Папярэдняя старонка: Заходняя Беларусь

Аўтар: Слешинский Войцех,
Дадана: 29-12-2012,
Крыніца: Слешинский Войцех. Беларуские партизаны на «Крэсах Всходних» // Деды № 10 - 2012. С. 136-161.

Пробуждение национального сознания народов, населяющих Средне-Восточную Европу, в XX веке значительно ускорилось в результате Первой мировом войны и двух российских революций. Этот процесс происходил и в беларуском обществе, хотя в значительно меньшей степени, чем у других народов Восточной Европы. Идея создания независимого беларуского государства противоречила интересам как российского, так и польского государства. В случае польско-беларуского конфликта, помимо национальных мотивов столь же важными (а в определенных условиях и более важными) являлись противоречия социально-классового характера, так как на землях «крэсов» привилегированная прослойка общества однозначно отождествляла себя с поляками [1].

Политическая ситуация, складывавшаяся с конца 1918 года, все более ясно показывала, что на территории бывших западных губерний Российской империи главными политическими силами станут новое польское государство и та государственная структура, которую постепенно создавали большевики после падения царского режима. Как польская сторона, гак и российские большевики хотели заполучить беларусов для проведения в жизнь собственных идей. Польская Республика предлагала активистам беларуского движения расплывчатую идею конфедерации, тогда как большевики обещали провести радикальные социальные реформы. Обе эти концепции противоречили интересам созданного 25 марта 1918 года правительства Беларуской Народной Республики, стремившегося к созданию собственного независимого государства.

В 1919 году была учреждена в связи с польской оккупацией территории Беларуси. - Ред./ временная польская административная структура - Гражданское управление восточных земель (Zarzd Cvwilny Ziem Wschodnich). По идее, она должна была заняться реализацией плана Юзефа Пилсудского по федеративному устройству новой Речи Посполитой. Однако повседневная практика деятельности этой новой администрации заставила пересмотреть исходный план. Гражданское управление восточных земель (ZCZW), созданное как инструмент осуществления федералистских концепций Пилсудского и его сторонников, в действительности оказалось абсолютно неготовым исполнять эту роль.

Польское сообщество на «крэсах» не считало нужным делиться приобретенными позициями ни с какими другими национальностями. Создание польско-литовско-беларуской федерации оно воспринимало как бессмысленное ослабление польского элемента в этой части Польской республики. Структуры Гражданского управления, которое, по замыслу Начальника государства (т.е. Пилсудского), должно было стать мостиком к соглашению между разными народами, населявшими Северо-Восточные земли, почти полностью заняли чиновники польской национальности.

Да и сама федералистская концепция тоже преследовала интересы польского государства, что не совпадало с надеждами политической элиты Беларуси и Летуны. Польская политика в 1919-м и в первой половине 1920 года в отношении беларуского населения была в значительной степени отражением внутрипольских политических споров (столкновения федералистской концепции с инкорпоративной). Поэтому в практических мероприятиях недоставало последовательности. С одной стороны, подавлялись проявления беларуского национального сознания, а с другой - разрешалась деятельность Беларуской войсковой комиссии, «целью которой являлось создание для борьбы с большевиками беларуской национальной армии, подчиненной польскому командованию» [2].

Структуры Гражданского управления - вопреки названию - местное население воспринимало как учреждение оккупационного характера, и это подтверждало поведение части чиновников и прежде всего действия польской армии. В рапорте, подготовленном 2-м отделом Генерального штаба, сказано:

«Поляки часто злоупотребляли своей властью, используя ее для расправы с крестьянами за уничтожение своих владении во время большевистской оккупации. Тем самым они дискредитировали своим поведением польскую администрацию».

Надежду на принятие новой власти широкими массами общества перечеркивало и то, как обращались с ними польские силы правопорядка. Вместо того, чтобы защищать население от злоупотреблений, жандармерия и полиция сами участвовали в них. Реквизиции, которые самовольно делали местные командиры, вместе с отсутствием учреждений, способных сдержать нарастание грабительского промысла, способствовали только пробуждению ностальгии по «добрым царским временам» и невольно способствовали пролитовской пропаганде, а особенно - пробольшевистской [3].

К концу 1919 и в начале 1920 года стало зарождаться беларуское партизанское движение левого толка, основанное на соглашении между Беларуской партией социалистов-революционеров и Российской коммунистической партией (большевиков). По этому соглашению предполагалось развернуть в тылу польских войск партизанские отряды и активизировать среди беларусов агитацию за антипольское восстание. Хотя в некоторых местах во время отступления польских войск действительно происходили нападения на солдат и поместья, эти действия не сыграли значительной военной роли во время советского летнего наступления 1920 года, зато способствовали еще большим разногласиям в

польско-большевистских отношениях.

Победа польской армии в 1920 году и заключение Рижского мира весной 1921 года не могли удовлетворить национально сознательные беларуские группировки. Конец польско-советской войны означал раздел беларуских земель, а построение собственного государства с опорой на польские государственные интересы в новых политических условиях стало невозможным.

В союзе с Летувой

С возникшей политической ситуацией не хотела соглашаться значительная часть беларуских деятелей, желавших продолжать борьбу за образование независимого государства. В новой политической ситуации естественным союзником беларуских устремлений стало литовское государство, которое активно протестовало против оккупации Виленщины польскими войсками. Старый польско-литовский конфликт создавал риск повторной вспышки военных действий, в которых беларуский вопрос мог сыграть важную роль. В координированных выступлениях национальных меньшинств, населявших земли польского государства, литовское правительство видело возможность изменить невыгодные политические решения и вернуть Вильню.

Беларуские круги, объединенные вокруг правительства БНР Вацлава Ластовского, начали сотрудничать с правительством Летувы в Ковно. Это встретило поддержку со стороны Германии, которая тоже стремилась ослабить позиции молодого польского государства. Правительство Ластовского получило от немцев на поддержку своей деятельности ссуду в 40 млн марок. Деньги предназначались для организации борьбы против Польши. Руководить этой борьбой и координировать ее должна была Летува, а все беларуские отряды, находившиеся на ее территории, подчинялись приказам летувисского командования.

«Незалежницкие» беларуские группировки считали врагами идеи построения своего независимого государства и Польшу, и советскую Россию. Это отразилось, между прочим, на созванной в сентябре 1921 года в Праге Беларуской национально-политической конференции. Однако на практике выявилось, что успешные действия можно вести только против польского государства. Способствовала тому политическая ситуация - враждебная позиция Летувы и Германии к Польше, а также то. что часть беларуских деятелей (например, члены Беларуской партии социалистов-революционеров, эсеры) считала Россию страной кулыурно более близкой и менее враждебной к беларуской идее.

Правительство Летувы, имея нерешенную проблему границы с Польшей, весьма активно и щедро поддерживало действия правительства Ластовского. Взамен за это летувисы выступали на международной арене как защитники преследуемого в Польше беларуского народа. В новой политической ситуации, возникшей после окончания польско-советской войны, Летува казалась группировкам беларуских националистов наилучшей поддержкой.

Задачей беларуского правительства в Летуве (в Ковно) являлась организация вооруженных сил, которые должны были начать основные действия в момент начала вооруженного польско-литовского конфликта. Во главе военной структуры стоял Главный беларуский штаб, подчиненный командованию Штаба армии Летувы. Наряду с подразделениями, создававшимися на территории Летувы. в Польше были организованы четыре повстанческие группы: I - виленская. II - ошмянская. III - браславская. IV - гродненская. Польская разведка установила, что фактическую деятельность вели II группа (штаб в Утенах) и IV группа (штаб в Мерочи), тогда как I и III группы существовали в основном на бумаге. Во главе командования фронта, которому подчинялись диверсионные отряды, действовавшие на территории Польши, стоял подполковник Усперский [Uspierwski].

Создание отрядов инспирировали эмиссары, присланные из Летувы. однако их фактическое развитие в наибольшей степени зависело от позиции местного беларуского населения. Вооружение доставляла литовская сторона. Делалось это легко, так как польско-литовская демаркационная линия (с нейтральным поясом) охранялась слабо [4].

Однако беларуские повстанческие отряды, которые создавались в расчете на будущую войну между Польшей и Летувой, чаще всего начинали диверсионную деятельность сразу после формирования. На Белосточчине и Гродненщине они нападали на полицейские посты («постерунки»), лесничества, поместья, а также на магазины. Однажды подожгли склад древесины в Беловежской пуще.

Наиболее показательной акцией было нападение группы во главе с Яном Грицюком (кличка «Черт») в ночь с 27 на 28 апреля на местечко Клещели, где убили двоих полицейских, а также владельца местного ресторана и его мать.

Естественными районами действий были крупные лесные массивы. В перечень обычных задач партизан входило ведение шпионажа, заключавшегося главным образом в разведке передвижений армейских подразделений и полиции, локализации мостов, укреплений и военных

складов.

С началом военных действий беларуские партизанские отряды должны были приступить к диверсиям в тылу действующих польских войск (уничтожать линии телефонной и телеграфной связи, мосты, железнодорожные пути, военные склады) и вести среди местного населения антипольскую агитацию. Планы, перехваченные польской разведкой, предполагали также покушения на высших командиров, отравление воды и продовольствия для армии, заражение коней сапом.

Беларуское эмигрантское правительство утверждало, что ему удалось набрать в подпольных структурах до 12.000 законспирированных бойцов, готовых выступить по приказу. Среди этой группы преимущественное большинство составляли крестьяне, которые, скорее всего, никогда не участвовали ни в каких вооруженных акциях и слабо ориентировались в политических нюансах того периода. Среди тех. кто состоял в партизанских отрядах, только часть действовала исключительно из патриотических соображений о создании независимой Беларуси. Для других «партизанщина» давала возможность отомстить за унижения. которым подвергалось беларуское население со стороны польских солдат, полицейских и чиновников.

На территории Польши эсеры, связанные с правительством Ластовского, вели активную деятельность во время избирательной кампании 1922 года в рамках Беларуского центрального избирательного комитета. После окончания кампании на базе местных избирательных комитетов была создана легальная организация (Беларуское товарищество помощи жертвам войны) которая, помимо благотворительной деятельности, вела агитационную работу. Она помогала нелегальному Повстанческому комитету организовывать Братства беларусов. которые должны были стать центрами антипольского сопротивления.

В 1922 год)диверсионную деятельность, рассчитанную на падение польского государства, вела также другая беларуская организация - Союз крестьянской самообороны (СКС). сотрудничавшая с коммунистическими властями в Минске. Ее диверсионные группы действовали на территории Виленского и Ошмянского поветов. Эта организация выдвинула идею построения беларуского государства на «крэсах» /т.е. в Западной Беларуси. - Ред./ и объединения его с остальными беларускими землями, входившими в состав БССР.

Диверсионные отряды СКС (их называли «закордонными») создавались здесь уже с конца 1921 года. Организаторами боевых отрядов СКС были бывший царский полковник Щеткин (русский) и Генрик Янсен (латыш). Наряду с диверсиями они вели также шпионскую и пропагандистску ю деятельность. Военный аспект работы координировал штаб советского Западного фронта в Смоленске. Советские власти умело использовали национальные устремления беларусов. поддерживая их в борьбе с польским правительством.

Несмотря на то, что политические руководители беларусов в Ковно и Москве имели разные политические цели, их объединяло общее желание ослабить польское государство. Командиры отдельных беларуских отрядов не понимали всех нюансов этой политической игры. Но общая пропагандистская риторика, призывавшая выбросить поляков за Буг и Нарев, была близка беларусам, собранным как в «ковенских», так и «советских» отрядах. Главной целью их действий было освобождение беларуских земель от польского господства. В январе 1923 года начались активные консультации беларуских политиков с целью координации диверсионной деятельности. Переговоры велись в Ковно, Минске и Москве. Польская разведка не исключала, что это могло быть согласованием общих действий перед планируемым нападением на Польшу [5].

Однако до совместных военных действий дело не дошло, а летувисская сторона (после признания 15 марта Советом послов Лиги наций демаркационной линии между Польшей и Летувой в качестве государственной границы) начала отходить от прежней политики, направленной на дестабилизацию ситуации в Польше с помощью отрядов беларуских партизан и повстанцев. Лишенные политической и военной поддержки, эти отряды все более успешно ликвидировались польскими властями. Для этого вместе с полицией использовались воинские части. В мае 1923 года в Белостоке состоялся первый многочисленный (судили 45 человек) процесс национально-политического характера. Во время процесса подчеркивалась провокационная роль Германии и Летувы. Двадцать человек были осуждены на наказание от одного года каторжных работ до пожизненного заключения (среди этой группы был депутат сейма Сергей Баран, осужденный на 6 лет), а остальные 25 подсудимых были оправданы [6].

После того, как летувисы перестали поддерживать идею беларуского восстания, а польские власти ликвидировали диверсионные группы на Белосточчине и Гродненщине, идею объединения беларусов /западных и восточных - Ред./ продолжали использовать Советы. Поэтому сохранившиеся беларуские национальные конспиративные организации все большую надежду возлагали на польско-советскую войну и беларуское восстание.

Постепенно коммунистическое движение на северо-восточных землях Польской республики начало естественным образом привлекать, а затем и поглощать беларуские диверсионные группы, которые ранее функционировали под эгидой Братства беларусов, Союза крестьянской самообороны или Беларуской революционной организации. С середины 1923 года единственной серьезной силой, вдохновлявшей и организовывавшей диверсионную (партизанско-повстанческую. - Ред.) деятельность с использованием беларуских лозунгов, был Советский Союз.

В единстве со Страной Советов

В 1921 году на северо-восточных землях не существовало никакой официальной коммунистической организации. Это объяснялось тем, что коммунистическое движение не имело единого видения политики на землях под контролем Польши. Завершение военных действий Рижским миром привело к тому, что земли, населенные в большей части беларусами и украинцами, вошли в состав двух государств - Польши и большевистской России [7].

На территории Польши функционировала созданная в 1918 году Коммунистическая рабочая партия Польши - КРПП (с февраля 1925 г. Коммунистическая партия Польши), тогда как в большевистской части Беларуси - Российская коммунистическая партия (большевиков). Северо-восточные земли польского государства должны быть стать полем действий КРПП. Но она имела большую проблему с созданием своих структур на землях, населенных беларусами. которые в своем большинстве были крестьянами. Это требовало иного подхода, нежели в центральной Польше, где коммунистическое движение базировалось главным образом в рабочей среде. В руководстве польских коммунистов не было никого, кто мог бы взяться за создание партийной организации среди беларуского населения. Центральный комитет КРПП в 1922 году обращался к своему представителю в Минске Вацлаву Богуцкому с просьбой прислать им хотя бы одного беларуса для организационной работы.

Но отсутствие коммунистических организационных структур на северо-восточных землях Польской республики не означало прекращения коммунистической деятельности. С коммунистической идеей столкнулись беженцы времен войны, возвращавшиеся из России, а также служившие в 1920 году в Красной Армии жители «крзсов». Возможно, что пропагандируемые российскими коммунистами лозунги братства и благополучия в 1920 году, во время агрессии большевиков, звучали не слишком убедительно. Однако с течением времени они стали выглядеть намного привлекательнее, чему способствовал новый опыт, связанный с деятельностью сформированной поляками администрации, и прежде всего - тяжкие реквизиции польских военных.

Первые попытки консолидации коммунистического движения были сделаны в 1922 году. Это была отчасти вынужденная политическая ситуация, связанная с избирательной кампанией, которая тогда велась. Коммунисты понимали, что если они не примут соответствующих мер, то другие партии овладеют потенциальным электоратом [8]. Первой серьезной коммунистической организацией, обратившейся к беларускому населению, стала Беларуская революционная организация (БРО), которую называли также Беларуской революционной партией (скорее всего, это было неформальное представительство КРПП на территории земель, где жило беларуское население). Основателями БРО были Язей Логвинович, Леопольд Родзевич и Арсений Канчевский.

Отсутствие документов не позволяет утверждать, насколько активною деятельность вела эта организация на территории «крэсов» и принимала ли она участие в инспирированной минскими властями диверсионной работе, развивавшейся здесь с 1922 года. Формально она прекратила деятельность в декабре 1923 года, когда вошла в состав вновь созданной Коммунистической партии Западной Беларуси. Скорее всего, на северо-восточных землях в 1921-22 году возникло больше самостоятельных групп, исповедовавших коммунистическую идеологию; они составили те кадры, которые в будущем пополнили ряды КПЗБ.

Изменения, происходившие в коммунистическом движении на «крэсах», были тесно связаны с ситуацией, сложившейся в политической жизни Советского Союза. Присутствовавшая в коммунистической идеологии 1920-1923 годов надежда на скорый экспорт революции в другие страны Западной Европы должна была означать новый вооруженный конфликт с Польшей. Разумеется, нападение на Польшу было не самоцелью советской политики, а только средством для осуществления идеи революции во всей Европе. Соответственно, использование беларуских национальных лозунгов служило приобретению поддержки населения, отрицательно относившегося к польской действительности, а не удовлетворению его фактических национальных устремлений. Надежду на экспорт революции поддерживала все еще неустойчивая ситуация в Германии, которая, казалось, по-прежнему дает шансы на продолжение революции. И, хотя мировая революция с течением времени становилась все менее вероятной, большевистская власть была заинтересована в поддержке самой этой идеи.

С этой целью коммунистическое движение на «крэсах» ловко использовало присущее крестьянам недовольство господством польской администрации. Культурная близость с Россией: ощущение временности новой администрации, разжигавшееся коммунистической пропагандой: потребность в радикальных социальных изменениях; полуфантастические слухи о жизни в БССР, - все это способствовало тому, что значительная часть населения (преимущественно православного) без особых сантиментов распрощалась бы с польским государством.

Коммунистические власти понимали социально-политическую ситуацию, господствовавшую на «крэсах», и рост значения тех партий, которые провозглашали лозунги радикальных социальных реформ (Польская народная партия «Освобождение». Польская социалистическая партия. Партия беларуских социалистов-революционеров. Беларуская социал-демократическая партия). Отсутствие централизированной организации практически лишало коммунистов эффективного средства воздействия на массы. Поэтому согласно с директивами из Москвы, а также с постановлением II съезда КРПП (1923 г.). все коммунистические организации, действовавшие на северо-восточных землях Польской республики. должны были войти в состав учрежденной в декабре 1923 года Коммунистической партии Западной Беларуси [9]. И хотя формально она считалась автономной структурой в рамках КРПП. большая часть директив приходила на «крэсы» прямо из Минска. Причины этого были обусловлены как политическими факторами, главным образом связью КПЗБ со структурами компартии в БССР, так и легкостью контактов, ибо польско-советская граница охранялась слабо.

Хотя КПЗБ создали люди, связанные с рабочим движением, благодаря политической ситуации она быстро приобретала сторонников среди крестьян. К концу 1924 года партия насчитывала около 2500 членов, а в первой половине 1925 года - 2800, организованных в 800 ячейках в 53 регионах. Быстрому увеличению количества членов и сторонников способствовала надежда на политические перемены, которые должен был принести ожидаемый польско-советский конфликт. Активизации беларуских групп способствовала также новость, которая повторялась повсюду, что скоро поднимется беларуское восстание, на помощь которому придет Красная Армия. Этот слух, казалось бы, подтверждался умножением числа паргизанско-повстанческих отрядов, и активизацией нападений, особенно в 1924 году, на лица и учреждения, отождествлявшиеся с польским господством (помещики, чиновники, полиция, административные здания, комиссариаты). Пробужденные у беларуских крестьян националистические настроения смешивались с коммунистическими лозунгами. Даже разбойное нападение, если оно направлялось на польского владельца, приобретало значение политической манифестации.

Диверсионное движение, пользовавшееся поддержкой среди части местного населения, инспировали и активно поддерживали советские власти. По данным польской разведки, всей советской диверсионной работой на восточных землях Польши руководил Иностранный отдел ГПУ в Москве при посредничестве секретных оперативных отделов ГПУ в Минске и Харькове. Зона их деятельности была разделена на четыре участка: беларуский, полесский, волынский и галицкий.

Беларуский плацдарм делился на две группы: борисовскую и слуцкую. Командование находилось в секретном оперативном отделе в Минске, а на местах диверсионные отряды создавались командованием пограничных войск ГПУ.

Военные аспекты курировал штаб Западного округа в Смоленске [10].

Секретный оперативный отдел ГПУ в Минске состоял из трех групп, ответственных за диверсионную работу на территории Польши: 1) пропагандистской, 2) оперативной, 3) информационной.

Пропагандистская группа занималась ведением агитации, организацией курсов для подпольщиков и партизан-диверсантов, поддерживала отношения с коммунистическими организациями на территории Польши.

Оперативный отдел готовил и утверждал планы операций, вел учет и инспекцию подчиненных ему боевых групп. Информационная группа отвечала за сбор разведывательной и контрразведывательной информации.

Во главе каждой диверсионной группы стояли командир (атаман) и представитель ГПУ. Кроме нескольких постоянных групп (отрядов), создавались временные отряды (группы), которые после выполнения задания расформировывались. С началом войны или восстания постоянные отряды должны были войти в состав беларуской повстанческой армии.

Участники и сторонники коммунистического движения на «крэсах» состояли в так называемых «ячейках». На их основе формировались боевые отряды (до десяти ячеек в каждом) - основа будущей повстанческой армии.

Коммунистические ячейки (они же - диверсионные группы) вели работу по пяти направлениям: 1) пропаганда, вербовка новых членов, 2) сбор шпионских сведений о дислокации польских войск, 3) проведение войсковых учений. 4) переброска членов партии и эмиссаров из БССР и в БССР, 5) поддержание постоянной связи с командованием, находившимся на территории БССР.

Задачей тайных подпольных и диверсионных групп (комъячеек), функционировавших на территории «крэсов», было, помимо подготовки к ожидаемому в ближайшем будущем восстанию, проведение разовых диверсий (нападения, поджоги), дестабилизировавших социально-политическую ситуацию. Этот тип действий особенно привлекал молодых людей, которым коммунисты обещали скорое улучшение условий жизни и доходные должности в будущей советской администрации. Перспектива построения собственного государства, соединенная с обещанием реформ и удовлетворением возникших национальных устремлений, была весьма привлекательной.

Явный спад активности диверсионной деятельности коммунистов произошел под конец 1925 и в начале 1926 года. Он был тесно связан с событиями, происходившими в СССР с установлением личной диктатуры Сталина и отказом от концепции немедленного экспорта революции на Запад. Отныне первоочередной задачей стало очищение партии от враждебных или неугодных Сталину «элементов ». Изменения в политике Сталина отразились также на ситуации на польских землях.

Критика деятельности КПЗБ прозвучала на III съезде Польской компартии, состоявшемся в январе-феврале 1925 года под Москвой. Компартию Западной Беларуси и компартию Западной Украины обвинили в том, что они чрезмерно увлекаются национальными особенностями, вместо того чтобы теснее соединять борьбу на территории «крэсов» с освобождением трудящихся в самой Польше [11]. А освобождение беларусов не может произойти без революции во всей Польше. Новое направление в политике стало отчетливо видно в КПЗБ на ее III конференции, состоявшейся в Москве в январе 1926 года. После окончания заседаний один из создателей КПЗБ оценил итоги конференции следующим образом: «...она разработала и объяснила ряд основных вопросов, без решения которых нельзя было даже говорить о серьезном и правильном руководстве революционным движением в Западной Белоруссии».

«Правильное направление» на самом деле означало изменение национальных лозунгов применительно к беларусам, которые использовались в пропаганде КПЗБ. Это было связано также с очисткой рядов компартии от лиц, несогласных с новой линией политики Сталина (в том числе от бывших эсеров). Надежда на подъем беларуского восстания и присоединение в близкой перспективе северо-восточных земель Польши к БССР в новой реальности оказалась несбыточной. Но деятели, работавшие на местах, не понимали политических изменений, происходивших в Москве, и по-прежнему ждали приказа о начале выступления. Часть диверсионных отрядов на советской территории тоже не хотела распускаться. Советским властям пришлось использовать в отношении их силу [12].

Но изменения, начавшиеся в политике Москвы в 1925 году, не были замечены беларускими национальными деятелями. Все большее число беларуских политиков по-прежнему считало БССР полноправным беларуским государством. Бронислав Тарашкевич, создавая в 1925 году Беларускую крестьянско-рабочую громаду (БСРГ), фактически принял решение о тесном сотрудничестве с КПЗБ, видя в деятельности коммунистов единственный шанс на осуществление национальных устремлений беларусов, волею судьбы оказавшихся жителями Польши. Коммуно-национальные лозунги привлекали также и беларуских эмигрантских деятелен, и часть их (в том числе В. Ластовский) решила переехать в Минск. Полное разочарование постигло их только в 30-е годы, когда беларуские национальные деятели, находившиеся на территории СССР, стали жертвами политических процессов, и в конечном итоге были физически уничтожены.

Борьба польских государственных органов с диверсионной деятельностью

Военное командование очень интересовало отношение местных сообществ к польскому государству и органам, которые его представляли. Главным источником информации о настроениях, господствовавших среди гражданского населения, были рапорты представительств 2-го отдела, действовавшие при армейских штабах [13]. В этих рапортах чаще всего повторялись выводы о благосклонном отношении к польскому государству местных поляков, п безразличном либо отрицательном - беларусов и евреев, а также о решительно враждебном отношении летувисов.

Армия стремилась выявлять те группы, которые вели интенсивную антипольскую агитацию. Таким примером могла служить деревня Мокрова на Полесье, где появилась банда, которая пряталась в лесах, а вечерами приходила в деревню и агитировала крестьян, чтобы собирали как можно больше оружия, ибо скоро уже наступит конец польскому господству: «скоро засветит солнце» тем, кто против польского господства.

Гражданские и военные власти с момента окончания военных действий считали основным условием безопасности на «крэсах» борьбу со всеми подрывными организациями, и особенно - с коммунистическими. Полесский воевода в письме, направленном старостам в мае 1921 года, подчеркивал, что «надо со всей энергичностью вести себя особенно в отношении тех элементов, явная коммунистическая деятельность которых будет раскрыта». Повсеместным явлением среди поляков стало возложение ответственности за дестабилизацию ситуации в восточной части государства на коммунистов. В «Ziemi Wilenskiej» в номере за 1921 год читаем:

«Никогда в наших краях не слышали про такие преступления, которые сегодня чинятся ежедневно - а это результаты безбожной агитации, которая изо всех сил старается вырвать страх Божий из сердца нашего народа».

Решение ситуации польские власти видели, с одной стороны, в активной борьбе со всякой подрывной деятельностью, с чем было связано развитие государственных структур, особенно службы безопасности, а с другой - в суровых наказаниях виновных. Так, дисненский староста в ноябре 1921 года предложил Новогрудскому воеводе в качестве превентивных осуществить следующие меры:

- ввести чрезвычайное положение на определенное время;

- расширить компетенцию административных властей:

- сделать более жестоким наказание за нелегальный переход границы и обладание оружием;

- удалить ксендзов, проводящих беларускую агитацию:

- ввести эффективные дисциплинарные наказания для полицейских, злоупотребляющих своими правами:

- разместить воинские части в тех районах воеводства, где ведется наиболее активная антигосударственная агитация.

Не все меры можно было осуществить решением воеводы. часть из них, например, введение чрезвычайного положения, требовала утверждения центральными властями, однако определенные меры, ограничивавшие гражданские свободы, местные власти могли применять. Например, в Пинске в начале 1921 года тамошний староста Я. Гловацкий ввел запрет передвигаться с 22 до 4 часов без соответствующего пропуска.

С самого начала становления польского государства на «крэсах» власти (стремясь бороться с подрывной деятельностью, которую вели представители национальных меньшинств) отдавали предпочтение репрессивным мерам, которые - по их мнению - являлись наиболее эффективной профилактикой антигосударственных выступлений. Глубокий анализ социальных причин такого положения вещей делался редко. Чаще всего помимо политических причин обращали внимание на плохую экономическую ситуацию. Редко отваживались на такой анализ, который можно найти в размышлениях Людвика Экерта:

«Государство в данный момент само подталкивает эти массы к конспиративной антипольской работе тем, что закрывает перед ними все официальные учреждения, усложняет легальную культурную работу, ограничивает иоле их нормальной гражданской деятельности. Тем самым оно создает целые массы доведенных до отчаяния людей, недовольных своей обездоленностью, причина которой - в их национальной принадлежности. Некоторые из них идут и конспиративный лагерь».

Угрозу для безопасности в 1921 году, кроме деятельности диверсионных групп, видели также в массовой демобилизации солдат. Деморализованные военными действиями, нередко лишенные вне службы средств к существованию, бывшие солдаты образовывали группу граждан, способную пополнить диверсионные отряды [14]. Комендант округа № XIV полиции в Бресте на Буге подинспектор Владислав Голе советовал государственным учреждениям, чтобы они при посредничестве войтов и солтысов сообщали полиции о каждом мужчине, вернувшемся из армии, его имущественном положении, роде занятий, наличии средств для жизни и т.д. Полиция должна была установить контроль прежде всего за лицами, не имевшими соответствующего денежного обеспечения.

Другой попыткой овладеть ситуацией была практика (вместе с армией) облав как после совершения преступления, так и в профилактических целях, например, для поиска нелегального оружия. В профилактических целях полицию должны были поддерживать граждане в специально организованных ночных патрулях. С одной строны, это делало более эффективной работу служб правопорядка, а с другой - побуждало население к сотрудничеству для улучшения состояния безопасности [15].

Наряду с репертуаром репрессивных средств, использовавшихся в борьбе с агитацией и антигосударственными выступлениями, советовалось также пристальнее следить за лицами, «которые бродили» по деревням. Войтов и старост наделили полномочиями, и они имели право позволять гражданским дружинникам задерживать подозрительных для доставки их в ближайший полицейский участок.

Методом подавления антигосударственных настроений должна была стать деятельность временных судов. Как уже сказано, решение ситуации власти видели, прежде всего, в эскалации репрессивных средств. Временные суды начали свою деятельность с 1 августа 1922 года. На «крэсах» особый акцент в тексте плакатов-оповещений делался на участие осужденных в организованных преступных группах /партизанские отряды поляки, как и большевики, называли «бандами». - Ред./.

Само пребывание в группе наказывалось заключением не менее 8 лет, а участие в диверсиях, направленных против железных дорог, поездов, костёлов и правительственных зданий, могло наказываться даже смертью. Смертью наказывалось также убийство лиц, исполнявших публичные функции. Постановления временных судов были окончательными, осужденный не имел права на аппеляцию. Приговоры, которые выносились во время судебных процессов, были суровыми и нагнетали страх [16].

Решение основать временные суды было принято в ответ на активизацию в 1922 году деятельности диверсионных групп. Хотя военные действия закончились два года назад, на «крэсах» не произошло ожидаемого улучшения безопасности. На деморализацию военного периода стала все более ощутимо накладываться работа диверсионных отрядов, инспирированных летувисскими либо советскими властями. Зигмунт Даманский так вспоминал условия, в которых приходилось жить чиновникам в первый период установления польской власти на «крэсах»:

«Приехав в Несвиж как гражданские чиновники, мы волей-неволей определенное время исполняли обязанности военного гарнизона. Это трудно определить иначе, ибо мы непрерывно, особенно ночью, должны были иметь при себе оружие и быть готовыми ко всему. Сначала останавливались на более длительный или более краткий постой самые разные воинские части, но в любой момент они могли уйти в связи с непрерывными передислокациями и частичной демобилизацией. Перемена к лучшему произошла только тогда, когда появились сначала квартирмейстеры, а потом весь 27-й уланский полк».

Шансы контролировать ситуацию на «крэсах» виделись также в уплотнении государственной границы. Таможенные батальоны, занимавшиеся охраной границы, в 1922 году усилили за счет воинских подразделений. Так, обеспечением безопасности приграничных уездов Новогрудского воеводства занялось командование 9-й конной бригады. В приказе командира бригады полковника Варашкевича от 17 нюня 1922 года сказано:

«Задачей отделов (эскадронов), направленных на помощь таможенным батальонам, будет защита населения от нападении, а также преследование и уничтожение дотла советских банд, которое должно производиться как можно более энергично, быстро и безжалостно».

Последующие годы показали, что на крэсах происходит дальнейшая эскалация диверсионных акций, которая должна была путем нападений бандитского характера дестабилизировать внутреннюю ситуацию в этом регионе. В этой связи следует напомнить, что хотя в 1922 году было отмечено наибольшее число грабежей и разбоев, устроенных «бандами (всего на территории Виленского, Новогрудского и Полесского воеводств было 313 таких случаев), наихудшими в плане общественной безопасности стали 1923-24 годы (в 1923 - 228. в 1924 - 178 нападений) - с учетом масштаба диверсий. Значимым для общественного восприятия был также тот факт, что диверсионные акции, продолжавшиеся уже ряд лет, не только дестабилизировали ситуацию, но и ставили под сомнение престиж и силу польского государства.

Легендарной фигурой на «крэсах» был атаман банды, скрывавшийся под псевдонимом Муха (Михальский). Бывший вахмистр Войска Польского, дезертировав, создал группу хорошо организованных преступников, которая осуществила множество разбойных нападений. Сам Муха в рассказах местного населения выступал одновременно и бандитом, и героем. Подчеркивалось, что его группа, совершая нападения, использовала огнестрельное оружие только в крайнем случае. Деятельность Мухи обрастала своеобразными легендами о «подвигах» бандита. Один из анекдотов повествовал о том, как во время отхода банда, желая запугать местного ксендза, положила ему на спину картофелину вместо гранаты и запретила двигаться. Священник терпел в неудобной позе несколько часов, прежде чем его нашли верующие. «Популярность» Мухи на грани 1922 и 1923 годов была столь велика, что практически все устроенные в тот период нападения на Виленщине приписывались именно ему.

К концу 1922 года ситуация стала выходить из-под контроля административных властей. Отряды полиции, кроме ежедневных служебных действий, направлялись на охрану мостов и железнодорожных линий. На особо опасных участках полиция перед проходом поезда контролировала состояние трассы, убирая с колеи различные предметы, которые могли привести к крушению состава (например, в Барановичском повете неизвестные разложили на путях железнодорожные костыли).

В диверсиях участвовали как лица, заброшенные из БССР, так и местное население. Система действий была двоякой: либо границу переходила целая группа, либо - что встречалось чаще и являлось более эффективным методом действия - к людям, заброшенным с той стороны, в течение двух-трех дней присоединялись местные добровольцы. Диверсанты, заброшенные из БССР, стремились после осуществления нападения как можно скорее покинуть территорию Польши, тогда как местные обычно возвращались домой.

Целью нападений диверсантов были главным образом лица польской национальности - владельцы поместий, крупных земельных хозяйств. Нападениям подвергались и так называемые «американцы»- богатые земледельцы, которые вернулись из США в родной край и купили здесь земельные участки. Выбором зажиточных поляков достигался двойной эффект: благодаря этому нападение приобретало политический характер, а с другой стороны - позволяло грабить поместья богачей. В результате такой тактики уголовные нападения одновременно становились проявлением политической воли. Умелое соединение классового и национального антагонизма служило главным козырем в действиях беларуского коммунистического движения.

Местное население, по оценке служб безопасности, не оказывало достаточной помощи властям в борьбе с диверсантами. Особенно заметно это было в отношении православных, которые явно сочувствовали коммунистическому движению и партизанским группам. Во время преследования они вводили в заблуждение полицейские или воинские части, направляя их в сторону, обратную той, в которую направилась диверсионная группа.

Советские власти умело использовали тогдашний антагонизм, рассчитывая на то, что усиленная диверсионная деятельность склонит польские власти к массовым репрессиям против беларуского населения, благодаря чему будет легче добиться поддержки здешних жителей для новых выступлений против Польши. Приобретая таким образом поддержку населения, советское правительство облегчило бы себе задачу в случае начала военных действий.

Участие советских государственных учреждений (в частности ГПУ) в организации диверсионных групп, не вызывало сомнений у польских властей. Об этом свидетельствовала разведка, а также то, что нападающие всегда уходили в сторону границы с СССР, где могли рассчитывать на помощь советского пограничного караула, заботившегося о том. чтобы после перехода пограничной линии группа оказалась в безопасности. Советская сторона принципиально не выдавала Польше членов диверсионных отрядов.

Последние месяцы 1923 и начало 1924 года, несмотря на временное сокращение (с учетом поры года) числа нападений, укрепили убеждение администрации в том, что для контроля над ситуацией необходимо задействовать большое число воинских частей. Совет министров 16 апреля 1924 года уполномочил министра внутренних дел и министра военных дел поручить руководство акциями по охране безопасности и общественного порядка: 1) генералу Эдварду Рыдз-С.мнглому как инспектору армии в Вильне и Виленском административном округе, а также в Белостокском. Полесском, Новогрудском воеводствах и 2) генералу Яну Ромеру как инспектору армии в Волынском, Тарнопольском и Станиславовском воеводствах.

Им предписали координировать действия военных и гражданских должностных лиц в сфере безопасности. Речь шла о как можно лучшем использовании наличных сил для борьбы с подрывными действиями. Было сочтено, что от успешности действий в этой сфере зависит не только текущая безопасность на «крэсах», но и престиж государства. Жесткая и решительная реакция должна была действенно отбить желание у населения от участия в антигосударственных акциях, а также показать соседним государствам решительность польских властей в борьбе с партизанско-диверсионным движением.

Генерал Рыдз-Смнглы начал энергичные действия в конце мая 1924 года. Он приказал воинским командирам и начальникам гарнизонов координировать все их действия с гражданскими властями. С этой целью посредством офицеров связи командиры особых отрядов поддерживали контакт со старостами воеводств.

Однако ситуацию было непросто взять под контроль даже с помощью армейских частей. Одной из причин была большая протяженность границы, а также активное участие советской стороны в поддержке и организации диверсионного движения. Поэтому в августе 1924 года территорию действия вспомогательных воинских частей пришлось разделить на эскадронные подучастки. В компетенцию командиров подучастков входили: организация взаимодействия всех прикомандированных вспомогательных подразделений, поддержание контактов с гражданскими властями, организация разведки и контрразведки, общее командование всеми наличными силами в случае нападения диверсантов.

Вспомогательным подразделениям, проводившим рейды на польской территории, категорически запрещалось совершать попытки перехода границы. Тем самым власти хотели избежать конфликтов международного характера. Если в акции кроме армии брала участие также полиция, то преследованием всегда командовал офицер армии. По рекомендациям генерала Рыдз-Смиглого, в типично полицейских действиях, например, обысках, армия не должна была участвовать. Военные должны были ограничиваться окружением деревень, «придавая своим присутствием больший вес и авторитет отношениям с населением».

Диверсией, заставившей Совет министров снова заняться делами безопасности на восточных землях, стало нападение на Столбцы 4 августа 1924 года. Группа около 100 человек в половине третьего ночи напала на уездное местечко, атаковав здания государственных учреждений и почту. Были также атакованы резиденция староства и пост полиции. Ядро группы составили диверсанты из БССР. Ими командовал Кирилл Орловский (позже дважды герой Советского Союза). Заранее были перекрыты коммуникации, заняты пути подъезда к местечку, а сама атака проведена по-военному умело. Отряд польской кавалерии, который, прибыв на помощь, хотел въехать в город кратчайшим путём, был задержан на мосту пулеметным огнем. Диверсионная группа почти через час грабежа отступила с нагруженными возами в сторону границы с БССР. Большинству нападающих удалось покинуть территорию Польши. Полиции и армии удалось задержать не более десяти человек, подозреваемых в участии в нападении, и вернуть лишь часть украденных вещей.

Размах и масштаб проведенной акции напугали не только местные власти, но и центральные. Министр военных дел генерал В. Сикорский уже через день после нападения на Столбцы предложил Совету министров начать через Министерство иностранных дел широкую дипломатическую кампанию, разоблачающую действия Советского Союза в отношении Польши. Генеральный штаб должен был предоставить материалы, раскрывающие систему советских баз подготовки диверсантов. Это должно было дискредитировать в глазах международного сообщества (через Лигу Наций) советское правительство.

Среди причин, влиявших на дестабилизацию ситуации на «крэсах», генерал Сикорский упомянул слабость структур гражданской администрации и деморализацию чинов полиции (повсеместное пьянство), что, по его мнению, подрывало авторитет государства среди местного населения. Он рекомендовал ввести чрезвычайное положение, милитаризовать пограничную полицию и дать воеводам особые полномочия, что позволило бы им очистить «крэсы» от вражеских элементов. Вывод министра военных дел был таков:

«Никакие суждения политического или экономического характера не могут в данный момент играть в этом деле серьезной роли, поскольку сегодня восточная граница Польши находится в настоящей опасности».

Но, вопреки требованиям генерала Сикорского, политический комитет Совета министров был против резкой дипломатической кампании, которая могла привести к войне с СССР, чего правительство хотело избежать. Замысел ввести чрезвычайное положение на «крэсах» тоже не нашел поддержки. Был выдвинут аргумент, «что чрезвычайное положение, кроме права на депортации п задержания, по своей сути не расширит тех полномочий, которые правительство имеет в борьбе с бандами. На основании постановления Совета министров от 16 апреля полномочий генерала Рыдз-Смиглого вполне достаточно».

На заседаниях политического комитета Совета министров 8, 21 и 22 августа 1924 года были приняты новые решения: разместить в казармах и милитаризовать отряды пограничной полиции, увеличить силы связи, усилить разведку на территории противника. Было признано, что события на «крэсах» имеют признаки вооруженной борьбы, потому должны встретить соответствующую реакцию вооруженных сил. И премьер, и президент согласились с тем, что армия может действовать самостоятельно, а генерал Рыдз-Смиглы может отдавать приказы не только армейским подразделениям, но и формированиям полиции. Зато премьер категорически отверг любые мысли об акциях возмездия па советской территории в ответ за нападение на Столбцы. Премьер заявил:

«Такая акция не только могла бы способствовать распространению бандитизма среди местного населения, но и. что важнее, использование советских методов, даже только для мести, несовместимо с авторитетом польского государства» [17].

Однако, несмотря на особые меры Совета министров для нормализации состояния безопасности, на «крэсах» и впредь происходили атаки диверантов. Очередной громкой акцией, которая приобрела широкий резонанс, стало нападение 25 сентября 1924 году на поезд Брест - Лунинец. В своих воспоминаниях тогдашний премьер Владислав Грабский, вспоминая августовскую атаку на Столбцы и сентябрьское нападение на поезд, писал: «Самым известным было нападение на Столбцы, наиболее унизительным было нападение на воеводу Довнаровича». Унизительным - поскольку бандиты оставили полесского воеводу Довнаровича и окружного коменданта полиции Бреста Менсовича без одежды.

Других пассажиров избили либо ограбили, например епископ Лозинский лишился золотого креста. Вместо отобранной одежды и другого имущества пассажиров нападающие оставили расписку с подписью «Украинско-беларуское товарищество».

«Kurier Wilenski», описывая происшествие, не миновал поиздеваться над обоими высокими государственными чиновниками, которые «не сумели защитить ни своей чести, ни чести государства».

Среди других заголовков в прессе красовалось название «Голый факт». Пикантности добавляло то, что кроме воеводы и окружного коменданта полиции в поезде ехали нескольких полицейских и офицеров армии - вместе, как подсчитали журналисты, около 20 вооруженных мужчин, которые без сопротивления подчинились приказам бандитов. Во время нападения погиб еврейский торговец скотом Гезейр, защищавший свои деньги, и смертельно ранен при сопротивлении участковый полицейский Дмовский [18].

Этот унизительный для государственных чиновников высокого ранга факт послужил очередным импульсом к изменениям в приграничной политике государства. Кроме назначенного ранее Новогрудским воеводой генерала Янушайтиса, полесским воеводой вместо Довнаровича 7 октября 1924 года назначили бригадного генерала Казимира Младеновского. Воеводы в чине генералов получили полномочия командовать всеми армейскими частями, присланными на их территорию для вспомогательной работы. Полу чая новые полномочия в управления вспомогательной работой, воеводы-генералы приняли на себя часть задач, которые до сих пор входили в компетенцию генерала Рыдз-Смиглого.

По новым принципам организации вспомогательной службы, Новогрудчина и Полесье были разделены на участки безопасности, соответствовавшие зонам отдельных воеводств. Так, на территории Новогрудского воеводства выделили районы Глубокое и Лида, которые в свою очередь разделили на округа: район Глубокое - па округа Вилейка. Дуниловичи, Диена, район Лида - на округа Лида и Воложин. В Полесский участок безопасности вошли районы Лунинец, Столпцы и Пинск.

Командиры округов выделили армейские части в распоряжение воевод-генералов. Командир IX корпуса передал 6 ноября 1924 года следующие отряды для вспомогательной службы с указанием района их действий:

Комбинированный кавалерийский полк: Лунинец: 25-н уланский полк: Кожангородок;

эскадрон 15-го уланского полка: Денисковичн - Груднин - Лактыши;

эскадрон 25-го уланского полка: Пружаны (114).

эскадрон 27-го уланского полка: Мокроть - Лснино - Мнкашевичи;

эскадрон 56-го уланского полка: Ганцевнчн - Маньковнчи;

рота 35-го пехотного полка: Столиц - Давнд-Городок:

рота 82-го пехотного полка: Брест:

рота 83-го пехотного полка: Кобрин:

рота 84-го пехотного полка: Лунинец:

рота 84-го пехотного полка: Пинск.

Командование III корпуса направило на вспомогательную службу следующие отряды:

эскадрон 4-го уланского полка - место дислокации Прозароки;

эскадрон 13-го уланского полка - Обвадовцы:

эскадрон 23-го уланского полка - Сервеч:

полубатальон 77-го пехотного полка - Лида:

две роты 77-го пехотного полка - Воложин. Першаи,

взвод 86-го пехотного полка - Шипки.

Предназначенные для вспомогательных действий воинские части должны были всегда находиться в готовности к акциям преследования. Связь между ними поддерживалась с помощью осветительных ракет. Условные знаки сигнализировали о начале боя с обнаруженной группой диверсантов или просьбу о помощи. Командование рекомендовало отказаться от использования телефонов и телеграфов, поскольку коммунисты подслушивали и информировали условными световыми сигналами диверсионные группы. Во время боя с обнаруженной группой воинская часть не могла удовлетвориться только возвращением украденных вещей. Настоящим успехом считалась полная ликвидация банды. Если окруженные не хотели сдаваться, армия использовала всю огневую мощь для их уничтожения.

После нападения на поезд 25 сентября 1924 года для охраны безопасности пассажиров тоже были направлены армейские части. По поручению командира IX корпуса генерала Рыбака командиры 9-й отдельной кавалерийской бригады и 30-й пехотной дивизии должны были выделить солдат для охраны поездов. Те должны были ездить в определенном купе или специально прицепленном для этого пассажирском вагоне. С точки зрения армии наиболее подходящими для этих целей были просторные вагоны российского типа (старые) или новые немецкие. Тесные вагоны, без выхода на обе стороны, делали практически невозможным ведение обороны (это был один из аргументов, использованных для оправдания офицерами, обвиненными в пассивности во время нападения на поезд 25 сентября). К советам командира IX корпуса прислушался министр военных дел, который в ноябре 1924 года дал указание присоединять к каждому пассажирскому составу в восточных воеводствах бронированный вагон и более десяти солдат сопровождения.

Охраной безопасности пассажиров во время поездки должна была заняться и полиция. На самых опасных участках специальные отряды полиции стали проверять пути за час до прохода поезда. В Гродненском повете определенным полицейским постам поручили контролировать соответствующие участки трассы, а в Полесском воеводстве, в Бресте, Лунинце и Сарнах создали полицейские группы по 20 человек, в Жабинке - из 10 человек. Их задачей была охрана определенных участков наиболее опасных трасс.

После нападения на Столбцы произошли перемены и в охране городов. Власти хотели предотвратить повторение дерзкой акции в Столбцах. Лидский староста в письме от 6 октября 1924 года поручил тамошнему поветовому коменданту полиции принять следующие профилактические меры:

«Город Лида должен охраняться ночью караулами, которые полицейский участок (...) выставит за городом (...). Размещение караулов должно приспособляться к местности и погоде. При тумане во время дождя караулы должны быть более плотными, а патрулирование более интенсивным. Караулы имеют одного командира, который отвечает за их исправное функционирование. В случае нападения линия караулов сдерживает нападающих от вторжения в город. Отдельные патрули поднимают тревогу выстрелами. Командир караулов должен держать наготове специальную группу, которую использует в случаях нападения для укрепления линии караулов, окружения нападающих и преследования».

Во второй половине 1924 года нападения диверсионного характера стали отмечать не только в приграничных поветах, но и в глубине Новогрудского и Полесского воеводств. Такой размах свидетельствовал о хорошем знании территории и подготовленности действий. Повсюду ходили слухи о готовящемся крупном скоординированном вооруженном выступлении.

Отношение местного (беларуского) населения к нападающим было либо благосклонным, либо пассивным, что чаще всего объяснялось опасением за собственную безопасность. Те, кто сотрудничал с властями, должен был считаться с репрессиями со стороны диверсантов, значительную часть которых составляла местная молодежь, хорошо осведомленная в местных делах.

Одной из мер противодействия расширению нападений, стала крупная облава 1 апреля 1925 года на восточных землях. Так, на территории Новогрудского воеводства в ней приняли участие 1700 полицейских и 4000 солдат. Планировалось арестовать 292 человека и провести обыск у 1382 человек, а фактически было задержано 350 человек и сделано 1634 обыска, во время которых нашли: 10 ручных гранат, 17 винтовок, 21 револьвер. 400 патронов. 100 штук старых коммунистических воззваний и газет [19].

Полиция более энергично занялась вылавливанием лиц, переходивших границу.

Стараясь как можно скорей овладеть ситуацией, власти на «крэсах» осуществляли инвестиции в развитие средств связи. Так, в 1924 году в Новогрудском воеводстве было построено 400 км телефонных линий, а в 1925 планировалось провести еще 1500 км. На съезде старост Новогрудского воеводства обсуждалась возможность вооружения военных колонистов (осадников), которые, объединенные в отряды во главе с офицерами, образовали бы вспомогательные воинские формирования.

После зимнего периода, мешавшего активным действиям, уже с ранней весны 1925 года начались новые нападения. По-прежнему практиковалась проверенная тактика атаки, которая заключалась в одновременном ночном штурме главных административных зданий города или селения. Дестабилизация ситуации на «крэсах» в первой половине 1925 года стала способствовать увеличению числа разбойных нападений и в Белостокском воеводстве. Достаточно крупный диверсионный отряд действовал на территории Беловежской пущи.

До службы безопасности доходили сведения о переброске на территорию Западной Беларуси подготовленных агентов, специализировавшихся на диверсиях. Велась массовая вербовка прокоммунистически настроенной молодежи. В начале 1925 года повсюду ходили слухи о подъеме весной беларуского восстания. Лучше других к выступлению были готовы, как считалось, коммунистические организации в Белостокском, Бельском, Гродненском, Кобринском, Новогрудском, Пинском и Слонимском поветах.

Подтверждения о планируемой акции приходили также из польского посольства в Москве; британская разведка передала польским дипломатам информацию о прибытии в командование Красной Армии в Москве двух членов «Беларуского комитета действия» - Старункевича и Рызоя. которые доложили о ситуации на северо-восточных землях Польши. Из их рапорта следовало, что весна - лучшее время для вооруженного выступления. Беларуское население враждебно настроено к польской администрации и помещикам, потенциальные силы повстанцев оценивались в 40 тысяч человек. Как утверждалось в рапорте, в будущем переброска групп из БССР в Польшу значительно осложнится, что связано с организацией нового армейского формирования - Корпуса охраны границы. Это тоже была одна из причин, из-за которой рекомендовалось начать восстание как можно скорее. План действий предусматривал одновременный удар по всем польским поселениям на «крэсах», что уже в начале действий должно было привести к их полному уничтожению.

Беспокойство гражданских властей относительно беларуского восстания не разделяли армейские круги. Из подготовленного в конце 1925 года военным командованием анализа ситуации ясно следовало, что оно не ожидало беларуского восстания. В рапорте утверждалось, что «Беларусь с точки зрения повстанческих организаций наименее подготовлена».

Местное беларуское сообщество легко поддавалось влиянию антигосударственной пропаганды, ибо не верило в прочность польского государства. Оно охотно слушало всякие новости о возможности восстания или политических перемен, надеясь, что тем самым улучшится его положение, однако на самом деле было далеко от массового вооруженного выступления. Работа коммунистических агентов, в значительной мере основанная на действиях бандитско-уголовного характера, не способствовала созданию сплоченной повстанческой организации. Значительно легче, чем организовать скоординированные повстанческие действия, было склонить обнищавшее население - даже посредством политических лозунгов - к выступлениям уголовного характера, направленным преимущественно против ненавистных социальных и профессиональных групп - помещиков, чиновников, полицейских.

Улучшение состояния безопасности стало заметным в 1925 году. Стаю сокращаться среднее число нападений. Это позволило освободить армейские части от постоянной вспомогательной службы. В Новогрудском воеводстве последний отряд отправился в свой гарнизон 28 мая 1925 года. В 1926 году число нападений резко упало. Прекращение массовых диверсионных акций завершило наихудший в плане общественной безопасности период в истории северо-восточных земель межвоенной Польши.

* * *

Причин окончания действий диверсионных групп в 1925 году было несколько. Одна из них - активная деятельность временных судов, выносивших приговоры за подрывную деятельность. Сообщения о деятельности таких судов, помимо плакатов, появлялись в местной печати. Власти, хорошо понимая роль прессы, рекомендовали публиковать в газетах новости о ликвидации очередных групп, о процессах и приговорах временных судов. Особое впечатление производили сообщения о смертных приговорах, тем более что такой приговор исполнялся в течение 24 часов.

В репортажах прессы подчеркивался уголовный характер действий осужденных. Так, автор статьи в «Glosie Wilenskim» о процессе над 70 членами «большевистско-беларуской банды» подчеркивал, что хотя инспирация исходила от советской и летувисской агентуры (за немецкие деньги), ни о каком восстании не могло быть и речи, все кончилось обычными грабежами. При этом жертвами нападений и грабежей бывало и беларуское население. Показания свидетелей неоспоримо доказали, что все обвиненные - не «идейные беларусы», а обычные бандиты, готовые за хорошую плату жечь и убивать любого.

Все большие результаты давала деятельность служб безопасности, выявлявших и арестовывавших активных коммунистов. Хорошо исполняло свою задачу новое формирование - корпус охраны приграничья, успешно блокируя наплыв неугодных элементов из БССР.

Однако главная причина прекращения диверсионной деятельности находилась на советской стороне. Сталин отложил экспорт коммунизма в западные государства на более поздний срок. Внутренняя борьба в партии, которая в будущем привела к массовым репрессиям, исключала в ближайшей перспективе конфликт с капиталистическими государствами, в том числе и с Польшей.

Поэтому содержание постоянных диверсионных отрядов в советской Беларуси перестало быть целесообразным, тем более что они легко могли начать искать добычу на территории БССР. В качестве повода для ликвидации групп советские власти использовали конфликты между отрядами и спровоцировали в августе 1925 года стычки в Дзержинске между ними. Фактически это стало завершающим актом организованной деятельности диверсионных групп, забрасываемых в Польшу из СССР.

Массовые выступления против лиц и учреждений, считавшихся символом польского господства, снова произошли только после 17 сентября 1939 года. Тогда, услышав новость о вступлении Красной Армии, спокойное и лояльное до той поры беларуское население начнет по инспирации советских эмиссаров, а также стихийно создавать вооруженные группы, и расправляться, часто жестоким способом, с чиновниками, полицейскими, военнослужащими и землевладельцами.

Преступления, совершенные организованными группами на территории Новогрудского, Полесского и Виленского воеводств в 1921-1926 гг.

Год	Воеводство	Грабеж и разбой в бандах	Убийства в бандах
1921 (51)	Новогрудское	44	нет сведений
	Полесское	7	нет сведений
1922 (241)	Виленское	66	18
	Новогрудское	120	30
	Полесское	7	нет сведений
1923 (268)	Виленское	52	21
	Новогрудское	49	12
	Полесское	127	7
1924 (217)	Виленское	42	10
	Новогрудское	33	13
	Полесское	103 16
1925(110)	Виленское	10	5
	Новогрудское	14	6
	Полесское	67	8
1926 (49)	Виленское	9	2
	Новогрудское	9	3
	Полесское	21	5

(Источник: Rocznik Statystyczny Rzecze Pospolitej Polskiej, 1922-1927)

Автор - польским историк из Белостока. Статья опубликована в журнале «Агсhе» под названием «Барацьба дзяржаўных органаў міжваеннай Польшчы зь беларускай дывэрсійнай дзеинасьцю на паўночна-усходніх землях (1920-1925 гг.)». Перевод и редакция А.Е. Тараса. Список источников снят. Те, кому они нужны, могут обратиться к публикации в «Агсhе». Авторский текст при редактировании был сокращен.

---

[1] «Красы», «крэсы всходни» (окраины, восточные окраины) - так поляки называют земли бывшего Великого Княжества Литовского, составлявши евосточную часть конфедеративного государства Речь Посполитая. - Ред.

[2] Krotki zarys zagadnienia bialoruskiego. Wydawnictwo Oddziatu II Sztabu Generalnego. Warszawa. 3.11.1928 r. S. 86.

[3] Резко отрицательная оценка ситуации на землях пол руководством ZCZW содержится, в частности, в брошюрах: Антонов И.Г. Воспоминания о польской оккупации Гродненщпны в 1919-1921 г. 1921: Луцкевич А. Польская оккупация в Беларуси. Вильно. 1920. Последняя, как сказано в рапорте 2-го отдела Генштаба. использовалась беларускими учителями Виленщины и Гродненщпны для антипольской пропаганды.

[4] Разумеется, диверсионные действия в приграничье вели также летувисскне группы. Нестабильная пограничная ситуация должна была поддерживать надежду местных жителей на исправление линии границы и присоединение к Летуве Вильни и Виленского края. Поддержка состояния напряженности на нейтральной полосе и в районах, непосредственно прилегавших к ней, подтверждало неприятие местным населением тогдашних политических решении. Особенно опасными были 1922 год и начало 1923-го. когда новый вооруженный конфликт казался реальным. Среди летувиского населения, проживавшего по обеим сторонам демаркационной линии, велась антипольская пропагандистская кампания. Она усиливала и без того свойственную летувисам антипатию к полякам. Часть местных крестьян заявляла о желании вступить в партизанские отряды. Недоверие к Польше был отмечено также среди летувисской молодежи, которая эмигрировала в Летуву с целью пополнить антипольские формирования, которые там создавались.

Постепенное угасание диверсионной деятельности произошло после 15 марта 1923 года, когда Совет послов Антанты, не обращая внимания на протесты правительства Летувы, признал тогдашнюю демаркационную линию фактической границей. Летува, значительно более слабая в военном плане чем Польша, без поддержки международного сообщества не могла рассчитывать на успех в военном конфликте. Ей пришлось изменить тактику. В 1924 году и впредь на территории Летувы создавались повстанческие группы, но единственной их целью было провоцировать конфликты и вооруженные инциденты без надежды на начало войны. - Ред.

[5] Власти Летувы считали слабым местом польского государства большое количество национальных меньшинств и его составе. По их плану, массовые волнения на территории всего государства (диверсионные отряды должны были войти на территорию Польши с баз в Летуве. Германии. Чехословакии и РС.ФСР) должны были поддержать действия регулярных летувисских войск. Однако этот план остался на бумаге. Единственными диверсионными отрядами, создававшимися в рамках этого замысла, были литовские и беларуские.

[6] Большинство подсудитмых были членами партизанских отрядов из соединения Германа Шиманюка («Скомороха»), действовавшего во всех поветах Белостокского воеводства и в Беловежской пуще. Нескольких арестованных партизан поляки расстреляли до суда. - Ред.

[7] В Рижском договоре (18.111.1921) говорилось о признании обеими сторонами независимых беларуского и украинского государств. Коммунисты, создавая Беларускую Советскую Республику, видели в ней важный инструмент политической борьбы с Польшей.

[8] После 1923 года летувисы развивали свою государственную идеологию независимо от общей истории народов многонациональной шляхетской Речи Посполитой (не только поляков, но и беларусов). что выразилось в трактовке ими Великого Княжества Литовского как исключительно летувиского (жамойтского) государства

[9] Организаторами КПЗБ были Вацлав Богуцкнй (руководил деятельностью КПЗБ из Минска), Леопольд Родзевич. Арсений Канчевский, Соломон Миллер, Станислав Мертенс, Язеп Логинович. КПЗБ имело 3 округов: Белостокский, Виленский, Брестский, Пинский, Гродненский и Барановичский.

[10] До 14 апреля 1924 года существовал штаб Западного фронта. С этой даты он был преобразован в штаб Западного военного округа СССР. - Прим. ред.

[11] Изменения в политике СССР отразились на внутрипартийных отношениях в КПЗБ уже в 1924 г. Из нее вышла часть деятелей, желавших вести независимо от Москвы вооруженную борьбу против польского государства. Однако созданная ими Краевая коммунистическая партия не сыграла никакой роли, ибо уже в сентябре и октябре 1924 г. ее организации на территории Белосточчины и Виленщины (там было больше всего сторонников) разгромили польские службы безопасности.

[12] В августе 1925 г. произошли инспирированные советскими властями стычки между диверсионными группами в Дзержинске (на границе БССР с Польшей), что окончательно привело к ликвидации таких групп.

[13] 2-й отдел польского Генерального штаба («двуйка») занимался разведкой и контрразведкой. - Прим. ред.

[14] Автор имеет в виду беларусов и украинцев, служивших в Войске Польском в 1919-20 гг. и сражавшихся вместе с поляками против большевиков. Когда нужда в них отпала, их выбросили из казарм, не обеспечив никакими льготами, не оказав помощи в трудоустройстве, не выплатив денежного пособия. - Прим. ред.

[15] Автор умалчивает о том, что в таких патрулях участвовали местные жители только польской национальности. - Прим. ргд.

[16] Наши историки на множестве конкретных примеров доказали, что приговоры были не только чрезвычайно жестокими, но и во многих случаях необоснованными. Вся деятельность так называемых «временных судов» была пронизана поистине звериной ненавистью польских судей к беларусам. - Прим. ред.

[17] Несмотря на категорический запрет премьера, поляки такие акции все же проводили. Их организовали офицеры 2-го отдела Генштаба (представительство N 1 в Вильне). Одной из них стала неудачная вылазка на Дзержинск в ночь со 2 на 3 октября 1924 г. «Нападение, - информировал Новогрудский воевода. - было организовано достаточно плохо, поскольку в Рубежевичах перед вылазкой уже говорили про нее. (...). Нападавшие наткнулись на большевистскую засаду, в результате чего их обстреляли. С нашей стороны полегли трое, с большевистской, видимо, несколько раненых».

[18] Восемь офицеров армии, которые пассивно вели себя, предстали перед судом чести. Участковый Дмовский посмертно был награжден Крестом Заслуги.

[19] Результат, прямо скажем, ничтожный. В среднем, одна единица оружия на 34 обыска, а фактически еще меньше, т.к. у тех, кто имел оружие, обычно изымали несколько единиц такового, не говоря уже о патронах - Прим. ред.

 

Top