ведомость о мануфактурах за 1796 г.; 3) заявка Мостоцкой;

4) отношение минского губернатора Корнеева от 16.XI 1800 г.;

5) рапорт Минского губернского правления от 29.VII 1802 г.;

6) рапорт Минского губернского правления от 15. I 1802 г.;

7) справка Мануфактур-коллегии от З.ХП 1803 г. Есть группа, содержащая 29 различных документов.

Основную часть материалов, помещенных в томе первом, составляют разнообразные сводки и документы (письма, отношения), касающиеся мануфактур и мелких ремесленных предприятий. Среди них всего больше об отдельных мануфактурах (например, о стекольной «фабрике» в Уречье, о полотняной в Гомеле), есть также сводки (ведомости) о мануфактурах в отдельных городах (в Слониме, например), есть сводки о наличии мануфактур в уездах (Волковысском), есть, наконец, по целым губерниям (Минской, Могилевской и т. д.), есть сводная ведомость о наличии суконных мануфактур во всей Белоруссии и список владельцев мануфактур по отдельным губерниям Белоруссии.

Сведения, содержащиеся в ведомостях, очень различны. Например, в «Ведомости но Минской губернии о фабриках и мануфактурах 1796 г.» есть данные о том, кому принадлежат предприятия, сколько и какого товара там вырабатывается, на какую сумму и где продаются эти изделия. Так, шляпы, выделываемые в Минске, сбывались па месте, тогда как поташ шел едва ли не весь за границу - в Кенигсберг [29]. В ведомости о Могилевской губернии содержатся данные о времени основания предприятий и характере изделий. О золотошвейной фабрике Зорича в Шклове сообщается, что там «вышиваются в пяльцах камзольные штуки золотом, серебром и разными шелками, кои составляют каждый дамские платья и поясы... Цена самой хорошей и нежнейшей доброты но 9, 10 и 12 руб. одна штука. Употребляется на домашние надобности» [30].

Среди документов о суконной мануфактуре в Шклове есть письма Г. Р. Державина (который был главным попечителем Шкловского имения) за 1801 г. Шкловское графство императрица после присоединения Белоруссии к России отдала Зоричу, который создал в Шклове ряд мануфактур. Живя роскошно и безалаберно, Зорич наделал массу долгов и разорил крестьян. Его наследник генерал Д. Г. Нерончич назначил управляющим имением Горденина, который обещал поднять доходность и выплатить долги. Через полгода другой администратор, Лаппо, писал, что Горденин, «наблюдая больше свою пользу, нежели исполнение инвентаря, от судебного места опекуном выданного, по единственной своей воле распоряжается крестьянами и доводит оных до крайнего разорения в противность контрактам и инвентаря». Горденин даже выловил рыбу в озере и истребил дичь в пуще [31]. И хотя Державин обвинил Лаппо в ябедничестве, но, безусловно, большая доля правды в «записке» Лаппо была.

В т. I помещен ряд ведомостей о состоянии винокуренного производства в уездах Могилевской губ. на начало 20-х годов XIX в. Ввиду того, что в статистические таблицы сведения о винокуренном производстве обычно не попадали, такие данные представляют большой интерес, тем более что винокурение в экономике Белоруссии в XVIII-XIX вв. играло очень большую роль. В ведомости о винокурении в Рогачевском уезде за 1826 г. есть даже данные о числе душ в каждом имении, где была винокурня, затем показатели о выходе продукции и сведения, сколько водки потребляется в губернии и сколько вывозится за ее границы [32].

Кроме ведомостей и разного рода писем и «записок», в «Матэрыялах» помешены сводки о числе жителей в Минской губ. на 1797 г. (по пятой ревизии) и ведомости о числе жрітелей в пяти губерниях (Минской, Могилевской, Витебской, Виленской и Гродненской) за 1812 и 1816 гг. (по шестой и седьмой ревизиям), авт. ГІ - по девятой (1851 г.).

Сводка за 1797 г. содержит данные о числе жителей но всем уездам (тогда в Минской губ. их было 10) и но относительно крупным группам - в разрезе социальном. Начинается сводка с наиболее обеспеченной части дворян - владельцев дедичных (наследственных) имений, арендаторов и владеющих имениями по закладам. Затем идут купцы, христиане и евреи; мещане, христиане и евреи; крестьяне государственных, помещичьих, поиезуитских, старостинских, духовных имений; лица духовные (православные, католики, униаты). После них следует группа, названная «Пользующаяся правом дворянства шляхта: во дворах служащая, живущая на владельческой земле и околичная, живущая на собственной земле, крестьян не имеющая». И в конце - «разных наций вольные люди», находящиеся в богадельнях, сироты п татары.

Эта весьма полная и достоверная ведомость ценна тем, что содержит данные раздельно о дворянах, владеющих землями и крепостными (или по крайней мере арендовавших такие имения) и шляхтой, не имевшей крепостных, а в большей части и земли.

Сводки за 1812 и 1816 гг. были очень неточны [33], так как при шестой и седьмой ревизиях население Белоруссии и Литвы было учтено очень плохо. Достаточно сказать, что к 1830 г., когда укрывшиеся при седьмой ревизии были в основном выявлены, то оказалось, что в 1816 г. (год проведения седьмой ревизии) по Виленской губернии (включавшей в то время почти всю Литву и некоторую часть Белоруссии) не было зарегистрировано в свое время 128 612 душ мужского иола (не говоря о тех, кто с 1816 по 1830 г. умер), что составило почти четвертую часть всего населения губернии. Поэтому, чтобы иметь относительно верные данные о числе жителей в Белоруссии и Литве по седьмой ревизии, следует пользоваться не теми данными, которые помещены в «Матэрыялах» и которые представляют собой данные, собранные в 1816 г., а взять сводку 1830 г., содержащую наиболее просвещенные данные о количестве жителей на 1816 г. Что касается данных шестой ревизии, которая производилась накануне войны 1812 г. и не была закончена, то они для Белоруссии и Литвы вообще непригодны, так как учет в то время был сделан неполно.

Кроме сводок о населении в т. I помещена ведомость о городах, говоря точнее - о количестве жителей в городах на 1825 г., а на 1833 гг.- в городах и местечках Белоруссии. К этим данным тоже необходимо отнестись весьма критически, уясняя - кого при этих переписях относили к городским жителям, а кого - нет (в 40-е годы, например, к мещанам уездных городов приписывали крестьян, освободившихся от крепостной зависимости и никогда, ни раньше, ни позже не живших в городах).

Как ведомости, так и различные канцелярские отношения, напечатанные в т. I, представляют собой документы, довольно случайные, что не должно, однако, вызывать удивления, поскольку изучение вопроса о промышленности в то время еще только начиналось и многим вообще казалось, что никакой промышленности в Белоруссии перед крестьянской реформой 1861 г. не существовало. Подобрать подобный материал было трудно, так как архивы Литвы, Западной Белоруссии и Польши оставались недоступными.

Материалы в серии помещались о пяти губерниях, а позже 1843 г., когда была образована Ковенская губ., составители нередко включали в свои сборники данные и по этой губернии, хотя Ковенская губерния к Белоруссии не имеет почти никакого отношения (небольшое количество белорусского населения жило в северо-восточной части Ковенской губернии).

Почти все документы т. I написаны на русском языке, но есть на польском, немецком и французском, один же документ написан польскими буквами, но на языке, состоящем из смеси польского, белорусского и русского, хотя официально, видимо, числилось, что он написан по-русски польскими буквами (если переписать эти тексты кириллицей, получим следующее: «чвартого сорту; майстров тепер для несбыта сукна; работники усякие» и т. д.).

Корректура обоих томов плохая, постоянно встречаются грубые опечатки. Например, в сводке о числе жителей в Минской губ. (стр. 6) вместо «Вилейский уезд» напечатано «Виленский». В томе находятся и материалы, не имеющие отношения к теме как территориально, так и тематически. Например, док. № 45 представляет собой годовой баланс приходов и расходов по государственному Горы-Горецкому имению за время с 1 июня 1828 по 1 нюня 1829 г. В нем подробно перечислены статьи дохода и расхода за год, но к истории мануфактур он не имеет отношения. В обоих томах масса материала, относящегося к Литве.

Как отмечалось, развернутого предисловия к т. I нет, есть лишь «вводные пояснения» на двух страницах. Автором их, очевидно, был Д. И. Довгялло, так как почти весь текст «Пояснений» касается археографической стороны издания, а поскольку в издании тома участвовали только В. К. Щербаков и Д. И. Довгялло, то можно считать как достоверное, что об археографической стороне написал Д. И. Довгялло. В «Пояснениях» сообщается, что «разыскание материалов, их компановка и подготовка к печати, а затем корректура при печатании и составление указателей сделаны трудами ученого специалиста археографии Белорусской Академии наук Д. И. Довгялло».

Что составителем тома был Д. И. Довгялло, подтверждает и ответственный редактор обоих томов В. К. Щербаков в своем предисловии к т. II [34].

В предисловии к т. II В. К. Щербаков не только дает общую характеристику публикуемых материалов, определяет их значение, научное и политическое, но пытается как бы изложить историю белорусской мануфактуры. Естественно, что спустя много лет недочеты этой работы, написанной к тому же явно в большой спешке, видны очень отчетливо. Сейчас, когда вопрос о мануфактурах разрабатывается в специальных монографиях, указывать на изъяны не представляет труда, но нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство: ответственный редактор публикаций относился к своим источникам с доверием, граничащим с наивностью. В разделе, касающемся развития торговли в Белоруссии накануне войны 1812 г., Щербаков говорит о неравномерности развития торговли в разных губерниях, ссылаясь на сводку, согласно которой в Могилевской губ. числилось 1117 купцов, а в Гродненской - 16. Исходя из числа купцов, а также рассчитав по сумме сбора с них, какой это составляло процент капитала, он определил и то - какими капиталами располагали все купцы Белоруссии, сколько приходилось в среднем на одного. По этим расчетам выходило, что в среднем белорусский купец имел по 250 тыс. руб. [35] Очевидно, у Щербакова не возникло даже сомнения в достоверности публикуемых цифр, хотя огромная разница в числе купцов в двух губерниях должна была насторожить, а расчет о средних размерах капитала на купца в 1812 г. показаться неестественно большим даже неспециалисту, тем более что Белоруссия всегда была районом мелкого капитала при наличии огромного количества «капиталистов». Встречаются в томе и такие ошибки: владельцем Уречской мануфактуры назван Моджарский [36], тогда как она принадлежала Радзивиллам.

По сообщению редактора, т. I «Матэрыялов» уже ко времени выхода в свет второго стали широко пользоваться как историки-исследователи, так и преподаватели на семинарских занятиях. Этому вполне можно доверять, если учесть новизну материалов и значение, которое им придавалось в то время (когда все усилия страны были сосредоточены на индустриализацию).

В качестве важнейшего недочета т. I рецензент «Матэрыялов» указывал на то, что в издание была включена масса документов не о мануфактурах, а о ремесленных мастерских [37]. Признав этот упрек, редактор поместил, однако, и во втором массу материалов о чисто ремесленных предприятиях. Можно думать, что это получилось не столько от неумения отличить ремесло от мануфактуры, сколько от состояния источников. Составители первичных источников называли заводами и фабриками не только мастерские, где работал один владелец, но и конские заводы. При таком положении, чтобы отобрать материал исключительно о мануфактурах, издателям пришлось бы кромсать имеющиеся отчеты и ведомости. Поэтому публикация полных по возможности сводок представляется гораздо более целесообразной, чем выборочная, при которой часть материалов, касающихся мануфактур, может не попасть в публикацию.

Т. II разделен на две части, первая из которых называется «Таблицы» (на самом же деле таблиц там очень немного, так как место в основном занято перепиской, относящейся к организации и состоянию ремесленного и мануфактурного производства). Как и в т. I, в т. П материал расположен группами или кустами, где под одним номером помешен ряд документов, относящихся к одному и тому же промышленному предприятию или к определенной территории.

Сводных таблиц, охватывающих все основные виды производства и всю территорию Белоруссии, в томе имеется четыре, из которых три (за 1846, 1852 и 1854 гг.) перепечатаны из «Журнала мануфактур и торговли», а за 1850 г. - из книги П. Крюкова [38]. Графы в этих таблицах далеко не одинаковы, а, кроме того, в них не указано, какие из предприятий (вернее говоря, чьи) попали в эти сводки. Судя по размерам (сумме) выпускаемой продукции, это были самые крупные заведения, но и притом принцип отбора остается неясным, тем более что винокуренное производство ни в одну из этих таблиц не попало. В особенности неполна таблица за 1850 г., в которой по отдельным предприятиям или не указана сумма производства, или нет числа рабочих и т. д.

Наиболее полной и достоверной представляется таблица за 1857 г. (заимствованная из фонда Департамента мануфактур и торговли), где по каждому виду производства (шерстяное, полотняное, ковровое и т. д.) показано количество предприятий, число рабочих на них, количество выпущенной продукции и стоимость товаров. В эту таблицу и в самом деле включены главным образом мануфактуры, хотя есть и совсем маленькие ремесленные мастерские (шляпных «фабрик» в Минске 3, на них работало 8 человек, сумма производства 1927 руб., красильня 1, рабочих 3, сумма производства 145 руб. и т. д., стр. 102, 103). Однако таких мастерских в таблицу попало мало.

За исключением данных, помешенных в этих сводных таблицах, губернии Минская, Гродненская и Виленская больше ни разу не упоминаются, а так как названные таблицы занимают в книге очень немного места, то основная часть ее отведена материалам Восточной Белоруссии, говоря точнее - Могилевской губернии. Из 28 групп документов, находящихся в первой части, 16 касаются губерний Могилевской, 5 - Витебской, а на три остальные отведено 7 (из них одна сводка о числе жителей по девятой ревизии). Однако ведомостей, в которых находятся сведения о всех уездах Могилевской губернии, мало. Например, в док. № 62, который озаглавлен «Мануфактуры Могилевской губернии», на самом деле есть данные лишь по 6 уездам из 12, и часть помещенных там материалов касается ремесленных предприятий. Но чаще встречаются таблицы, в которых помещены сведения лишь по нескольким уездам (Рогачевском и Могилевском). Наиболее полные из сводок, помещенных в «Таблицах», т. е. содержащие данные по всей губернии, относятся к 1854, 1856, 1859 и 1861 гг. Все они заимствованы из архива канцелярии губернатора. В них находятся сведения о предприятиях, находящихся как в городах, так и в помещичьих имениях (за исключением винокуренных).

Содержащиеся в губернских сводках данные можно критически проверить, если не все, то хотя бы часть. Прежде всего это касается сведений о кожевенном производстве.

Могилев еще в XVI в. был известен как крупнейший в Белоруссии центр кожевенного и скорняжного производства. Специализация эта сохранилась и в XIX в., и поэтому в сводках о промышленности Могилевской губернии всегда участвуют показатели о кожевенном производстве. Эти данные представляют тем большую ценность, что везде называются имена и фамилии владельцев и поэтому у нас есть возможность посмотреть, какие изменения произошли в судьбе «заводчиков», хотя бы и за очень небольшой отрезок времени. По сводке 1854 г. в Могилеве находилось 70 кожевенных «заводов», в большинстве которых работало по одному человеку: владелец и мастер в одном лице. Почти половина этих «заводчиков» давали продукции менее чем на 100 руб. в год и лишь Роман Азаревич вырабатывал продукции на 2000 руб. [39]

В 1856 г. кожевенных предприятий числилось уже 76, 17 «заводчиков» вырабатывали продукции менее чем на 100 рублей; в 1859 г. мастерских было 96, причем продукция Романа Азаревича оценивалась в 3500, Кармазина - в 3100 и Черняка - в 2600 руб., и в то же время 27 предприятий давали продукции на сумму свыше 1000 руб. [40]

Если принять эти цифры, то окажется, что в Могилеве за пять лет количество кожевенных предприятий увеличилось в полтора раза, а сумма выработки - еще больше, что весьма маловероятно, потому что подобных темпов не знала ни одна отрасль производства. Гораздо более вероятным кажется, что в 1854 г. учет мастерских был поставлен хуже, чем в 1859 г., а суммы производства владельцами предприятий сильно занижались.

Из сказанного следуют по крайней мере два вывода: во-первых, что включенные в сводку в качестве «заводов» предприятия, па которых в лучшем случае, кроме хозяина, работал еще один человек, никак под эту рубрику не подходят; а, во-вторых, что из имеющихся ведомостей всего больше доверия заслуживает сводка 1859 г.

В общем, ряд предприятий и видов производств, помещенных в «Таблицах», при изучении положения мануфактуры придется исключить, что нисколько, однако, не снижает ценности этих данных, показывающих размеры производства, но не мануфактурного типа.

Настоящие мануфактуры в губернии были, были даже и фабрики, на которых имелись паровые машины и работали сотни рабочих, но их было очень мало. В 1854 г. на бумажной мануфактуре помещика Гурко работал 261 человек и производство давало продукции на сумму свыше 27 тыс. руб. в год. Железоделательный завод Бенкендорфа в Старинках давал в 1859 г. продукции на 240 тыс. и на нем работало около 700, человек; в 1852 г. сахарный завод помещика Цехановецкого, работавший в фольварке Чернявка, давал продукции на сумму 3-4,5 тыс. руб., в 1852 г. на поташе Любомирского в фольварке Сарматском вырабатывали поташа на 3,5 тыс. руб. [41] Предприятия такого типа были очень немногочисленны. В общем же при отсутствии данных по Центральной Белоруссии и особенно Западной картина промышленного развития в предреформенный период, если пользоваться только данными «Матэрыялов», будет до крайности неполной и неверной.

В части второй т. II должны находиться (согласно заголовку) документы по организации мануфактурного производства и сводка о состоянии промышленности за 1793-1861 гг., но фактически данные имеются и за 1864 г.

В действительности, же здесь помещено несколько таблиц о судоходстве по Западной Двине и вообще имеется немало материалов, не имеющих отношения к мануфактурам.

Таблицы, помещенные в части [42], хотя и находятся не на месте, представляют очень большой интерес, так как показывают, на каких судах в течение 1810-1829 гг. перевозились по Западной Двине грузы и какими были эти грузы. Можно лишь пожалеть, что в эти сводки не попало число работавших па судах рабочих и что они (сводки) составлены не по одной форме. В «Генеральной ведомости о судоходстве в Витебской губернии» за 1810-1827 гг. показано, какое количество прошло в эти годы мимо Витебска барок, полубарок, шкутов и лодок, а также «количество знатнейшей клади» на них (зерна, муки, льна, льняного семени, пеньки, поташа и т. д.). В другой сводке под названием «знатнейшей клади» перечисляется гораздо больше различных товаров. Кроме того, есть сводки о том, сколько стругов и шкут в 1813-1828 гг. Грузилось на Велижской дистанции и каким грузом, а также на Полоцкой с 1818 по 1827 г., Дисненской за 1819-1828 и Улльской дистанциях за 1813-1827 гг.

Начинается 2-я часть с переписки относительно перевода часовой, позументной и суконной мануфактур из Дубровно в Екатеринослав. Вообще мануфактуры в Восточной Белоруссии, созданные крупнейшими русскими помещиками, получившими там имения, просуществовали очень недолго и были или закрыты или же переведены на Украину. Основную часть рабочих отправили в Екатеринослав на телегах, оборудование же мануфактур и часть рабочих - на судах [43].

Новый, неизвестный ранее материал представляют данные о Гродненских мануфактурах конца XVIII в. (написаны частично на французском языке) [44].

Однако центральной темой 2-й части является вопрос о производстве в Белоруссии солдатских сукон; в особенности остро этот вопрос стоял в 1809 г. С начала XIX в. и до 1815 г. Россия почти непрерывно воевала с Францией и поэтому в западных ее районах находились крупные военные части, которые было необходимо одевать, обувать, снабжать продуктами и фуражом. Можно не сомневаться, что весь фураж и большая часть необходимых продуктов добывалось на месте, но правительство чрезвычайно настойчиво требовало от белорусских помещиков, чтобы они организовали у себя выделку сукон. Ввиду того, что помещики в числе прочих причин, препятствующих развитию мануфактур, называли недостаток рабочей силы, министр внутренних дел Куракин указывал белорусским губернаторам, чтобы для работы на суконных мануфактурах привлекались нищие и «праздношатающиеся», а также и вольнонаемные специалисты. Несмотря на весь нажим, помещики, ссылаясь на отсутствие шерсти, нехватку рабочих рук вообще и специалистов в частности, отказывались от этого; даже те, у кого были мануфактуры, не хотели выделывать сукно для армии, уверяя, что их производство создано для удовлетворения собственных потребностей. При таком положении начали создавать мануфактуры по ведомству приказов общественного призрения, где основной рабочей силой должны были стать призреваемые». Эта страница истории белорусской мануфактуры еще никем не затронута. Мануфактуры в Минске и Могилеве были открыты, но сукна, производимые там, были плохие и дорогие, Гродненский губернатор, несмотря на весь нажим сверху, мануфактур приказа общественного призрения в Гродно не создал.

Чрезвычайно интересными и никем пока не проанализированными, являются документы второго раздела, касающиеся причин упадка хозяйства Восточной Белоруссии и предлагаемых мер к его восстановлению. В 1819-1822 гг. во всей Белоруссии был неурожай, за которым последовал голод. Правительство не только не могло собирать подати, но еще было вынуждено оказывать помощь. Естественно, что такое положение вызвало тревогу и была предпринята попытка уяснить причины упадка.

Как правило, во всех «записках» как администраторов (губернаторов), так и частных лиц, основной причиной называли разорение в 1812 г. и последующих лет, когда Белоруссия была разорена не только неприятельским нашествием, но также усиленными рекрутскими наборами, подводной повинностью, ремонтом дорог и др. Возможно, самым разорительным для населения была подводная повинность, поскольку при огромной массе передвигавшихся войск давать подводы было необходимо очень часто, и лошади и волы, изнуренные в непрерывных походах, массой погибали. В результате этого хозяйство крестьян, оставшись без рабочего скота, неизбежно приходило в упадок [45].

Не менее интересны документы о мероприятиях, которые предлагали деятели Восточной Белоруссии для восстановления хозяйства. В «Матэрыялах» помещены две «Записки», одна из которых подписана губернским и некоторыми из уездных предводителей дворянства, а другая отдельно помещиком Войнич-Сеноженцким. Первым пунктом в обеих «записках» выдвигается требование сократить наполовину подушную и другие подати, а затем перенести на счет государства все расходы по постройке мостов, починке дорог, устройству перевозов. Все это опять-таки было связано с массовыми передвижениями военных частей.

Казна требовала, чтобы мосты были построены не только прочно, но и красиво, чтобы дороги были не только исправны, но и обсажены деревьями, что выполнялось за счет дополнительных повинностей с населения.

Характерно то, что ни в одном из проектов нет ничего о крепостном праве.

Несмотря на промахи, допущенные при издании Матэрыялов они сыграли большую роль в развитии белорусской историографии. Данными из этого издания пользовались не только на семинарских занятиях и при написании работ, но и очень много перепечатывали (см. ниже), что представляется совершенно нерациональным, поскольку перепечатки производились только через несколько лет после выхода в свет «Матэрыялов».

Хотя редакция как будто бы предназначала свое издание прежде всего для массового пользования, в действительности оно носит научный, а не хрестоматийный характер. Больше всего, пожалуй, его портят бесчисленные корректорские ошибки.

«ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО»

В 1936 г. одновременно в Минске и Ленинграде вышли почти одинаковые но характеру археографические сборники.

Археографический сборник, вышедший в Ленинграде, озаглавлен: «Законодательные акты Великого княжества Литовского XV-XVI вв.». Издал этот сборник в серии «Документы и материалы по истории пародов СССР» Ленинградский государственный университет. Сборник составил Иннокентий Иванович Яковкин 01881 - 1949), занимавшийся в Ленинградском университете историей русского права, заместитель директора Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, а позже (и до самой смерти) директор библиотеки Академии наук СССР [46]. Очевидно, Яковкин, написавший предисловие, сделал также и переводы текстов с польского па русский.

Название (Законодательные акты) не очень удачно для сборника, потому что в нем, кроме документов, имеющих действительно характер государственных законодательных актов, есть и другие, например выписки из Книги данин великого князя Казимира (№ 3) или жалоба земянина М. Лабунского на наезды и грабежи кн. Н. А. Збаражского (№ 14).

Сборник Яковкина имел но мысли составителя «исключительно учебные цели» и в нем помещено очень немного актов в полном объеме, в большинстве же даны отрывки из крупных документов, по которым предполагалось ознакомить студентов на семинарских занятиях в самых общих чертах с основными видами актового материала Великого княжества Литовского. Значительное внимание составитель обратил на те акты, где говорится о сопротивлении крестьян феодальному гнету. В своем предисловии И. И. Яковкин дал характеристику помещенных в сборнике документов и вообще обстановки в Великом княжестве за период 1457-1588 г. Яковкин не оговорил, почему он выбрал именно эти рамки, но судя по характеру материалов можно предположить, что они отобраны, чтобы характеризовать положение феодального класса в этом государстве (за 1457 г. - первый общеземский привилей великого князя Казимира феодалам Великого княжества Литовского, а за 1588 г. - выдержки из Литовского статута, по которому феодалы были окончательно оформлены в качестве замкнутого, изолированного от прочего населения сословия).

В кратком предисловии Яковкин дал не только оценку помещенных в сборнике документов и охарактеризовал обстановку, в какой они были созданы, но и поместил список литературы, относящейся к затронутым в документах вопросам. Нужно, однако, сказать, что список не полон, а оценка значения Литовского статута 1588 т: устарела даже для того времени, когда книга вышла в свет.

Так, говоря о Книге данин вел. кн. Казимира и перечисляя работы, посвященные критическому разбору этого важнейшего источника, Яковкин не упоминает работы А. Ясинского, вышедшей в 1928 г. [47] (стр. IV). При перечислении работ, касающихся водочной померы, не называет самого крупного исследования, посвященного этому вопросу, т. е. монографии В. И. Пичеты [48]. Говоря о Литовских статутах, не упомянул опять-таки самого крупного исследования о статуте 1588 г. - И. И. Лаппо [49]. Впрочем, возможно, что работа И. И. Ланпо, вышедшая в 1934 г. в Каунасе, не успела попасть к 1936 г. в Ленинград.

Незнание работы И. И. Лаппо, возможно, отразилось и на выводах Яковкина относительно значения статута 1588 г. в истории Великого княжества. И. И. Яковкин писал, что Люблинская уния 1569 г. прекратила «существование Великого княжества, присоединенного с тех пор к Польше», что потребовало новых «поправ» к статуту 1566 г. (стр. XI).

«Объединение шляхты (!) Великого княжества и Польши, - пишет он далее, - вызывало необходимость исключения из второго статута всего того, что могло напоминать о прошлой самостоятельности Великого княжества, о былой обособленности родственных по интересам шляхетских групп» [50]. В этом смысле выводы Яковкина о значении статута прямо противоположны действительности, так как статут 1588 г. в очень большой мере отменил статьи унии 1569 г., лишавшие Великое княжество Литовское самостоятельности, иначе говоря, превращал его не в провинцию Польши, а в союзное с Польшей государство. Неизвестно, как воспринял бы Яковкин эти выводы Лаппо, если бы он получил вовремя работу, касающуюся статута, во всяком случае обойти её молчанием было бы невозможно.

Основную (но размерам) часть сборника составляют материалы, касающиеся Великого княжества Литовского. К ним относятся привилей великого князя Казимира, выданный феодалам духовным и светским боярам и местичам Великого княжества от 2 мая 1457 г., затем Судебник того же вел. кн. Казимира, выдержки из уставы 1529 г. и Уставы на волоки 1557 г. и выдержки из всех трех Литовских статутов (1529, 1566 и 1588 гг.).

Что касается остальных, то среди них важнейшими являются привилей Полоцку на магдебургское право, устава о похожих людях, принятая феодалами Полоцкого и Витебского воеводств в 1551 г., по которой феодалы этого района устанавливали минимальные нормы крестьянских повинностей (запрещение требовать меньше, чем условлено в уставе) и некоторые другие, касающиеся больше интересов частных лиц.

Все документы даны на языке оригинала, но так как один из них написан на латинском, а другой - на польском, то составитель сборника поместил параллельно перевод их на русский, причем привилей Казимира 1457 г. был переведен раньше. Относительно уставы 1551 г. в легенде отмечено, что этот памятник был издан в Киеве «без перевода». Из этого можно сделать вывод, что переводил его или сам Яковкин или кто-либо по его поручению. Некоторые места перевода нуждаются в объяснениях. В польских текстах XVI в. над буквой z не ставили точки (с точкой буква читается как ж, без нее как з). Не отметив этого, переводчик неревел фамилию «Жилииский» как «Зилинский» (стр. 38). На стр. 39 среди различных работ, исполняемых крестьянами летом, числятся и два дня рубки льда. Сообщается, что привилеем 1499 г. князю Верезскому был пожалован город Дюбча. Однако, как в заголовке документа, так и в оглавлении этот город назван Любечем. При наличии широко известного города с таким же названием, расположенного на Днепре, это неизбежно ведет к путанице. Необходимо было бы оговорить в примечании, что это не Любеч, а Любча (на Немане в Белоруссии).

В конце сборника помещен «объяснительный словарь», в котором дается толкование ряда слов из старого белорусского языка, часть которых вышла из употребления, часть же используется и сейчас. В некоторых случаях автор при этом ошибается (слово «дубец» переведено как «палка», тогда как это означает «прут»), но это редкие случаи, в целом же термины переведены правильно.

«ГІСТОРЫЯ БЕЛАРУСІ У ДАКУМЕНТАХ I МАТЭРЫЯЛАХ»

Сборник «Гісторыя Беларусі у дакументах i матэрыялах» появился в результате постановления Совнаркома и ЦК РКП (б) 1934 г. относительно преподавания в школах гражданской истории [51]. Учитывая требования, выраженные в этом постановлении, Институт истории Академии наук Белорусской ССР решил издать два тома документов, один из которых вышел в 1936, а другой (с несколько измененным названием) - в 1940 г. [52] Том первый составляли академик Василий Карпович Щербаков (1898-1939), доцент Константин Иванович Кернажицкий (1902-1942) и ученый археограф Д. И. Довгялло. Учитывая многолетний опыт работы последнего в области археографии и знание им языков, можно предположить, что основная часть работы (подборка материала, перевод текстов с польского и латинского на белорусский, составление указателей и комментариев) была проделана именно Довгялло. Он же предоставил для сборника обработанные им таблицы по Свислочской волости. Очевидно, менее значительным было участие в этом деле К. И. Кернажицкого, ранее не занимавшегося публикаторской деятельностью. Из его работ в сборнике напечатаны пространные таблицы о Бобруйском старостве и Брожском ключе (стр. 584-595). И всего меньше должно быть участие в деле В. К. Щербакова.

Сборники очень популярны но своему характеру. Чтобы сделать их как можно более доступными, редакторы предельно упростили графику (без «Ъ» и «ъ», не отмечалось наличия в рукописи титл и т. д.). Документы напечатаны лишь на языках белорусском и русском (современном и старом). Пространные указатели (именной, географический и предметный), а также словарь «непонятных слов» (в основном - белорусские термины, применявшиеся в XVI в.) должны были еще больше облегчить пользование этим изданием.

Пытаясь отразить в своем сборнике все важнейшие стороны жизни страны почти за тысячу лет (от «Повести временных лет» и до конца XVIII в.), редакторы первого тома разделили сборник на 12 глав, примерно равных по объему. Хотя в основу распределения материала но разделам был положен принцип тематический, редакторы придерживались внутри глав и хронологического. Так, в главе I («Зарождение феодализма в Белоруссии») находятся материалы, характеризующие обстановку от образования Киевского государства и до конца XIII в. В главе II («Образование Великого княжества Литовского па территории Литвы и Белоруссии») помещены документы за 1301 - середину XVI в. В III («Феодальное хозяйство и рост крупного землевладения») - материалы с 1396 до конца XVI в. и т. д.

В зависимости от характера раздела и его хронологических рамок раздел комплектовался различными видами источников. В главе I, например, находятся отрывки різ летописей, главным образом те, которые имели прямое отношение к Белоруссии, затем отрывки из Русской правды, договоры Витебска, Полоцка и Смоленска с Ригой и пр. В главе II, где освещаются политические события, находятся отрывки из летописей, а также из хроник Яна Длугоша, Германа Вартберга и Балтазара Русова (особенно много из Длугоша). В главе третьей всего больше места отведено актам на разного рода пожалования и инвентарям. В четвертой («Положение крестьянства и массовое его закрепощение») находятся акты о захватах земли и различного рода протесты крестьян и мещан против их угнетения феодалами, а также пространные выдержки из Уставы на волоки 1557 г. и других устав, регулирующих положение населения в разных волостях государства. Кроме того, там помещен ряд таблиц, составленных из инвентарей, характеризующих положение крестьян в разных местностях Белоруссии. В главе V («Господствующий класс и его привилегии») помещены документы начиная от 1387 г.: привилей Ягайлы литовской шляхте и ряд других, укрепляющих положение феодалов в Великом княжестве Литовском.

Глава VI («Феодальные войны и групповая борьба феодалов») содержит материалы с 1393 до 1595 г. В ней напечатаны выдержки из хроник Длугоша, Гейденштейна и других, «пописы» войск Великого княжества Литовского, разного рода материалы о борьбе за великокняжеский трон в XV в.

Самая большая но размерам глава VII (1330-1672 гг.). В ней находятся выдержки из летописей, касающиеся положения городов, привилеи городам на магдебургское право, акты о борьбе мещан с владельцами городов и представителями государственной администрации (среди них материалы о движении могилевских мещан в начале XVII в.), выдержки из таможенных книг, уставы цехов различных городов.

В VIII («Феодальное государство в Литве и Белоруссии в конце XV-XVI в.») помещен Судебник вел. кн. Казимира, материалы, касающиеся введения в действие литовских статутов, пространные выдержки из статута 1588 г., уставные грамоты (привилеи) различным волостям и пр.

Глава IX («Внешняя политика феодального государства») охватывает период с 1387 до конца XVI в. В ней находятся договоры великих князей литовских со Смоленском, Тверью, Новгородом, материалы о переговорах с великими князьями московскими и крымскими ханами, но всего больше - об отношениях Великого княжества Литовского с Русским государством.

В главе X («Крестьянское и казацкое движение в Белоруссии в XVI-XVII вв.») наибольшее внимание уделено обстановке в течение 1648-1656 гг.

Всего беднее по размерам и содержанию глава XV («Феодальная культура и религия»), в которой находятся преимущественно материалы о разного рода пожалованиях церквам и монастырям, о Брестской унии; один документ посвящен суду над колдунами. Материалов, имеющих прямое отношение к культуре (текстов литературных произведений, данных об архитектурных памятниках, живописи, о бытовых условиях жизни народа), нет совсем.

Последняя глава называется «Белоруссия в составе Речи Посполитой». В этой главе материал, прямо касающийся Белоруссии или всего Великого княжества Литовского в составе Речи Посполитой, помещен только в самом начале и занимает несколько страниц. Все остальные документы ничем не отличаются, например, от помещенных в главе IV, т. е. касаются положения крестьян или обрисовывают состояние экономики в стране, но хронологически доходят до конца XVIII в. В этой главе помещены выдержки из таможенных книг, а также из инвентарей; последние характеризуют хозяйство и положение крестьян в Восточной Белоруссии; несколько документов посвящено Кричевскому восстанию 1740-1744 гг.

В «Гісторыі» помещено много документов, относящихся к этнографической Литве, преимущественно Западной. Среди них такие, как № 29 в главе IV (борьба населения Жемайтских волостей против грабительской политики Радзивиллов); док. № 3 в главе X (восстание крестьян в Жемайтских волостях) и др. Помещая эти документы, редакция следовала давней традиции, когда Белоруссия и Литва считались нераздельным целым.

Вообще говоря, сборник укомплектован умело, в нем помещены документы самого разнообразного характера и происхождения (отрывки из летописей, хроник, мемуаров, инвентарей, статутов и пр.), и, надо полагать, он был очень полезен на семинарских занятиях, а вместе с тем являлся начальным этапом при ознакомлении молодых исследователей с источниками. Однако предельная упрощенность этого издания совершенно не готовит исследователя к тем трудностям, которые его встретят, когда он переходит от хрестоматийного сборника к самим источникам.

Как уже отмечалось, весь сборник дан на языках белорусском и русском (современном и древнем); на этих двух языках напечатаны не только оригинальные документы, но и переводы с латинского и польского. Редакторы сборника при наличии переводов на русский язык произведений, написанных на иностранном, пользовались переводами, а в том случае, если их не было, - переводили на белорусский. Однако последовательности в этом деле нет. Например, в сборнике помещены пространные переводы на белорусский из «Записок» Гейденштейна, а перевод на русский язык «Записок» этого автора вышел в 1889 г. [53]

Поскольку в сборнике помещен едва ли не единственный неопубликованный ранее документ, то редакция свела систему сносок до минимума: поместив в конце книги пронумерованный список всех изданий, из которых заимствованы отрывки, редакция в тексте приводит ссылки только на номер этого списка и страницу. Вместе с тем в сборнике отсутствует оглавление помещенных в нем документов. Очевидно, это было сделано в целях экономии места, но стало большим недочетом издания.

Указатели сделаны тщательно, причем как названия имен и фамилий, так и географические даны только на языке оригинала. Большим недостатком географического указателя (тем более что редакция всемерно старалась сделать издание популярным) является отсутствие справок, где находятся упоминаемые населенные пункты, реки и т. д. Например: Погост, деревня и фольварк (раскрываем сокращения, принятые в издании). Но ведь селений с таким названием в Белоруссии если не сотни, то десятки. В некоторых случаях при переводе текста с латинского переводчик назвал населенный пункт не в белорусском произношении, а в польском и в таком же виде поместил это название в указатель (Лукъяновщизна; должно быть Лукьяновщина).

Гораздо полнее в этом отношении сделан именной указатель, в котором по возможности приведены краткие сведения об упоминаемых лицах (Андрей, внук кн. Дмитрия Донского, убит в 1399 г. на Ворскле; Андрей Ольгердович, кн. Полоцкий (1342- 1399); Бекеш Каспер, командир венгерской конницы под Полоцком в 1579 г. и т. д.).

Еще более существенным для читателя сборника является «Словарь непонятных слов», содержащий в себе объяснение слов, вышедших давно из употребления [54].

Второй том «Гісторыі» был подготовлен, видимо, одновременно с первым и должен был выйти в свет под таким же названием, но во время печатания тома состав редакции был изменен, в связи с чем не только было дано другое заглавие, по и получилась значительная задержка в сроках выхода книги [55]. Новая редакция (академик Н. М. Никольский и старший научный сотрудник Института истории И. Ф. Лочмель) считала, что лучше было бы перестроить весь том по принципу тематическому, но так как для этого пришлось бы заново перепечатать весь материал, то ограничились лишь небольшими изменениями [56]. Впрочем, поскольку документы расположены в хронологическом порядке лишь в пределах каждой главы, главы же объединяют материалы по тематическому принципу, то намерения новой редакции (по крайней мере так, как онрі изложены в предисловии) но совсем понятны: как можно было документы расположить исключительно по тематическому принципу, если они касаются периода с 1770 по 1903 г. Вообще том второй является органическим продолжением первого. Основным отличием является лишь то, что в первом почти все документы перепечатаны из опубликованных ранее, а во втором - большинство заимствовано из архивов и ранее не только не были опубликованы, но и вообще никем не использовались в научных работах.

Документы для т. И отбирались в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (ЦГАОР), Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА) в Москве и Центральном государственном историческом архиве Ленинграда (фонды министерства внутренних дел. Сената, министерства юстиции и др.), а также в областных архивах Минска, Гомеля, Могилева и Витебска. Когда происходило комплектование тома, архивы Литвы и Западной Белоруссии, в частности Вильно и Гродно, были недоступны, и поэтому все неопубликованные ранее материалы, относящиеся к Западной Белоруссии, заимствованы из хранилищ Москвы и Ленинграда.

При составлении сборников всего более было заимствовано документов из следующих изданий: «Матэрыялы да гісторыі мануфактуры на Беларусі», «Полное собрание законов Российской империи», «Сборник документов, касающихся административного устройства Северо-Западного края», «Сборник Императорского русского исторического общества» и некоторых других.

Хронологически документы в т. II даны с 1770 по 1903 г., 1. е. с начала разложения феодально-крепостнической системы до периода империализма. Однако начиная публикацию этого тома с 1770 г. издатели имели в виду не смену социально-экономической формации, а события политические: подготовку к разделу Речи Посполитой, в результате чего Белоруссия вошла в состав Российской империи. Конечная дата, очевидно, должна подводить к обстановке, сложившейся перед революцией 1905-1907 гг., что, впрочем, в предисловии не оговорено.

Считая крестьянскую реформу 1861 г. гранью, отделяющей в России эпоху феодализма от эпохи капитализма, сейчас публикации хронологически разделяют исходя именно из этого принципа. К 1940 г. периодизация истории СССР еще не была твердо установлена, и поэтому совмещение в одной книге источников периода начала разложения феодально-крепостнической системы и капитализма не было исключением.

Названные сборники долго служили источниками, на основании которых велись исследования и которые были едва ли не основным пособием при изучении истории Белоруссии на семинарских занятиях. Лишь, в последние десятилетия исследователи далеко перешагнули за рамки «Гісторыі» и «Дакументов» и стали привлекать к своим изысканиям тысячи новых архивных дел, широко пользуясь при этом материалами из архивов Вильнюса.

В предисловии к т. II наряду со сведениями о содержании каждой из 12 глав, на которые разделен том, изложены взгляды на некоторые очень важные моменты в жизни Белоруссии. Так, например, на стр. V автор обращал внимание читателя на то место из «Наказа» Екатерины II губернаторам белорусских губерний, где говорилось относительно управления подчиненного им края. В частности в предисловии упоминается место «Наказа», в котором сказано, чтобы в крае «пресекались всякие угнетения, притеснения, несправедливости, разбои, смертоубийства, а в исследовании дел мерзкие пытки, обвиняющие невинного как виноватого».

Процитировав это место, автор предисловия попытался разъяснить, что требования императрицы не были полностью реализованы. Это объяснение никак не вскрывает сущности обстановки того времени в Белоруссии. «На деле же эта политика, - пишет автор предисловия, - не могла быть проведена целиком (курсив мой. - Н. У.) вследствие значительного сохранения старых обычаев и законов в судах и поддержки царским правительством польских землевладельцев-дворян» [57]. Здесь автор не учел, что дело не в обычаях и судах, а в том, что было сохранено в полной силе крепостное право, что на дворян Белоруссии независимо от их национальности и религиозной принадлежности были распространены все права, которыми пользовались дворяне русские, и даже сохранено право свободного производства и продажи спиртных напитков (с уплатой небольшой подати с каждой «души»), т. е. оставлены права, которыми русское дворянство никогда не пользовалось и которое давало дворянству Белоруссии очень высокий процент их доходов. Белоруссия вошла в состав России в ту эпоху, когда крестьянам под страхом жестоких наказаний было запрещено жаловаться на своих помещиков и когда крепостные очень мало чем отличались от рабов. Крепостной рассматривался как имущество своего помещика. Авторы же предисловия как-то не заметили, что «угнетения, притеснения и несправедливости», с которыми должны были бороться губернаторы, касались только дворян и что попытки крестьян освободиться от крепостной зависимости или просто от чрезмерных повинностей, налагаемых на них помещиками, и будут рассматриваться правительством как «угнетения, притеснения и несправедливость» в отношении дворян.

Говоря о массовом участии белорусских крестьян в войне 1812 г., автор предисловия утверждает, что это было движение как против захватчиков (т. е. французов - Н. У.), так и тех помещиков, которые примкнули к французам, а весь материал, помещенный в книге и касающийся этого вопроса, говорит, что это было широчайшее антифеодальное движение вообще, независимо от того, какой ориентации был помещик [58].

Глава II т. II «Разложение барщинного хозяйства в конце XVIII - первой половине XIX в.» почти целиком укомплектована архивными материалами, а также заимствованными из «Матэрыялаў да гісторыі мануфактуры». И вообще из «Матэрыялов» в т. II помещено такое количество источников, что это составит едва ли не целую книгу. Если учесть, что между выходом в свет «Документов» i «Материалов» прошло всего 4 года, такое широкое заимствование не может не вызвать удивления, тем более что в архивах находится огромная масса дел, которых исследователи вообще никогда не касались.

Из архивных материалов в этой главе всего шире использованы данные отчетов губернаторов. Этот вид источников стал изучаться в большом объеме лишь после войны, когда появилось и несколько источниковедческих работ, в которых авторы пытались проверить достоверность содержащихся в «отчетах» данных [59]. Кроме выборок из отчетов губернаторов, в томе помещено очень много документов из архива Паскевича, владельца (с 1834 г.; ранее этим городом владели Румянцевы) Гомеля. Длительное время вообще материалы архива Паскевича были основным фондом, на основании которого изучалось хозяйство крупного помещика Белоруссии в эпоху разложения н кризиса крепостного хозяйства [60]. Кроме перепечаток из изданных ранее материалов, в главе II помещена масса документов архивных (преимущественно из хранилищ Ленинграда и Минского исторического архива). Акты этой главы должны дать представление читателю об обстановке накануне отмены крепостного права.

Фактором (кроме «силы экономического развития»), ускорившим ликвидацию крепостного права, было крестьянское движение. В 30-х годах нашего столетия много внимания было уделено только борьбе, происходившей в Белоруссии в середине XVII в., и почти не изучалось более позднее время, в частности после 1812 г.

Составители т. II сборника уделили крестьянскому движению достаточно внимания, осветив этот вопрос в главе III. В начале этой главы следуют акты о продаже помещиками крестьян без земли, о закладе крепостных, о их нищете, а затем идут документы, отражающие разные формы протеста. Для этого составители собрали самый разнообразный материал - из отчетов губернаторов, из дел полиции, мемуаров (например, воспоминания жандармского ротмистра Ломачевского) и из исследований (статья Слупского о массовом выступлении витебских крестьян в 1847 г.) [61].

В главе IV помещены данные о состоянии промышленности и торговли. За некоторым исключением, эта глава содержит данные, перепечатанные из «Матэрыялаў да гісторыі мануфактуры», а все, что касалось этого издания, изложено ранее.

Документы, помещенные в главе V, касаются ряда вопросов. В частности, в это время определялась политика правительства в отношении тех дворян, которые принимали участие в восстании 1830-1831 гг. Для решения всех вопросов, связанных с восстанием, был создан Западный комитет, в который вошли высшие сановники (ввиду того, что в начале 60-х годов XIX в. был вновь создан Западный комитет, существовавший в начале 30-х годов называется Первым Западным). В Документах бумаги из дел Первого Западного комитета стали издаваться вообще впервые. Из-за высокой активности М. Н. Муравьева, в 1830 г. могилевского, позже гродненского губернатора, а в 1863-1864 гг.- диктатора в Белоруссии и Литве, Первый Западный комитет уделил много внимания «Запискам» этого деятеля, уже тогда выступившего с требованием применения крайних мер в отношении всех оппозиционных элементов.

В целях русификации населения Муравьев требовал направления в Белоруссию русских чиновников и попов, замены польского языка, до того употреблявшегося в учреждениях Белоруссии, русским, отмены действия Литовского статута и замены его общерусскими законами, воспрещения католическим духовным лицам обучать детей у себя дома, с тем чтобы поставить под контроль правительства все дело образования. В числе прочего Муравьев требовал, чтобы закон 1808 г., по которому провинившиеся православные попы отдавались в рекруты, на Белоруссию не распространялся. В общем меры, предлагавшиеся Муравьевым, были такого характера, что даже Первый Западный комитет, никогда не отличавшийся либерализмом, иногда признавал, что они слишком круты и «могут раздражить умы» [62].

Особенно существенным был вопрос о дальнейшей судьбе имений, конфискованных у повстанцев. Припоминая практику прошлого, Комитет 5 марта 1832 г. высказался за то, чтобы эти имения были розданы в собственность русским помещикам. Вполне допустимо, что сами члены Комитета надеялись получить такие имения в первую очередь. Однако Николай I на это не согласился.

Говоря о крайне тяжелом положении крестьян в Белоруссии, члены Комитета всю вину за это сваливали на помещиков-поляков, утверждая при этом, что православное дворянство относится к православным же крепостным несравнимо лучше. Однако император прекрасно знал, что в Белоруссии православные помещики относятся к своим крепостным ничуть не лучше, чем все остальные, тем более что, получив эти имения, они старались в кратчайший срок сбыть их опять в руки тем же полякам и католикам. Опасаясь скомпрометировать легенду, Николай I отказался от новой раздачи земель русским дворянам. Получив отказ, Западный комитет пошел на значительные уступки. В своем журнале Комитет записал: «Впрочем, раздачу таковых имений Комитет полагал учредить не на праве крепостном в том пространстве, как ныне оно у нас существует, но на праве совершенно особенном, то есть с точным определением посредством люстраций повинностей крестьян и взаимных обязанностей помещиков с воспрещением продажи крестьян и раздробления их семейств свозом и переселением и установлением особого порядка наследства в таковых имениях и другими ограничениями в праве собственности, долженствующими совершенно оградить участь и личную свободу поселян» [63].

Что касается отражения самого восстания 1830-1831 гг., то помещенные в томе материалы почти целиком относятся к Литве, где движение было несравнимо сильнее, чем в Белоруссии.

Глава VI (материалы но реформе 1861 г.) является последней, в которой помещены документы, относящиеся к периоду феодализма, однако этих документов немного. Правда, в главе -помещены основные документы или пространные выдержки из них, касающиеся подготовки и проведения реформы в Белоруссии, среди них отношение виленского генерал-губернатора Назимова в министерство внутренних дел от 25 сентября 1857 г., царский рескрипт от 20 ноября того же года на имя Назимова, означавший начало работ над реформой. Проекты реформы, выдвинутые белорусскими и литовскими помещиками, затем сообщения губернаторов о захвате помещиками земли у своих крестьян (присоединение к фольваркам земель, бывших ранее в пользовании у крестьян), пространные выдержки из «Положений 19 февраля». Далее следуют документы, касающиеся проведения реформы и последствий этого.

Весь остальной материал тома касается периода капитализма, и рассмотрение его в план данной работы не входит.

---

[1] В «Исторической энциклопедии» (т. 2, стр. 270, 271) Д. Н. Жаринов отнесен к молодым белорусским историкам вместе с Бурдейко, Забелло, Кернажицким и др. На самом деле, названные лица были учениками; Жаринова по университету.

[2] «Беларускі архіу», т. I. Менск, 1927, стр. XIII.

[3] Архив Академии наук БССР, ф. 18, д. 9, л. 58.

[4] Там же, д. 33, л. 82.

[5] Там же, д. 9, л. 268.

[6] Там же, д. 6, л. 81.

[7] Архив Академии наук БССР, ф. 18, д. 33, л. 16.

[8] Там же, л. 58.

[9] Там же, л. 83.

[10] Там же.

[11] Тамже, л. 20.

[12] Там же, лл. 16, 17.

[13] Заглавия книг, издававшихся Инбелкультом, обычно очень сложные.

В частности, тома Архіва имеют следующие заголовки. Том первый: «Інстытут Беларускае культуры. Гістарычна-археолегічная камісія. Працы i матэрыялы да гісторыі i археолегіі Беларусь Беларускі архіу». Том першы (XVI-XVII ст.). Менск, 1927, стр. ХХХII + 267, 600 эк.ч. На титульном листе тома второго значится: «Інстытут Беларускае культуры. Аддзяленне гуманітарных навук. Археографічная камісія. Беларускі архіу». Том другі (XV-XVI ст.). Менск, 1928, стр. L + 342, 600 экз. На титульном листе тома третьего; «Беларуская акадэмія навук. Беларускі архіу». Том трэці (XV-XVIII ст.). Менск, 1930, стр. XXXV + 413 + [3], 600 экз. В то же время на обложке этого тома название иное: «Беларуская Акадэмія навук. Менскія акты. Выпуск першы (XV-XVIII ст.). Дакумэнты сабраны i згуртаваны Археографічнай камісіяй Беларускае Акадэміі навук». На верху обложки: «На правох рукапісу». Последнее отмечено и на контртитуле книги.

[14] К. Borzemski. Ateneum Wileńskie. Wilna, 1930, zeszyt 1-2, str. 355-365.

[15] «Працы першага зьезду дасьледчыкау беларускае археолегіі i археографіі». 17-18 студзеня 1926 г. Менск, 1926, 300 экз. Полное название этого издания сложное: «Інстытут беларускае культуры. Гістарычна-археолегічная камісія. Працы i матар'ялы да гісторыі i археолегіі Беларусу» (далее: «Працы»).

[16] «Беларускі архіу», т. I, стр. XIII.

[17] «Беларускі архіу», т. II, стр. XLII, XLIII.

[18] Там же, стр. XLII.

[19] R. Mienicki. Ateneum Wileńskie. Wilna, 1930, zeszyt 1-2, str. 367, 368.

[20] Там же, стр. 367.

[21] В документах середины XVII в., написанных по-русски (когда Белоруссия была занята русскими войсками), упоминается Борисовский уезд (стр. 185). Для читателя следовало бы оговорить, были ли созданы русским командованием новые уезды (поветы), поскольку в Речи Посполитой Борисовского уезда не было, или же выражение «уезд» (повет) применялось в том же неопределенном смысле, как это делалось в Белоруссии до 1566 г.

[22] В сборнике, согласно нумерации, должно находиться 247 документов, но № 71 и 177 в тексте нет, не упоминается о них и в оглавлении.

[23] В записи от 12 ноября 1690 г. сказано (опускаем начало документа), что Андрей Пенко отпускал своего хлопца (ученика) по имени Иван Комарович, который сделал достаточно хорошо свой «куншт» (вещь; очевидно, сапоги), а после освобождения у того же мастера должен проработать год, мастер же обязан платить ему в зависимости от работы (стр. 369). В других случаях говорится, что был устроен ужин и было уплачено в «скрынку» 14 злотых (стр. 392).

[24] О том, как производилось подтверждение, можно показать на примере документа, помещенного в книге Судовых справ Литовской метрики от 13 марта 1597 г. С«Беларускі архіу», т. ІІІ, стр. 73): «Постановившысе очевисто у книг господарьских канцлярейских мещане места его королевское милости Менского: Сергей Матеевич писар меский, а Иван Михайлович Шишка, именем бурмистров, радец, лавников и всего посполства мещан менских, покладали уставу подводную, которую дей тому месту дано за панованя славное памети короля его милости Жигмонта-Августа от секретара его королевское милости державцы Скирстомонского и Росенского Венцлава Миколаевича, за печатью его и просили, абы для всякое певности до книг господарьских канцлярейских уписана была, которая устава слово от слова так в собе мает». Далее следует текст уставы и ставится дата ее выдачи, а затем приписано: «На той выпис сей под печатью моею дан там у Менску, року тисеча пятьсот пятьдесят осмого, генвара четвертого» (там же, стр. 73-75).

[25] Документ № 78 помещен между номерами 66 и 67. Первоначально выдан 16 января 1616 г. Озаглавлен: «Письмо великого князя Сигизмунда III на имя минского войта и магистрата с закреплением прав евреев, которые живут в Минске, имеют лавки в собственных домах и занимаются торговлей». Тот же документ, конфирмированный 20 марта 1620 г., озаглавлен: «Письмо великого князя Сигизмунда III о вписании в книги метрики Литовской привилея минским евреям на право торговли в лавках, который был дан великим князем Стефаном Баторием».

[26] «Матэрыялы да гісторыі мануфактуры на Беларусі у часы распаду феудалізму», № 1 (1796-1840). Менск, стр. 1934, X + 300; «Матэрыялы да гісторыі мануфактуры па Бепарусі у часы распаду феодалізма», № 2, I «Статыстыка 1841-1864»; II Урадавыя мерапрыемствы. З прадмовай В. К. Шчарбакова. Менск, 1935, стр. XXIII + 380. В обоих случаях на титульных листах стоят номера. Для удобства будем ссылаться не на номер издания, а на том.

[27] С. Н. Валк. Советская археография. М., 1948, стр. 163-166.

[28] В обоих томах «Матэрыялау» помещены почти исключительно документы, ранее не печатавшиеся. Немногочисленные перепечатки сделаны главным образом из «Журнала мануфактур и торговли» и некоторых других изданий (П. Крюков. Очерки мануфактурно-промышленных сил Европейской России. СПб., 1853; Сборник сведений и материалов по ведомству финансов, т. I-III. СПб., 1865) и др.

[29] «Матэрыялы», № 1, стр. 1-3.

[30] Там же, стр. 9.

[31] Там же, стр. 52.

[32] «Матэрыялы», № 1, стр. 147-149, 162-165.

[33] Н. Н. Улащик. Предпосылки крестьянской реформы 1861 г. в Литве и Западной Белоруссии. М., 1965, стр. 32-36.

[34] «Матэрыялы», № 2, стр. XI.

[35] Там же, № 2, стр. XIV.

[36] Там же, стр. XI.

[37] Там же, стр. X.

[38] П. Крюков. Очерки мануфактурно-промышленных сил Европейской России. СПб., 1853.

[39] «Матэрыалы», № 2, стр. 69-70.

[40] Там же, стр. 115.

[41] Там же, стр. 61, 62, 64, 76, 139.

[42] «Матэрыялы», ч. 2, стр. 284-292.

[43] Там же, стр. 206-209.

[44] Там же, стр. 210-217.

[45] Там же, стр. 279-282, 300-330.

[46] Биографические данные о И. И. Яковкине сообщил мне С. Н. Валк, которому выражаю за это глубокую благодарность.

[47] А. Ясінскі. Спроба крытычнага вывучэння кнігі данін вялікага князя Казіміра. «Адбітак з гістарычна-археолегічнага зборніку Інстытуту беларускае культуры», т. II. Менск, 1928.

[48] В. И. Пичета. Аграрная реформа Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве, ч. I, II. М., 1917.

[49] И. И. Лаппо. Литовский статут 1,588 г., т. 1. Исследования, ч. 1. Каунас, 1934 (часть вторая вышла там же в 1936 г.).

[50] «Законодательные акты», стр. XI.

[51] «О преподавании истории в школе». М., 1936.

[52] «Гісторыя Беларусі у дакументах i матэрыялах», т. I. Менск, 1936, стр. XVI + 678; «Дакументы i матэрыялы па гісторыі Беларусі», т. II (1772-1903 г.). Менск, 1940, стр. 938 + [3].

[53] Р. Гейденштейн. Записки о Московской войне. СПб., 1889.

[54] Например, слово «ванчос» автор словаря объясняет так: это «остро окантованный чистый брус, в котором четвертая грань остается неотесанной. Преимущественно дуб. Экспортный сорт, облагавшийся таможенным сбором, как и прочие: «васильки», «клепки» (длиной в 2 метра), пиповки, торчицы, колоды» (стр. 667); «борть - пчелиный улей; бортное дерево - стоящее дерево (преимущественно сосновое, иногда липовое), выдолбленное на определенной высоте для осадки пчел. Это «борть детая». Дерево с прикрепленным к нему ульем имело название «борть недетая» (стр. 667) и т. д.

[55] На стр. 914 «Документов» помещен список архивных фондов и печатных изданий, из которых заимствованы помещенные в томе материалы, озаглавленные: «Паказнік архіўных фондаў i друкаваных матэрыялаў, якія скарыстаны пры складанні «Гісторыі Беларусі у дакументах, т. П». Из чего следует, что первоначально это издание тоже называлось «Гісторыя Беларусі...». После этого следует только список помещенных в томе документов. Следовательно, переделки в томе были минимальными, если только они вообще делались. В предисловии к тому сказано, что в составлении его принимали участие академик Н. М. Никольский, научные сотрудники Института истории Д. А. Дудков, И. Ф. Лочмель, Н. О. Богданович, М. Ф. Лебович и другие (фамилии которых не указаны). Поскольку Д. А. Дудков и И. Ф. Лочмель были авторами монографий по истории Белоруссии (см.: Д. А. Дудкоу. Аб развіцці капіталізму у Беларусі. Менск, 1932; И. Ф. Лочмель. Очерк истории борьбы белорусского народа против польских панов. М., 1940), то не вызывает сомнения, что они участвовали в подборе материалов, но также несомненно, что такую же работу проводил и Д. И. Довгялло; им же всего вероятнее была проделана и археографическая обработка документов, а также составлены указатели.

[56] «Дакументы i матэрыялы», т. II, стр. III.

[57] «Дакументы i матэрыялы», т. II, стр. V.

[58] В сборнике помещен отрывок из книги Краснянского («Город Борисов и Борисовский уезд в Отечественную войну 1912 г.». Гродно, 1913), в котором есть такое место: «Крестьяне деревень Староселье, Можаны, Клевка и Есьмоны, удалившись в леса, составили несколько отрядов и устраивали правильные нападения на хлебные магазины, амбары, овины и кладовые окрестных помещиков, а затем стали грабить, жечь помещичьи дома и фольварки... Подобные же возмущения происходили почти во всех кантонах Борисовской подпрефектуры» (стр. 46). И вообще все сообщения о выступлениях крестьян в 1812 г., помещенные в «Дакументах», говорят о том, что они громили помещиков, независимо от их политической ориентации (стр. 48, 52, 54).

[59] Н. Н. Улащик. Отчеты губернаторов Литвы и Западной Белоруссии как исторический источник, «Проблемы источниковедения», т. IX. М., 1961; Н. П. Дятлова. Отчеты губернаторов как исторический источник. «Проблемы архивоведения и источниковедения». Л., 1964; А. С. Нифонтов. Статистика урожаев в России (по материалам губернаторских отчетов). «Исторические записки», т. 81. М.. 1968.

[60] См.: К. I. Кернажыцкі. Гаспадарка прыгоньнікаў на Беларусі у канцы XVIII - першай палове XIX ст. Менск, 1935; В. В. Чепко. Сельское хозяйство Белоруссии в первой половине XIX в. Минск, 1966.

[61] Ф. Слупский. О волнениях помещичьих крестьян Витебской губернии в 1847 г. «Памятная книжка Витебской губернии на 1866 г.». Витебск, 1865. стр. 99-117.

[62] «Дакументы i матэрыялы», т. II, стр. 329.

[63] «Дакументы i матэрыялы», т. II, стр. 351.

 

Top