Полута Бодунова - громкое имя в отечественной истории периода борьбы
за демократическую государственность Беларуси. Министр правительства Беларуской Народной Республики, секретарь ЦК партии беларуских эсеров, организатор антипольского партизанского движения в 1919 году,
жертва сталинских репрессий. Безусловно, это наиболее значительная женская
фигура в беларуском освободительном движении после Элоизы ПашкевичТётки. Не зря ведь в пражской эмигрантской среде Бодунову называли «Тетка Полута».
Полностью восстановить хронику ее жизни, взглянуть на исторические события ее глазами исследователям вряд ли придется. Дело в том, что при аресте
в 1937 г. у нее были «взяты» шесть общих тетрадей с собственными записями и
четыре рукописных сборника стихов. Судьба этих документов, скорее всего традиционная - уничтожение после приговора либо при эвакуации архивов НКВД
в начале войны с Германией.
Некоторые документы сохранились в гомельских и минских архивах; в том
числе личное дело учительницы Бодуновой (1913 г.), следственное дело 1937 г.
Используя эти материалы, публикации Владимира Колесника, Ростислава Платонова и Татьяны Протько, я попыталась создать очерк политической биографии П. Бодуновой, Использованы также воспоминания о ней родных и знакомых, живших в Гомеле и Москве.
Пелагея-Полина Александровна Бодунова (литературное имя Полута) родилась в 1885 г. в местечке Новобелица, отделенном от Гомеля рекой Сож (сегодня
это один из районов города). Семья Бодуновых была известной в местечке. По
семейному преданию, род происходил от донского казака, который в XVII веке
во время гонений Екатерины II на казачество после восстания Пугачёва бежал
в наш край, женился на местной крестьянке, выкупив ее из крепостничества, и
стал одним из первых поселенцев вновь основанного местечка Новобелица.
Отец Пелагеи Александровны арендовал небольшое имение в окрестностях
местечка. Семья постоянно жила в Новобелице и считалась мещанской. Сведений о матери не сохранилось, а детей было семеро - два сына и пять дочерей. В
семье ценили знания и образование. Оба сына закончили Петербургский университет: Александр получил диплом юриста, специальность Данилы неизвестна. Учились и девушки - две из них (Пелагея и Мария) стали учительницами. Третья дочь, Анатолия, была матерью погибшего в Испании Героя Советского Союза Склязнева, чье имя носит улица в Новобелице. Большую часть
жизни она провела в Москве, где и умерла. Еще одна дочь, Анастасия, всю жизнь
прожила в Новобелице, была замужем за начальником местной пожарной
охраны. Последняя дочь - «поповна» (имя неизвестно) вышла замуж за православного священника в Западной Беларуси, но в советское время переселилась
в Новобелицу, вероятно, из-за гонений польских властей на православную
церковь.
История семьи Бодуновых - хрестоматийный пример судьбы дореволюционной интеллигенции в советское время. Хотя все братья и сестры Пелагеи лояльно относились к советской власти и честно трудились, их не обошли сталинские репрессии. Сестра Мария провела в лагерях 15 лет, мужья Анастасии и «поповны» погибли там же.
В Новобелице Пелагея провела все молодые годы. В 20-летнем возрасте она
закончила Буйничское учительское училище и получила свидетельство домашней учительницы русского языка и географии. С 1905 до 1912 года работала в
сельских школах Гомельского уезда, потом стала учительницей двухкомплектного земского училища в местечке Уть.
Гражданское становление Бодуновой происходило в среде местной интеллигенции, под культурным и политическим влиянием обеих столиц: там училась
местная молодежь, ежегодно «петербуржцы» и «москвичи» проводили свой летний отдых на так называемых Поляковских дачах.
У нее были определенные литературные способности. По семейным воспоминаниям, Пелагея могла экспромтом продиктовать младшим сестрам и их подругам несколько вариантов сочинения на тему, заданную в гимназии. Сохранились сведения о сочинении ею стихотворений и даже целой поэмы об истории
семьи Бодуновых.
Политическая биография Бодуновой началась в 1917 г. в революционном
Петрограде. Когда и как она оказалась там - неизвестно. Похоже на то, что Пелагея выехала в Петербург на учебу накануне либо в начале Первой мировой
войны, когда ей было уже 29 лет.
Так или иначе, домашняя учительница из провинциального местечка попала
не только в столицу империи, но и в среду петербургских беларусов, воспитавшую многих идеологов и активистов национально-освободительного движения.
Бодунова познакомилась и близко сошлась со многими из них, в том числе с Томашем Грибом, студентом Психоневрологического института академика В.М.
Бехтерева. Томаш, который был родом из деревни Поляны Свенцянского повета
(ныне в Островецком районе), прошел школу национального воспитания в беларуском студенческом землячестве под руководством профессора Бронислава
Эпимах-Шипило. Он возглавлял левое (народническое) течение в Беларуской
Социалистической Громаде.
Последовательность пути Бодуновой в большую политику проследить трудно,
но можно утверждать, что это был настоящий взлет. Пелагея вступила в Беларускую Социалистическую Громаду (БСГ), стала членом ее ЦК и Президиума.
Сразу после Февральской революции ее избрали депутатом Петросовета от слушателей Высших историко-литературных курсов, учащейся которых она была.
Но беларуские дела волновали и притягивали ее больше всего. Демократические преобразования после февральской революции активизировали национально-освободительное движение. Главным вопросом стало национальное и государственное самоопределение Беларуси. БСГ повела борьбу за автономию Беларуси в составе России, за возрождение беларуского языка, национального
сознания населения.
Для ведения этой работы летом 1917 г. Бодунова приехала на Гомельщину. В
Новобелице, Гомеле, Будо-Кошелёве она выступала перед крестьянами, солдатами, на учительских съездах, пропагандировала идеи беларуского освободительного движения, программу БСГ. В результате были созданы местные отделения БСГ, развернулся сбор пожертвований в пользу беларусов-беженцев. С отчетом о ситуации на Гомелыцине П. Бодунова выступила на июльском съезде
беларуских партий и организаций в Минске.
Результатом развития беларуского движения летом - осенью 1917 г. стало образование Великой Беларуской Рады - представительного органа всех партий и общественных организаций края. Вместе с лидерами освободительного движения - Язепом
Лёсиком, Аркадием Смоличем, Брониславом Тарашкевичем, Дмитрием Жилуновичем - в руководство
Рады вошла и П. Бодунова.
Рада провела большую подготовительную работу и
созвала в декабре 1917 г. Всебеларуский Национальный Конгресс, который определил исторические перспективы края, декларировал образование самостоятельной Беларуской демократической республики в
федеративном союзе с РСФСР, неделимость ее этнической территории, осуществление национально-революционного народовластия. Бодунова принимала
самое активное участие в подготовке и проведении
Конгресса: ей поручили решать одну из самых сложных и больных для Беларуси проблем - проблему беженцев и инвалидов. Она возглавила комиссию Конгресса по этому вопросу, готовила доклад на пленарное заседание.
Работа съезда, как известно, была насильственно
прервана, его президиум арестован. Однако наиболее
активные делегаты нелегально избрали Раду Всебеларуского Конгресса и ее Исполнительный Комитет.
Исполкому было поручено отстаивать суверенитет
Беларуси и взять власть в крае, как только это станет
возможным. Комитет возглавил Т. Гриб - соратник и
самый близкий друг П. Бодуновой. Находясь в трудных условиях подполья и политического преследования, Исполком продолжал
дело Всебеларуского Конгресса - им была направлена делегация на переговоры
в Брест, чтобы отстоять принятое Конгрессом решение о неделимости Беларуси. Состав Исполкома пополнили представители национальных меньшинств,
устанавливались связи с местами, печатались Воззвания к населению. Как свидетельствовал позже Т. Гриб, Исполком начал отзывать с фронтов военнослужащих-беларусов в Бобруйск, где планировалось начать формирование своей
армии.
18 февраля 1918 г. после того, как Брестские переговоры были сорваны, и началось немецкое наступление на Западном фронте, большевистская власть на
Беларуси - Областной исполнительный комитет Западного фронта и области
(Облисполкомзап) поспешно эвакуировался из Минска. Город остался без власти. В этот момент Исполком Рады Всебеларуского Конгресса издал I Уставную
грамоту с призывом к беларускому народу взять наконец свою судьбу в собственные руки и реализовать право на самоопределение. Провозглашалось образование Временного правительства Беларуси - Народного секретариата. Председателем правительства стал 27-летний Язеп Воронко (1891-1952), а в его состав
вошли 15 народных секретарей, представители от БСГ, эсеров и социалистовсионистов. Полута Бодунова оказалась единственной женщиной в Народном
секретариате, где возглавила дела опеки. Ее подписи стоят под всеми документами Народного секретариата, в том числе под историческими II и III Уставными грамотами, которые объявили образование Беларуской Народной Республики, а затем и ее независимость.
Бодунова входила в левое крыло Рады БНР и БСГ, последовательно добивавшееся государственности и независимости Беларуси, делая при этом ставку на
собственные силы. Беспокойство у этой части политиков вызвала прогерманская ориентация правого крыла Рады и БСГ, которое постепенно усиливалось в
руководстве БНР. Поэтому направленная в апреле 1918 г. (по решению большинства членов Рады) телеграмма
германскому кайзеру с благодарностью за освобождение
Беларуси от большевиков и
просьбой помощи в обретении государственной независимости привела к острому
политическому кризису в Раде
и Народном секретариате.
Апрельский политический
кризис 1918 г. привел к распаду БСГ на три отдельные
партии: социалистов-революционеров, социалистов-федералистов, социалистов-демократов. Беларуская партия социалистов-революционеров
(БПС-Р) образовалась из левонароднического крыла БСГ. Возглавил ее Т. Гриб, а секретарями ЦК стали его
ближайшие соратники Язеп Мамонько (1889-1937) и Полута Бодунова.
В своей программе партия придерживалась социалистической ориентации выступала за социализацию земли и предприятий, ликвидацию наемного труда
и эксплуатации, истинное народовластие. Партия выступала от имени всех трудящихся, но прежде всего - от имени беларуского крестьянства.
В национальном вопросе БПС-Р отстаивала полный суверенитет Беларуси.
Поэтому, возмущенная нежеланием сильных соседей учитывать интересы края,
она объявила тактику «борьбы против двух оккупантов» - Германии и России,
начала формирование вооруженных сил для этого.
Проволочки в решении вопроса о создании Беларуской республики, отрыв
от Беларуси и передача РСФСР восточных губерний (Витебской и Могилёвской), а потом упразднение БССР и создание Литовско-Беларуской Советской
Республики (Лит-Бел) только усилили антибольшевистские позиции БПС-Р.
Противостояние привело к тому, что эсеры на советской территории были вынуждены перейти на нелегальное положение.
Эти обстоятельства обусловили осторожно-заинтересованное отношение руководства БПС-Р к «федералистской программе» Юзефа Пилсудского, который
декларировал образование под эгидой Польши самостоятельных государств Летувы, Беларуси и Украины. В начале российско-польской войны эсеры пытались добиться от Пилсудского передачи всей власти на Беларуси Раде БНР.
Но захват территории края польскими войсками и
оккупационный режим очень быстро раскрыли глаза
беларуским эсерам на истинные планы Польши. Уже
в марте 1919 г. они создали Беларуский повстанческий комитет как штаб антипольской борьбы, начали
формировать партизанские отряды в тылу польских
войск. Для организации борьбы в Западной Беларуси
Т. Гриб нелегально переехал в Гродно. Повстанческий
комитет, который остался в Минске, возглавила П. Бодунова.
Лидеры БПС-Р, в том числе Бодунова, стремились
объединить в антипольской борьбе и в сражении за
независимость Беларуси все политические силы. Они
добились перехода на свои позиции социалистов-федералистов и такого авторитета в беларуском движении, как Вацлав Ластовский, который стал одним из лидеров БПС-Р. Решительные шаги эсеров вызвали репрессии со стороны польских властей: руководство
Народной Рады и ее правительство, в том числе П. Бодунова, были арестованы,
а после освобождения переехали в Летуву, откуда продолжали руководить антипольским партизанским движением. Партия беларуских эсеров вынуждена была
перейти на нелегальное положение и в этой части Беларуси.
В сложившихся условиях БПС-Р пришлось искать союзников. Единственной
политической силой, которая тоже вела вооруженную борьбу с поляками, была
партия большевиков. Поэтому, несмотря на различные идейные позиции и политические программы, на противоречия во взглядах на государственность Беларуси, беларуские эсеры и большевики объединили свои силы для борьбы за
освобождение края. В декабре 1919 г. в Смоленске произошла встреча представителей БПС-Р и КП(б)ЛитБел, где было выработано соглашение о совместных
действиях. Бодунова, безусловно, сыграла одну из главных ролей в этих переговорах, потому что ее подпись стоит на договоре первой.
В результате объединения сил к началу 1920 г. практически на всей территории оккупированной Беларуси развернулось повстанческое движение, объединенное в Народную военную самооборону (НВС), организаторами которой были эсеры, а руководили совместно они и большевики.
Но блок с большевиками не мог быть долгим и прочным. Последние уже
взяли курс на однопартийную власть, не собирались вступать в коалиции с национальными партиями, тем более эсеровского направления, потому что российские эсеры к этому времени уже были объявлены контрреволюционной
силой. Со стороны большевиков союз с БПС-Р имел исключительно тактический характер - использование их влияния и вооруженных сил для борьбы с поляками. При этом сохранялось политическое недоверие, а Реввоенсовет Западного Фронта и ЦК КП(б)ЛитБел давали в Москву искаженную либо фальсифицированную информацию о деятельности эсеров.
В основе потенциального конфликта лежал главный вопрос - о государственности Беларуси. Если для большевиков ее перспектива определена не была, то
БПС-Р с весны 1920 г. фактически вела подготовку к созданию Беларуской трудовой социалистической республики. Об этом недвусмысленно заявил съезд партии, нелегально прошедший 4 марта в Минске и предложивший начать подготовку Всебелорусского трудового конгресса представителей рабочих и крестьян
для решения вопроса о государственной власти на Беларуси после изгнания
польских оккупантов.
Заявка БПС-Р на политическое лидерство, а также рост ее влияния (весной
1920 г. партия насчитывала около 20 тысяч членов, руководила 10-тысячным
Союзом молодежи, Союзами учителей, железнодорожников и почтово-телеграфных работников, была самой многочисленной партией на Беларуси) вызвали тревогу в беларуском большевистском руководстве.
ЦК КП(б)ЛитБел дал указание об изоляции эсеров. Компромисс перерастал
в конфликт, и требовалось «выяснение отношений» на уровне ЦК РКП(б). Эту
ответственную трудную миссию и взяла на себя П. Бодунова, возглавив специальную делегацию в Москву. В течение месяца - с 6 марта до 8 апреля 1920 года она добивалась переговоров со Сталиным и Красинским. Действуя от имени
всей БПС-Р, Бодунова заняла на переговорах следующую позицию:
- Беларуские эсеры против готовности РСФСР подписать мир с Польшей на условиях передачи ей западной части Беларуси.
- Они считают ошибкой формирование беларуской власти из людей, которые не
связаны с беларуским движением, не знают местных условий, игнорируют коренные
нужды беларуского народа в развитии своей культуры и государственности.
- Партия не согласна с задержкой на Беларуси раздела земли между крестьянами
и с передачей большей ее части совхозам, тогда как именно крестьянство - главная
опора советской власти в крае.
Бодунова от имени беларуских эсеров требовала, прежде всего, восстановления Беларуской Республики в этнографических границах проживания беларусов, в том числе возврата восточных губерний, присвоенных РСФСР, поддержки культурно-национального строительства в Республике.
Другими требованиями были: признание правительства Ластовского, формирование беларуской Красной армии для защиты республики, освобождение всех арестованных большевиками членов БПС-Р.
Таким образом, Бодунова отстаивала на переговорах принципы суверенности
беларуского государства, неделимости его территории, создания коалиции политических сил в социалистических преобразованиях. Доказывать это приходилось в условиях недоверия, подогретого дезинформацией со стороны беларуского большевистского руководства. Переговоры шли исключительно трудно,
и потребовалась вся настойчивость и эрудиция Бодуновой, чтобы достичь взаимопонимания: военный союз был подтвержден, а решение политических вопросов отложено до освобождения Беларуси.
После освобождения Минска в июле 1920 г. БПС-Р подтвердила свою готовность к сотрудничеству с большевиками, но блок распался очень быстро: эсеры
были возмущены провозглашением советской Беларуси в границах всего лишь
6 уездов Минской губернии. Они требовали вместо диктатуры пролетариата
установления диктатуры всего трудового народа и компенсации крестьянству за
продразвёрстку.
Со второй половины 1920 г. началось открытое противостояние двух партий.
Методом борьбы с оппонентами большевики избрали репрессии. Чтобы изолировать эсеров накануне подписания Рижского договора, Чрезвычайная Комиссия арестовала 860 активистов партии. Большинство продержали в заключении
около двух недель и отпустили с предостережениями в антибольшевистской деятельности. Арестованную в Минске Бодунову отправили в Москву, где в Бутырской и Новинской тюрьмах она отсидела шесть месяцев. Больная и ослабевшая,
она не покорилась: несколько раз объявляла голодовку. В ситуацию вынуждено
было вмешаться руководство БССР: А.Г. Червяков обратился в в Москву с требованием освобождения Бодуновой. Чуть живая вернулась она в Минск.
Свои политические взгляды Бодунова не изменила, не поддержала готовности ряда членов ЦК БПС-Р пойти на уступки большевикам вплоть до ликвидации
партии с тем, чтобы получить места в правительстве БССР. Известно, что она
приезжала в Слуцк, где вела переговоры о необходимости сохранения партии с
бывшими участниками Слуцкого восстания - эсерами Андреем Барановским
(1895-1938), М. Светимским и другими. Пыталась она переубедить и Евсея Трофимова (1886-1970), секретаря ЦК БПС-Р. Но достичь взаимопонимания с однопартийцами не удалось. Было также понятно, что условий для дальнейшей политической деятельности в БССР нет.
Тогда Бодунова приложила усилия, чтобы перебраться за границу, где находились единомышленники - В. Ластовский, Т. Гриб, К. Дуж-Душевский, Я. Мамонько. В начала 1923 г. она нелегально, без документов, перешла границу с
Польшей. Арестованная польскими властями, три месяца провела в тюрьме и еще шесть - в ожидании литовского паспорта, получить который помог В. Ластовский.
Еще не все сказано о том, насколько гибельную для беларуского дела роль сыграла
борьба между отдельными организациями и группировками беларуской эмиграции.
Самым тяжелым образом эта борьба отразилась на Бодуновой, силы которой были подорваны.
Драматически складывалась и личная жизнь. В Праге, куда Полута приехала в конце
1923 г., жил человек, которого она считала не только самым близким соратником, но и
мужем - Т. Гриб. А тот еще в 1919 г., когда жил в Гродно, познакомился с учительницей
Павлиной Медёлкой и влюбился в нее (Медёлке тогда было 26 лет, Грибу - 24, Бодуновой - 34. - Ред.). И хотя вскоре они разъехались - Гриб в Прагу, Медёлка в Двинск (в Латвию), Гриба до конца жизни (он умер в 1938 г.) не оставляло стремление поехать к «своей Павлинке-Журавинке».
О состоянии Полуты по приезде в Прагу ярко свидетельствует письмо В. Ластовскому от Марии Голуб:
«Вести или информация о П. Бодуновой печальные. Видела я ее после болезни и
по выходу из больницы. Выглядит очень плохо, это несчастный, бедный, я бы сказала,
сломанный, разбитый человек, которого надо было бы приголубить, приласкать, побаловать... убаюкать ее, как когда-то баюкала нас родная мать в детстве. Но этого она
не имеет. И грустно и тяжело ей».
Ситуация в пражской эмигрантской среде спокойствия не обещала. Т. Гриб
вступил в конфликт не только с бывшими оппонентами, но и с соратниками по
БПС-Р и Народной Раде. О драматизме ситуации дает представление письмо
самой Полуты к В. Ластовскому и К. Дуж-Душевскому в Ковно:
«Родные мои товарищи Вацлав и Клавдий! Я
болею все тяжелее и тяжелее... высокая температура,
я ослабла и совсем одна. Беларусы, кроме самого
младшего т. Бусла, меня не проведывают. И это уже
не впервые. В тюрьмах и в дорогах везде я одна. Нет
моей сестры, моего ангела-хранителя и я чувствую
/с е б я / как былинка в поле. Ночью жар, протяну
руки и некому воды подать. Может завтра перевезут
меня в больницу. Украинский доктор Литов смотрит
за мной. У него я оставлю все свои письма и бумаги.
Кто знает, что будет со мной. А умру, вспомните
когда-нибудь - перевезите меня в Минск.
Теперь пишу Вам, как можно скорее учреждайте
Национальный Комитет. И Ластовский во главе. Они
здесь уже учредили какую-то Беларускую Раду в Чехословакии. Перенимайте дела в Литве в свои собственные руки. Мамонька, Гриб - не знаю, что делают,
я с ними в несогласии...»
Несмотря на НЭП и политику беларусизации, Т. Гриб и его ближайшие соратники остались на антибольшевистских позициях. Не поверили они амнистии
правительства БССР и СССР бывшим деятелям БНР и приглашениям вернуться
для «восстановления беларуского дела». Решения минского съезда социалистов-революционеров 1924 г. об упразднении Беларуской партии социалистов-революционеров, и Берлинской конференции 1925 г. о роспуске Рады БНР Гриб
расценил как измену. Тем, кто отъезжал в советскую Беларусь, он предсказал их
жалкое будущее. Но многие поверили большевикам и поехали - даже близкие
друзья и соратники - Ластовский, Жилка. Поехала и непримиримая Полута Бодунова. О причинах ее возвращения можно судить, исходя из той ситуации, которая сложилась в Праге. В начале 1926 г. она вернулась в Минск, а в 1930 переехала в Гомель.
Надежд на советскую власть и действительность у Бодуновой не было, неприязни к ним она не скрывала. Да и сами власти давали основания для такого отношения. ОГПУ (в 1934 г. переименованное в НКВД) установило за ней пристальное наблюдение. Родственники, даже сочувствующие, не могли поддерживать тесных связей - под пристальным взглядом агентов ОГПУ-НКВД это было
опасно. По свидетельствам, Бодунова почти голодала в Гомеле, находилась в одиночестве и изоляции. В 1932 г. она сделала попытку вырваться - обратилась в
Международную организацию помощи революционерам (МОПР) с просьбой о
содействии в выезде из СССР. МОПР, который находился под контролем сталинского Коминтерна, отказал с издевательской ссылкой на то, что она не является жертвой преследования капиталистов.
Это, конечно, не добавило ей любви к большевикам. Наибольшее же ее возмущение вызвали коллективизация и очереди за хлебом, появившиеся в начале
30-х годов. И своим знакомым, и непосредственно в самих очередях Бодунова
говорила, что большевики не заботятся о рабочих, больше заняты собственным
благополучием, что в буржуазной Чехословакии рабочие живут лучше, чем в
коммунистическом Советском Союзе. Она не боялась никого и ничего. Правильно определила она и политическую ситуацию конца 30-х годов. После процесса Тухачевского - Якира сказала, что компартии не остается другой основы
для существования, кроме террора, а принятие конституции победившего социализма - «отвод глаз темной массе». Эти высказывания стали формальным основанием для ее ареста 3 сентября 1937 г.
Более месяца арестованная провела в Гомельской тюрьме без допросов и даже
без обвинения. Первый и последний допрос произошел 11 ноября. Его протокол
занимает три страницы. Следователей больше всего интересовали факты политической деятельности Бодуновой в период гражданской войны и эмиграции.
Явного «политического криминала» в отношении к советской власти и компартии в ответах Бодуновой найти нельзя. Тем не менее, обвинительное заключение формулирует следующий вывод из этого единственного допроса:
«Проживая в СССР после возвращения с Чехословакии, проводила антисоветскую
агитацию..., злостно высказывалась в отношении ВКП(б) и советского правительства».
«Тройка» НКВД БССР вынесла по этому обвинению приговор: 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Но в ГУЛАГ Полута Бодунова не попала. Ее перевели в Минск, во внутреннюю тюрьму НКВД, так называемую «американку», где
через полгода она дождалась нового приговора - на этот раз смертного.
К тому времени было сфабриковано дело о раскрытии широкого антисоветского подполья на Беларуси, которое якобы сложилось в 1930-1931 гг. из «правых», троцкистов, национал-фашистов, эсеров, бундовско-сионистских организаций и церковников. Относительно Бодуновой, без всякой связи с первым приговором, было «раскрыто», что после возвращения из эмиграции она вместе с
бывшими однопартийцами Чернушевичем (секретарь ЦИК БССР), Панкевичем
(вице-президент АН БССР) и другими возглавила подпольный Центральный Комитет беларуских эсеров. Никаких доказательств существования подпольной
эсеровской организации, конечно же, не было.
В советской юриспруденции тех времен господствовала идея о том, что «вершиной доказательства» является собственное признание подследственного. Его
выбивали - в прямом смысле - не брезгуя абсолютно никакими средствами. Потому не удивляют следующие «показания» П. Бодуновой:
«...ЦК был связан с зарубежными центрами эсеров... Его платформа: отрыв Беларуси от СССР под лозунгом создания БНР, с правительством, которое возглавили бы
беларуские эсеры, беларуские националисты и поляки. Вести борьбу в СССР и осуществление этой идеи всеми мерами за захват власти, включая интервенцию, шпионаж и террор».
Можно только представлять, какими методами следователи «добыли» эти показания у такой волевой, бесстрашной, по мнению недоброжелателей даже фанатичной в своих убеждениях личности, как Бодунова.
О том, что финал ее жизни был ужасен, свидетельствуют две последние даты
из следственного дела: приговор о смертной казни вынесен 25 мая, а приведен
в исполнение только 29 ноября 1938 года.
Такого перерыва в сроках (4 месяца) по правилам тех времен не должно было
быть. После убийства С.М. Кирова в декабре 1934 года смертные приговоры исполнялись немедленно. Но теперь известно, что во время «разработки» дела об
антисоветском подполье в Беларуси распоряжением наркома внутренних дел
БССР А.А. Наседкина (арестован 16.12.1938, казнен 25.01.1940) был создан секретный (даже от НКВД СССР) «особый корпус», куда помещали наиболее «ценных» для следствия узников, в том числе смертников.
Пребывание там означало сплошное страдание, потому что официально этих
людей уже не существовало, так же как и какой-либо ответственности за них.
Когда же в середине ноября 1938 г. Москва запретила исполнение приговоров в
связи с пересмотром ежовских «злоупотреблений», беларуские чекисты испугались раскрытия их самодеятельности с «корпусом» и за два дня расстреляли всех
узников. Так завершился жизненный путь Полуты Бодуновой.
Лебедева В. Полута Бодунова
Аўтар: Лебедева Валентина,
Дадана: 16-07-2014,
Крыніца: Лебедева Валентина. Полута Бодунова // Деды : дайджест публикаций о беларуской истории. Выпуск 13. Минск, 2014. С. 156-166.
Дадана: 16-07-2014,
Крыніца: Лебедева Валентина. Полута Бодунова // Деды : дайджест публикаций о беларуской истории. Выпуск 13. Минск, 2014. С. 156-166.