Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
Цена обиды: локальные конфликты на белорусско-латгальской границе в первой половине XVI в. и проблема измерения ущерба
(по материалам Книги № 560 Метрики Великого Княжества Литовского)
Источник: Vēsture : avoti un cilvēki. XVII zinātniskie lasījumi. Vēsture XI / Arb. red. H. Soms. Daugavpils: Daugavpils Universitātes Akadēmiskais apgāds "Saule", 2009. 91-96 lpp.
22 января 1542 г. Король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд Старый направил своих «посланцевъ господарскихъ» Ивана Корсака и Яна Кмиту Соколовича, чтобы они «границы пописовали стародавъныи пана Радивиловы долъгость и широкость, какъ долъго и широко Нεмцы забрали земъли г(о)с(по)д(а)ра Короля Его м(и)л(о)сти, земълями пана Мистра Лифлянтъского почонъшы отъ озера Курчомъ, аж до границъ Московъскихъ». Это было настоящим путешествием в край, который для авторов XVI в. всё ещё оставался немного загадочным и упоминался в несколько мифическом контексте [1, 16-18]. Демаркации 1542 г. как раз и посвящена Книга Метрики Великого Княжества Литовского № 560, или Книга переписей № 3 (далее - Книга № 560) [2].
Книга № 560 даёт довольно подробное описание процедуры демаркации государственной границы. Пограничные комиссары (тут - члены комиссии, созданной временно для решения определённой административной задачи) обеих государств в заранее назначенный через послов день встречались в традиционном пункте начала всех демаркаций XV-XVI ст. - возле озера Курцум (Курчум). Именно тут устанавливались знаки начала грницы: "…зуполъною радою и wдъностайнымъ умысломъ учинили знакъ и початокъ тыхъ границъ надъ wзεромъ Куръчмы, усыпали стороны Князъства Вεликого Литовъского нεмалый копεцъ wколо дуба, а стороны Лифлянтъского, напротивъко тому копъцу такεжъ усыпаный копεцъ нεмалый" [2, 6]. Традиционная пора проведеня демаркаций - зима, а точнее, январь. Надо думать, что зимние морозы позволяли проехать по болотам, многочисленным озёрам и речках края, в котором происходила демаркация. Комиссары имели инструкции своих властителей. Со стороны Великого Княжества об этом заявлялость таким образом: "…узявъши Бога на помочъ и свεтую справεдливость, и такъ тεж чынεчы к воли и росказанью Его милосъти Господора нашому милостивому, Королю Его милости" [2, 6 v.]. Неполнота таких инструкций («науки») могла создать препятствия в процессе демаркации, или, по крайней мере, быть основанием для временной приостановки процедуры. Именно так произошло в 1542 г. по инициативе ливонских комиссаров, которые "повεдили, ижъ в томъ зуполънои науки wтъ пана своεго нε маεмъ, абы намъ допустить мεли искати и писати, малεвати границъ Радивиловыхъ, и взяли то собε до навуки пана своεго пεвъный рокъ до сεрεды. А скоро бы имъ была принεсεна навука wтъ пана Мистра их, того жъ часу мεли намъ дати знати. А коли тотъ дεнь пришолъ, то εсть сεрεда, wны жадъноε науки wтъ пана своεго намъ нε повεдили и възεли то собε εщо напεвъны и wстаточъный рокъ до суботы подъ добрымъ а рицεрскимъ словомъ, ижъ мεли дати знати намъ волю пана своεго. А коли тотъ дεнь пришолъ, то εстъ субота, такεжъ, якъ и пεръвεй, жадноε науки wтъ пана своεго, которая бы мεла дана быти, нε повεдили, только указовали намъ листъ пана Мистра ихъ Лифълянтъского, который былъ писанъ до Eго милости Госъподора нашого милосътивого Короля Eго милосъти Жикгимонъта, и повεдили намъ, иж мы того чинити нε можεмъ, а ни хочεмъ. А бысъ мы васъ пуститъ мεли, гдε подъданыε Госъподора Короля Eго милосъти повεдуть, было бы то шкодою панъству Лифълянтъскому" [2, 7-7 v .].
После разрешения первоначальной стадии подтверждения полномочий, комиссары переходили к составление совместного документа, в котором описывалась линия ранее установленной границы ("яко которымъ wбычаεмъ мεли быхъмо искати границъ Радивиловыхъ" [2, 6 v .]). Далее происходила интересная процедура, связанная с получением каждой пограничной комиссией своего экземпляра акта, идентичного другому: "…wни с нами учынили таковоε постановεньε, и листомъ своимъ намъ wписалися, который листъ наполой розрεзали, и намъ wдну наполовицу дали, а другую собε зоставили, коториε в одно слово было написано. Нашыхъ листεхъ пεршихъ арътыкулъ стоить, гдε подъданыε Єго милосъти Госъподора нашого милостивого, Короля Єго милосъти, насъ повεдуть, маεмъ их наслεдовати" [2, 6 v .]). Затем из комиссаров ВКЛ и Ливонии создавались две группы, одна из которых отправлялась от Курцума на Восток (до границ московских), а другая на Запад (до Соленого - Балтийского моря). В каждую из этих групп входило одинаковое количество комиссаров обеих государств: "А затымъ тутъ сталося мεжи нами розъдεлεнε: я, Иванъ Глεбовичъ Корсакъ, а Янъ Кмита - стороны Вεликого Князъства Литовъского, Янъ Бокорытъ, а Лавърεнътиусъ Шинъхεль - cтороны панъства и зεмли Лифълянтъскоε, посланы ку границамъ московъскимъ на гору. А на другую сторону ку Солоному мору, то εстъ на долъ, εхали Олεхно Крывεц, а Миколай Трεтякъ, а стороны зεмъли Лифълянтъскоε Филипъ Фунъдεръбрукгъ, а Янъ Вεркгεль" [2, 7].
Имея весьма конкретную задачу проведения демаркации границы, великокняжеские комиссары регулярно сталкивались со спорными ситуациями - или исчезали старые маркеры границы, установленные ещё в 1473 г. Радзивиллом Остиковичем, или совершенно отличную информацию представляли ливонские комиссары. Маркерами границы были как природные, так и рукотворные объекты - насыпанные курганы ("кoпцы"), знаки на деревьях, борти, выкопанные ямы, "закладные могилы". Временами в интерпретации того или иного знака могли возникать дискуссии. Поэтому особенно важными тут были показания свидетелей.
Вот как это выглядело в Дрисвятском повете: «Какъ жо на тыи знали старыи пана Радивиловы границы, врадъникъ Дрысвεцъкий панъ Сεмεнъ Мацъковичъ ставилъ пεрεдъ нами свεтъковъ людεй старихъ, вεри годъныхъ [вариант: «…ставили пεрεдъ нами свεтъковъ добрыхъ, людεй старыхъ, вεры годъныхъ»]… Тыε вси свεтъки свεтъчыли тымъ ωбычаεмъ, мы памεтаεмъ, коли панъ Радивилъ εзъдилъ и граничилъ з нεмъцы за Єго милости Короля Казимира. В тотъ часъ ωтъцовε наши εзъдили с паномъ Радивиломъ, и насъ в тотъ часъ, дεтεй своих, зъ собою брали. И тотъ εзъдъ памεтаεмъ, и границу пана Радивилову…» [2, 14-14 v .]. В случае, когда по состоянию здоровья свидетели не могли непосредственно сами добраться до границы, их «на возехъ вывозили до насъ [пограничных комиссаров - О. Дз.], которие не могли ходить, предъ старостою асветъчыли тымъ ωбычаемъ, в одно слово поведаючы…» (выделено нами - О. Дз.) [2, 10 v .].
Терминологически свидетели («люди старие, вεри годъные») выразительно отделены от официальных публичных свидетелей («вижей»), функции которых прописаны в Статуте 1529 г. Обозначение свидетелей при демаркации созвучно с названием сторонних (внешних) свидетелей в Статуте «людей добрих, вери годъныхъ». Именно сторонние, а не официальные свидетели являються в процедуре демаркации главными, в отличии от уголовных или гражданських процессов, где Статут 1529 г. узаконил присутствие при виже сторонних свидетелей, которые были как бы «общественным дополнением» к официальным (неоспоримым) свидетелям (эволюцию института официальных свидетелей проанализировал украинский историк Володимир Полищук [3, 10-11]; вижами занимался польский историк права Анджей Закшевский [4, 153-165]). Связано это с тем, что свидетели - местные жители, являлись носителями реальной топографической информации. Эти свидетели, кроме того, представляли традицію усного права, на что указывает ссылка на обучай: «…асвεтъчыли тымъ ωбычаεмъ» [2, 10 v .].
Специфика земельных споров во время демаркацій состояла в том, что такие споры оказывались в проблемном поле двух правових реалий - земельного права и договорных отношений с другим государством. Приграничне жители ВКЛ в таких случаях были готовы приносить присягу: «А на томъ на всεмъ мы вси готови εсмо присεгънути и зъ дεтьми нашыми, ижъ то εсть правъдивая граница пана Радивилова, и инъшых многихъ людεй пры тыхъ свεтъкохъ ставили, коториε то слыхали ωтъ ωтъцовъ своихъ, и при тыхъ свεтъкохъ такъ жε присегънути хочыть» [2, 14 v .]. Таким образом, сами свидетели стремились быть приведёнными к присяге. Процедура присяги при земельных спорах предусмотрена в Статуте ВКЛ 1529 г. в Статье 1 Раздела 8 (VIII, 1) «О права земленые, о границах и о межах, о копах» [5]. Одновременно Статья 2 этого же Раздела позволяла освобождать от присяги "чии будуть светки годнейшие, тые мають светчити без присяги". Но в случае возникновения спорной ситуации «земельный» Раздел Статута предусматривал именно процедуру присяги: "А естли с обудву сторон знаков не было, тогды чие светки годнейшие будуть, того мать ку доводу и присязе допустити" (VIII, 3). Присяга рассматривалась как вид доказательства и её значение было очень большим. В результате проведения начальных (вступительных) процедур суд принимал решение о целесообразности и адекватности присяги. В деле демаркации с этими процедурам соизмерима ревизия маркеров и установление их подлинности, опрос свидетелей о маркерах границы, сбор жалоб. Книга № 560 фиксирует такую подачу жалоб. Великокняжеские комиссары в этом случае выступали так же как представители судебной власти, а поданные жалобы в Канцелярии великого князя вносились в Метрику ВКЛ как «запис» и этим самым приобретали значение правового факта. При ревизии приграничных владений комиссары оперировали также таким правовым понятием как "достаточъны доводъ" [2, 7 v .], что означало обоснованные, вероятные доказательства в судебной справе. На основании этих данных в судебном процессе определялось наличие или отсутствие фактов, которые обосновывали требования и возражения сторон, а также сам факт казуса. В судебных процедурах факты по делу уточнялись с помощью показание свидетелей, письменных и вещественных доказательств, присяги и др. В соответствии с нормами права ВКЛ наиболее убедительными считались письменные доказательства и показания свидетелей. В процедуре демаркации как раз письменные доказательства (материалы предыдущих делимитаций и демаркаций) и показания свидетелей, а так же изучение ситуации на месте являлись главнейшими «доводами» в спорах по вопросам установления вероятных маркеров и спорах вокруг недвижимого и движимого имущества на приграничных территориях.
В процесс делимитации комиссары ВКЛ Иван Корсак и Ян Кмитич Соколович опрашивали пограничных жителей и собирали их жалобы на администрацию и жителей Ливонии. Жалобы, которые имеют в Книге № 560 унифицированный протокол, содержат преимущественно стандартизированную информацию о разграбленном имуществе. Это тот тип первичной жалобы ("первая жалоба"), которую Ян Адамус отличает от жалобы, что непосредственно подготавливала будущий судебный процесс [6, 211].
Если исходить из содержания жалоб, то пограничные жители ВКЛ из-за действий ("наездов") "контура Невгинского" (комтура Динабурга / Даугавпилса) и его подданых теряли большие стада домашних животных и, в первую очередь, коней. Так, у Аврама Шурковича было уведено 30 коней, а у Томаца Буцевича 20 коров. А вот как выглядит текст подобнай жалобы: "Напεрвε й покладалъ пεрε д нами жалобу Матε л Руда Пεтровичъ на нε мца Вε ркεля, и ж, наεхавъшы на εго домъ, тотъ Вε ркεль с помочники своими вεсь εго статокъ побрали... коро в пεтъна дцать, ωвεцъ 70, ко з 20 и 5, свинε й покололи 20, куровъ побили 50, сεрмягъ взяли пεтъна дцать, кожуховъ пεтъна дцать, а чотыры сукъни колътришовы х жε нски х, кожухи бараньи чотыры жε нскии, ко тлы чотыри" [2, 22 v .]. Важное обстоятельство - в абсолютном большинстве случаев называются те цифры потерь, которые делятся на десятки и пятёрки без остатка (10, 15, 20, 30 и т. д.).
Могла ли эта информация быть сознательно преувеличена жителями пограничья ВКЛ? Тестом тут стали сведения о "пописных конях", которые выгледят наиболее корректными. Так, в Дрисвятской волости у Павла Бортковича "взяли конεй два пописъныхъ", у Войта Миштортавича "побрали... коней, взяли пописъныхъ два, которие стояли по пети копъ грошей". То, что названные кони относятся к Попису (переписи) войска, свидетельствует и продолжение описания имущества Войтка Миштортовича: "…панъцεры два, сεдла чотыры, мεчы чотыры, ωстроги пятεри". Нужно отметить, что сведения по Дрисвятскому повету и Смольвенской волости отсутствуют в Пописе 1528 г., поэтому приведённая информация дополняет картину мобилизационных ресурсов ВКЛ и свидетельствует, что Попис 1528 г. охватил не всю военнообязанную шляхту [7].
В других жалобах (например, Гришки Шембеля) мы видем, что земяне оценивали своих "обычных" коней "по дεсεти копъ грошεй", это значит вдвое дороже, чем боевых пописных коней. Нам не известна реакция ливонской стороны на зафиксированные претензии. Господарские комиссары аккуратно записали все жалобы. Но к присяге, так важной в системе формальных доказательств, не был приведён ни один из жаловальщиков, как это ясно из Книги Метрики. Возможно, тут мы имеем дело с привнесением в концепцию формальных доказательств элементов практики свободной оценки показаний на основе их логического рассмотрения. Независимая оценка показаний и доказательства были тут необходимы [8, 52; 9, 124-128].
Всё же один вопрос остаётся - с чем мы имеем дело в случае с жалобами пограничных жителей? Было ли это специальным искажением информации или специфическим проявлением сознания? Скорее всего, перед нами предстаёт картина синкретичности сознания человека конца Средневековья и раннего Нового времени - с целыми числами и традиционными образами выражения обиды.
Источники и литература
1. Wojtkowiak, Z. Litwa Zawilejska w XV i pierwszej połowe XVI w . Poznań: Uniwersytet im A. Mickiewicza w Poznaniu, 1980. 141 lpp.
2. Российский Государственный Архив Древних Актов, Фонд 389 (Литовская Метрика), опись 1, часть 1, ед. хр. 560. 37 листов. Копия на микрофильме: Нацыянальны Гістарычны Архіў Беларусі, КМФ-18 (Літоўская Метрыка), справа 560.
3. Поліщук, В. В. Офіційні свідки в структкрі Луцького замкового уряду до реформ 1564-1566 років (службове підпорядкування і правові послугі). Автореферат дис. … канд. іст. наук: 07.00.01 / НАН Украïни, Iнститут украïнознавства імені I. Крип'якевича, Iнститут народознавства. Киïв, 2003. 16 lpp.
4. Zakrzewski, A. "Wiż w prawie Litewskim XVI w." Czasopismo Prawno-Historyczne, 1985, T. XXXVII, Z. 2: 153-165.
5. Pirmasis Lietuvos Statutas = Первый Литовский Сатут: Tekstai senąja baltarusių, lotynų ir senąja lenkų kalbomis. Vilnius: Vilniaus Universitetas, 1991. 428 lpp.
6. Adamus, J. "O wstępnych aktach procesu litewskiego (do II Statutu)". Ateneum Wileńskie, 1937, R. XII: 205-281.
7. Перапіс войска Вялікага княства Літоўскага 1528 года. Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кн. 523. Кн. публічных спраў 1. Падрыхтавалі А. І. Груша, М. Ф. Спірыдонаў, М. А. Вайтовіч. Мінск: Беларуская навука, 2003. 444 lpp.
8. Юхо, И. А. "Основные черты судоустройства и судопроизводства по Статуту Великого княжества Литовского 1529 года". В кн.: Первый Литовский Ст ат ут 1529 года. Материалы республиканской научной конференции, посвященной 450-летию Первого Статута. Вильнюс, 1982. 48-56 lpp.
9. Юхо, Я. Крыніцы беларуска-літоўскага права. Мінск: Беларусь, 1991. 238 lpp.
Aleh Dziarnovich
The Price of Insult:
Local Conflicts on the Belarus -Latgale B order in the First Half of the 16 th Century and the Problem of Measurement of Damage (Based on the Materials of Book 560 of the Metrica of the Great Duchy of Lithuania)
Summary
In 1542, the demarcation line between Livonia and the Great Duchy of Lithuania (GDL) was drawn. Boundary commissioners met near lake Kurcums, and the border was drawn in two directions - on the East ("up to borders Moscow") and on the West "up to the Salty Sea" (Baltic sea). Materials of the commission, mainly on the Belarus-Latgale site of the border, are included in the Book 560 of the Metrica of the GDL. Commissioners established boundary markers and simultaneously recorder complaints of local population about actions of Livonian officials and landowners. In those complaints, large sums of maney for the damage suffered were listed, and stolen herds of live-stock were estimated in whole tens (20, 30, 50, etc.).
Are these figures real? Whot do we deal with in the case of complaints expressed by boundary inhabitants? Is it intentional distortion of information or specific manifestation of consciousness? Most likely, there appears the picture of indivisible consciousness of a person of the late Middle Ages and early Modern Time, with traditional images and expressions of insult.