Политическая система Великого княжества Литовского (ВКЛ), в отличие от некоторых аспектов его социальной и экономической организации, в новейшей российской и белорусской историографии практически не изучалась. Существовало официальное представление, что этот политический строй представлял собой всевластие шляхты, тяготевшей к Польше и подвергавшей народные массы, стремившиеся к «воссоединению» с Россией, двойному - социальному и этнокон-фессиальному - угнетению. Между тем исторический опыт ВКЛ до образования Речи Посполитой (РП) знакомит нас с одним из трех, самых «перспективных» в то время (и одним из двух - самых драматичных) вариантов общественного развития в Восточной Европе. Москва, Новгород и Вильня воплощают три разных пути социальной и политической эволюции.
От зарождения шляхты к ее сословной консолидации
Формирование шляхты ВКЛ вначале носило сравнительно ограниченный этносоциальный и этнорегиональный характер. Первый становый (сословный) привилей, выданный в Вильно 20 февраля 1387 г. польским королем и великим князем литовским Ягайло, предназначался для литовских князей и бояр (рыцарей), принявших католицизм в соответствии с Кревским актом 1385 г., предусматривавшим инкорпорацию ВКЛ в состав Польского королевства. Привилей 1387 г. освобождал рыцарство почти от всех государственных повинностей, кроме обязанности нести военную службу и участвовать в строительстве госпо-дарских замков, закреплял за ним право распоряжаться и передавать по наследству свои владения и имущество, свободно выдавать дочерей замуж (без санкции верховной власти), учреждал территориальные судебные органы.
Городельские привилеи 1413 г., по которым литовские боярские роды, перешедшие в католицизм, вошли в польские гербовые братства, были призваны закрепить привилегированный статус нового сословия в среде собственно литовского этноса, Литвы и литовской католической шляхты во взаимоотношениях с другими землями ВКЛ, православным «руским» (белорусско-украинским) боярством и княжеской аристократией, а также статус самого ВКЛ в его отношениях с Польшей. Но создаваемое таким путем расчленение общества по этнорели-гиозным признакам сулило грядущие раздоры. После смерти Витовта растущая напряженность вылилась во внутреннюю войну начала 30-х годов между претендентами на престол, в которой великого князя литовского Свидригайло поддерживали значительные слои белорусско-украинского боярства. Предоставление аналогичных шляхетских прав «руским» феодалам ВКЛ в 1434 г. позволило, однако, склонить чашу весов в пользу литовско-польского претендента Сигизмунда Кейстуто-вича. В 1447 г. права «руских» феодалов были закреплены новым обширным привилеем, названным В. Пичетой Великой хартией вольностей. Свою юридическую силу сохранили только пункты городельской унии, запрещавшие некатоликам занимать важные государственные должности, центральные «вряды». Но практика общественно-политической жизни и религиозно-культурная ассимиляция членов правящей династии, получавших домены в глубине восточнославянского ареала, постепенно изживала и эти ограничения. Они уже не упоминаются в Статуте 1528 г. и окончательно упраздняются в канун Люблинской унии в виленском и гродненском привилеях 1563 и 1568 гг.
Польское влияние
В сословном формировании шляхты ВКЛ и в эволюции государственного строя существенное значение имели связи с Польшей (1).
Во многих современных публикациях подробно описываются внешнеполитические конфликты ВКЛ с Польшей, его противостояние политическим амбициям и планам правящих кругов Короны. Мало кто с этим спорит. Попытки действительного объединения Польши и ВКЛ долго не могли увенчаться успехом. Ни кревская, ни городельская унии не реализовали всех заложенных в них политических постулатов.
Меньше внимания уделяется другому историческому феномену: длительному и довольно эффективному сотрудничеству двух крупных самодостаточных держав. В исторической ретроспективе конца XIV-XVI вв. его трудно объяснить только возраставшим внешнеполитическим давлением - враждебными отношениями с Орденом, Священной Римской империей. Московской Русью, Крымскими ханствами и стоящей за их спиной Оттоманской Портой. Ведь в конце концов этапы мирного сожительства ВКЛ почти со всеми соседними державами превышали по своей длительности периоды военно-политического противостояния. Дело отнюдь не только во внешней политике и совместной обороне.
Дело еще и в том, что со времен кревской и городельской уний конца XIV - начала XV в. начинается глубокое воздействие значительно более развитой польской культуры и польских порядков, сословно-представительных институтов Польши на привилегированные слои ВКЛ. причем шляхта ВКЛ была заинтересована в этом воздействии. С другой стороны, более авторитарная власть монархов в ВКЛ, наследственном владении Ягеллонов, придавала большую устойчивость и унии. II в какой-то мере самой Польше. (Почти все короли Польши с конца XIV в. были первоначально избраны в ВКЛ великими князьями. а уже потом, иной раз без особого энтузиазма, посажены и на польский престол.) Законодательные акты 30-х-40-х годов XV в. оформили политэт-ничный статус шляхты ВКЛ. В течение нескольких десятилетий она обрела многие из тех прав и привилегий, которых польское рыцарство добилось раньше, но добивалось намного дольше и сложнее. Несмотря на формирование шляхетского сословия, что в конце концов должно было привести к созданию аналогичного или близкого польскому общественно-политического строя, дальнейшее развитие ВКЛ. однако, отличалось от коронного. Основной причиной этого было. очевидно, стремление великих князей литовских сохранить свою власть в огромном поли-этничном государстве со сложным взаимодействием центростремительных и центробежных тенденций, неоднородным территориально-адми-нистративным устройством и этнорелигиозными диспропорциями. К тому же почти весь XV в. был временем хоть и замедлившегося, но тем не менее еще продолжавшегося территориального расширения ВКЛ, что в свою очередь требовало сильной великокняжеской власти. Верховная власть, заинтересованная в поддержке влиятельной знати, придворных кругов и шляхты-рыцарства, щедро расплачивалась за это раздачей земель из господарского домена, номинациями на государственные «вряды», предоставлением всему стану или отдельным лицам имму-нитетных и других привилегий. Вторая половина XV в. - время формирования новой феодальной элиты крупных собственников-«панов», значительнее потеснившей родовую (княжескую) аристократию.
В преддверии реальной унии
В конце XV в. великий князь литовский был вынужден впервые пойти на серьезное ограничение своих функций и разделить власть с Радой панов. Ключевую роль в ней играли представители наиболее влиятельных и богатых светских и духовных фамилий, высокие «вряд-ники» - воеводы, каштеляны, маршалки, католические бискупы и др. Вступая на престол в августе 1492 г., Александр подтвердил предшествующие общегосударственные привилеи и издал новый. Этот законодательный акт, а также начало более или менее регулярной деятельности вальных сеймов ВКЛ открыли путь процессу складывания сословно-представительной монархии. В новое столетие ВКЛ вступало с тяжким грузом нерешенных и обострившихся проблем: впервые в истории оно потерпело крупную стратегическую неудачу в войне 1500-1503 гг. с Великим княжеством Московским. Да и сама война, несмотря на предшествующий династический брак Александра с дочерью Ивана III - Еленой, обрела неожиданно резкие и опасные для ВКЛ конфессиональные очертания: глава окрепшей и ощутившей свои силы русской державы вместе с ее духовной иерархией выступили с претензиями на политическое наследие всей Киевской Руси (свою «исконную» Отчину) и, естественно, объявили себя покровителями и защитниками всего православного населения ВКЛ. Послам соседнего государства разъяснялось, что «руские» земли ВКЛ являются законным наследием Рюриковичей. Неудачей закончился последний в истории ВКЛ долюблинского периода проект возрождения флорентийской церковной унии, поддержанный Александром, киевским митрополитом Иосифом Булгарино-вичем и виленским бискупом Альбрехтом Табором. Римский первосвященник скептически отнесся к этим планам, но не отказал Табору в разрешении применять сильные средства (право меча) для подавления бунтов и выступлений местного населения. Восстание Михаила Глинского, спустя несколько лет также пытавшегося использовать этноре-лигиозные противоречия в своих целях, показало, что время попыток «верхушечного» введения церковной унии без соответствующей социальной поддержки ушло в прошлое. В довершение ко всему подписанный в 1501 г. в Мельнике договор о превращении персональной (династической) унии в реальное объединение ВКЛ с Польшей не был реализован. Бальный сейм ВКЛ с большой прохладцей собрался только в 1505 г. и не ратифицировал соглашения. В этой ситуации в первой половине XVI в. ускоряется процесс общей консолидации правящих и привилегированных слоев ВКЛ, шляхты и магнатерии независимо от их этнического происхождения и религиозных воззрений и расширяются роль и функции старых (Рада панов, господарская канцелярия) и относительно новых социально-политических институтов (вальных сеймов). Статуты ВКЛ 1528, 1566 гг., сеймовые решения, изменения в этноконфессиональном составе Рады, административно-территориальная и судебная реформы середины 60-х годов - все это закрепляло наметившуюся тенденцию превращения привилегированного сословия в единый, включающий представителей разных этносов, политический народ-шляхту ВКЛ, в официальной терминологии обычно именовавшийся «литвинами». Средняя шляхта ВКЛ, неплохо знакомая с польскими порядками, усматривала в дальнейшем сближении с Короной возможность реализовать свои планы, добиться правового равенства всего сословия. Сигизмунд-Август, поддержанный многими магнатами, в первую очередь Радзивиллами, долго сопротивлялся объединению ВКЛ с Польшей. Статус великого князя (по сравнению с меркнувшим блеском польской короны) означал статус монарха реального, правящего, и усиливал его позиции в самой Польше. Кроме того, он практически гарантировал престол ВКЛ за преемниками династии. Сигизмунд-Ав-густ не мог, однако, публично противодействовать усилившимся требованиям польской шляхты ускорить процесс объединения. Этому препятствовала историческая традиция, неоднократно подтвержденная его предшественниками. Поэтому в одном из своих тайных посланий он подстрекал близкого ему трокского воеводу Миколая Радзивилла Рыжего использовать свое влияние для срыва этих замыслов. В результате виленский сейм 1551 г. не поддержал новой объединительной инициативы коронных сеймов 1548 и 1550 гг. (2) При всем этом отстаивание прежних отношений ВКЛ с Польшей становилось все более сложным. Без значительных уступок шляхте невозможно было требовать возраставших чрезвычайных налогов, необходимых для военно-политических нужд, и ожидать особой ревности шляхты в посполитом рушенье. Существовали и другие немаловажные проблемы, в том числе постоянный недостаток средств в казне (скарбе). Дело осложнялось отсутствием прямых наследников Сигизмунда-Августа и неудачно начавшейся в 1558 г. Ливонской (Инфляндской) войной. Кризис стал разрешаться в начале 60-х годов. На военно-полевом сейме под Витебском в сентябре 1562 г. шляхта впервые выступила с жесткими требованиями к верховной власти - начать немедленные переговоры с Польшей об унии. Весомым политическим аргументом этих требований стало шокирующее для правящих элит Польши и ВКЛ известие о взятии Полоцка войсками Ивана IV 15 февраля 1563 г. На коронный сейм 1564 г. Сигизмунд-Август, последний ренессансный король и великий князь династии Ягеллонов, известный своим пристрастием к роскоши, явился в скромном шляхетском одеянии. В том же году он отказался от наследственных прав на ВКЛ и передал их Короне.
Люблинская уния 1569 г.
Реформы 1564-1565 гг. приблизили общественно-политический строй ВКЛ к польскому. По мнению Ю. Бардаха, эти преобразования были обусловлены продуманной рецепцией польских образцов и поэтому они отличались большим рационализмом и последовательностью (3)
Акт Люблинской унии от 1 июля 1569 г. очертил основные конструкции общественно-политического строя РП и сословные права шляхты. Присутствовавшие на сейме прелаты, светские и духовные паны-рада, князья, государственные чины, земские послы ВКЛ и Польши объявили, что во исполнение прежних соглашений они заключают новый договор о возобновлении и исправлении «частично нарушенной унии и самого соединения». Польское королевство и ВКЛ провозглашались «единым нераздельным и неразрозненным телом», общей Речью Посполитой, слившей «в один народ два государства и народа» (4).
В состав Короны, в значительной мере по желанию местной шляхты, вошли земли Волыни и Киевского воеводства.
Акт унии предусматривал отказ от принятой ранее процедуры обособленного избрания и возведения на престол великого князя литовского - «чтобы никакого следа и ничего подобного прежним церемониям не было». Общий монарх должен был избираться совместно и короноваться в Кракове. Отсутствие одной из сторон не должно было стать препятствием для избрания монарха. Поскольку, однако, сохранялся государственный титул и отдельная администрация ВКЛ (urzеdy), то провозглашение избранного короля великим князем литовским, русским, прусским, мазовецким, жмудским, киевским, волынским, поляш-ским и инфляндским должно было осуществляться одновременно.
Уния вводила общий (вальный) коронный сейм для «обоих народов под королем польским», общее представительство «панов польских и литовских» в сенате, равно как и послов в «посольской избе». Оговаривались возможность обсуждения своих проблем на сеймовых сессиях и вне их, в самой Польше и в ВКЛ, глухо упоминалась взаимная помощь во всех возможных «невзгодах». Ликвидировались таможенные пошлины (кроме купеческих), устанавливалась единообразная монета.
В отношениях с другими государствами РП выступала как единая держава, предполагалось осуществление единой политики в «делах важных для обоих народов», совместная организация посольств и подписание договоров. Сама РП была построена по федеративному принципу: Корона и ВКЛ сохраняли свою территорию, администрацию, скарб, войско, судебную и правовую системы. Признание специфических особенностей и интересов ВКЛ вскоре после Люблинской унии было зафиксировано также так называемыми литовскими конституциями. с 1581 г. нередко дополнявшими общие решения («ухвалы») вальных сеймов (5).
Другие ключевые статьи оговаривали социально-правовые проблемы: новый монарх обязывался уже во время своего коронования публично подтверждать в одном акте права, привилегии и вольности обоих народов и государств. В особых статьях конкретизировались эти обязательства: сохранение действующих законов, уставов, судебных решений, касающиеся всех сословий и прежде всего «княжеского стана и шляхетских фамилий». Подтверждалось право собственности на движимое и недвижимое имущество, пожалования и доходы, связанные с высшими должностями, владение землей и угодьями на основе письменного и обычного права.
Магнаты ВКЛ добились включения в акт унии статьи, запрещавшей процесс экзекуции, осуществленной в середине XVI в. в Польше, -проверки и пересмотра великокняжеских пожалований, привилеев, выданных разным народам, землям, поветам, обывателям, конкретным лицам и шляхетским родам, различных сделок с владениями и т. д. Прекращалась дальнейшая раздача господарских владений в ВКЛ, кроме тех, которые могли отойти к ним впоследствии из собственности князей, шляхты, вельмож. Эти имения король мог жаловать шляхте Короны и ВКЛ для обеспечения земской военной службы. Шляхта обоих народов получила возможность приобретать земли как в Польше, так и на территории ВКЛ.
Люблинская уния, как видим, была заключена на принципах правового равенства Польши и ВКЛ, но реальная политическая ситуация существенно изменилась. Среди 140 сенаторов на вальных сеймах только 27 были литвинами. Подобная диспропорция сохранялась и в дальнейшем, хотя численность членов высшей палаты несколько возросла после присоединения Инфляндии в 1598 г., завоевания Черниговской земли и воссоздания Смоленского воеводства в 30-х годах XVII в. В посольской избе из 114 послов литвинами было 48 (6).
Эти различия были обусловлены большей численностью соответствующих должностных и духовных лиц в Польше (воевод, каштеля-нов, министров, католических бискупов), тем более после инкорпорации Подляшья и украинских земель. Понятно, что вместе с монархом-католиком это давало определенные преимущества польским представителям в сейме при рассмотрении дел всеми сеймующими станами (король, сенаторы и послы Польши и ВКЛ).
От Люблинской унии и выиграли, и проиграли все стороны. Польша получила значительные территориальные приращения в виде земель, ранее входивших в ВКЛ, перспективу шляхетской колонизации огромных пространств и беспокойную межу с Великим княжеством Московским. Непомерно разросшееся юго-восточное подбрюшье обещало ей новые столкновения с Крымским ханством и его могущественным протектором - Оттоманской Портой. Отношения с казацкой вольницей, слава богу, представлялись еще туманными. Кроме того, воленс-ноленс, в актах унии было записано обоюдное обязательство сторон поддерживать друг друга в случае широких военных действий и других крупных политических осложнений. (Польше это обходилось дороже: черная дыра коронных расходов на квартовое войско, реестровое казачество, да и на большее посполитое рушенье.)
ВКЛ в результате подписания реальной унии потеряло украинские земли, но продлило существование на несколько столетий, почти полностью избавилось от постоянной угрозы крупных набегов крымчаков и масштабной войны с Турцией. Уния дала возможность добиться перелома в Ливонской войне, закрепить ленные права на Инфляндию совместно с Польшей (7).
В начале XVII в. возможности РП казались настолько значительными, что была предпринята попытка передела Восточной Европы. Иллюзии, порожденные масштабными «московскими экспедициями» и претензиями на московское царство рассеялись только после неудачных походов нового короля и великого князя литовского Владислава IV в 30-х годах XVII в.
С усилением польского влияния и культурно-конфессиональной полонизацией магнатерии и значительной части шляхты и городских верхов возросло также участие шляхты ВКЛ в политической и духовной жизни Короны и всей Речи Посполитой, расширились связи с польской и западной культурой.
Правящая элита ВКЛ стремилась реально сохранить государственный суверенитет в тех пределах, что были оговорены унией, или даже расширить его, опасалась чрезмерного возрастания польского влияния, передела собственности, втягивания в опасные внешнеполитические акции, не отвечавшие собственным интересам Княжества. Статут ВКЛ 1588 г., завершивший интенсивный процесс кодификации общегосударственного права, не был представлен вальному сейму и был введен в действие благодаря личным связям подканцлера Льва Сапеги и привилею Сигизмунда III. Ничто так не разгораживало две державы на протяжении нескольких столетий, как разные правовые системы.
Не очень спешила шляхта оказывать помощь Польше и в ее войнах с Портой, Швецией, крымчаками, в подавлении бунтов и восстаний на украинских землях; бдительно следила за соблюдением норм Статута о предоставлении государственных должностей только урожденной шляхте ВКЛ («тубыльцам»).
По завершении Ливонской войны оставались острые проблемы заключения длительного мира с Москвой. Часть московских бояр, эмигрировавших в ВКЛ, поддерживала партию войны в расчете на возвращение к своим отчинам. Упоминая в 1586 г. об одной из таких попыток беглого боярского сына, кн. Миколай Крыштоф Радзивилл с большим раздражением писал о «росказнях этого хлопа», подстрекавшего к продолжению Ливонской войны. «Да и что может дать она Литве? Хоть бы король овладел всем вплоть до золотой бабы (8) что Литве с того? Что за права Литвы к русским землям? Разве что волчьи... А нас снова завоюют по-старому... Лучше лежать упитым, чем убитым» (9).
Не вдаваясь в рассмотрение всех многозначных последствий альянса с Польшей, стоит отметить только, что для шляхты ВКЛ образование РП значило важный этап ее политической и социальной эмансипации.
Грани толерантности
Следующим после Люблинской унии важнейшим законодательным актом, расширявшим конфессиональные (церковно-религиозные), социальные и политические права шляхты, было решение Варшавской конфедерации, принятое и подписанное на конвокационном сейме 28 января 1573 г., спустя год после Варфоломеевской ночи. События во Франции вызвали, как известно, резкую критику ряда реформационных публицистов, в т. ч. Симона Будного, издавшего в 1576 г. в Лоске перевод брошюры Франциска Хотмана «О furiach albo о szalenstwach francuskich». Белорусско-литовские кальвинисты вместе с польскими реформаторами, несомненно, стояли у порогов варшавской акции, тем более, что в конце 60-х - начале 70-х годов протестанты преобладали в высших структурах Рады панов ВКЛ и в литовской части сената (10). Акт Варшавской конфедерации приобретал особое значение в ВКЛ с его чрезвычайно сложной этноконфессиональной структурой. Кроме трех основных ветвей христианства, к которым позднее прибавились еще две - униатская и старообрядческая, тут были распространены иудаизм, мусульманство: рядом с белорусами, литовцами, украинцами. русскими и поляками проживали евреи, татары, караимы, армяне и др.
Римский посланник при дворе Сигизмунда-Августа Джулио Руд-жиеро в канун Люблинской унии сообщал Пию IV, что в «Литве ереси распространены шире, чем в Польше». Позже другой папский нунций, видимо весьма искушенный в ересях, только в столице ВКЛ насчитал 60 сект среди упрямого («упартого») посполитого люда: «Нередко в одной семье отец придерживается своей секты, мать - другой, дети -третьей»(11). В Вильно, действительно, с давних пор было редкое церковно-религиозное многоцветно, что не помешало, правда, местным мещанам в 1557 г. избить русских монахов-беглецов, проповедовавших
Новое учение (Феодосии Косой, старец Артемий и др.). Зато пригрел их в своей виленской каменице самый высокопоставленный сановник ВКЛ, виленский воевода и канцлер, основной опекун белорусско-литовской реформации, князь Миколай Радзивилл Черный.
Варшавская конфедерация 1573 г. от лица всего рыцарства и других представленных станов декларировала религиозный мир между «обывателями тых панств» - Польши и ВКЛ. «А так как в Речи Посно-литой существуют немалые расхождения среди христиан, стремясь предупредить возможные осложнения, известные по другим королевствам, обещаем от своего имени и от имени потомков наших, под нашей присягой, верой, честью и совестью, сохранять навечно мир и спокойствие среди верующих, не проливать кровь из-за расхождений и отличий в вере, не допускать судебных преследований - изъятия владений и другого имущества, заключения в тюрьмы, изгнания и публичного оскорбления и никоим образом не содействовать в этом власти и никаким органам» (12).
История европейских держав на самом деле давала немало примеров распрей и гражданских войн, вызванных религиозными преследованиями. Анонимный автор «Апокрисиса» в 1597 г. ссылался на примеры многих стран, где население насильно принуждалось к отказу от своих религиозных традиций: «За принуждением дошло до споров, от споров до осложнений, от осложнений до раскола, от раскола до внутренней войны. Что может быть худшего на свете? Попиранье Божьего и природного права, гвалты, пожоги, наезды, кровопролитья, опусто-шенья...» (13)
Прокламируя общую толерантность для граждан Речи Посполи-той, акт Варшавской конфедерации предоставлял действительную религиозную свободу только шляхте и право светским и духовным папам наставлять своих подданных и карать их в делах веры. При этом от имени короля подчеркивалось, что «эта конфедерация никак не умаляет никакой власти их над подданными... и не освобождает тех от полного повиновения» (14).
Нам неизвестны, однако, какие-либо выступления крестьян, вызванные религиозными преследованиями. Факты ограничения их конфессиональной свободы в последней трети XVI в. довольно редки. В 1588 г. виленский бискуп Юрий Радзивилл передал костелу в Медведи-чах около Несвижа «застенок поповский, что поп руский держал» с таким пояснением: «Ибо его в том именьи нашем из-за раскола церковной общности, как бискуп, терпеть больше не намерен» (15). В большинстве случаев, однако, светские феодалы ВКЛ в последней трети XVI в. были достаточно толерантны или учитывали возможность осложнений после Варшавской конфедерации. Даже такой ревностный католик, как Миколай Радзивилл Сиротка, в 1574 г. не мог решиться на изгнание протестантов из своего виленского дворца и только постепенно заменял кальвинистских пасторов в Несвиже, Клецке, Мире и других владениях (16). Не пустым делом было уважение к памяти своих предков, традициям рода. фамильным семейным захоронениям. Витебский воевода Миколай Сапега в 1599 г. завещал похоронить себя в римском костеле в имении его Кодне «при жене Ганне... пристойно, согласно религии моей грецкой» (17).
Конфедерацию подписало 98 лиц, среди них, по подсчетам И. Ма-цишевского, по крайней мере 41 католик, но большая часть католической иерархии воздержалась или осудила ее. Гнезненский архиепископ Уханский не подписал акт, а римский первосвященник Григорий XIII заметил, что Варшавская конфедерация предоставляет свободу убеждений даже магометанину или эпикурейцу (18). Недовольны конфедерацией были и некоторые деятели европейской Реформации, в том числе Теодор Беза и Жан Кальвин.
Несмотря па внушительную оппозицию, эта, по выражению униатского писателя начала XVII в. И. Мороховского, «премерзкая» конфедерация была подтверждена Стефаном Баторием и включена в обязывающие конституции. В 1588 г. акт конфедерации в переводе на «руский» (старобелорусский) язык был опубликован в третьем Статуте ВКЛ (разд. 3, артикул 3), а в начале XVII в. и в нескольких его польско-язычных изданиях той же друкарни Мамоничей.
Завершающий этап наиболее плодотворной законотворческой деятельности шляхты приходится на последнюю треть XVI в. Внутренний строй Речи Посполитой стал настолько устойчивым, а права шляхты столь широкими, что представители разных политических групп и сеймовых партий могли безопасно обсуждать в периоды междуцарствия (интеррегнума) самые одиозные кандидатуры на престол: от виновника резни гугенотов в Париже Генриха Валуа до Ивана IV и его слабоумного сына Федора. Другое дело, что это не исключало их осуждения за деспотические методы правления или неспособность должным образом исполнять функции монарха. Последнее было самым непростительным. В сентябре 1587 г., когда некоторой части магнатов казался реальным план заключения политической унии с Москвой, подканц-лер ВКЛ Лев Сапега, лично присутствовавший на аудиенции у царя Федора, не без сожаления сообщал о его слабом здоровье (19). Венецианский посол Иероним Липпомано сообщал в 1575 г., что кандидатура Ивана IV, по слухам, имеет такую же «партию» поддержки среди «литовского и русского люда», главным образом среди хлопов, как и другие претенденты на престол РП. «Правда, они не очень ему помогут, так как не участвуют в выборах» (20). Настроения «хлопов» ВКЛ и Великого княжества Московского, особенно приграничных земель, реальней всего, однако, прослеживаются по их встречной миграции в ВКЛ и в Великое княжество Московское. На переговорах 1582 г. дипломаты РП интересовались у московских послов, не будут ли преследоваться хлопы, бежавшие в ВКЛ в годы войны (21).
Генриховские артикулы и кардинальные права шляхты
В 1573 г. польским королем и великим князем литовским был избран анжуйский герцог Генрих Валуа. С утверждением Генриха Валуа на престоле была надежда на конечное разрешение обострившихся проблем с Портой - военным или мирным путем (Франция в то время поддерживала неплохие отношения с турками).
После переговоров польского посольства с Генрихом на торжественной церемонии в Нотр-Даме 10 сентября 1573 г. он принес присягу и принял на себя обязательства выполнять «пакта конвента» и так называемые генриховские артикулы.
«Пакта конвента» 1573 г. носили сравнительно узкий и конкретный характер: обязательства соблюдать привилегии шляхты, заключить вечный мир между РП и Францией, погасить государственные и личные долги Сигизмунда-Августа, укрепить польский флот на Балтике, открыть французский порт для купцов РП, откуда отправлялись суда в Новый Свет и Александрию, и т. д.(22) Более важное значение имели генриховские артикулы, определявшие основные принципы общественно-политического строя РП. С некоторыми изменениями они подтверждались каждым новым монархом, а с 1663 г. объединялись в один блок с очередными «пакта конвента». Они обязывали: периодически созывать вальные сеймы, соблюдать Варшавскую конфедерацию: вступать в брак лишь с санкции сената; отправлять и принимать посольства, а также утверждать трактаты только с согласия сенаторов-резидентов, возглавлять посполитое рушенье, право на созыв которого сохранялось за сеймом; за свои средства обеспечивать надлежащую охрану границ; не сажать на трон наследника престола (вольная элек-ция); не использовать своей («покоевой») печати для утверждения государственных документов без присутствия канцлера; без согласия сейма не вводить новых податков и пошлин и др. «А если, не дай бог, с нашей стороны будет допущено что-нибудь против прав, вольностей, артикулов, кондиций или что-нибудь не будет выполнено, тогда обыватели обоих народов свободны будут от послушания и надлежащего коронованному лицу почтения» (23). После смерти своего брата Карла IX Генрих тайно бежал во Францию. Виленский воевода в письме виленскому би-скупу Валериану Протасовичу скептически оценил попытки добиться его возвращения в Польшу: «не вернется назад, ибо там [во Франции] absolutum dominium» (24). Избранный королем селмиградский воевода Стефан Баторий в 1576 г. принял католическую веру и без особых претензий подписал генриховские артикулы и «пакта конвента».
В XVI в. в основном закончилась сословная консолидация белорусско-литовской шляхты, составлявшей, по приблизительным оценкам историков. 8-10 процентов от численности всего населения. ВКЛ не располагало постоянным профессиональным войском. Судя по переписям 1528, 1565, 1567 гг., шляхта выставляла обычно до 20-30 тысяч всадников; по сведениям папских нунциев, полная мобилизация поспо-литого рушенья могла дать до 50-70 тысяч конников. К середине XVI в. небольшая группа магнатов владела примерно 40 процентами всех феодальных имений, но подавляющее большинство шляхты составляли средние и мелкопоместные земяне (25). К концу XVI в. шляхта образовала практически замкнутое равноправное сословие. Конституция 1578 г. признала исключительное право возведения в шляхетство (нобилитации) за вальным сеймом. Только во время военных действий король мог даровать шляхетство за важные государственные и рыцарские заслуги. Крестьянин или мещанин легально в лучшем случае мог рассчитывать на переход в разряд служивых людей. Так, в 1569 г. Иван Киркор по просьбе великого литовского гетмана Григория Ходкевича за свои военные заслуги (захватил много пленных «за Смоленском на Словажы») получил 12 служб пустовщины в волости могилевского замка и статус панцырного боярина. «А к тому теж знаючи о том, что и в других делах может быть потребен, - писал Ходкевич в своем представлении, - ибо бывал во многих посторонных землях и знает разные языки - турецкий, татарский, болгарский, сербский и волошский» (26). Другой редкий случай связан с делом об оскорблении польского короля и великого князя литовского в 1561 г. Как гласят документы, некий тростянский войтович Томас Пухлович прибил на воротах виленского замка лист с какой-то угрозой «здоровью нашему господарскому». Злоумышленник был позднее опознан по его внешности господарским коморником хлопцем Зеницей Федором Мартиновичем Миленьким. Бдительный подданный удостоился шляхетских вольностей и герба, описанного и разрисованного («вымалеванного») в привилее - «олени роги в дубе» (27).
Возраставшая «герметичность» шляхетского сословия требовала и особых мер в отношении зарубежных претендентов. Процедура признания шляхетства РП за заграничным шляхтичем, «индигенат», первоначально осуществлялась королем на сеймах, ас 1641 г. стала исключительной функцией последних. Войны середины XVII в. привели к значительному возрастанию нобилитаций, что вызвало среди «приро-жоной» шляхты стремление к их полному запрещению. До этого дело не дошло, но побочным продуктом подобного недовольства стало введение в «пакта конвента» с 1669 г. «скартабелята» - неполного шляхетства с запрещением до третьего поколения отправлять государственные и посольские должности (28).
Постоянной лазейкой для проникновения в привилегированное сословие оставались судебные процессы по делам об оскорблении шляхты, «выводы шляхецтва», «примовки о почстивости», которые иногда удавалось выиграть при помощи достаточно податливых или заинтересованных свидетелей, предъявлении далеко не бесспорных документов, включая ссылки на опубликованные геральдические издания, акты на разные земельные сделки и шляхетские должности. Оскорбление полноправного шляхтича приравнивалось к тяжким преступлениям, каралось высокими штрафами и другими, правда редко применяемыми, мерами (урезаньем языка). Особенно задевало шляхту причисление ее к простому люду, смердам и хлопам. В 1555 г. гродненские татары жаловались, что их обозвали «дуботовками, а не шляхтою» (дуботовки - заготовители коры для скорняков) (29).
Одним из характерных признаков сословной консолидации и шляхетского равенства стала отмена аристократических и наследственных титулов (князей, баронов, графов), исключая те из них, что были дарованы раньше и допущены Люблинской унией. Шляхта болезненно относилась ко всяким попыткам внешнего размежевания стана. В 1638 г. сейм отказался утвердить предложенный Владиславом IV орден рыцарей Непорочного зачатия девы Марии под тем предлогом, что вся шляхта - равная. Другим внешним признаком шляхетского равенства стало принятое в светских и сеймовых кругах обращение друг к другу -«пане браце», превращение шляхетской усадьбы, дворца, дома в недоступное для власти владение. Тогда ж зародилась и пословица - «шляхтич на загродзе равный воеводе» (30). (Загрода - шляхетский двор за пределами крупного населенного пункта. Загродковая - простая, нередко совсем бедная шляхта.)
Конечно, правовое равенство было далеким от фактического: в судебных документах и актах Метрики сохранилось немало жалоб мелкой и средней шляхты на панов и магнатов (нарушения владений, наезды, принуждение к отправлению нешляхетских повинностей, избиения, «тасканье за бороды» и др.). Даже искушенная в судебных тяжбах шляхта нередко попадала в сложные передряги. В 1569 г. ошмянский подсудок Станислав Юрьевич обвинил кн. Юрия Юрьевича Слуцкого в том, что тот в судебном порядке присвоил его «статки» (имущество), для чего вызвал его «з границ» ВКЛ до Короны вопреки нормам Статута-^. При всем этом право как официально признанная суверенная и наивысшая сфера социально-политической системы РП в определенной мере регулировало внутристановые и межстановые отношения. Далеко не во всех странах обычный приходской священник мог вызвать в суд высшего представителя духовной иерархии (дело воложинского попа с митрополитом Ионой, 1570 г.). Еще большие судебные сложности возникали в связи с покушением на жизнь или убийством шляхтича. Так, в начале XVII в. Крыштоф Монвид Дорогостайский, узнав про амуры жены с его подданным, обратился за доверительным советом к ее братьям - Янушу и Крыштофу Радзивиллам: может ли он казнить мелкого присяжного служку без последствий? Великий литовский маршалок опасался, что его вызовут в сеймовый суд но делу об убийстве шляхтича (32).
Политический строй РП в конце XVI в. обрел почти завершенные правовые и институциональные формы. Три сеймовых стана взаимодействовали и в какой-то степени уравновешивали друг друга. Власть короля и великого князя литовского сужалась, но он располагал еще определенными финансовыми средствами, раздавал и подтверждал привилеи на владения, производил номинации на важнейшие государственные посты, связанные с немалыми доходами и престижем. При дворе монарха складывалось и жило своей (и чужой) жизнью придворное окружение, завязывались и расторгались политические и генеалогические связи и союзы, что позволяло искушенным политикам (не только регалистам) в той или иной мере воздействовать на все политические процессы. Здесь же вынашивались концепции улучшения государственного строя, обсуждались проекты международных договоров, устраивались аудиенции для послов и т. д. Монарх обладал правом высшей судебной и контрольной инстанции, а господарские канцелярии в Польше и ВКЛ располагали самым большим архивом публично-правовых и приватных документов с нотификационными функциями - Метрика ВКЛ и Коронная.
До конца существования РП личность монарха и престол были окружены почти восточным почтением, что, однако, не отвечало фактическому положению дел. В сеймовых выступлениях монарха нередко сравнивали с солнцем, выдающимися деятелями древности, в пышных макаронических стразах, испещренных латинскими афоризмами, воспеваются его политические и военные деяния, несравненная мудрость. высокие моральные добродетели и т. д. В сущности, однако, это был нескончаемый панегирик самой шляхте, ибо монарх всегда оставался символом государственного строя РП с его свободной элекцией и гарантом шляхетских вольностей. Полемические и оппозиционные выступления и печатные издания были редки, чаще приурочивались к периодам интеррегнум, критические голоса звучали как будто под сурдинку. Крупные политические выступления магнатов и шляхты (рокоши, конфедерации), как правило, инспирировались олигархией и обычно не ставили под сомнение основы государственного строя.
Согласно кардинальным правам сеймовые решения должны были приниматься с обязательным участием всех сеймовых станов. Монарх имел право отвергнуть то или иное предложение, но не мог самостоятельно распустить сейм. Сенаторы исполняли совещательные и рекомендательные функции. Реальные сеймовые полномочия постепенно сосредоточились в посольской избе, где заседали избранные в поветах, связанные обязывающими инструкциями представители земства.
В ослаблении центростремительных тенденций в XVII-XVIII вв. свой вклад внесли как Корона, так и ВКЛ. Польша вошла в РП вместе со своей шляхтой, прошедшей довольно долгий путь развития, достигшей высокой степени консолидации, привыкшей отстаивать свои становые интересы, осуществившей экзекуцию прав и существенно ограничившей влияние феодальной элиты и аристократии. Сложившаяся в Короне к середине XVI в. сословно-представительная система сама по себе заметно сузила власть монарха, центральной администрации, министров. Магнатерия ВКЛ в значительной мере сохранила свои позиции, поступившись судебным иммунитетом и добившись значительной обособленности ВКЛ в «Речи Посполитой обоих народов». Служебная и придворная карьера в господарском окружении или в канцелярии ВКЛ, важный государственный «вряд» или высокий церковный сан по-прежнему открывали немалые возможности для привилегированной элиты, что подтверждает скоропалительное создание многих крупных панских фортун, магнатских латифундий, выдвижение на авансцену общественно-политической жизни малоприметных прежде феодальных родов (Сапег, Пацов, Огинских, Воловичей и др.) (33)
Сарматизм - идеология и культура шляхты
Сложившиеся в последней трети XVI - первой половине XVII в. право и политическая система в общем удовлетворяли правящие круги ВКЛ (Беларуси и Литвы) и большую часть шляхты. Об этом, например, можно судить не только по позиции шляхты во время длительных затяжных войн середины XVII в., но и по публичным выступлениям шляхетских ораторов, критиковавших чужие государственные и правовые системы. Кроме излюбленных в то время сравнений с античными образцами державной мудрости (Древним Римом, Персией, Карфагеном и т.д.) в контрастном сопоставлении с ними упоминаются соседние страны, близкие к абсолютистской монархии или уже достигшие этой стадии развития (Россия, Оттоманская Порта), западноевропейские государства. Существуют народы, заявил в 1632 г. новогрудский каште-лян Василий Копоть, поклоняющиеся верховной власти, как Богу, где граждане живут подобно скотам и где напрасно было бы искать свободных людей и со свечкою. Он образно сравнивал Речь Посполитую с хором, в котором звучит не один только королевский альт, а множество «вольных» голосов согласно поддерживают одну мелодию (34). Томаш Сапега, назначенный в 1648 г. послом в Москву, утверждал, что ни «влоские Эридианы», ни «немецкие Рейны» ничего не дадут шляхте РП, привыкшей к своим пактам и вольностям (35). Практически все шляхетские ораторы были единодушны в том, что РП представляет идеальное государство, почти «Святую землю».
Немалая часть шляхты ВКЛ по мере успехов полонизации все чаще отождествляла себя со всей шляхтой РП, порывала с местными культурно-языковыми и конфессиональными традициями. Польский язык, вытеснивший во второй половине XVII в. белорусский из основных сфер публичной и государственной жизни, был законодательно закреплен как официальный в общем акте Правового уравнения станов ВКЛ с Короной польской, принятом 26 августа 1696 г. генеральной конфедерацией Польши и ВКЛ в очередной период междуцарствия (36).
Формы бо искусства (дворцы, портретная и батальная живопись, придворные капеллы, драма, опера), поддерживают книгопечатание, становление новых форм образования. Практически все сенатские роды ВКЛ предоставляют своим наследникам возможность заграничных путешествий («перегринаций») -для ознакомления с миром, обычаями других стран, изучения языков, службы при княжеских и королевских дворах. Крупнейший магнат ВКЛ Миколай Крыштоф Радзивилл посвятил воспитанию и обучению своих детей обширный социально-педагогический трактат- «Admonitorium» (Несвиж, 14 июля 1603 г.). Согласно этому наставлению наследники князя должны были соблюдать принципы «учтивого шляхетского воспитания» - «стану своему пристойного и Отчизне пригодного» (37). Оговаривались сроки обучения и пребывания за границей (с 12 до 23-24 лет), описаны наиболее подходящие университеты, средства на эти цели, обязанности слуг и наставников. Из отдаленной Риги великий гетман Ян Кароль Ходкевич, победитель шведов под Кирхгольмом, призывал в 1606 г. своего сына Иеро-нима прилагать больше усилий в учебе, утверждая, что «стыдно быть глупым шляхтичем» (38). Значительная часть правящей элиты владела латинским и иностранными языками и преуспевала в сеймовых дискуссиях. Некоторые представители знатных родов удостаиваются европа прилагать больше усилий в учебе, утверждая, что «стыдно быть глупым шляхтичем» (38). Значительная часть правящей элиты владела латинским и иностранными языками и преуспевала в сеймовых дискуссиях. Некоторые представители знатных родов удостаиваются европейского признания, как, например, будущий новогрудский воевода Миколай Халецкий, посетивший Германию, Италию, Испанию, Лузитанию, Нидерланды и получивший в годы учебы в парижской Сорбонне - «матери всех школ христианских» - «венок мудрости» «Laurea Corona Sapientiae» и звание «Vertex Liberalium Artiurn» (достигший coвершенства в свободных науках). Он легко общался с иностранными дипломатами (33 года придворной службы), 18 раз избирался сеймовым послом, участвовал в военных баталиях (при штурме Пернавы пробился к ее стенам и первым взорвал петарду) (39). Резидентом при цесарском дворе в середине XVII в. был виленский воевода Юрий Кароль Глебович, прозванный в Вене Decus Sannatiae (Гордость Сарматии), а в Краковской академии - Gloria Lituaniae (Слава Литвы) (40).
В XVI-XVII вв. складывается особая разновидность шляхетской «сарматской» культуры с ее идеализацией политического строя ВКЛ, Речи Посполитой, Отчизны, воспеванием замкнутого «пейзанского» стиля жизни в «маентках», рыцарских доблестей и ратных подвигов и «истинной» католической веры. В сарматской публицистике и публичной риторике редко встречаются откровенные ксенофобские выпады, но часто критикуются грубость нравов нехристианских народов, несовершенство правителей, тирания, увлечение заграничными новинками.
Повседневные интересы рядовой шляхты были проще и зазем-ленней, замыкались в сфере бытовых и семейных потребностей. Заметные изменения в шляхетской ментальности просматриваются с середины XVIII в., что подтверждают дошедшие до нас сборники всякой всячины -Silva rerum. В этих домашних рукописях рядом с финансовыми подсчетами, выписками из хроник, аптекарскими рецептами все чаще встречаются басни, пословицы, сатирические сочинения, пародийные предложения на «сейм паненский»: «Нас совсем не интересует вера (шляхтича, кандидата в супруги), были б обычаи пристойные». Другая пропозиция более жесткая: «Чтобы никакая панна, достигшая сорока лет, замуж не шла. ибо она нам юношей отбивает, пусть уж играет пацерками». В этом же сборнике анонимного полоцкого шляхтича есть и образцы любовных посланий - «Анелечек мой! Жизнь моя. Цветочек мой» (41).
Согласно господствовавшим представлениям шляхта не могла непосредственно заниматься торговой и ремесленной деятельностью, препоручая эти сферы зависимым или нанятым лицам. Успехи в предпринимательской деятельности других групп и слоев населения, в т. ч. предпринимателей, ростовщиков, буржуа Западной Европы, в период первоначального накопления капитала нередко вызывали в шляхетской публицистике страстные филиппики. Один из влиятельных политических деятелей Франциск-Александр Копоть в своей сеймовой речи по поводу назначения его брестским каштеляном в 1643 г. выступил с резким обличением испанских колонизаторов: «Не знаю, чем больше отягощен испанский монарх, - заявил он. - золотым песком или плачем несчастных индейцев. Кажется, весь Новый Свет вывозят к нам на своих суднах. Что было к пользе всем людям, то стало принадлежать царственному капиталисту» («со mialo byc ad communern wszystkich ludzi usurarn, to Nayiasnieyszemu dostato sie Kapitaiscie») (42). На самом деле шляхта далеко не чуждалась торговых и промысловых доходов, занималась земельными операциями, поручала своим подданным продавать лесные и зерновые продукты на внутреннем рынке и за границу и т. д. «Маентки» и другие постоянные или условные владения шляхты (ста-роства. державы, экономии) вместе с государственными заведениями поставляли в корчмы большую часть всей потребляемой народом алкогольной продукции (хмельного меда. водки). Увлеченность хозяйством, нежелание надолго отрываться от своих фольварков серьезно ослабляли возможности шляхетского ополчения.
Нисхождение
Развивавшиеся политические процессы -до потрясений середины XVII в. - как будто подтверждали многие шляхетские иллюзии. По мере ослабления королевской власти и сужения функций вальных сеймов и генеральшах сеймиков реальная политическая жизнь все больше смещалась на периферию. Новые привилегии получили земские поветовые сеймики: право выбора депутатов в высший апелляционный суд ВКЛ - Трибунал, кандидатов на земские судебные должности, право самоуправления в решении хозяйственных проблем и др. На местном и региональном уровне власть панов, магнатов, использующих в своих целях зависимых от них клиентов, мелкую служебную, часто безземельную, шляхту, стала почти безраздельной. Поветовые сеймики принимали. как правило, выгодные магнатской олигархии решения, выдвигали на вальные коронные сеймы нужных людей, выбирали свою поветовую администрацию.
Возрастание роли поветовых послов и гиперболизация шляхетского права единомыслия и равенства в середине XVII в. привели к законодательному оформлению принципа liberum veto, чем широко пользовались магнаты и различные политические клики. Многие вальные сеймы второй половины XVII - середины XVIII в. разошлись без каких-либо решений. В сложившейся системе права просматриваются новые тенденции, свидетельствующие об эрозии толерантности и стремлении шляхты к окончательному утверждению католицизма как господствующей государственной религии и единой конфессиональной основы шляхетской демократии. С конца 60-х годов XVII в. сеймовые конституции обязывают всех будущих претендентов на королевский престол официально объявлять о своем католическом вероисповедании. Генеральная конфедерация 1696 г. не только подтвердила это решение избирать только католика - «а не другой, не дай Бог, религии», но и дополнила его обязательством одновременно сохранять права и привилегии католической и униатской церквей: "jura et privilegia Oi-thodoxae Romano-Catholicae, et ritus Graeci Unitorum Ecclesiae" (43)
В общественно-политической мысли конца XVII - первой половины XVIII в. превалируют представления о незыблемости кардинальных прав шляхты. Конституция 1669 г. гласила, что всякие изменения в государственном строе РП не могут не сопровождаться великими потрясениями и «революциями» и потому запрещаются. Острую публичную критику вызвала конституция 1690 г., в которой неосторожно упоминалась «меньшая шляхта». Сейм 1699 г. решительно отверг подобную констатацию, подрывающую устоявшиеся представления о равенстве всей шляхты, и с согласия сеймующих станов такие высказывания были запрещены навечно (44).
С завершением процесса формирования сословно-представительной монархии, ограничением верховной власти и закреплением прав, привилегий и вольностей шляхты в законодательстве и в практике общественной жизни верховная власть и ее центральные институты, не исключая вальный коронный сейм и конвокации ВКЛ, утратили прежнее значение. Внешне почти полностью сохранился старый порядок и декорум. Бальные сеймы по-прежнему назывались главным стражем шляхетских вольностей. Сенаторы и шляхетские послы торжественно представлялись королю и сеймовой братии, произносили высокие речи о вольностях и Отечестве, но реально мало кто участвовал в значащих сеймовых баталиях. Этим охотно занимались лишь профессиональные политики, диспутанты, лоббирующие интересы своих патронов или политических группировок, купленные послы, иногда явные любители посветиться.
Общий правовой и политический уровень шляхты был высоким, но преобладали частные, групповые, персональные интересы. Почти все внутренние проблемы, грозившие ослаблением РП и ее гибелью, были достаточно известны, но для их решения ничего не делалось. Когда вальному сейму 1701-1702 гг. был предложен проект о предоставлении большей власти королю в ВКЛ, под которым могли бы подписаться многие будущие реформаторы, он был расценен как провокация (что, впрочем, отвечало действительности) (45). Роль вальных сеймов, так же как конвокации, шляхетских конфедераций, рокошей, порой стремительно возрастала, но эта активизация была связана с редкими фазами усиления реформаторских или, напротив, консервативных тенденций и иногда с чрезвычайным обострением внутри- и внешнеполитических условий (например, во время «домовой» войны Сапег с другими магнатскими группировками в конце XVII - начале XVIII в.).
Шляхетская демократия, несмотря на свой сословный характер, оказала позитивное воздействие и на развитие правового и политического создания и эмансипацию городских слоев, наиболее активной части мещанства. То исключительное значение, которое придавалось земскому и шляхетскому праву, позволяло и посполитому люду в определенной мере использовать его в своих целях: добиваться привилеев на магдебургское право, организацию цеховых и купеческих объединений, ограничения феодальных юридик в городах, повинностей и т. д. Впервые в истории Беларуси и Украины представители братств, объединявших с конца XVI в. главным образом православных мещан крупных городов и местечек, практически выдвинули общую программу политических и этноконфессиональных требований. Выступая от имени «всей Руси старожитной грецкой релей», братства постоянно ссылались на законы ВКЛ и РП, использовали институт шляхетских поветовых послов, неофициально участвовали в подготовке некоторых сеймовых выступлений и конституционных проектов по церковно-религиозным проблемам. Один из протекторов виленского Свято-духовского братства троцкий подкоморий Богдан Огинский, активно участвовавший в сеймовых спорах, заслужил прозвище «русина» (46).
Заметно опосредованное участие братств в известном шляхетско-магнатском рокоше М. Зебжидовского 1606 г. К генеральной варшавской конвокации 1632 г. Виленское братство подготовило несколько историко-юридических изданий - «наподобие русских старовечных хроник», предназначенных для воеводских и поветовых послов ВКЛ и всего Сената: «Synopsis, albo Krotkie spisanie praw, przywilejow, swiebod i wolnosci... Przezacnemu starowiecznemu narodowi Ruskiemu...» и в дополнение «SlipplementLim Sinopsis» (47). В обоих изданиях излагаются права и привилегии «стародавнего руского народа» с Никейского собора 325 г. по 1632 г., восхваляется «золотая вольность» доуниатского периода, упоминаются королевские привилеи, печатные сеймовые конституции конца XVI - начала XVII в., акт Варшавской конфедерации 1573 г. Униатские публицисты также приурочили к сейму свое издание: «Prawa у Przywileje od najasniejszych Krolow Ich Mosciow Polskich у W.X.L. nadane obywatelom... w iednosci z S. Kosciolem Rzymskim bedacym» (Вильна, 1632).
Отличие униатов от их оппонентов состояло в том, что на первом этапе утверждения унии-в конце XVI - начале XVII в. - основными ее идеологами и организаторами были представители высшей духовной иерархии. В православных братствах явственнее ощущалась их связь с мещанской, ремесленной средой, простым «грубым поспольством», тем более что православное духовенство до начала 30-х годов XVII в. официально не исполняло своих функций.
Характерно, что в первые годы после Брестской унии 1596 г. социальный статус униатской шляхты и духовенства казался многим из них важнее прежних этноконфессиональных связей. Отвечая на полемическое издание Виленского братства, отмеченное новыми социальными акцентами - «не вера превращает русина в русина, поляка в поляка, литовца в литовца, а происхождение и кровь руская, польская и литовская», униатские полемисты восприняли это как публичное оскорбле-ние «шляхетской древности»: «ибо что за общая кровь наша шляхетская с плебеями? Что за породнение с хлопством? Взываете к единству по крови, ровняетесь старожитным фамилиям руским. но предки вашей Руси были (людьми) простыми...» (48). Анонимный автор «Эленхуса» 1622 г. (Мелетий Смотрицкий) привел более сильные аргументы: «Мы монахи, шляхта, плебеи - одно в Христе Господе. И варвар у нас, и скиф, и грек, и жидовин... О том, однако, прежде всего стараемся, без чего шляхта ничто - «stercus est» (навоз), т. е. о духовном спасении» (49).
По-своему пыталось приспособиться к шляхетским порядкам РП и крестьянство Беларуси и Литвы. Судя по сохранившимся источникам, немало крепостных крестьян прибилось в город, проникло в разряд похожих (вольных) людей, служивого боярства, даже шляхты. По примеру шляхты многие сельские общины стали хранить и предъявлять при надобности судебные, раздельные, продажные, заставные листы, комиссарские акты о разграничении владений и другие подобные документы, позволявшие подтвердить их традиционные права и обязанности. Отношение властей к господарским крестьянам было нередко достаточно «уважительным». «Всегда подданным господарским больше веры», - утверждал Остафий Волович во время крупной ревизии гос-иодарских пущ во второй половине XVI в.(50) В 1590 г. «похожий» крестьянин Герасим Львович вступил в спор с бывшим своим владельцем, судьей (!) Иваном Быковским: «Беглецом меня. ваша милость, назвать нельзя. Пристойно от вашей милости отстал, а есмли б сбежал, знали б об этом и власти и соседи. И нынешний Статут для того мало пригоден и вашей милости бесполезен, так как я от вашьмости отстал при старом Статуте» 1566 г.(51). Не много сегодняшних крестьян так знают действующий в стране кодекс. Ссылки на Статуты и публично-правовые и приватные акты встречаются и в других судебных процессах с участием сельских общин, крестьян, горожан и прочего посполитого люда. И хотя оборотной стороной кардинальных прав шляхты, ее золотых вольностей была, естественно, ее власть над зависимым людом, что нередко влекло за собой разные формы социального протеста, чаще всего бегство в другие владения, но может быть не случайно все же ВКЛ никогда не знало крестьянских войн и волнений, равных пугачевщине или разинщине.
В XVIII в. во внутренние дела Польши и ВКЛ все более активно вмешиваются соседние державы, заинтересованные в сохранении слабой РП. Большинство робких попыток преобразовать и усовершенствовать государственный строй или сводились к зеркальной шлифовке окостеневшей системы, или не достигали своих целей.
Крупную козырную карту разыграл Петр I на завершающем этапе Северной войны. По условиям мирного договора абсолютистская имперская Россия стала гарантом государственного строя шляхетской демократии, обывательских прав, вольностей. Немой сейм 1717 г. принял рекомендации русских властей при полном безмолвии присутствовавших. Численность войск РП была ограничена 24 тыс. (18 тыс. для Короны, 6200 для ВКЛ). что больше, конечно, подходило для дворцовых парадов. Австрия и Пруссия имели примерно по 100 тыс., Россия -около 300 тыс.(52) Сторонникам обновленческих реформ, активных политических действий указали на их место.
Только в последней трети XVIII в. складываются общественно-политические условия для осуществления крупных и реалистичных реформ государственного строя в духе европейского Просвещения, преобразования его в конституционную монархию под общим «верховенством народа». Принимается знаменитая майская Конституция 1791 г.. развивается национально-освободительное движение. Но это время быстро прогрессирующего внешнеполитического коллапса, разделов Речи Посполитой насильственной ликвидации ее государственности.
Уроки истории
Подведем некоторые итоги. В отличие от большинства западноевропейских стран, в которых в формировании парламентаризма активно участвовало третье сословие, парламентаризм в Польше и ВКЛ был результатом политической деятельности почти исключительно шляхты. Высокая правовая культура шляхты, глубокое осознание ею личных прав (пусть и преломленное в сословной ментальности), своеобразные формы парламентских институтов и разделение функций между сеймующими станами, воздействие шляхетских вольностей и шляхетского правосознания на другие сословия создавали в обществе ВКЛ важные предпосылки становления гражданского общества, перехода к Новому времени. Это и показали реформы конца XVIII в.. унаследовавшие и развившие лучшие традиции предшествовавшей эпохи. Они свидетельствовали о том. что РП, т. е. ВКЛ, Беларусь и Литва, в XVI -XVIII вв. представляли, может быть, географическую, по отнюдь не политическую периферию Европы.
В современной историографии нет единого мнения по вопросу о причинах внутриполитического кризиса Речи Посполитой во второй половине XVII - середине XVIII в. К основным факторам этого нисхождения причисляют эгоистическую политику олигархии, магнатских групп, не заинтересованных в укреплении верховной власти и центра-лизаторских процессах, вмешательство соседних держав, длительные разрушительные войны и т. д. К этому можно добавить отсутствие сильной профессиональной армии в ВКЛ, вовлечение Польши в изнуряющий процесс колонизации Украины и усмирения казацкой вольницы, нерешенность и осложненность церковно-религиозных и этнокон-фессиональных противоречий, отход правящей элиты и большей части шляхты от народных религиозных, культурных и языковых традиций. Только на новой ступени исторического развития политический народ-шляхта ВКЛ, наиболее активная и демократическая его часть, стал постепенно осознавать свою историческую миссию и брать на себя ответственность за судьбы всех наций и всех народов Отечества.
Шляхетская демократия ВКЛ (при всех пороках и недостатках) позволила избежать крайних форм бесправия и террора, приобщила к гражданской и политической деятельности всю шляхту, а частично и другие слои населения, осознала необходимость учитывать мнение меньшинства, дала ощутить вкус свободы и человеческого достоинства.
Историческая судьба белорусского народа сложилась так, что он в громадной мере утратил память о своем прошлом, своей истории. Но в процессе становления белорусской государственности и дальнейшего развития белорусской нации обращение к прошлому, и прежде всего -к периоду ВКЛ, неизбежно. И здесь белорусы имеют преимущество перед многими народами «постсоветского пространства». Обращение белорусов к ВКЛ - это обращение к такому прошлому, которое значительно больше отвечает современным демократическим нормам и на которое можно значительно больше опираться при построении демократического государства, чем на исторические образцы и примеры прошлого многих других народов. Если гордиться в своей истории не завоевательными войнами и порабощением других, а близостью общественных порядков прошлого к современным нормам и ценностям, белорусам есть чем гордиться.
Примечания:
(1) Новейшая библиография по теме приводится в трудах польских, литовских, украинских исследователей - Ю. Бардаха, Г. Виснера, Я. Тазбира, В. Чаплинского, И. Мацишевского, А. Рахубы, Г. Люлевича, Г. Блащика, К. Петкевича. А. Кригсай-сена, А. Сухени-Грабовской, Т. Зелинской, Н. Яковенко, Э. Гудавичюса, 3. Кяупы и др.(2) Sucheni-Grabowska A. Spory krolow ze szlachta w zlotym wieku. Krakow, 1988. S. 39.
(3) Bardach J., Lenodorski B.. Pietrzak. M. Historia ustroju i prawa polskiego. Warszawa.l994.S.184.
(4) Akta unji Polski z Litwa 1385-1791 / Wyd. S. Kutrzeba, W. Sernkowicz Krakow 1932. S. 331-362.
(5) Wisner H. Konstytucje Wielkiego Ksiestwa Litewskiego w dobie Wazow // Czasopismo Prawno-Histoirycne. 1977. T.29. z. 2. S. 207-218.
(6) Kutrzeba S. Unia Polski z Litwa // Polska i Litwa w dziejowym stosunku. Warszawa, Lublin, Lodze, Krakow. 1914. S. 643-644.
(7) Cм.: Wisner H. Najjasniejsza Rzeczpospolita: Szkice z dziejow Polski szlacheckiej XVI-XVII wieku. Warsawa. 1978: Его же. Unia: Sceny z ргzeszlosci Polski i Litwy. Warsawa. 1988.
(8) Легенда о «золотой бабе», каком-то загадочном золотом или позолоченном идоле на северо-востоке России, была бродячим сюжетом в Западной Европе и в Польше в XV-XVI вв. Ее упоминают Мацей Меховский, С.Герберштейн и другие авторы, (см.: Герберштейн С. Записки о Московии. М. 1988. с. 160, 336).
(9) Arciwum domu Radziwillow. Krakow. 1885. S. 21.
(10) Lulewicz H. Sklad wyznaniowy senatorow swieckich Wielkiego Ksiastwa Litewskiego za panowania Wazow // Przeglad Historyczny. 1977. Z. 3. S. 425-444.
(11) Relacye nuncyuszow apostolskich i innych osob о Polsce od r.1548 do 1864. Berlin. Poznan. 1864. Т. 2. c. 143.
(12) Статут Велiкага княства Лiтоускага. Мiнск. 1989. Разд. 3. арт. 3. c. 112.
(13) РИБ.т.7.c. 1802.
(14) Статут Вялiкага княства Лiтоускага. c. 1 13.
(15) Нац. гicтap. apxiy Беларусi. ф. 1787. воп.1, адз. зах. 2. л. 134.
(16) Archiwum domu Radziwillow. S. 7.
(17) РГАДА. ф. 389. on. 1. ед. xp. 287. л. 513-514.
(18) Maciszewski J. Szlachta polska i jej panstwo. Warszawa, 1986. S. 162: Жукович П. Кардинал Гозий и польская церковь его времени. СПб. 1882. c. 438-442.
(19) Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI - начале XVII в. М.. 1978. с. 165. Сиротка прямо называл царя «дурнем».
(20) Relacye nuncyuszow... S. 280.
(21) Флоря Б. Н. Указ. соч. - с. 165-170.
(22) Grzybowski S. Henryk Walezy. Ossolineum. 1983. S. 92-93.
(23) Konopczynski W. Dzieje Polski nowo/.ytnej. Warszawa, 1986. S. 153.
(24) Arciwum domu Radziwillow. S. 9.
(25) Грицксвич А.П. Распределение магнатских и шляхетских владений в Белоруссии по их величине и этнической принадлежности // Вопросы истории. Межвуз. сб. Минск. 1978. с. 98-99.
(26) АВАК.Т.24. В.. 1891. с. 337.
(27) Гильтебрандт В. Рукописное отделение Виленской публичной библиотеки. Вильно. 1871. с. 74-75.
(28) Bardach J. Historia ustroju... S. 192-193.
(29) ABAK.T.21.с.30.
(30) Maciszewski J. Szlachta polska... S. 219.
(31) РГАДА. ф. 389. on. 1. ед. xp. 268. л. 251-252.
(32) Maciszewski J. Szlachta polska... S. 212.
(33) CM.: Miedzy monarcha a demokracja: studia z dzejow Polski XV-XVIII wieku. Warszawa. 1994.
(34) Daneykowicz Osirowski J. Swada polska i lacinska. Lublin, 1745. Т. 1. S. 276-279.
(35) Swada... Т. 1. S. 370.
(36) Volumina legum. Petersburg, 1860. Т. V. S. 418.
(37) Archiwum domu Radziwillow. S. 58.
(38) Korrespondencye Jana Karola Chodkiewicza poprzedzone opisern rekopisow z Archiwum Radziwillowskiego... /Оргас. W. Chonientowski. Warsawa. 1875. S. 39-49. 19 августа 1606 г.
(39) Strzala wieczney szczesliwosci kresu dopedzaiaca w wybornym biegu poboznego zycia.... P. Mikoaia Krzystofa z Chalcza Chaleckiego, woiewody nowogorodzkiego, wolkinickiego, lepunskiego etc. starosty. W Wilnie w druk. Bazilianow S. Troycy. 1654. S. D 1 r. - D 2 v.
(40) Biki B. Osobliwe panskie dary albo raczey boskie w osobie godney pamieci... lerzego Karola na Dabrownie i Zasawiu Hiebowicza, woiewody wilenskiego, onikszteskiego, radoszkowskiego... starosty... przy akcie pogrzebowym z ambony wilenskiey Oycow Bemardynow. W Wilnie w druk. Akadeni.. 1670. S.C 2 r.
(41) Б-ка АН Литвы, отд. рук. F. 17. № 11
(42) Swada... S. 278.
(43) Volumina legum. T. V. S. 407.
(44) Olszewski H. Sejm Rzeczypospolitej epoki oligarchii (1652-1763). Poznan. 1966. S. 26; Maciszewski J. Szlachta polska... S. 220.
(45) Diariusz sejmu Walnego Warszawskiego 1701-1702 / Wyd. Prz. Smolarek. Warsawa. 1962. S. 50-53.
(46) Trenograf, albo Zalosne opisanje zywota, testamentu у Smierci... P. Bogdana Ogiskiego podkemorzego trockiego. Druk. na Wiewiu. 1625. S. С. 3 r. (Rusniakiem zwano iawniej у na stronie).
(47) Архив ЮЗР. ч. 1, т. 7. 1887. с. 533-649.
(48) Архив ЮЗР. ч. 1. т. 8. с. 75, 737-738.
(49) Там же. с. 605-606.
(50) Волович Г. Б. Ревизия пущ и переходов звериных в бывшем Великом княжестве Литовском, с присовокуплением грамот и привилегий. Вильна. 1867. с. 281.
(51) АВАК. Т. 36. с. 360.
(52) Bardach J. Historia ustroju... S. 232.