Папярэдняя старонка: Святский Д.О. Очерки истории астрономии в Древней Руси

Аўтар: Святский Д.О.,
Дадана: 10-10-2011,
Крыніца: Историко-астрономические исследования, вып. IX, Москва, 1966. С. 5-124.

X. ПАДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ И МЕТЕОРИТЫ КАК НЕБЕСНЫЕ ЧУДЕСА

Общеизвестное явление падающих звезд имеет в народе свое объяснение как указание на смерть какого-либо человека: «звездочка упала - человек богу душу отдал». Это поверье встречается не только в русском фольклоре. В одном литовском мифе прядильщица (werpeja) сучит на небе нить судьбы новорожденного дитяти, и каждая из этих нитей оканчивается звездой. Когда смерть приближается к человеку, то в это время порывается его нить, и звезда падает на Землю. Все подобного рода воззрения ведут свое начало от древнего верования в то, что небо представляет собой отражение всего того, что делается на земле, и число звезд на небе будто бы равно числу людей на Земле. Любопытно, что народом даже отмечены дни, в которые действительно бывает больше падающих звезд, т. е. когда Земля встречает на своем пути остатки распавшихся комет. В народе говорили, что в июле и августе звезд падает большее количество (поток Персеид), потому что в эти месяцы умирающих людей больше, по случаю страдного времени. Сахаров в своих «Сказаниях» говорит, что исстари ведется на Руси предание, что 20 февраля (ст. ст.) не должно смотреть на падающие звезды с неба. Худая примета заляжет в душу того, кто завидит падающую звезду: она. предвещает смерть. Увидев ее, надо сказать: «аминь, рассыпься», чтобы не было худо. Указание точного времени - 20 февраля, вероятно, связано с воспоминанием о дне, когда наблюдался какой-либо поток падающих звезд, связанных потом с каким-нибудь несчастьем. При этом падающая звезда является уже недобрым предзнаменованием, а не простым констатированием смерти человека. Здесь устанавливается ее связь почти с «нечистой» силой, которая в образе огненных змей летает по небу. Отсюда идут легенды о «Змее-летавце», огненных драконах и т. п.

Если от фольклора мы обратимся к старинной русской письменности, то встретим там самые разнообразные объяснения - от самых фантастических и до таких, которые даже приближаются к современному пониманию этого явления.

В рукописях, посвященных «Звезде Чигирь», под которой одновременно понимается и утренняя звезда и комета с хвостом, делается попытка при помощи Чигирь-звезды объяснить явление падающих звезд: «На седьмом небесном поясе стоит звезда Чигирь ...(которая) в нощи ходит над поясом небесным по всем, надзирает всех звезд, кои по своим чинам стоят и богу работают, сиречь в нощи светят, а когда Чигирь узрит ину звезду стоящу праздну, и тогда ту звезду зъбивает с места того небесного: зри тако. А в которую страну пойдет та звезда, яко-же с небеси побежит от Чигиря, по то время, яко огнь разсыпляется в долготу, и мнози глаголют людие на земли: аминь, аминь, аминь, яко звезда с небесе спаде; ино не тако глаголют невегласи». Несмотря на всю фантастичность этого объяснения, можно, однако, думать, что поводом к возникновению такого представления могло послужить действительно наблюдавшееся падение звезд после появления кометы, причем оба явления были поставлены в связь между собою. В самом деле, в Лаврентьевской летописи, при перечислении всякого рода небесных знамений, почерпнутых из византийских хроник, летописец приводит такое: «И паки сице же бысть при Устиньяне цари, звезда возсия на западе, испущающи луча, южс прозываху блистаницю, и бысть блистающи дний 20, посем же бысть звездам теченье, с вечера до заутрья, яко мнети всем, яко падають звезды... Посем же бысть при Костянтине иконоборци, сына Леонова, теченье звездное бысть на небе, отторвахуся бо ся на землю, яко видящим мнети кончину».

Падение звезд при Юстиниане I (527-565) действительно имело место 28 августа 532 г.; оно отмечено в китайских летописях (см. «Bulletin de l'Academie Royal des Sciences des Bruxelles», 1843, № 7) через два года после кометы Галлея, также наблюдавшейся в его царствование в ноябре 530 г.

При Константине Иконоборце (741-775) падающие звезды наблюдались, по китайским летописям, 30 декабря 764 г.

По современным воззрениям, падающие звезды являются продуктом распада комет, но, конечно, до этого не мог додуматься человек того времени.

Приведенное выше объяснение падающих, звезд чрезвычайно своеобразно и не соответствует обычному объяснению, приводившемуся в наших рукописных сборниках; например, в сборнике XVII в. (Публ. библ., Q XVII, 23, л. 117) дается такое объяснение: «О денницах. Паки видим многажды в нощи, яко же нецыи мнят, яко звезды и спадающе от небеси. Несть се звездыи. Но некоему тонку облаку, скоро бежащу по воздуху мимо звездныя луча. И от звездного огня тому облаку, яко льну, загоревшуся, абие падает низу и исчезает, и сице нам видится, яко звезда падает но облако горящее». Подобное же объяснение приводится в рукописи, но с любопытным добавлением «... некоему тонку облаку, бежащу между, звездного огня и от того, яко льну, загоревшуся, и тако по аеру простерто исчезает. Простые же людие мнят, яко звезда спала. Аще бы едина звезда спала, то бы покрыла и попалила множество градов и сел. Толь велицы есть. Нам же, высоты ради, зримые невелицы, или, егда зриши на мори корабли велицы, како зрятся, яко мали голуби».

Звездные дожди, или потоки падающих звезд, должны были приковывать к себе особенное внимание наблюдателей как из ряда вон выходящие, чудесные небесные явления. Благодаря этому они часто заносились в летописи и хроники. Из потоков падающих звезд, наиболее изученных и отличавшихся правильной своей периодичностью, известен рой Леонид, появлявшихся, в среднем, через 33,25 года. Его можно проследить с 902 г. нашей эры:

902	г.	октября	12 ст. ст.	1533	г.	октября	24 ст. ст.
931	»		14	1602	»	»	27
934	»	»	13	1698	»	ноября	8 нов. ст
1002	»	»	14	1799	»	»	11
1101	»	»	16	1832	»	»	12
1202	»	»	18	1833	»	»	12
1356	»	»	22	1866	»	»	13
1366	»	»	21	1899	»	»	13

В 1899 г., как известно, вместо блестящего дождя падающих звезд наблюдалось незначительное выпадение метеоров. По-видимому, рой или ослабел, или сильно растянулся вдоль своей орбиты.

В двух случаях, из приведенных в этой табличке, дождь Леонид, как оказывается, отмечен и нашими летописцами. Первый случай относится к 1202 г. Под 6711 г. в Лаврентьевскрй летописи читаем: «... Видеша же неции течение звездное бысть на небеси, отторгаху бо ся звезды на землю, мнети видящим я яко кончину; знаменья бо в цебеси, или в звездах, или в солнци, или в луне, или етером чим, не на добро бывають: по знамения сица на зло бывають, или проявляють рати или глад, или смерти проявляють».

Второй случай относится к 7042 (1533) году и отмечен разными летописями. В Никоновской сказано: «Бысть знамении в звездах, а князь великий Василий уже на Волоце болен, и перед его преставлением многие звезды падаша с небеси на землю». В IV Новгородской летописи читаем: к "Бысть же от пятницы в нощи противу Дмитреевы субботы знамение на небеси: спадаша множество звезд, яко велие градовые или дождевые тучи проливахуся на землю; и виде то знамение с небеси множество людей на Москве, и на Волоце (Волоколамске)., и всея земли Русское области». В академическом списка Никоновской летописи встречаем новые любопытные подробности: «Тоя осени, октомврия месяца 24, в нощи с пятницы на субботу, в граде Москве видеша мнози людие: звезды по небу протягахуся, яко же вервии, летааху с востока на зимний запад".

В 1533 г. 24 октября действительно была пятница. В тексте последней летописи указан даже радиант падающих звезд: «летааху с востока на зимний запад», т. е. с востока на северо-запад. На востоке в октябре около полуночи действительно появлялось созвездие Льва, откуда вылетали метеоры.

Летописец многозначительно упоминает, что звезды падали перед смертью Василия III, который действительно умер в 1533 г. В падении звезд увидели потом зловещее предзнаменование его смерти.

Из других роев падающих звезд в наших летописях еще отмечены явления, 1479 и, вероятно, 1505 и 1597 гг., но все они, быть может, также относятся к Леонидам. В Воскресенской летописи записано: 1479 «того же месяца (вероятно, октября) 21 день; в 5 час. нощи, за рекою за Окою, в Олексиньских местах мнози видели, что звезды с небеси, яко дождь, пали на землю; и ударився о землю, разсыпается, аки искры, и тако невидими».

В III Новгородской летописи под 7016 г. приводится выдержка из жития Варлаама Хутынского «о чудесных знамениях относительно Великого Новгорода, бывших пономарю Тарасию в 7013 г.», который по приказанию явившегося ему преподобного Варлаама троекратно всходит «на церковный верх Святого Спаса» и видит сначала взволновавшееся озеро Ильмень, потом огненную тучу над градом и, наконец, «множество ангел, стреляющих огненными стрелами, яко дождь сильный из тучи На множество народа людского».

Название падающих звезд «стрелами» и «копьями» было обыкновенно у средневековых хронистов. Например: «918 г. Разноцветный огненный копья являются на небе и последовательно устремляются друг на друга», «1665 г. При восходе зари падали с неба огненный стрелы». В б. Вологодской губ. падающие звезды Приравнивались к блеску ангельской пики, которою ангелы отражают лезущих на небо дьяволят. У татар и ногайцев Северного Кавказа падающие звезды - также метательные орудия ангелов, отражающих чертей. Взгляд этот берет начало из Корана, где Аллах говорит: «Мы установили созвездия зодиака и сделали их красивыми для зрителей; охраняем их от всех диаволов, прогоняемых каменьями. Если который из них будет подкрадываться для подслушивания, то его преследует яркий, зубчато-мелькающий пламень» (Коран XV, 16-18). Возможно, и видение пономаря Тарасия находится в связи с этим народным представлением, и в основе его лежит, кажется, действительно имевший место в это время факт падения звездного дождя, который наблюдался пономарем Тарасием с «церковного верха Святого Спаса» в Великом Новгороде.

Видение отнесено в летописи к 1505 г. Ближайший максимум Леонид исторически отмечен в 1533 г. (см. выше), через 28 лет после видения Тарасия. Быть может, это и был предшествовавший максимум этого потока, известие о котором дошло до нас в такой форме.

В рукописи из собрания Погодина № 1952, на л. ,131 об., читаем: "Падоша с небеси звезды, аки дождь сильный, 7106 году пред смертию царя Федора". Царь Федор Иванович умер 6 января 7106 г., начало которого падает на 1 сентября 1597 г. Вероятно, здесь речь идет об осеннем падении звезд между 1 сентября 1597 и 6 января 1598 г., и этим дождем, вероятнее всего, могли быть Леониды. Опять, как видим, автор этой записи связывает это явление с царской смертью, а Для астрономии, благодаря этому поверью, сохранилась весьма ценная запись явления, не отмечаемого другими источниками.

Несравненно более сильное впечатление должны были производить в старину появления ярких болидов, особенно же метеоритов, падавших иногда днем, при полном блеске Солнца и в сопровождении акустических явлений.

Любопытно, что еще в «Начальную летопись» наш летописец занес почерпнутые им из византийских источников сведения о падении метеоритов: «При Аврелиане крохоти серебреные спадаша и в Африке трие камение спадоша превелицы. Во время цесарства Феоста в Египте спадаша клещи с небесе, и нача ковати оружие, преже бо того палицами и камением бивахуся». Особенно интересно последнее известие. При всей своей мифической форме, оно, несомненно, представляет собой объяснение происхождения метеоритного железа, так как в археологии давно уже установилось мнение, что первым железом, ставшим известным доисторическому человеку, было метеоритное, самородки же железа встречались редко, а добывание железа из руды требует уже достижения известного технического уровня знаний.

Древнейшим падением метеорита, описанным в Лаврентьевской летописи, было явление 6599 (1091) года: «В сеже лето бысгь Всеволоду ловы деющу звериные за Вышегородом, заметавшим тенета и кличаном кликнувшим, спаде превелик змий от небесе; ужасашаяся вси людье. В се же время земля стукну, яко мнози слышаша». Здесь явление сравнивается, как и позже, с змием. Название метеоров огненными змеями встречается вплоть до XVIII в. и сохранилось также в фольклоре. Акустические явления и сотрясение почвы - явления, действительно наблюдающиеся иногда при падении метеоритов,- должны были особенно поразить наших предков в XI в.

Летописец, быть может без всякой задней мысли, отмечает, что явление наблюдалось в то время, когда князь и его свита были на звериной охоте, но позже, уже в XVII в., патриарх Никон приводил этот случай Алексею Михайловичу, страстному охотнику, как божественное предостережение увлекающимся охотой.

Явление 11 февраля 1110 г. тоже было, по-видимому, метеоритом, но киево-печерский летописец объяснил его появлением ангела во образе столпа над церковным крестом.

Далее следуют летописные сообщения о метеоритах 1144 и 1215 гг. О первом в Ипатьевской летописи читаем: «Бысть знамение за Днепром, в Киевской волости: летящу по небеси до земля яко кругу огнену (был замечен диск болида), и остася по следу его знамение.в образ змия великого (след от метеорита) и стоя по небу с час дневный, и разидеся». Явление 1215 г. описано в I Новгородской летописи: «Месяца февраля в 1 день, в неделю сыропустную, гром бысть по заутрении, и вси слышаша, и потом тогда же змии видеша летящь».

В Никоновской и других летописях под 6920 г. читаем: «Тое же зимы, месяца декабря в 8 день, бывшу князю Василью Михаиловичю на праздник святаго Зачатия в своем селе в Стражневе, и поющим им вечерню уже по прокимне, и в то время полете от града от Кашина змий велик зело и страшен, дыша огнем, и летяше от востока к западу, к некоему озеру, а,ки заря светися, и виде его князь Василей Михаиловичь и его бояре и вси людие и по всем селом около города; и видеша чего вси во един час».

Появление метеора 8 декабря 1412 г., вероятно, произошло около 4 часов вечера, когда уже были зимние сумерки и горела вечерняя заря, с которой и сравнивается окраска метеора.

Интересно описание события, имевшего место в XIII в. близ Устюга Великого, встречающееся в рукописных сборниках, а также в жизни Прокопия Устюжского:

«Бысть же во вторую неделю о полудне, найде внезапу над град Устюг облак темен и бысть яко нощ темная, Людие же града того видевше таковое необычное превеликое необычное чудо и о сем недоумевахся, что се бысть. И по сем явишася и восташа со все четыре страны тучи великия, из них же блистаяся молнино блистание безпрестани, и грому убо многу и страшну бывшу зело над градом Устюгом, яко же не слышати, что друг с другом глаголати,.яко же бо и земли от того страшного груса непрестанно келебатися и трястися, огненныя же тучи хотяху соступитися вместо; тогда же бывшу от молниинаго блистании и от страшного огнен на го грому зною превелику зело».

Далее в «Жизни Прокопия» описывается, как жители Устюга, перепуганные этим явлением, собрались в церковь и стали усердно молиться богу вместе с Прокопием, которому якобы удалось умолить бога отвести огненную тучу от города. «В той же час и воздух пременйся, и бысть тишина велия, и не бысть молнии ни грому, и разводящеся облацы огненнии на все страны, и поидоста на места пустынная, и тамо поломиша на пустынях многая лесы и дебри, многим и безчисленным камением поломило лес и дебри, овы древеса ис корени избиша, а иныя вполы положиша. От Устюга Великаго та пустыня отстоит за двадесять поприщ, именуетсяжеся Котовалская весь, в ню же ис тоя тучи испадоше превеликое камение на землю. Ломовный же лес видим бысть и доныне многими человеки на уверение и на страсть последнему роду нашему: сотвори бо Господь такое превеликое страшно чудо. И от того страшнаш труса не уби громом и камением ни от человек и от скота никогоже, но вси убо человецы и скоти сохранени быша превеликою ето милостию».

Событие описано в таких страшных красках, что сначала может показаться легендарным. Однако после того, как экспедиция Академии наук на Подкаменную Тунгуску к месту падения грандиозного метеорита 30 июня 1908 г. подтвердила обследованием рассказы местных жителей о поваленном и обгоревшем лесе на обширной площади на месте падения, древний рассказ о подобном событии близ Устюга Великого не может уже более казаться легендой и заслуживает научного исследования.

Место падения метеоритов, указанное в «Житии» близ д. Котлово и Каменного ручья под Великим Устюгом, где была сооружена впоследствии часовня и куда ежегодно в день 25 июня совершался из Устюга крестный ход, было обследовано М. П. Мельниковым в 1891 г., но камни, во множестве там имеющиеся, оказались гнейсами и известняками. Камни, находившиеся в разных церквах и доставленные туда из Устюга, по исследованию акад. Гебеля в 1866 г., также оказались не метеоритами. Один из камней сохранялся в Устюге за решеткой на особом пьедестале, но и он оказался обыкновенным гранитом, по словам проф. Блазиуса, лично осматривавшего его. Чрезвычайно трудно вообще допустить, чтобы метеориты, упавшие 700 лет тому назад, могли сохраниться, если они оставались на открытом месте, так как процесс окисления железистых, никелевых и сернистых соединений привел бы их к распаду в метеоритную пыль. Но метеориты, своевременно подобранные и помещенные в сухое помещение, могли бы, конечно, сохраниться, и потому следовало бы направить поиски по этому пути.

Дата события указана в подписи на иконе Благовещения, перед которой будто бы молился Прокопий. Икона эта с 1567 г. находится в московском Успенском соборе. В день 25 июня с незапамятной древности пелись молебны «перед пробом Прокопия в Устюге Великом. В 1841 г. сюда приезжал знаменитый проповедник, архиепископ Иннокентий Херсонский, интересовавшийся астрономией. Им были взяты с места предполагаемого падения камни для «научного анализа», но результатом этой поездки и его доклада в синоде было лишь распо

ряженке последнего об установлении ежегодно в день 25 июня специального крестного хода к месту падения камней из Устюга Таким образом, вместо «научного анализа, камней», который если и был произведен, то мог дать, конечно, только отрицательный результат, синодом был закреплен в Устюге культ поклонения Прокопию.

Самые камню-среди населения пользовались действительно уважением, как «милость божия», которую нельзя было употреблять в домашнем быту, чтобы не прогневать бога. После этого день 25 июня сделался местным праздником.

Самым подробным и обстоятельным, и вместе с тем правдивым и художественным описанием падения целого метеорного дождя является дошедший до нас любопытный документ - «Письмо попа Иванища из села Новой Ерги монахам Кирилло-Белозерского монастыря». Приводим здесь эго письмо полностью с переводом его; оно считалось Ф. Буслаевым образцом русского поэтического творчества эпохи XVII в.

1. Государю архимандриту Никите, государю старцу Матфею, государю келарю старцу Павлу Кирилова монастыря, ваш государев нищий богомолец села Новые Ерги богоявленский поп Иванице челом бьет. 2. В нынешнем государи, во 171-м году, ноября в 29 день, в субботу, по захождении Солнца у нас в селе, на Новой Ерге, и в деревнях многие люди видели на небесех знамение страшно: 3. только лишь Солнце зашло и от того места солнечного запада аки звезда велика, долга скоро вышла и показалася по небу, аки бы молния, небо надвое раздвоилося скоростию, аки молния, стояла кабы полчаса, 4. а свет неизреченен, аки огнь, и многие видели в том свете выспрь в темя человеку зрак велик. Глава и очи, и руце растягнуты, и перси и нозе, а весь огнен. 5. А мраз, государи, в то время велик был и чисто на воздусе, и тихо. 6. И потом аки облак стал мутен невелик на том месте, где зрак был. А небо аки затворилось. 7. И огнь на землю падал по многим дворам, и на путех, и по хоромам, аки кудели горя, и люди от него бегали, а он катается за ними, а никого не ожог, а потом поднялся вверх во облак, 8. и в том облаце стал шум и дым, яко гром или яко глагол велий, страшен, надолго, 9. кабы и земля тряслась, и хоромы тряслись, и многие люди от ужасти на землю падали, 10. А скотина всякая в кучу метались и рот зажали за кормом, и главы на небо подняли и брычат, коя как умеет. 11. И потом камение падали с великою яростию великое и малое горячее, а иное с жару рвало, 12. а огнь пожирал, государи, людей и скота; на полях ад на улицах пало, а на дворех еще Бог помиловал милостию своею. 13. А потому знати, что падало горячее - в снегу около оттаивало, от иных, кои бодыие и в землю уходили и вмерзло. . 14. А по иным, - государи, волостям около нас не было камения, токмо знамение видели все то и огнь. 15. И я, государи, не смею таить такова божия чудеси и возвестил вам,, государем, и, камения небесного послал к вам, государем, 16. и того камения смотрел государь наш, отец игумен Феодосий, поедучи к Москве, и иные многие люди видели ж.

1. Государю архимандриту Никите, государю старцу Матфею, государю келарю старцу Павлу Кириллова монастыря, ваш государев нищий богомолец села Новой Ерги Богоявленский священник Иван низко кланяется. 2. В нынешнем, государи, в 1662 году, 29 ноября, в субботу, по заходе солнца у нас в селе Новой Ерге и в деревнях многие люди видели на небе страшное знамение: 3. лишь только Солнце зашло и от того места солнечного заката быстро появилась будто. большая, длинная звезда и показалась на небе, как бы молния; небо раздвоилась быстро, как от молнии, и так оставалось как бы полчаса, 4. и был свет необыкновенный, как огонь, и многие видели в том свете вверху над головой великое видение: как будто голова и очи, и распростертые руки, и грудь и ноги и весь огненный. 5. А мороз, государи, в то врем я был большой, воздух ясный, и было тихо. 6. И потом на том месте, где было видение, стало как бы небольшое мутное облако. А небо как бы затворилось. 7. И огонь на землю падал по многим дворам и по дорогам, как кудели (шарики из льняного волокна) горящие; люди от него бегали, а он катается за ними, но никого не ожег, а потом поднялся вверх в облако, 8. и в том облаке начался шум с дымом, как гром или великий страшный голос, и это продолжалось долго, 9. как будто и земля тряслась, и дома тряслись, и многие люди от ужаса падали на землю. 10. А скотина всякая в кучу металась, бросила есть корм, головы к небу подняла и вопит, как какая умеет, 11. Потом камни падали с великою силою, большие и малые, горячие, а иные от жару разрывались, 12. а огонь, государи, пожирал людей и скот; на полях и на улицах погибали, а на дворах еще бог помиловал своей милостию. 13. Что камни падали горячие, можно потому было узнать, что снег около них оттаивал, а иные которые были больше, уходили в землю и в мерзлоту. 14. А по другим волостям, государи, около нас камней не выпадало, только видели все то знамение и огонь. 15. И я, государи, не смею таить такого божьего чуда и извещаю о нем вас и послал вам, государям, небесных камней. 16. Эти камни смотрел государь наш, отец игумен Феодосий, проездом в Москву и многие люди.

В бумагах Кирилло-Белозерского монастыря сохранилась отписка монастырской канцелярии властям, повторяющая письмо попа Иванища, с добавлением наблюдений, произведенных в самом монастыре: «И того ж числа и в то ж время, по захождению Солнца, над самым Кириловым монастырем, многие люди видели на небеси знамя, от чего почалось: вышла аки звезда и скоростью покатилась по небу вниз, и, не дошед до земли, стало, аки нечто руно (шерсгь) великое, и из него, яко молния, зинул огнь зело червлен, не тако, яко зде, огнь; и на болшем и на малом монастырех церкви и кельи, и в остроге (городе Кирилове) хоромы и город, и места все осветило; и из того места стал, яко облак мутен, и протяжеся от него по небу, яко змий великий, голова во огни, и пошел из него дым, и учал в нем быть шум, яко гром, или нечто глагол велик и страшен зело; а каменья над Кириловым монастырем никакого не было, и огнь на землю не пал, шел чрез монастырь; и то знамя, стояв облаком мутным долг час, миновалося».

Падение метеоритов оставило столь сильное впечатление на население севера России, что долго потом разные летописцы и книжники переписывали у себя письмо попа Иванища, снабжая его иной раз любопытными добавлениями. Вот некоторые из них, наиболее важные: «И видевши тое жители того места, известиша Кирилова монастыря архимандриту Никите о сицевых божиих чудесех и страшном видении, и того камения небесного падшего послали в монастырь Кирилов для веденйя на уверение, и в паперти церковной положено, и подписано под ним о том чудеси бывшем». Из этой приписки видна дальнейшая судьба камней: их положили в церковной паперти с подписанием события.

В одном из рукописных хронографов из Академической библиотеки читаем: «Во 171 году, ноября в 29 день [в северных странах] по захождении Солнца по воздуху облаку не бысть (т. е. было ясно), и от западу бысть свет, яко огнь, и ста верху на полуденном месте, и бысть гром страшен и дым, а в Белозерском уезде Кирилова монастыря в вотчине на Новоерге падал тот огнь на землю, и каменья горячево паде великая туча, и огнем лес палило, а людей и скота от огня и от камения бог сохранил; и того знамения в Кирилове монастыре у Соборные церкви в паперти камень и днесь видим всем, а весу в нем пуд».

Совсем особняком от этих документов, повторяющих или передающих описание «попа Иванища», стоит запись рассказов, приуроченных к другим географическим пунктам, содержащая новые подробности, но вместе с тем наполненная фантазией, отражая процесс возникновения и развития «творимой легенды» около этого события.

«Лета 7170 году, ноября 29, в Белозерском уезде на Удоме было явление с небеси и паде земля и погорела, а горела два дни и на третий день погасла, и выгорело поля на два, и лес выломило и выгорело в колено глубиною, а гремело на небеси без тучи. И к тому явлению приходили многие люди. Стоит у огни священник в ризах со крестом. И у него, приходя, благословлялися православные христиане и его с молением вопрошали, дабы им поведал. Отче, что ты за священник, поведай нам. Он же рекл: и яз-де священник по чину Мелхиседек, отидете от меня прокляты прочь в огнь вечный мерсские, не могу с вами глаголати за ваше великое беззаконие и брань непотребную.

И того же дни в Новгородском уезде и Божеском верху спад с небесе камень собою бел и кругл продолговат, а того камени был столп стоя огненный от земли и до небеси, и уведаше то чюдо велие и прихождали к нему людие, и абие столп невидим бысть, а на том камени писано еврейским языком, а прочесть тое подписи не умели, а поднимали его человек 10 и болши, а поднять не могли, и пели над ним молебны, и дался тот камень взяти и повезли той камень к великому государю к Москве. А меж тем каменем явлением и огнем и каменем верст 50 и болши.

И того же дни на Шестьгне реке в Вороне пустыни было явление - слышали многие люди, православные христиане, на небеси звон велик зело, а иные слышали люди пение ангелское».

Изучение всех этих и других документов, описывающих падение метеоритов 1662 г., позволяет воссоздать картину всего явления и приводит к следующим результатам: метеориты упали в окрестностях существующего и ныне села Новая Ерга Ленинградской области.

Время явления хорошо определяется указанием: «только лишь Солнце зашло» (ст. 3). Заход солнца на широте Новгорода 29 ноября 1662 г. происходил в 15 ч. 3 м. местного новоергского времени. Принимая во внимание, что явление последовало спустя некоторое время после захода Солнца, можно округлить этот момент до 15 ч. 5 м., что по гринвичскому времени будет соответствовать: 12 ч. 33 м.

Точка появления метеорита тоже хорошо указана: «от того места солнечного запада» (ст. 3), т. е. для ноября это будет «зимний запад» - юго-запад. Появившись здесь продолговатой падающей звездою, болид как бы разделил небо на две части и оказался «выспрь в темя человеку» (ст. 4), т. е. «вверху над головою» - образное определение зенита места наблюдения. Замечательно, что в то время как «пои Иванище» рисует нам движение болида снизу от юго-запада горизонта вверх к зениту, монахи Кирилло-Белозерского монастыря, находящегося в 55 километрах к северо-востоку от Новой Ерги, видели, как звезда покатилась по небу вниз, что и должно было быть, если на полет болида с юго-запада смотреть из места, до которого он не долетел.

Громадный диск метеорита в зените Новой Ерги, разделяющийся на части, мог действительно показаться огненной головой с растянутыми руками (ст. 4). Монахи же Кириллова монастыря описывают метеорит, как «змий великий, голова во огни».

Из монастыря, в 55 километрах от места падения, явление, конечно, было менее эффектным, и вместо образа человека могло показаться только змием, но в таком определении, естественно, сказались традиции летописных повествований. Сравните, например, выражения летописцев: 1091 г.: «спаде превелик змий от небесе»; 1144 г.: «явися знамение во образе змия великаго»; 1215 г.: «змей видеша летящ»; 1411 г.: «полете от града от Кашина змий велик зело и страшен, дыша огнем»; 1556 г.: «яко змий образом». Монахам могло казаться неудобным, что «поп Иванище» отступил от этой традиции древних летописцев и сделал оригинальное сравнение метеорита с «огненным человеческим зраком», давая почти апокалиптический образ, по достоинству оцененный знатоком древнерусской поэзии Ф. Буслаевым. Поэтому-то они не только сами иначе описывают явление, но и в текст письма «попа Иванища» (ст. 3) перед описанием метеорита как человеческого образа произвольно вставляют: «и протяжеся по небу яко змий, голова во огни и хобот».

Загадочное описание катающихся за людьми шаровых огней, но никого не обжигающих (ст. 7), наподобие куделей-шариков из льняного волокна в вологодском святочном обряде гадания (но объяснению этнографа М. Б. Едемского), можно объяснить шаровой молнией, если тут нет какого-либо преувеличения. Развитие электрических процессов во время метеорных явлений, по-видимому, возможно. В письме «попа Иванища» говорится, что огонь метеоритов пожирал тех людей и скот, которых заставал на полях и на улицах, а на дворах им вреда не причинил (ст. 12). Однако донесение властям из монастыря и все другие сообщения не только умалчивают о гибели людей и скота, но все в один голос утверждают, что камни никому никакого вреда не причинили. Это противоречие основного документа со всеми второстепенными, как нам кажется, только и можно объяснить тем, что в письме, написанном вскоре после события, «поп Иванище» мог преувеличить последствия явления в окрестностях по непроверенным рассказам, а монастырская канцелярия делала донесение властям значительно позже, когда уже определенно выяснилось, что никто нигде не пострадал от метеоритов, и потому поправила соответствующее место «письма», что также делали и другие переписчики, еще живые свидетели случившегося. В письме «попа Иваншца» ничего не сказано о повреждении леса от метеоритов, но в одном из описаний добавлено, по-видимому, по другим рассказам: «и огнем лес палило», а в документе, стоящем особняком от письма: «выгорело (на Удоме) поля на два, и лес выломило, и выгорело в колено глубиною». Это все черты, приближающие явление 1662 г. по масштабу к явлению 1908 г. на Тунгуске.

Ст. 1 письма ясно показывает, что выпал целый дождь больших и малых метеоритов. Любопытно сравнить с этим выражение другого сообщения: «камeния паде великая туча». Ст. 13 определенно говорит о том. что камни падали горячими, так как снег оттаивал в месте их падения, а большие камни пробивали даже мерзлый слой земли.

Вопрос о камнях, доставленных очевидцем падения «потом Иванищем» в Кириллов монастырь, чрезвычайно интересен, и было бы важно, если бы эти камни могли сохраниться. Редакция летописи, бывшей у Т. С. Борноволокова, обследовавшего явление в 1811 г., отличалась от всех исследованных нами, по-видимому, тем, что говорила о двух камнях, из которых один был положен в паперти, а другой вложен в стену. Об этом последнем, вделанном в стену камне не говорит ни один из рассмотренных нами документов. Камень же, положеный в паперти, с подписью о чуде, находился в Успенской соборной (главной) монастырской церкви и весил около пуда, как это следует из одного документа. Куда он девался? В 1808 г. Борноволоков путем опроса монахов уже: не мог ничего выяснить и, вероятно, потому, что камень этот исчез из монастыря вскоре же после того, как был туда положен. Правда, автор одного из документов, обследованных нами, говорит: «в паперте камень и днесь видим всем», и далее имеется еще у него запись о комете 1664 г. Но уже в 1668 г. камня в церкви не оказалось, по крайней мере в «Описи Церквей и ризницы Кирило-Белозерского монастыря» по описным книгам 1668 г., несмотря на тщательное перечисление всех вещей, находящихся в Успенской церкви, и даже окон и дверей, о метеоритах нет ни одного слова. А ведь в описи принимал участие и тот самый старец Павел Ремезов, которому наряду с другими было адресовано письмо священника. Ввиду того, что камни осматривал игумен Сийского монастыря Феодосий, ехавший через Новую Ергу в Москву, он мог об этом «чуде» рассказать в Москве, и камень вытребовали туда тогда же. Отзвук этого, по-видимому, и находится в легендарном указании нового источника о том, что камень удалось увести в Москву только после того, как над ним пропели молебен. На это же соображение наводит и то обстоятельство, что в одной из копий донесения «попа Иванища», обнаруженного в Тобольском музее, добавлено, что поп Иван писал в Кириллов и в Чудов монастырь, где, узнав о событии, могли вытребовать камни.

Все поиски камней в Кирилло-Белозерском монастыре, предпринятые по моим указаниям, не дали никаких результатов; возможно, однако, что камень, вделанный в стену, сохраняется в паперти соборной церкви и теперь,- под слоем позднейшей штукатурки, а потому и не заметен. Следовало бы поискать его более тщательно.

Мы указывали однажды, что рассказ Оберборна о камне, упавшем в 1582 г. при Иване Грозном, с надписью, которую не мог прочитать митрополит, похож на легенду о падении звезды в Китае, превратившейся в камень с надписью которую, однако, смогли прочесть. Эта легенда, как и «еврейская» надпись на белозерском камне, очень похожи на общераспространенную легенду о «еврейской надписи» на крыльях саранчи, которая гласила: «гнев божий». Повод подозревать надпись на саранче, конечно, подали причудливые узоры на ее крыльях. Акад. Гебель также полагал, что пьезоглипты на метеоритах могли повести к подобной же легенде.

Несмотря на определенное указание в письме «попа Иванища», что по другим волостям камней не выпадало, только видели все то знамение (ст. 12), в новом документе рассказывается: 1) о выпадении на Удоме с неба «земли» и пожаре леса, 2) о падении в Вожеоком верху камня.

Первое указание на падение на Удоме «земли» и лесной пожар приобретает особенный интерес при сопоставлении с явлением на Тунгуске, в 1908 г., но все наши поиски селения Удомы б. Белозерского уезда не дали результата. Это, конечно, не могла быть Удомля б. Тверской губ. по одной уже отдаленности своего местоположения от Белозерского края. Десятиверстная карта местности (лист 55-й) и «Список населенных мест Новгородской губ.» не обнаруживают селения с таким именем, но зато есть село Улома, с которым, вероятно, тождественно вышеприведенное название, так как при переписке «л» и «д» могли быть легко смешаны (в рукописи «д» изображено, как перечеркнутая внизу греческая лямбда). Улома - большое село на реке Уломе, известное своими кузнечными промыслами, упоминающееся уже в писцовых книгах (1626/27 г.), находящееся в 40 км к западу от Череповца.

Если второе указание: «меж тем каменем явлением и огнем и каменем верст 50 и болши» - понимать так, что между местом наблюдения в Божеском верху и местом падения более 50 верст,- тогда возможно, что здесь разумеется падение камня в той же Новой Ерге - в Божеском же верху наблюдался лишь «огненный столп», т. е. след от полета метеорита. Не есть ли Божеский верх - местность в области озера Воже (Чаронда) и реки Вожеги (Вожега или Вожа), впадающей в озеро Воже и протекающей через б. Кирилло-Белозерский уезд к северо-востоку от места падения, однако, на расстоянии около 150 км от Новой Ерги?

Ворона Пустынь на Шестьгне-реке,- вероятно, Воронинская Пустынь (ныне с. Воронино) в 12-15 км от Череповца на юго-юго-восток, действительно на Шексне. «Звон» и «ангельское пение» в небе, слышанные здесь, койечно, были акустическими явлениями, наблюдавшимися при полете метеорита в 45 км от места падения в Новой Ерге.

Падение метеорного дождя в Белозерском крае в 1662 г. оставило столь сильное впечатление, что, благодаря этому, следующее падение, происшедшее 15 августа 1663 г. (ст. ст.) в том же районе, также было описано монахом Кирилло-Белозерского монастыря Ивашкой Ржевским, как это видно из другой, сохранившейся отписки монахов к властям: «Государю архимандриту Никите, государю старцу Матвею, государю келарю старцу Павлу, и государем старцом соборным Кирилова монастыря, ваш, государи, работничек Ивашко Ржевской, Августа, в... день, челом бьет. Вашие, государи, монастырские вотчины Лозы, села Антушева, деревни Мысу крестьянин Левка Федоров сказывал мне: в нынешнем де во 171 году, августа в 15 день, в субботу, Белозерскаго, уезду, Робозерския волости, розных поместий и вотчин, стояли-де они у обедни у приходцкие церкви, в настоящий праздник Успения пречистые. Богородицы, приходцкие тое церкви и околных волостей люди, многой народ; и как-де учали молебен петь, и в то время от небеси учинился шум велик, и многие люди.из церкви на паперть вышли, а он-Де Левка стоял тут же на паперти и видел Божие посещение: с зимнюю сторону, от светла небеси, не из облаку, вышел огнь велик на Робозеро и шел на полдень, вдоль озера над водою, во все стороны сажен по двадцати и боле, а по сторону того пламени дым синь, а впереди его сажен за двадцать шли два луча огненные ж; и народде, видя страх Божий, собрались в церковь и молились Господу Богу и пречистой его Матери, со слезами и с плачем, и того-де великого пламени и двух малых не стало; и минув-де мал час, как народ вышел в другой ряд на паперть, то ж-де огненное пламя в другой ряд появилось над озером, от того места, где сперва скрылось, с полудни на запад с полверсты, тем же образом, да и померкло; и после того в мале ж де времени, от того другого места, столко ж к западу подався, в третье тот же огнь явился страшние перваго широтою, и поник сшед на запад, а стоял-де тот огнь над Робозером над водою часа с полтора, а того-де озера вдоль две версты, а поперег с версту; а как-де тот огнь над водою шел, и за тем огнем невейгласи обстрашились, ехали в лодке крестьяне, и от того-де огня пламенем опаляло, близ не подпустило; а в озере-де и до дна свет был в болшей глубине, среди озера сажени четыре дно, и рыба от пламени как в берег бежит все они видели; и которым-де местом огнь шел, и то место воду палило, аки ржавец поверху воды, и ветром по озеру рознесло, стала-де вода по-прежнему. И я, ваш работничек, для того в Робозерскую волость к священником нарочно посылал, и они ко мне прислали писмо, что таково знамение в то число у них было. И вам бы государем про то ведомо; а та Робозерская волость от вашие монастырские вотчины от Лозы, Антушевскаго села, десять верст».

Полет метеоритов 15 августа 1663 г., по-видимому, наблюдался на юго-западе утром до полудня при ясном небе. Две части пронеслись по направлению на юг над озером, а третья и четвертая упали к западу. В 1663 г. 15 августа ст. ст. приходилось в субботу. Любопытно и важно в научном отношении указание на метеорную пыль, осевшую на поверхность озера («аки ржавец по верху воды»).

Заканчивая обзор выдающихся метеоритных явлений по наблюдениям, записанным в Древней Руси, и отдавая должное содержащимся в них любопытным подробностям, мы в то же время должны обратить внимание на попытки представителей культа использовать случаи выпадения метеорных дождей в 1290 и 1662 гг. в религиозных целях. В то время как первое, великоустюжское падение было использовано в XIX в. синодом для закрепления на севере культа Прокопия Устюжского, причем падение камней с неба служило для этой цели только средством, во втором, кирилло-белозерском падении видна попытка церковников XVII в. установить культ поклонения самим камням, не связывая их с именем какого-нибудь святого. Само явление объявлялось чудом божиим, как его впервые и назвал «поп Иванище». Для метеоритов, помещаемых теперь в музеях, тогда было единственное приличное место - церковная паперть. Когда же божественные камни были положены в паперти соборной монастырской церкви, а один из них был даже вделан в стену, этим самым уже полагалось в сущности начало культу. Замечательно, что вера в чудесные свойства метеоритов долгое время была широко распространена в народе: их хранили в домах «на божницах» и верили в то, что они исцеляют зубную боль и другие недуги, будучи измельчены в порошок и приняты внутрь.

Любопытно, с точки зрения истории религиозных представлений, что кирилло-белозерские монахи, поместившие метеориты в храме, вероятно, сами того не зная, поступили так же, как и служители других культов и в другие, более отдаленные времена. Возможно даже, что первой формой идолатрии было поклонение метеоритам. Диана Эфесская, «упавшая от Юпитера», и Венера Кипрская, как полагают теперь, были не статуи, а конические или пирамидальные метеориты. Кроме всем известного черного камня в Каабе, которому и до сих пор поклоняются православные мусульмане, можно еще указать на один метеорит, находящийся ныне в Британском музее и доставленный туда из Японии (местность Ogi, Hizen, Kinsin), где он помещался в храме и где ежегодно чествовался в один из праздников. Другой метеорит, упавший в Индии, покрывался цветами, ежедневно смазывался очищенным маслом и посыпался порошком сандалового дерева. Он помещался на специальной террасе, построенной на месте падения; была проведена подписка для сооружения специального храма. Один из метеоритов XVI в. на Западе был даже прикован в церкви цепью, чтобы он не мог улететь обратно.

Фактов воздаяния божеских почестей метеоритам так много, что ученый Ф. Даббери написал даже специальное сочинение о культе метеоритов в древности («Ueber Meteorcultus der Alten», Heidelberg, 1811).

Однако культ метеоритов в Кирилло-Белозерском монастыре не удержался. Уже в 1668 г., через 6 лет после падения, их там, по-видимому, не было. Чем же объяснить это обстоятельство? Возможны два предположения. Одно из них - то, что камень был взят в Москву. Другое, - быть может, разногласие в среде самих монахов по вопросу о божественности упавших камней. Возможно, что некоторым из ортодоксальных старцев монастырских могло показаться предосудительным помещение камней в церкви, чему они не могли найти примеров в церковной литературе, и их мнение взяло перевес над голосом другой части «братии», которая не столько заботилась о том, чтобы догматически оправдать чудо, сколько интересовалась увеличением популярности и доходности, могущей проистекать от нового божественного объекта.

XI. АСТРОНОМИЯ НАКАНУНЕ ПЕТРОВСКИХ РЕФОРМ

Уродливая система мира Космы Индикоплова, культивировавшаяся нашими книжниками в Древней Руси, могла удовлетворить только слишком непритязательных грамотеев. Птолемеева система мира стала входить в употребление уже в XV в. и штудировалась, как это мы видели выше, в новгородском и московском кружках «жидовствующих». Наиболее же распространенной была компромиссная система Иоанна Дамаскина. Максим Грек в XVI в. прямо уже рекомендует ее: «Держися крепце Дамаскиновы книги, и будеши, велик богословец и естествословец». В XVII в. редактор 2-го издания грамматики Словенской Мелетия Смотрицкого (1648 г.) в предисловии, приводя всякого рода доводы в защиту изучения светских наук, в отношении астрономии ссылается на то, что отцы и учителя церкви не чуждались этой науки. Он указывает на Григория Назианзина, который «всю еллинскую мудрость прошед в конец и астрономию и добрейшая собрав»; на Иоанна Дамаскина,- «яже о небесном движении, о звездном обношении никакоже оставих»; на учеников Дамаскина - Иоанна и Коему, которые были знакомы с Пифагором, Евклидом и «звездочетием», и на Василия Великого, который «звездозаконие и землемерие и расчитателыюе (т. е. математику) толико воеприя, ельмаже незапяту быти в таковых от философ, излишное же отверже», т. е. отверг астрологию.

С 1649 или 1653 г. в Москве, по словам Олеария, появляется первая школа, в которой Арсений Грек, прибывший в Москву, обучает русское юношество греческому и латинскому языкам. Заподозренный в ереси, он был сослан в Соловки, откуда его, однако, вернул Никон. Из того, - что старообрядцы, недовольные возвращением Арсения, обзывали его не только еретиком, но также волхвом и звездочетдем, можно думать, что он уделял внимание в своем преподавании астрономии и астрологии.

Со второй половины XVII в. в среде духовенства начинает появляться много лиц, прошедших южную Киевскую или западную Виленскую духовные школы, да и в самой Москве возникает Заиконоспасская школа, впоследствии знаменитая Славяно-греко-латинская академия, в которой начинают преподаваться светские науки. Выше уже говорилось о Сильвестре Медведеве, одном из первых учеников этой школы. Учитель же его, Симеон Полоцкий, не только интересовался астрономией, но и питал определенную слабость к астрологии. Однако, несмотря на то, что на западе уже прогремело учение Коперника о движении Земли вокруг Солнца, Симеону оно остается совершенно неизвестным, и в 1670 г. в своем. «Венце веры» он продолжает оставаться на почве птолемеевых взглядов на мироздание по Иоанну Дамаскину и другим подобным авторитетам. Существует трое небес: эмпирейское, неподвижное, самое высшее, кристальное, движущееся с неизреченной скоростью, и твердь, разделяющаяся на два пояс, первый - звезд неподвижных, а второй - планет. Планетное небо разделяется на семь кругов или поясов, по числу планет, известных тогда (Крон -Сатурн, Дей -Юпитер, Ар-Марс, Солнце, Афродита-Венера, Ермий - Меркурий и Луна). Симеон исчисляет 80 тем (тысяч) миль от земли до тверди, а от верха земли до эмпирейского неба так далеко, что если ехать туда со скоростью 80 миль в час, то времени понадобится 50000 лет. Звезды описываются так: «Веществом чисты, образом круглы, количеством велики, явлением малы, качеством светлы, дольних вещей родительны». Планеты, по местоположению, ниже звезд, иногда они ходят по одному пути со звездами, а иногда по противоположному. Самая малейшая звезда в 80 раз больше Земли, а следующая по величине звезда превосходит пространство Земли в 170 раз. Солнце в 166 раз больше Земли, Луна же в 30 раз меньше. Всякий час Солнце совершает 7160 миль, из которых каждая требует человеческой ходьбы два часа. Земля представляется круглою, черною, тяжелою, холодною.

Она кентр (центр) всего мира, мрачна и заключает внутри себя ад. Землетрясение происходит от терзания заключенных в нее духов.

Появление Полоцкого в Москве относится к 1656 г. При проезде Алексея Михайловича через Полоцк Симеон сказал ему стихотворное приветствие. Это было настолько ново и любопытно для царя, что он приглашает его ко двору в Москву, и с этих пор иеромонах Симеон становится его придворным «философом», как тогда выражались. Ему поручается воспитание царских детей. При дворе он заводит первый религиозный театр и на всех торжественных собраниях выступает с виршами. При спорах со старообрядцами ему поручается писать апологию ортодоксальной веры. Во всех этих случаях Симеон любит потолковать о небесных явлениях.

Что касается астрологии, то по первому впечатлению кажется, что Симеон несколько скептически к ней настроен, как это можно видеть из его эпиграммы «Звезды»:

«Звезды во человецех воли не вреждают, Токмо страстми плоти нечто преклоняют, Тем же на звезды вины несть леть возлагати, Егда кто зло некое обыче деяги».

Однако это не есть еще отрицание астрологии, а не более, как тогдашнее се понимание, что можно видеть из сравнения приведенной эпиграммы с речью Тихо Браге, сказанной в Копенгагенском университете в 1579 г: «Асторологи не связывают человеческой воли с небесными светилами, но допускают, что в человеке имеется нечто такое, что стоит выше звезд, и благодаря чему он может преодолеть их злое влияние, если желает жить наподобие истинного человека не от мира сего. Но если он предпочитает жить, подобно зверю, слепо следует внушению страстей и удовлетворяется чисто животным, то нельзя видеть в боге причину этого заблуждения: бог создал человека таким, что он может, если желает, победить дурное влияние звезд».

Конечно, только подобными рассуждениями иеромонах Симеон мог примирить теологические взгляды о свободе воли со своей слабостью к астрологии, которую он называет в числе семи «свободных наук». В 1665 г., по случаю рождения царевича Симеона, Симеон Полоцкий составляет и подносит царю особую книжечку своих стихотворений, содержащую в себе приветствия и между прочим «Беседу со планеты». При рождении царевича Алексея Симеон составляет целую поэму «Орел российский», в которой Алексея Алексеевича - «российское Солнце» - представляет проходящим все знаки зодиака. Эта поэма была потом издана Обществом любителей древней письменности с воспроизведением знаков зодиака. Любопытную характеристику Симеона как астролога находим в рукописи «О зачатии и рождении Петра Первого», очень распространенной в XVIII в., дошедшей до нас в ряде различных редакций; приводим начало ее по одному из списков Публичной библиотеки: «Во дни благочестивого и вел. государя царя и вел. князя Алексея Михайловича в счастливое его царствование были мужие, благодати Божией в разуме просвещенные: Симеон Полоцкий и Дмитрий Ростовский. Они и звездное течение знали.., по вся нощи звездное течение наблюдали и многая как о России, так и о других государствах предвозвещали». Далее говорится, что якобы в ночь зачатия Петра, 28 августа 1671 г. (по другому списку - 11 августа), («явилась звезда пресветлая близ Марса, и тое новоявльшуюся звезду оные блюстители познав, и с начала ее явления добре усмотрели, и действие ее с протчими звездами описали, и заченшемуся во утробе имя нарекли Петр». Далее подробно рассказывается, как Симеон доложил об этом царю, описав будущие подвиги Петра, как царь окружил астролога почестями, затем как Петр родился в назначенный будто бы Симеоном день (30 мая 1672 г.), причем во время родов Симеон молит бога, чтобы царица, измученная родами, еще бы час не рожала; как царь на это разгневался на Симеона, на что Полоцкий отвечал: «Аще в первом получасе родится государь царевич, век его будет около 50 лет, аще во втором получасе - век его жития около 70 лет,- и в самый тот разговор родился, в 5-м часу ночи» (счет от восхода Солнца, следовательно, и в 1ч. пополуночи). О роли Дмитрия Ростовского сказано, что впоследствии, после его смерти, в его бумагах обнаружили неопубликованный им в свое время «прогностик», который во всем будто бы был сходен с предсказаниями Полоцкого. В одном из списков «Сказания» добавляется, что Симеон во время беседы с царем «об оной науке (астрологии) спрашивая, и Полоцкий пространно его величеству доносил, что звездное течение многое и предбудущее, яко настоящее, возвещает по воле божией».

Академик Я. Я. Штелин, опубликовавший этот рассказ в 1785 г., обращает внимание на то, что астрологические предсказания при рождении Петра действительно имели место в Москве, как это видно из постороннего источника: Гейнсиус, посланник в Москве от Нидерландских Штатов, писал 1 июля 1672 г., т. е. через два дня после крещения Петра, Гревию о рождении Петра и предсказаниях, какие были сделаны. Гревий отвечал 9 апреля 1673 г.: «Наблюдения, происшедшие, как Вы пишете, во время рождения российского царевича Петра в Москве, и. по течению звезд замеченные, явно достопамятные предзнаменования, нашими астрологами и другими проречений любителями и будущих дел гадателями прилежно записано. Но я все сие за случайное почитаю и на то, как и Вы сего же мнения быть кажетесь, мало полагаюсь. Довольно, когда будет Петр в свое время добрый пастырь народов, дабы спасительными законами победить скифское варварство, коим северные, шубами одетые народы наибольше омрачаются».

Н. Устрялов, начинающий свою «Историю царствования Петра» с рассказа Штелина, считает его легендой, а сообщение о переписке Гревия с Гейнсиусом называет выдумкой Штелина, так как Гейнсиус, действительно бывший при дворе Алексея Михайловича, выехал почти за два года до рождения Петра из Москвы.

Академик Г. Ф. Миллер (1705-1783), кажется, первый заинтересовался вопросом, был ли и, если был, то правильно ли составлен гороскоп Симеоном, и просил академика А. И. Лекселя (1740-1784), имя которого носит комета 1770 г., вычислить положение планет для момента рождения Петра. Гороскоп, составленный Лекселем вместе с комментариями, был найден в бумагах Миллера и опубликован Н. Полевым. Из него видно, что Марс и Юпитер действительно были в квадратурах с Солнцем и в оппозиции друг с другом.

Любопытны комментарии к гороскопу Лекселя; называя астрологию «тщетной» наукой, он в то же время, как бы становясь на точку зрения древнего астролога, говорит, что «в рассуждении душевного расположения Марс участвует с Юпитером, что, говорят, означает человека мудрого, смелого, отважного, гневливого и мстительного, великодушного, славолюбивого и счастливого в достижении своих предприятий... Аспект Юпитера и Марса с Солнцем означает в этом очерки истории астрономии в древней руси рождении величие духа и благополучное царствование».

А. С. Пушкин, как это видно из сохранившихся его выписок из источников, собираясь писать историю Петра Великого, также интересовался вопросом о гороскопе Петра.

Историк М. П. Погодин просил астронома Д. М. Перевощикова дать свое заключение по поводу гороскопа Петра. Печатая письмо Перевощикова в «Москвитянине» за 1842 г., Погодин замечает: «вот строгий суд астронома над астрологией». Перевощиков же начинает свое письмо такими словами: «Вы желали от меня замечаний на гороскоп Петра I, но можно ли делать замечания на бред, заслуживающий одно только презрение?»,- и далее читателю развивается осуждение астрологии. Но в том, что астрология - «тщетная» наука, не сомневался и академик Лексель, вопрос же о том, был ли составлен гороскоп Полоцким, этим, конечно, не решается.

В биографии Симеона Полоцкого И. Татарский приводит заимствованное из какой-то рукописи архимандрита Леонида стихотворение Симеона, поднесенное им в день крещения Петра 29 июня 1672 г. Оно встречается иногда, но в несколько иной редакции, в «Сказании о зачатии и рождении Петра». Приводим его по рукописи Леонида:

«Радость велию месяц Май ныне явил есть,

Яко нам царевич Петр яве се родил есть...

Петр бо нарицается - камень утвержденный,

Утвердити врага царевич нарожденный,

Храбр и страшен явится врагом сопротивным:

Окаменован в вере именем предивным,

Украшение царско, утеха родися;

Родителям похвала вечно утвердися...

И ты, планета Арес и Зевес, веселися:

В ваше бо сияние царевич родися,

Во четвероугольный аспект пронзыде

Царевич, царствовати во своя нриидс.

Четвероконечное знамя проявляет,

Яко четырма частьми мира обладает.

От бога сей планете естество дадеся:

Лучши бо прочих планет в действе обретеся;

Храбрость, богатство, слава на ней почивает

И на главе царский венец полагает». Если сопоставить эти астрологические вирши с тем, что говорится в «Сказании о зачатии и рождении», то оказывается, что вирши обладают определенными гороскопическими .подробностями, тогда как в «Сказании» их нет, и вирши позволяют сделать астрономическую поверку отмечаемых ими аспектов. Оказывается, что если даже Симеон и не составлял гороскопа Петра, то все же он заглядывал в какой-нибудь Альманах или Календарь Фогта, которые у нас начали переводить по крайней мере с 1670 г. (об этом дальше будет сказано подробнее), и учел положение Марса и Юпитера в квадратурах для 30 мая 1672 г. (день рождения Петра), как это видно и из схемы Лекселя, реконструировавшего гороскоп Петра.

Марс упоминается и в «Сказании о зачатии и рождении», но зато там предпочтение отдается какой-то «новой пресветлой звезде, явившейся близ Марса», о которой ничего не говорится в приведенных выше виршах и которой не обнаружил и академик Лексель, проверяя расположение светил 30 мая 1672 г. Но, по-видимому, и новая звезда не была выдумана автором «Сказания», как полагал Устрялов, а действительно появлялась в то время на небе. В июне (1670 г. картезианским монахом в Дижоне Антельмом была замечена новая звезда 3-й величины близ р Лебедя в созвездии Лисицы. В мае 1671 г. она стала, по наблюдениям Кассини, ярче р Лебедя, но к осени перестала быть видима простым глазом. Однако весною 1672 г. вновь заблистала как звезда 2-й величины и затем к осени скрылась. За звездой в то время следили Антельм, Пикар, Гевелий, Флемстид, Кассини; она была злобой дня среди астрономов и, вероятно, астрологов. Вспомним, что ведь незадолго перед тем Кеплер использовал в астрологических целях знаменитую Новую Змееносца в 1604 г. По-видимому, о новой звезде в созвездии Лисицы узнал и Симеон Полоцкий, быть может, даже следил за изменением ее блеска и не мог отказать себе в удовольствии применить ее к родившемуся Петру. Она действительно находилась, по астрологической терминологии, близ Марса, т. е. в соседней 10-й астрологической обители, которая означает «(отношение к очерки истории астрономии в древней руси верховной власти», тогда как Марс был в 11-й обители.

Таким образом, астрономические факты говорят о том, что история с гороскопом Петра - не выдумка, и Симеон Полоцкий мог иметь к нему отношение, но в «Сказании», появившемся значительно позже смерти Петра, находятся несомненно легендарные подробности, обнаруживающие попытку автора объяснить раннюю смерть Петра и прославить его царствование.

Остается теперь выяснить роль в этом деле Дмитрия Ростовского. Он получил воспитание в Киево-Могилянской коллегии и знал, несомненно, астрономию и астрологию, но не имел, кажется, особого влечения к занятиям этими науками. Правда, в своем «Летописце» он оставил нам запись собственного наблюдения кометы 1680 г., но в описи его библиотеки нет ни одной книги по астрономии и астрологии. Поэтому можно присоединиться к мнению Устрялова, отрицающего участие Дмитрия в астрологических предсказаниях на рождение Петра. Ему был тогда только 21 год и жил он в Киеве, скромным иеродиаконом. «Сказание» вплетает его имя наряду с именем Симеона, вероятно, потому, что после смерти Дмитрия в его бумагах была найдена какая-то тетрадь с гаданиями, быть может, «прогностик» самого Симеона, списанный Дмитрием для себя ради любознательности.

Фигура Симеона Полоцкого не только как «философа», но именно как астролога при дворе, хорошо вырисовывается также из старообрядческой литературы. Вспомним, что в то время как раз шла горячая «пря» с старообрядцами о вере. «С особенной горечью, - говорит И. Татарский,- расколоучители сетовали на царя, жалуясь, что в вопросах церковной жизни он следовал советам людей, получивших западное, латинское образование: "Имееши у себя, говорит поп Лазарь, мудрых философов, рассуждающих лице небеси и земли, и у звезд хвосты аршином измеряющих: и таковых глаголет спас лицемерных быти..., а ты, государь, таковых чесных имаши, и различными брашны питаеши и благовонными питиями напояеши, и хощеши внешними их плетухами власть свою мирну управити. Ни, ни"». Здесь явный намек на Симеона, который в своем «Венце Веры» действительно приводит исчисления расстояний и величины планет. Симеон получал действительно яства и сласти с царского стола, как это видно из документов.

Этим же, несомненно, в значительной степени объясняется отрицательное отношение к астрономии и астрологии главы и столпа старообрядчества, протопопа Аввакума. В своем «Житии» он прямо заявляет, что «иссчитати беги небесные любят погибающие», и ссылается на свой апокрифический авторитет - Дионисия Ареопагита, который «прежде даже не прийти в веру Христову, хитрость имый исчитати беги небесные; егда ж верова Христови, вся сия вмених быти, яко уметы. К Тимофею пишет... аз пройдох делом, и ничто же обретох, но токмо тщету» («Житие», Изд-во «Academia», стр. 65-66).

Тем не менее два солнечных затмения, происшедших в то время, Аввакум стремится связать с гонением Никона, мором и своей личной судьбой. «Солнце померче, - пишет он, от запада Луна подтекала, по Дионисию, являя Бог гнев свой к людям. В то время (затмение 2 августа 1654 г.) Никон отступник веру казнил и законы церковные, и сего ради Бог излиял фиал гнева ярости своея на русскую землю. Зело мор велик был; неколи еще забыть, вси помним. Потом., вдругова рядь Солнце померче (22 июня 1666 г.),- Луна подтекала от запада, гнев Божий являя, и протопопа Аввакума, беднова горемыку, в то время с прочими остригли в соборной церкви власти и на Угрешу в темницу, проклинав, бросили».

Из слов «Солнце померче, от запада Луна подтекала» можно было бы сделать вывод, что Аввакум знал истинную причину затмений. Однако он почерпнул эти сведения из сочинений Дионисия Ареопагита, у которого причина затмений изъясняется самым запутанным образом. Вообще цитаты из Дионисия Аввакум кладет во главу угла своего «Жития». Он приводит такое объяснение затмений: «Дионисий пишет о солнечном знамении: "есть на небе пять звезд заблудных, еже именуются луны. Сии луны Бог положил не в пределах, яко же и прочии звезды, но обтекают по всему небу, знамения творя, или во гнев, или в милость, по обычаю текуще. Егда заблудная звезда, еже есть Луна, подтечет под Солнце от запада и закроет свет солнечный, то солнечное затмение за гнев божий к людям бывает. От востока Луна подтекает, то, по обычаю шествие творяще, закрывает Солнце"». Однако это объяснение в сущности не имеет никакого отношения к солнечному затмению. Оно представляет собой астрологическое объяснение движения «пяти заблудных звезд», т. е. планет по зодиаку, и соединения их с Солнцем, их прямого и попятного движения. К этому объяснению присоединена неожиданно Луна, и «пять заблудных звезд» превратились в пять лун, а соединениями их с Солнцем делается попытка объяснить солнечные затмения, причем принимается за истину даже невозможный случай приближения Луны к Солнцу со стороны востока, тогда как солнечное затмение может начаться только на западе.

Таковы были познания Аввакума в астрономии, которую он ненавидел вместе с астрологией. В своем трактате «О внешней мудрости» он рассуждает: «Алманашники и звездочетцы и вой зодейщики познали Бога внешнею хитростью... Достигоша с сатаною разумом-своим небесных твердей и звездное течение поразумевше, а оттоле пошествие и движение емотряху небесного круга, гадающе к людской жизни века сего настоящею... и тою мудростию своею уподобляхуся Богу, мнящеся все знати. Й взимахуся... дети выше облак, слово в слово, яко и сатана древле. Сего ради отверже их Бог». В толковании своем на книгу Бытия Аввакум говорит: «Не все судьбы Божии человеку надобно ведать: полно и тово, что и на земли наделал и дал знать. И от того человек, что пузырь раздувается; а кабы небесная то ведая, и он бы равен был диаволу. А еще волхвы и звездочетцы, и все алманашники, по звездам гадая, время назирают, дня и часа смотряют: а все блудят. Обманывает их диавол. Не сбывается на их коварстве. Токмо Господу досаждают... Бедные, бедные. Как вам не сором себе... Свиньи и коровы болши вас знают - перед погодою вижжат, да ревут, да под повети бегут: и после того дождь бывает. А вы, разумные свиньи, лице небу и земли измеряете, а времени своего не искушаете, како умереть. Горе, да только с вами, с толстыми быками».

И вот судьба, точно смеясь, сводит Аввакума с Симеоном Полоцким, которого царь посылает в 1664 г. в тюрьму к Аввакуму вместе с Артамоном Сергеевичем Матвеевым увещать упорного протопопа. Можно себе представить, что это было за свидание. Сам Аввакум красочно изображает эту сцену: «Августа 22 и 24 Артемон был от царя с философом с Симеоном чернцом, и зело было стязание много: разошлиея, яко пьяни, не мог и поесть после крику. Старец мне говорил: острота, острота телесного ума! да лихо упрямство; а се не умеет науки! (т. е. «а вот не знает науки») И я в то время плюнул, глаголя: сердит я есмь на диавола, воюющего в вас, понеже со диаволом исповедуеши едину веру».

Несомненно, это была встреча ярких представителей двух миров. Представители новой России жадно, хотя и не всегда критически воспринимали идущее с Запада, ставили астрологию в один ряд с астрономией, тогда как в Европе после Коперника и Галилея астрология быстро потеряла свой кредит.

У А. С. Матвеева была коллекция часов, свидетельствовавшая о большой любознательности хозяина. В его горнице были разные часы, «из которых одни показывали часы астрономического дня, начиная с полудня, другие от заката Солнца, по счету богемскому и итальянскому, иные от восхода Солнца по счислению вавилонскому, другие по иудейскому, иные, наконец, начинали день с полуночи, как принято латинской церковью».

В русском искусстве стали встречаться астрономические мотивы - в росписи потолков и стен царских дворцов и боярских палат. Так, в столовой Алексея Михайловича в 1662 г. художником Густавом Декенпином в подволоке написано было «звездочетное небесное движение, двенадцать месяцев (т. е. зодиак) и беги небесные (т. е. планеты)». По этому образцу были расписаны впоследствии столовые и верхние комнаты Софьи (в 1683 г.) и у царевен Татьяны и Марии (1688 г.). В каменных хоромах князя В. В. Голицына «в палатах подволока накатная, прикрытая холстами, в середине подволоки Солнце с лучами, вызолочено сусальным золотом; круг.Солнца беги небесные с зодиями и с планеты писаны живописью; а по другую сторону Солнца - месяц в лучах, посеребрен... В рамах деревянных вызолоченных землемерные чертежи печатные немецкие на полотне (географические карты)... Три фигуры немецкие ореховые, у них в срединах трубки стеклянные; на них по мишени медной, на мишенях вырезаны слова немецкие, а под трубками в стеклянных чашках ртуть (барометры)».

Астрономические мотивы в стенной живописи начинают проникать даже в церкви. Еще после пожара Москвы в 1547 г. новгородские и псковские живописцы, приглашенные для обновления церковной живописи в Москве, позволили себе такие новшества, против которых восстал дьяк Иван Висковатый. Они написали земное основание и Шоре, четыре ветра (вероятно, в виде эолов), над водою твердь, а на ней солнце, к земле спускающееся... Господь в виде ангела держит зеркало да меч, ангел возлагает на него венец. А тому подпись: «благословиши венец лету благости твоея, Господи». Под тем колесо годовое. С правой стороны «любовь», да стрелец, да волк, с левой стороны года «зависть лют вред, от того бо начелся и прискачи братоубийц. А зависть пронзила себя мечом. Да смерть». Здесь стрелец и волк, вероятно, заимствованы с небесного глобуса, а на годовом колесе, быть может, были и знаки зодиака.

На фресках 1680 г. в ярославской церкви пророка Ильи, сохранившихся до нашего времени, на картине «Яко твое есть царство и сила» изображен уже глобус с меридианами и поясом на экваторе, на котором нарисованы знаки зодиака. Ярославский живописец воспользовался для своей картины сюжетом из библии Пискатора: «Quoniam tuum est regnum et potentia et gloria», где также имеется земной глобус с наклоненной между тропиками эклиптикой и знаками зодиака; на глобусе видны изображения Америки, Африки и Европы. Однако наш живописец не перенес их на свою фреску, эклиптику на глобусе выпрямил по экватору, но знаки зодиака тщательно перерисовал от Рака до Весов включительно. Это уже была целая революция в церковном искусстве.

До этого времени зодиак - «круг животный» - упоминался в отреченных книгах как «12 опрометных лиц звериных же и птичьих», и нужна была большая смелость, чтобы перенести его на своды православного храма [1].

В 1698 г. в Холмогорах по желанию архиепископа Афанасия паперть в соборе была раскрашена разными красками «зело узорочно», причем на своде притвора изображено было «небесное движение Солнца и Луны и звездного течения образ», а в покоях этого архиерея имелись пришедшие с запада «чертежи - описание всего света, в том числе - один глобос», «два глобоса на стенках», «трубки окозрительные», «стекло зрительное круглое немецкого дела», «календарь разных языков в рамах столярских», «градус, да стекло, с которого по градусу смотрят у кормщика» (компас).

В описи имущества боярина Никиты Ивановича встречаем «два яблока немецкие большие, писано на них землемерие, на стояках, в кольцах медных, наверху по колечку медному». Голландские Генеральные Штаты подарили Алексею Михайловичу медный земной глобус 7 футов в диаметре, сделанный наследниками знаменитого географа Вильгельма Блеу в 1650 г. Глобус этот поместили на колокольне Ивана Великого, а при Петре перенесли на Сухареву башню. Он фигурировал в 1928 г. в Москве на выставке «Быт Московской Руси XVI- XVII вв.» вместе с подобным же небесным глобусом работы самого Блеу 1640 г., бывшим в употреблении в Московской Руси. На нем изображены фигуры созвездий и названия их на латинском, греческом и арабском языках.

Все эти глобусы и инструменты наши предки XVII в. имели, однако, не только для украшения своих хором, но, вероятно, постепенно приучались пользоваться ими. Царский посол Алексей Романчиков, сопровождавший в 1638 г. голштннское посольство в Персию с Олеарием, научился от него геометрии и уменью обращаться с астролябией. Посольскому часовщику он заказал сделать астролябию и при остановках в городах и селах выходил с нею для упражнений на улицу, чем вызывал всеобщее удивление. К несчастью, он умер, не доехав, при возвращении, до Москвы.

Среди дошедших до нас рукописей XVII в. иногда встречаются отрывки, озаглавленные «Об астрономии с немецких переводов». Интерес этих отрывков заключается в том, что в них мы имеем, по-видимому, сведения о звездном небе наших моряков Севера XVII в.

Эти наставления переведены из какого-то немецкого источника русским человеком, который, однако, не ограничивается простым изложением всего того, что он переводил, а вставляет в пояснение и дополнение сведения, бывшие в ходу у наших моряков.

Остановимся сначала на отрывке, озаглавленном в рукописи: «Указ, как мерити и ведати про северную звезду». Из текста этого отрывка ясно, что речь идет о Полярной. «Придет лось стояти в день 9 мая в полунощи меж первым и другым часом прямо верх северныя звезды». Именем Лося русский переводчик называет Медведицу - в данном случае Малую, потому что только последняя занимает указанное положение в полночь около 10 мая. Название Медведицы Лосем, как мы уже говорили выше, широко распространено на всем нашем Севере и в Сибири. В указанном отрывке дается разное положение Лося по отношению к Северной звезде, причем в одних случаях оно соответствует Малой, в других Большой Медведице. Переводчик, по-видимому, не обратил на это внимания, отчего и получилась некоторая путаница.

Все значение указанного отрывка заключается в наставлении, как измерять высоту полюса по Полярной при том или ином положении па небе Большой и Малой Медведицы. Например: «А в концы февраля, в полунощи, как Лось стоит на полуношнике, прибави 2 грады 10 минют», т. е. когда Б. Медведица стоит на севере в верхней кульминации, в полночь,- в конце февраля, к высоте над горизонтом Полярной следует прибавить 2° 10', чтобы получить высоту полюса и, следовательно, широту места. «А в концы ноября, в полуиощи, как стоит лось меж встоком и летним прямо или о бережном встоке, то град 1 убави». Под летним встоком обычно разумеется у наших книжников допетровской эпохи северо-восток. Эта страна света названа также «бережном встоком», потому что у моряков Белого моря северо-восточный ветер, как дующий с Архангельского берега, носит название «бережнаго». Когда Б. Медведица стоит на бережном востоке, то из высоты Полярной следует вычесть 1°, чтобы получить широту места. Наибольшая поправка дается для нахождения высоты полюса по Полярной в 3°, из чего следует, что в том немецком руководстве, из которого переведено рассматриваемое наставление, расстояние полюса от Полярной указано 3°, что соответствует эпохе 1580 г. К этой эпохе и относятся приведенные описания определения широты места по пей. Таким образом, и наша рукопись, переписанная в XVII в., имеет первоисточник не древнее конца XVI или начала XVII в.

Далее в рукописи обращают на себя внимание четыре карты неба, с текстом к ним. Карты эти при переписках рукописи несведующими в астрономии людьми очень искажены, и напрасно мы стали бы в расположении звезд искать знакомые фигуры созвездий. За исключением фигуры Лося - Большой Медведицы на первых двух картах, все другие группы звезд очень неясны. Но разобраться в них помогают надписи: «Лось по-немецки телега», «северная звезда», «сторожи», «извощик», «бережной веток», «голоменной запад» и «шелоиик».

Кто же такие «Извозчик» и («Сторожи»? Ключ к разгадке дает нам прежде всего первая печатная звездная карта на русском языке [2], изданная в Амстердаме в 1699 г. Копиевеким с посвящением боярину Ф. А. Головину (В. В. Бобынин, Русская физико-математическая библиография, т. 1, в., 1, М., 1886). В объяснении к этой карте при описании Малой Медведицы читаем: «Урса меньшая или меньший воз; два колеса последние суть стражие и передний конь есть звезда северная». Таким образом, здесь мы встречаем сразу и название Полярной «северной звездой» нашей рукописи и двух стражей - β и γ М. Медведицы. Стражами (guardas) назывались они у португальских и других мореплавателей в средние века.

При воображении Б. Медведицы возом, а трех звезд ее хвоста конями в маленьком Алькоре видели всадника. Должен же быть подобный всадник, или по крайней мере извозчик, и у Малой Телеги. И его, по-видимому, отождествляли с самой Полярной или Северной звездой. На это дает указание латинское название М. Медведицы Plostrum minus, Plaustrum (Joh. Bayer, Uranometria, 1603). Эти имена означают телегу, воз. Б. Медведица тоже называлась Plaustriluca. Эти названия у римлян были тесно связаны с созвездиями Медведиц, что даже в слове Plaustellum, означающем маленькую тележку, ясно слышится звездное его происхождение. Извозчик же по-латыни не только назывался auriga, что сделалось собственным именем созвездия Возничего, но и, кроме того, plaustrarius, что уже могло относиться только к а Малой Медведицы (Полярной). При таком объяснении все четыре карты нашей рукописи становятся понятными. Они представляют собою четыре диаметрально противоположных положения близполюсных созвездий - Лося или Б. Медведицы и Сторожей с Извозчиком или М. Медведицы. На первой карте взято такое положение, когда а и р Б. Медведицы - в верхней кульминации, на второй карте - в нижней кульминации, на третьей Б. Медведица - на «бережном востоке», т. е. на северо-востоке. На четвертой карте Б. Медведица - на «голоменном западе». У моряков Белого моря под именем «голомя» известно открытое море, морская даль, лежащая к северо-западу от Архангельского берега. Отсюда «голоменный ветер», т. е. ветер с северо-запада, и «голоменный запад», т. е. северо-запад; на второй карте, где отчетливо изображена Б. Медведица в нижней кульминации, имеется приписка «шелоник». Под именем «шелоника» или «шалоника» (см. Словарь Даля) в б. Новгородской, Олонецкой и Архангельской губ. известен юго-западный ветер, получивший название от р. Шалони, впадающей в озеро Ильмень. У моряков Белого моря существует даже поговорка: «Шалоник - на море разбойник». По-видимому, это слово ошибочно поставлено переписчиком на второй карте вместо первой, на первой же карте Б. Медведица изображена в верхней кульминации, когда она, особенно на крайнем севере, например в б. Архангельской гу-б" действительно, пройдя меридиан, значительно уклоняется к юго-западу от зенита к «шелонику».

Из текста к первой карте видно, что речь идет о кульминации Сторожей, а из рисунка видно, что кульминируют не р и у М. Медведицы - «Сторожа», изображенные к востоку, а а и р Б. Медведицы. Известно, что звезды а и р Б. Медведицы тоже носили название «Стражей». По-видимому, переводчик нашей рукописи путает все время эти названия, в тексте разумея а и р Б. Медведицы, на рисунке же относя название «Стражи» к р и у М. Медведицы.

При верхней кульминации Б. Медведицы к высоте Полярной надо было прибавить 2°10', как гласит текст к первой карте. При нижней кульминации Б. Медведицы (вторая карта) надо было вычесть 4°6'. Но тут явная ошибка - вместо 2° поставлено 4°. На третьей и четвертой картах поправка к высоте Полярной сводится, как это и должно быть на самом деле, к нулю: «ныне стоит извощик на своем граде, ни прибави ни убави», т. е. высота Полярной над горизонтом равна высоте полюса в то время, когда Б. Медведица стоит в «бережном востоке» или в «голоменном западе». Стоит только взять звездную карту с обозначением точки полюса, чтобы убедиться, что это верно. Из выражения же «ныне стоит извощик на своем граде» ясно видно, что под «извощиком» разумеется именно не что иное, как Полярная звезда, или Северная звезда, по которой только и можно измерить высоту полюса - «единою вымерити по правде», как сказано в первом отрывке нашей рукописи.

В другом месте рукописи указываются «восемь больших звезд, по ним же кораблеинцы по морю ходят и ведают путь морский, и как которую звезду немцы зовут, и где она стоит». К сожалению, однако, тут много путаницы, в которой, очевидно, повинны позднейшие переписчики.

Приводим указанный отрывок целиком: «Смотри звездам указу.

Сия звезда летняя придет прямо на лето, коли сторожа стоят в бережном востоке. Ход ей 45 град 45 минют.

Сия звезда коло придет на лето, тогда сторожа стоят на востоке от извощика, А звезда невелика суть. Ход ей 15 град 40 минют.

А переднее колесо большие телеги или лося придет на лето, как сторожа стоят на полуношнике от извощика. Ход ей 20 град 5 минют.

Сия звезда спика виргина придет на лето, коли сторожа стоят на ближней строке севера, как к встоку. Ход ей 8 град 45 минют.

Сия звезда зовется сердце скорпионово, как придет на лето, когда сторожа стоят на голоменном западе. А ход ей 25 град 45 минют.

А светлая меньшие телеги или лося придет на лето, коли сторожа стоят на ближней (вариант другого списка: нижней) строке запада к заре. Ход ей 20 град.

А левоч (вариант: левок) придет на лето, коли сторожа стоят меж шелоником и летником. Ход ей 8 град 48 минют.

А лева нога богатыря или Голияда да придет на лето, коли сторожа стоит...» (здесь описание прерывается).

Слово «лето» в приведенном отрывке несомненно употреблено для обозначения страны света, как это можно видеть из словаря Даля: «лето - юг, полдень; летень - южный ветер в Архангельской губ.». Отсюда и «звезда летняя» не звезда лета, в смысле времени года, а звезда Южная. «Ход звезды» - это ее склонение. Таким образом, когда Южная звезда придет на юг - будет кульминировать на меридиане, Б. Медведица будет стоять на северо-востоке. Это положение близко соответствует Сириусу, так как его склонение в 1600 г. было -16° 13', близкое к указанному в рукописи.

Пропуская пока два следующих определения, остановимся на «Спике Виргине», т. е. Колосе Девы. Указанное в рукописи склонение было в 1550 г. Но положение «стражей» совершенно не отвечает действительности. Следующее определение, наоборот, удовлетворительно, «сердце скорпионово» или Антарес, имевшее указанное склонение в 1700 г., кульминирует при положении «стражей» на голоменном западе, т. е. на северо-западе.

«Светлая меньшие телеги или лося», т. е. Полярная находится в верхней кульминации при положении «стражей»- а и р Б. Медведицы -у самого горизонта. Склонение же ее указано, очевидно, ошибочно.

Звезда вторая совсем непонятна. Название «Коло» употреблялось для Ориона и Б. Медведицы (см. выше, гл. V), но ни то, ни другое сюда не подходит. Седьмая звезда «левоч» - это Лев, т. е. а Льва - Регул, положение «сторожей» удовлетворительно (на юго-западе), но склонение должно быть 12-13°, а не 8°, как в тексте. Не есть ли последняя, восьмая - Ригель, расположенный на левой ноге «богатыря - Ориона или Гиады»?

Третья звезда, по мнению В. В. Бобынина, также рассматривавшего этот отрывок,- γ Б. Медведицы, так как δ не яркая. Но при положении «стражей» β и γ М. Медведицы только η Б. Медведицы может еще удовлетворить указанному положению. Склонение же ее или полюсное расстояние, равно как у звезд γ и δ Б. Медведицы, не могло равняться 20°.

Таким образом, вот все, что можно сказать по поводу последнего отрывка. Вряд ли он имел в действительности какое-либо практическое значение для наших моряков. А переводчик нашей рукописи, несомненно, если и не был сам моряком, то во всяком случае это житель б. Архангельской губ., прекрасно разбирающийся в терминах, употреблявшихся у архангелогородских мореплавателей, как это обнаруживает все наше исследование. «Указ, как мерити северную звезду» был полон для него практического интереса, как и четыре карты положения Лося, Сторожей и Извозчика. Положение же, например, Антареса, который никогда не восходит в Архангельске, безусловно, не имело практического интереса для архангелогородского мореплавателя. Недаром переводчик первой печатной русской звездной карты, о которой мы уже упоминали выше, стал в тупик, когда ему пришлось объяснить название Скорпиона, и то место в оригинале, где говорилось, что Офиух попирает сердце Скорпиона, он перевел: «Медведок, его серце попирает Офиунх». «Медведок» или медведка - насекомое из отряда прямокрылых - grylotalpa vulgaris - своим непривлекательным видом и величиною действительно немного напоминает скорпиона, но ничего, конечно, общего с ним не имеет.

В заключение можно сказать, что существование отдела о звездах в русской рукописи XVIII в. показывает нам, что еще задолго до Петра Великого, обучавшегося у Брюса находить «элевацию поли по Нордштерн», т. е. высоту полюса по Полярной, наши архангелогородские мореплаватели по положению Лося, Сторожей и Извозчика с помощью какого-то угломерного прибора умели уже находить высоту полюса и, следовательно, широту места. Для этой цели и переводились наставления типа, рассмотренного нами.

Что же представлял собою угломерный прибор того времени, служивший морякам для определения высоты полюса? В навигационной школе, основанной Петром I в Москве в 1701 г., были «ноктурналы - инструменты для определения времени по наблюдениям звезд М. и Б. Медведиц».

Вероятно, эти же самые ноктурналы были в ходу и у наших архангелогородских мореплавателей XVII в., достигавших в своих плаваниях по Баренцеву морю самого Груманта, как тогда назывался. Шпицберген. Наши «ноктурналы», по-видимому, это - «арбалеты» или «balestilha» средневековых португальских моряков, изображения которых мы приводим здесь. На рисунке (стр. 55) показано, как моряк определяет высоту Полярной (Norte); к высоте ее над горизонтом он должен был прибавить 3°,5 при указанном на рисунке положении «guardas», т. е. «Сторожей», чтобы получить высоту полюса, как это сказано в тексте «Arte del mareаг» издания 1537 г. На рисунке на стр. 61 показано определение высоты Солнца над горизонтом при помощи подобного же арбалета, где визировалось отражение солнечного луча, а не самое светило.

Для этих же целей употреблялась и астролябия, с которой путешествовал по Волге и Персии Олеарий. Это - прототип современного секстанта и теодолита. Он представлял собою круг, подвешивавшийся на кольце в вертикальной плоскости, и посредством алидады, снабженной диоптрами, наблюдались светила, высота которых отсчитывалась на лимбе. Отсчеты этим прибором при наблюдениях высоты Солидна и Полярной звезды давали широту места с точностью до нескольких минут дуги. Олеарий опредилил этим именно прибором широту Новгорода, Москвы и других городов России. В его книге можно найти не мало таких определений. Они были сделаны, по-видимому, с большой тщательностью, так как дают расхождения с действительностью в большинстве случаев не более 8'-13' дуги, и только для некоторых восточных пунктов разница эта достигает 17'-40' (Васильгород, Саратов). Древнейшие определения координат на Руси были сделаны еще в XVI в. для Новгорода и Москвы. Относительно широты Новгорода Олеарий говорит: «Хотя Лундорпий указывает на 62°, а Павел Иовий (1522) на 64° - но это было бы слишком далеко к северу. Последний пишет: "Новгород удручается как бы постоянною

зимою и мраком весьма продолжительных ночей: ведь северный полюс у него отстоит от горизонта на целых 64°". Я в 1636 г. 15 марта в полдень точно определил высоту Солнца и нашел, что расстояние его от горизонта равно 33°45'.

Склонение Солнца, в виду високосного года, нужно было принимать в 2°8'. Если их вычесть из высоты Солнца, то получается для высоты экватора 31°37'. Вычтя их из 90°, мы получаем для высоты полюса 58°23'. С этим вычислением согласен и бывший шведский посол Андрей Буреус, который на своей шведско-русской карте ставит это место даже еще на 10' ниже». Олеарий ошибся в определении широты Новгорода всего на 8', тогда, как Буреус на 18'.

Об определении широты Москвы впервые говорит Герберштейн в своих «Записках о Московских делах»: «Говорят, что самый длинный день в Москве во время летнего солнцестояния имеет 17 часов и три четверти. Я не мог тогда (1526) ни от кого узнать истинной высоты полюса, хотя одно лицо говорило мне, будто оно узнало, но из неверного источника, что эта высота 58°. Наконец, я сам сделал опыт при помощи астролябии, и во всяком случае в девятый день июня, в полдень, наблюдал Солнце на высоте 58°. На основании этого наблюдения и по расчету людей, опытных в таких делах, было открыто, что высота полюса составляет 50°, а самый длинный день - 17 часов и одну четверть».

По поводу этих расчетов Олеарий в своем описании Московии замечает: «Полагаю (что Герберштейн определял) по новому календарю, что когда Солнце находилось в 18° Близнецов и имело, следовательно, 23° склонения, последнее число градусов отнято от высоты Солнца; тогда получится высота равноденственника (т. е. экватора) в 35°. Отняв это число от всего квадранта 90°, останется 55°, а не 50°, как выходит по исчислению из принятой им, Герберштейном, высоты. Если исчислять по старому календарю, то и такое исчисление также не будет согласно с мнением Герберштейна. Сам я неоднократными наблюдениями нашел высоту полюса (в Москве) в 55°36' широты». Герберштейн, конечно, ведет расчеты по старому календарю, так как в Москве он был в 1526 г., а новый календарь был введен папой Григорием в 1582 г., уже после смерти Герберштейна (1566 г.), но это мало меняет суть дела, и его определение широты Москвы дает 55°, т. е. с ошибкой 45', а длина наибольшего дня в 17 ч, 15 м. и оказывается всего на 20 м. меньше действительной (17 ч. 35 м.). Несмотря на то, что Герберштейн был близок к действительности, какие-то «опытные в таких делах люди» сбили его с толку своими неверными расчетами. Олеарий еще больше уточняет определение Герберштейна, давая для широты Москвы 55° 36', т. е. с ошибкой на 9'. Для Астрахани, при «помощи повторных исследований», Олеарий дает 46° 22', всего на V расходясь с действительностью.

Отсюда мы видим, насколько Олеарий уточняет определение своих предшественников. Из всех его определений самую большую ошибку обнаруживает Нотебург (Шлиссельбург) -3°33'. Вероятно, здесь вкралась опечатка.

Для того чтобы вполне по заслугам оценить эти исследования Олеария, следует рассмотреть состояние картографии Московии того времени. Географические карты Московии и Персии начала XVII в. представляли собою в большинстве случаев схематические чертежи без градусных сеток. Такую карту можно, например, видеть у Кеплера, в его «Epitomae astronomiae» 1618 г., где всей Московии, Плесковии (Псковско-Новгородский край) и Т.артарии (Поволжье) отведено пространство меньше Польши. Впрочем, были попытки и нанесения сеток на карты. Известна, например, карта Европейской России, изданная в 1613 г. голландцем Гесселем Герритсом «по автографу царевича Федора Годунова», под которым ра-« зумеется так называемый «Большой Чертеж», не дошед-^ ший до нас, но текст которого или описание сохранилось во многих списках. На карте Гесселя нанесена сетка как для широт, так и для долгот через 5°. На этой карте прежде всего бросается в глаза Каспийское море, по очертанию совершенно не похожее на современное. Астрахань стоит на широте около 50°, вместо 46°,5, Казань на широте 58°,5 вместо 55°,5; Новгород и Москва показаны с ошибкой, не превышающей 0°,5- 1° по широте, а по долготе до 5°; вообще же западная часть карты значительно точнее восточной.

В книге Риччиоли «Geographia et hydrographia reformata» (1672 г.), являющейся географической энциклопедией середины XVII в., содержится обширный список географических пунктов с указанием их координат (стр. 388-409), и в нем можно найти десятка два городов Московии, Татарии, Ливонии и Польши. Широты Риги, Варшавы, Вильны, Киева и Ярославля очень близки к действительности (разница 1-3' дуги), тогда как широты Колы, Архангельска, Вологды, Ревеля, Смоленска и Москвы уже менее точны и разнятся на 13-59' дуги, для восточных же городов, «в Тартарии» - Нижнего Новгорода и Астрахани - ошибка достигает уже 0°,5-3° дуги, а для Самарканда, который мог интересовать Риччиоли как место обсерватории Улугбека, широта расходится на 6°21'.

С долготами дело обстоит значительно хуже. В таблице Риччиоли счет долгот ведется от острова Пальма, находящегося на одном меридиане с островом Ферро (оба острова в архипелаге Канарских островов), но Париж показан имеющим долготу 24°30', вместо 20°00 по современным данным, т. е. с ошибкою на 4°30'. Эту ошибку, очевидно, надо учитывать при оценке долгот всех пунктов Московии, и потому, чтобы привести их в сравнении с современными данными от острова Ферро, следует уменьшить все данные Риччиоли на 4°30'. Полученные цифры все же показывают значительное расхождение даже для наиболее западных .пунктов - Польши и Ливонии, до 1°25/ (Рига, Ревель, Варшава). Наиболее точно указана долгота Гродно, с ошибкой всего 20'. Для Нижнего Новгорода и Москвы ошибка достигает 5°, для Самарканда 7°, для Ярославля и Астрахани 12°.

У Олеария мы встречаем только три указания долгот - для Ревеля, Дербента и Москвы, причем для Ревеля он указывает долготу - «как полагают» -48°30', для Дербента - 85°,- «как персы полагают». Самостоятельным же определением у него является только долгота Москвы -66° (у Риччиоли - 64°30'). К сожалению, Олеарий не указывает начального меридиана. Если разуметь общепринятый в его время отсчет острова Ферро или Пальма, допуская ту же ошибку, что и Риччиоли (4°30'), то для Ревеля ошибка будет 1°33', для Дербента 14°32' и для Москвы около 6°. Олеарий определил долготу по весьма несовершенному способу: «Сколько мог дознаться,- говорит он,- по времени Луны в полуденной линии». Способ этот состоит в том, что, зная разницу во времени, а также и величину, на которую изменяется время прохождения Луны через меридиан, мы из сравнения этих величин можем заключить, на сколько часов и частей часа отстоит данное место от начального меридиана.

Интересно для характеристики научной разобщенности того времени отметить, что 1-е издание книги Олеария вышло в Шлезвиге в 1647 г., 2-е - в 1656. Однако Риччиоли, напечатавший в Венеции свой труд в 1672 г., ничего об этом не знает. Как видно из сравнения координат, он пользовался для России какими-то другими источниками. Перечисляя авторов, писавших о Московии, он указывает Герберштейна, Кампензе, Меховского, Массу, Посеевина, но Олеарий ему неизвестен.

Ошибка Олеария в определении долготы Москвы, на 6° имела большое значение при определении им величины фазы солнечного затмения 1 июня 1639 г. для Москвы, о чем говорилось выше.

После Олеария определением координат некоторых городов на Волге занимался еще капитан Буговен, голландский мореход, бывший начальником кораблестроения при Алексее Михайловиче. 8 июня 1669 г. он приплыл на яхте в Нижний Новгород и определил его широту 56° 28' (действительная широта 56°20/). Широта Васильгорода (Васильсурска) оказалась 55° 51', в действительности же 56° 08'.

По-видимому, Буговен тоже не знал, что в книге Олеария уже даны определения широты этих городов.

Большое значение для развития астрономических знаний на Руси имели календари. Мы видели выше, что еще в XVI в. на Руси уже появились альманахи, распространявшиеся в. рукописях, вероятно, по почину Николая Любчанина, но это были так называемые «постоянные» календари-альманахи. Таков же, например, «Месяцеслов Леопольдийский» или таблицы, указывающие годы от Адама восточной церкви, римской, по-еврейски и т. п. Годы в нем от н. э., индикт, круг Солнца, Луны и т. п. Первый год в этом месяцеслове 1583, последний-1752. По-видимому, он появился у нас в конце XVI или начале XVII в.

Первый, в настоящем смысле, календарь рукописный появился у нас в 1664 г. За ним следует «Годовой розпись или месечисло» на 1670 г., посвященный Алексею Михайловичу. Начиная с этого времени, календари переводились в посольском приказе для царского употребления, вероятно, ежегодно. По крайней мере, известны календари за 1670, 1676, 1686, 1689, 1690, 1691, 1693, 1695 гг.

Старообрядческий писатель диакон Феодор упрекал царя, что он «Альманашник любит», вероятно, потому, что Алексеем Михайловичем был заведен порядок перевода календарей. Оригиналами для этих переводов были немецкие календари Фохта (1663-1688), Галкена и Рольфа. Переводили их на русский язык Иван Якимов, П. Шафиров и др. Один из таких календарей, на 1686 г., был даже напечатан церковнославянским шрифтом и славянскими цифрами, как это указывает В. В. Бобынии в своей библиографии.

Все переводившиеся у нас календари, кроме астрономических данных, содержали астрологические предсказания. Для примера остановим наше внимание на календаре на 1689 г., переведенном в Холмогорах по распоряжению архиепископа Афанасия. Перевод был сделан Семеном Лаврецким, переводчиком посольского приказа. Подлинник на польском языке составлен д-ром философии и медицины Краковской академии Мартином Словаковичем: «Новый и старый календарь течений небесных на лето Господне 1689. Домовитым для севбы и для прививок, больным для исправления здравия, здравым для творения дел великих, ловчим для давления зверя зело надобен».

«О свойстве года 1689. Хотя Алоумозар чает суши, когда хвост змиев лереходит весы, но я, имея прозрения на места и обращения Крона Хромого (Сатурна), Ермиса (Меркурия) и Луны, должен внести, что сего года мокрота надосадит людям, ибо Крон Хромой в знаке мокром северном значит множество дождей и воды великие, на то соизволят и Ермис в Баране и Луна в Рыбах; однакож той мокроты надобно быть больше в странах, которые лежат под Скорпиею: Савийская земля, Туркская, Падуа, Гданск и Штеттин».

Как видим, здесь прогнозируется дождевая погода для 1689 г. по положению планет-Сатурна в Весах, Меркурия в Овне и Луны в Рыбах. Эти астрологические приемы предсказания погоды, как мы видели выше на примере с Николаем Любчанином, были очень распространены с XVI в., причем не лишним стоит упомянуть, что лето 1689 г. на юге России отличалось засушливостью, которая, впрочем, вряд ли могла смутить д-ра философии Словаковича, так как он мог бы сказать, что Алоумозар, действительно, «чаял», т. е. ожидал суши. Этот же последний авторитет принципом своих предсказаний выставляет пересечение узлом эклиптики («хвост змиев») созвездия Весов.

Описывая лунные затмения 1689 г., 4 апреля и 29 сентября, автор говорит: «Опасаться надобе великого, замешання и болезней вредительных в тех странах, которые лежат под Скорпиею и Водолеем. Сие есть Москва,

Дацкая земля, Волоская, Татары, Русь Красная, Шведы, Турки, а в Ракушах всякими мерами имеет быть губительное сие помрачение, потому что мрачитися в самой десятой доли Весов».

Наряду с календарями и альманахами с XVII в. на Руси начали появляться в рукописях переводные космографии. Еще Олеарий сообщает, что в его время австрийский посол Дорн перевел краткую космографию и что такие книги читаются многими из любознательной знати московской. Что представляла собой эта космография, т. е. какую систему мира она принимала - птолемееву или коперникову - неизвестно, но несомненно, что со второй половины XVII вв. стали появляться космографии, излагавшие наряду с птолемеевой и коперникову систему мира. Такова, например, рукопись «Зерцало всея вселенныя или атлас новый, в нем же начертания всея вселенныя и описания всех частей ея издана суть». В этом «Зерцале», представляющем собою перевод космографии Блеу, выполненный около 1655 г. Епифанием Славинецким, быть может, даже по инициативе патриарха Никона, как думает Б. Е. Райков, излагаются обе системы, сначала птолемеева, потом коперникова, в таких выражениях: «Иже суть втораго разумения, еже древле Пифагорий, Аристарх Самийский и прочие много прежде лет Аристотелевых Гиппарха и Птоломей держаху, и юже прежде лет близ ста в мир паки произведе Николай Коперник, и ныне изящнейшие вси математики подражают: Солнце (аки душу мира и управителя вселенные, от него же земля и вси планеты светлость свою приемлют) полагают посреде мира недвижиму. Меркурия же на первом крузе...», и далее идет перечень планет, с указанием времени их обращения, и прилагается чертеж-план коперниковой системы. Как видим, автор писал через 100 лет после открытия Коперника, следовательно в середине XVII в. Ссылкой на древние авторитеты: Пифагора, Аристарха Самосского и др. он, как видно, старается избежать упрека в новшестве, а далее осторожно указывает на современных ему «изящнейших математиков», которые подражают Копернику, вероятно, разумея здесь Галилея, а быть может, и Кеплера. Сам же он не высказывает определенного своего мнения: «Кое от двоих сих разумений есть приличнейшее и с природным расположением мира согласуется, на месте сем не хощем уставляти, но в вещех небесных искусным оставляем любопретися».

В другом подобного рода сочинении наряду с коперниковой системой вниманию читателя предлагается компромиссная система мира Тихо Браге. Называется оно «Острология солнечному и лунному и звездному течению и вся небесные двизания». Но все такого рода рукописи являются исключением, большинство же относящихся к XVII в. твердо остаются при системе Птолемея, которая, несомненно, в течение этого столетия была у нас господствующей, и переход к новой системе мира произошел у нас уже в петровские времена.

Так обстояло дело с коперниковским учением. Что же касается телескопических открытий Галилея, то о них от XVII в. у нас сохранилось еще меньше сведений, и все они относятся (Главным образом к концу этого века.

Среди всякого рода астрологических рукописей большой популярностью пользовалось повествование о звезде Чигирь, начинающееся описанием поясов небесных по системе Птолемея. Этой рукописи давалось заглавие: «Премудрость царя Соломона и Философа большого первого Филодёльфа и Птоломея, царя египетского, и поясех небесных и о звездах и о солнце и о лунех, на коих поясах ходят и о 12 зодиях и о часах и о планидах до скончания века зри, разумевай и толкуй неленостно».

При описании планет Крона и Зевса автор помещает их, согласно с Птолемеем, на 1-м и 2-м небесных поясах (обратный счет), причем относительно Зевса (Юпитера) упоминает, что он «ходит в четырех звездах сама пятая». Откуда могло явиться такое представление? Мы думаем, что только из такого астрономического источника, который появился после знаменитого открытия Галилеем в 1610 г. четырех спутников Юпитера. Иногда в рукописях приводятся рисунки, показывающие, однако, непонимание автором того, о чем он говорит, так как спутники расположены бывают только по двум сторонам планеты. Заимствование у Галилея подтверждается описанием звезды - Крона (Сатурна) на первом поясе: «а дано ей хождение таково: две звезды по сторонам, а она среди их третия, сим образом, якоже зриши зде». В рукописях имеется рисунок. Ясно, что речь опять идет об открытии Галилеем в 1610 г. кольца у Сатурна, который первоначально показался ему в виде тройной звезды. Только в 1659 г.

X. Гюйгенс рассмотрел, что придатки у главной звезды Сатурна являются замечательными его кольцами. Таким образом, не подлежит сомнению, что один из источников, бывших у автора «Премудрости Соломона», относился к эпохе Галилея 1610-1659 гг. Возможно даже, что автор работал над своей рукописью именно в это время, так как пасхальная таблица в конце одной такой позднейшей рукописи дана на время с 1733 по 1833 г. Не представляет ли собою эта таблица механического продолжения пасхальной таблицы, имевшейся в оригинале, на новую сотню лет, которая была датирована 1633-1733 гг.? Если сделать это предположение, то компилятор мог работать около 1633 г., имея перед собою какое-то астрономическое сочинение с данными об открытиях Галилея.

В связи с этим возникает другой, чрезвычайно люботпытный вопрос: когда ж у нас, на Руси, появились зрительные трубы и телескопы?

Посол Адольф Лизек, о котором говорилось выше, рассказывает о своем приезде в Москву в 1675 г.: «Навстречу попалось нам несколько дворян, вооруженных луками и стрелами, с борзыми и гончими собаками. Несколько времени они ехали возле наших экипажей; потом, показывая вид, будто занимаются охотою, отстали от нас и скрылись в кустарнике, где, как после мы узнали, находился и его царское величество (Алексей Михайлович) и смотрел на нас в зрительную трубу».

В. О. Ключевский в своем «Курсе русской истории» говорит: «Новое веяние захватывало даже таких слабых людей, как царь Федор (Алексеевич), слывший за великого любителя всяких наук, особенно математических, и, по свидетельству Сильвестра Медведева, заботившийся не только о богословском, но и о техническом образовании,- он собирал в свои царские мастерские художников всякого мастерства и рукоделия». При нем был снова приглашен ко двору и врач-астролог А. М. Енгельгардт.

В библиотеке царя Федора Алексеевича имелась книга «О Луне и о всех планетах небесных». Вероятно, это перевод «Селенографии» Гевелия, хранящийся ныне в библиотеке АН Литовской ССР в Вильнюсе. Перевод имел следующее заглавие: «Иоанна Гевелия Селенография, еже есть Луны описание и прилежное крапин ее и подви- жений различных и иных всех изменений и изображений, зрительного сосуда помощию испытанных, определение. В нем же зде иных многих планет природный зрак и многая блюдения, наипаче же крапин солнечных и иовешовых (юпитеровых), трубозрением изобретенных и таблиями вельми прилежно на меди изваянными, во увидение полагаются...». Рукопись писана почерком XVII в., некоторые гравюры вырезаны из оригинала издания 1647 г. и вклеены в перевод.

Таким образом, любознательный царь Федор Алексеевич уже знал о последнем слове тогдашней науки - о существовании «зрительного сосуда», т. е. телескопа, а быть может, даже и смотрел в него на «крапины» Луны и Солнца или на спутников «Иовиша». Во всяком случае «Книга о Луне и всех планетах небесных» была настолько выдающейся из всех других в библиотеке Федора Алексеевича, что потом - в 1683 г.- была изъята оттуда, как значится в описи, в «хоромы царя Петра Алексеевича окольничим Стрешневым». Это, очевидно, была одна из книг, которой прежде всего, заинтересовался Петр I.

Несомненно, что в то время зрительные трубы уже проникали на Русь. Об этом есть прямое указание в «Описи зданий и всего имущества Соловецкого монастыря 1670 г.», где среди «рухляди» бежавших из монастыря монахов значится принадлежавшая старцу Виктору Киевлянину «труба зрительная немецкая». Выше же мы видели, что в покоях Афанасия, холмогорского архиерея, были, между прочим, «трубки окозрительные» и «стекло круглое зрительное немецкого дела».

Подытоживая теперь все сказанное, любопытно будет привести мнение двух иностранцев, посетивших Россию во вторую половину XVII в.,- Георга Корба и Я. Рейтенфельса. Первый в 1698 г. пишет: «Они (Московиты) презирают свободные науки, как излишнее мучение для юношества, запрещают изучение философии, часто всенародно карали астрономию, осужденную под именем магии. Запрещено ввозить в Московию календарь астронома Фогта... Они утверждают, будто эта нечестивая наука основана на сношениях с нечистыми духами: по их внушению и указанию астрономы высказывают иногда такие предположения насчет будущего, которые превышают человеческий разум».

Я. Рейтенфельс, бывший в Москве в 1670-1672 гг., однако, говорит иначе:«Не так давно они (Московиты) не имели ни малейшего понятия об астрологах и математиках и провозгласили Олеария, знаменитого составителя истории Московской, чародеем, когда он, будучи в Москве, показал так называемую камер-обскуру. Теперь, впрочем, и те и другие не только терпимы, но даже, по приказанию царя, ежегодно составляют на московском наречии подробные календари с предсказаниями и распространяют их в народе посредством печатания».

Это противоречие в показаниях двух иностранцев объясняется тем, что они не различают отношения к науке двух слоев тогдашнего русского общества: с одной стороны, осколков старого удельного боярства и духовенства, с другой стороны - верхушки среднего дворянства Замосковного края (т. е. центра страны), которое энергично стремилось «к завоеванию берегов Балтийского моря и жадно воспринимало новые веяния, идущие с Запада. Рейтенфельс разумеет, конечно, второй слой, представляя дело так, что старому уже не осталось места, тогда как Корб как бы не замечает новой перемены, хотя пишет уже в петровские времена, когда новые веяния стали неоспоримыми. Он разумеет, очевидно, ту консервативную группу, для которой неприемлема была потом даже календарная реформа - «Как мог государь переменить солнечное течение?». Джон Перри хорошо характеризует этот слой боярства так: «Они подчинились этому указу [о 1 января] только из страха, но и до сих пор находятся еще некоторые старые люди, которые в день 1 сентября собираются между собою и с ревностным усердием празднуют этот день, как первый день нового года. В частных разговорах они тайно будут уверять вас, что свет действительно так стар, как они то полагают, согласно расчету их. Это составило бы теперь 7223 года [1715]».

Календарь Фогта, который приводит в пример Корб, был запрещен по чисто политическим соображениям, так как в нем было усмотрено предсказание стрелецкого бунта в словах: «Москва также не уйдет от определенного ей несчастья», точно так же, как впоследствии, при Анне Иоанновне, в 1735 г. в Киеве и на Украине приказано было отбирать и жечь календари, привозимые из Польши, потому что в них оказались «зловымышленные и непристойиые пассажи». Вообще же календари в XVII в. при дворе хотя и переводились, но широко, по-видимому, не распространялись и ходили только в рукописях. Первый печатный календарь отмечен нашими библиографами на 1686 г., и указание Рейтенфельса о печатании их в 1670-1672 гг. пока ничем не подтверждается. В словах же Корба «всенародно карали астрономию», вероятно, заключается намек на огненную казнь «жидовствующих» (см. IX главу) в 1505 г., о которой Корбу могли рассказать в Москве.

Таким образом, если сопоставить все приведенные выше сообщения иностранцев и вспомнить известную «Историю о невинном заточении ближнего боярина Артемона Сергеевича Матвеева», который пострадал за то, что у себя «в домишке в палате с Стефаном доктором чли черную книгу запершись, а та книга в полдесть, а толщиною пальца в три.., и подмечены статьи словами цифирными», то можно прийти к определенному выводу, что, несмотря на новые веяния, заниматься астрономией и астрологией, которые к тому же в то время еще не дифференцировались, в Москве даже в XVII в. было не безопасно. Тем не менее, находились смельчаки, которые все же принимали приглашения, ехали служить в Москву и писали для царя даже целые астрологические трактаты, как доктор Енгельгардт.

XII. АСТРОНОМИЯ ПЕТРОВСКОГО ВРЕМЕНИ

Известен рассказ Петра о начале кораблестроения в России. В этом рассказе он отмечает два события в своей юности, которые, по его словам, имели влияние на развитие у него интересов к мореходному делу, геометрии и фортификации. Этими событиями были находка в селе Измайлове, в сарае, английского ботика и рассказ князя Якова Долгорукова об имевшейся у него астролябии, «которой можно было брать дистанции или расстояния, не доходя до того места». «Я зело желал его видеть, - говорит Петр, - но он (князь Яков) мне сказал, что его у него украли. И когда поехал он во Францию, тогда наказал я ему купить между другими вещьми и сей инструмент, и когда возвратился он из Франции и привез, то я, получа оный, не умел его употреблять. А инструменты были - астролябия, да кокор или готовальня с циркулем и прочим». Далее Петр подробно рассказывает, как никто не мог объяснить ему способа пользования этими инструментами и даже придворный «дохтур», который, однако, отыскал в Москве голландца Франца Тиммермана, сумевшего объяснить Петру назначение и способ употребления привезенных инструментов; с тех порастал при дворе быть беспрестанно сей Франц и в компаниех с нами».

Яков Долгоруков был послан во Францию Софьей в 1687 г., и потому, надо думать, знакомство Петра с Тим- мерманом, этим первым его учителем математики, относится к 1688 г., когда Петру было 16 лет. Сохранились учебные тетради Петра, относящиеся к этому времени, из которых видно, как он постепенно усваивал четыре действия арифметики. Но что же представляла собою привезенная Петру Яковом Долгоруковым астролябия, употребление которой объяснил ему Тиммерман?

Вряд ли это была землемерная астролябия, которую действительно можно использовать и для определения расстояний, для чего, однако, нужны уже обстоятельные математические познания. Скорее, надо думать, это была астролябия астрономическая, подобная той, с которой путешествовал по Волге Олеарий, или астролябия, которую можно было устанавливать как в горизонтальном положении на треноге для землемерных целей, так и в вертикальном (подвешивать за кольцо) для определения угловых расстояний светил. Такие астролябии в то время действительно изготовлялись в Голландии. Из сохранившихся тетрадей Петра не видно, чтобы Тиммерман пытался объяснить Петру землемерное искусство или определение расстояний до предметов. Но листы 9 и 10 прямо показывают, что Тиммерман обучал Петра пользоваться астролябией для определения высоты солнца и, следовательно, широты места. Как моряк, Тиммерман это знал хорошо, а Петра, понявшего, какое важное значение это имеет в морских путешествиях, астрономическая астролябия могла увлечь не меньше, чем землемерная.

Вот собственноручная запись Петра, относящаяся к занятиям с астролябией: «Когда хочешь поло избрать (т. е. когда хочешь найти высоту полюса) и когда будешь делать и сколько градусов... Солнце покажет на астролябиум, записать, потом взять того дня деклинацию (т. е. склонение Солнца) и вынять оною ис того числа, что Солнце покажет, супстракциею (т. е. вычитанием), и достальное, которое осталось за выемкою, вынять из 90, и что останет по тому месту, сколько и градусоф широты. Деклинацию зимою убавить и летом прибавить».

При этом описании приложен чертеж, удовлетворительно .поясняющий суть дела измерения высоты Солнца над горизонтом.

Английский ботик в сарае и астролябия, позволявшая ориентироваться в морских путешествиях,- вот как бы два символа, характеризующие собою главную линию интересов и устремлений Петра, которые далее развиваются и усовершенствуются и которые не были, конечно, случайной личной юношеской прихотью, а появлялись у Петра несомненно под влиянием окружающей среды. Ведь необходимость моря и флота для России была осознана еще при Алексее Михайловиче, который строил корабли в Дединове и посылал герцогу Курляндскому запрос - нельзя ли строить русские корабли в его гаванях. «Ногою твердой стать при море» - это был девиз вообще верхушки дворянства Московской Руси, понявшей необходимость для России выхода к морю. Беседы с просвещенным князем Б. А. Голицыным, А. А. Матвеевым и другими, по-видимому, имели большое значение для молодого Петра. Особенный интерес к астрономии, который проявлял Петр в течение всей своей жизни, объясняется не только общей его любознательностью, но главным образом осознанием значения и пользы этой науки в мореходном деле.

С телескопической астрономией, правда, только теоретически, Петр познакомился, по-видимому, раньше встречи с Тиммерманом, из «Селенографии» Гевелия.

Обычно пишут о благотворном влиянии Лефорта на Петра, но никто не обратил внимания на возможность влияния на Петра Я. В. Брюса [3] в ранний период его жизни. Брюс при Петре известен главным образом с 1689 г. как неразлучный спутник в его походах, но ведь тот же Брюс, почти ровесник Петра (на два года старше его), является участником потешных игр Петра с 1683 г. Любопытно, что все отмечают большую образованность Брюса и склонность его к занятиям математикой, астрономией и артиллерийским искусством, но никто не знает, где и когда он получил образование (по-видимому, домашнее). Всем известно, что Петр любил и ценил Брюса, и не естественно ли предположить, что уже в ранней юности, в пору потешных игр, началось это сближение, когда, быть может, они совместно просматривали замечательную книгу Гевелия, в которой были занимательнейшие гравюры, вырезанные из латинского издания этой книги и переплетенные в русский перевод, с изображением лунных гор, спутников Юпитера и кольца Сатурна.

В 1697 г. снаряжается посольство за границу, в котором инкогнито принимает участие сам Петр, под именем «волонтера Петра Михайлова», с целью ближайшего изучения кораблестроения. Инкогнито выдержать не удалось, и Петр становится известным за границей как русский царь, интересующийся всем, и в частности астрономией. По словам «Biographia Britanica» (1754 ir.), приехав в Англию, Петр пригласил, между прочим, к себе знаменитого Галлея и вел с ним длинные беседы о флоте и об искусствах и науках, которые он намерен был развивать в России. Петр был так восхищен ответами Галлея, что пригласил его к столу и называл своим другом. Вероятно, Галлей, а быть может, и какой-либо другой из астрономов, указали Петру на Фарварсона (Henry Far wharson) как на математика и астронома, которого можно было бы пригласить на службу в Россию. В то же время Брюс, примкнувший еще в Амстердаме к свите Петра, остается в Англии для усовершенствования своих познаний по математике и астрономии. Из этих фактов следует, что в это время у Петра уже созрела мысль об учреждении в России специальной школы для подготовки научно-образованных мореплавателей. И действительно, по возвращении его из-за границы такая школа «математических и навигацких хитростно искусств учения», учрежденная указом 14 января 1701 г., начала функционировать еще в августе 1699 г., а в 1702 г. была переведена в знаменитую Сухареву башню, построенную под Сретенскими воротами. Своеобразной архитектурой эта башня походила на прежний адмиральский корабль с мачтою, галлерей второго яруса соответствовали шканцам корабельным, восточная сторона - носу, а западная - корме. Таким образом, сама архитектура этой башни, начатой постройкой в 1692 г. и законченной в 1701 г., уже указывала ее назначение - быть палатами первого морского училища в России. Школа эта находилась в ведении боярина Ф. А. Головина, а первыми учителями ее были Андрей Данилович Форфорин (так перекрестили у нас Генри Фарварсона), рыцарь Грейс, Степан Гвын - все трое прибывшие из Англии - и один русский - Леонтий Магницкий.

Фарварсон, фамилию которого у нас искажали также в Фергюсона, Феркерсона, был родом из Шотландии и до 1698 г. состоял профессором математики в Абердинском университете; затем он переезжает в Москву и преподает математические науки в Навигацкой школе до 1715 г., в котором переводится в С.-Петербург профессором математики Морской академии. Здесь он оставался до конца своей жизни и умер в 1739 г.

Фарварсон был воспитателем первых наших навигаторов и составителем учебников и пособий по математике и морской астрономии. Впоследствии академик-астроном Ж. Делиль, в письме А. П. Волынскому о необходимости преподавания геодезии и астрономии в Морской академии (январь 1740 г.), вспоминает добрым словом умершего Фарварсона и характеризует его деятельность так: «Господин Феркарсон, который был одним из двух профессоров, призванных от Петра Великого, не токмо

сочинил небольшие математические книги, потребные к мореплаванию, как то: арифметику, геометрию, тригонометрию, сочинение морских карт и проч., но еще и сам сперва обучал всем сим математическим началам, а потом обучил он подмастерий, которые могли оным научить начинающих, так что все, которые были научены сим наукам, вышли из сея Академии, включая самых старших офицеров и поныне. Петр I, видя, сверх всего, нужду какову он имел в добрых географических картах своея империи, приказал в 1715 г. г-ну Феркарсону научить особливо географии 30 геодезистов, для посылки из оных по два человека в провинции, дабы им тех (провинций) сочинять ландкарты. Первые геодезисты посланы были в 1721 г., а г-н Феркарсон дал им краткие наставления в том, как им поступать в провинциях при сочинении оных ландкарт, и дал им также обыкновенные геодезические инструменты, как то: астролябии, компасы, квадранты и проч. ...

Покойный г-н Феркарсон был весьма искусен в астрономической теории, но к обсервациям не имел он прилежания. Для того в первые годы с моего приезда в Россию, чтобы, основать в ней обсерваторий, получил большие астрономические инструменты, которые Петр Великий выписал из Адмиралтейства и которые я употребляю и поныне (В астрономические мои обсервации».

Как видим из этой характеристики, Фарварсон не был астрономом наблюдателем, но славился как хороший астроном-математик и педагог.

Любопытна характеристика Фарварсона, данная Джоном Перри и относящаяся к 1717 г.: «Царь употребляет также Фергарсона для преподавания астрономии и приказал ему исчислить, когда и как будут видимы в России затмения Солнца, и царь всегда оставался им доволен. Его величество приказал привезти в страну свою весьма хорошие телескопы, равно как и все другие полезные инструменты и книги, требуемые вышеупомянутым Фергарсоном. Его величество, в сопровождении господ своих, всегда сам с величайшею любознательностью наблюдает все случающиеся солнечные затмения, рассуждая с господами своими и окружающими его людьми об естественной причине этого явления, а также и о движении других небесных светил, вращающихся в солнечной системе, согласно тому, что неоспоримо доказал современному миру великий сэр Исаак Ньютон. Где бы ни находился его величество и куда бы ни собирался ехать, будь это в Польше, в Петербурге, в Воронеже или Азове, он всегда предписывает Фергарсону посылать ему чертежи и описания затмений, преимущественно же солнечных, долженствующих быть в тех местах, где он находится или куда намеревается прибыть .к этому времени...

Не могу не упомянуть здесь о том, как с ним дурно поступали; он так же как и я, много пострадал на царской службе, быв долгое время несправедливым образом лишен всего жалованья, и мы часто вместе с ним оплакивали нашу горькую судьбу... Этот несчастный и талантливый джентльмен все еще в ожидании...».

Из дальнейшего сообщения Перри видно, что Фарварсон, получая, по-видимому, только жалованье, не получил обещанной награды по 100 руб. за каждого обученного ученика. Перри можно бы было заподозрить в пристрастии, так как сочинение его проникнуто жалобами на обсчитывание его самого, но материальное положение Фарварсона, по-видимому, на самом деле было не блестящим, как это видно из дошедшей до нас жалобы его на имя Апраксина.

О двух других учителях-англичанах Джон Перри говорит, что один из них около 1710 г. был убит на улице, возвращаясь из школы в 9 час. вечера, когда на него напала шайка мошенников. Это, очевидно, Грейс. Сам Фарварсон едва не подвергся той же участи. Отсюда видно, каковы были тогда условия жизни в Москве. Другой помощник Фарварсона, мистер Гвин (Quin), очень благовоспитанный и талантливый человек, ежегодно получает чистыми деньгами только половину содержания, назначенного мистеру Фарвароону, хотя, без сомнения, мог бы «гораздо выгоднее употребить свое время, если бы имел счастие продолжать жизнь в Англии».

С этим отзывом, однако, расходится мнение дьяка Курбатова, приставленного к школе, который в 1703 г. доносит Головину о порядках в школе и похвально отзывается только о Фарварсоне и русском учителе - Леонтии Магницком: «А дело признал я из них в одном Андрее Фарварооне, а те два хотя и навигаторы написаны, только и до Леонтья наукою не дошли... Англичане учат... чиновно, а когда временем и загуляются или, по своему обыкновению, почасту и долго проспят...; которые учатся остропонятно, тех бранят и велят дожидаться меньших..., меньший учитель (рыцарь Грейс ни к чему негодный... и сам большой учитель его не любит... Имеем .по приказу милости твоея определенного им помоществователем Леонтия Магницкого, который непрестанно при той школе бывает... англичане, видя в школах его управление не последнее, обязали себя к нему, Леонтию, ненавидением, так что уже просил он, Леонтий, от частого их на него гневоимания от школы себе свободити».

Леонтий Филиппович Магницкий (1669 - 1739) был воспитанником московской Славяно-греко-латинской академии. Изучив языки немецкий, голландский и итальянский, он приобрел обширные познания по (математике и астрономии. Он известен как автор знаменитой "Арифметики, сиречь науки числительной", по которой впоследствии самообразованием учился Ломоносов. Эта замечательная по тому времени книга была не просто учебником арифметики, а представляла собой нечто вроде энциклопедии начатков физико-математических наук. Время составления ее, как это видно из разных задач, 1699- 1701 гг., вышла же она из печати в 1703 г.

Арифметика Магницкого, как это видно из ее предисловия и стихотворного вступления, а также и из ее содержания, имела определенную идеологическую установку, отвечавшую политической линии правительства, взявшего твердый курс на завоевание Балтики. В предисловии, правда, указывается общая причина, побудившая автора к составлению книги - «яко да злое противоестественное и не потребное неведение скоро в нашей земли истрибится... Затверделую невежеством и лишением наук, российских сердец землю размягчит и удобну к приятию семени учения вскоре сотворит». В стихотворном же вступлении указана и другая причина:

«Сотвори ныне в наша лета

Не бывшее от здания света,

Яко где в мале не самый брег

Обрел кораблям свободный бег.

И сие зело есть пречудно,

А врагом нашим вельми грубно,

Но великим сим корованом

В больший страх врагом и поганым».

Поэтому-то автор не ограничивается только арифметикой:

«От различных книг и учений

И от наук небесных течений,

Также и из геометрии и к ней науке - арифметике

Хощу приложить достойных штук,

Яже угодны от тех наук,

И хотяй быти морской пловец

И навигатор или гребец

Да зрит си пользу зде от части,

От сих же восхотех прикласти».

В предисловии также сказано: «И ради сея мореплавания науки объявихом отчасти о фигуре мира, си есть земли и небесе и о разделении их, и о движении Солнца, и о рождении Луны». Таким образом, книга прежде всего имела в виду Навигацкую школу, в которой она и была учебником.

Во вступлении к второй части книги Магницкий принимает кругл овидность земли и неба, но вопрос о центре вселенной (Солнце или Земля) обходит молчанием. Дан чертеж армиллярной сферы и описано значение небесных кругов. В 3-й части «Обше о земном раз;мврении и яже к мореплаванию приналежат» собраны практические сведения по морской астрономии, объяснено значение гномона и полуденной линии, меридиана, дана таблица магнитного наклонения и указан способ определения широты места по наклонению магнита; подробно описан способ пользования инструментом «региумом», под которым разумеется квадрант: «есть звезда близ края северного всемирные оси в конце хвоста меншия урзы, второго величества (т. е. а М. Медведицы, или Полярная, 2-й вел); по долготе под знаком Близнят градусов 24°26'47''. А по широте преходящего (минующего) лета господня 1700 от еклиптики 65°59'50'' отстоящая, а от края оси близ 37' отстоящая обращается, и егда убо Близнята будут посреде оризонта над землею, тогда она звезда 37' отстояти имать от оси к екватору, егда ж Близнята будут под землею, а посреде оризонта будет зад на Стрелец, тогда толкими же минутами отстояти будет от тоя ж оси к северу, о чем известно познаеши... и взем инструмент, называемый региум, яковый зде видиши, и присматриваяся к оной звезде, непопрешно обрящеши на разделенной дуге в 90 частей, висящею гирею показанный градус или минуту, возвышение же поля в том инструменте значит BD. А другая часть тоя дуги CD значит от Полярные звезды до надглавныя точки (т. е. зенита). И сия усмотрев, отстояние оныя Полярныя звезды от оси 37' причти или вычти от показанных ти градусов гиркою в дуге, якож достоит».

Здесь описан простейший способ определения высоты полюса ори помощи транспортира с прикрепленным к нему отвесом. Магницкий составлял свою .книгу, как он сам говорит в предисловии, из разных иностранных пособий, а также и русских рукописных книг XVII в. Однако он не воспользовался способом, указанным в рукописи «Из астрономии с немецких переводов», рассмотрениюй нами выше, где указывались для контроля Лось и Сторожи. Там давалась поправка к высоте Полярной 3° для эпохи 1580 г. Она, конечно, сильно устарела к эпохе 1700 г., - когда следовало взять величину 2°. Однако у Магницкого совершенно неправильно дается величина только в 37', т. е. на 1°23' отличающейся от действительности. Откуда он взял эту неверную поправку - неизвестно.

Далее в «Арифметике» указывается способ определения широты места по высоте Солнца и дана таблица склонений его с 1701 но 1728 г., а также таблица для нахождения азимута Солнца по его склонению и определенной широте места, таблица рефракции и «паралаксиса» Солнца, нахождения фаз Луны для определения приливов, таблицы локсодромические, 1 «чрез них же познается расстояние мест и путь кораблеплавания в простых и сферических линиях и итальянских милях» и, наконец, таблица широт и долгот нескольких, наиболее крупных городов Европы и России.

Из этих таблиц остановимся на двух, как наиболее интересных. Первая - «Како обрести час наводнения в Амстердаме и Архангельске». Чтобы определить время наибольшего морского прилива - «самый верх наводнения»,- сначала указывалось, .как определить возраст Луны. Затем даны таблички так называемого «прикладного часа» для найденного возраста Луны и прикладного часа для данного места, из которых указаны только пять, наиболее нужных русскому моряку,- это для Амстердама 3 часа, для Архангельска в устье Двины 6 часов и вне реки 7 часов, для «Варрамеда в Гишпании» 2,5 часа и для «Тамеси-реки» в Англии (т. е. Темзы) -устье реки 11,25 часа. Путем сложения трех величии получался искомый результат, конечно, с очень грубым приближением.

Таблица широт и долгот дана только для некоторых географических пунктов - Амстердама, Лондона, Рима. «Стекольны» в Швеции (т. е. Стокгольма), Ревеля и Колывани, Риги в Ливонйи, Ругодева и Нарвы и для России-Архангельска, Астрахани, Киева и Москвы. При сравнении этих координат с таблицей Риччиоли, которой мы уже пользовались для оценки определений координат Олеарием (см. стр. 65), оказывается, что Магницкий взял приводимые им величины без всякого критического к ним отношения. А ведь в отношении широт он мог бы использовать более точные определения Олеария, перевод книги которого о Московии уже был сделан в то время и ходил у нас в списках. Это показывает также, что Магницкому не было известно никаких новых определений широт даже Архангельска и Москвы, которые бы уточняли устаревшие данные Риччиоли. А между тем более точные данные, особенно в отношении долгот, сильно расходившихся с действительностью, в то время были известны, по крайней мере для Москвы, уже Фарварсону, который пользовался ими при вычислении затмений, как это будет показано дальше.

Однако все эти недосмотры и ошибки не умаляют значения «Арифметики» Магницкого, сыгравшей, конечно, громадную роль в истории нашей культуры, как это видно хотя бы из биографии М. В. Ломоносова. Несмотря на свои нелады с помощниками Фарварсона, Магницкий все же смог ужиться с «большим учителем», не ушел из школы, а в 1722 г. даже стал соавтором таблиц по мореходной астрономии, изданных Фарварсоном уже в Петербурге.

Теперь нам необходимо остановиться на самой Н двиганной школе в Москве и на работах Фарварсона ото вычислению затмений.

Школа была оборудована многими инструментами. В числе школьных пособий указываются радиусы (градштоки), секторы и квадранты для измерения высоты светил и ноктурналы - для определения времени по звездам М. и Б..Медведиц. Был переведен в Сухареву башню огромный глобус работы Блеу, подаренный еще царю Алексею Михайловичу, помещавшийся до того на колокольню Ивана Великого. На чердаке Сухаревой башни были, вероятно, размещены и первые выписанные Петром телескопы, как это видно из слов Д. Перри, хотя сам Фарварсон, как сказано, не любил астрономических наблюдений.

Ими занимался уже вернувшийся из Англии Я. В. Брюс. Лаланд в своей «Bibliographie astronomique» под 1700 г. прямо отмечает, что Брюс в России начал делать некоторые астрономические наблюдения и представлять их Петру. Опираясь на это, можно думать, что Сухарева башня была нашей первой астрономической обсерваторией, с чердака которой Брюс, вероятно, показывал небесные светила и Петру. Но имел ли Брюс какое-либо отношение к Навигацкой школе, сказать трудно. Н. М. Снегирев полагает, что Петр поручил ему организацию этой школы.

Однако первоначальное оборудование Навигацкой школы все-таки не было удовлетворительным. Курбатов писал в 1703 г. Головину: «Прибрано учеников со 180 человек охотников всяких чинов людей и учатся все арифметике, из которых человек с десять учат радиксы (извлечение корней) и готовы совершенно в геометрик, только имеем нужду в лишении инструментов, и если изволишь, хорошо б заведовать указом таких инструментов у города (Архангельска) не продавать всяких чинов людям, а брать на школы». Последнее замечание еще любопытно в том отношении, что указывает на существование в то время любителей до такого рода инструментов, раскупавших их в порту по привозе из-за границы прежде, чем их успевали, взять в Навигацкую школу.

Поэтому-то мы и видели выше появление разных инструментов и зрительных труб у холмогорского архиепископа Афанасия и у монахов в Соловецком монастыре. Курбатов далее планирует необходимость доставки в первую очередь 60 комплектов инструментов и 100 на будущий год и говорит: «А ныне многие из всяких чинов и прожиточные люди припознали тоя науки сладость, отдают в те школы детей своих, а ныне и сами недоросли и рейторские дети и молодые из приказов подьячие приходят с охотою немалою, и когда наполнится число 200 человек, а приходить будут нарочитые, принимать ли сверх 200 человек?.. Навигатских наук учеников посажено и учатся в геометрии 12 человек, а еще поспевает человек с 20».

Курбатову (приходилось бороться за учеников Навигацкой школы, так как боярин Т. Н. Стрешнев «лисал учеников школы в драгуны без всякого разбора, и ежели побраны они будут, то уже совершенно трехлетний их труд погибает напрасно». Однако, по-видимому, интересы школы в конце концов учитывались, и в 1712 г. число учащихся в ней дошло до 517 человек. (Полагают, что из школы вышло до 50 вполне образованных навигаторов. Об одном из них - майоре Салтанове, упоминает впоследствии астроном Делиль как об участнике Великой северной академической экспедиции 1740 г.

Д. Перри говорит, что Фарварcон получал задания от Петра по вычислению солнечных затмений по крайней мере в четырех случаях - во время пребывания Петра в Азове, Петербурге, Польше и Воронеже. По-видимому, здесь разумеются затмения 1699, 1706, 1708 и 1709 гг.

Первое из них, кольцеобразно-полное затмение 13 (23) сентября 1699 г., центральной линией своей проходило через Польшу, близ Варшавы, Херсона и через Крымский полуостров и Закавказье. Известно, что Петр, находясь весною под Азовом - в Таганроге, готовился наблюдать предстоящее затмение и имел по этому поводу переписку с Брюсом. Прямых сведений о том, что элементы этого затмения вычислял для него Фарварсон), нет, но в 1699 г. последний уже (приехал из Англии в Москву, где организовывалась Навигацкая школа.

В письме к царю от 22 марта 1699 г. по доводу предстоявшего солнечного затмения Брюс пишет: «Милостивый мой государь. Желаю тебе, милостивому государю, многолетнее здравие и счастливое исправление намерения твоего. При сем доношу, когда изволишь потемнение Солнца примечать, тогда изволь избрать избу, в которой бы можно окна все закрыть, чтоб свету в ней ничего ме было. Такожды надобна трубка зрительная, которую з яблоко деревянное вкрепить, а яблоко и с трубкою вставить надобно в затвор оконечной таким подобием, чтоб можно трубку на все стороны /поворачивать на ту стать, как у астролябиума яблочко медное поворачивается. Сие изготовивши, надобно чрез ту трубку зрительную округ солнечный на разных бумажках начертить, чтоб в разныя времена величество потемнения ведомо было. Также и диаметр солнушный прочертить надобно, а диаметр для того начертить, когда изволишь начать примечать, тогда изволь нитку провесную пред бумажкою повесить, и надобно так унаравливать, чтоб всегда стень от той провесной нитки на диаметре (солнечном была; наипаче всего, как трубку и провесную нитку приправишь, изволишь в образце разсмютреть. За сим вручаю тебя, моего милостивейшего государя, в сохранение божие, а я остаюсь твой всем сердцем покорный холоп Якушко Брюс».

Это затмение Петру удалась видеть, как это следует из его письма к Меньшикову от 7 апреля 1706 г.: «В будущем мае 1-го дня будет великое солнечное заитмение, гораздо больше, нежели мы видели в Рыбном».

Селение Рыбное или Рыбенский расположено было на Дону, в нем Петр остановился на обратном пути из Таганрога в Москву. Оно находилось между Калитвой и Коротояком Воронежской губ. На другой день после затмения, 14 сентября, Петр был уже в Воронеже, о чем записано в походном журнале.

Любопытно, что Брюс рекомендовал Петру способ наблюдения затмения при помощи камеры-обскуры, которая в XVII в. была очень распространена среди астрономов в Европе; камера-обскура с телескопом, пропущенным через вращающийся шар, вставленный в закрытый ставень окна специально для наблюдений Солнца путем отражения на экране была впоследствии построена и в нашей Академической обсерватории в деревянном верхнем (третьем) этаже здания. Об этой камере подробно рассказывает академик Либертус в письме к немецкому астроному Вейдлеру: «Третья надстройка содержит темную комнату с телескопом в 5 ф., внутри подвижного шара и английские часы». Эта надстройка сгорела во время пожара 1747 г. и более не возобновлялась, отчего двухэтажная башня академического здания в Ленинграде долгое время имела странный, незаконченный непомерно широкий и плоский верх, тогда как на старинной гравюре башня изображается трехэтажной [4].

Полное затмение Солнца 1/12 мая 1706 г. было видимо в тогдашнем Петербурге. Полоса затмения проходила через Прибалтийский край и б. Новгородскую, Вологодскую и Архангельскую губ. О нем имеются следующие записи в наших летописях:

В III Новгородской летописи: «В лето 1706-м г., майя в 1 день, в восмом часу дни, в третьей четверти, отъяся свет от небеси и от воздуха и бысть тма велия по всей вселенией на земли, коснением мало наса четверти; и толико презелно мрачно бысть, едва человек человека лицем к лицу в самой близости Познани мочню, во храминах же и светлых никако; сего же знамениа в Великом Новгороде едва кто от человек видети лишился».

В прибавлении к этой же летописи имеется другая запись: «Во 8 час дне бысть тма великая на земли, яко полчаса, и тако бысть темно и мрачно, яко немощно видети лица человеча, а в храминах огонь зажигали; а после паки свет возсия».

В Двинской летописи, писанной в Холмогорах или где- либо возле них, под 1706 г., читаем: «Маня 1-го было на небеси знамение в 9-м и в 10-м часу дня: солнце затмилось и было черно, а в то время было зело темно, аки в ночи; край солнца было знать светлаго, ярко серп, да две звезды по край солнца; и была темнота с полчаса

или с час, и после того учало быть светло, как и прежде». При церковном счете часов, принимая 6-й час утра за 1-й, 12-й будет 7-м часом. Третья четверть 8-го, таким образом, довольно точно определяет наступление полной фазы, которая в Смоленске приходится на 12 ч. 20 м., в Новгороде несколько позднее.

Замечание о том, что «сего же знамениа в Великом Новгороде едва кто от человек видети лишился», по-видимому, указывает на порчу глаз у тех, кто смотрел во время затмения на Солнце. В Архангельске фаза была такой, что от Солнца действительно остался тонкий серп сверху. Солнце находилось на границе созвездий Овна и Тельца. Около него находились Венера и Сатурн и несколько дальше над Альдебараном - Меркурий. Марс был виден значительно правее Солнца в Водолее а Юпитер - в Раке. По-видимому, упоминаемыми в Двинской летописи звездами «по край Солнца» могли быть Венера и Сатурн.

Затмение 1 мая 1706 г. является одним из первых, о которых русские люди знали заранее благодаря предпринятым Петром мерам. Так как затмение произошло во время Великой северной войны и Петр боялся падения духа в народе, то он заблаговременно разослал много писем своим приближенным, в которых он просил, чтобы они старались распространять в народе здравыя понятия о предстоящем затмении. К Ф. А. Головину Петр написал замечательное письмо: «Господин адмирал. Будущего месяца в первый день будет великое солнечное затмение. Тот ради изволь сие пор аз гласить в наших людях, что когда оное будет, дабы за чудо не поставили. Понеже когда люди про то ведают преже, то не есть уже чудо».

Кроме того, по приказу Петра Фарварсон и его помощники предприняли вычисления элементов этого и других затмений 1706 г., причем было напечатано славянским шрифтом и распространялось особое «Изъявление о затмениях», в котором дан подробный перечень моментов начала, средины и конца каждого из затмений Солнца и Луны.

Это Печатное оповещение должно было в то время произвести сильное впечатление. Из текста «Изъяснения» видно, нто исчисления Фарварсона были проделаны по старому календарю и по новому, что может сначала показаться-непонятным, так как при переводе нового стиля на старый разница будет только в целых сутках, ню не в часах. М. Д. Вильев, занимавшийся, по нашему предложению, специальным критическим рассмотрением этих вычислений Фарварсона, считал, что числа Фарварсона для старого Календаря дают моменты затмений для Москвы по местному времени, а числа по новому календарю даются по гринвичскому времени. Для затмения 1/12 мая ошибки вычислениях достигают 2-11 минут. При вычислении лунных затмений ошибки достигают уже больших величин, до 15-31 минут. В своей критике вычислений М. А. Вильев допускает, что Фарварсон принимал долготу Москвы от Гринвича в 2 ч. 30 м., как она известна теперь .нам. Но мы видели уже, что судя по «Арифметике» Магницкого, она принималась в 64°30', от Ферро, как она была показана у Риччиоли (см. выше стр, 66), т. е. 3 ч. 07 м. от Гринвича. Какую величину принимал Фарварсон, мы не знаем, но во всяком случае ясно, что он не мог пользоваться данными Риччиоли, так как тогда ошибки в вычислениях были бы еще больше. По-видимому, Фарварсону уже были известны улучшенные координаты Москвы, определенные, быть может, им самим или Брюсом. В знаменитом так называемом «Брюсовом календаре» (1709 г.) указана широта Москвы 55°45', т. е. без всякой ошибки. Петр находился в Петербурге и для него было бы, конечно, «приятнее знать ход явления по петербургскому времени, но координаты его любимого «парадиза», очевидно, в 1706 г. еще не были известны, и Фарварсону ничего не оставалось делать другого, как оставаться при московском меридиане в своих вычислениях.

Результатом печатного оповещения о затмении и переписки Петра было то, что многие, вероятно, подготовились его внимательно наблюдать. Сохранилось любопытное письмо Кирилла Нарышкина Петру, в котором он сообщает: «Благодарю ваше величество за письмо о затмении Солнца. Оно было во Пскове 1 мая; начало темнеть в 10 ч. 43 м. пополуночи, все померкло в 11 ч. 35 м. Так было темно, что нельзя было увидеть человека в 10 саженях в лицо. Такой темноты было 9 минут». В (каноне затмений Шретера середина затмения указана в 9 ч. 43 м. среднего гринвичского времени. Долгота Пскова от Гринвича 1 ч. 53 м., что дает 11ч. 36 <м. для середины затмения в Пскове. Это почти полное совпадение для момента начала полного затмения, указанного Нарышкиным, но нужно помнить, что мы совершенно не знаем, как шли его часы. Можно, конечно, думать, что он выверял их по солнечным часам или гномону. Продолжительность полной фазы затмения, указанная Нарышкиным в 9 минут, преувеличена. Затмение продолжалось не более 5 минут.

Другое наблюдение записано Н. А. Сииявиным в его морском журнале, так как он находился с флотом в Финском заливе: «Затмение былю Солнцу в 1 день мая, в половине дня; как все изошло, и того времени было меньше часа; сколько времени исходило, столько ж выходило; а Солнце зашло, и в то время была как-самая сущая ночь». Здесь, как видим, меньше точности наблюдений, и продолжительность полной фазы указана приблизительно меньше 1/4 часа, быть может, по солнечным часам. Любопытно, что такая же приблизительная оценка полной фазы этого затмения сделана неизвестным автором рукописной летописи эпохи царя Феодора и Петра, хранящейся в Публичной библиотеке (IV. F. 558): «Того ж 17006 году тма была якобы четверта часа, зашла от запада. И паки свет оттуду же» (л. 182). Характерно, что этот летописец, переходя на декретированное счисление годов от P. X., изображает 1706 г. арабскими цифрами с двумя нулями посередине - 17006. Так были они новы и непривычны нашему книжнику, до того все время оперировавшему с буквенными славянскими цифрами.

Третье из солнечных затмений, вычисленных для Петpa Фарварсоном, могло быть тем, которое наблюдалось 3 (14) сентября 1708 г., когда Петр находился в Польше в связи с военными действиями против Карла XII, но об этом нет определенных данных. В одной рукописи той эпохи (Публ. библ. Q. IV. 149, л. 191) о затмении сказано: «1708 года, сентября в 3 день, было знамение на небеси в четвертом часу дни. Солнце изменилось светом больше половины, мало не все почернело и часа два стояло, свет был, как в ночи от месяца». Полоса полного затмения проходила через северную Финляндию, Выгозерский край, к югу от Архангельска и севернее Петербурга и Москвы на Среднюю Волгу. Оно происходило в 10 ч. 8 м. в Смоленске ив 11 ч. 37 м. в Архангельске (середина затмения, по (приблизительным вычислениям), что соответствует действительно 4-му церковному часу. Судя по указанной величине фазы затмения, запись сделана хотя и не в полосе полной фазы, но на севере России.

Четвертое солнечное затмение было 28 февраля (11 марта) 1709 г., когда Петр намеревался быть в Воронеже. Он писал об этом из Ахтырки, б. Харьковской губ., Апраксину, что «языки» говорят, будто намерение неприятеля есть итти к Воронежу. «Сего месяца (февраля) в 28 день будет видимо затмение солнечное; а сколько много затмится, того не ведомо, и для того отписал бы он к Москве, к математическим учителям, дабы они сделали исчисление, сколько много Солнцу затмения будет в Воронеже, и нарисовав то, к нему бы прислали». Вероятно, исчисление было сделано и чертеж послан, но до нас это не дошло. Полное затмение этого года проходило полосой через Палестину, Армению и юг Каспия и Персию. В Воронеже фаза затмения была не очень большой, что должно было, по-видимому, успокоить Петра, боявшегося, очевидно, волнений в своем войске - темноты быть не могло.

Как видим, во всех этих случаях Петром руководила не простая любознательность, а чисто политическая или, вернее, - стратегическая предосторожность.

Интересный след работы, - по-видимому, тоже Фарварсона - по вычислению затмений был обнаружен нами в одной рукописи библиотеки Академии наук, представляющей собою «Календарь вкратце на нынешний 1701 год. Господи, научи нас, дабы мы так исчисляли наши дни. Чтоб сердца наша приложите к премудрости». В этой незаконченной, но каллиграфически аккуратно писанной тетради даны таблицы лунного течения, т. е. указания фаз Луны на 1701 г., например: «ианиуария 6 - первая четверть месяца или ущерб - после полуден 12 минутов. 13-го полной месяц в 3 часу 20 минутов после полудня» и т. д., - на все 12 месяцев с января. Для февраля, кроме того, указано затмение: 11-го «эклипса, или лунное затмение», а на особой странице дается чертеж затмения и надпись: «А почнется после полуночи с 55 минуты. Средина совершенное затмение после полуночи в 2 часу в 3 минуте. Конец после полуночи в 3 часу во 12 минуте. Всего эклипсова действа или бытия будет 2 часа 17 минутов».

По среднему московскому времени затмение началось в 1 ч. 17 м., середина 2 ч. 32 м. и конец 3 ч. 47 м. Расхождения с вычислениями в тетради составляют последовательно + 22, + 30, + 35 минут и для продолжительности затмения +13 минут. Все эти расхождения главным образом зависят, как и в предыдущем примере для 1706 г., от преувеличенного значения долготы Москвы, принятого вычислителями. По Риччиоли же и Олеарию, Москва отодвигалась еще дальше к востоку.

В дальнейшем вычисления затмений делались Фарварсоном уже для печатных календарей, начавших аккуратно выходить с 1709 г. в Москве и с 1713 г. - в Петербурте. Работу эту Фарварсон вел, по-видимому, вплоть до академического периода - 1727 г., так как при печатании календаря на этот год типография на запрос - готовы ли таблицы, получила ответ, что Фарварсон «за другими академическими, положенными на него делами и за обучением наук учеников» не успел еще изготовить таблиц, - «а ныне одержим болезнью, за которой помянутой ведомости в скорости сочинять не может». Тогда обратились к астроному, академику Делилю. Первый академический календарь вышел на 1728 г.

Фарвароон умер в Петербурге в 1739 г. Известно 38 книг, составленных или компилированных с иностранных, вышедших от имени этого энергичного первого нашего астронома-теоретика.

В 1700 г., как известно, Петр решил для единообразия с Западной Европой перенести начало нового года с 1 сентября на 1 января. «Лета от сотворения мира 7208, октоврия в 20 день, царь о праздновании Новаго Года указал, что ныне от Рождества Христова доходит 1699 г., а будущего января с 1 числа настанет новый 1700 г. и для того впредь в приказах и во всех мирских делах и крепостях лета писать и числить годы генваря с 1 числа от P. X. 1700 года». Так совершилась реформа нашего летосчисления. В объяснение ее говорилось, что не только во многих европейских странах, но и «в народах славянских и все греки, от которых вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои счисляют от Рождества Христова осьм дней спустя». В. день 1 января 1700 г. было совершено в Москве торжественное молебствие, после которого все должны были поздравлять друг друга с новым годом. Дома были разукрашены (сосновой, еловой и можжевеловой зеленью, ночью на Красной площади происходила пушечная пальба и фейерверк и затем было предписано пускать по ночам ракеты, зажигать костры и смоляные бочки» и стрелять ежедневно с 1 по 7 января.

Старые люди московские неодобрительно отнеслись к этой реформе; главный их довод против реформы, по словам Дж. Перри, заключался в следующем: «Они говорят, что Бог премудрый и добрый, создал мир осенью, когда рожь была в полном колосе и плоды земные зрелые, так что оставалось срывать их и есть, и что он» не мог создать мир среди зимы, как полагают прочие европейцы, т. е. тогда, когда земля замерзла и покрыта снегом. Но царь... приказал им взглянуть и а карту и, быв в приятном расположении духа, добродушно заставил их понять, что Россия не есть еще целый свет, и что, когда у них бывает зима, то в то же время всегда бывает лето во всех странах, лежащих за равноденственником (экватором)».

Возникает вопрос: почему Петр одновременно же не перешел и на новый стиль? Это объясняется тем, что в то время далеко еще не все.западноевропейские страны пришли этот календарь. Новый стиль был введен только в католических странах, протестантские же долго ему сопротивлялись по политическим соображениям, боясь попасть под власть папы. Германия, Дания и Голландия приняли его с 1 марта 1700 г. Англия же до 1752 г. оставалась при старом стиле и даже при счислении начала года с 25 марта (день Благовещения). Швеция осуществила реформу полностью лишь с 1753 г.

Таким образом, вполне понятно, что отсутствие единодушия на Западе в этом вопросе диктовало Петру осторожность, тем более, что Англия и Швеция, с которыми приходилось больше всего иметь дело, оставались при старом стиле.

С реформой летосчисления была у нас связана и реформа часосчисления. Современник этой реформы, Гизен, отмечает в своем журнале, под 1699 г.: «Тогда ж напечатали в Москве первый календарь по тому исчислению (с генваря) и по горизонту России (т. е. по московскому времени), указующий затмения солнечные, месячное рождение, полный месяц с четвертьми, такоже время солнечного восхождения и захождения, долгоденствие и долгонощие на всякой день и с иными астрономическими присмотрении, и вместо того, что считали часы с ряду от утра до вечера, как в Италии (так называемый церковный счет часов), то повелел его величество построить в разных местах часовные колокольни, на которых били часы против Голландского от 1 часа до 12 часа». В это время и появились, очевидно, часы на Сухаревой башне, в Кремле же они существовали и до этого времени - был только изменен порядок звона: и в полдень, и в полночь вместо старинных семи ударов стали делать двенадцать.

Что же касается печатного календаря на 1700 г., то библиографам известен, правда, карманный «календарь или месяцеслов», напечатанный славянским шрифтом, по-видимому, в Киеве. Первым же печатным русским календарем обычно считается тот, который был издан по приказу Петра в Амстердаме Иваном Тессингом, на 1702 г.: «Святцы или Календарь, содержали совершенное провещание дний и затмений солнечных и лунных. По исчислению подлинному с возведением полюса, к московскому краю согласующему».

Все петровские календари, начавшие выходить регулярно в Петербурге с 1713 г., являются переводными. Их оригиналами» были немецкие календари Фохта (1663 - 1688), Галкена и Рольфа. Их переводили в посольском приказе, в выдержках, опуская известия, касающиеся России. Все эти календари с их переводами хранились в типографской библиотеке в Москве с 1709 по 1728 г.; обзор их был напечатан А. Покровским в сочинении «Календарь и святцы». С 1728 г. монопольное право по изданию календарей перешло к Академии наук. До настоящего времени еще никто не занимался астрономическим анализом как переводных, так и академических календарей, т. е. раскрытием механики их вычислений, что должно бы представить большой интерес для истории науки.

Все эти календари переполнены астрологической прогностикой, как метеорологической, так и политической. Кроме московских и петербургских, календари печатались также и в Киеве, в Лаврской типографии. В библиографии В. В. Бобынина описан такой киевский календарь на 1714 г. В нем в статье о затмениях имеется следующего рода замечание: «Егда на небеси необычные являются больших светил небесных, си есть Солица и Луны, затмения, не без страха взирающи, не вельмн благого знамения надеемся оттуду». Статья, после перечисления затмений, заканчивается следующим замечанием: «Обаче все тии затмения па пашем горизонте не видими будут, и того ради не вельми их ужасатися, по паче чаяти бы благополучного изрядного в сем году стране Российской поведения».

Большой популярностью пользовался знаменитый «столетний календарь графа Брюса», который в сущности даже и не принадлежит ему, а составлен библиотекарем Василием Куприяновым. Кроме обычных, астрономических сведений, в этом календаре имеются астрологические предсказания по положению планет с 1710 по 1821 г., переведенные с латинского по книге Иоаина Заган и др. Полный экземпляр этого календаря находится в Эрмитаже. Он представлял собою ряд стенных таблиц, изданных в течение шести лет (1709-1715) в Москве.

Помещавшиеся до 1918 г. в календарях предсказания «по Брюсу» на самом деле не имеют ничего общего с действительным календарем Брюса.

Причастен ли Брюс к календарю Куприянова? Нам кажется, что, будучи своего рода цензором всех книг, выходивших тогда в России, Брюс не мог бы пропустить астрологических предсказаний, если бы относился к ним отрицательно. Недаром же его имя поставлено на этом календаре. Брюс, как и Петр, по-видимому, относился безразлично к подобного рода предсказаниям и астрологии. Ни в одном из памятников их эпохи нет каких- либо намеков на то, чтобы они занимались составлением гороскопов или вообще обнаруживали к астрологии неравнодушие, если не считать одного календаря конца XVII в., составленного еще для царя Алексея Михайловича и побывавшего в руках любознательного Петра. На полях этого календаря «мы видим любопытные отметки Петра против сбывшихся или не сбывшихся, по его мнению, астрологических предсказаний. При Меньшикове же в 20-х годах XVIII в. появляется на Руси календарь, посвященный автором этому сановнику, уже без астрологических предсказаний, причем автор оговаривается, что он намеренно «отставил их как неверные».

Дошедший до нас список бывших в библиотеке Брюса книг показывает, что это был широко образованный математик, астроном и артиллерист, стоявший на уровне просвещеннейших людей Западной Европы. В его библиотеке были, между прочим, следующие книги: «Иоганес Внлкунс о Коперннковой системе, на немецком языке», «Остронумия британика Певтона на аглицком яз.», «Рефракцыо солис на шведском яз.», «Астрономише табель на немецком яз.», «Астролябиум астрономическая на немецк. яз.», «Маринес календарь на аглицк. яз.», «Треатис офте систем ворлд Иисак Нефтон на аглицк. яз.», «Бисцелянес рефлексионе показной бей те комет на аглиц. яз.» (Размышления по случаю комет), «Филип Дераме астрология на немецк. яз.», «Трактатус де барометрп на немецк. яз.», («Молодого шляхтича астрономического времени описание кухверкер (=урверкер, т. е. часовой мастер) или часы с репетициею», и много других.

Из инструментов Брюса любопытно отметить нижеследующие: «глобус небесный Тихобрашевой системы Вилима Блакса в 1,5 арш. диам., футляр черной коженой, в нем астрономический квадрант с трубкою зрителною, ящик сосновый, в нем терескопием смотрит на затмение Солнца с трубкою зрителною (вероятно, камера-обскура для наблюдений Солнца), столик сверы (сферы) Копернической, к нему малой руки глобус, труба зрителная большая на дубовых досок 14 ф., к ней ящик зеленой с надлежащим прибором».

Как видим из этой описи, среди астрономических книг упомянута только одна астрологическая, да и та была приобретена, вероятно, из простой любознательности, зато книга о Копернике и сочинения Ньютона говорят сами за себя.

Астрономические занятия Брюса с Петром, начавшиеся, как мы это допускаем, еще в ранней юности, возобновляются и оживают после возвращения Брюса из Англии. Любопытно его письмо от 22 июня 1699 т. к Петру, находившемуся тогда в Таганроге; к этому письму Брюс приложил чертеж и описание способа, как человеку, «в езде пребывающему, сыскать полус гогде или элевацию поли (высоту полюса, следовательно, широту места) без всякого вычету (вычисления) и не ведая деклинации Солнца (склонения) и не имея инструментов кроме циркула и линеала... Возможно сим подобием не токмо полуденную черту и элевацию поли, или деклинацию Солнца того дня, також в котором часу та обсервация была, сыскать». Из этого текста видно, что Брюс учит Петра находить полуденную линию по тени от гномона, и определять по длине тени и стержня высоту Солнца, а по положению тени и время, пользуясь, вероятно, какими-либо вспомогательными табличками и графическими по строениям и. И Петр, по-видимому, упражнялся в такого рода «обсервациях». В записной книжке его 1701 г. имеются заметки: «Посмотреть по Солнцу в день равноденствия. О часах солнечных сказать князь Григорью». О том, как Брюс учил наблюдать Петра затмение Солнца, говорилось выше.

В 1706 г. Петр просил Брюса прислать ему «текель (чертеж или план) того инструмента, чрез который елевацию поли берут по нордштерн (Полярной звезде) и Часы». Очевидно, его уже не удовлетворял старинный арбалет, астролябия или региум Магницкого, как грубые угломерные инструменты.

Любопытно письмо Брюса в ответ на эту просьбу: Всемилостивейший государь. Ваше величество изволите Писать ко мне, чтоб, учиня чертеж оному инструменту, о Котором я доносил, им же возможно возвышение полюса и время в ночи сыскать, и прислать бы к вашему величеству. И я не токмо начертания, но и пространнаго описания не имею оному, понеже ныне почитай никаких книг при себе не имею (Брюс в то время находился в местечке Жолквы). Того ради не могу при нынешнем случае ни явственным начертанием, ни ясным описанием вашему величеству услужить. Толькож, колико могу, о том памятно: состоит оный инструмент в трубке зрительной, длиною футов 16 или больши, имеющая в себе два стекла - одно обычайное, другое - близко в четверо больши обычайного, и не мню я, чтоб кто на Москве такое стекло, како надлежит, сделать мог. Сверх того, надобно два кольца, подобные английским солнечным часам, чтоб одно в другое вложить и поворотить возможно было, величеством с величайшее стекло. Надлежит оные два кольца разделить одно в месяцы и числы, а другое - на 24 часа, и утвердить в вышеописанной трубке в той точке, где лучи обоих стекол сходятся».

Описав прибор, Брюс говорит далее: «Однакож, гораздо о сем мысля, вздумал я сделать для такова дела инструмент без трубки зрительной, которым також вышеписанные дела (хотя не таково, как с трубкою, однакож с довольным тщательством), надеюся, что сыщутся. И начал я уже оный из дерева делать, толькож не могу оного к совершенству привести, понеже не имею в долгом времени светлые ночи, чтоб возможно тот инструмент спробовать, а как к совершенству придет, и я оный к вашему, величеству немедленно пришлю. За сим остаюся, вашего величества, моего всемилостивейшего государя, покорнейшим и нижайшим рабом. Яков Брюс».

Из этой переписки вообще видно, что если Фарварсон был астроном-теоретик, то Брюса вполне можно считать астрономом-практиком и с полным правом нужно назвать первым нашим астрономом-наблюдателем. Петр также интересовался главным образом практическим применением астрономии. Но и всякое вообще необычайное астрономическое явление приковывало к себе внимание как Петра, так и Брюса. В 1704 т., вероятно, на глазах Петра и Брюса, бывших в то время в Нарве, произошло совершенно необычайное для них явление, о причинах которого ничего определенного не мог бы им сказать и никто из тогдашних западноевропейских ученых. Это было падение яркого метеорита в окрестностях Дерпта. Оно наблюдалось во всей западной части России - в Витебске, Могилеве, Чернигове, Белоруссии и Польше, как это видно из записей в наших летописях Витебской, Могилевской и Черниговской под 20 (31) июля 1704 г., а также в различных памятниках петровской эпохи. В Черниговской летописи сказано: «Змий великий огнистый в панстве шведском з неба спал, месяца июля дня 20, и был виденый от всех так в Польши, яко и в Белой Руси, на Северу и Украине, злетел головою на землю; а то летел повечерне и долго в ночь трвал (оставался), мах ошиб свой до горы (оставлял по себе хвост высоко), потым ввесь зсунулся на землю».

В дневнике участника Нарвской баталии барона Гизена находим еще более подробные сведения: «Июля 20 дня, после полудни, в 6 часу, услышали «в облаках над обозом нашим треск, яко ракетной, и когда вверх подняли очи, то увидели на небе чрезвычайное знамение (или метеор). Летело по воздуху не зело высоко облако продолговато, видом огненное, подобное пучку соломы зажженной, взялся из города Нарвы к обозу нашему, и налетев на обоз наш, вдруг остановилось и растянулось за обоз, яко стрела, и передней конец у того облака, которой принаклонился за обоз наш подобно будто рассыпался, и весьма отончал, и выпала из онато искра. И потом яко звездка; а иные видели, что из того конца выпали три звездки, одна наперед черная, другая васильковая, третья красная. У того всего облака вид огненной отменился и стал яко бы желтоват с белью; и от часу учало оное распространяться шириною вверх, однакож потом, не много усугубясь, стояло то облако на одном месте часа два с лишком; только вид уже извычайного облака изтончился, и потом все исчезло. На сие слышны были в армии разные мнения и предвещания, и изрекали многие примеры, что таковые метеоры, случившиеся в иных времянах и местех, предвещали некакие чрезвычайные дела: обаче изшествие осады показало, что оной метеор никакого зла нам не знаменовал».

Об этом же явлении упоминает Я. В. Брюс Петру в своем письме о другом сходном явлении: «... Еще же какое явление было..., посылаю к вашему величеству при сем чертеж». Затем на небольшом лоскутке бумаги начерчена сверху вниз линия зигзагом и подпись: «1716 г., апреля 9 числа, в осмом часу по (полудни, явилась при Санктпитербурхе на небеси :между норда и норд-веста такова фигура, цветом молнейным и была видна более получаса, бия фигура произошла из-за облака снизу вверх, почитай таковым же обычаем, как метеора 1704 г., которая при Нарвской осаде была».

Последнее указание Брюса о метеоре 1704 г. позволяет думать, что он, находясь в то время на Нарвском фронте, видел сам полет болида 1704 т. Мог видеть его, конечно, и Петр. Поэтому особенно интересна запись наблюдения, оказавшаяся действительно в походном журнале Петра, правленном его рукою и изданном М. Щербатовым в 1770 г. (т. 1, Спб., стр. 85): «Июля в 20 день, после полуден, видна была великая метеора образом бомбы, которая от зюйд-оста летела на норд-вест и весьма была велика и высока».

Самым интересным, после Гизена, несомненно является описание явления, сделанное Б. П. Шереметевым в его письме к Ф. А. Головину от 21 июля из Дерпта: «Сего 20 числа, за полчаса до ночи, было знамение на небеси, которое мы все видели: с востоку высоко явилось яблоко, или бомба, великое огненное, и летело вдоль по небу не мало число мимо города Дерпта с великим шипом, как бы трупка в бомбе шипела; а как дошла до своего места, дала эху, и тем местом сделался знак как дым и во образ змеи, тол ко без головы, и стало ширеть; и погодя с четверть, стрел ил о как из пушки, а потом и из мелкого ружья была такая ж стрельба и этот знак стоял до самые темноты, и собрался в одно место, и стал кровав, и скрылся; а потом на городовую стену пал дым бутто пороховой».

Сопоставление всех известий показывает, что явление было действительно замечательным. Несмотря на дневные часы, его заметили как на севере, так и юге России, и болид, очевидно, пролетел громадное расстояние, причем «в Нарве уже слышали звук при шлете, а по указаниям автора Черниговской летописи, поражающего

своей осведомленностью, «змий спал в панстве Шведском».

Замечание барона Гизена, что метеор летел по направлению из Нарвы к «обозу», как тогда назывался военный лагерь, подтверждает указанное Брюсом и Петром направление, что видно из (рассмотрения плана Нарвы, крепость которой находится на левом берегу Наровы, и войска Петра, для того чтобы повести приступ, перешли Нарову и подошли к укреплениям с северо-западной стороны, хотя осада велась по отношению к Иван-городу и на правом берегу Наровы. Сообщение же Шереметева, в котором приводятся описания акустических явлений уже после полета метеорита и падения Осаждающейся метеорной пыли на городскую стену, в особенности любопытно, и все эти обстоятельства заставляют сделать определенное предположение, что метеорит упал где-то вблизи Дерпта, к западу от этого города.

Любопытную приписку делает к сообщению об этом метеоре Голиков в своих «Деяниях Петра»: «Суеверие привело все войско в страх и принудило монарха изъяснить оному причины, что то не чрезъестественное, но часто случающееся явление, никакого влияния на действия человеческие не имеющее». О толках в армии упоминает и Гизен. К сожалению, неизвестно, как объяснял Петр это явление. Слово, употребленное в журнале для его обозначения: «метеора», показывает знакомство с описанием подобных явлений в западноевропейской литературе. Вероятное объяснение было по Аристотелю - «от сгущенных паров в эфире». В этом случае мы снова видим Петра как борца с «суеверием», хотя в то время никто не понимал подобных явлений, но здесь опять стратегические соображения требовали успокоения мятущихся умов. А какое впечатление вызвал этот феномен в населении России, показывает запись хроники города Могилева, где метеорит назван, как и в других летописях, «кометой с хвостом, обращенным к северу. Со страхом на нее смотрели люди, молились богу и в церквах служили молебны».

В 1717 г. был максимум солнечной деятельности: на Солнце наблюдались большие пятна, по ночам вспыхивали северные сияния, о которых упоминается в русской летописи и в переписке Брюса с Петром.

В письме к Петру от 18 июля 1716 г. Брюс пишет: «Было мое желание за несколько времени вашему величеству донести, что я в Солнце пятна усмотрел, однакож опасался в таких многодельных временах вашему величеству тако малым делом докучать. Токмож напамятуя любопытство и особливое тщание вашего величества в вещах, не часто случающихся, дерзнул ныне донести, что оных много в Солнце является и возможно оных гораздо внятно трубою зрителыною футов в 12 видеть, егда ближайшее стекло к глазу умеренно покоптится, возможно оныя и в 4 фута длиною трубкою видети, однакож гораздо мелко. Я надеюсь, что ваше величество, конечно, оныя можете увидеть, ежели да изволите кому ни есть приказать по вся дни, недели две смотреть дважды или трижды в день, понеже иногда в нем ничего не видеть, когда Солнце, поворачивался На оси своей, от вида нашего оныя отворотит. А обращается оное на оси своей в 26 1/4 дней. И понеже сие, колико мне известно, уже с 30 лет не видно было, и я от роду своего впервые увидел, того ради не мог удержаться, не донеся о сем вашему величеству».

Это письмо в особенности ярко характеризует Брюса как истинного любителя знания, для которого такой факт, как «пятна на Солнце», совершенно неважный в глазах современников, особенно при наличии тогдашней войны, тем не менее был полон глубокого интереса и наводил на серьезные размышления.

Любопытно, что появление солнечных пятен в 1716 г. при пятом обороте Солнца после северного сияния 7 марта того же года, еще раз давших толчок Брюсу написать об этом Петру» указывает на несомненную связь этих явлений, о которой в то время никто не догадывался. Брюсу тогда было 46 лет, и он первый раз в жизни увидел солнечные пятна, хотя наблюдал небо уже с юношеского возраста. Это обстоятельство еще раз подтверждает постепенное уменьшение солнечных пятен во второй половине XVII и начале XVIII в. Молчание наших летописей о северных сияниях после подробных описаний их в XVI в. также знаменательно; этим подтверждается Длительное ослабление солнечной деятельности.

Из писем Брюса 1716 г. видно, что он уже не в Москве, а Живёт и наблюдает в Петербурге, где в следующем году он был назначен президентом берг- и мануфактур-коллегий с званием сенатора и где проживал до своей отставки в 1726 г. Но где же он производил свои астрономические наблюдения за этот период времени? Академическая астрономическая башня появляется только с 1725 г.

В сочинении Михаила Шенда Фандербека о «Состоянии просвещения в России» около 1725 г. сказано: «Так как астрогнозия помогает мореплаванию в такой степени, что последнее ежедневно гигантски растет под ее влиянием, то для жрецов Урании, терпеливых наблюдателей звездного неба и академических опытов, щедрость князя Меньшикова, высокая душа которого полна добродетелями (sic!), побудила его выстроить, в прекрасной подгородней даче, называемой Ораниенбаумом (villa Orangen Baum), самую удобную подзорную башню (specula), которую обыкновенно зовут обсерваториею. Аппараты зрительных инструментов (tuborum opticorum) так полны, что ничего более желать нельзя. Вооружив ими свой глаз, можно соединить и вычислить все метеоролотические явления, расстояния планет, их кругообращения, течения, фазы, периоды и переходы». Можно допустить, что наблюдателем в Ораниенбауме мог быть Брюс, хотя наблюдения он мог вести и у себя на квартире.

В 1726 г. Брюс удалился от двора и уехал в свое поместье Глинки, в 42 км от Москвы, где и прожил остаток своей жизни в деревенском уединении, предаваясь исключительно научным занятиям. Умер он в 1735 г., оставив обширную библиотеку и кабинет разных «куриозных вещей», которые он завещал Академии наук.

Петр бытность свою в 1713 г. в Шлезвиг-Голштинии увидал там славившийся тогда во всем мире, как своего рода чудо искусства, Готторпский глобус, удивлялся его постройке и выражал желание иметь его. Так как Петр находился там в роли победителя и ему всячески старались угодить, то решили подарить этот глобус. «Признаюсь, - сказал Петр, - что и все герцогство не могло бы выдумать приятнейшего мне дара». Глобус был отправлен в Ревель на корабле, а оттуда зимою через Эстляндию и Ингерманландию повезли его в Петербург, причем несколько сот крестьян должны были выравнивать и расчищать дорогу.

Что же представлял собою этот глобус? Его можно назвать предшественником или «дедушкой» современного планетария.

Он был построен в 1664 г. Андреем Бушем под наблюдением Адама Олеария и представлял собою полый шар трех метров в диаметре. Наружная поверхность его изображала землю, а внутренняя - небо с созвездиями обоих полушарий, изображенными соответствующими мифологическими фигурами, а отдельные яркие звезды - позолоченными гвоздиками. Внутри шара был укреплен окруженный скамьями стол, за которым могло поместиться 10-12 человек. Вся сфера обращалась вокруг сидящих при помощи особого механизма, наглядно показывая тем кажущееся обращение вокруг Земли небесного купола.

В 1721 г. глобус этот видел камер-юнкер голштинского герцога Ф. В. Берхгольц, живший тогда в Петербурге, и подробно описал его в своем «Дневнике»: «Он стоит на лугу против дома его королевского высочества, в нарочно сделанном для него балагане... Присмотр за ним до сих пор еще имеет перевозивший его сюда портной, родом саксонец, но долго находившийся в Шлезвиге. Поставленный здесь только на время, глобус стоит покамест нехорошо: около него нет даже галлереи, бывшей при нем в Шлезвиге и представлявшей горизонт; она теперь сохраняется особо. Наружная сторона глобуса, еще нисколько не испорченная, сделана из бумаги, наклеенной на медь, искусно разрисованной пером и раскрашенной; во внутренность его ведет дверь... в середине находится стол со скамьями вокруг, где нас поместилось 10 человек. Под столом устроен механизм, который сидевший вместе с нами портной привел в движение, после чего как внутренний небесный круг, на котором изображены из меди все звезды, сообразно их величине, так и наружный шар начали медленно вертеться над нашими головами около своей оси, сделанной из толстой .полированной меди и проходящей сквозь шар и стол, за которым мы сидели. Около этой же оси, посредине стола, устроен еще маленький глобус из полированной меди, с искусно награвированным на нем изображением Земли. Он остается неподвижным, когда вокруг него обращается большая внутренняя небесная сфера, между тем как стол образует его горизонт... Скамьи вокруг стола с их спинками составляют медный круг, с разделением горизонта большой внутренней небесной сферы».

Голиков в «Деяниях Петра» сообщает, что Петру глобус чрезвычайно нравился и что он «приказал построить для глобуса особливую палату подле летнего дворца и почти всякий день часто по целому часу занимался рассматриванием оного».

Дальнейшая судьба Готторпского глобуса была такова. Когда было закончено здание Академии наук с астрономической башней, него был перенесен и глобус и помещен внутри под башнею. Во время пожара академического здания 1747 г. глобус нельзя было вынести, так как он был заделан внутри, и он сгорел. Остался лишь один медный скелет (круги и ось). Однако вскоре его реставрировали и поместили в особом здании близ Академии наук. В 1901 г. глобус был перевезен в нынешний г. Пушкин и помещен в зале царскосельского Адмиралтейства, где уже не вращался [5].

Петр всегда интересовался астрономией. В 1716 г. он был вместе с Екатериной в Копенгагене и, как говорят, часто Посещал обсерваторию, где любил заступать место наблюдателя при пассажной астрономической трубе, и тогда директор обсерватории астроном Горребо считал ему секунды. Наблюдения были так хороши, что все три момента кульминации звезд через нити инструмента по приведении согласовались между собою до 0,5 секунды. Правда, Горребо, сообщая об этом, замечает, что наблюдения бывают точнее, но только в том случае, если наблюдатель считает сам время.

Около этого времени у Петра является мысль иметь собственную академию наук и при ней астрономическую обсерваторию. Известна резолюция Петра от 11 июня 1718 г. на записке Генриха Фика о подготовке кадров: «Сделать академию», причем имелось в виду учебное заведение для русской молодежи. В феврале 1721 г. Петр посылает Шумахера за границу собирать и закупать материалы и инструменты для будущего «Социетета Наук, подобно как в Париже, Лондоне, Берлине и прочих местах», причем в числе поручений Шумахеру значилось: «С моделей в обсерватории обретаемых машин рисунки взять».

Устав академии наук был утвержден Петром в 1724 г., а в январе 1725 г. он умер. В 1726 г. приехал в Петербург первый академик-астроном Ж. Делиль. Таким образом, начало новой главы в истории развития академической астрономии в России является непосредственным продолжением предыдущего, и Делилю были вручены астрономические инструменты, купленные Петром в последнюю его поездку в Англию. Когда заболел в 1726 г. Фарварсон и не мог уже более заниматься календарными вычислениями, обратились к новоучрежденной Академии наук, где имеется «особливый астрономический профессор, которому помянутую ведомость сочинять свойственно». Академия поручила это дело Делилю и заявила петербургской типографии, что «помянутый профессор требует с вами для ясного исправления иметь согласный разговор».

Подводя итоги развитию астрономических знаний в петровскую эпоху, можно прежде всего отметить громадное количество появившихся рукописей и книг, посвященных этой науке, главным образом прикладного характера. Среди них особенно любопытны первые звездные карты как пособие для изучения звездного неба, чего совершенно не было в допетровской Руси. Первая звездная карта «а русском языке была издана в Амстердаме в 1699 г., в «друкарне» Ивана Тессинга с посвящением боярину Ф. А. Головину, под редакцией Копиевокого. Известно только два экземпляра этой карты: один в Ленинграде в Эрмитаже, другой - в Москве в библиотеке им. В. И. Ленина. Сочинение это имеет заглавие: «Уготование и толкование ясное и зело изрядное краснообразного поверстания кругов небесных ко употреблению списано есть на картине, с подвигами планет, сиречь солнца, месяца и звезд небесных на ползу и утешение любящим астрономию», - 41 страница текста, два листа чертежей и на особом большом листе, гравированном на меди, карта звездного неба с изображением звезд и мифологических фигур созвездий, разделенная на четыре части, каждая из которых снабжена описанием созвездий церковно-славянским шрифтом. Приведем некоторые из этих названий, как наиболее характерные: «Кассиопея, матерь злостраждущая Андромеды; Персей, спаситель Андромеды; Пленяды - седьмь звезд; Возница или Эрихтоний, на его же длинное плечо Козел - светлая звезда наступает (т. е. Капелла); Орион, великий ловец, который Быку сопротивляется; его же Псы последуют, пояс его суть трие царие; Пес величайший, или Болий сирый (т. е. Сириус); Цет балены, или Кит; Гыдра, или водяный змий; Лев, светлейшая нарицается Сердце или Царик, или Возилик (т. е. базилевс) реченный; Урса майор, сиреч Воз болший, четыре звезды совокупно, с тремя над хвостом есть воз; Власы Береники есть власы новобрачные; Боот или пастырь, который волы женет, но лучшие наречется Медведником, есть убо деревенский мужик (т. е. Волопас - Боотес); Урса меньшая, или меньший воз, два колеса последние суть стражие и передний конь есть звезда северная: Медведок, его сердце попирает Офиунх (т. е. Скорпион и Змееносец); Центаур полносный, сиречь полконя и полчеловека (т. е. Центавр или древнерусский Китоврас); Лыра или Сии падающий (т. е. Коршун) или Неясыть; Орел, или Неясыть летающий; Козел, или кожирожек, зовомый Коприкорнус (т. е. Козерог); Рыба южная, или Натин звезда светлая, во успех Фомагант (т. е. Фомальгаут); Излияние воды Водниковы, юже Рыба южная черпает и Акварый - водяник, который воду лиет (т. е. Водолей); Евкус Алятус есть летающий конь (т. е. Пегас); Писцес - суть две рыбы связанные».

В 1707 г. были изданы еще две звездные карты неба "под надзрением" Я. В. Брюса, очевидно, для обучения в Навигацкой школе. На одной из них по углам изображены портреты Птолемея, Тихо Браге, Коперника и Декарта.

Мы не будем здесь останавливаться на перечне и разборе всех тех книг и пособий по морской астрономии, которые переводились и издавались Фарварсоном, Брюсом и др. Гораздо интереснее и важнее для освещения мировоззрения людей петровской эпохи проследить, как внедрялась в умы наших предков и воспринималась ими система мира Коперника.

Авторы книг и руководств по космографии и астрономии, переводившихся и компилировавшихся в то время, конечно, высказывали свое определенное отношение к системе мира. Начало XVIII в. - это уже закрепление на Западе идей Коперника, Галилея и Кеплера учением о всемирном тяготении Исаака Ньютона (1643-1727), сочинения которого мы уже видели в библиотеке Я. В. Брюса.

Любопытна рукопись Петровской эпохи из собрания Савваитова, хранящаяся в Ленинградской Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрин a (Q. IV. 54), которая представляет собою, по-видимому, высший курс математики и астрономии для Навигацкой школы. В ней излагаются сначала геометрия (л. 1-63), потом тригонометрия плоская (л. 64-120), далее «описание радиуса острономического» с чертежом морского квадранта (л. 121);- об изыскании «ширины места чрез усмотрения высоты Солнца» (л. 122-170); задачи из морской практики с примерами наблюдений погоды в море в 1694 г. (л. 171-200); на лл. 201-202 даны чертежи систем мира под заголовками: «Hypotesis Copernicana», «Hypotesis Ptolomaica» и «Н. Tychonicana», и даны четыре положения Земли по отношению к Солнцу по временам года; на лл. 203-231 даются сведения по сферической тригонометрии. Далее с л. 232 начинается «Остронумия. Употребление сферическое в разверзание проблем острономических». Здесь дается определение кругов небесного глобуса и задачи. На л. 303: «сыскати нынешнего 1705 году вруцелетие епакт и ключ границ» - сведения о пасхалии. На л. 306: «Употребление солнечных часов» и на л. 310 дан чертеж «оризонтальных часов 1710 году», для широты Москвы, л. 316: «Краткое и соборное изъявление о земноводном глобусе», л. 349: таблицы склонения Солнца с 1700 то 1711 и с 1705 по 1720 гг. с указанием «златого числа» (элемента пасхалии) и «рожения и ущерба Луны».

Печатная «Космография» Ягана Гибнера, изданная в Москве в 1719 г. под названием «Земноводного Круга краткое описание из старых и новые географии», предпочитает систему мира Тихо Браге (компромисс птолемеевой и коперниковой), как это видно из следующих строк: «Солнце причиняет день; и понеже на свете день и нощь меняются, того ради без сомнения из того следует, что либо Солнце с фирмаментом, т. е. с твердию небесною, или земля движутся. Ежели по человеческому уму разсуждать, то, кажется иновернее, что Солнце стоит, а Земля движется, ибо и т. д. И сей аргумент защищал и содержал Николай Коперник, духовный человек в Фрауенбурге в прусах, что и ныне многие приемлют и оному последуют. Между тем, понеже именно в священной библии написано, что Солнце течет в круг, а Земля недвижима стоит, того ради святому писанию больше в том верить надлежит, нежели человеческому мнению. Сей же аргумент особливо славный дацкий математик Тихо Браге хранил, чему и до ныне все согласуются, которые святому писанию не охотно прекословят. Мы (глаголет автор книги сея) согласуемся мнению Тихонскому и верим, что Земля недвижима стоит, а против того весь фирмамент (звездное небо) непрестанно около Земли обращается».

В 1718 г. выходит география Варения, в которой приводятся все три системы и дается изображение Птолемея, Тихо Браге и Коперника. В 1717 г. в Петербурге вышла любопытная книжечка, представляющая собою очерки истории астрономии в древней Руси перевод первой части «Cosmoteoros» Гюйгенса, выпущенной в 1688 г. в Гааге. Подлинное заглавие этого перевода очень курьезно, оно начинается с призывания имени иисусова: «Во имя Иисусово. Аминь. Господина Христиана Гюенса. Мировоззрение или мнение о небесно-земных глобусах и украшении их, писаное к господину Константину Гюенсу, его господину брату». Астроном Делямбр считал эту книгу одним из слабейших сочинений Гюйгенса, написанным им уже в старости. Однако популярность ее была велика, на что указывают существующие переводы ее с латинского на немецкий и английский. Публике книжка нравилась, так как автор проводил в ней мысль о множественности обитаемых миров. По Гюйгенсу, не только Юпитер и Сатурн обитаемы, но даже и звезды. В книжке даны гравюры, изображающие систему Коперника, относительную величину планет и Сатурна с системой знаменитых его колец. Конечно, такая книжечка была целым откровением для русского читателя и тем объясняется повторное издание ее в Москве в 1724 г. В. В. Бобынин в своей «Библиографии» (1, в. 2, с. 57) замечает, что эта книга едва ли не первая, в которой принималась система Коперника. «И не буде читателю российскому чюже,- говорится в книжке,- что наш земной глобус, купно с прочими тремя малыми планетами: Марсом, Венусом и Меркурием, так зело малыми зернышками, примером против Солнца почитая, представлены суть» [6]. Интересно задать вопрос, как Петр и Брюс представляли себе центр вселенной? Петр, конечно, был копер ни канцем уже с ранних лет; одна из его шуток в письме к Меньшикову в 1704 г. показывает это довольно ясно. По поводу очень большой осторожности Шереметева при осаде Дерпта, он писал: «Здешние господа зело себя берегут, уже кажется и не в меру. Но и я принужден сию их Сатурнову дальность в Меркуриусов круг повернуть». Так не мог сказать человек, для которого, согласно Птолемею, ближайшая планета «к Земле была Луна, а место Меркурию отводилось на ©торой сфере. Позже, во время своего второго путешествия по Европе в 1717 г., Петр увидел в Париже движущуюся модель системы Коперника, построенную Пижоном (Pigeon), и купил ее за 2000 экю - сумма по тому времени значительная. О Брюсе, конечно, сомневаться не приходится, так как в его библиотеке была уже не только книга о Копернике, но и сочинения Ныотона, а если он действительно был переводчиком книги Гюйгенса (см. выше), то этот факт очень показателен.

Однако нельзя этого (сказать о других «птенцах Петровых». Вероятно, для многих из них этот вопрос оставался еще неясным. Так, например, один из них, Афанасий, архиепископ Холмогорский, о котором уже говорилось, был человеком, усвоившим политическую сущность петровских реформ, за что Петр его любил и уважал. Самоучкой Афанасий достиг широкой образованности. Частое соприкосновение с заморскими гостями и любовь к книге сделали его передовым человеком своего времени.. Он имел специальную канцелярию для переписки и переводов книг, завел в Холмогорах метеорологические наблюдения; Брюин, посетивший Афанасия в 1701 г., называет его человеком большого ума и любителем изящной литературы. Афанасий составил карту Северной Двины и описание трех путей в Швецию, которыми Воспользовался Петр, ведя войну со шведами. В кабинете Афанасия мы уже видели телескоп, глобусы, карты и компас. И вместе с тем в его сочинении о земле и небе, традиционно озаглавленном «Шестоднев», небесная Твердь признается ледяной или хрустальной и система Мира остается еще птолемеевой, хотя «пояса планет» ему кажутся уже «тонки, яко дымы», а земля среди неба, «яко тычка в крузе, ни на чем и с водами, сиречь о морями, божиим (повелением поставлена и утверждена, якоже и во Иове пишет, повешей землю ни на чем же, Земля всюду |равна бяше, яко груда круглая».

Другой современник петровских реформ, Аврамов - человек для своего времени далеко не невежественный, Уже прямо называл великие открытия Коперника кознями врага рода человеческого и сатанинским коварством. Знаменитый же экономист того времени И. Т. Посошков, хотя и самоучка-начетчик, придерживавшийся старых национальных начал, но тем не менее .понимавший, что Россия должна идти вперед, осознавший необходимость развития ее производительных сил, однако, не мог органически принять учение «проклятого Коперника, Богу суперника»: «О Презельнаго лютерскаго безумия: тягостную землю подъяша на воздух, от кентра земного, идеже была от Бога сотворена, вознесоша на высоту небесную и со звездами ю уравниша и планетою нарекоша, а лехкость солнечную с высоты небесныя, инде же е устроил (Бог, снесоша, и поставиша в средине тверди небесныя, индеже по Божию творению и повелению всякая тяжелость собирашеся. Бог сотворив Солнце в послушание и просвещение Земли и живущим на ней человекам, а люторане Солнце в Бога почтоша, устроиша ему недвижиму быш, а Земле, и с человека повелеша служити Солнцу, и на окийждо день обхождение окрест его творити». Обвинение Лютера Посошковым в приверженности коперниканству совершенно несправедливо, так как Лютер в своей «Застольной Беседе» называет Коперника «дураком», противоречащим чуду Иисуса Навина, остановившего Солнце.

Что же касается более широкой массы читающих «низов», то для них тогдашние научные достижения оставались вообще тайной за семью печатями, да и власти духовные, несмотря на стремление верхушки боярства и дворянства к просвещению, неуклонно продолжали вести свою линию. И в то время, как в Москве начала уже функционировать Навигацкая школа, в «Правилах юношеству», напечатанных при заповедях божиих и церковных 1702 г. и в букваре 1704 г., преподавалось: «Не чести книг еретических, ниже слушати вредословного учения тех неискусных о божественном и святом писании и ведении священного благочестия, но ниже с таковыми разглагольствовать ниже сообщатися». По существу же, ведь, это было повторением благочестивого совета прописи 1643 г., в которой говорилось: «Аще кто ти речет, веси ли всю философию, и ты ему рцы: еллинских борзостей не текох, ни риторских астрономов не читах, ни с мудрыми философы не бывах, - учуся книгам благодатного закона, аще бы мощно моя грешная душа очистити от грехов». Что же касается старообрядцев, как наиболее консервативного слоя, то ими Петр прямо обличался в том, что «учинил по еретическим книгам школы мафематические и академии богомерзких наук, (в которых установил от звездочетия погодно печатать зловерующие календари. И по них и паче привели русский народ в планеты и в прочие знаки..., а на бога и мети в том упование свое отложили».

Отзвуки старого еще долго ощущались в XVIII но неоспорим тот факт, что начало XVIII в. является переломом в этом отношении и для астрономии, как и для других наук. С учреждением в России Академии наук началась новая эра.

В изложении этой главы, естественно, не могли найти отражения многочисленные исследования, проведенные за последние десятилетие, краткий перечень основных публикаций приводим ниже:

Воронцов-Вельяминов Б. А, Первая русская звездная карта, АЖ, 1953, вып. 5, 552-556.

Воронцов-Вельяминов Б. А., Очерки истории астрономии

в России, Гостехиздат, 1956. Моги л ко А. Д., О звездных картах и атласах, изданных в России и в СССР, ИАИ, вып. VII, 1961, 147-180.

Набоков М. Е., О звездной карте «Поверстание кругов небесных», АЖ, 1954, вып. 2, 197.

Ченакал В. Л., Очерки по истории русской астрономии. Наблюдательная астрономия в России в XVII в. и в начале XVIII в., Изд. АН СССР, 1951, 172 стр.

Ченакал В. Л., Яков Вилимович Брюс - русскии астроном начала XVIII в., АЖ, 1951, вып. 1, 3-14. Шафрановский К И., Забытая карта звездного неба, гравированная в России в начале XVIII столетия, Изв. Всесоюзн. географ, о-ва, 85, вып. 2, 195-199, 1953.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

X. Падающие звезды и метеориты как небесные чудеса

Switsку D., Meteor showers in Russian chronicles, Popular Astronomy, 1930, XII.

Святский Д., Астрономические явления в русских летописях. Пг 1915 гл IV, Падающие звезды и метеоры, стр. 168-191.

Житие препод. Прокопия Устюжского, Издание Общества любителей древней письменности, СПб., 1893, стр. 25.

Стойкович А., О воздушных камнях и их происхождении, ларьков, 1807, стр. 7.

Журнал «Лицей», IV, кн. 3, 1806, стр. 112 (о падении камней в Вел. Устюге.

Гебель А. Ф., Об аэролитах в России, СПб., 1868, Прилож. кт. XII «Записок И. Ак. Н.», № 6.

Борноволоков Т. С., Технологически журнал 1811, VIII, ч II, 122 132; ч, IV, стр. 125 (о метеорите в Вел. Устюге).

Мельников М. П., Историческая справка о падении метеоритов в Устюге Великом 1290 г., Горный журнал, 1891, стр. 101.

Симашко Ю. И., Падение камней с неба, Нива, 1889, № 3.

Святский Д., Сходные черты в метеорных явлениях 1908 г. на Тунгуске и XIII в. близ Вел. Устюга, Мироведение, 1928, стр. 117.

Святский Д., Падение метеоритов в Белозерском крае 29 ноября (9 декабря) 1662 г., Мироведение, XVIII, 1929, стр. 285.

XI Астрономия накануне петровских реформ

Костомаров Н., Русская история в жизнеописаниях, СПб., 1886, Симеон Полоцкий, стр. 400.

Т р е л ь с - Л у н д, Небо и мировоззрение в круговороте времен, Одесса, 1912, стр. 178.

Татарский И., Симеон Полоцкий, М., 1886, стр. 78, 126, 167, 188.

Житие протопопа Аввакума, Изд. «Academita», М., 30-е гг.

Забелин И,, Домашний быт русских царей, изд. 3-е, М., 1895, I, стр. 179, 224, 227; III, 1915, стр. 604.

Соловьев С. М., История России, кн. 3, стр. 1050-1051.

Новицкий А; П., История русского искусства, М., 1903, I, стр. 341.

Верюжский В., Афанасий, архиепископ Холмогорский, СПб., 1908, стр. 633-650, 675-677.

Святски й Д., Звездное небо архангелогородских мореплавателей, Известия Русского общества любителей мироведения, 1917, VI, стр. 207.

Герберштейн, Записки о Московских делах, Перев. Малеина, СПб., 1908, стр. 102.

Берх В., Царствование царя Алексея Михайловича, СПб., 1831, I, стр. 250.

Покровский А. Календари и святцы, М., 1911, стр. 42.

Святский Д., Звезда Чигирь и телескопические наблюдения Галилея, Мироведение, 1928, № 1.

Каптерев Н. Ф., Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович, Сергиев Посад, 1909, I, стр. 386-388.

Ключевский В. О., Курс русской истории, ч. 3, изд. 1923, стр. 332, 337, 350, 447, 457.

Соболевский А. И,, Переводная литература Московской Руси, СПб., 1903, стр. 147.

Материалы для истории раскола, М,, т. 5. соч. 3.

Кор б И. Г., Дневник путешествия в Московию, СПб., 1906, стр. 238.

Рейтенфельс Я., Сказания герцогу о Московии, Падуя, 1680 (русский перевод, М., 1905, стр. 159).

XII. Астрономия Петровского времени

Усхрялов, История царствования Петра Великого, I, СПб., 1858, стр. 398, 440.

Перри Д., Состояние России (при Петре), М., 1871, стр. 151, 1368.

Магницкий Л., Арифметика, сиречь наука числительная, М., 1703.

Веселый Ф., Очерк русской морской истории, СПб., 1875, стр. 590, 596, 613.

Пекарский П., Наука и литература в России при Петре Великом, т. I и II, СПб., 1862. См. по алфавиту слова: Брюс, Фарварсон, Магницкий и др.

Соловьев С. М., История России, III кн., Изд. «Общая польза», стр. 1063, 1225, 1345-1349.

Покровский А., Календари и святцы, М., 1911, стр. XXIII, XXVI, LI.

Святский Д.. Отец русской астрономии (Я. В. Брюс), Природа

и люди, 1915, № 27.

Снегирев И. М., Сухарева башня в Москве, В сборн. «Русские достопримечательности», I, М., 1877, стр. 1-18.

Святский Д., Метеор 1704 г., Мироведение, 1930, № 1.

Фандербек М., Настоящее состояние просвещения в России,

Сын отечества, 1842, № 1.

Пекарский П., История Императорской академии наук, СПб., 1870, стр. XVI-XIX и др.

Б о б ы н и н В. В., Русская физико-математическая библиография, М., 1885.

Райков Б. Е., Очерки по истории гелиоцентрического учения на Руси, М.- Л., 1937, стр. 264.

Забелин И., Библиотека и кабинет Я. В. Брюса, Летописи русской литературы и древн., 1859, I.

---

[1] В 1961 г. вышла в свет работа JI. С. Ретковской «Вселенная в искусстве Древней Руси», представляющая собой комментированный обзор церковных росписей астрономического содержания. Эта книга имеет мною иллюстраций. (Прим. ред.)

[2] Б. А. Воронцов-Вельяминов, Первая русская звездная карта, АЖ 30, вып. 5, 552-556, 1953; М. Е. Набоков, О звездной карте, поверстания кругов небесных, АЖ 31, вып. 2, 197, 1954. (Прим. ред.)

[3] Подробнее о Я. В. Брюсе см. в книге В. Л. Ченакал а, Очерки по истории русской астрономии, 1951. (Прим. ред.)

[4] В 1947 г. башня восстановлена в ее первоначальном виде. В ней разместился Музей М. В. Ломоносова. (Прим. ред.)

[5] После Великой Отечественной войны глобус был обнаружен в г. Любеке вместе с другими памятниками русской культуры, возвращен в Ленинград и реставрирован. Находится на 5-м зтаже башни кунсткамеры в экспозиции Ломоносовского музея. (Прим. ред)

[6] Б. Е. Райков полагает, что перевод первого издания книги был сделан Брюсом.

 

Top