Папярэдняя старонка: Хрысціянства у гістарычным лёсе беларускага народа. Частка 1. 2009

Аўтар: Зборнік навуковых артыкулаў,
Дадана: 02-04-2010,
Крыніца: Хрысціянства у гістарычным лёсе беларускага народа. Частка 1. 2009, Гродна: ГрДУ, 2009.

Спампаваць

ТЭАРЭТЫКА-МЕТАДАЛАГІЧНЫЯ ПАДЫХОДЫ. ГІСТАРЫЯГРАФІЯ ...6

Конан У.М. ХРЫСЦІЯНСТВА Ў ГІСТАРЫЧНЫМ ЛЁСЕ БЕЛАРУСКАГА НАРОДА ...6

Марозава С.В. БЕЛАРУСКІ ШЛЯХ КАНФЕСІЙНАГА РАЗВІЦЦЯ: НЕАБХОДНАСЦЬ ТЭАРЭТЫЧНАГА АСЭНСАВАННЯ ...13

Кручковский Т.Т. Н.М. КАРАМЗИН О РЕЛИГИОЗНОМ ФАКТОРЕ В ОТНОШЕНИЯХ МОСКВЫ И ВКЛ В XIV - НАЧАЛЕ XVI ВЕКА ...18

Тубелевич В.И. ХРИСТИАНСТВО ВКЛ В ТРУДАХ Н.Г. УСТРЯЛОВА ...25

Курстак Ю.И. ПРОБЛЕМЫ РЕЛИГИОЗНОЙ ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЧЕХИИ В ТВОРЧЕСТВЕ РУССКОГО УЧЕНОГО-СЛАВИСТА А.С. БУДИЛОВИЧА ...30

Нечухрин А.Н. Б.А. ТУРАЕВ КАК ПРАВОСЛАВНЫЙ УЧЕНЫЙ ...35

Серяков С.О. ОБРАЗ ИЕЗУИТСКОЙ ШКОЛЫ КАК ФАКТОРА КУЛЬТУРНОГО РАЗВИТИЯ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ В ПОЛЬСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ XIX - НАЧАЛА XX в. ...41

Літвінскі А.У. ГІСТОРЫКІ-ЗАХОДНЕРУСІСТЫ АБ ДЗЕЙНАСЦІ ОРДЭНА ЕЗУІТАЎ НА ТЭРЫТОРЫІ ВКЛ ...47

Белазаровіч В.А. ПОГЛЯДЫ ДАСЛЕДЧЫКАЎ РАСІЙСКАЙ ІМПЕРЫІ НА ЭТНАКАНФЕСІЙНЫ СКЛАД НАСЕЛЬНІЦТВА БЕЛАРУСІ ПЕРШАЙ ПАЛОВЫ ХІХ ст. ...51

Кіштымаў А. КАНФЕСІЙНАЯ ГІСТОРЫЯ БЕЛАРУСІ НА СТАРОНКАХ «ЗАПИСАК НТШ» ...59

Линкевич В.Н. КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В РАБОТАХ Е.Ф. ОРЛОВСКОГО ...65

Козлова Т.И. ЕПИСКОП АФАНАСИЙ (МАРТОС) О КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ БЕЛАРУСИ В 1772 - 1917 гг. ...69

Стрелец М.В., Коршак М.А. ИССЛЕДОВАНИЕ ИСТОРИИ ХРИСТИАНСТВА В ГРОДНЕНСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ИМЕНИ ЯНКИ КУПАЛЫ ...72

ТЭАРЭТЫКА-МЕТАДАЛАГІЧНЫЯ ПАДЫХОДЫ. ГІСТАРЫЯГРАФІЯ

УДК 2-633 (476):303.446.4(476)

У.М. Конан (Мінск)

ХРЫСЦІЯНСТВА Ў ГІСТАРЫЧНЫМ ЛЁСЕ БЕЛАРУСКАГА НАРОДА

Статья посвящена влиянию христианства на этнонациональные процессы в Беларуси на разных этапах отечественной истории и в современности. Сделан вывод, что отречение от христианской традиции в ХХІ в. может привести к невозвратным последствиям.

Ці садзейнічала хрысціянства станаўленню беларускай народнасці, яе духоўнаму і грамадска-палітычнаму росту, а пазней нацыянальнай кансалідацыі? Ці мелі беларусы на гэтых этапах гісторыі сваю хрысціянскую рэлігію, адаптаваную да іх гістарычнага быцця? Як гэтая рэлігія ўздзейнічала на развіццё роднай мовы беларусаў, этна-нацыянальнай культуры, а ў шырокім аспекце - на беларускую нацыянальную ментальнасць? Ці можна спадзявацца на тое, што хрысціянская царква ў разнастайнасці сваіх канфесіяў дапаможа беларусам выйсці з сённяшняга нацыянальнага крызісу - з ментальнай раздвоенасці - наступства шматвяковай экспансіі - ідэалагічнай, ваенна-палітычнай, культуртрэгерскай з Усходу і з Захаду?

Шукаючы адказы на гэтыя пытанні, патрэбна ўлічваць не толькі беларускую гістарычную драму, але і сусветна-гістарычнае значэнне хрысціянства, ад свайго пачатку звернутае да ўсіх народаў свету. Душа хрысціянства, яго сарцавіна - універсальная эсхаталагічная перспектыва на духоўнае пераўтварэнне Космасу і яго завяршэння - чалавека і чалавецтва.

Паводле хрысціянскай экзегетыкі вобразна-сімвалічнае выслоўе біблейскай кнігі Быццё - «стварыў Бог чалавека паводле вобразу Свайго, паводле вобразу Бога» (Бц 2:27) - неабходна тлумачыць не ў антрапалагічным, а ў духоўна-творчым сэнсе. Гэтую інтэрпрэтацыю энергічна і дасціпна акцэнтаваў сярэдневяковы беларускі асветнік Кірыла Тураўскі ў «Прытчы аб чалавечай душы і целе». Ён перасцерагае ад спакусы літаральнага тлумачэння біблейскай сімволікі. Падабенства чалавека да Бога - «не вобразам, а прытчаю», гэта значыць, сімвалічна і духоўна. Бог надзяліў чалавека здольнасцю пазнання і творчасці. Прыпадобіў да сябе самога [1].

Пазней гэтую думку развіваў беларускі асветнік і біблеіст у «Предсловии доктора Франциска Скорины с Полоцька во всю Библию...»: «Святое писмо все иные науки превышаеть, понеже егда бываеть чтено, под простыми словы замыкаеть тайну. И тако младенцем и людем простым ест наука, учителом же и людем мудрым подивление. Яко река дивная мелка, понеже агнець брести можеть, а глубока, слон убо плавати мусить» [2].

Хрысціянства запраграмавала чалавека і грамадства на бязспыннае ўзвышэнне, на ўзыходжанне ад зямлі да неба. Гісторыя хрысціянскай цывілізацыі засведчыла пра вялікія і лакальныя войны, бясконцыя канфлікты, немагчымасць хрысціянізаваць палітычныя структуры народаў і нацыяў. Адначасова - пра няспынную духоўна-творчую дзейнасць, прагрэс навукі, культуры, тэхнікі. Паводле біблейскай кнігі Ёова: «Так, не з пылу выходзіць гора, і не з зямлі вырастае бяда; а чалавек нараджаецца на пакуту, як іскры, каб уздымацца ў вышыню» (Ёў: 5:7). Пазнанне заўсёды драматычнае і трагічнае. Паводле кнігі Эклезіяста: «Бо пры многай мудрасці множыцца скруха; і хто памнажае пазнанне, той памнажае боль» (Экл. 1:18). Хрысціянства рыхтуе чалавека прыняць для сябе гэтую трагедыю для духоўнага перамянення сябе і грамадства.

Гісторыя навукі, культуры, тэхнікі - гэта феномены пераважна хрысціянскай цывілізацыі, запраграмаванай на прагрэс, сістэмнасць і паўнату. Дахрысціянскія і сучасныя нехрысціянскія цывілізацыі запраграмаваны на паўтарэнне зыходных пазіцыяў, на цыклічнае ўзнаўленне, аналагічнае прыродным цыклам. Яны не ведалі эсхаталагічнай перспектывы як духоўнага перамянення чалавека і космасу. Адсутнічала гістарычнасць, абнаўленне быцця. Паводле таго ж Эклезіста: «Што было, тое і будзе; што рабілася, то і будзе рабіцца, і няма нічога новага пад сонцам». І яшчэ: «Род прыходзіць і род праходзіць, а зямля векавечна стаіць» (Эк. 1:4, 9). Без хрысціянства няма змястоўнай гісторыі як абнаўлення каштоўнасцяў: «Няма памяці пра былое; ды і пра тое, што будзе, не застанецца згадкі і між тымі, што прыйдуць пасля» (Эк 1:11). Сучасны навукова-тэхнічны прагрэс азіяцкіх і афрыканскіх рэгіёнаў, Японіі, Кітая, Індыі - гэта вынік умелага пераймання і дапасавання еўрапейскай культуры і адпаведна - элементаў хрысціянскай ментальнасці.

Першыя сістэмныя даследаванні значэння хрысціянства ў станаўленні і развіцці беларускай нацыі належаць беларускаму асветніку і палітычнаму дзеячу ў Заходняй Беларусі ксяндзу Адаму Станкевічу, аўтару манаграфіяў «Родная мова ў сьвятынях» (1929), «Хрысьціянства і беларускі народ; Спроба сынтэзы» (1940), іншых публікацыяў [3]. Гэты каталіцкі святар, рыцар духоўнага і дзяржаўнага адраджэння нашай шматпакутнай краіны кансалідаваў заходнебеларускія палітычныя сілы для нацыянальна-вызвольнага руху пад знамем хрысціянскага гуманізму і духоўна-творчага супраціву каланіяльна-імперскім рэваншам з Усходу і Захаду. У аспекце гістарычнай навукі ён разам з Вінцэнтам Гадлеўскім, іншымі дзеячамі беларускага каталіцкага адраджэння абгрунтаваў духоўнае значэнне хрысціянства ва ўзгадванні беларускай народнасці, а ў канцы ХVІІІ - пачатку ХХ ст. - беларускай нацыі.

Пачынальнікі і класікі новай беларускай літаратуры ад В. Дуніна-Марцінкевіча да Янкі Купалы, В. Ластоўскага і ўсёй нашаніўскай традыцыі (1906-1917) заставаліся свецкімі творцамі, але прызнавалі вялікую ролю хрысціянскай рэлігіі ў гісторыі народа, моцна паспрыялі пачатковай беларусізацыі хрысціянскіх канфесіяў у Беларусі.

Афіцыяльная савецкая гістарыяграфія і атэістычная «марксісцка-ленінская» філасофія адмаўлялі творчую ролю хрысціянства ў гісторыі беларускага народу - за выключэннем нацыянальна арыентаваных навукоўцаў, якія з 1980-х гадоў пачалі даследаванні ў гэтым кірунку. У беларускім друку і ў анталогіі «Беларуская думка ХХ стагоддзя: філасофія, рэлігія, культура» апублікаваны шэраг канцэптуальных даследаванняў у гэтым кірунку [4]. На сёння грунтоўна даследавана значэнне уніяцкай царквы ў этнакультурным развіцці Беларусі ў шэрагу публікацый Святланы Марозавай і ў яе доктарскай дысертацыі на гэтую тэму [5].

Праблематыка царкоўна-хрысціянскай місіі ў гістарычным лёсе беларусаў актуалізавана двума выданнямі энцыклапедычнага жанру: спачатку пад грыфам Нацыянальнага навукова-асветнага цэнтра імя Ф. Скарыны ў Беларусі апублікаваны даведнік вядучага навуковага супрацоўніка Інстытута славістыкі Польскай акадэміі навук Юрася Гарбінскага «Беларускія рэлігійныя дзеячы ХХ стагоддзя» (1999) [6], а праз чатыры гады - біяграфічна-бібліяграфічны слоўнік «Białoruski ruch chrzścijański XX wieku» Ю. Гарбінскага і Ежы Туронка пад грыфам Польскай акадэміі навук [7]. Канцэптуальна-факталагічная інфармацыя па гісторыі хрысціянства ў Беларусі змяшчаецца ў энцыклапедычных выданнях Беларусі [8]. Выдатнай падзеяй у беларускай біблеістыцы і хрысціянскім асветніцтве стала факсімільнае ўзнаўленне спадчыны Ф. Скарыны. Спачатку былі рэстаўраваны і перавыдадзены біблейскія кнігі першадрукара і асветніка эпохі Рэнесанса [9]. Праз 10 гадоў нямецкія славісты Ганс Ротэ і Фрыдрых Шольц здзейснілі факсімільнае ўзнаўленне віленскага выдання Ф. Скарыны «Апостал» з грунтоўнымі каментарамі беларускіх і нямецкіх аўтараў [10].

Праведзеныя даследаванні пацвердзілі гісторыка-філасофскую канцэпцыю Адама Станкевіча: хрысціянская рэлігія чатырох канфесіяў - праваслаўнай, каталіцкай, уніяцкай і рэфармісцкай - кожная па-свойму і неаднолькава на розных гістарычных этапах была і засталася духоўнай апорай беларускага народа на ўсіх этапах свайго этнакультурнага, нацыянальнага і дзяржаўнага развіцця. У эпоху Сярэдневякоўя (Х-ХV стст.) на яе першым этапе (канец Х-ХІІ стст.) адбылося хрышчэнне протабеларускіх плямёнаў, заснавальнікаў княстваў - Полацкага, Турава-Пінскага, Смаленскага яшчэ да падзелу хрысціянства на праваслаўную і каталіцкую канфесіі. Прыняўшы хрысціянскую рэлігію ад Візантыі - спадкаемкі антычнай, эліністычнай і біблейскай культуры, нашы продкі атрымалі гэтую вялікую культуру - сацыяльную, этычную, навуковую і мастацкую, асімілявалі яе ў кантэксце сваёй традыцыйнай народнай культуры. Гэты сінтэз рэгіянальнай і сусветнай традыцыі характэрны для нашай культуры на этапах развіцця беларускай нацыі (ХІХ-ХХ стст.).

У эпоху станаўлення Вялікага Княства літоўскага (другая палова ХІІІ - ХV стст.) адбывалася дальнейшае ўзгадаванне беларускага этнасу. У гэтым працэсе ўдзельнічалі славянскія (крывічы, дрыгавічы, радзімічы) і балта-літоўскія плямёны, якія ў ранняе Сярэдневякоўе засялялі цэнтральна-заходнія рэгіёны сучаснай Беларусі, таксама рэгіёны Віленшчыны. Пасля Крэўскай дынастычнай уніі (1385) адбылося хрышчэнне балта-славянскіх народнасцяў па рымска-каталіцкаму абраду. Пачалася гісторыя каталіцтва ў Беларусі, далучэнне народа да заходне-еўрапейскай навукі, асветы і культурнай традыцыі. Гэтая афіцыйная двуканфесіянальнасць паспрыяла сінтэзу дасягненняў усходніх і заходніх варыянтаў хрысціянскай цывілізацыі, а на першым этапе гуманістычнага Рэнесансу (эпоха Ф. Скарыны ў першай палове ХVІ ст.) - захаванню адноснага адзінства гэтых канфесіяў.

Гістарычнае значэнне ранняга далучэння протабеларускіх плямёнаў да хрысціянскай традыцыі ў тым, што яно забяспечыла беларусам у шматэтнічным ВКЛ моўна-культурнае дамінаванне ў ХІV-ХVІ стст. захаванне дзяржаўнага статусу беларускай мовы. Толькі ў другой палове ХVІІ-ХVІІІ ст. адбылася паланізацыя каталіцтва і русіфікацыя праваслаўя. Беларуская культурная традыцыя захавалася на масавым узроўні ў полі духоўнага ўздзеяння уніяцкай царквы, якая ўзнікла ў выніку Брэсцкай царкоўнай уніі 1596 года. Аўтар манаграфіі «Хрысціянства і беларускі народ» А. Станкевіч крытыкаваў феадальную практыку яе распаўсюджання ў Беларусі. Але разам з тым адзначыў: за 243 гады царкоўнай уніі - унікальнага духоўна-рэлігійнага вопыту беларускага народа - гэтая унія «настолькі зраслася з беларускай душой, што, ужо смела можна сказаць, сталася сапраўды народнай беларускаю вераю. <...> Надта магчыма, што калі б ня гэтая унія, дык сяньня ўжо ня было б беларускай нацыі, яна ці такім, ці іншым чынам патанула б у маскоўскім нацыяналізме й імпэрыялізме, куды гразьнейшым для нас, як такі ж нацыяналізм і імпэрыялізм польскі»[11].

У канцы ХVІІІ ст., асабліва пасля трох падзелаў федэратыўнай Рэчы Паспалітай, закончылася ў Еўропе эпоха шматэтнічных феадальных дзяржаў, адбывалася, з аднаго боку, станаўленне нацыянальных дзяржаваў, а з іншага боку, - еўрапейскіх імперыяў, у тым ліку Расійскай, Аўстрыйскай і Германскай, што падзялілі паміж сабою Рэч Паспалітую. У гэтых умовах даўні этнонім рускі цалкам манапалізаваны Расіяй, а разам з ім - «руская», або праваслаўная вера. З іншага, заходняга боку, каталіцтва набыло значэнне «польскай» веры - духоўнага апірышча падзеленага былога Каралеўства Польскага. Беларускі народ - некалі суб'ект дзяржаватворчай місіі - аказаўся адкінуты на маргінальную абочыну, а яго культура пазначалася як выключна этнічная, або нават «сялянская».

У гэтай драматычнай сітуацыі выцяснення Беларусі з гістарычнай рэтраспекцыі і актуальнай геапалітыкі уніяцкая царква аказалася адной са сведкаў яго гістарычнага быцця і надзеяй на перспектыву. Уніяцтва прапанавала трэці ментальны праект, сістэму каштоўнасцяў, не адэкватную каталіцкай «польскасці» і праваслаўнай «рускасці». Ва уніяцкіх епархіях захавалася беларуская мова ў афіцыйнай перапісцы і дакументацыі. Там ужо ў першай палове ХVІІ ст. адбывалася абнаўленне лексікі дзелавой мовы, пранікненне ў яе народных говараў. Захаваўся цікавы дакумент - «Інвентар нерухомай маёмасці Полацкай архіяпіскапіі, складзены каралеўскімі камісарамі для Полацкага архіяпіскапа Іасафата Кунцэвіча» 10 студзеня 1618 г., падпісаны уніяцкім мітрапалітам Язэпам Руцкім і каралеўскім пісарам Янушам Тышкевічам. Дакумент напоўнены беларускай бытавой лексікай і адпаведнымі словаспалучэннямі, напрыклад: а мяновіце, свяцёлка сталовая поземая, старая, печ старая пабеленая, свяцелка упакаёвая, абалоны шкляныя, на тых агародах два домікі стаяць, аборы, хлявы, пякарня, напраціўку істопка для малотві, стайня, ручай, у жывую ваду, карчма да таго двара, альбо стадола, глыбокі Пералаз [12]. Не выпадкова пасля далучэння Беларусі да Расійскай імперыі татальнае выцясненне беларускай ментальнасці з афіцыйных структур пачалося з русіфікацыі уніяцкай царквы і яе ліквідацыі ў 1839 годзе.

Значная частка былых уніятаў, асабліва фальваркавай шляхты і сялянскай эліты, далучалася да рымска-каталіцкага касцёла. Асабліва пасля Маніфеста 17 кастрычніка 1905 г. «Аб удасканаленні дзяржаўнага парадку», паводле якога даравана народу «непахісная аснова грамадзянскай свабоды на пачатках сапраўднай недатыкальнасці асобы, свабоды сумлення, слова, сходаў і саюзаў». Былыя уніяты ўзмацнілі шэрагі беларускіх католікаў, якія ўзгадавалі ў сваім духоўным і сацыяльным асяроддзі першых беларускіх адраджэнцаў - палітычных барацьбітоў, дзеячоў рэвалюцыйных рухаў 1831-1832 гг. і 1862-1863 гг. З гэтага ж асяроддзя выйшлі пачынальнікі новай беларускай літаратуры - ад сялянскага сына Паўлюка Багрыма і літаратараў рамантычнай школы Адама Міцкевіча (Ян Чачот, Ян Баршчэўскі, В. Дунін-Марцінкевіч і інш.) да прарокаў нацыянальнага беларускага адраджэння Францішка Багушэвіча, Алаізы Пашкевіч (Цёткі), Янкі Купалы, заснавальнікаў «Нашай Нівы» і нашаніўскага этапу практычнай рэалізацыі беларускай нацыянальнай ідэі 1917-1920 гг. Пасля рэвалюцыі 1905-1907 гг. да гэтага руху далучыліся выхадцы з эліты праваслаўнага сялянства (Якуб Колас, Максім Багдановіч, Максім Гарэцкі), урэшце, уся нашаніўская школа літаратараў і грамадскіх дзеячоў.

Пасля Першай сусветнай вайны, бальшавіцкай рэвалюцыі 1917 года, падзелу Беларусі паміж савецкай Расіяй і адроджанай Польшчай паводле Рыжскай дамовы (18.03.1921) хрысціянства заставалася духоўнай апорай для народа ў змаганні за нацыянальна-дзяржаўнае самавызначэнне. Хрысціянская ментальнасць беларусаў дапамагла ім не паддацца імперскай спакусе - бязбожнай бальшавіцкай дыктатуры ў БССР і паланізатарскай у Заходняй Беларусі. На захадзе праваслаўныя і каталіцкія беларусы захавалі сваю нацыянальную ідэнтычнасць у рэвалюцыйным, а найболей негвалтоўным змаганні за ідэалы адзінай і незалежнай Беларускай Народнай Рэспублікі.

Беларуская інтэлігенцыя ў БССР перажыла спакусу бальшавіцкага ваяўнічага атэізму з трагічнымі наступствамі - падаўленнем і масавым знішчэннем эліты народа прарасійскай уладай бальшавікоў. Асабліва пасля кароткага перыяду нацыянальнага рэваншу беларусаў ва ўмовах вымушанай афіцыйнай палітыкі «беларусізацыі», па сутнасці дэкаланізацыі Беларусі ў 1922-1929 гг.

Бальшавіцкая ўлада ў рэгіёнах былой Расійскай імперыі, а пасля Другой сусветнай вайны таксама ў Цэнтральна-Усходняй Еўропе ў кантэксце хрысціянскай эсхаталогіі была акцыяй антыхрысціянскай. Бальшавікі «шчыра» прызнавалі сваю антыхрысціянскую сутнасць, падаўлялі хрысціянства і яго носьбітаў, сцягам пралетарскага Інтэрнацыяналу прыкрывалі стратэгію на стварэнне сусветнай антыхрысціянскай, прарасійскай імперскай дзяржавы.

Хрысціянства перамагае сусветнае зло яго раздваеннем на непрымірымыя часткі - ўнутраныя і міжнародныя. Бо імперскі нацыянал-сацыялізм, або фашызм у эсхаталагічным аспекце і сусветны камунізм былі д'ябальскай карыкатурай на хрысціянскае Царства Божае. Расійскія бальшавікі аднавілі імперскае язычніцтва - сакралізацыю сваіх ідэолагаў, правадыроў і сваёй дыктатарскай улады. А нямецкі фашызм - гэта старазаветная спакуса сусветнага панавання «выбранага» нямецкага народа. Не выпадкова ваякі Гітлера насілі на спронжках (пражках) рамянёў выгравіраваны дэвіз - апошнія словы са звароту да народаў прарока Ісаі: «З намі Бог!»

Дарэчы, тое прароцтва пачынаецца з папярэджання: «Варагуйце, народы, але дрыжыце; і слухайце, усе далёкія землі! Узбройвайцеся, але дрыжыце; узбройвайцеся, але дрыжыце...» (Іс. 8:9). Як далёка зайшлі сёння «народы і землі» ад эпохі Ісайі ў справе ўзбраення! І не толькі не дрыжаць, наадварот, штодзённа гэтым хваляцца. Сёння забытыя ўсе колішнія запаветы і рухі за мір на зямлі. Забылі дзяржавы хрысціянскую малітву пра мір ва ўсім свеце. Дзяржавы - вялікія і малыя - ўзбройваюцца і штодзённа хваляцца сваёй фенаменальнай зброяй. Адбываецца адцясненне хрысціянскай рэлігіі на ўзровень асабістага выбару. Даўно замоўклі прарокі ўсеагульнага міру і скарачэння ўзбраенняў. Так зразуметае «аддзяленне царквы ад дзяржавы» ва ўмовах сакралізацыі дзяржаўнай улады, пранікнення «цывілізаванага» язычніцтва ў штодзённы побыт, масавую культуру, культ сілы, непавага да культурнай і нацыянальнай традыцыі - зусім верагодна, ёсць эпілог катастрофы.

Сёння, як ніколі раней, патрэбна прарочае Слова хрысціянства.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Кирилла мниха притча о человечстей души и о телесе... // Труды Отдела дневнерусской литературы. - Т. ХІІ. - Москва-Ленинград, 1956. - С. 440 - 447.

2. Біблія: Факсімільнае ўзнаўленне Бібліі, выдадзенай Скарынаю ў 1517 - 1519 гг. У 2 т. Т. 1. - Мінск: БелСЭ, 1990. - С. 8.

3. Ks. Stankiewicz, Ad. Rodnaja mowa ŭ światyniach. Adbitak z «Chryścijanskaj Dumki» / Ad. Stankiewicz. - Wilnia, 1929; Stankiewicz, Ad. Да гісторыі беларускага палітычнага вызвалення / Ad. Stankiewicz. - Вільня: Шляху Моладзі, 1934; Stankiewicz, Ad. Хрысціянства і беларускі народ (Спроба сынтэзы) / Ad. Stankiewicz. - Вільня: Беларускае Каталіцкае Выдавецтва, 1940.

4. Конон, В. Вера и нация: Христианство в исторической судьбе белорусов / В Конон // Нёман. - 1994. - № 5. - С. 156 - 164; Конон, В. Хрысціянства ў гістарычным лёсе беларусаў / В. Конон // Беларуская думка ХХ стагоддзя: Філасофія, рэлігія, культура: анталогія / ўкладанне, прадмова і апрацаванне Юры Гарбінскі. - Варшава, 1998. - С. 565 -588; Конан, В. Драматычны шлях хрысціянства / В.Конан // Голас Радзімы. - 2000. - 5, 15 студзеня, 23 лютага, 12 красавіка, 21 чэрвеня, 19 ліпеня, 10 жніўня.

5. Марозава, С. Уніяцкая царква ў культурна-гістарычным развіцці Беларусі (1596 -1839 гг.): Навучальны дапаможнік / С Марозава. - Гродна, ГДУ імя Я. Купалы, 1996. - 110 с.; Марозава, С. В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596 - 1839): манаграфія / С.В. Марозава. - Гродна: ГрДУ, 2001.

6. Гарбінскі, Ю. Беларускія рэлігійныя дзеячы ХХ стагоддзя / Ю Гарбінскі. - Мінск-Мюнхен: Беларускі кнігазбор, 1999. - 752 с.: іл.

7. Garbiński, J. Białoruski chrześcijański ruch XX wieku: Słownik bioraficzno-bibliograficzny / J. Garbiński, J.Turonak. - Warszawa: Polska Akademia Nawuk, Instytut Sławistyki, 2004. - 519 s.

8. Францыск Скарына і яго час: энцыклапедычны даведнік. - Мінск: БелСЭ, 1988. - 608 с.: іл.; Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. Т. 1 - 6. - Мінск: БелЭН, 1993 - 2003.

9. Біблія: Факсімільнае ўзнаўленне Бібліі, выдадзенае Францыскам Скарынаю ў 1517 -1519 гг. У 3 т. Т. 1 - 3. - Мінск: БелСЭ, 1990 - 1991.

10. Biblija ruska, vylożena doktorom Franciskom Skorinoju: Apostol. Wilna, 1525. - Pederborn. München. Wien. Zürich, 2002. - 1048 s.

11. Станкевіч, Ад. Хрысціянства і беларускі народ (Спроба сінтэзы) / Ад. Станкевіч. − Вільня: Беларускае Каталіцкае Выдавецтва, 1940. - С. 97.

12. Акты, изданные Виленскою Археографическою Комиссиею. - Т. ІХ: Акты Виленского замкового суда. - Вильня, 1878. - С. 3 - 15.

Конан Уладзімір Міхайлавіч - філосаф, гісторык, літаратурны крытык, доктар філасофскіх навук, вядучы навуковы супрацоўнік Інстытута філасофіі Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі.

УДК 2-9(476):303.446.4(476)

С.В. Марозава (Гродна)

БЕЛАРУСКІ ШЛЯХ КАНФЕСІЙНАГА РАЗВІЦЦЯ: НЕАБХОДНАСЦЬ ТЭАРЭТЫЧНАГА АСЭНСАВАННЯ

В статье ставится вопрос о необходимости концептуального, философско-теоретического осмысления специфики конфессиональной истории Беларуси в европейском и восточнославянском контексте на основе богатой историографической традиции и далеко не исчерпанной базы источников.

На мяжы ХХ - ХХІ ст. гісторыка-канфесійная праблематыка стала адным з прыярытэтных кірункаў еўрапейскай гістарыяграфіі, у разнастайнасці тэматыкі якой устойлівае месца займае цікавасць да беларускай мадэлі царкоўна-рэлігійнага развіцця. Гэта цікавасць абумоўлена унікальнасцю канфесійнай гісторыі Беларусі і ўключанасцю беларускага грамадства ў мінулым у рэлігійна-палітычныя, духоўна-культурныя, этнанацыянальныя працэсы шэрагу краін Усходняй і Цэнтральнай Еўропы.

За апошняе тысчагоддзе сваёй гісторыі Беларусь зведала значныя канфесійныя трансфармацыі. Яны вызначаліся як унутранымі, так і знешнімі фактарамі. Канфесійная спецыфіка Беларусі ў значнай ступені абумоўлена яе геапалітычным становішчам. Канфесійная гісторыя Беларусі XVI - XIX cт. уяўляла сабой змену суадносін розных хрысціянскіх плыняў. Хрысціянства тут у розныя гістарычныя эпохі набывала адпаведныя царкоўныя і культурныя формы. Ішлі пошукі нашымі продкамі ўласнага месца ў еўрапейскіх рэлігійна-палітычных працэсах, на перакрыжаванні Усходу і Захаду. Канфесійны фактар аказваў моцны ўплыў на этнакультурныя працэсы, садзейнічаў этнічнаму самавызначэнню беларусаў і іх дыферэнцыяцыі ад іншых народаў. ХХ ст. зведала масавую атэізацыю, а потым - рэлігійны «рэнесанс». Сучасная канфесійная сітуацыя ў Беларусі і нацыянальная ідэнтычнасць насельніцтва - вынік канфесійных працэсаў апошніх стагоддзяў.

Пачынаючы з Мікалая Бантыш-Каменскага [1] і Міхаіла Каяловіча [2] у Расійскай імперыі, Гвэпіна і Марціна ў Францыі [3; 4], Эдуарда Лікоўскага ў Польшчы [5] і інш., еўрапейская гістарыяграфія паступова нарошчвала агульны аб'ём інфармацыі па гісторыі рэлігіі і цэрквы на беларускіх землях. Гэту гісторыю даследавалі ў розных аспектах: тэалагічным, палітычным, ідэалагічным, культуралагічным, этнічным, сацыяльна-эканамічным і ўласна гістарычным. Для замежнай гістарыяграфіі (найперш, расійскай і польскай) уласціва імкненне прывязаць гісторыю Беларусі да гісторыі сваіх краін, за чым не відаць яе канфесійнай спецыфікі. Дзяржаўная, нацыянальная, рэлігійная заангажаванасць гісторыкаў Расіі і Польшчы не дазваляла ім убачыць таго факту, што, прымаючы ўплывы з Захаду і з Усходу, продкі беларусаў імкнуліся да правядзення ўласнай лініі ў царкоўна-рэлігійнай сферы, да пошуку свайго месца ў хрысціянскім свеце.

Сярод айчынных і замежных даследчыкаў адсутнічаюць адзінства і нават узгодненыя падыходы да ацэнкі ролі і месца розных культавых інстытутаў у гістарычным лёсе Беларусі, іх уплыву на беларускую культуру і працэсы нацыятварэння. Да пачатку ХХ ст. у гістарыяграфіі панаваў пастулат аб вызначальнай ролі праваслаўнай царквы на дзяржаўнае і культурнае развіццё беларускіх земляў. Савецкая навука з яе класавым падыходам разглядала ўсе культавыя інстытуты як пасобніка эксплуататарскіх класаў, свядома змяншаючы значнасць першых у фарміраванні культурнай спадчыны беларускага народа. У наш час адыйшоў у нябыт паказ царквы як аплота коснасці і рэакцыі. Усё глыбей усведамляецца яе роля ў дзяржаўным і этнакультурным жыцці народа. Гісторыя хрысціянства, жыццё і дзейнасць яго падзвіжнікаў паступова займаюць бачнае месца ў навуко­вай, вучэб­най і папулярнай літаратуры. Сучасная гістарыяграфія ў вывучэнні гісторыі праваслаўя, каталіцызма, пратэстантызма і уніяцтва ў Беларусі робіць акцэнт на іх узаемапранікненне і ўзаемаўзбагачэнне.

Пытанне аб беларускай мадэлі канфесійнага развіцця ў яго філасофска-тэарэтычным аспекце было пастаўлена нядаўна, хоць вывучэнне гісторыі рэлігіі і царквы Беларусі мае ўжо больш за двухсотгадовую традыцыю. Пошукамі адказаў на яе шматлікія пытанні займаліся таксама філосафы, рэлігійныя дзеячы, мастацтваз­наўцы, філолагі і інш. Багатая гістарыяграфія прадмета адкрывае магчымасць яго асэнсавання на новым узроўні, з улікам сучаснага стану ведаў і больш высокай ступені абагульнення. Відавочна, што ад фактаапісальніцтва і царкоўнага краязнаўства варта пераходзіць да тэарэтычнага асэнсавання праблемы, улічваючы сучасныя метадалагічныя падыходы. Паколькі ў плоскасці гістарычнага даследавання не заўсёды ўдаецца дасягнуць навуковага кансэнсуса, то можа справа за вышэй­шым, філасофскім асэнсаваннем перыпетый беларускай царкоўнай гісторыі? Яе філасофскаму асэнсаванню дапамагаюць працы І.Абдзіраловіча [6], С.А.Падокшына [7 - 9], У.М.Конана [10; 11], Н. Кутузавай [12; 13] і інш.

Даследаванне працэсу канфесійнай трансфармацыі беларускага грамадства ў X - пачатку ХХІ ст., спецыфікі гэтага працэсу ў еўрапейскім, усходнеславянскім кантэксце, яго адметнасці на кожным з этапаў гістарычнага развіцця мае пад сабой багатую крыніцавую базу. Яна ўяўляе сабой комплекс разнастайных па відавой прыналежнасці, па ступені інфармацыйнай насычанасці, рэпрэзентатыўнасці і навуковай значнасці дакументаў, якія, узятыя ў сукупнасці, дазваляюць усебакова і дакладна рэканструяваць падзеі, працэсы і тэндэнцыі ў дзейнасці розных культавых інстытутаў на тэрыторыі Беларусі, у міжканфесійных адносінах. Крыніцы даюць магчымасць прасачыць працэс змены суадносін розных адгалінаванняў хрысціянства на беларускіх землях, у тым ліку яго міжнародны аспект, зігзагі дзяржаўнай канфесійнай палітыкі.

У распараджэнні даследчыка - дакументы беларускага і замежнага паходжання, створаныя на розных мовах прадстаўнікамі розных сацыяльна-прафесійных груп і канфесійнай прыналежнасці, крыніцы дакументальныя і наратыўныя, масавыя і унікальныя, публічныя і канфідэнцыйныя.

Новыя тэндэнцыі ў царкоўна-культурнай сферы Беларусі ў Сярэднявеччы і пачатку Новага часу адлюстроўваюць летапісы, жыцці святых, палемічная літаратура, навуковыя і гісторыка-літаратурныя працы царкоўных дзеячаў таго часу і інш. Важнай крыніцай для вывучэння канфесійнай гісторыі XV - XХ ст. з'яўляюцца помнікі свецкага і кананічнага права, пастановы вышэйшых органаў кіравання царквой, матэрыялы царкоўных сабораў і да т.п. Працэс «інтэрнацыяналізацыі» міжканфесійных адносін і канфліктаў у Беларусі адлюстроўвае знешнепалітычная дакументацыя. Сярод крыніц абсалютна дамінуюць матэрыялы царкоўнага і свецкага справаводства. Прасачыць трансфармацыю канфесійнай структуры насельніцтва ў канцы XVIII - пачатку ХХ ст. дазваляюць статыстычныя крыніцы. Карціну царкоўна-рэлігійных падзей дапаўняюць мемуары і асабістая перапіска. Вельмі цікавыя з пункту погляду царкоўнага краязнаўства летапісы цэркваў, прыходаў, манастыроў, якія вяліся іх настаяцелямі. Падзеі ХІХ - пачатку ХХІ ст. знайшлі адлюстраванне ў перыядычным друку. Каштоўнай крыніцай для вывучэння стану культавых інстытутаў у савецкую эпоху з'яўляюцца фонды дакументаў Савета па справах рэлігійных культаў пры Савеце Міністраў СССР, а таксама рэспубліканскага і абласных апаратаў упаўнаважанага гэтага Савета.

На жаль, толькі нязначная частка крыніц, якія дазваляюць рэканструяваць падзеі і працэсы ў канфесійнай сферы, захоўваецца ў Беларусі. Такія дакументальныя комплексы адклаліся ў Нацыянальным гістарычным архіве Беларусі, Нацыянальным гістарычным архіве Беларусі ў г. Гродна, у Нацыянальным архіве Беларусі, у абласных і занальных архівах.

Шматлікія дакументы знішчаны самім часам, страчаны ў выніку войнаў, загінулі ў віхуры паўстанняў, пажараў, вывезены за межы Беларусі або першапачаткова фарміраваліся ў тых палітычных цэнтрах, з якіх ажыццяўлялася адміністрацыйнае кіраўніцтва ёю: Вільнюсе, Варшаве, Санкт-Пецярбургу, Маскве. Даследчык беларускай гісторыка-канфесійнай праблематыкі «асуджаны» на архіўныя пошукі ў дакументасховішчах усходне- і цэнтральнаеўрапейскіх сталіц: Расійскім дзяржаўным гістарычным архіве (Санкт-Пецярбург), Расійскім дзяржаўным архіве старажытных актаў (Масква), Дзяржаўным архіве Расійскай Федэрацыі (Масква), Дзяржаўным гістарычным архіве Літвы (Вільнюс), Цэнтральным дзяржаўным гістарычным архіве Украіны (Львоў), Галоўным архіве старажытных актаў і Галоўным архіве новых актаў (Варшава) і інш.

Частка дакументальнай спадчыны з канфесійных архіваў была надрукавана ў ХІХ - пачатку ХХІ ст. у тэматычных і абагульняючых зборніках: ад выданняў археаграфічных камісій да дакументальных публікацый «Уния в документах»[14] і «Полацкія пакутнікі» [15].

Матэрыял крыніц служыць важкім аргументам у навуковых дыскусіях па спрэчных пытаннях няпростай і шмат у чым унікальнай гісторыі поліканфесійнай Беларусі. Разам з тым, варта ўлічваць, што дакументы, як тыя, што захоўваюцца ў архівах, так і апублікаваныя, не толькі нясуць на сабе абітак свайго часу, панаваўшай ідэалогіі, але і даюць суб'ектыўнае ўспрыманне падзей іх аўтарамі, не заўсёды адрозніваюцца паўнатой і даставернасцю іх асвятлення. Беларускія і замежныя архівы яшчэ далёка не вычарпаны папярэднімі пакаленнямі даследчыкаў канфесійнай гісторыі Беларусі. Вывучэнне масіву вартых даверу архіўных і апублікаваных крыніц, пры адмове ад іх падзелу на зруч­ныя і нязручныя, дасць штуршок для новых навуковых распрацовак.

Відавочна, што канфесійная складаемая гісторыі Беларусі надала адметнасць і унікальнасць ўсяму гістарычнаму шляху, пройдзенаму нашым народам і дзяржавай. Даследаванне беларускай мадэлі канфесійнага развіцця, улік царкоўна-палітычных зломаў можа даць блізкі да рэалій адказ на пытанне аб цывілізацыйнай спецыфіцы беларускай гісторыі, аб прычынах замаруджанасці нацыянальнага развіцця беларусаў, даць лепшае разуменне сучаснай нацыянальна-культурнай і канфесійнай сітуацыі ў рэспубліцы і вызначыць арыенціры дзяржаўнай рэлігійнай палітыкі на будучыню. Настаў час адпаведнага сучаснаму стану ведаў і крыніцавай базы канцэптуальнага, філасофска-тэарэтычнага асэнсавання гістарычнай канфесійнай адметнасці Беларусі і грунтоўных абагульняючых даследаванняў па гісторыі яе хрысціянскіх цэркваў .

Спіс крыніц і літаратуры

1. Бантыш-Каменский, Н.Н. Историческое известие о возникшей в Польше унии, с показанием начала и важнейших, в продолжение оной чрез два века, приключений, паче же о бывшем от римлян и униятов на благочестивых тамошних жителей гонении / Н.Н.Бантыш-Каменский. - М.: Синодальная тип., 1805. - 454 с.

2. Коялович, М.О. Литовская церковная уния: Исследования / М.О. Коялович. - СПб.: Тип. Тихменева, 1859 - 1861. - Т. 1. - 316 с.; Т. 2. - 442 с.

3. Guepin, A. Saint Josaphat archeveque de Polock, martyr de l'Unite Catholique et l'Eglise Grecque Unie en Pologne / A. Guepin. - Poitiers: H.Oudin, 1874. - Vol. 1. - 351 p.; Vol. 2. - 1878. - 544 р.

4. Martinov, S. Saint Josaphat et ses detracteurs / S. Martinov. - Lion, 1875.

5. Likowski, E. Historia unii kościoła ruskiego z kościołem rzymskim / E. Likowski. - Poznań: M.Leitgeber, 1875. - 287 s.

6. Абдзіраловіч, І. Адвечным шляхам: Дасьледзіны беларускага сьветапогляду / І. Абдзіраловіч. - Мінск: Навука і тэхніка, 1993. - 44 с.

7. Подокшин, С.А. Проблема «Восток - Запад» в общественно-философской мысли Белоруссии и России ХVІ - ХVІІ вв. / С.А. Подокшин // Кніжная культура Беларусі: зборнік навуковых прац. - Мінск: ЦНБ Акадэміі наук БССР, 1991. - С. 40 - 44.

8. Падокшын, С.А. Унія. Дзяржаўнасць. Культура (Філасофска-гістарычны аналіз) / С.А. Падокшын. − 2-е выд. - Мінск: Беларуская навука, 2000. - 111 с.

9. Падокшын, С.А. Іпацій Пацей: Царкоўны дзеяч, мысліцель, пісьменнік на пераломе культурна-гістарычных эпох / С.А. Падокшын. - Мінск: Беларуская навука, 2001. - 118 с.

10. Конон, В. Вера и нация: христианство в судьбе белорусов / В. Конон // Неман. - 1994. - № 5. - С. 156 - 164.

11. Конан, У.М. Хрысціянства ў гістарычным лёсе Беларусі / У.М Конан // Беларуская думка ХХ ст.: Філасофія, рэлігія, культура: анталогія. - Варшава, 1998

12. Кутузова, Н.А. Социально-философская и этическая мысль Беларуси первой половины ХVІІ в.: Автореф. дис. … канд. филос. наук: 09.00.03 / Бел. гос. ун-т. / Н.А.Кутузова. - Минск: 1996. - 19 с.

13. Кутузова, Н.А. Нация, религия и государственность в полемической литературе Беларуси конца ХVI - первой половины ХVII вв.: учебное пособие / Н.А.Кутузова; науч. ред. Е.С.Прокошина. - Минск: Фонд поддержки независимых науки и высшей школы: Бел. негосуд. Ин-т управл., финансов и экономики, 1998. - 111 с.

14. Уния в документах: сб. / сост. В.А.Теплова, З.И.Зуева. - Минск: Лучи Софии, 1997. - 520 с.

15. Полацкія пакутнікі: зборнік дакументаў / уклад. і ап­рац. М.Баўтовіча. - Полацк: Сафія, 2000. - 85 с.

Марозава Святлана Валянцінаўна - доктар гістарычных навук, прафесар, загадчык кафедры гісторыі Беларусі Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта імя Янкі Купалы. Сфера навуковых інтарэсаў: канфесійная гісторыя Беларусі канца XVI - першай паловы ХІХ ст., гісторыя уніяцкай царквы.

УДК 930.1:303.446.4 (476)

Т.Т. Кручковский (Гродно)

Н.М. КАРАМЗИН О РЕЛИГИОЗНОМ ФАКТОРЕ В ОТНОШЕНИЯХ МОСКВЫ И ВКЛ В XIV - НАЧАЛЕ XVI ВЕКА

Статья посвящена анализу трактовки русским историком Н.М.Карамзиным истории соперничества между Великим княжеством Литовским и Великим княжеством Московским в ХIV - начале XVI вв. и места религиозного фактора в международных отношениях.

История отношений Москвы с ВКЛ, а потом с Речью Посполитой рассматривалась Н.М. Карамзиным как первостепенная, наряду с отношениями с Ордой, а затем с ее наследниками и Турцией. Одной из фундаментальных позиций исторической концепции Н.М. Карамзина было положение о Московской Руси как наследнице Киевской Руси. Согласно его мнению, территориально Россия периода Киевской Руси и Руси Московской не отличались, занимая пространство от берегов Оки до Сана [1, с. 9].

Первоначальную историю ВКЛ до ее соединения с Польшей, в ее связи с русскими землями Н.И. Карамзин оценивал как историю преимущественно российскую и православную. Данный подход Карамзина к начальной истории ВКЛ, во многом как российского государства, и его возможности на этом основании этого слиться с Москвой был принят в русской историографии исследуемого периода. Особое развитие данная точка зрения получила в русской консервативной историографии в трудах, посвященных истории России, ВКЛ, Западной России (Д.И. Иловайский, П.Д. Брянцев, М.О. Коялович) [2]. Данное положение в настоящее время высказывается и в современной российской науке: отмечается возможность объединения двух частей, на которые оказались разделены русские земли, когда литовский князь Ягелло мог в 1380 году, приняв православие, жениться на дочери Дмитрия Донского, и эта возможность считается вполне реальной [3].

Первый значительный князь Литвы XIV века - Гедимин оценивается историком как князь литовско-русский, уважающий русские традиции и православие: «Властвуя над Литвою и завоеванною частию России, он именовал себя великим князем Литовским и Российским; жил в Вильне, им основанной; правил новыми подданными благоразумно, уважая их древние гражданские обыкновения, покровительствуя веру греческую и не мешая народу зависеть в церковных делах от митрополита московского» [171, с. 107]. Отдавая должное Гедимину, как государственному деятелю историк подчеркивал, что: «хитрый Гедимин умел снискать дружбу монголов; по крайней мере, никогда не воевал с ними и не платил им дани» [4, с. 138].

В этих условиях, по Карамзину, русские в ВКЛ, а также православная церковь Литвы вместе с Москвою поддержали литовских князей: «Граждане стенали: утратив государственную независимость, они еще умели крепко стоять за веру отцов и, гнушаясь насилием папистов, славили терпимость литовского правления; а глас народа единокровного громко отзывался в Москве. Нет сомнения, что и митрополит ревностно ходатайствовал за князей литовских - которые не мешали ему повелевать духовенством в Польше - особенно же за Любарта, усердного сына нашей церкви» [4, с. 138].

Данная концепция Карамзина была продолжением не только исторической схемы предшествующей историографии, но и московской политической литературы XVI века [11]. ВКЛ, согласно такой интерпретации, до унии с Польшей рассматривалось историком как преимущественно русское государство, а, например, Гедимин - как незаконный правитель, захвативший русские земли. Пользуясь невзгодою России, писал историк, Литва завладела их странами [4, с. 107-108]. По существу, этот взгляд ничем не отличается от точки зрения Татищева, по которому литовские князья некогда повиновались русским, и независимость Литвы явилась следствием отпадения ее от власти России во время княжеских междоусобиц [5, с. 176].

Положение кардинально изменилось в представлении Карамзина после принятия Ягелло польской короны и католичества. ВКЛ после унии с Польшей Карамзин рассматривал как враждебное России государство, «имея в виду Литву, нашего врага естественного» [1, с. 479]. Принятие католичества Литвой и политическое соединение унией с Польшей оценивается Карамзиным исключительно с точки зрения интересов Москвы, как претендента на объединение русских земель: «Ягайло (в 1386 году) с согласия вельмож польских женился на Ядвиге, дочери и единственной наследнице их умершего короля Людовика, принял веру латинскую в Кракове вместе с достоинством государя польского и крестил свой народ волею и неволею. Происшествие, столь благословенное для Рима, продолжал он, имело весьма огорчительные следствия для россиян: Ягайло, дотоле покровитель греческой веры, сделался ее гонителем; стеснял их права гражданские, запретил брачные союзы между ними и католиками и даже мучительски казнил двух вельмож своих, не хотевших изменить православию в угодность королю» [4, с. 203].

Важным моментом в рассуждениях Карамзина о русско-польско-литовских отношениях данного периода становится конфессионный вопрос. При этом весьма знаменательно, что историк, признавая в этой борьбе важность религиозного фактора и часто отмечая его как причину войн, особенно в борьбе за земли Литовской Руси, не всегда ставил его на первый план, как это будет впоследствии в русской консервативной историографии ХIХ - начала ХХ веков. Однако по мере усиления противоборства Москвы и ВКЛ значение конфессионального фактора в описании Карамзина все более усиливается.

Рассматривая историю взаимоотношений Москвы и польско-литовского государства в конце ХV - первой половине XVI веков, до начала царствования Ивана IV Грозного, Карамзин выделяет ряд русско-польско-литовских войн этого периода, дипломатические отношения между ними, наиболее яркие, по его мнению, эпизоды этих отношений. Данное повествование ведется на фоне основного рассказа об истории России и прежде всего западной политики Москвы, направленной на присоединение всеми возможными способами западнорусских земель: прежде всего военными, но и дипломатическими, (используя против Польши и ВКЛ как германские христианские государства, так и «бусурманские» Турцию и Крым), конфессионально-этническими, брачно-династическими и т.д. При этом историк признает, что Москва сама, используя в Литве в своей политике конфессиональный фактор, активно использовала против Польши и ВКЛ также и «врагов веры Христовой».

Описывая войны Ивана III, историк даже утверждал, рисуя величайшее миролюбие московского князя в отношении Александра, что именно религиозный вопрос и вызвал войну между Москвою и ВКЛ: «война едва ли могла бы открыться между ними, если бы в распрю их не замешалась вера… Иоанн долго сносил грубости зятя; но терпение его исчезло, когда надлежало защитить православие от латинских фанатиков» [4, с. 510]. Описывая существующие, по его мнению, преследования православия, историк употребляет весьма эмоциональные и красочные определения, действующие на сознание и воображение читателя: «в Литве открылось гонение на восточную церковь», «между тем гонение на греческую веру в Литве продолжалось» [4, с. 510-511].

Интересно отметить, что историограф, говоря об этих гонениях православия в Литве, не приводит конкретных примеров, а пишет только о католической и униатской пропаганде решений Флорентийского собора среди православных. Ответом на такие «гонения», по Карамзину, стала негативная реакция православного населения ВКЛ: «ревностные в православии христиане гнушались латинским соблазном и многие вы­ехали в Россию» [4, с. 511]. Далее историк признает, что «принимая к себе литовских князей с их поместьями, Иоанн нарушал мирный договор; но оправдывался необходимостию быть покровителем единоверцев, у коих отнимают мир совести и душевное спасение» [4, с. 511]. Следует также отметить, что историк не называет источников информации Ивана III, которым он поверил: «уведомили великого князя, что в Литве открылось гонение на восточную церковь» [4, с. 510]. В то время, как дочь Ивана III, великая княгиня литовская Елена, которая «сохранила чистоту веры своей… уверяла родителя, что она любима мужем, свободна в исполнении обрядов греческой веры и всем довольна» [4, с. 510].

Весьма показательно, что Карамзин, говоря о религиозной политике Александра и показывая преследования православия, в принципе считал ее соответствующей государственным интереса ВКЛ: «Может быть, он хотел и государственного блага, думая, что единоверие подданных утверждает основание державы: сие неоспоримо» [4, с. 510]. Однако он подчеркивал, что такова политика весьма опасна и должна проводится умело и осторожно «но предприятие опасно: должно знать свойство народа, приготовить умы, избрать время и действовать более хитростию, нежели явною силою, или вместо желаемого добра произведешь бедствия: для того язычник Гедимин, католик Витовт и отец Александров, впрочем, суеверный, никогда не касались совести людей в делах Закона» [4, с. 510].

Интересным моментом, описываемым ученым русско-польского соперничества и попытки Ивана III подчинить ВКЛ как свое законное наследственное владение были конфессионально-политические обстоятельства женитьбы короля Александра на Елене, дочери Ивана III. При этом историк открыто признает, что литовский князь и литовская магнатерия этим способом надеялись обеспечить мир с Москвою, а Иван III хотел использовать этот династический союз для усиления своего влияния на ВКЛ [4, с. 488-490]. В качестве инструмента давления на Литву использовался конфессиональный фактор: московские владыки, которые не допусками возможности иметь себе неправославных жен (эта традиция сохранится, как знаем, и в императорской России - Т.К.) настаивали и настояли на сохранении Еленой православной веры. «Государь изъявил согласие выдать дочь свою, Елену, за Александра, писал историк, взяв слово, что он не будет нудить ее к перемене веры» [4, с. 488]. Карамзин, вполне соглашаясь со стандартами поведения московских владык, подробно описывает инструкции поведения, данные Елене уже как жене иностранного государя, ее отцом Иваном III: «Память великой княжне Елене. В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь: из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с собою в божницу, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь…». В тайном наказе велено было требовать, чтобы Елена венчалась в греческой церкви, в русской одежде» [4, с. 489-490]. «Иоанн, отмечает Карамзин, не забыл ничего в своих записках» [4, с. 490].

Несмотря на то, что Елена осталась в православии «сохранила чистоту веры своей», и для нее специально была построена церковь «однако же, Иоанн, отмечает Карамзин, не преставал беспокоиться, посылал ей душеспасительные книги, твердил о Законе» [4, с. 510]. Положение о сохранении Еленой православия, несмотря на сложность своей ситуации, «ни ласки, ни гнев мужа, ни хитрые убеждения коварного отступника, смоленского владыки, не могли поколебать ее твердости в Законе», Карамзин подтверждает, ссылаясь также на польские источники: «она всегда гнушалась латинским, как пишут историки польские» [4, с. 511].

Несмотря на этот брачный союз, Карамзин признает, что Иван III постоянно нарушал его условия, проводя прежнюю враждебную политику в отношении Литвы. Отмечает историк также продолжающееся подстрекательство Москвой нападения крымского хана на русские земли ВКЛ, приводя отрывок из письма Александра Ивану III, апеллирующего к их родству и одной вере христианской: «К изумлению и прискорбию моему сведал я, что ты, вопреки клятвенному обету искреннего доброжелательства, умышляешь против меня зло в своих тайных сношениях о Менгли-Гиреем… Брат и тесть! вспомяни душу и веру!» [4, с. 509].

Таким образом, рассмотрев многочисленные аспекты польско-литовско-русских отношений и в них как главную проблему вопрос о западнорусских землях ВКЛ, Карамзин приходит к выводу, противоречащему его общей концепции: «Заметим, наконец, что время уже приучило северную Россию смотреть на литовскую как на чуждую землю; в обычаях и нравах сделалась перемена, и связь единородства ослабела» [4, с. 488]. Как невольное доказательство этому ученый приводит пример многочисленной и добровольной мобилизации шляхты ВКЛ, в том числе и православной, вместе с католической Польшей на войну с единоверной Москвой, причем героем с литовской стороны, этой проигранной Россией войны, стал, как отмечается, православный предок Галицких князей - Острожский: «В самом деле, никто не служил Литве и Польше усерднее Острожского, брата россиян в церкви, но страшного врага их в поле» [4, с. 513].

«Иоанн, отняв у Литвы некоторые области, - продолжал историк, -был доволен сим знаком превосходства сил и лучше хотел миром утвердить приобретенное, нежели войною искать новых приобретений» [4, с. 488]. Возможно, такое признание отражало частичное понимание историком уже начавшегося иного исторического пути развития западнорусских земель в составе польско-литовской государственности и Москвы. А возможно, должно было оправдать, хотя бы в какой-то степени, направление Москвой разорительных набегов крымских татар на русские земли ВКЛ.

Вместе с тем историограф придерживался мнения, несмотря на уже видимые отличия в развитии восточнославянских народов, о существовании единого русского народа и единой России, о чем свидетельствует также и его оценка политических задач западной политики России XV - XVII веков. Было это следствием его исторических взглядов, а также концепции «большой русской нации», начавшейся формироваться во времена Екатерины II, к становлению которой Н.М. Карамзин непосредственно приложил руку, и сложившейся при С.С. Уварове на основе исторической традиции в тесной связи с потребностями внешней и внутренней политики. Как отмечается в современной российской историографии, «концепция общерусской нации» была не просто популярна, а фактически принята большинством русских ученых XIX - начала XX веков самых разных политических ориентаций [6, с. 6]. Советская историческая наука, как известно, придерживалась теории древнерусской народности, в то время, как этнокультурное взаимодействие восточного славянства в XV - XIX веках в концептуальном отношении привлекало к себе куда меньшее внимание [10].

Таким образом, историк, признавая в этой борьбе важность религиозного фактора и часто его отмечая как причину войн, особенно в борьбе за земли Литовской Руси, не ставил его первоначально на первый план, особенно в период XIV века. Вместе с тем, Карамзин на страницах своей Истории не смог удержаться, следуя за русской публицистикой XVI века, от интерпретации конфликта с ВКЛ в XV - начале XVI веков как пролитие невинной христианской крови, но только с одной стороны, конечно, российской. И отсюда православное войско, защищающее истинную Христову веру, последовательно противопоставляется именно по признаку наличия или отсутствия этой веры католикам-полякам, которые нередко ставятся русским историком на одну доску то с мусульманами, то с язычниками [1; 7; 8; 9].

Проблема исторического соперничества Москвы и Литвы за западнорусские землями, отмеченная и решенная Карамзиным как литовская экспансия, с одной стороны, и собирание русских земель Москвой, с другой стороны, стала одной из основных в русской историографии ХIХ - начала ХХ века. Решалась она преимущественно в ключе, предложенном Карамзиным, (М.П. Погодин, С.М. Соловьев, В.О. Ключеский и др.) или, если даже ВКЛ признавалась вторым центром собирания русских земель, то в контексте ее как русского православного государства (М.О. Коялович, П.Д. Брянцев, Д.И. Иловайский и др.) [2].

Список источников и литературы

1. Карамзин, Н.М. История государства Российского / Н.М. Карамзин. - СПБ.,
1842. - Т.2.

2. Кручковский, Т.Т. Польская проблематика в русской историографии второй половины XIX в. / Т.Т. Кручковский // Наш радавод. - Гродно, 1994. - Кн. 6. - Ч. 2. - С. 218-417.

3. Карацуба, И.В. Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от Рюриковичей до олигархов / И.В. Карацуба, И.В. Курукин, Н.П. Соколов. - М., 2005.

4. Карамзин, Н.М. История Государства Российского. / Н.М. Карамзин - Кн. 2. - Т.IV. - СПб., 1842.

5. Милюков, П.Н. Главные течения русской исторической мысли / П.Н. Милюков. - М., 1913. − 342 с.

6. Восточные славяне в XVII-XVIII веках: этническое развитие и культурное взаимодействие: материалы «круглого стола» // Славяноведение. - М., 2002. - № 3.-
С. 3 - 35.

7. Карамзин, Н.М. История государства Российского / Н.М. Карамзин. - СПб.,
1842. - Т. V.

8. Карамзин, Н.М. История государства Российского / Н.М. Карамзин. - М., 1908. -
Т. 11.

9. Карамзин, Н.М. История государства Российского / Н.М. Карамзин. - М., 1908. -
Т. IХ.

10. Очерки истории СССР. Конец XV - начало XVII в. - М., 1955.

11. Пресняков, А.Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII - XV столетий / А.Е. Пресняков. - Петроград, 1913. - 459 с.

Кручковский Тадеуш Тадеушевич - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Гродненского государственного университета имени Янки Купалы.

УДК 27:303.446.4

В.И. Тубелевич (Гродно)

ХРИСТИАНСТВО ВКЛ В ТРУДАХ Н.Г. УСТРЯЛОВА

В статье анализируются взгляды русского историка Н.Г. Устрялова на историю христианских культовых институтов Великого княжества Литовского. Исследователь видел исключительно положительную роль православия и субъективно подходил к оценке других христианских конфессий.

На протяжении всего периода существования Великого княжества Литовского христианские конфессии играли значительную роль в его политической истории. ВКЛ находилось на границе Восточной и Западной Европы, что влияло на религиозную ситуацию в этом регионе. Первоначально главенствующая роль отводилось православию, однако, затем первенство переходит к католичеству. Долгое время эти религии сосуществовали вместе, даже предпринимались попытки их объединения, в результате чего возникло униатство, имевшее большое значение для поздней истории Великого княжества Литовского.

Проблема взаимоотношений между христианскими конфессиями привлекала внимание различных историков, которые рассматривали это разных точек зрения. Если местные историки положительно оценивали роль католичества и униатства на развитие ВКЛ, то российские историки крайне отрицательно относились к этим конфессиям и основное внимание уделяли православной вере. Следует упомянуть, что такие крупнейшие историки первой половины XIX века, как Н.М. Карамзин и М.П. Погодин достаточно бегло описали историю Великого княжества Литовского, в том числе и конфессиональную. Одним из первых видных российских историков, кто подробно остановился на истории ВКЛ, был Николай Герасимович Устрялов (1805 - 1870 гг.).

Н.Г. Устрялов родился в семье управляющего имением в селе Богородском Орловской губернии. Несмотря на низкий социальный статус, семья была достаточно обеспеченной, благодаря чему Николай Герасимович получил хорошее образование. Н.Г. Устрялов вначале успешно учился в Орловской губернской гимназии, а затем закончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Благодаря своему таланту и трудолюбию он опубликовал переводы исторических сочинений: Ж. Маржерет «Состояние Российской державы и Великого княжества Московского с присовокуплением известий о достопамятных событиях четырех царствований, с 1590 г. по сентябрь 1606 г.», «Сказания современников о Дмитрии Самозванце». Эти работы были высоко оценены царским правительством, и Николай Герасимович Устрялов стал профессором русской истории Санкт-Петербургского университета. К концу 30-х гг. Устрялов становится официальным историографом, получившим признание как со стороны властей, так и со стороны ученых и преподавателей. Именно с этого времени начинается наиболее активный период творчества историка. Он уделяет внимание многим проблемам истории, в том числе и проблеме Великого княжества Литовского в истории России.

Свою точку зрения ученый изложил в статье «Исследование вопроса, какое место в русской истории должно занимать Великое княжество Литовское». Эту работу Устрялов написал по причине того, что в это время общественное мнение разделилось на две позиции. Одни считали, что ВКЛ должно занимать такое место в русской истории, как княжество Новгородское и Галицкое. Другие ученые смотрели на Великое княжество Литовское как на «польские провинции, и полагали, что русской истории о делах литовских надо рассуждать не более чем о делах крымских или ливонских» [1, c. 124]. Н.Г. Устрялов доказывал, что ВКЛ было «русское, и вера, и язык, и гражданские уставы; сами князья литовские, рожденные от русских княгинь, женатые на русских княгинях, крещенные в православную веру, казались современникам потомками Владимира Святого» [2, c. 17]. То есть Николай Герасимович считал, что Литовское княжество было частью территории, на которой проживал русский народ, а одной из главных причин этого является единая православная вера. Поэтому многие восточнорусские княжества (Рязанское, Тверское, Новгородское) охотно присоединялись к ВКЛ, так как литовские князья были родственниками и единоверцами.

Более подробно свое отношение к христианским конфессиям Великого княжества Литовского Устрялов изложил в своем труде «Русская история», где выделено несколько глав по истории ВКЛ.

Николай Герасимович выделял территорию современной Литвы и земли западной Руси, куда входили Полоцкое, Витебское, Минское, Туровское и другие княжества. Историк особенно подчеркивал, что Литва оставалась языческой, а западнорусские княжества были уже православными. Сами князья ВКЛ по происхождению были литовцами, но они либо были крещены, как Войшелк и Довмонт, либо, оставаясь язычниками, не препятствовали распространению христианства. Ярким примером этого являлся князь Гедимин, который был «государь выше века и народа, язычник от колыбели, он оказывал почтение богу христианскому, строил церкви в Новгородке и в столице своей Вильно, даже дозволял сыновьям своим креститься» [3, c. 162].

Исходя из этого, можно сделать вывод, что историк относился с симпатией к Великому княжеству Литовскому этого периода, так как господствующей религией было православие.

Отношение Николая Герасимовича Устрялова к западнорусскому государству поменялось, когда он начал изучать правление великого князя Ягайло. По мнению историка, Ягайло был православным, потому что его мать и братья были христианами. Однако сам правитель Великого княжества Литовского предал свою веру, перейдя в католичество. Основной причиной этому было желание Ягайло стать польским королем, так как в это время в Польше прервалась королевская династия Пястов, а единственной наследницей была юная королева Ядвига. Польская знать предложила руку Ядвиги и титул короля Ягайло, а одним из условий было распространение католической веры на территории Великого княжества Литовского.

Крещение Литвы было совершено сравнительно быстро, так как простой народ, хоть и поклонялся языческим богам, но знать уже была христианской и поддержала начинания Ягайло. Однако западнорусские области, которые уже несколько столетий были православными, с явным сопротивлением встретили насильственное распространение католичества. Во многом благодаря этому восточные территории ВКЛ поддержали его двоюродного брата Витовта, который, используя недовольство православной знати, смог стать великим князем. Сам Витовт перешел в католичество еще в Кракове вместе с Ягайло, но в отличие от двоюродного брата был равнодушен к различию вероисповеданий и поддерживал равноправие. Но Витовт был великим политиком и одним из средств для достижения его целей была религия. Именно во время его правления образовалась независимая от Москвы Киевская митрополия. По мнению Устрялова, оснвной причиной этого был не религиозный раскол, а стремление ВКЛ иметь свою отдельную митрополию.

Преемники Ягайло прекратили гонения на православие, и до конца XVI века на территории Великого княжества Литовского сохранялась веротерпимость. На это даже не повлиял Флорентийский собор 1439 года, когда была предпринята попытка объединить католичество и православие в единое целое. Если киевский митрополит Григорий Болгарин поддержал решения Флорентийского собора, то следующие митрополиты окончательно отвергли решения унии 1439 года.

В своем труде «Русская история» Николай Герасимович Устрялов неоднократно подчеркивал, что главную роль в жизни Литовского княжества играла православная вера, а центрами, где находились епископы, были такие города, как Полоцк, Могилев, Туров, Пинск, Луцк, Владимир Волынский. В столице ВКЛ, «средоточии Литвы, исповедовавшей латинскую веру, было более 30 церквей грекороссийских и только 7 костелов римских» [3, c. 261]. Знать, окружавшая великого князя, также в большинстве своем состояла из православных, среди которых упоминались такие знаменитые фамилии, как Вишневецкие, Огинские, Острожские, Сапеги, Пацы и другие. Все они до конца XVI века принадлежали православной конфессии.

Практически никакого влияния на конфессиональное положение в обществе не оказала Люблинская уния 1569 года, в результате которой Великое княжество Литовское и Польское королевство были объединены в Речь Посполитую, потому что одним из условий была свобода вероисповеданий.

Однако к концу XVI века конфессиональная ситуация в ВКЛ коренным образом изменилась. Виной этому стала Брестская уния 1596 года, в результате которой православная церковь была подчинена Ватикану. На сегодняшний момент сложились неоднозначные и противоречивые точки зрения на эту проблему. Российские историки относились к Брестской унии крайне отрицательно, не стал исключением и Николай Герасимович Устрялов.

По Устрялову, одной из главных причин подписания унии стала сама католическая церковь, так как «папы, вопреки всем неудачным попыткам, не оставляли нас в покое, при каждом удобном случае возобновляя старания подчинить своей власти российскую церковь» [3, c. 263]. Другой причиной было предательство православных руководителей, среди которых были луцкий епископ Кирилл Терлецкий, владимирский епископ Ипатий Потей и киевский митрополит Михаил Рогоза, решивших подчиниться папе Римскому на условиях Флорентийской унии. Историк указывал, что эти православные деятели вели порочный образ жизни и хотели получить такие же привилегии, как и католическое духовенство. Третьей причиной стала всесторонняя поддержка правившего в это время короля Речи Посполитой Сигизмунда III.

С самого начала против унии выступила значительная часть православного духовенства и знати, не поддержал в большинстве унию и простой народ, однако, в силу вышеуказанных причин уния была подписана. Именно это вызвало раскол в жизни общества ВКЛ, привело к жестоким гонениям православных. Н.Г. Устрялов неоднократно подчеркивал, что причина успехов унии заключалась не в поддержке простого народа, а в мерах правительства Речи Посполитой по ее распространению. Особую роль в этом сыграли иезуиты, которые «успели уничтожить почти все школы, основанные для образования православного духовенства и дворянства, завели свои училища, где со свойственным искусством внушали ненависть ко всему русскому, любовь и уважение ко всему польскому» [3, c. 378]. Все это привело к тому, что роль православной церкви стала падать, а число приверженцев уменьшаться. Великое княжество Литовское в составе Речи Посполитой начало быстро слабеть. Именно религиозные притеснения всех конфессий католической церковью стали основным поводом для вмешательства во внутренние дела Речи Посполитой соседних держав, что привело, в конечном итоге, к падению ВКЛ и Польши в конце XVIII века.

Николай Герасимович Устрялов был историком своей эпохи и своего государства. Всячески подчеркивая положительную роль православия на территории Великого княжества Литовского, в то же время субъективно подходил к оценке других христианских конфессий. Следует отметить, что в работе Устрялова «содержатся те программные установки, которые после восстания 1863 года войдут в «плоть и кровь» идеологии и «западноруссов» и их ведущего историографа М.О. Кояловича» [1, c. 126]. Однако именно творчество Николая Устрялова заставило обратить внимание российской историографии на историю христианских конфессий Великого княжества Литовского.

Список источников и литературы

1. Карев, Д.В. Белорусская и украинская историография конца XVIII - начала 20-х гг. XX века в процессе генезиса и развития национально-исторического сознания блорусов и украинцев / Д.В. Карев. - Вильнюс: ЕГУ, 2007. - 312 с.

2. Устрялов, Н.Г. Исследование вопроса, какое место в русской истории должно занимать Великое княжество Литовское? / Н.Г. Устрялов. - Спб: Тип. Экспедиции заготовления гос. бумаг, 1839. - 42 с.

3. Устрялов, Н.Г. Русская история. Царствование государя императора Николая I / Н.Г.Устрялов. - СПб.: Тип. А. Фридрихсона, 1855. - 446 с.

Тубелевич Валентин Иосифович - аспирант кафедры всеобщей истории Гродненского государственного университета имени Янки Купалы.

УДК 303.446.4

Ю.И. Курстак (Гродно)

ПРОБЛЕМЫ РЕЛИГИОЗНОЙ ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЧЕХИИ В ТВОРЧЕСТВЕ РУССКОГО УЧЕНОГО-СЛАВИСТА А.С. БУДИЛОВИЧА

Статья посвящена тем проблемам религиозной истории Чехии и связанным с ней личностям эпохи средневековья, которые привлекли внимание ученого-слависта А.С. Будиловича. Характеризуются взгляды этого русского исследователя.

Среди всех проблем средневековой истории Чехии наибольшее внимание русских славистов привлекло гуситское движение. Проблема эта была одной из наиболее популярных в контексте всех славистических исследований в предреволюционной России. Она уступала по популярности только лишь истории Польши и событиям на балканском юге в 1877-1878 гг. [1, с. 6]. Эти темы, однако, в той или иной степени были непосредственно связаны с внутренней и внешней политикой Российской империи. Гуситское движение в средневековой Чехии стоит особняком в этом ряду.

Первые исследования, посвященные этой проблеме, появились в 40-е гг. XIX в. и были идейно и методологически связаны со славянофильским учением. Необходимо заметить, что основатели славянофильства (Хомяков, Самарин, братья Кириевские) проблемами гуситства не занимались. В воспитании историков-славянофилов значительную роль сыграл профессор московского университета О.М. Бодянский (1808-1877), который, не разделяя всех воззрений славянофилов, соглашался с ними, по крайней мере в том, что православие является единой для всех славян религией и обязательно должно было сохраниться у всех славянских народов на уровне исторической памяти, даже если некоторым из них и была «навязана» иная форма христианства. В результате синтеза идей Бодянского и философии славянофилов в русской исторической литературе с конца 40-х годов утверждается априорная идея о том, что в гуситском движении выражались исконно присущие каждому славянскому народу и чешскому, в частности, православное начало и славянский дух. Столь искусственная концепция, по мнению Л.П. Лаптевой, являлась результатом соединения многих факторов, в том числе и низкого уровня знаний о славянах и их истории, как в русской, так и в европейской науке того времени [1, с. 30]. Помимо этого, общим для почти всех славянофильских исследователей было представление гусизма как одного из актов (притом очень яркого акта) исторической борьбы «славянского племени» за свое закономерное первенство среди других народов мира. В гусизме, как считалось, проявились укорененное в чехах исконное стремление к православию и греко-славянской стихии. Эти взгляды в той или иной мере были присущи всем историкам славянофильской ориентации - В.А. Елагину, Е.П. Новикову (впоследствии порвавшему со славянофильством), Р.С. Клеванову, А.Ф. Гильфердингу, В.И. Ламанскому и А.С. Будиловичу. Проблемы гуситского движения были затронуты Будиловичем в его работах, появившихся в 1869-1871 гг.

Гуситство он называл самым крупным событием т.н. «восточного вопроса», под которым имелось в виду столкновение европейского востока с западом. В рецензии на труд В. Бильбасова [2] Антон Семенович не согласился с предложенной автором характеристикой личности короля Вацлава IV, признавая его заслуги для гуситского движения. Одновременно он считал, что время правления этого короля не может быть названо «темною порою чешской истории» [3, с. 8]. Несогласие Будиловича вызвала и принятая Бильбасовым трактовка соотношений Гуса и Лютера. Гус, по его мнению, был свободен от спекулятивного отношения к вере, которое свойственно было Лютеру [2, с. 435]. Будилович не считал Яна Гуса предтечей Лютера, а сам протестантизм был для него только лишь «внутренним делом запада», не имевшим с гуситским движением никакой связи. [4, с. 2.]. Подобного мнения придерживался и А.Ф. Гильфердинг, по мнению которого протестантизм XVI в. был слишком рационалистичным для славянина Гуса, жившего прежде всего чувством [1, с. 58].

Вслед за В.И. Ламанским Будилович обратил внимание на жизнь и деятельность второй культовой личности в гусизме - Иеронима Пражского. Оставаясь верным славянофильской традиции, самым важным событием в жизни Иеронима Антон Семенович считал его поездку в Литву и на Русь. Она якобы имела место в первой половине 1413 г. В приводимых им в доказательство истинности этой поездки источниках содержалось немалое количество хронологических несовпадений, однако, об этом он предпочитал молчать. В то же время несомненной заслугой Будиловича была постановка, впервые в русской литературе, вопроса о достоверности приводимых в обвинительных актах Констанцкого собора свидетельств о пребывании Иеронима на Руси, которые, как он считал, могли быть продиктованы страхом смерти [4, с.1 5] (как это и было на самом деле). Однако известная доля скептицизма в отношении достоверности этих источников не мешала Антону Семеновичу придавать путешествию Иеронима в Русь значение первостепенной важности и объяснять влиянием этого же столь ненадежного и для него самого путешествия распространение в Чехии причащения мирян под двумя видами. Ему также представлялась уместной постановка вопроса о канонизации православной церковью Гуса и Иеронима, «если церковь причислила к лику святых тех язычников, которые крещены огнем» [4, с. 20].

Эпоху гуситства и гуситского движения он считал самой важной во всемирно-историческом значении. Связь чешского народа с восточной христианской традицией с самого появления славян на исторической арене была для него очевидной. На заре своей истории чехи имели довольно простой выбор: либо духовно связаться с восточной христианской традицией, либо погибнуть, как это случилось с племенами бодричей и лютичей. Отдаленная связь с православием по мнению Антона Семеновича ярче всего проявилась именно в гуситстве.

Даже в конце XIX в., по мнению Будиловича, в чехах и моравянах были еще живы предания гуситства, а по временам оживала память и более древних времен, славянских, кирилло-мефодиевских [5, с. 460].

В то же время он подвергал острой критике воззрения корифея чешской исторической науки, одного из ее основателей - Ф. Палацкого. Палацкий, по мнению Будиловича, не смог оценить истинное значение православия в чешской традиции. Вследствие этого он оказался не способен правильно оценить и понять истинное значение многих эпох чешской истории - Эпохи Ростислава, Прокопа, Гуса и Иеронима и многих других. Тем более непонятной для Палацкого была связь кирилло-мефодиевских преданий с гуситским движением и даже с учением Чешских Братьев [6, с. 40-42]. Во многом по причине различия собственных политических воззрений с воззрениями Палацкого Будилович называл взгляды своего «оппонента» на значение Византии в средние века, а России на современном им этапе - «не отличавшимися ни глубиной, ни верностью» [6, с. 49]. В целом историки-славянофилы, подвергая критике Палацкого за непризнание существования в чешской истории православия, заимствовали, тем не мене, у него характеристику католической церкви и весь фактический материал по чешской истории [7, с. 99].

Антон Семенович считал, что в раскрытии истинного смысла гуситства, понимаемого им как выражение стремления чешского народа возвратиться к православию, русские ученые продвинулись значительно дальше, чем немецкие и даже чешские [8, с. 558].

В 60-е годы славянофильская концепция истории зарубежных славян вообще и гуситского движения, в частности, стала подвергаться критике в русской литературе. Одним из наиболее решительных критиков славянофильской точки зрения выступил П.А. Ровинский (1831-1916) в работе «Главные моменты в истории чешского народа» [9]. Он отверг теорию о православии гусизма и его исключительно религиозном характере, признав важное значение национальных и социальных мотивов.

Пристальное внимание А.С. Будиловича привлекла жизнь и деятельность Святых Яна Непомука и Войтеха. Согласно легенде, Ян Непомук, духовник королевы Софии, отказался выдать тайну исповеди королю Вацлаву IV (1378-1419), подозревавшему супругу в измене. В наказание он был зашит в мешок и брошен в реку с Пражского моста. Несмотря на всю ее трогательность, достоверность этой истории с самого начала вызывала сомнения. Уже с середины XVIII в. был известен источник, который опровергал байки, связанные с канонизацией. Этим источником являлась жалоба архиепископа Яна из Йенштейна на короля Вацлава IV, посланная папе. Несмотря на это, легенда продолжала существовать. В своей работе [3] А.С. Будилович, основываясь на анализе существовавших источников, убедительно доказывал ее несостоятельность. Автором легенды он называл чешского хрониста второй половины XV в. П. Жидека [3, с. 16]. Самого же Яна Непомука Антон Семенович называл «безызвестным и заурядным пражским законником, казненным, подобно бесчисленному множеству других в средние века» [3, с. 4.] Культ Яна Непомуцкого, как он справедливо считал, был создан против существовавшей в чешском народе традиции почитания Яна Гуса. Он стал своеобразным «подлогом» под него. На это указывали несколько обстоятельств. Важнейшими из них были общность имен обоих деятелей, ношение обоими духовного сана и титула магистра пражского университета. Яна Гуса с Яном Непомуцким объединяла и насильственная смерть, принятая обоими [3, с. 25].Необходимо признать, что А.С. Будилович не был «пионером» в разоблачении легенды о широко почитаемом в Чехии до настоящего времени святом. За несколько десятилетий до него с этим блестяще справился родоначальник славянской науки Й. Добровский [10].

Подлинность существования второго из чешских Святых - Святого Войтеха, почитаемого также в Чехии и Венгрии [11], Будилович не подвергал сомнению. Однако он выступал против чрезмерной идеализации его личности. Он указывал на распущенность прежней жизни Святого Войтеха [12, с. 407], не признавал за ним и особых личностных достоинств. Личностная сила Св. Войтеха заключалась, по мнению Будиловича, не в уме и учености, а в его положении и характере [13, с. 393].

Хотя Антон Семенович не был историком по образованию, интересы его всегда простирались дальше собственно филологических изысканий. Его оценки многих исторических событий и явлений с перспективы времени кажутся довольно субъективными и даже предвзятыми. В то же время творчество ученого, на которое заметное влияние оказывало православно-русское мировоззрение автора, составляет неотъемлемую часть русской консервативной мысли XIX - начала XX вв.

Список источников и литературы

1. Лаптева, Л.П. Русская историография гуситского движения / Л.П. Лаптева. - М., 1978. - 362 с.

2. Будилович, А.С. Славянская библиография за 1868 г. / А.С. Будилович // Журнал Министерства Народного Просвещения. - 1869. - Ч. 143. - С. 434-436.

3. Будилович, А.С. О Яне Непомуцком, Иезуитско-Габсбургском Святом / А.С.Будилович. - Варшава, 1879. - 26 с.

4. Будилович, А.С. Не был ли православным человеком Иероним Пражский? / А.С.Будилович. - С.-Петербург, 1871. - 25 с.

5. Будилович, А.С. Летопись / А.С. Будилович // Славянское обозрение. - 1892.- Ноябрь - декабрь. - Т. 3. - С. 456 - 467.

6. Будилович, А.С. К характеристике Палацкого / А.С. Будилович // Сборник Учено-Литературного общества при Императорском Юрьевском Университете. - Т.II. - Юрьев, 1899. - С. 21 - 65.

7. Лаптева, Л.П. Чешский ученый XIX века Франтишек Палацкий и его связи с русской наукой / Л.П. Лаптева // Славяноведение. - 1999. - № 3. - С. 92 - 101.

8. Будилович, А.С. Летопись / А.С. Будилович // Славянское обозрение. - 1892. - Апрель. - Т. 1. - С. 544 - 563.

9. Ровинский, П.А. Главные моменты в истории чешского народа / П.А. Ровинский // Современное Обозрение. - 1888. - № 1-3.

10. Лаптева, Л.П. Йозеф Добровский как родоначальник критического изучения источников чешской истории [Электронный ресурс]. - 2007. - Режим доступа: http://ist-slavbalkan.narod.ru/SSBP-Internet/ssbp-vol-1/007-Lapteva.pdf. - Дата доступа: 10.11.2007.

11. Калинина, О., Вагнер, А.. Святые покровители земли Чешской [Электронный ресурс]. - 2008. - Режим доступа: http://www.radio.cz/ru/statja/74049. - Дата доступа: 20.02.2008.

12. Будилович, А.С. Несколько критических замечаний на латинскую легенду о пражском епископе Войтехе / А.С. Будилович // Холмско-Варшавский Епархиальный Вестник. - 15 (27) декабря 1879 г. - № 24. - С. 406 - 411.

13. Будилович, А.С. Несколько критических замечаний на латинскую легенду о пражском епископе Войтехе / А.С. Будилович // Холмско-Варшавский Епархиальный Вестник. - 1 (13) декабря 1879 г. - № 23. - С. 388 - 394.

Курстак Юрий Иосифович - преподаватель кафедры всеобщей истории Гродненского государственного университета имени Янки Купалы

УДК 930.1:303.446.4

А.Н. Нечухрин (Гродно)

Б.А. Тураев как православный ученый

Статья посвящена жизни, деятельности и научным взглядам уроженца Гродненщины, известного русского историка-востоковеда Б.А. Тураева.

Борис Александрович Тураев (1868 - 1920) является одним из основоположников отечественной школы истории и филологии древнего Востока. Б.А.Тураев был не только великим ученым и блестящим преподавателем, но и патриотом, редкой чистоты человеком. Свои труды он намеренно писал на родном языке. В списке его трудов 155 - на русском языке и только 10 - на языках европейских. Крупные египтологи Г.Масперо и А.Гардинер предлагали Б. А. Тураеву публиковать его работы, если он переведет их на европейские языки, но он прежде всего думал о родине. Свою задачу он видел в создании в России науки о древнем Востоке [6, с. 2 - 3]. Говоря о нем, современники часто употребляли слова «свет», «светильник», «светился». Друг и однокурсник Тураева, известный историк античности С.А.Жебелев писал после его смерти: «Когда мы, в годы нашего студенчества занимались греческими надписями у Ф.Ф.Соколова, последний как-то раз назвал Бориса Александровича «агиос» «святым» [2, с. 199]. Создатель Музея изобразительных искусств в Москве, профессор И.В.Цветаев называл Тураева святым лет на 20 позже Соколова. Ученый обладал широчайшим кругозором. Как писал академик И.Ю.Крачковский, Тураев был «последним историком классического Востока, который мог бы обнять в своем широком синтезе историческое развитие всех стран древности и чувствовать себя авторитетом в оценке всех сторон их культуры» [5, с. 1]. Будучи глубоко религиозным православным человеком, он бережно относился к памятникам язычества, мог понять менталитет давно ушедших народов и культур.

Борис Александрович Тураев связан с Гродненщиной рождением и детством. Будущий ученый родился 24.VІІ. (5.VІІІ) 1868 г. в Новогрудке Минской губернии, в дворянской семье [3], рано лишился отца и своим религиозным воспитанием обязан матери [1, с. 124]. Б.А.Тураев учился в Виленской гимназии, успехами особенно не блистал, правда, сначала, в первой четверти приготовительного класса, был первым учеником, а потом - вторым (1877 г.). Во втором классе интерес мальчика к учебе упал настолько, что он стал двенадцатым и даже получил две двойки на экзаменах. Но по истории всегда учился на «5», также хорошо удавались ему география и Закон божий, а по языкам - древним и новым заслужил только «3» и «4» [6, с. 1-2; 5]. По свидетельству Е.Г.Кагарова, Тураев заинтересовался древностью в гимназии под влиянием курса Священной истории. По другой версии, маленького мальчика бабушка (Александра Николаевна Нейяръ, урожденная Калугина [6, с.36]) повела в Берлинский музей, и там он увидел египетские памятники. Однако, возможно, что первую искру интереса у маленького Тураева могла «зажечь» гораздо более скромная египетская коллекция Музея древностей при Виленской Публичной библиотеке [6, с. 2].

По окончании гимназии он поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где увлекся египтологией, которой занимался под руководством первого российского египтолога О.Э.Лемма - хранителя Азиатского Музея Академии наук. Среди его учителей были выдающиеся ученые Ф.Ф.Соколов, Ф.Ф.Зелинский, В.К.Ернштедт, Н.П.Кондаков. В 1890 г. Тураев окончил университет и был оставлен для подготовки к профессорской деятельности. Как тогда было в университетском обычае, подготовка к преподаванию предполагала заграничную стажировку. В 1891 г. он командирован за границу для работы в музеях Германии, Франции и Италии. В Берлине молодой ученый занимался египтологией у А.Эрмана - ведущего специалиста по древнеегипетскому языку, в Париже - у знаменитого археолога Г.Масперо, а ассирологией и эфиопским языком у Э.Шрадера - главы немецких ассирологов. Берлинская учеба продолжительностью в 4 семестра (1893 - 1895 гг.) сыграла очень большую роль в становлении Б.А.Тураева как ученого, но не превратила его в одного из представителей «германской армии востоковедов». Отдавая дань уважения немецкой школе, он всегда оставался русским православным ученым.

С 1896 г. Тураев начал чтение лекций в Петербургском университете по истории древнего Востока и египтологии в качестве приват-доцента на историко-филологическом факультете. Для него была создана первая в России кафедра истории древнего Востока, так и оставшаяся единственной.

В 1898 г. он защищает магистерскую диссертацию по теме «Бог Тот», основанную на углубленном изучении как письменных, так и вещественных первоисточников. Наука и религия не создавали для Тураева никакого раскола. Сам выбор темы его исследования был связан с пониманием египетского бога Тота как «идеала высшей премудрости и правды, олицетворения лучших сторон человеческой природы и воплощении идеи откровения» [8, с. 246]. Истории древнего Египта посвящен целый ряд научных опытов исследователя. Кроме того, он выступал как авторитетный комментатор и издатель многих памятников, что в итоге выдвинуло его в ряды первоклассных мировых египтологов. Уже посмертно вышли два обобщающих труда Тураева, посвященных Египту: «Египетская литература» (1920) и «Древний Египет» (1922).

Исследователю принадлежит заслуга описания главнейших египетских собраний на территории Российской империи в Таллинне, Риге, Вильнюсе, Тарту, Киеве, Казани, Одессе. Он выступил инициатором приобретения казной для Московского музея изящных искусств ценнейшей коллекции известного русского ученого В.С.Голенищева и стал ее хранителем и исследователем. Тураев создает «Египет» в Музее изящных искусств и принялся за создание Христианского Отдела Музея: для этого в 1915 г. под его руководством его ученица Т.Н.Бороздина составила «особый карточный инвентарь» соответствующих памятников.

Видное место в работе Тураева занимает культурная история Абиссинии, которой посвящена его вторая диссертация - «Исследования в области агиологических источников истории Эфиопии», защищенная в Санкт-Петербургском университете 17 ноября 1902 г. и посвященная В.В. Болотову. По мнению одного из его учеников, И.Ю. Крачковского, «эта монография окончательно выдвинула Тураева в первый ряд европейских эфиопистов, а в области агиологической литературы он был признан, бесспорно, первым знатоком» [4, с. 106; 9]. В диссертации на основании «житий святых» Тураев решает ряд сложных проблем прошлого эфиопского народа. Перу Тураева также принадлежат труды по семитологии, хеттологии, урартоведению, ассирологии и др. Всестороннее знание памятников классического Востока дало возможность ученому создать обобщающий двухтомный труд «История древнего Востока» (1911), который не имел себе равных по широте охвата и обилию материала и стоял на уровне лучших западноевропейских сочинений в данной области. Автором были представлены исторические судьбы народов Востока от глубокой древности до греко-римской эпохи включительно: главное внимание он сосредотачивал на культурной истории народов Востока. Труд Б.А.Тураева получил самую высокую оценку специалистов, и в 1916 г. историк был удостоен за него Большой Золотой медали Русского археологического общества.

Библейская тематика в трудах исследователя преимущественно нашла отражение в его «Истории древнего Востока». Ей посвящены очерки по истории библейской критики, полемика с панвавилонизмом, глава о древневосточной этнографии, экскурсы в вопросы сравнительно-религиозного изучения Библии. Так, Тураев, указав на сходство законов Пятикнижия с вавилонским кодексом Хаммурапи, объясняет это сходство «своего рода рецепцией вавилонского права еще в глубокой древности в Палестине, в то время, когда она входила в зону влияния империи Хаммурапи». Историк полагал, что богословская мысль Египта и Вавилонии приблизилась к идее Логоса, а вавилонская поэзия впервые поставила вопрос о страдании праведника, который составляет центральную идею Книги Иова. Однако Тураев подчеркивает, что «Вавилон не знал пророков в библейском смысле и не произвел религиозного гения» [3]. По его мнению, в вавилонской космогонии нет «монотеистической идеи, какую вложил в сказание ветхозаветный гений и до какой ни одна культура древности не могла подняться». Сравнивая ветхозаветные псалмы и вавилонские гимны, Тураев утверждал, что в псалмах «главное - внутренняя потребность молитвы и очищения, покаяние грешника, сознающего моральную вину пред благим и правосудным Богом; здесь нет речи ни о магии, ни о произволе Божества, тогда как вавилонянин лишь под давлением беды думает о смягчении гнева своего бога при посредстве обряда и жреца». «Ни одна религия древности, - писал Тураев, - не поднялась так высоко в своем Богопознании и отчасти в этике, как большинство псалмопевцев, стоящих главным образом не на законнической и ритуалистической, а на древней пророческой духовной почве. Это мировоззрение они пронесли через века фарисейства и составили звено, связующее Исайю и Иеремию с Евангелием» [3].

Активно ученый занимается и популяризацией исторических знаний. В этих целях им было предпринято издание серии «Культурно-исторические памятники древнего Востока». Заслуги Тураева были высоко отмечены в отечественной науке. С 1911 г. он - профессор Петербургского университета. 7 декабря 1913 г. Историко-филологическое отделение Российской Академии наук избирает его членом-корреспондентом (по разряду восточной словесности), а2 ноября 1918 г. Отделение исторических наук и филологии избирает Тураева ординарным академиком Российской Академии Наук (литература и история азиатских народов). В 1919 г. он избран действительным членом Академии истории материальной культуры. Кроме того, историк являлся членом многих русских и иностранных научных обществ, участвовал в работе международных конгрессов. Так, он являлся членом Палестинского общества, активными деятелями которого были крупнейшие ученые: достаточно назвать имена академиков Н.П. Кондакова, Н.Я. Марра, П.К. Коковцова, И.Ю. Крачковского.

Согласно С.А. Жебелеву, Тураев посвятил себя двум делам: служению науке и православной церкви. В некрологе почитаемого им историка церкви В.В.Болотова Тураев произносит слова, применимые к нему самому: «Наука и церковь были для него (В.В.Болотова - А.Н.) тесно связаны; служение первой было в то же время и подвигом во славу второй. Он был ревностным и верным сыном православной церкви, но вместе с тем и убежденным сыном; я сказал бы даже, был верным потому, что был убежденным. Историческая истинность православия была для его критического ума не только верою, но и знанием, очевидным до осязательности». Жебелев уверен, что «если бы Бог продлил веку Бориса Александровича, он ... принял бы священнический чин» [2, с. 193 - 195]. Те же мысли высказал 26/13 июля 1920 г. перед отпеванием Тураева протоиерей Н.К.Чуков, ректор Богословского института.

В 1912 г. вместе с В.Н.Бенешевичем и Н.Я.Марром Б.А.Тураев учреждает при Историко-филологическом отделении Императорской АН журнал «Христианский Восток». В последние годы жизни он много сил отдает служению церкви, и тем больнее ранят его грозные предвестники лихолетья. Он был членом Поместного Собора Российской Церкви. Жебелев вспоминал: «Каким не только ревностным, но пламенным участником его заседаний он был! Сколько надежд возлагал он на результаты занятий Собора и как должно было скорбеть его сердце, когда начатое дело ... приняло гибельный для его церковности оборот» [2, с. 199]. Предсоборному Совету и Священному Собору Тураевым был предложен проект обители ученых иноков, причем устроить ее он предлагал в Александро-Невской Лавре или монастыре в Херсонесе, месте крещения св. Владимира [7]. Тураев пытался бороться, но надежды на Церковный собор, заседаниям которого он отдал столько сил, рухнули. Когда в конце 1918 г. прекратила существование Петроградская Духовная академия, ученый читает лекции в Богословском Институте. В 1919 г. Тураев активно участвовал в работе Комиссии духовно-учебных заведений Петроградской епархии, а по окончании работы Комиссии ему была предложена кафедра Литургики в создаваемом Богословском Институте.

В эрмитажном архиве Тураева хранится список лиц, посещавших церковь Св. апостолов Петра и Павла в Санкт-Петербургском университете, старостой которой он являлся. С.А.Жебелев подчеркивает: «Где бы ни был Борис Александрович в Европе, православная церковь его всегда и особенно интересует, и к представителям ее он относится иногда с беспощадною суровостью» [2, с.194]. Среди близких ему людей многие были лицами духовного звания, причем часто с Тураевым их объединяли также занятия историей церкви. Жебелев подробнее описывает ужас ситуации: «Те два идеала, которым он служил всю свою жизнь, оказались попранными или, в лучшем случае, отошли на задний план в сознании большинства людей. Церковь признается только терпимой, а в своем внешнем обиходе испытывает явное умаление. Наука, та наука, которой служил Борис Александрович, признается роскошью - а для него она была хлебом насущным». «Когда я смотрел на Бориса Александровича, лежащего в гробу, облаченного в белый стихарь, с венчиком на лбу, он напоминал мне русских святых, в том, по крайней мере, типе их, в каком их любит изображать на своих картинах и образах художник Нестеров» [2, с. 199].

Преждевременная смерть от тяжелой болезни оборвала его творческий взлет, однако Б.А. Тураев успел создать свою школу историков Древнего Востока. Среди его учеников такие крупнейшие советские востоковеды как В.В. Струве, И.М. Волков, Н.Д. Флиттнер, И.Ю. Крачковский и др. Тураев не успел стать запрещенным автором, хотя - и об этом писали - как «последовательный идеалист по своему мировоззрению и глубоко религиозный человек по убеждениям - был весьма далек от исторического материализма. Более того, многое представлялось ему в революции неприемлемым». В годы гражданской войны ученые терпели лишения, голодали и многие не вынесли тягот. Скончался ученый 23 июля 1920 г. Он похоронен в знаменитом некрополе Александро-Невской Лавры. Тураева похоронили в могиле его любимой бабушки, некогда водившей его в Берлинский музей [6, с. 31].

В Новогрудке следовало бы определить, сохранился ли дом Тураевых, решить вопрос с увековечением его памяти.

Список источников и литературы

1. Бузескул, В. П. Всеобщая история и ее представители в России в ХІХ и начале ХХ века / В.П. Бузескул. - Л.: Изд-во АН СССР, 1931. - Ч.2.

2. Жебелев, С.А. Из воспоминаний о старом товарище / С.А. Жебелев; И.В. Тункина, Э.Д. Фролов. Историографические этюды С.А.Жебелева // ВДИ. - 1993. - № 3. - С. 192 -199.

3. Из «Библиологического словаря» священника Александра Меня [электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.krotov.info/history/19/1890_10_2/1828tura.html

4. Крачковский, И.Ю. Введение в эфиопскую филологию / И.Ю. Крачковский. - Л., 1955.

5. Крачковский, И.Ю. Предисловие / И.Ю. Крачковский // Тураев Б.А. Русская наука о Древнем Востоке до 1917 года. - Л.: Изд-во АН СССР, 1927.

6. Томашевич, О. Объяснение в любви [электронный ресурс]. - Режим доступа: www.egyptology.ru/history/Turaev.pdf. - 36 с. (451КБ).

7. Томашевич, О.В. (МГУ имени М.В.Ломоносова).У истоков науки о древнем Востоке (Б. А. Тураев - историк христианского Востока) [электронный ресурс]. - Режим доступа: liber.rsuh.ru/Conf/Egipt/tomashevich.htm (11 КБ).

8. Тураев, Б.А. Бог Тот. Опыт исследования в области древнеегипетской культуры / Б.А.Тураев. - Лейпциг, 1898. - 190 с.

9. Чернецов, С.Б. Эфиопская феодальная монархия в XIII - XIV вв. / С.Б. Чернецов. - М., 1983.

Нечухрин Александр Николаевич - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории Гродненского государственного университета имени Янки Купалы.

УДК 94(477) «18/19»

С.О. Серяков (Харьков)

ОБРАЗ ИЕЗУИТСКОЙ ШКОЛЫ КАК ФАКТОРА КУЛЬТУРНОГО РАЗВИТИЯ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ В ПОЛЬСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ XIX - НАЧАЛА XX в.

В статье анализируются оценки польскими авторами XIX - начала XX в. роли иезуитских школ в культурном развитии Речи Посполитой. Доказывается, что в этом вопросе польская историография проходит эволюцию от господства сугубо осуждающих точек зрения к доминированию вполне уравновешенных и лояльных по отношению к ордену позиций.

Самоопределение каждого народа происходит сквозь призму поиска в собственном прошлом национальных форм политической, социально-экономической и культурной жизни. Особые трудности в ходе подобной самоидентификации вызывают такие явления как иезуитская школьная система. Будучи по сути универсальной, она одновременно стала неотъемлимой частицей истории многих народов мира, в том числе − и польского. Двойственный характер этого образовательного явления вполне естественно обусловил неоднородность оценок польскими учёными XIX - начала XX вв. его роли в культурном развитии их народа.

Изучение данной проблемы в польской историографии начинается уже в первые десятилетия XIX в. Толчком к её постановке послужило распространение австрийскими, прусскими и российскими властями положительного мнения о разделах Речи Посполитой. Последние трактовались исключительно как прогрессивные явления, положившие конец неизлечимой болезни ее государственно-общественного организма. Провозглашение официально-имперского видения причин гибели Речи Посполитой подтолкнуло польскую общественно-культурную элиту к формированию собственного понимания предпосылок данного явления. Активно обращаясь к этому вопросу, польские учёные первой трети XIX в. естественно рассматривали его сквозь призму актуальных проблем и задач развития своего народа. Ведущее место среди них, естественно, занимала необходимость сохранения его культурно-этнической целостности и идентичности в условиях пребывания под властью трёх различных государств. Закономерным отражением этой проблемы в польской историографии первой трети XIX в. стало сосредоточение внимания учёных на поиске оригинальных форм общественной, политической и культурной жизни, а также - на их ценностном противопоставлении космополитическим аналогам [8, с. 115-116]. В этой связи универсальная образовательная система «Общества Иисуса» причислялась именно к деструктивным факторам истории польского народа [2, с. 169; 9, с. 87-88; 19, с. 558; 14, с. 419]. Ухудшение после 1831 г. условий для его национально-культурного развития в составе Российской империи, а также неблагоприятность соответствующей ситуации в Австрийской империи [8, с. 110] привели к стабилизации подобного образа иезуитских школ в польской историографии. В результате в течение всей первой половины XIX в. учебные заведения ордена рассматриваются преимущественно как источники негативных влияний на образовательно-культурное развитие Речи Посполитой.

Стремясь сохранить целостность и этническую идентичность своего народа, представители польской культурной элиты первых десятилетий XIX в. уделяли повышенное внимание таким атрибутам национального самоопределения как язык и литература. Изучение их исторического развития сопровождалось, как правило, отрицательными оценками роли в этих процессах иезуитских школ Речи Посполитой. Именно на них возлагалась ответственность за кризис национальной литературы во второй половине XVII - начале XVIII в., ухудшение чистоты и выразительности польского языка, его засорение макаронизмами, а также - распространение искусственно написанных панегириков [2, с. 169; 14, с. 419; 7, с. 136]. Определённым исключением на общем фоне был только К. Мехежиньский. Согласно ему, запущенное состояние польского языка при Яне Казимире стало следствием не сознательной деятельности членов ордена, а их чрезмерной активности в популяризации латыни. В то же время появление макаронизмов в польском языке XVII в. К. Мехежиньский объяснял распространением в Речи Посполитой общеевропейской моды, под влияние которой попали даже наиболее талантливые иезуиты (например, М.К. Сарбевский) [16, с. 96, 102].

Польские учёные первой половины XIX в. также пытались определить характер общего влияния орденских школ на образовательно-культурное развитие Речи Посполитой. Во многих случаях их оценки касались местных иезуитов в целом и за редким исключением всегда имели негативную для ордена окраску. Единственным исключением в этом отношении является работа Ф. Сярчинского, в которой даётся высокая оценка творческому наследию и интеллектуальному уровню целого ряда иезуитов Речи Посполитой (Я. Аландуса, Ш. Берента и др.) [23, с. 7, 27 и др.]. В свою очередь, Ф. Бентковский, наоборот, именно на местных членов ордена возлагал ответственность за научный упадок этого государства [2, с. 147]. К. Мехежиньский считал влияние иезуитского образования на польские учебные заведения (в частности, на Краковскую академию) откровенно вредным [16, с. 87]. Л. Гонсёровский же придерживался мнения, что орденская школьная система «лишь одурманивала головы юношей» [7, с. 136]. Еще дальше пошёл А. Кжижановский, назвав иезуитскую педагогику фактором, затормозившим культурное развитие польского народа [13, с. 36-37].

Свой вклад в опровержение точки зрения о нераздельности истории ордена в Речи Посполитой с ходом её интеллектуально-культурного упадка сделали также Ю. Бартошевич и М. Бобжинский. Первый из них не отрицал подобного регресса, но считал его объективным процессом, не связанным с учебной деятельностью «Общества Иисуса» [1, с. 4]. Второй же признавал, что в определённые периоды своей истории (во второй половине XVI в.) в ходе острой конкуренции с протестантскими учебными заведениями иезуитская школьная система способствовала качественному улучшению образования в Речи Посполитой [3, с. 318].

В 1870-е гг. отрицательные оценки роли ордена в образовательно-культурном развитии Речи Посполитой остаются ещё распространённым явлением в польской историографии. Однако соответствующие взгляды учёных того времени представляют собой уже только повторение или незначительную доработку идей их предшественников. Например, в работе Т. Моравского (1877 г.) можно найти эхо мнений, по крайней мере, трёх из них - Ю. Мучковского, В. Врублевского и Ю. Шуйского. В первом случае подобная связь проявляется в дальнейшем развитии мысли о вредном влиянии иезуитской школьной модели на польское образование. В частности, речь идёт о распространении этого процесса не только на Краковскую, но и на Замойскую академию, а посредством их - на многочисленные средние учебные заведения Речи Посполитой. Генетическое родство трудов Т. Моравского и В. Врублевского прослеживается в обвинении ими иезуитских школ в пренебрежении наиболее необходимыми для общества науками. В то же время идейная близость работ Т. Моравского и Ю. Шуйского проявляется в определении обоими авторами характера орденского образования [17, с. 275, 276]. Вместе с тем, в понимании Т. Моравским роли иезуитских школ в культурно-научном развитии Речи Посполитой имеется одно принципиальное отличие от его предшественников. По крайней мере, с середины XVIII в. подобные влияния определяются им как целиком прогрессивные, которые основываются на радикальном изменении отношения ордена к науке [17, с. 295]. Менее оригинальными в своих взглядах были другие критики роли «Общества Иисуса» в культурном развитии Речи Посполитой. Например, А. Щепанский, не привнося ничего нового, повторяет тезис Ю. Лукашевича об активной роли иезуитских школ в ходе образовательного и интеллектуального регресса своего народа [26, с. 28-30]. В то же время М. Булиньский, синтезируя позиции В. Врублевского и Ю. Шуйского, считал это явление следствием снижения качественного уровня иезуитских школ. Подобную деградацию он, в свою очередь, связывал с дефицитом конкуренции в сфере образования Речи Посполитой после поражения протестантизма [5, с. 439].

В конце 1870-1890-х гг. прежние подходы к оценке роли ордена в образовательно-культурном развитии Речи Посполитой явно исчерпывают свой креативный потенциал. Об этом свидетельствует, прежде всего, длительное отсутствие даже минимального внимания к данному процессу со стороны польских учёных. Ситуация меняется только в 1890-е гг., с выходом монографии В. Смоленского (1891 г.). Она содержала ряд старых обвинений в адрес иезуитских школ, которые впрочем подавались уже в новой, позитивистской, интерпретации. В частности, архаичность образовательной системы «Общества Иисуса», по мнению В. Смоленского, состояла в её наполненности религиозно-схоластическим духом, подавление свободомыслия учеников - в согласовании их мнений с высказываниями церковных авторитетов, а ненаучность взглядов иезуита-историка XVIII в. Ш. Майхровича - в характерном для него провиденциализме [24, с. 12-14]. В то же время, придерживаясь распространённой среди историков Варшавской школы концепции «возрождения в упадке», В. Смоленский считал, что в середине XVIII в. в иезуитских школах Речи Посполитой происходят положительные изменения. Последние он тоже рассматривает целиком сквозь призму позитивизма, объясняя их наличие потребностью ордена сохранить свои позиции в конкурентной борьбе с орденом пиаров [24, с. 57-64].

Намного дальше пошёл другой представитель Варшавской школы - Т. Корзон. Также активно эксплуатируя концепцию «возрождения в упадке», он высоко оценивал научные достижения ряда иезуитов XVIII в. (А. Нарушевича, Г. Пирамовича и др.), фактически причисляя их к деятелям польского Просвещения [12, с. 252]. Другие идеи В. Смоленского (о стереотипности орденского образования и его направленности на подавление свободомыслия) нашли отражение в работе известного исследователя истории культуры А. Брюкнера (1896 г.). Правда, в отличие от В. Смоленского, он считал эти недостатки производными именно провинциального, а не клерикального характера иезуитских школ Речи Посполитой [4, с. 23].

Кризис позитивизма на рубеже XIX - XX вв. приводит к тому, что в польской историографии начинают доминировать школы национальной и суверенной ориентации. Это способствует утверждению оптимистического взгляда на историю Речи Посполитой, а также − определённой идеализации её образовательно-культурного развития. В контексте общих изменений начинается реабилитация роли в этом процессе учебных заведений «Общества Иисуса». С. Тарновский доказал безосновательность заявлений историков Просвещения и первой половины XIX в. о причастности иезуитских школ к культурному упадку Речи Посполитой. Во-первых, он справедливо обратил внимание на то, что в начале XVII в. местные образовательные учреждения ордена были ещё слишком малочисленными и молодыми для того, чтобы существенно влиять на общий интеллектуальный уровень государства. Во-вторых, - убедительно доказал, что культурный кризис Речи Посполитой во второй половине XVII в. был вызван не деятельностью иезуитских школ, а её отставанием в развитии от других обществ Европы [28, с. 29]. Свой вариант снятия с ордена ответственности за культурный регресс Речи Посполитой в XVII-XVIII вв. предложил Б. Хлебовский (1912 г.). Опровергая подобные обвинения в адрес «Общества Иисуса», он, как и С. Тарновский, связывал вышеупомянутый упадок с особенностями общественно-политической жизни Речи Посполитой в тот период (с переходом господствующей роли в ней к литовско-украинско-белорусской аристократии и мазовецко-литовской шляхте, которые, по мнению автора, имели низкий культурный уровень) [20, с. 39]. В то же время в более позднем произведении (1917 г.) Б. Хлебовский концентрируется исключительно на характеристике положительной роли ордена в развитии национального образования и культуры. Эта роль, по его мнению, состояла в создании Виленской академии и способствовании появлению в Речи Посполитой XVI - XVII вв. группы талантливых проповедников, учителей, поэтов, историков, публицистов. В связи с этим Б. Хлебовский высоко оценивал культурную деятельность и творческое наследие целого ряда известных иезуитов (М.К. Сарбевского, А. Нарушевича, П. Скарги и др.) [6, с. 48, 52, 56, 68 и др.].

Переоценка роли учебных заведений ордена в культурно-интеллектуальном регрессе Речи Посполитой приводит к распространению мнения об отсутствии даже теоретической возможности для подобных отрицательных воздействий. Так, один из апологетов истории «Общества Иисуса» С. Заленский, будучи уверенным в абсурдности самой мысли о регрессе иезуитских школ в Речи Посполитой, безоговорочно говорит о высоком научном уровне их преподавателей [29, с. 108-112]. Не сомневался в качестве орденского образования в Речи Посполитой также известный исследователь истории г. Острога С. Кардашевич. По его мнению, иезуиты именно «наукой ... быстро приобрели в стране большую известность, влияние и доверие» [10, с. 184]. Доминирование в польской историографии начала XX в. мысли о нецелесообразности обвинения школ ордена в интеллектуально-культурном упадке Речи Посполитой подтверждается почти полным отсутствием противоположных точек зрения. Исключением в этом отношении является только работа Е. Старчевского (1914 г.), которая, впрочем, имеет сомнительную историографическую ценность. В этом произведении можно найти лишь заимствованные у Ю. Шуйского обвинения иезуитского образования в подавлении свободомыслия, которые не дополняются выводами о влиянии этого явления на интеллектуально-культурный уровень населения Речи Посполитой [25, с. 12].

Таким образом, в течение XIX - начала XX вв. иезуитская школьная система активно рассматривается в польской историографии ордена именно в качестве фактора национально-культурного развития.

Периодическая смена доминирующих подходов к определению роли учебных заведений ордена в данном процессе была следствием изменений в общественно-политических и социокультурных условий, в которых формировалось мировоззрение разных поколений польских учёных. Общей тенденцией в изучении ими этой проблемы является постепенная эволюция от доминирования осуждающих и отрицательных точек зрения к вполне уравновешенным и лояльным в отношении ордена позициям.

Список источников и литературы

1. Bartoszewicz, J. Historia literatury polskiej potocznym sposobem opowiedziana / J. Bartoszewicz // Dzieła. - T. II. - Kraków, 1877.

2. Beńtkowski, F. Historia literatury polskiej / F. Beńtkowski. - T. 1. - Warszawa-Wilno, 1814.

3. Bobrzyński, M. Dzieje Polski w zarysie / M. Bobrzyński. - Warszawa, 1879.

4. Bruckner, A. Obrazki staroszlacheckie / A. Bruckner // Biblioteka Warszawska. - 1896. - T. IV.

5. Baliński, M. Historya Kosciola polskiego / M. Baliński. - T. III. - Kraków, 1874.

6. Chlebowski, B. Rozwój kultury polskiej w tresciowym zarysie przedstawiony / B.Chlebowski. - Warszawa-Lublin-Lodz, 1917.

7. Gajsiorowski, L. Zbór wiadomości do historyi sztuki lekarskiej w Polsce od czasów najdawniejszych, az do najnowszych / L. Gajsiorowski - T. 1. - Poznań, 1839.

8. Grabski, A.F. Zarys historii historiografii polskiej / A.F. Grabski. - Poznań, 2000.

9. Jekl, F. J. О Polszcze, iej dzieiach i konstytucyi: dzieło / F. J. Jekl. - Cz. 2. - Lwów, 1819.

10. Kardaszewicz, S. Dzieje dawniejsze miasta Ostroga / S. Kardaszewicz. - Kraków, 1913.

11. Koronowicz, W. Słowo dziejów polskich / W. Koronowicz. - Lipsk, 1858. - T. 2.

12. Korzon, T. Wewnętrzne dzieje Polski za Stanisława Augusta (1764 - 1794) / T. Korzon. - T. 1. - Kraków, 1897.

13. Krzyżanowski, A. Dawna Polska / A. Krzyżanowski. - Warszawa, 1844.

14. Kwiatkowski, K. Dzieje narodu polskiego za panowania Władysława IV, króla polskiego i szweckiego / K Kwiatkowski. - Warszawa, 1823.

15. Lukaszewicz, J. Historya szkoł w Koronie i w Wielkiem Księstwie Litewskiem od najdawniejszych czasów az do roku 1794 / J. Lukaszewicz. - Poznań, 1849. - T. 1.

16. Mecherzyński, K. Historya języka łacinskiego w Polsce / K. Mecherzyński. - Kraków, 1833.

17. Morawski, T. Dzieje narodu polskiego / T. Morawski. - T. IV: Królowie obierani. Sasi. - Poznań, 1877.

18. Muczkowski, J. Bractwa jezuickie i akademickie w Krakowie / J. Muczkowski. - Kraków, 1845.

19. Niemcewicz, J. U. Dzieje panowania Zygmunta III, krola Polskiego, Wielkiego Xięcia Litewskiego, Ruskiego, Pruskiego, Mazowieckiego, Zmudzkiego, Kijowskiego, Wołyńskiego, Podolskiego, Podlaskiego, Smoleńskiego, Siewierskiego, Inflantskiego i Czerniechowskiego, dziedzicznego króla Gotów i Wandałów / J. U. Niemcewicz. - T. III. - Warszawa, 1819.

20. Piśma Bronisława Chlebowskiego. - T. 1. - Warszawa, 1912.

21. Rembowski, А. О stosunku państwa do oswiaty narodowej / А. Rembowski. - Warszawa, 1875.

22. Schmitt, H. Rokosz Zebrzydowskiego / H. Schmitt. - Lwów, 1858.

23. Smoleński, W. Przewrót umysłowy w Polsce wieku XVIII / W. Smoleński. - Warszawa, 1923.

24. Starczewski, E. Moznowladztwo polskie na tle dziejów do końca XVII w. / E.Starczewski. - T. 1. - Warszawa, 1914.

25. Szczepański, A. Szkoły i wychowanie w Polsce / A. Szczepański. - Poznań, 1873.

26. Szujski, J. Dzieje Polski podług ostatnich badań / J. Szujski. - T. 3. - Lwów, 1864.

27. Tarnowski, S. Historya literatury polskiej wieku XVII-go / S. Tarnowski. - Warszawa, 1906.

28. Zalęski, S. Jezuici w Polsce. - T. 1: Walka z różnowierstwem 1555 - 1608 / S. Zalęski. - Lwów, 1900.

Серяков Сергей Олегович - кандидат исторических наук, доцент, Харьковский национальный педагогический университет имени Г.С. Сковороды.

УДК 303.446.4:27-789.5

А.У. Літвінскі (Баранавічы)

ГІСТОРЫКІ-ЗАХОДНЕРУСІСТЫ АБ ДЗЕЙНАСЦІ ОРДЭНА ЕЗУІТАЎ НА ТЭРЫТОРЫІ ВКЛ

В статье рассматриваются взгляды представителей западнорусской исторической школы М.О. Кояловича, П.Д. Брянцева, П.М. Жуковича, К.В. Харламповича на деятельность ордена иезуитов на территории Великого княжества Литовского. Обосновывается мысль, что в оценке этой деятельности историками-западноруссами преобладала негативная тональность, связанная с их отрицательным отношением к католицизму.

Заходнерусізм - уплывовы ў другой палове ХІХ - пачатку ХХ ст. накірунак грамадска-палітычнай і навукова-гістарычнай думкі Расіі і Беларусі. У якасці сваёй асноўнай задачы прыхільнікі дадзенага накірунку разглядалі няспынную барацьбу з польскім і каталіцкім уплывам на землях Беларусі, Літвы і Украіны - землях, якія калісьці ўваходзілі ў склад ВКЛ і якія заходнерусісты лічылі і называлі «Западной Россией». Гістарычную навуку заходнерусісты разглядалі найперш у якасці сродку ідэйна-палітычнай барацьбы. Навукоўцы, якія належалі да разгляданай гістарыяграфічнай школы, у сваіх шматлікіх працах імкнуліся на гістарычных прыкладах прадэманстраваць згубнасць усяго польскага і каталіцкага для лёсу народаў, што ў мінулым складалі насельніцтва ВКЛ.

Асаблівую ўвагу прадстаўнікоў заходнерусісцкай гістарыяграфіі (лідэра гэтага накірунку гістарычнай навукі М.В. Каяловіча, а таксама П.Дз. Бранцава, П.М. Жуковіча, К.В. Харламповіча і іншых) прыцягвалі XVI-XVIІ ст. Гэты перыяд быў сапраўды лёсавызначальным у гісторыі Беларусі, Літвы і Украіны - дастаткова нагадаць пра Люблінскую міждзяржаўную унію 1569 г. і ўтварэнне Рэчы Паспалітай, а таксама пра Берасцейскую царкоўную унію 1596 г. Зразумела, дадзеныя падзеі атрымалі адназначна негатыўную ацэнку ў творах гісторыкаў-заходнерусістаў.

Уніяцтва, напрыклад, яны разглядалі ў якасці найбольш яскравай праявы агрэсіўнай каталіцкай экспансіі на тэрыторыі ВКЛ. У гэтым кантэксце не магла застацца па-за ўвагай М.В. Каяловіча, ягоных аднадумцаў і паслядоўнікаў дзейнасць Таварыства Ісуса. Ёй гісторыкі-заходнерусісты надавалі вялізарнае значэнне. Тлумачыцца гэта не толькі і, мабыць, не столькі той сапраўды адметнай роляю, якую адыгралі езуіты ў гісторыі рэгіёна. Справа ў тым, што гэтая дзейнасць у вачах навукоўцаў дадзенага накірунку з'яўлялася найбольш переканаўчай ілюстрацыяй невыкараняльнай заганнасці каталіцызму («лацінства», паводле распаўсюджанай сярод заходнерусістаў тэрміналогіі).

На думку М.В. Каяловіча, «езуіцтва складае самае лагічнае, непазбежнае развіццё лацінскай сістэмы веры» [3, с. 222] (тут і далей пераклад з рускай мовы наш - А.Л.). «Сусветнымі рэакцыянерамі» называў паслядоўнікаў Ігнасіа Лаёлы П.М. Жуковіч - вучань М.В. Каяловіча [2, с. 385]. Праўда, настаўнік і вучань у пэўнай ступені па-рознаму расстаўлялі акцэнты пры адказе на пытанне аб прычынах з'яўлення езуітаў на тэрыторыі ВКЛ. М.В. Каяловіч падкрэсліваў, што галоўнай задачай езуітаў была падрыхтоўка царкоўнай уніі. На наш погляд, больш рэалістычную пазіцыю па гэтым пытанні займаў П.М. Жуковіч. Ён лічыў, што тут (як, дарэчы, і на тэрыторыі Польшчы) асноўнай місіяй сяброў Таварыства Ісуса была барацьба супраць Рэфармацыі і пратэстантызму - тая ж самая місія, што і ў іншых рэгіёнах Еўропы [2, с. 93, 94]. Пры гэтым, на думку П.М. Жуковіча, езуітам давялося пераадольваць супраціўленне ўплывовай на той час пратэстанцкай «прарадзівілаўскай» партыі [2, с. 385].

Фактычна паўтараючы адны і тыя ж тэзісы, М.В. Каяловіч, П. Дз. Бранцаў, П.М. Жуковіч даволі маляўніча апісваюць метады езуітаў, асабліва падкрэсліваючы падступнасць і хітрыкі апошніх. Даступныя для наведвання некатолікаў тэатралізаваныя імшы, гарачыя, але дэмагагічныя казанні, рэгулярныя правакацыі ў адносінах да праваслаўных і пратэстантаў, дыспуты з прыхільнікамі Рэфармацыі, а ў выпадку адмовы пратэстантаў ад удзелу ў іх - ілжэдыспуты, на працягу якіх езуіт іграў ролю пратэстанта і цярпеў паражэнне, індывідуальная работа з прадстаўнікамі вярхоў грамадства і адкрыццё навучальных устаноў, але ў той жа час самаахвярная дапамога хворым на чуму ў Вільні - вось так выглядаюць формы дзейнасці сяброў Таварыства Ісуса ў адлюстраванні гісторыкаў-заходнерусістаў [1, с. 70-374; 2, с. 402, 403; 3, с. 221-230].

Зразумела, пералічаныя вышэй дзеянні ацэньваюцца гэтымі навукоўцамі цалкам адмоўна. Аднак пры гэтым яны прызнаюць, што разгляданыя мерапрыемствы далі неабходны езуітам вынік: пазіцыі каталіцызму, якія пахіснуліся пад уздзеяннем Рэфармацыі, пачалі паступова і вельмі ўпэўнена аднаўляцца [2, с. 524-542]. Можна было прыступіць да ажыццяўлення запаветнага плана папства: шляхам заключэння царкоўнай уніі прывесці пад сваю ўладу масы беларускіх і ўкраінскіх «схізматыкаў». Нездарма ж М.В. Каяловіч лічыў, што унія «засноўвалася на падступнасці і ашуканстве» [4, I, с. 128], паколькі была «сагрэтая лацінскім езуіцкім фанатызмам - адным з самых жорсткіх відаў рэлігійнага фанатызму» [4, II, с. 1].

Падрыхтоўка да яе, на думку прадстаўнікоў заходнерусісцкай гістарыяграфіі, спакваля пачалася пры адным з самых, як яны лічылі, «слаўных» каралёў Рэчы Паспалітай Стэфане Баторыі [4, I, c. 44]. М. В. Каяловіч падкрэсліваў, што першапачаткова езуіты, скарыстаўшыся падтрымкай Баторыя, імкнуліся ажыццявіць больш грандыёзныя планы, жадаючы распаўсюдзіць унію на тэрыторыю Расійскай дзяржавы, але гэта ў іх не атрымалася, і таму з яшчэ большым імпэтам яны прыступілі да арганізацыі аб'яднання цэркваў у межах Рэчы Паспалітай [5, с. 194, 195].

Даволі падрабязна прадстаўнікі заходнерусісцкай плыні гістарыяграфіі разглядалі праблему ўзаемадзеяння езуітаў і дзяржаўнай улады ВКЛ і Рэчы Паспалітай. Пры пэўных рознагалоссях паміж гісторыкамі разгляданага накірунку яны ўсё ж прыходзілі, у прынцыпе, да адзінай высновы: сімбіёз кіруючых колаў гэтых дзяржаў і езуітаў быў узаемавыгадны, паколькі першыя бачылі ў падтрымцы езуітаў магчымасць вырашэння задач унутранай і знешняй палітыкі, а другія імкнуліся выкарыстаць свой уплыў на дзяржаўную ўладу ў мэтах умацавання тут пазіцый каталіцызму [1, с. 381, 386-389; 2, с. 464-508; 3, с. 255; 4, І, с. 39-41; 5, с. 193, 194].

Вядома, якую значную, хаця і супярэчлівую ролю адыгралі езуіты ў сферы адукацыі. Аднак дадзенае пытанне гісторыкі-заходнерусісты краналі мімаходзь, толькі для ілюстрацыі тэзіса аб выкарыстані езуітамі навучальных устаноў, у тым ліку славутай Віленскай езуіцкай акадэміі, для прапаганды ідэй каталіцызму [2, с. 508].

У дадзеным кантэксце выключэннем з агульнага правіла з'яўляецца навуковая творчасць К.В. Харламповіча. Ён якраз займаўся даследаваннем праблематыкі гісторыі адукацыі на землях ВКЛ [6]. Безумоўна, гісторык не мог пакінуць па-за ўвагай працэс станаўлення і развіцця езуіцкай сістэмы адукацы.

Гэты працэс, на думку К.В. Харламповіча, быў выкліканы неабходнасцю барацьбы з Рэфармацыяй. Паколькі звычайныя каталіцкія школы былі, на погляд гісторыка, «прымітыўнымі» і не маглі эфектыўна выконваць функцыю падрыхтоўкі кадраў для барацьбы супраць рэфармацыўных уплываў, дык і патрабавалася садзеянне езуітаў, каб паставіць справу каталіцкай адукацыі на трывалую аснову [6, c. 23].

Зразумела, навуковец не мог ухіліцца і ад агульнай характарыстыкі Ордэна езуітаў [6, c. 38-41]. Гэтая характарыстака ў К.В. Харламповіча пазбаўлена залішняй рытарычнасці, так ўласцівай школе М.В. Каяловіча. Больш за тое, у ёй адчуваецца нават прыхаваная павага да сяброў Таварыства Ісуса. «Ордэн езуітаў, - пісаў навуковец, <…> быў вельмі адметнай з'явай у гісторыі ўсяго чалавецтва» [6, c. 38]. Асабліва ён адзначаў самаадданасць езуітаў і прызнаваў, што іх дзейнасць у галіне адукацыі ўзмацніла пазіцыі «рымскай царквы» [6, c. 39].

Гісторык не бачыў непасрэднай сувязі паміж умацаваннем уплыву каталіцызму ў рэгіёне і паланізацыяй «западнорусского» народа і ў гэтых адносінах адрозніваўся ад М.В. Каяловіча. «Езуіцкая школа служыла не народу альбо дзяржаве, а рымскай царкве. Таму адукацыя, якую набывалі ў ёй, насіла больш каталіцка-касмапалітычны характар, чым прыстасаваны да дзяржаўных альбо народных патрэбаў», - сцвярджаў К.В. Харламповіч [6, c. 114]. Аднак ад сістэмы езуіцкай адукацыі ён не быў у захапленні і лічыў, што значнае скарачэнне колькасці іншых навучальных устаноў, якое адбылося пад націскам езуітаў, істотна затрымала развіццё асветы ў краі [6, c. 117].

Такім чынам, у ацэнцы дзейнасці езуітаў на тэрыторыі ВКЛ гісторыкамі-заходнерусістамі, відавочна, пераважала негатыўная танальнасць, звязаная з іх адмоўным стаўленнем да каталіцызму. Спробы адыйсці ад выключна адмоўнай характарыстыкі Таварыства Ісуса рабіў хіба што К.В. Харламповіч, але і ў яго дадзеная тэндэнцыя выяўлялася не вельмі выразна і непаслядоўна. Працы гісторыкаў-заходнерусістаў садзейнічалі замацаванню ў грамадскай свядомасці стэрэатыпнага ўяўлення пра Ордэн езуітаў як пра сілу, варожую інтарэсам беларускага народа.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Брянцев, П. Д. История Литовского государства с древнейших времён / П. Д. Брянцев. - Вильна, 1889. - 659 с.

2. Жукович, П. Н. Кардинал Гозий и польская церковь его времени / П. Н. Жукович. - СПб., 1892. - 542 с.

3. Коялович, М. О. Лекции по истории Западной России / М. О. Коялович. - М., 1864. - 348 с.

4. Коялович, М. О. Литовская церковная уния. Исследования / М. О. Коялович. - Т. 1 - 2, СПб., 1859 - 1861. - 316 с. + 443 с.

5. Коялович, М. О. Чтения по истории Западной России профессора М. Кояловича. Новое изд., переработанное и дополненное с 1-го изд. 1864 г. / М. О. Коялович. - СПб., 1884. - 349 с.

6. Харлампович, К. В. Западнорусские православные школы XVI и начала XVII века, отношение их к инославным, религиозное обучение в них и заслуги их в деле защиты православной веры и церкви / К. В. Харлампович. - Казань, 1898. - 525+54 с.

Літвінскі Аляксандр Уладзіміравіч - кандыдат гістарычных навук, загадчык кафедры сацыяльна-гуманітарных дысцыплін Баранавіцкага дзяржаўнага універсітэта.

УДК 303.446.4 (476)

В.А. Белазаровіч (Гродна)

ПОГЛЯДЫ ДАСЛЕДЧЫКАЎ РАСІЙСКАЙ ІМПЕРЫІ НА ЭТНАКАНФЕСІЙНЫ СКЛАД НАСЕЛЬНІЦТВА БЕЛАРУСІ ПЕРШАЙ ПАЛОВЫ ХІХ ст.

В статье рассматриваются взгляды известных русских историков М.Без-Корниловича, Р.Эркерта, П.Бобровского, М.Устрялова, В.Турчиновича, М.Кояловича и др. на этноконфессиональный состав населения Беларуси первой половины ХІХ ст. Прослежен процесс закрепления великодержавного подхода к определению национального состава населения белорусских губерний.

У этнаканфесіянальных адносінах насельніцтва Беларусі было стракатым. На тэрыторыі Вялікага княства Літоўскага ў апошняй трэці XVIII ст. грэка-католікі складалі прыблізна 39 % насельніцтва, католікі - 38 %, праваслаўныя - 6,5 %, стараверы - 4,0 %, пратэстанты - 1,6 %. Амаль кожная з пералічаных канфесій уключала прадстаўнікоў розных народаў: беларусаў, палякаў, украінцаў, немцаў, латышоў, рускіх. Толькі іудзеяў і мусульман цалкам можна атаясамліваць адпаведна з яўрэямі і татарамі.

Пасля далучэння да Расійскай імперыі адбылася ліквідацыя уніяцкай царквы. Пануючай канфесіяй на тэрыторыі Беларусі стала праваслаўе. У 1858 - 1859 гг. 58,1 % насельніцтва пяці заходніх губерняў вызнавала праваслаўную веру, у тым ліку ў Магілёўскай - 71,9 %, Віцебскай - 72,8 %, Мінскай - 71,9 %, Віленскай - 21,5 %. Католікі складалі 29,9 % і пражывалі пераважна ў Віленскай губерні, іудзеяў было 9,8 %, старавераў - 1,6 %, пратэстантаў - 0,4 % і магаметан - 0,1 % [3, с. 64].

Большасць беларусаў у канцы XVIII ст. належала да уніяцкай канфесіі, доля якой сярод вясковага насельніцтва даходзіла да 80 %. Пасля скасавання уніі сітуацыя змянілася. Паводле даных чэшскага этнографа Паўла Шафарыка, у 1840 г. на тэрыторыі пяці заходніх губерняў пражывала 2726,0 тыс. беларусаў, з іх 87,2 % былі праваслаўнымі і 12,8 % - католікамі. У канцы 50-х гг. XIX ст., паводле няпоўных даных, у пяці заходніх губернях зафіксавана 2790,0 тыс. беларусаў, што складала 69,7 % усяго насельніцтва. З іх 2345,9 тыс. (84,1 %) спавядалі праваслаўную веру і 444,1 тыс. (15,9 %) каталіцкую. Па губернях удзельная вага беларусаў была наступнай: Віленская - 46,9 %, Віцебская - 59,8 %, Гродзенская - 57,8 %, Мінская - 64,6 %, Магілёўская - 81,7 %.

Другой па колькасці этнічнай супольнасцю ў Беларусі ў дадзены перыяд былі яўрэі. У пяці заходніх губернях у канцы 50-х гг. іх пражывала 463,2 тыс. чалавек. У гэты ж час палякаў налічвалася 442,3 тыс., рускіх - 141,6 тыс., татар - 6,2 тыс. чалавек [3, с. 64].

Канец ХVІІІ - пачатак ХІХ ст. азнаменаваны ў гісторыі беларускіх зямель іх уваходжаннем у склад Расійскай імперыі. Імператрыца Кацярына II кіравалася пастулатам «Отторженная возвратих». Стаў распаўсюджвацца вялікадзяржаўны погляд на Беларусь як гістарычнае ўладанне расійскіх манархаў. Беларусаў залічвалі да рускага народа, акцэнтуючы ўвагу на негатыўны ўплыў Польшчы і каталіцкай царквы.

Паколькі прадстаўнікі польскага грамадскага руху імкнуліся даказаць польскі характар далучаных земляў, а расійскія ўрадавыя колы - рускі характар, то Кацярына ІІ падчас падзелаў Рэчы Паспалітай выказала жаданне, каб паміж Беларуссю і Расіяй «исчезла грань инородия», каб гэтыя «древнерусские» землі сталі «русскими не только по названию, но и душой, и сердцем».

У 1773 г. у Маскве быў выдадзены «Географический словарь Российской державы», падрыхтаваны калежскім асэсарам Ф.А. Палуніным і прыдворным гістарыёграфам, акадэмікам Г.Ф. Мілерам. У ім прадстаўлена апісанне беларускіх гарадоў: Полацка, Себежа, Віцебска, Магілёва, Быхава, Шклова, Рагачова і інш. Пры гэтым прасочваецца тэндэнцыя да абгрунтавання права Расіі на ўключаныя тэрыторыі былой Рэчы Паспалітай [1, с. 99].

Відавочна, што праблема русіфікацыі моцна хвалявала тагачасны ўрад. Пра гэта сведчыць адна з першых рускіх кніг пра Беларусь - «Топографические примечания на знатнейшие места путешествия Ее Императорского Величества в Белорусские наместничества», якая была выдадзена да наведвання ў 1780 г. Кацярынай ІІ беларускіх зямель. Гістарычны лёс краю ў ёй трактуецца своеасабліва. «Некогда эта страна принадлежала русским великим князьям, потом Россия была расхищена на части», но русские государи, начиная с великого князя Иоанна Васильевича, «начали паки присоединять оторванные части» [8, с. 99].

У 1794 г. Кацярына ІІ даручыла Мікалаю Бантыш-Каменскаму падрыхтаваць падрабязныя звесткі пра «уніятаў польскіх». Вынікам праведзенага даследавання стала кніга «Исторические сведения о возникшей в Польше унии…» (1805 г.). Аўтар сцвярджаў, што унія выражала інтарэсы папства, была сродкам дзяржаўнай палітыкі і вынікам кампраміснай пазіцыі праваслаўных іерархаў. Усё гэта выклікала шырокае народнае супраціўленне.

Ліберальная палітыка Аляксандра І у польскім пытанні не знайшла падтрымкі сярод рускай арыстакратыі, аб чым сведчыць ліст М.М. Карамзіна да імператара (1811 г.). У ім прыдворны гістарыёграф выступіў супраць планаў цара аднавіць самастойнасць Польшчы: «Можете ли Вы с мирною совестью отнять у нас Белоруссию, Литву, Волынь, Подолию, утвержденных собственностью России еще до Вашего царствования… Да, разделы Польши при Екатерине II - захват «по праву меча», но дело это совершено, и для Вас уже свято: для Вас Польша есть исконно русское достояние… К тому же Белоруссия… была некогда коренным достоянием России…» [4, с. 117-118].

Але ў цэлым у канцы ХVІІІ - першай трэці ХІХ ст. Беларусь у навуковых адносінах заставалася амаль невывучаным рэгіёнам. Адсутнічалі даследаванні аб мове, фальклоры, матэрыяльнай культуры, этнічных межах рассялення беларусаў, гісторыі краю. Не існавала адзінай назвы народа і краіны. Назва «Беларусь» на той час замацавалася толькі за ўсходнімі губернямі - Віцебскай і Магілёўскай. У асобных публікацыях да Беларусі далучалі частку Смаленскай губерні. Мінскую, Гродзенскую і Віленскую губерні называлі Літвой. Сацыяльныя вярхі грамадства і інтэлігенцыя былі паланізаваны. У грамадска-культурным жыцці края панавала польская мова.

Пампей Бацюшкаў у кнізе «Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края» (1890 г.) адзначаў: «В настоящее время под Белоруссией… известны две нынешние губернии - Могилевская и Витебская, за исключением трех уездов последней: Динабургского, Люцинского и Режицкого. Но белорусы живут также в губерниях Минской и Гродненской, за исключением южных уездов их, занятых малороссами, в большей части Виленской губернии, за исключением северо-западного угла ее, и в Смоленской губернии» [10, с.11].

Шляхецкае паўстанне 1830 - 1831 гг. прымусіла ўрад зноў звярнуць увагу да беларускіх губерняў. У 1834 г. былі арганізаваны губернскія статыстычныя камітэты, якія павінны былі сабраць звесткі аб мінулым і сучасным стане гаспадаркі, насельніцтве, гісторыка-бытавых асаблівасцях рэгіёна. Супрацоўнікі камітэтаў распрацавалі праграмы выдання «Губернских ведомостей» і «Памятных книжек» губерняў. Статыстычныя камітэты былі адзінымі цэнтрамі ў губернях, якія праводзілі комплекснае вывучэнне Беларусі.

У 40-я гг. ХІХ ст. пачынаецца сістэматычнае вывучэнне заходніх губерняў Міністэрствам ўнутраных спраў Расіі. Для гэтага былі выкарыстаны афіцэры, праваслаўныя святары і нават генералы. Прыкладам з'яўляецца дзейнасць ураджэнца Мінскай губерні Івана Барычэўскага. У сваіх працах «Исследование о происхождении, названии и языке литовского народа» (1847 г.), «Православие и русская народность в Литве» (1851 г.) ён адным з першых пачаў вывучаць гісторыю і старажытнасць народаў Беларусі і Літвы [1, с. 102].

Значны ўклад унеслі афіцэры Генеральнага штаба Расійскай імперыі. Яны займаліся камплектацыяй архіва ваенна-тапаграфічнага бюро, зборам дакументаў па гісторыі воінскіх частак, падрыхтоўкай гістарычных і ваенна-тэарэтычных работ. Першай з іх была кніга генерал-маёра Міхаіла Без-Карніловіча «Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии…» (1855 г.).

Аўтар паставіў перад сабой мэту азнаёміць чытача з Беларуссю, пад якой ён разумеў Віцебскую і Магілёўскую губерні. Паходжанне тэрміна «Беларусь» даследчык выводзіў ад «белаго лица, голубо-серых глаз и светлорусых волос у природных жителей, и белой одежды носимой крестьянами, зимою, из белого крестьянского сукна домашней работы, летом, из грубого холста» [2, с. 1].

Асобая ўвага прысвечана аналізу канфесійнай сітуацыі. На думку М. Без-Карніловіча, просты народ прытрымліваўся праваслаўя, у той час як «дваране і вельможы» пры Ягайле сталі католікамі. Каралі Казімір і Аляксандр пачалі ганенні супраць праваслаўных. Яны ўзмацніліся пры Жыгімонце ІІІ [2, с. 275]. Прычыну царкоўнай уніі аўтар бачыў у імкненні караля і рымскага папы падпарадкаваць праваслаўных: «охотников перейти в унию нашлось весьма мало; когда не помогли убеждения, стали угрожать…» [2, с. 276].

З 1861 г. пачалі выходзіць гісторыка-статыстычныя апісанні заходніх губерняў пад назвай «Материалы для географии и статистики России». Найбольш грунтоўнай з іх лічыцца кніга падпалкоўніка Паўла Баброўскага, прысвечаная Гродзенскай губерні (1863 г.).

Аўтар прадставіў уласнае канцэптуальнае бачанне гісторыі беларускіх зямель, у якой адчуваецца адбітак палітычнай сітуацыі ў заходніх губернях і заходнерускай тэндэнцыі. Даследчык імкнуўся даказаць, што Гродзенская губерня па гістарычным паходжанні з'яўляецца неад'емнай часткай Расіі. На яго думку, падзелы Рэчы Паспалітай прывялі да вызвалення «заходнерусаў» ад прыгнёту.

У папулярызацыі ведаў пра беларускі народ у пецярбургскіх выданнях «Современник» і «Пантеон» значную ролю адыгралі публікацыі П. Шпілеўскага. Ён склаў слоўнік і граматыку беларускай мовы. Аднак Расійская акадэмія палічыла такую працу непатрэбнай, бо не прызнавала існавання самастойнай беларускай мовы.

Моцны ўплыў на развіццё гістарыяграфіі аказала паўстанне 1863 г. Яно зноў звярнула ўвагу ўраду і расійскага грамадства ў цэлым на заходні рэгіён краіны. Каб абвергнуць польскія прэтэнзіі на Беларусь і Літву, царскі ўрад пачаў актыўна даказваць рускі характар «заходняга краю» імперыі. Для гэтага былі выдадзены два гістарычныя атласы. Іх складальнікі пры вызначэнні этнічнай прыналежнасці насельніцтва Беларусі зыходзілі з веравызнання і ўсіх беларусаў-каталікоў запісвалі ў палякі.

Першы атлас з шасці карт падрыхтаваў палкоўнік Р. Эркерт (1863 г.). Выданне раскрывае арэал рассялення ў «заходнім краі» рускіх, палякаў, літоўцаў, латышоў, немцаў і яўрэяў. Зразумела, што ўкраінцы і беларусы былі аднесены да рускага этнасу. У 1864 г. выйшаў атлас, складзены падпалкоўнікам А. Рыціхам. Дзесяць карт атласа раскрываюць геаграфію рассялення рускіх, пад якімі разумеліся ўсе праваслаўныя, і палякаў (усе католікі) [4, с. 173-174].

Адным з першых выступіў супраць такога ненавуковага падыходу ўжо нам вядомы П.В. Баброўскі. Ён крытэрыем вызначэння этнасаў лічыў мову, якая ўжывалася ў штодзённай гутарцы, песнях і прымаўках. З мовай даследчык звязваў асаблівасці нацыянальнага характару, мыслення, норм маралі, традыцый і звычаяў народа. «Адзінай адзнакай для падзелу насельніцтва Беларусі на беларусаў і палякаў можа быць мова, - пісаў ён. - Думка Эркерта, быццам «каталіцкія беларусы па сваіх думках, прывычках і ладу жыцця зусім палякі», не вытрымлівае ніякай крытыкі... Нічога не значыць, што беларусы, па словах Эркерта, не называюць сябе гэтым сваім імем. Беларусы, не ведаючы, што яны беларусы, захавалі і ў штодзённай гутарцы, і ў песнях, і ў прыслоўях свае пэўныя нацыянальныя, лагічныя формы, свой пэўны характар... Беларус-селянін, ці будзе ён праваслаўны, ці католік, мае свае перакананні, сваю маральную філасофію і перадае гэта разам з мовай сваім дзецям і ўнукам».

У 30-я гг. ХІХ ст. Мікалай Устралаў упершыню ў расійскай гістарыяграфіі паспрабаваў уключыць гісторыю «Заходняй Русі» ў схему рускай гісторыі.

У 1837 г. ён выдаў «Русскую историю». Асобная глава кнігі была прысвечана гісторыі ВКЛ. Аўтар звярнуў увагу на тэрытарыяльную, дэмаграфічную, культурную і рэлігійную перавагу рускага насельніцтва ВКЛ над этнічнымі літоўцамі. Тэрыторыю ВКЛ у ХІV - ХVІІІ ст. ён падзяляў на дзве часткі: «Русские княжества, - пісаў ён, - к западу от Днепра, кроме Галиции, присоединившейся к Польше, слились также в одно целое и образовали вместе с Литовским народом самостоятельное государство, под именем Великого княжества Литовского, главою коего был дом Гедимина». Гісторык лічыў, што ВКЛ было заснавана Гедымінам, які па прыкладзе маскоўскіх князёў рознымі шляхамі збіраў землі вакол Вільні. Пры яго пераемніках «Літоўская дзяржава» ўяўляла тую ж сістэму княстваў, што і «Масква» да Івана ІІІ. Таксама ў ВКЛ мова, вера, заканадаўства былі «рускімі». «Западная Русь до конца ХVІ века оставалась под властью Князей Литовских, в роде Гедимина, но так же, как и Восточная, спасла свою веру, свой язык, свои уставы гражданские. Следовательно самые крепкие узы связывали её с Восточной Россией, и народ, свято сохраняя законы прародителей, неоднократно обнаруживал живейшее желание возвратиться в подданство Царя православного, целыми областями присоединяясь к его державе» [1, с. 108-109].

Асобую цікавасць выклікае кніга ўраджэнца Магілёўскай губерні Восіпа Турчыновіча «Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен» (1857 г.). Ён першым разглядзеў гісторыю Беларусі як самастойны прадмет даследавання. Ён рассяляў беларусаў на тэрыторыі «между Двиною, Днепром и Друтью; в настоящее же время, под общим названием Белоруссии известны две нынешние губернии: Могилевская и Витебская, за исключением трех ея Лифляндских уездов…» [9, с. 9]. Турчинович даказаў, што Беларусь «имеет свою собственную историю».

У парэформенны час афармляецца заходнеруская гістарыяграфічная плынь, прадстаўленая прафесарам Пецярбургскай духоўнай акадэміі Міхаілам Каяловічам. Яго асноўныя працы былі прысвечаны гісторыі Беларусі, Польшчы і Расіі. У магістарскай і доктарскай дысертацыях Каяловіч звярнуўся да вывучэння Берасцейскай царкоўнай уніі. Ён адным з першых звярнуў увагу на працэс лацінізацыі уніі праз дзейнасць базыльянскага ордэна, рашэнні Замойскага сабора, паставіў пытанне аб крызісе уніяцкай царквы [5].

З сінтэтычных прац, якія атрымалі грамадскае гучанне, можна назваць «Чтения по истории Западной России» (1884 г.). У іх Каяловіч прапанаваў уласную гістарычную канцэпцыю гісторыі Заходняй Расіі. Ён зыходзіў з вяршэнства праваслаўя ў гістарычным мінулым Беларусі, адзінства інтарэсаў мясцовага насельніцтва з рускай арыстакратыяй. Гісторыю Беларусі аўтар зводзіў да нацыянальна-канфесійнага пытання.

Гістарыяграфічны падыход Каяловіча грунтаваўся на пазіцыі, што Заходняя Расія - гэта «западная Русь», якая ахоплівала «Белоруссию, западную Малороссию, или т.н. Украину, и Литву в собственном, племенном смысле» [6, с. 7]. Дзяржаўнасць спачатку сфарміравалася ў межах рускага арэалу «заходняй Русі», а потым пад ціскам перасяленцкіх працэсаў была ўспрынята суседнімі літоўцамі. Да гэтага аб'яднальнага працэсу пад пагрозай крыжакоў з часам далучыліся жэмайты.

Гісторыя Заходняй Русі да канца ХVІІІ ст., сцвярджаў Каяловіч, была прасякнута барацьбой польска-каталіцкай і рускай праваслаўнай цывілізацый. Задача даследчыка заключаецца ў вывучэнні прычын «польскага трыумфу». Польскі ўплыў сапсаваў заходнерускае грамадства, садзейнічаў яго расколу. Каяловіч адзначаў, што «польская, езуіцкая» цывілізацыя не прынесла народам Заходняй Расіі нічога карыснага, бо палякі былі прасякнуты «духам лацінства», абсалютна не прымальнага славянамі. Збліжэнне з Польшчай і уніі дэфармавалі духоўнае жыццё у ВКЛ, апалячылі значную частку заходнерускай шляхты, але асноўныя пласты народа нязменна цягнуліся да Расіі, бо адчувалі з ёю сваё культурнае, моўнае і рэлігійнае адзінства. Асноўнай апорай Русі аўтар лічыў цэнтральныя землі Расіі, якія захоўвалі сваю духоўна-цывілізацыйную ролю і ў сярэдзіне ХІХ ст. Гісторык адзначаў безальтэрнатыўнасць гістарычнага лёсу Рэчы Паспалітай, лічыў, што падзелы гэтай краіны садзейнічалі ўз'яднанню заходнерускіх земляў з Расіяй [7].

Даследчык займаўся і гісторыка-этнаграфічным вывучэннем Беларусі, аб чым сведчаць працы «О расселении племен Западного края России», «Об этнографическом атласе западных губерний», «Об этнографической границе между Западной Россией и Польшей». Каяловіч лічыў, што беларуская народнасць склалася ў Х - ХІ стст. з плямён крывічоў і дрыгавічоў і раднілася па веры, мове і традыцыях з рускімі і ўкраінцамі. Пэўную розніцу паміж заходнімі і ўсходнімі беларусамі гісторык выводзіў ад міжэтнічных кантактаў з літоўцамі і палякамі ў ХІV - ХVІІІ стст., а таксама ўплываў паланізацыі і акаталічвання [1, с. 140].

Відавочна, што на працягу ХІХ ст. у выніку мэтанакіраванай палітыкі царскага ўрада паступова замацоўваецца вялікадзяржаўны падыход да вызначэння нацыянальнага складу насельніцтва беларускіх губерняў.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Белазаровіч, В.А. Гістарыяграфія гісторыі Беларусі: дапаможнік / В.А. Белазаровіч. - Гродна: ГрДУ, 2006. - 346 с.

2. Без-Корнилович, М.О. Исторические сведения о примечательнейших местах Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся / М.О. Без-Корнилович. - СПб., 1855. - 357 с.

3. Гісторыя Беларусі. У 6 т. Т. 4. Беларусь у складзе Расійскай імперыі (канец ХVІІІ - пачатак ХХ ст.) / М.В. Біч, В. Яноўская, С. Рудовіч і інш. - Мінск: Экаперспектыва, 2005. - 519 с.

4. Карев, Д.В. Белорусская и украинская историография конца ХVІІІ - начала 20-х гг. ХХ в. в процессе генезиса и развития национального исторического сознания белорусов и украинцев / Д.В. Карев. - Вильнюс: ЕГУ, 2007. - 312 с.

5. Коялович, М.И. История воссоединения западнорусских униатов старых времен / М.И.Коялович. - Минск: Лучи Софии, 1999. - 400 с.

6. Коялович, М.И. Чтения по истории западной России / М.И.Коялович. - Минск: БелЭн, 2006. - 480 с.

7. Литвинский А. Западноруссизм в российской историографии второй половины ХIХ - начала ХХ веков / А. Литвинский, Д. Карев // Стэфан Баторый у гістарычнай памяці народаў Усходняй Еўропы. - Гродна: ГЦДУЕ, 2004. - С. 195 - 324.

8. Пыпин, А.Н. История русской этнографии / А.Н. Пыпин. Т. 4. Белоруссия и Сибирь. - Минск: БелЭн, 2005. - 256 с.

9. Турчинович, И.В. Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен / И.В.Турчинович. - Минск: БелЭн, 2006. - 592 с.

10. Батюшков, П. Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края / П. Н. Батюшков. - СПб.: «Общественная польза», 1890. - 376 с.

Белазаровіч Віктар Аляксандравіч - кандыдат гістарычных навук, дацэнт кафедры гісторыі Беларусі Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта імя Янкі Купалы.

УДК 303.446.4(476)

А. Кіштымаў (Мінск)

КАНФЕСІЙНАЯ ГІСТОРЫЯ БЕЛАРУСІ НА СТАРОНКАХ «ЗАПИСАК НТШ»

Белорусская тема достаточно частозатрагивалась на страницах «Записок НТШ». Среди исторических сюжетов ведущее место занимали проблемы белорусской конфессиональной истории: положение православной церкви в период Киевской Руси, Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, история униатства, жизнь церковных деятелей, публикации новых исторических источников. Неослабное внимание к истории Беларуси, в том числе к ее конфессиональной составляющей, можно расценить как один из первых шагов на пути соревнования белорусской и украинской национальных историографий, которое в то время зарождалась.

Навуковую значнасць львоўскага Таварыства імя Шаўчэнкі цяжка перабольшыць. Яна сягае за межы ўкраінскай гуманістыкі і стала значнай падзеяй у гісторыі еўрапейскай і сусветнай навукі. Асноўным перыёдыкам таварыства, як вядома, былі «Записки НТШ». Праграма іх выдання з самага пачатку арыентавалася на разгляд украінскага мінулага і сучаснасці ў кантэксце апошніх навуковых дасягненняў і таму значнае месца ў «Записках» адводзілася навуковым аглядам і рэцэнзіям. Менавіта гэта аналітычная праца дае шмат прыкладаў той увагі, якую ўкраінскія даследчыкі звярталі на праблемы і мінулае суседняй Беларусі. «З усïх славянських народів найближший украïнцям і гіркою, нераз спільною історичною минувшиною і невірадним теперішнïм положенєм білоруський нарід. З трьох мов східно-славянскоï групи білоруська мова має значно більше сполучників з украïнською, нïж украïнська з великоруською. Так маєть річ тепер, а в минувшинï чим далï в глуб ïï, тим більше було таких сполучників», - зазначыў на старонках «Записак НТШ» у 1913 годзе вядомы ўкраінскі дзеяч, будучы акадэмік Міхайла Вазняк [20, c. 237]. Таму зусім не выпадковай выглядае тая ўвага, якую звярталі ўкраінскія даследчыкі на гісторыю Беларусі.

Нам ужо даводзілася разглядаць вынікі супрацоўніцтва з «Записками НТШ» і Міхайлам Грушэўскім яго паплечніка, стваральніка беларускай нацыянальнай гістарыяграфіі Мітрафана Доўнар-Запольскага [21]. Аднак сувязі паміж украінскай і беларускай гістрычнай навукай гэтым не абмяжоўваліся. Дадзеннае паведамленне прысвечана высвятленню месца, якое займалі пытанні беларускай канфесійнай гісторыі на старонках «Записак НТШ».

Стваральнікі «Записак НТШ» у якасці адной з галоўных мэтаў ставілі задачу як мага больш шырока прасачыць той пласт навуковых прац, якія знаёмілі ўкраінскага чытача з найноўшымі дасягненямі навукі. Вядома, у першую чаргу, іх цікавілі звесткі, якія прама альбо ўскосна датычылі да ўкраінскіх спраў. І такіх з'яў ў беларускай історыі наогул і канфесійнай, у прыватнасці, было шмат. Часцей за ўсё беларускія працы ўзгадваліся ў разделах «Наукова хроніка» і «Біблïографія». Стала і рэгулярна адсочваўся змест «Епархиальных ведомостей», што выходзілі ў беларускіх губернях. Гэта былі «Гродненские епархиальные ведомости», «Литовские епархиальные ведомости» (ахоплівалі Віленскую губерню, дзе з сямі паветаў пяць былі беларускімі), «Минские епархиальные ведомости», «Могилевские епархиальные ведомости», «Полоцкие епархиальные ведомости».

На старонках «Литовских епархиальных ведомостей» увагу «Записак НТШ» прыцягнулі публікацыі пра уніяцкага архіепіскапа полацкага і луцкага Іаана Красоўскага, мітрапаліта Іосіфа Солтана і яго односінах з манастыром у Супраслі, падзел рускай мітраполіі пры мітрапаліце Фоціі, ліставанне мітрапаліта Іосіфа Сямашкі і епіскапа Міхаіла Галубовіча, гісторыя Жыровіцкага манастыра, справаздача напярэдадні абароны дысертацыі К.Харламповіча «Западно-русские церковные братства и их просветительская деятельность в конце XVI и начале XVII в.» [2, 4, 8, 9, 10, 11]. У «Минских епархиальных ведомостях» былі асабіста адзначаны матэрыялы пра тураўскага свяціцеля канца ХІІ стагоддзя епіскапа Лаўрэнція, аб Брэсцкай уніі і Іясафаце Кунцевічы, таксама казанні Св. Кірылы Тураўскага, апісанне Мінскага Спаса-Прэабражэнскага жаночага манастыра, артыкулы А.Мілавідава пра Пінскі Богаяўленскі манастыр і царкоўна-археалагічныя помнікі Пінска, лісты мінскага архіепіскапа Віктара Садоўскага да магілёўскага архіепіскапа Георгія Каніскага [4, 8, 9, 10, 12]. Матэрыялы пра дзейнасць Каніскага з нагоды 100-годзя яго смерці з'явіліся і на старонках «Могилевских епархиальных ведомостей». Водгук аб іх «Записак НТШ» ахарактарызаваў Каніскага як «важного в істориі білоруської церкви дїяча, а разам українського письменника» [2, c. 19].

У «Полоцких епархиальных ведомостях» аглядальнікі «Записак НТШ» звярнулі ўвагу на апісанне скарбаў віцебскага царкоўнага старажытнасховішча і звесткі пра уніяцкую бібліятэку Віцебскай духоўнай семінарыі, якая ў 1900 годзе распараджэннем Сінода была перададзена ў Кіеўскую духоўную акадэмію [8, 11]. У «Гродненских епархиальных ведомостях» былі заўважаны артыкулы Яўстафія Арлоўскага «Судьбы православия в связи с историей латинства и унии в Гродненской губернии в ХХ столетии (1794 - 1900 гг.)», «Гродненские православные церкви в XVI веке», а таксама протаіерэя Н.Дзікоўскага - «Коронование Жировицкой чудотворной иконы Богоматери (1730 г.)», «Базилианский орден и его значение в западно-русской униатской церкви с XVII и начала XVIII века до Замойского провинциального собора 1720 г. « [11, 14, 15].

Нязменнай тэмай «Записак НТШ» быў агляд публікацый гістарычных крыніц і прац пра фонды архівасховішч. Звяртае ўвагу падрыхтаваны Іванам Франко грунтоўны нарыс пра працу «Описание документов архива западно-русских униатских митрополитов. 1470 - 1700» (Т. 1. СПб., 1897) [6, c. 11-19], тэматыка якога закранае агульныя справы беларуска-ўкраінскай канфесійнай гісторыі.

Трэба дадаць, што да беларускай тэмы І.Франко звяртаецца і ў аглядзе працы В.Н. Ператца «Повесть о трех королях-волхвах в западно-русском списке XV века» (СПб., 1903). Ён піша пра беларускую мову апавядання і дадае, што гэта верагодна беларускі пераклад з польскай, які, у сваю чаргу, ёсць перакладам з нямецкай альбо лацінскай
[12, c. 9-10].

Аналізаваліся «Записками НТШ» і тыя публікацыі крыніц, якія «отже безпосередно не належать до нашой історіі, але цікаві ріжнімі анальогіямі» [8, c. 25], як, напрыклад, дакументы віленскага Свята-Духава манастыра і віленскага праваслаўнага брацтва, падрыхтаваныя С. Голубевым [1].

Па-за ўвагай «Записак НТШ» не засталіся і апісанні сховішчаў рукапісаў і старадрукаў. Іван Крывецкі ў артыкуле «Нові видання по біблїографії українсько-білоруських старадруків» [16, c. 181-197] разглядае працы А.І. Мілавідава - «Описание славянорусских старопечатных книг Виленской Публичной Библиотеки (1491-1800 гг.)» (Вильна, 1908) i «Старопечатные славяно-русские издания из западно-русских типографий XVI-XVIII вв. « (Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1908. Кн. І). Натуральна, што ў гэтых працах ішла гаворка пераважна пра кнігі рэлігійнага зместу з манастырскіх і брацкіх друкарняў Вільні, Супрасля, Заблудава, Магілёва, Куцейна, Полацка, Еў'я, Гародні, Нясвіжа, Кіева, Чарнігава, Астрога, Пачаева, Львова. Аўтар рэцэнзіі «з найбільшою симпатією й признаннєм» падтрымлівае задумку Мілавідава, аднак адзначае таксама і шматлікія хібы і недарэчнасці ў яго каталогах. На думку Крывецкага «виробити собі плястичний образ українського чи білоруського духовного жиця, українськой чи білоруськой духовной культури можна тільки при помочи студій над зібраним до купи й систематично угрупованим матеріялом, яким в данім выпадку являють ся між иншим власне українскі і білоруські друки» [16, c. 184].

Іларыён Свянціцкі ў рэцэнзіі на «Описание рукописнага отдела и старопечатных книг библиотеки Минского церковного историко-археологического комитета» (Вып. І. Минск, 1909), падрыхтаванае А.Снітко, адзначыў «інтересні елєменти народної білоруської мови», якія сустракаюцца ў кніжных маргіналіях [18, c. 222].

На працу прафесара Яўхіма Карскага - знанага «бацькі беларусазнаўства» - «Западнорусские переводы псалтыри в XV - XVII веках» (Варшава, 1896) звярнуў увагу Іван Копач [7, c. 9-10].

Навуковыя працы па канфесійнай гісторыі Беларусі часцей за ўсё рэцэнзаваў сам нязменны рэдактар «Записак НТШ» Міхайла Грушэўскі. Яго ўвагу, напрыклад, прыцягнуў нарыс А. Яцымірскага пра лёс Рыгора Цамблака, абранага ў 1415 годзе ў Наваградку мітрапалітам Кіеўскім [22]. Грушэўскі адзначае, што аўтар выкарыстаў значную масу новага матэрыялу, але не здолеў навукова абрабіць яго [14, c. 14-15]. Кампілятыўны характар, на думку Грушэўскага, меў артыкул Н.С. Кедрава «Древне-русские братства» (Русский архив. 1901. Т. II) [13, c. 23 - 24]. Больш высока, як «користну», ён ацаніў кнігу А.А. Папкова «Братства. Очерк истории западно-русских православных братств» (Сергиева лавра, 1900) [13, c. 20 - 23].

Пры падрабязным аглядзе М. Грушэўскага трывала высокую адзнаку звычайна атрымлівалі публікацыі ураджэнца Беларусі, прафесара Пецярбургскай духоўнай акадэміі Платона Жуковіча, буйнейшага дарэвалюцыйнага даследчыка канфесійнай гісторыі Беларусі. У розныя гады Грушэўскі прааналізаваў дзесяць яго прац. Вядома, што ён быў вельмі патрабавальным рэцэнзентам. Тым больш варта адзначыць яго словы ў сваім апошнім аглядзе пра навуковую годнасць Жуковіча: «зробленим шановний петербурський професор заслужив собі вдячність и признаннє всїх, хто буде займати ся чи історією Польщи, чи українсько-польскими відносинами кіньця XVI і першої половини XVII вв. «, «в сумлїнній і запопадливій фактичності - найсільнійша сторона праці», Жуковіч даў «працу цїнну, навукову, трівалу», якая «дуже значно посунула нашу знайомість з сею добою» [19, c. 161, 167].

На старонках «Записак НТШ» П. Жуковіч сустрэў, напэўна, сваіх самых удумлівых і ўважлівых чытачоў. Акрамя водгукаў М. Грушэўскага часопіс адгукнуўся яшчэ на трынадцаць яго прац, пераважна прысвечаных пытанням канфесійнай гісторыі - такіх як «Жизнеописание митрополита Иосифа Вельямина-Рутскага, составленное митрополитом Рафаилом Курским, и сочинение Рутскаго об улучшении внутреннего строя униатской церкви», «Архиепископ Мелетий Смотрицкий в Вильне в первые месяцы после своей хиротонии», «Запорожские гетманы Бородавка и Сагайдачный в своих последних церковных и политических делах», «Брестский собор 1591 года», «Последняя борьба духовенства митрополичьей епархии с Потеем и унией (1609-1611 гг.)», «Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией», «Кобринский собор и Торуньский сейм 1626 г.», «Варшавский сейм 1627 года и его значение в истории борьбы православных с унией», «Варшавский сейм 1628 года и крушение униональных планов Мелетия Смотрицкого», «Вопросы о примирении православных с униатами на Варшавском сейме 1629 года».

Працы П. Жуковіча сталі падмуркам надрукаванага ў «Записках НТШ» даслевання Івана Крып'якевіча «Нові матеріяли до історії соборів 1629 р.», у якой аўтар удакладняе некаторыя высновы П. Жуковіча з дапамогай новых матэрыялаў, знойдзеных у рукапісным аддзеле Нацыянальнага музея імя А.Шаптыцкага ў Львове [20, c. 5-39].

Як вядома, беларускія і ўкраінскія землі сталі адным з прытулкаў старавераў і рэлігійных цэнтраў расколу. Таму не выпадкова «Запискі НТШ» высока ацанілі фундаментальную манаграфію М.І.Ліляева «Из истории раскола на Ветке и в Стародубе XVII - XVIII вв.» (Вып. І. Кіев, 1895) [3, c. 19-20].

Асобна трэба сказаць пра працы польскіх гісторыкаў, якія даследвалі тыя падзеі канфесійнай гісторыі на беларускіх землях, што датычылі агульнага мінулага народаў Вялікага княства Літоўскага і Рэчы Паспалітай. Яны таксама не заставаліся па-за ўвагай супрацоўнікаў «Записак НТШ». Напрыклад, праца доктора Фіялека «Średniowieczne biskupstwa kościoła wschodnego na Rusi і Litwie», прысвечаная 300-годдзю Берасцейскай уніі [5, c. 22-26]. Альбо артыкул з «Przegląnda Historycznеgо» пра лёс Мікалая Крыштафа Радзівіла Сіроткі, прадстаўніка беларускай магнатэрыі, спачатку пратэстанта, які з 1574 г. стаў адным з натхняльнікаў контррэфармацыйнага руху. Аўтар змястоўнай рэцэнзіі Олекса Назаріів зазначае, што артыкул «представляє значний історичний інтерес, ілюструючи національно-культурні (і навіть полїтичні) відносини в Литовсько-Руській державі і Польщі кіньца XVI і початку XVII в. При тім дає вона цїкаву характеристику морального єства тих осіб, на яких опирався католицько-польонїзаційний рух в своїм завойовничім походї на Схід, та тих способів, які уважали можливим уживати дїячі сього руху підчас виконування своєї «культурной міссії на Сходї» [17, c. 184].

Падсумуем некаторыя высновы. Беларуская тэма даволі часта закраналася на старонках «Записак НТШ». Прычым сярод гістарычных сюжэтаў значнае месца займаюць падзеі беларускай канфесійнай гісторыі. Гэта датычыць становішча праваслаўнай царквы у перыяд Кіеўскай Русі і Вялікага княства Літоўскага і Рэчы Паспалітай, праблем звязаных з гісторыяй уніяцтва, жыццём царкоўных дзеячоў, гісторыяй храмаў і манастыроў. Нязменную ўвагу «Записак НТШ» прыцягвалі публікацыі гістарычных крыніц, якія мелі значэнне не толькі для беларускай, але і для ўкраінскай канфесійнай гісторыі. Сярод аглядальнікаў і рэцэнзентаў беларускіх прац былі такія зоркі першай велічыні ўкраінскай гуманістыкі як Міхайла Грушэўскі і Іван Франко. Улічваючы, што якраз у гэты час, на мяжы ХІХ - ХХ стагоддзяў, праходзіла станаўленне беларускай і ўкраінскай нацыянальных гістарыяграфій, увага і адлюстраванне канфесійнай гісторыі Беларусі на старонках «Записак НТШ» трэба вызначыць як адзін з першых крокаў на шляху іх супрацоўніцтва.

На заканчэнне адзначым цікавую дробязь бібліяграфічнага характэра: шмат якія гадавыя камплекты «Записак НТШ», што захоўваюцца ў Нацыянальнай бібліятэцы Беларусі, сярод іншых маюць прамавугольны штамп: BIBLIOTHEQUE UKRAINIENNE SIMON PETLURA A PARIS.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Голубев, С. Материалы для истории западно-русской церкви (XVIII стол.) / С. Голубев // Чтения в историческом обществе Нестора летописца. - Киев, 1896. - Кн. IX, X.

2. Записки НТШ. - 1895. - Кн. 3.

3. Записки НТШ. - 1896. - Кн. 5.

4. Записки НТШ. - 1897. - Кн. 6.

5. Записки НТШ. - 1898. - Кн. 2.

6. Записки НТШ. - 1899. - Кн. 1.

7. Записки НТШ. - 1899. - Кн. 3.

8. Записки НТШ. - 1900. - Кн. 1.

9. Записки НТШ. - 1901. - Кн. 1.

10. Записки НТШ. - 1901. - Кн. 5.

11. Записки НТШ. - 1902. - Кн. 4.

12. Записки НТШ. - 1903. - Кн. 6.

13. Записки НТШ. - 1905. - Кн. 5.

14. Записки НТШ. - 1905. - Кн. 6.

15. Записки НТШ. - 1907. - Кн. 6.

16. Записки НТШ. - 1909. - Кн. 2.

17. Записки НТШ. - 1912. - Кн. 5.

18. Записки НТШ. - 1912. - Кн. 6.

19. Записки НТШ. - 1913. - Кн. 1.

20. Записки НТШ. - 1913. - Кн. 4.

21. Киштымов, А.Л. Пересечение параллельных: М.В.Довнар-Запольский, М.С.Грушевский и «Записки НТШ» / А.Л. Киштымов // Пятыя Міжнародныя Доўнараўскія чытанні (Рэчыца, 22 - 23 верасня 2005 г.). - Гомель, Гомельск. дзярж. ун-т імя Ф.Скарыны, 2005. - С. 62 - 78.

22. Яцимирский, А.И. Григорий Цамблак, очерк его жизни, административной и книжной деятельности / А.И. Яцимирский. - СПб., 1904.

Кіштымаў Андрэй Леанідавіч - кандыдат гістарычных навук, дацэнт кафедры паліталогіі і гуманітарных дісцыплін Інстытута прадпрымальніцтва і парламентарызма.

УДК 2-67:303.446.4(476)

В.Н. Линкевич (Гродно)

КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В РАБОТАХ Е.Ф. ОРЛОВСКОГО

Статья посвящена церковному историку и краеведу Е.Ф. Орловскому. В его трудах получили должное освещение история православия на Гродненщине, взаимоотношения православной и католической конфессий, отдельные аспекты конфессиональной политики. Представленный в них фактический материал, а также отдельные суждения и выводы автора представляют интерес и значимость для современной исторической науки.

Конфессиональная история Беларуси привлекала к себе внимание многих исследователей. На протяжении XIX - начала XX века вышли в свет многочисленные труды отечественных историков и краеведов, в которых получили освещение различные её аспекты: конфессиональная политика властей, положение вероисповеданий, храмостроительная, миссионерская, благотворительная и культурно-просветительская деятельность церквей, развитие духовного образования, деятельность церковных братств, межконфессиональные отношения и т.д. В основном их авторами являлись выходцы из среды православного духовенства, для которых изучение истории Белоруссии органически сочеталось с борьбой за утверждение православия. К таковым принадлежал и Е.Ф. Орловский.

Евстафий Филаретович Орловский (1863 - 1913) родился в селе Словенск Ошмянского уезда Виленской губернии (ныне Минская область) в семье священника. Как и многие его коллеги, начальное образование он получил в духовном училище в Вильно, затем прошёл курс обучения в Литовской духовной семинарии. Высшее образование получил в Петербургском историко-филологическом институте. По его окончании в 1885 г. был назначен учителем греческого языка и истории в Гродненскую гимназию, которой и посвятил всю свою педагогическую деятельность. Одновременно он активно занимался общественной и краеведческой работой, являясь членом Гродненского Софийского православного братства и сотрудником Северо-Западного отдела Русского географического общества и Гродненского церковно-археологического комитета.

Вопросы истории конфессий в крае нашли широкое отражение в фундаментальной работе Е. Орловского «Гродненская старина» (Гродно, 1910), а также в специальном труде «Судьбы православия в связи с историей латинства и унии в Гродненской губерниии в XIX столетии (1794 - 1900)» (Гродно, 1903), других работах [3; 4]. В них учёный осветил отдельные аспекты истории православия на Гродненщине, а также показал непростые отношения между православной церковью и католическим костёлом. При этом Орловский, как и другие церковные историки и краеведы (М. Коялович, П. Жукович, С. Рункевич, Л. Паевский и др.), являлся активным сторонником укрепления в Белоруссии русского влияния и православия и противником полонизации края и католицизма. Исходя из таких позиций, он давал характеристику конфессиональной ситуации на Гродненщине.

В своих трудах Орловский положительно оценивал включение Белоруссии в состав Российской империи. Это, по его мнению, обеспечило экономическое и культурное развитие региона, содействовало возвращению его жителей к традиционной религии - православию. В этом отношении наиболее значимым событием стало воссоединение униатов с православной церковью, что привело к заметному укреплению православного влияния в тогдашнем Северо-Западном крае, о чём свидетельствовал рост численности православных верующих, духовенства, церквей и монастырей.

Орловский не обошел вниманием и те проблемы, которые вставали на пути возрождения православия. Прежде всего, это тяжёлое материальное положение церквей и православного населения. На это неоднократно указывал в своих обращениях к светским и вышестоящим духовным властям литовский митрополит Иосиф (Семашко). Так, в сообщении в Синод от 10 февраля 1857 г. отмечалось, что «…православное население края состоит исключительно из крестьян, не могущих поддерживать свои церкви, - отчасти по бедности, а от части - по крепостной зависимости от помещиков, принадлежащих к другому, римско-католическому исповеданию, к которому принадлежат также управители имений» [5, с. 199]. Такая ситуация способствовала тому, что некоторая часть православных крестьян под влиянием пропаганды католического духовенства перешла в католицизм. Ярким примером того было так называемое «Порозовское дело» [5, с. 207 - 208].

Значительное место в работе Орловского «Судьбы православия…» отедено характеристике конфессиональной ситуации на Гродненщине накануне и в период польского восстания 1863 года. Здесь он обратил внимание на различное отношение к событию православного и католического клира. Католическое духовенство, по его мнению, выступило одной из главных движущих сил восстания. «Польско-католическая партия, - отмечает Орловский, - окрыляемая молчаливым потворством генерал-губернатора Назимова, подняла голову и подготовляла, почти открыто, мятеж 1863 г. Римско-католические костёлы во время этого движения играли далеко не пассивную роль… Повсюду устраивались торжественные богослужения, крестные ходы, пение в костёлах польских патриотических гимнов и собирание «офяр» (пожертвований деньгами и вещами) на дело мятежа (в Гродно демонстрациями выделился Фарный костёл)» [5, с. 240].

Что касается православного клира, то он следовал в духе особого секретного «предписания» литовского митрополита Иосифа, которое он направил своему духовенству ещё в декабре 1861 г. В нём осуждались «смуты», возбуждаемые «польской партией» и содержался призыв сохранять лояльность к властям.

Действовать в таком духе православным пастырям было крайне сложно, так как на них оказывалось давление со стороны польских помещиков и повстанцев. «Положение православного духовенства было весьма тяжёлое. «Поляки-помещики, от которых духовенство зависело в материальном отношении, - отмечает Орловский, - оказывали нравственное давление на православных священников, заставляя оказывать содействие польской революционной пропаганде. Крестьяне, равно их руководители - православные священники, подвергались подговорам, обольщениям, угрозам, даже физическому насилию со стороны польских агитаторов» [5, с. 254].

Свои утверждения он подкрепляет и фактическим материалом, взятым из православной периодики и труда церковного историка Г. Киприановича [1]. В своё время сведения о насилиях в отношении священников в период восстания были опубликованы в «Литовских епархиальных ведомостях» за 1863 год в специальном разделе «Страдания православного духовенства Литовской епархии от польских мятежников». Нанесение оскорблений, проведение грабежей, избиений и даже убийств настоятелей церквей Гродненской губернии, имевшие место в это время, описывает в своей работе Орловский. Он показывает то, как жертвой «мятежников» стал священник Суражской церкви Белостокского уезда Константин Прокопович, который был жестоко избит, а затем повешен. «Подвергся издевательствам и глумлениям» и был убит священник с. Котра Пружанского уезда Роман Рапацкий [5, с. 262].

После подавления восстания 1863 г. в тогдашнем Северо-Западном крае происходило укрепление позиций православия. Это было связано, в первую очередь, с проведением политики деполонизации, а также с деятельностью виленского генерал-губернатора М.Муравьева, который предложил и начал проводить в жизнь целую программу мер по поддержке «господствующего» вероисповедания. Этно-конфессиональная политика властей и лично Муравьева достаточно высоко оценивалась и Е. Орловским, который посвятил начальнику Северо-Западного края отдельный труд [2].

В своём основном труде «Судьбы православия…» при рассмотрении конфессиональной ситуации на Гродненщине после восстания 1863 г. Орловский основное внимание уделяет вопросам храмостроительной и просветительской деятельности православной церкви, материальному обеспечению духовенства. В частности, он касается истории Александро-Невской церкви г. Гродно, решение о строительстве которой было принято в 1866 году. Православный храм строился на средства прихожан. Однако пожертвования на это благое дело, отмечает Орловский, внесли также служащие государственных учреждений, помещики, православное и католическое духовенство, городские и сельские общества. Свои подарки также прислали императрица и члены царской семьи, офицеры Ямбургского уланского полка, один московский купец, а евреи м. Лунно пожертвовали образ Господний [6, с. 4 - 5].

Значительное внимание Орловский уделил характеристике межконфессиональных отношений в регионе. Борьба католического и православного духовенства за паству приводила к переходам из одного христианского вероисповедания в другое и сопровождалась зачастую спорами, раздорами, конфликтами, которые иногда затягивались на десятилетия. В качестве такого яркого примера он приводит «Порозовское дело», когда перешедшие в православие затем вернулись в католичество. Это дело не было до конца разрешено вплоть до начала XX века. «Порозовская смута и в настоящее время не прекратилась, - указывает Орловский. - Ещё в 1900 г. уклонились от исповеди и св. причастия в православной церкви 167 человек» [3, с. 48]. При этом главным виновником сложившейся ситуации он считал католическое духовенство, которое стремилось «совратить» верующих из православия, не замечая, что многие конфликты были обусловлены противоречивостью и непоследовательностью политики властей в религиозной сфере, в том числе отсутствием свободы вероисповедания.

Таким образом, следует отметить, что конфессиональная проблематика заняла в трудах Е. Орловского значительное место. Работы ученого носят преимущественно описательный характер и в методологическом отношении с позиций сегодняшнего дня они могут быть подвергнуты критике. Однако, в них содержится богатый фактический материал, использование которого позволяет составить более целостное представление об истории конфессий на Гродненщине, в Белоруссии. И это придает работам Орловского важность и значимость для современной исторической науки.

Список источников и литературы

1. Киприанович, Г.Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве с древнейшего до нашего времени / Г.Я. Киприанович. - Вильно, 1895.

2. Орловский, Е.Ф. Граф М.Н. Муравьев как деятель над укреплением прав русской народности / Е.Ф. Орловский. - Гродно, 1898.

3. Орловский, Е.Ф. Красностокский монастырь (Исторический очерк) / Е.Ф. Орловский. - Вильно, 1905.

4. Орловский, Е.Ф. Симеоновская церковь города Гродно / Е.Ф. Орловский // Гродненские губернские ведомости. - 1901. - № 1.

5. Орловский, Е. Ф. Судьбы православия в связи с историей латинства и унии в Гродненской губернии в XIX столетии (1794 - 1900 гг.) / Е.Ф. Орловский // Гродненские епархиальные ведомости за 1901 год. - Гродно, 1901.

6. Орловский, Е. Ф. Судьбы православия в связи с историей латинства и унии в Гродненской губернии в XIX столетии (1794 - 1900 гг.) / Е.Ф. Орловский // Гродненские епархиальные ведомости за 1902 год. - Гродно, 1902.

Линкевич Виктор Николаевич - кандидат исторических наук, преподаватель кафедры истории славянских государств Гродненского государственного университета имени Янки Купалы».

УДК 2-67(476):303.446.4(476)

Т.И. Козлова (Гродно)

ЕПИСКОП АФАНАСИЙ (МАРТОС) О КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ БЕЛАРУСИ В 1772 - 1917 гг.

Статья проливает свет на исторические взгляды епископа Афанасия на конфессиональные процессы, присходившие в Беларуси в 1772 - 1917 гг. Отмечается, что период нахождения Беларуси в рамках Российской империи, Афанасий Мартос рассматривал как существенно изменивший в «благую» сторону для православия конфессиональную ситуацию белорусского края, а уничтожение Брестской церковной унии как положительное явление.

Имя епископа Афанасия (Мартоса) уже достаточно часто используется в отечественной историографии, но еще не стало достоянием широкой общественности. Магистр богословия Варшавского университета, епископ Витебский и Полоцкий, владыка, он создал синтетический труд «Беларусь в исторической государственной и церковной жизни», где раскрыл этнокультурный и политический фон событий прошлого Беларуси, предопределивший судьбу православия на особо значимых для автора страницах истории Отечества.

Деятельность и исторические взгляды епископа Афанасия вызывают противоречивую оценку: в период фашисткой оккупации Беларуси он участвовал в создании «Белорусской Автокефальной Православной Национальной Церкви» под очевидным патронажем германского агрессора [1, с. 6] Отрицая христианское мировоззрение и традиции, нацисты преследовали цель создания политизированного марионеточного варианта церкви [2, с. 20]. Коллаборационизм стал причиной вынужденной эмиграции еп. Афанасия в 1945 г. в Германию, где работа над «Беларусью…» завершилась в 1957 г. изданием для белорусской диаспоры. Повторно книга вышла в 1966 г. в Буэнос-Айресе. В 1990 г. и 2000 гг. она была переиздана усилиями Белорусского Экзархата.

Православное мировоззрение понятным образом расставляло акценты в данном исследовании конфессиональной истории Беларуси. Историографическую базу работы составили труды историков с четко выраженной концепцией: М. Кояловича, И. Чистовича, М. Довнар-Запольского, В. Ластовского и др. Разные эпохи, школы и направления, тем не менее, составили фундамент исторической концепции автора, в определенной степени субъективной.

Включение Беларуси в состав Российской империи, по мнению епископа Афанасия, привело к белорусскому национальному возрождению, однако, было связано с реакцией ополяченной белорусской шляхты на российское начало, возобладавшее в белорусской действительности. Фактор воздействия Российского государства на конфессиональную ситуацию владыка понимал очень ясно, однако униатов он искренне считал духовно родственными православию. По его мнению, униаты стали массами присоединяться к православию без всяких усилий со стороны российского правительства и без всякой заботы о сохранении унии со стороны ее последователей. Особенно поразительным, по мнению автора, было быстрое исчезновение унии после второго и третьего раздела Польши: с августа 1784 г. по март 1785 г. присоединились к православию 1483111 прихожан, 2603 церкви и 1552 священника [3, с. 248]. Негативную оценку епископ дает деятельности базилианского униатского ордена, который через просветительскую и образовательную миссию воспитывал молодежь в симпатии католичеству.

Уничтожение Брестской унии владыка оценивал как явление положительное и добровольное и как результат «осмысленной и осторожной миссионерской работы» [3, с. 258]. Случаи добровольного присоединения владыка приписывал не только желанию народа, но и активной работе православных иерархов. Он отмечает с удовлетворением тот факт, что епископ полоцкий Смарагд в течение июля 1833 г. принял в лоно православия 4000 униатов, а к концу 1835 г. присоединил еще 124 130 человек, 91 церковь с прихожанами и 9 приписных церквей. Впрочем, насильственные методы обращения, как, например, приказ минского вице-губернатора согнать в Вилейку всех униатов из окрестных деревень и насильственно «воссоединиться с Православной Церковью», владыка осуждал, а случаи антиправославных выступлений священников Витебской, Минской и Могилевской губерний трактовал как влияние «латинской пропаганды».

Положение Римско-католической церкви под властью России епископ Афанасий оценивал, с одной стороны, как довольно затруднительное в условиях активного вмешательства светской власти, а, с другой, обвинял костел в религиозной экспансии и полонизации Беларуси, отмечая активную миссионерскую деятельность местных помещиков, которые «совращали в латинский обряд» своих крестьян. Религиозный фанатизм и польский патриотизм владыка неизменно считал присущими католическим священникам и монахам, которые легко увлекали в свою веру народ, не знавший вероисповедных расхождений между католичеством и православием. Нажим и успех католического миссионерства особенно процветал в среде униатов, наиболее подверженных проповеди костела: после третьего раздела Речи Посполитой под влиянием пресловутой «польско-латинской пропаганды» около 200 000 белорусских униатов перешли в католичество. Такое положение продолжалось в течение ХIХ и начала ХХ века. «Указ о веротерпимости» 1905 г. владыка характеризовал как уступку «польско-латинской пропаганде», которая позволила перейти в римо-католичество более 40 000 белорусов.

Переплетая этнический и конфессиональный компонент, епископ Афанасий в жизни белорусского народа в целом видел «многовековую борьбу двух народных стихий - польско-латинской и белорусско-православной [3, с. 285].

Успех прозелитизма православия автор «Беларуси…» честно объяснял «переходом в православную веру» униатов, отмечая и содействие государственной власти, которое в данном ключе оценивал как безусловно положительное. Если до первого раздела Речи Посполитой в Беларуси в 1772 г. существовала только одна православная епархия с кафедрой в Могилеве, то к началу Первой мировой войны в Беларуси действовало уже пять епархий: Виленско-Литовская, Гродненско-Брестская, Минско-Туровская, Могилевско-Мстиславская и Полоцко-Витебская. Однако то обстоятельство, что в синодальный период РПЦ находилась в зависимости от государства, оценивалось владыкой, как и упразднение патриаршества, «противным священным канонам». Бюрократизация церковной жизни воспринималась епископом Афанасием как чуждая религиозному духу.

Таким образом, труд епископа Афанасия (Мартоса) «Беларусь исторической государственной и церковной жизни» под определенным углом зрения характеризует политический и конфессиональный процессы, имевшие место в истории Беларуси Х - ХХ вв., выделяя период нахождения нашего Отечества в рамках Российской империи как существенно изменивший в «благую» сторону для православия конфессиональную ситуацию белорусского края.

Список источников и литературы

1. Силова, С.В. Крестный путь / С.В.Силова. - Минск: Белорусский Экзархат, 2004. - 78 с.

2. Бастун, Д.Ю. Канфесійныя пытанні ў палітыцы нямецкіх акупацыйных улад на тэрыторыі Беларусі (1941 - 1944) / Д. Бастун // Веснік БДУ. - Сер. 3. - 2005. - № 2. -
С. 17 - 21.

3. Афанасий (Мартос). Беларусь в исторической государственной и церковной жизни / А. Мартос. - Минск: Белорусский Экзархат, 2000. - 379 с.

Козлова Татьяна Игоревна - магистр исторических наук, аспирант, Гродненский государственный университет имени Янки Купалы.

УДК 930.1:2-63(476)

М.В. Стрелец, М.А. Коршак (Брест)

ИССЛЕДОВАНИЕ ИСТОРИИ ХРИСТИАНСТВА В ГРОДНЕНСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ИМЕНИ ЯНКИ КУПАЛЫ

В статье анализируется деятельность представителей гродненской исторической школы по изучению конфессиональной истории. Отмечается вклад в науку таких гродненских историков, как Я.Н. Мараш, Т.Б. Блинова, С.В. Морозова, Г.В. Васюк, Э.С. Ярмусик, А.Н. Загидулин.

Гродненская историческая школа широко известна в научном сообществе. В соответствии с тематикой настоящего круглого стола авторы доклада останавливаются на её вкладе в разработку проблем истории христианства. В связи с тем, что из всех гродненских вузов соответствующий исследовательский процесс касался только Гродненского государственного университета имени Я. Купалы (ГрГУ), речь, разумеется, будет идти исключительно об учёных данного университета. Этот процесс полностью совпадает во временном отношении с историей ГрГУ, которая включает советский и постсоветский периоды.

В советский период учёные ГрГУ действовали в жёстких рамках, заданных идеологами КПСС. Они строго придерживались марксистско-ленинской методологии, выполняли социальный заказ атеистического по своей сущности политического режима. В то же время они ввели в научный оборот большое количество новых документов и материалов, сформулировали ряд оригинальных концепций, поставили вызвавшие широкий резонанс в исследовательском корпусе научные проблемы. Именно в данный период сформировалась школа Якова Наумовича Мараша.

Доктор исторических наук, профессор Я.Н. Мараш, во-первых, задавал планку в исследовательском процессе и, во-вторых, в интенсивном режиме занимался подготовкой научной смены. «Основные темы научных исследований… (профессора были таковы.- М.С., М.К.): история католической церкви на территории Беларуси и Литвы (преимущественно 16-18 в.); земельная собственность епархий и монашеских орденов; положение крестьянства в церковных владениях; роль Ватикана и иезуитов в подготовке Брестской унии 1596 г.; борьба католического духовенства против идей вольнодумства и атеизма» [3]. В 1979 г. его ученица Тамара Борисовна Блинова защитила кандидатскую диссертацию «Орден иезуитов в Беларуси - крупный собственник и эксплуататор народных масс (конец XVI в. - 1774 г.)» [2, c. 36]. Через четыре года в этом качестве выступает Светлана Валентиновна Морозова, которая под руководством Якова Наумовича подготовила диссертацию «Брестская церковная уния 1596 г. и борьба народных масс Белоруссии против национально-религиозного гнёта (1596 - 1667 гг.)» [2, c. 262]. Профессор руководил и начальным этапом работы Геннадия Владимировича Васюка над кандидатской диссертацией «Православная церковь в Речи Посполитой в 80-е - 90-е годы XVI - первой половины XVII века» [2, c. 59]. После смерти Я.Н. Мараша соответствующий процесс был доведён до логического завершения известным минским специалистом, доктором исторических наук Георгием Яковлевичем Голенченко.

В постсоветский период учёные ГрГУ работают в принципиально новых условиях. Государство перестало быть атеистическим, в стране установилась подлинная демократия, стали реальностью плюрализм мнений, творческая свобода представителей исследовательского корпуса, рухнул железный занавес, были рассекречены многие архивные фонды. Разумеется, всё это предопределило резкое повышение качества научных работ профессорско-преподавательского состава, аспирантов, магистрантов, студентов.

Специфика данного периода состояла также в том, что корпус исследователей истории христианства пополнили преподаватели ГрГУ, на формирование исторического мировоззрения которых большое влияние оказал Я.Н. Мараш и которые при его жизни не были вовлечены в соответствующую сферу научных поисков, обращаясь к совершенно иным сюжетам (Эдмунд Станиславович Ярмусик, Валерий Николаевич Черепица) [2, c. 421, 456]. В рамках анализируемого периода вышеупомянутые ученики Якова Наумовича продолжили заниматься теми же проблемами, что и в советское время. В указанный период велась и работа над кандидатскими диссертациями по истории христианства.

Кандидаты исторических наук, доценты Т.Б. Блинова, Г.В. Васюк отметились рядом публикаций в солидных изданиях. Доктор исторических наук, профессор С.В. Морозова стала широко известна фундаментальными исследованиями этнокультурного и историографического аспектов деятельности униатской церкви на белорусских землях в 1596 - 1839 гг. Не будет преувеличением утверждать, что она своими глубокими работами открыла новый этап в изучении этой церкви в постсоветской Беларуси.

Декан факультета истории и социологии Гродненского государственного университета имени Янки Купалы, кандидат исторических наук, доцент Э.С. Ярмусик впервые в белорусской науке провёл комплексное исследование истории католического Костёла в Беларуси в 1939 - 1991 гг. В рамках данного исследования был предложен авторский вариант периодизации этой истории, преодолена её обезличенность, восстановлена правда о политических репрессиях по отношению к католическому духовенству, осуществлена системная реконструкция советско-ватиканских отношений.

Кандидат исторических наук, профессор В.Н. Черепица на солидном уровне исследовал историю Православной Церкви на Гродненщине. Его соответствующие заслуги были отмечены Памятным знаком Белорусского Национального оргкомитета «2000 год хрысціянству» [2, c. 421].

В 2005 году Алексей Николаевич Загидулин защитил кандидатскую диссертацию «Национальная и конфессиональная политика польских властей в отношении к белорусскому населению Западной Беларуси (1921 - 1939 гг.)». Научным руководителем настоящей работы являлся Почётный профессор ГрГУ, Заслуженный работник образования Республики Беларусь, профессор Иван Платонович Крень.

Таким образом, учёные Гродненского государственного университета имени Я. Купалы внесли серьёзный вклад в исследование истории христианства.

Список источников и литературы

1. Марозава Святлана Валянцінаўна // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: у 6 т. / Беларус. Энцыкл.; рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) [і інш.]; маст. Э.Э Жакевіч. - Мінск: БелЭн, 2003. - Т. 5.- С. 79.

2. Корзенко, Г.В. Историки Беларуси в начале XXI столетия: библиогр. справ. / Г.В.Корзенко. - Минск: Белорусская наука, 2007. - 470 с.

3. Фёдараў, І. Мараш Якаў Навумавіч / І. Фёдараў // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: у 6 т. / Беларус. Энцыкл.; рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) [і інш.]; маст. Э.Э Жакевіч. - Мінск: БелЭн, 2003. - Т. 5. - С.73.

Стрелец Михаил Васильевич - доктор исторических наук, профессор, Брестский государственный технический университет.

Коршак Михаил Антонович - кандидат исторических наук, доцент, Брестский государственный университет имени А.С. Пушкина.

 

Top