Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
Определенную роль в изучении темы праздничной культуры местечек Беларуси конца XVIII - начала ХХ в. играют документальные источники, почерпнутые из фондов губернских администраций Национального исторического архива Беларуси в Минске и Гродно, Литовского государственного исторического архива в Вильно. Однако для воссоздания праздничной культуры местечка чрезвычайно важны так называемые «источники личного происхождения». Период конца XVІІІ - начала ХХ ст. характеризуется своеобразной модой на мемуары. В это время было создано множество воспоминаний, дневников, записок путешественников, в которых нашли отражение разные аспекты истории местечек Беларуси, в том числе и праздничной культуры этих поселений.
Первую группу мемуарной литературы, использованной для данного исследования, составляют воспоминания самих жителей местечек, посвященные описанию этих поселений: воспоминания о местечке Копыль Слуцкого уезда Минской губернии Менделе Мойхер-Сфорим, основателя новой еврейской литературы на языке идиш [1]; мемуары публициста, заметной фигуры белорусской диаспоры в США Василия Стомы-Синицы, посвященные местечку Лужки Дисненского уезда Виленской губернии [2]. Помогают в изучении праздничной культуры местечек и материалы книги Ирины Романовой и Ирины Маховской, построенной на воспоминаниях 85 старожилов местечка Мир, которые рассказали свою историю преподавателям и студентам исторического факультета Белорусского государственного университета во время этнографической практики [3].
К этой группе мемуарной литературы примыкают и воспоминания графа Леона Потоцкого, где описываются крупные магнатские резиденции конца XVIII - первой трети ХІХ в.: Свислочь графа Тышкевича, Деречин и Ружаны князей Сапегов, Несвиж князей Радзивилов, Ляховичи времен гетмана Масальского [4]. Указанные источники позволяют наиболее полно, панарамно представить картину повседневной жизни местечек, в том числе и их праздников.
Вторую группу мемуарной литературы, в которой есть информация о праздниках в местечках, составляют записки путешественников. Они также основаны на памяти и фиксировались преимущественно в виде дневниковых записей или воспоминаний, а также их сочетания. Значительное место занимают местечки Беларуси на страницах очерков "Путешествие по Полесью и белорусскому краю" известного публициста и литератора Павла Шпилевского [5]. Важным источником по истории местечек Беларуси середины ХІХ в. является работа историка, краеведа, военного топографа и статиста Михаила Без-Корниловича «Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений, к ней же относящихся" [6]. Повседневная жизнь жителей местечек, их будни и праздники нашли отражение в материалах периодической печати того времени, в частности, на страницах первой регулярной белорусской газеты "Наша Ніва" (1906 - 1915 гг.).
Таким образом, выявленный комплекс исторических источников (документальные материалы, воспоминания, периодическая печать) помогает представить праздничную культуру местечек Беларуси в конце XVIII - начале ХХ в., показать её полифоничность, разный характер контактов между представителями этноконфессиональных групп населения местечек во время праздников: дружественный, нейтральный, неприязненный.
Ярмарочный праздник
Ярмарки в местечках приурочивались к христианским праздникам, что отражает и этимология слова «ярмарка» (по-белорусски «кірмаш»). Этнограф А. Сементовский в работе, посвященной ярмаркам Витебской губернии, отметил, что само это слово пришло к нам от немцев, у которых оно пишется как сочетание слов die Kirche - церковь и die Messeлитургия. В русско-французско-немецко-английском словаре Р. Рейфа слово kermasse или karmess переводится как «храмовый праздник» [7, с.15]. Традиционно «официальный» праздник происходил до обедни, а после начиналась ярмарка. С ХVI в. это стало нормой обычного права. Праздник начинался вместе с торговлей на рыночной площади. Слово «кірмаш» в белорусском языке, как и в западноевропейских, означает не только торг, но и праздник, гулянье [8].Продолжительность ярмарок, а значит, и ярмарочных праздников, зависела главным образом от их масштаба, т.е. товарооборота и количества народа. Чем выше был оборот ярмарки, тем дольше она проходила. Наиболее продолжительными были ярмарки в поселках Зельва (3-4 недели, обычно с 26 июля по 25 августа), Свислочь (сначала 2 недели, а затем месяц, с 25 августа по 25 сентября), Бешенковичи (3-4 недели, обычно с 6 по 27 июля), Любавичи (месяц, с 6 января по 6 февраля), Хаславичы (2 недели, с 24 июля по 7 августа), Гомель (с 1 по 7 января ) и др. Такие ярмарки, как правило, были и наиболее представительные. Например, в 1837 г. на Бешенковичскую ярмарку съехались представители более 200 дворянских, 50 купеческих родов, а также "разного звания людей - до 11000". На Хрищенской ярмарке в местечке Любавичи в 1842 г. присутствовали представители 58дворянских родов, около 100 купцов, до 4000 человек «посадских». В 1842 г. на Троицкий базар в Гомель съехались около 14000 чел., на Васильевский - около 8000. На Шкловские ярмарки в этом же году съехались около 10000 человек. В разгар Анненской ярмарки в Зельве её ежедневно посещали около 3000 человек. Интересное соотношение участников последней ярмарки: в 1860 г. 41% составляли торговцы, прибывшие с товарами, 40% - покупатели, оставшаяся часть - обслуга (в том числе театральные актеры, музыканты, 12 публичных женщин) [9].
На ярмарках сталкивалась большое количество людей, принадлежавших к различным этносам, социальным группам, местностям. Торговая площадь в Синявке, по описанию Павла Шпилевского, «вся была усеяна разноцветными костюмами, платьями, нарядами, физиономиями и лицами» [5, с. 55].
На ярмарках не только происходил торг, но и устанавливались прочные связи горожан и жителей местечек с окружающим сельским населением. Это способствовало расширению и укреплению взаимоотношений между городским и сельским населением, представителями различных этносов и вероисповеданий, выработке у них общих вкусов, проникновению в деревню городского стиля поведения, привычек, моды и культурных навыков.
В ярмарочной «культурной программе» были профессиональные и народные театральные представления, выступления ансамблей музыкантов и цирковых артистов, игры, танцевальные вечеринки. Насколько заметно активизировалась культурная жизнь местечек во время ярмарок, свидетельствуют следующие высказывания современников. Один из самых плодовитых писателей мира, автор около шести сотен романов и повестей, историк, общественный деятель, воспитанник Свислочской гимназии Юзеф Крашевский удостоил Зельву эксклюзивной книги, одно предложение из которой приобрело афористическое звучание. Это предложение касалось Зельвенской ярмарки: «С очень давних времен Зельва и ее жители подчиняются странному правилу - одиннадцать месяцев каждого года вянут и только месяц живут» [10, с. 31]. Согласно описанию Михаила Без-Корниловича, Гомель в дни ярмарок «совершенно оживляется, выходит из своей дремоты; собрание разнохарактерных народов между собою, их кипучая деятельность, обмен идей, мнений, взглядов; наконец средства повеселиться и с приятностью провести время, уподобляют Гомель губернскому городу» [6, с. 214].
Красочно описывает ярмарочную Свислочь Леон Потоцкий. Светскую атмосферу во время проведения свислочских ярмарок он сравнивает с карлсбадской - по богатству разнообразных форм развлечения и широкого участия аристократии. По его словам, ярмарка была важным событием, которое с величайшим нетерпением ждали как торговцы, так и простые люди - молодые и старые. Первые надеялись на ярмарке много наторговать, другие - натанцеваться, третьи - наговориться. Ничто так не напоминало «заграничные воды», как Свислочская ярмарка. На ней наблюдался большой сбор местных панов, которые жили в отдельных двориках, посещали друг друга, гуляли верхом, пешком, в повозках, ежедневно собирались на обеды, балы, публичные маскарады, в театр [4, с. 64].
Неотъемлемой частью ярмарочного праздника был ярмарочный театр - условное название комплекса театральных действий, которые проводились во время ежегодных праздничных торгов. Это, прежде всего, народный театр: выступления скоморохов и музыкантов, батлейка, интермедии. Каждый скоморох имел определенную профессию: музыкант, фокусник, акробат, вожак дрессированного медведя, комедиант, кукольник и др. В некоторых местечках Беларуси были своеобразные народные цирковые школы, где из поколения в поколение передавалось искусство белорусских фокусников. Например, в местечке Семежево (Могилевская губерния) существовала школа фокусников, воспитанники которой выступали на праздниках и ярмарках Беларуси, Литвы, Украины, Польши [7, с. 89]. На ярмарочные праздники съезжались «слепцы»-лирники, исполнявшие религиозные, исторические и шуточные песни. Для них около Турова существовала специальная школа подготовки [8]. Появлялись на ярмарках и студенты со сценками-интермедиями.
В репертуар представлений скоморохов вошли переосмысленные обрядовые действия, пародии на религиозные ритуалы или народные традиции (свадьба, похороны), сатирические пьесы. В подобных небольших художественных произведениях не существовало четкого разделения на артистов и зрителей. Сценки рождались в процессе коллективного творчества, текст был импровизированный, сохранялась лишь канва представления. Возможность включения в действие любого зрителя усиливало эффективность психологического и эстетического влияния, придавало торгам яркую зрелищность.
Одним из любимых представлений, которые скоморохи демонстрировали народу, была медвежья забава. Скоморохи рядились в звериные шкуры, прежде всего в медведей. Это шло еще от времен язычества, когда медведь являлся символом щедрости и плодородия. Считалось, что если женщина потанцует с медведем на Масленицу, то у нее обязательно будут дети [7, с. 81].
Очень популярными были скоморохи с дрессированными медведями (скоморохи-медвежатники). По некоторым данным, в XIX в. еще продолжала существовать главная в Беларуси школа дрессировки отловленных медведей в местечке Сморгонь, возникшая в ХVII в. по инициативе князей Радзивиллов. Она получила в народе название «Сморгонская академия».
Воспитанники «Сморгонской академии» поставлялись как на внутренний, так и на внешний рынок. Со своими поводырями они ходили в страны Западной Европы, в Украину и Россию. О школе дрессировки медведей сохранились свидетельства шведских солдат начала XVIIIв.: «Здесь в Сморгони дрессировали медведей для публичного показа. Говорят, что все скоморохи-поводыри медведей, с которыми они путешествуют по миру, имеют в Сморгони свою Высшую Школу, поэтому это местечко для них «земля обетованная». Все скоморохи, как и другие ремесленники, платят налоги» [11, с. 153].
Школа была ориентирована на западноевропейского потребителя. Весной скоморохи расходились по миру, зимой же они возвращались в Сморгонь, платили налог Радзивиллам и оставались здесь до весны. Сморгонский учитель со «своенравным учеником» были в XVIII-XIX вв. популярными персонажами народного кукольного театра «батлейка». Сохранилось даже ироническая поговорка: «ученик Сморгонской академии». После упадка Сморгонской академии сама профессия перешла к цыганам.
Каково было содержание медвежьей потехи? Дрессированные медведи разыгрывали комические сценки, кланялись зрителям, танцевали, ездили на палочке, подавали шапку и барабан хозяину, показывали, как мальчишки воруют горох, крутили жернова, ловили рыбу, носили воду. Стремление перевести представленческую форму выступления в игровую вынуждало поводырей учить медведей новым приемам: медведь позволял зрителям касаться его, подавал желающим лапу и даже возил на себе зрителей и мог с ними побороться. Медвежья потеха всегда сопровождалась комментариями поводыря, которые иногда носили сатирический характер, имели аллегорические, юмористические сравнения. Одна из таких сцен изображала злободневную тему непомерного употребления спиртных напитков: «А ну, Михаил, покажи почтенной публике, как мужик Янка пьяный с ярмарки домой возвращается. Да, да, Михаил, веселее, - мужик Ваня добрых две кварты выпил и поэтому ног под собой не чует» [7, с. 159].
Искусство скоморохов, как своеобразная форма протеста, подвергалась преследованиям властей. Павел Шпилевский, сообщая о жизни цыган в местечке Мир, отметил, что цыгане раньше занимались медведеводством, но позже оно было запрещено. Сатирическая направленность комментариев медвежатника казалось царскому правительству настолько опасной, что в 1882 г. был издан указ о запрете медвежьей потехи на территории всей Российской империи и убийстве дрессированных медведей. Однако полностью уничтожить эту потеху не удалось, и она оставалась неотъемлемой частью народных гуляний, праздников, ярмарок вплоть до начала Второй мировой войны.
В XIX - начале XX в. продолжал свое существование и развитие народный кукольный театр «батлейка», известный с XVI в. Батлейка была связана с религиозным праздником рождения Христа, праздником Рождества. Об этом свидетельствует само название «батлейка» (от Betleem - город, где родился Иисус Христос). Батлейка проводилась с благословения Церкви или Костёла в праздничное время - от Рождества до Крещения, на Рождество и Новый год.
В некоторых местностях Беларуси в конце XIX - начале XX в. появился своеобразный вид батлейки, где батлеечные сцены играли люди. В представлениях «живой батлейки» инсценировались сюжеты на местные темы, народные песни, сказки. Вместе с традиционными персонажами в ней выступали местные помещики, чиновники, полицейские. Сохранились сведения о деятельности в Докшицах в 1909-1916гг. батлеечника Потупчика, который в дни ярмарок в своих постановках рассказывал народу разные новости [7, с. 86]. Выступления батлеечников были всегда насущные, остросатирические и пользовались большим успехом в народе.
Даже в 1920-е гг. в местечках можно было встретить шедевры народного театра, о чем свидетельствует сообщение в Институт белорусской культуры о том, что в местечке Наровля Мозырской округи была записана народно-религиозная драма "Продаж Ёсіфа" [12].
Аристократия в ярмарочный праздник развлекалась любительским и профессиональным театром иного содержания. К ярмарочным дням приурочивались постановки крепостных театров, которые еще продолжали существовать в конце XVIII - начале XIX в. Спектакли и концерты проводились в центрах относительно небольших имений - местечках Глуск, Деречин, Свислочь, Дубровно, Горки, Чечерск, Пропойск, Мир, Логойск и др. Крупные магнатские театры и капеллы высокого художественного уровня существовали в местечках Шклов и Ружаны.
Впечатления от Ружанского театра в 1778 г. оставил в своем дневнике литератор Юлиан Немцевич: «Пригласил нас князь А. Сапега в театр. Зал был новый, чистый, декорации свежие. Актеры, подготовленные из юных крестьян и крестьянок, сыграли по-французски оперетки Руссо «La devin village», как мне показалось, неплохо» [10, с. 23]. Остался очень доволен, услышав Ружанскую капеллу в 1784 г., король польский и великий князь литовский Станислав Август Понятовский: он приказал щедро наградить музыкантов.
Замечательным явлением в театральной жизни Беларуси был театр в Шклове, основанный известным фаворитом Екатерины II, генералмайором, графом Семеном Зоричем. Артисты театра Зорича (крепостные белорусы) получили высокую профессиональную подготовку - они учились у лучших педагогов того времени. В дальнейшем многие из крепостных артистов, выходцев из Шкловского театра, служили российскому искусству в театрах Санкт-Петербурга и Москвы. У Зорича были две постоянные труппы - балетная и драматическая, хор и три оркестра: так называемая «домашняя музыка» (состояла из иностранцев), большой оркестр из крепостных и «роговая музыка». Репертуар театра состоял из аллегорических балетов с хорами, мифологических пантомим, комических опер и феерий. Преобладали произведения, как правило, итальянских, немецких и французских авторов. На сцене Шкловского театра выступали крепостные актеры, кадеты Шкловского корпуса, великосветские любители, а также артисты профессиональных антреприз. Внеторговой частью ежегодной июньской ярмарки в Шклове, кроме спектаклей и концертов, были водные маскарады. По воде плавали корабли, шли «морские сражения», инсценировались нападения «пиратов» на суда.
В свислочском театре, который был фактически при гимназии, представления давались самыми разными участниками. Были спектакли любителей - учеников гимназии, приглашались проезжие «свободные» труппы Я. Шиманского (1803), виленского театра под дирекцией М. Кажинского (1817-1819). Все профессиональные труппы владелец Свислочи Винцент Тышкевич брал на свое содержание, платил им деньги и давал некоторые ценные подарки, за что они должны были ставить пьесы и ничего не требовать от публики. Привлекались к представлениям также артисты из крестьян и жителей местечка. Известно, что в начале XIX в. в свислочском парке был поставлен одноэтажный деревянный дом под гонтовой крышей, предназначенный специально для театра: здесь имелась большой театральный зал и две танцевальные залы. По воспоминаниям Л. Потоцкого, в базарные дни в Свислочи самодеятельные артисты инсценировали отрывки из «Дон-Кихота», сюжеты из Ветхого Завета, греческой и римской мифологии, а также из отечественной истории. Л. Потоцкий описывает такую сцену: «Как только встали из-за стола, все присутствующие уселись на баржи и при звуках музыки начали плавать по пруду. Когда приблизились к одному из островов, под растянутым богатым шатром увидели Константина Острожского, который почивал на ложе. Он был накрыт буркой, вокруг было развешено военное снаряжение: оружие, щит, меч, копья, булава, хоругви - гетманская и добытая у неприятеля. С ним была дочь. Молодой оруженосец у ног, подыгрывая на лире, пел известную думу Ю. Немцевича о победе под Оршей» [4, с. 69].
Во время ярмарок посещали местечки и устраивали там свои представления профессиональные театральные коллективы - частные антрепризы. Приведем несколько примеров.
В начале XIX в. в Гродно работала долговременная антреприза под руководством широко тогда известной актрисы драматических и музыкальных театров Саломеи Дешнер. Ее труппа вынуждена была выезжать на гастроли. 12 июня 1803 г. С. Дешнер обратилась к императору Александру І с прошением о разрешении показывать спектакли на ярмарках в местечке Зельве. В результате она получила монопольное право проводить гастроли в течение 6-ти лет не только в Зельве, но и в других местечках Гродненской губернии [13].
Летом 1805 г. минская труппа широко известного в свое время актера, певца, театрального деятеля М. Кажинского посетила местечки Хотово и Бешенковичи. Первые театральные гастроли в Гомеле прошли во время ярмарки в мае 1824 г. в здании ланкастерского училища, когда к гомельчанам пожаловали профессиональные актеры из Могилева [14]. Чтобы поправить свои финансовые дела, объезжали местечки и выступали на ярмарках также другие крупные театральные предприниматели: К. Скибинский, К. Шмидгоф, Д. Моравский, С. Новаковский и др.
Летом 1847 г. труппа Я. Хелмиковского сделала очередное турне по Могилевской губернии, посетив местечки Гомель и Хославичи. В 1852г. коллектив драматических артистов под руководством астраханского помещика И. Готовицкого получил разрешение на гастроли в уездных городах и местечках Витебской губернии [15]. В 1854 г. в местечке Освея ходе ярмарки были проведены четыре театральные представления коллективом под руководством Е. Чеховича. После спектаклей некоторые актеры танцевали для зрителей «венгерку», «мазурку» [16].
Летом 1856 труппа актера И. Лютомского устроила театральные представления во время ярмарок в местечках Бешенковичи и Освея. В мае 1855 г. Е. Чехович добивался от витебского, могилевского и смоленского генерал-губернатора разрешения устраивать театральные представления в местечке Шклов [17].
На Бешенковичской ярмарке в 1859 г. выступал театральный коллектив под руководством Ф. Петшиковского. Кроме того, были проведены акробатические и гимнастические представления саксонских артистов из Веймара - Вильгельма Шумана, Теодора Тейлера и его жены Альбертины. В списке иностранцев, которые прибыли в местечко Бешенковичи на время ярмарки, значатся также следующие музыканты: Джакомо Дамиана из Милана, Франц Бертон, Эдуард Фиц с женой Павлиной [18].
В начале ХХ в. многие местечки стали площадкой для зарождения белорусского театра, сначала любительского, а затем и профессионального. Это отражают материалы газеты «Наша Нива», например, заметка:
«Раков, Минск. губ и у. В воскресенье 22 апреля в нашем местечке произошло, с позволения минского губернатора, белорусское представление. Ставили на сцене «Міхалка», «Трагік па няволі», «Чым шкодзіць тытун». Театр был в доме пожарного общества. Собралось много публики, лиц 130, больше всего местных мещан. Очень жалко, что теснота не позволила пустить всех, кто хотел, и пришлось много людей отправить, так как не хватило билетов и мест. Сцена так же была тесная, что не позволило артистам разойтись, как надо. Но из всего было видно, что людям понравилось это представление: все хохотали до упаду» [19].
Параллельно с вариантами ярмарочного театра на местечковых ежегодных праздничных торгах возникают и развиваются всевозможные забавы и развлечения массового характера.
На ярмарках устраивались танцы. Так, в Освее в 1854 г. во время ярмарки для дворян было организовано три танцевальных вечера. Начальник Могилевской губернии 26 января 1851 г. доносил витебскому, могилевскому и смоленскому генерал-губернатору, что он позволил танцевальные вечера в местечке Шклов [20]. Во время Зельвенской ярмарки танцевальные вечера проводились в ночной таверне, прозванной «Собачьей горкой», где до самого утра танцы «обслуживал» оркестр скрипок в составе 15 музыкантов [7, с. 90].
Важное место в ярмарочном празднике занимала корчма. Это было место не только для питья и заключения торговых договоров, но также и для общественного отдыха с музыкантами, скоморохами, пением и танцами, шоу, игрой в карты. Вот как, по описанию П. Шпилевского, происходила «организация» народного гулянья на торгах около трактира в Синявке:
"один из хлопцев явился со скрипкой, дернул дугообразным смычком, и охотницы до плясок мигом сбежались: возле музыканта образовался огромный хоровод девушек, которые стали танцевать й петь. Между плясками я заметил два танца, вовсе не похожие на пляски великоруского простонародья: мяцелицу (метель) и пацеруху (трясучка) вроде так называемой польки - tremblante" [5, с. 55].
На Контрактовых ярмарках пропагандировались преимущественно модные тогда бальные танцы. Распространенными были разнообразные польки, краковяки, кадрили, мазурка. На общенародных ярмарках танцы и хороводы отражали традиционное хореографическое творчество белорусов. Только в конце XIX - начале XX в. в результате этнокультурных контактов в праздничной жизни белорусов появилась русская «Барыня», а под воздействием шляхетских забав - «кадриль». Белорусский музыкальный инструментарий обогатился новым инструментом - на ярмарке заиграла гармошка. В описании ярмарки Борисовского уезда Павел Шейн отмечал, что «обычно на ярмарке появляются доморощенные музыканты, большей частью со скрипками, а в последнее время и с гармонями, под музыку которых молодежь прыгает крутуху, бычка, барыню, лявониху, метелицу, а также кадриль ... Ребята показывают свою удаль сильным притоптыванием каблуками в такт музыке, размахиванием руками и пением далеко нескромного содержания частушек, и в последнем, кстати, девушки ничуть не отстают от парней, нисколько не стесняясь». Российский художник И.Захаров, путешествуя по Беларуси в 1850-е гг., также выделяет танцевальные развлечения как отличительную черту белорусских ярмарок:
«Пришлось мне быть на ярмарке в Беларуси. На эти праздники собирается, обычно, много народу, который ... скачет до поздней ночи ... К числу обязательных членов ярмарки принадлежат музыканты, которых у белорусов называют дударами, согласно своего инструмента - дуды» [7, с. 91].
На отдельных ярмарках танцы носили характер своеобразного соревнования, где участники как поодиночке, так и в парах стремились завоевать наибольшие симпатии зрителей. Во время танцев иногда могли происходить неофициальные конкурсы фольклорно-инструментальных ансамблей. На ярмарку собирались музыканты со всех окрестных деревень, договариваясь: кто в этом году станет лучшим на ярмарке, тому будет и преимущество игры на свадьбах всей округи. Играли все одновременно в разных местах. Где больше народу поет да пляшет - тот оркестр и победитель. Как свидетельствуют информанты, в некоторых местах на ярмарках происходили песенные конкурсы: соревнования в песнях и частушках между соседними деревнями.
Интересными развлечениями были маскарады - коммерческие костюмированные танцевальные вечера, которые требовали от участников наличия масок. Маска гарантировала равенство в социально смешанной компании отдыхающих (знать, купечество, разночинная интеллигенция). Кроме того, маска создавала определенные авантюрные условия для взаимоотношений полов. Вокруг маскарадов возникало множество легенд. Мемуаристы рассказывают о мистических происшествиях, связанных с маскарадом, о пророчествах, которые происходили на них, о появлении на маскараде умерших и др. Но прежде всего маскарад был местом безудержного веселья, где разрешались вещи, табуированные в обычных обстоятельствах. Главными развлечениями на маскараде были танцы и карточная игра. Во время вечеринки за отдельную плату можно было приобретать алкоголь [21].
О проведении маскарадов, а также азартных игр во время Зельвенской ярмарки вспоминает Л. Потоцкий:
«Широкая улица прорезает Зельву вдоль до конца города…. На этой улице по одну сторону - каменные магазины, по другую - постоялый двор, в котором находится трактир, театр, маскарадные залы, и тот «Серебряный», как его называли, зал, в котором несколько лет перед этим целая стая шулеров тянула банки, наверняка обыгрывая новичков. Раз в год в Зельве происходили ярмарки, преимущественно конские ... Каждое утро из конюшен выводят лошадей, объезжают, пробуют, торгуют, продают или покупают. После обеда все расходятся по магазинам, вечером - театр, маскарад, «Серебряный зал» или согласованные сходки на частных домах» [4, с.141, 143].
Для театральных действ в Зельве было специально построено помещение. Особенностью его конструкции являлось отсутствие лож для представителей аристократии: их заменял «демократический» балкон, который заполняла разная публика без социальных различий. Это мотивировалось стремлением разместить максимальное количество зрителей. Зрелища, что показывались в Зельве, были разножанровыми: здесь часто выступал театр из Вильно, бродячие артисты из России и из-за рубежа, демонстрировались цирковые программы, проводились танцы, азартные игры. Одной из таких игр была рулетка. Появление игрового дома в Зельве связано с запретом французского правительства играть в рулетку в Париже (1840 г.) Парижские и российские купцы привезли рулетку к нам и назвали фортуна. Именно эта игра привлекала в Зельву огромное количество помещиков, чиновников и многих других любителей острых ощущений. Владельцы игрового дома получали огромные прибыли.
Очень распространёнными были на ярмарках карточные азартные игры. Карты как азартная игра упоминаются в актовых материалах Великого Княжества Литовского в XVII в. как запрещенная форма отдыха. Во времена Российской империи власти также вели упорную, но безрезультативную борьбу с этим видом развлечений (закрытие игорных домов, высылка игроков из городов, гонения на участников азартных потеха на ярмарках).
В конце XIX - начале XX вв. на ярмарках появляются турниры силачей и борцов, на которые каждая деревня выставляла своего представителя. Проводились спортивные игры. В Столине, например, организовывались шуточные соревнования на воде: гребля в бочках через реку Горынь; переход речки по дну с куском дерна и камнем на голове. Пользовалось популярностью перетягивание каната. На Витебщине в этой забаве была особенность. Участники команд привязывались веревками к канату, чтобы никто не мог выйти из игры самостоятельно. Канат тащили через небольшую речку и те, кого противник перетаскивал, падали в воду, что вызвало веселое оживление у присутствующих.
Проводились на ярмарках также конные турниры и игры, о которых, например, упоминает Л. Потоцкий, описывая Свислочь [4, с.68].
Еще одним интересным явлением культурной жизни ярмарок были аттракционы. В базарную забаву превратился древний весенний магический обычай белорусов - катание на качелях, которое в народе считалось средством очищения человека при помощи воздуха. Во многих местностях Беларуси на ярмарках работала платная карусель.
Уникальный аттракцион действовал на ярмарке в Пружанах шатер-розыгрыш, или просто будка с надписью «Сакалова матка». Желающие за 50 грошей приобретали право входа в будку, где видели обычную ворону. Условием аттракциона являлось сохранение тайны увиденного, и именно эта таинственность притягивала людей [7, с.109]. Подобные мероприятия придавали ярмаркам местный колорит и своеобразие, привлекали к ярмарочным игровым действиям широкие слои населения.
Таким образом, ярмарочные мероприятия выделялись разнообразием, массовостью и социальной пестротой участников. Развлечения аристократии, в основном, приобретали форму различных представлений, где существовал раздел на артистов и зрителей, что позволяло созерцать зрелище, а не участвовать в нем. Народные забавы представляли собой массово-игровые действия, которые не требовали специальной подготовки и поэтому объединяли людей разных возрастов. Ярмарочный праздник создавал иллюзию всеобщей равенства, привносил ощущение радости бытия, земного рая.
Полифоничность праздничной культуры местечек
Поскольку ярмарка все же носила эпизодический характер, то ярмарочный праздник, при всей насыщенности и разнообразии его программы, был всего лишь ярким ежегодным эпизодом. В то же время праздничная культура местечек имела много других сторон и проявлений.Результатом полиэтничности и поликонфессиональности местечек являлось разнообразие их религиозной и культурной жизни, мультикультурность. Социокультурное пространство местечек Беларуси представляла собой своеобразную terra incognita, белорусский треугольник «церковь - костел - синагога» (а иногда даже четырехугольник «церковь - костел - синагога - мечеть»), в котором происходил бесконечный спектакль жизни. Отсюда и полифоничность праздничной культуры этих поселений. Здесь отмечались православные, католические, иудейские и мусульманские праздники.
Исторические источники отражают разный характер контактов между представителями этноконфессиональных групп населения во время праздников: дружеский, нейтральный, недружественный. Приведем несколько примеров, взятых из воспоминаний жителей местечек.
Христианские календарно-церковные праздники в местечках почти полностью повторяли деревенскую традицию (вождение «казы», «кабылы», «жорава» на Рождество; качели, катание яиц на Пасху; плетение венков на Троицу и др.). Основными праздниками, которые отмечали местечковцы-христиане, были Рождество, Пасха, Троица (Пятидесятница, Сёмуха), Петро, Вознесение, Спас, храмовые праздники.
Наиболее близкими между собой, естественно, были католические и православные праздники. Так, Василий Стома-Синица, автор мемуаров о Лужках межвоенного времени, отмечает, что некоторые местечковцы почитали все христианские праздники, несмотря на свое вероисповедание. Например, католичка тетя Юля отмечала и православные праздники. Православные практиковали моление по католическим молитвенникам; православный дед Ерох вообще не видел разницы между православными и католическими молитвами [2, №9, с.180].
По устным воспоминаниям, собранным в местечке Мир, наиболее близкими и понятными для восприятия со стороны белорусов были татары. Общими для представителей обоих народов были не только белорусский язык, но и образ жизни. С уважением миряне-белорусы рассказывают о буднях и праздниках татар:
«Вражды между татарами и нами не было. Разговаривали они между собой и с нами по-нашему, но молились по-своему. [...] Татары работали, как пчелки. Они были главными огородниками. [...] Татары отмечают свои праздники. Родные приезжают, тихо, красиво. У них Байрам был. Спиртного нет никогда на столе. У них никогда никаких танцев не было, не ссорятся. Самое модное у татар - скрипка. Их национальное блюдо - макароны с мясом - перакачник. Каждую пятницу праздновали» [3, с. 44].
Более «чужим» для местечковцев-христиан казался образ жизни евреев. Непонятные и, вместе с тем, странные для белорусов традиции евреев нередко становились поводом для шуток со стороны детей. Миряне вспоминают:
«Осенью праздник у них был, «кучки» назывался [Суккот (с иврита шалаши, кушчи) - семидневный праздник в память о скитаниях евреев по пустыни после выхода из Египта. - И.С.], то они открывали окна, на улице накладывали хворост, после зажигали его, мокрый он все дымил, дымил, а они все молились. Они во дворах строили специальные шалаши и всю неделю там молились [...] Они делали, чтобы часть крыши дома, метра два, поднималась вверх, ну а потом, после кущей, опускалась. Пока кучки, держали открытой крышу. Там они принимали пищу, под дождем. А дети еще и как хулиганили! Так мы, бывало, идем из школы [...] и каштанами, или палками какими стремимся туда, в эту дырку попасть. И яйца, конечно, не куриные, насобираем скворчиных, от галок [...] Яиц насобираем и туда яйцо - плюх! А они уже как выскочат: «Ой, сволочь, ты!». И по-еврейски. И «хамами» и «кацапами» нас называли ... »[3, с. 41-42].
Вызывало интерес местечковцев-неевреев и странное с их точки зрения празднование Пурима [Пурим - праздник в честь спасения евреев Персии от гибели в результате интриг персидского советника Амана (по библейской Книге Эсфир (Эстер)) - И.С.]- специфическая форма карнавала, когда по улицам местечка проходит веселое шествие ряженых в традиционные сатирические персонажи. Веселые песни и хороводы под звуки духовых и ударных музыкальных инструментов происходят во время праздника Симхат Тора, посвященного окончанию годового цикла чтения Торы.
Воспоминания часто фиксируют факты, когда иудеи и христиане наведываются в гости, в том числе и во время праздников. Так, Василий Стома-Синица, автор воспоминаний о Лужках межвоенного времени, описывает, как он и его друг еврей Аба часто ходили друг к другу в гости. При этом Аба никогда не отказывался от «трефных» блюд [трефные - непригодные для употребления иудеями - И.С.], и особенно любил копченую колбасу и драники с салом. Василию также нравились иудейские праздничные блюда, например, маца [2, №12, с. 164.].
Несмотря на то, что евреи угощали мацой своих соседей-неевреев, прочными были страхи и предрассудки, связанные с так называемым кровавым наветом. Жители местечка Мир вспоминают: "Детей пугали евреями, что могут схватить, засунуть в бочку с гвоздями и катать. Это им нужно, чтобы приготовить мацу из детской крови;[...] Родители нас убедили, что на свои праздники евреи ловят православных и католических детей и берут из пальца кровь, которую добавляют в тесто мацы [3, с. 43.].
Продолжали существовать такие предрассудки и в Лужках. В.Стома-Синица упоминает о том, что в детстве он осмеливался выходить к рыночной площади, несмотря на устрашение бабушки, что там его евреи схватят «на мацу» [2, №9, с. 182.]. В воспоминаниях о местечке Копыль Мендель Мойхер-Сфорим отмечал:
«В местечке евреи и христиане жили между собой в согласии, дружно, не скрывая друг от друга ни своих радостей, ни горестей. Если какойнибудь еврей играл свадьбу, знакомые христиане присылали свадебные подарки: кто курицу, кто несколько десятков яиц, кто каравай хлеба, а кто кулич - каждый по своим возможностям. То же повторялось в случае торжества в кого-нибудь из христиан» [1, с. 56].
Противоположное свидетельство приводилось в «Нашей Нівы» за 1908 г. Корреспондент из местечка Красное Вилейского уезда сообщал: «В местечке христиане таковы, что за них стыдно. Около школы была свадьба молодых евреев. Вокруг собралось много католиков и православных, и стали они потешаться над еврейским браком, мешать шумом читать раввину молитвы» [22].
В Вороново во время католического праздника однажды произошел еврейский погром. Дело заключалось в том, что в феврале 1883 г. в Беняконьской волости было принято решение о переносе в Вороново базарного дня с воскресенья на вторник. Конфликтная ситуация возникла в воскресенье, 19 июня 1883 г. В этот день в местечке собралось много евреев с товарами. Они разместили свои прилавки у костела и ждали окончания богослужения. Когда зазвонили колокола, евреи начали стучать своими косами. Это вызвало драку между еврейскими торговцами и возмущенными их действиями крестьянами. Крестьяне начали опрокидывать еврейские повозки с товарами. Вред, причиненный евреям, составил сумму в 508 руб. При рассмотрении обстоятельств этого происшествия власти заняли сторону крестьян [23].
Иногда христиане использовали в свою пользу иудейский Шаббат (в переводе с иврита Суббота). Продемонстрируем это с помощью воспоминаний Ф. Воинова о своем пребывании в Минской губернии в 1865-1866 гг.:
«С хозяином, у которого мне пришлось прожить года полтора, случился казус. Живет у него один господин и кутит на прополую, приглашая нередко к себе старика хозяина, который любил иногда за беседой выпить стакан чаю с ромом. Хозяин еврей, без души от такого доброго жильца. Но господин, видя, что из долгов ему не выпутаться, потому что одному хозяину задолжал более тысячи руб., взял почтовых лошадей, да сто рублей у того же хозяина и в ночь с пятницы на субботу скрылся из Минска. Здесь это обыкновенная тактика должников - бегать от своих кредиторов с пятницы на субботу, потому что евреи, благодаря своему талмудическому вероучению, ни за что не сделают погони за беглецом в субботу» [24].
С постепенным разрушением традиционного образа жизни расширялась и светская праздничная культура. Настоящим праздником для местных жителей были театральные представления, которые проводились не только во время ярмарок. В местечках организовывались белорусские, польские, еврейские представления.
В местечках все чаще происходили белорусские вечеринки - вечера белорусской национальной культуры, которые проводились творческой интеллигенцией, студентами, мещанами, крестьянами в первой четверти ХХ в. Белорусские вечеринки имели синтетический характер: в них программу входили спектакли, хоровые и сольные песни, танцы, выступления чтецов. Посещали белорусские вечеринки и местечковые евреи. Такой факт зафиксирован в сообщении из Сморгони, находящимся в № 34 «Нашей Нівы» за 1911: "17 и 18 августа были два белорусских представления. Очень складно играли артисты ... На всех представлениях было больше евреев, и они так искренне приветствовали белорусский театр. Как видим, наши местечковые евреи, с которыми белорусы всегда жили в добром согласии, начали понимать их любовь ко всему родному, и, пожалуй, всяком «истинным» людям не очень легко будет сеять между белорусами ненависть к евреям [25].
Довольно насыщенной выглядит культурная жизнь местечка Мир межвоенного времени по воспоминаниям его жителей. Они рассказывают о польских, еврейских и белорусских представлениях. Здесь имелись духовой оркестр и драмкружок, проводились вечеринки и танцы, сюда приезжали артисты и силачи, здесь проходили смотры и соревнования пожарных команд. Настоящим местечковым клубом являлось помещение пожарной охраны. Миряне вспоминают:
"Там, где была пожарная, там зал большой был. Ну, так танцы там были, все танцевали. Евреи тоже приходили, танцевали. И евреечки. Ребята свои умели играть. Кто на балалайке, кто на гитаре. Евреев нанимали, они духовую музыку играли. Туда буфет еврей привозил. […] При пожарной части был драмкружок, приходили, пели и танцевали… Ставили пьесы одну на польском, вторую на белорусском [языке]. Спектакли показывали за один вечер два вместе. А кто бы пошел на польский из наших?! […] В пожарной проводились Новый год, Рождество. В Новый год стояла елка. Ставились представления, в основном сказки. Были для детей концерты. Дети сами выступали. И музыка там играла: гармошка, гитара" [3, с. 53, 54, 55].
Таким образом, приведенный своеобразный калейдоскоп сюжетов полифонической праздничной культуры местечек показывает, что местечко было не только переходным типом поселения («еще не город, но уже не деревня»), это еще и самодостаточное уникальное явление общественной, бытовой и культурной жизни Беларуси, со своей неповторимой атмосферой, ярким колоритом мудрых и красивых традиций, в том числе и праздничных.
Источники и литература
1. Менделе Мойхер Сфорим. История одной жизни: воспоминания писателя, "Еврейский мир", 1909, май.2. Стома-Сініца В. Маё мястэчка,"Полымя", 1998, № 9, 10, 11, 12.
3. Раманава І., Махоўская І. Мір: гісторыя мястэчка, што расказалі яго жыхары. - Вільня: ЕГУ, 2009.
4. Патоцкі Л. Успаміны пра Тышкевічаву Свіслач, Дзярэчын і Ружану / Укл., прадмова, камент. А.М.Філатавай. - Пер. з польск. І.У.Саламевіча.Мн., 1997.
5. Шпилевский П.М. Путешествие по Полесью и белорусскому краю.Мн., 1992.
6. Без-Корнилович М.О. Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии. Справочное изд. факсимильного типа. - Мн., 1995.
7. Гуд П.А., Гуд Н.І. Беларускі кірмаш. - Мінск, 1996.
8. Катлярчук А. Кірмашовае свята // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. Т. 4. - Мінск, 1997. - С. 181.
9. Соркіна І. Мястэчкі Беларусі ў канцы XVIII - першай палове ХІХст.- Вільня: ЕГУ, 2010.
10. Скобла М. Дзярэчынскі дыярыюш. - Мінск, 1999.
11. Катлярчук А. Швэды ў гісторыі і культуры беларусаў. - Менск, 2002.
12. Наш край. 1928. № 5. - С. 61.
13. Lietuvos valstybės istorijos archyvas. F. 378. Bendrasis skyrius, 1803 m., b. 266, l. 12.
14. Кіштымаў А. Гомельскі маёнтак графа М.П. Румянцава: вопыт гаспадарання // Беларускі гістарычны часопіс. 1995. № 1. - С. 25.
15. НИАБ, ф. 1297, оп. 1, д. 17415, л. 107 об., 137; Ф. 1430, оп. 1, д. 23102, л. 1, 2.
16. НИАБ, ф. 1430, оп. 1, д. 26684, л. 10-13.
17. НИАБ, ф.1430, оп. 1, д. 28988, л. 1; д. 24853, л. 1.
18. НИАБ, ф.1297, оп. 1, д. 30605, л. 3-4.
19. Наша Ніва. 1912. 3 (16) траўня. №18.
20. НИАБ, ф. 1430, оп. 1, д. 26684, л. 5; Ф. 1297, оп. 1, д. 22373, л. 3.
21. Шыдлоўскі С. Урбаністычны аспект культуры баваў прывілеяванага саслоўя Беларусі ў першай палове ХІХ ст. // Гарады Беларусі ў кантэксце палітыкі, эканомікі, культуры: зборнік навук. артыкулаў. - Гродна, 2007. - С. 286.
22. Наша Ніва. 1908. 15 жніўня. № 17.
23. Staliunas D. Anti-Jewish Disturbances in the North-Western Provinces in the Early 1880s // East European Jewish Affairs. Vol. 34. 2004. №2. P. 123.
24. Воинов Ф. Путевые записки: Воспоминания о пребывании в Минской губернии с февраля 1865 по 1 мая 1866 г. - СПб., 1891. С. 13.
25. Наша Ніва. - 1911 г. - № 34 ад 25 жніўня.
Соркина Инна (Гродно, Беларусь) Праздничная культура местечек Беларуси в конце XVІІІ - начале ХХ в.
В статье на основе анализа выявленного комплекса исторических источников (документальных материалов, воспоминаний, периодической печати) расскрывается праздничная культура местечек Беларуси в конце XVIII - начале ХХ в., показывается её полифоничность, разный характер контактов между представителями этноконфессиональных групп населения местечек во время праздников: дружественный, нейтральный, неприязненный.
Ключевые слова: местечки, праздники, Беларусь, ярмарка, мультикультурность
Соркіна Інна (Гродно, Білорусь) Святкова культура містечок Білорусі в кінці XVІІІ - на початку ХХ ст.
У статті на основі аналізу виявленого комплексу історичних джерел (документальних матеріалів, спогадів, періодичної преси) розглядається святкова культура містечок Білорусі наприкінці XVIII - на початку ХХ ст. Серед її характерних рис названі поліфонічність, різний характер контактів між представниками етноконфесійних груп населення містечок під час свят: дружній, нейтральний, неприязний.
Ключові слова: містечка, свята, Білорусь, ярмарок, мультикультурність
Sorkinа Ina (Grodno, Belarus) Festive Culture of Belarus towns in the late 18th - early 20th cent.
In this paper, on basis of historical sources complex' analyze (documentaries, memoirs, periodicals) reveals the festive culture of small towns of Belarus in the late 18th - early 20th cent. As its characteristics showed its polyphony, different nature of contacts between representatives of ethnic and religious groups of townships during the holidays: friendly, neutral and hostile.
Key words: small towns, festivals, Belarus, fair, multiculturalism