Папярэдняя старонка: Белорусская Народная Республика

Аўтар: Езовитов К. Б.,
Дадана: 13-02-2018,
Крыніца: Езовитов К. Б. Воспоминания / Предисловие А. Хацкевича // Нёман. 1993. № 3. С. 132–162.

Герцен говорил: кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить. Эти слова сошли бы за эпиграф к публикуемым ниже воспоминаниям. Их автор - личность, безусловно, незаурядная. Герой и мученик своего времени, он вряд ли предполагал, что его уникальные тюремные записки когда-либо увидят свет.

Константин Борисович Езовитов родился в 1893 году в г. Двинске, белорус, с 1917 г. активный участник белорусского национально-освободительного движения, в 1917-1921 гг. член партии белорусских социалистов-федералистов. До революции он окончил Витеб­ский учительский институт, затем Павловское военное училище в Петрограде, доброволь­цем участвовал в первой мировой войне. После Февральской и Октябрьской революций, в годы гражданской войны принимал активное участие в создании белорусских воинских формирований для борьбы с Советской властью, стоял за создание независимой Белорус­ской Народной Республики. Являлся членом и заместителем председателя исполкома Белорусской центральной войсковой Рады (была создана в июле 1917 г.).

В декабре 1917 года К. Б. Езовитов участвовал в работе Первого Всебелорусского конгресса в Минске. Был избран членом исполкома Рады конгресса и Народным секретарем по военным делам. В феврале 1918 года являлся комендантом Минска и начальником белорусского гарнизона города. После изгнания из Беларуси кайзеровских войск Езовитов, как член Рады БНР, эвакуировался вместе с ней в Литву. В 1919 году белорусское эмигрантское правительство в Ковно послало его в Латвию и Эстонию шефом военно-дипломатической миссии БНР. Он пробыл там до 1921 года. В мае 1920 года это же правительство «за выдатную працу на карысць Беларускай Народнай Рэспублікі, выпаўненую ім за граніцай», полковнику К. Б. Езовитову присвоило звание генерал-майора. В 1921 году он принял латвийское подданство, остался в Риге, создал культурно-просветительное общество «Бацькаўшчына», которое ведало вопросами организации белорусских школ и курсов учителей. В 1923-1940 годах учительствовал и выступал в печати с публицистическими материалами, публиковал стихи. С 1925 по 1934 год Езовитов, по его собственному признанию, сотрудничал, под кличкой «Озол», с советским полпредом в Латвии Черных, а затем с другим полпредом, Ульяновым. В 1940 году под той же кличкой числился в НКВД Латвийской ССР.

«В 1941 году в марте, - вспоминает К. Б. Езовитов, - меня вызвали в Москву под предлогом представителя профсоюзов... встретили на вокзале и отвезли в отель «Москва» на ІV этаж. Имел разговоры с работниками НКГБ. В разговорах мне подчеркнули, что я должен связаться с белорусской эмиграцией и работать среди нее там, также постараться занять более высокое положение. С наступлением военных действий (в июне 1941 г. - А. X.) мне удалось связаться с белорусской эмиграцией в Берлине, а также в Минске».

С начала Великой Отечественной войны и до июня 1944 года К. Б. Езовитов жил и работал в Риге, занимался организацией в Латвии белорусских школ (было восстановлено 4 школы и две гимназии).

В июне 1944 года Белорусская Центральная Рада вызывает К. Б. Езовитова в Минск. 27 июня он участвовал в так называемом 2-м Всебелорусском конгрессе, на котором был избран членом Рады. Через два дня члены Рады и ее сотрудники, спасаясь от наступающей Советской Армии, бежали из Минска сначала в Кенигсберг, а затем в Берлин. Езовитов же возвратился в Ригу. Позже, в августе, был эвакуирован немцами в Берлин. Здесь президент БЦР Р. Островский назначил его руководителем Военного отдела БЦР и, с согласия немцев, присвоил звание генерал-майора Белорусской Краевой Обороны (БКО). Отдел занимался формированием белорусских воинских подразделений для заброски в тыл наступающих советских войск - вести диверсионную и разведывательную работу.

К. Б. Езовитову предлагалось и другое. И - с другой стороны. Главное управление войск СС в Берлине и командир так называемого «Ягтфербант-Ост» полковник Скорцени, один из руководителей шпионско-разведывательной и диверсионно-террористической деятельности в тылах Красной Армии, пытались поручить Островскому и его приближенным - Езовитову, Родько [1], Гелда [2], Рогуле [3] и другим «радовцам» формировать группы по 30 человек в каждой и, вооружая их подрывными средствами, забрасывать в тыл Красной Армии, в районы Померании и Познани, для организации диверсий, террора и шпионажа. Однако бэцээровцы не согласились с этим. Они предложили сформировать полк «Белорусской Краевой Обороны» численностью 1000 человек, вооружить его и перебросить в Беларусь. Цель - организация повстанческой деятельности, свержение советской власти и провозглашение независимой Беларуси.

Из этой затеи ничего, как известно, не вышло. Разгром Германии неуклонно приближался. Островский и его ближайшее окружение едва унесли ноги из осажденного советскими войсками Берлина в южные и западные районы Германии, чтобы там перейти на сторону англичан и американцев. Правда, и это удалось не всем. Езовитов в конце апреля 1945 года, в г. Заган, под Берлином, был арестован контрразведчиками «Смерш» 1-го Украинского фронта, затем этапирован в Москву. Оттуда в начале ноября 1945 года его перевели в Минск, как проходившего по групповому делу участников белорусской контрреволюционной националистической организации. Обвинялся он в преступлениях, предусмотренных ст. 58-1 «а» УК РСФСР (65-1 УК БССР).

Его следственное дело, которое предоставили мне для изучения сотрудники архива КГБ Республики Беларусь, представляет большой интерес. В нем содержится во многом еще и поныне не известная информация о деятельности правительства Белорусской Народной Республики и его органов в 1918-20 годах, а также «Белорусской Центральной Рады», «Белорусской Краевой Обороны», «Союза белорусской молодежи», «Белорусской народной самопомощи» и других коллаборационистских национальных организаций, созданных с благословения оккупационных властей во время последней войны в 1941-1944 годах. Деятельность последних особенно широко раскрывают материалы допросов Езовитова, а также его собственноручные записки, написанные в тюрьме.

Сам автор назвал свою рукопись воспоминаниями, но естественно, это - записи протокольного толка, инициированные допросами тюремных следователей НКВД, события, в центре которых стоял сам. Записки, как убедится читатель, свидетельствуют о широкой эрудиции и феноменальной памяти их автора. Вместе с тем перед нами не исповедь и тем более не покаяние. Со страниц записок предстает человек твердых убеждений, «человек белорусской идеи», человек действия. Работу свою в направлении создания белорусской государственности он не считал напрасной. В последний раз свое политическое «кредо» он изложил в автобиографии, написанной 20 ноября в Берлине. «Ныне, - писал К. Б. Езовитов, - приглашенный Президентом БЦР профессором Р. Островским на военную работу, - я хочу всю свою энергию вложить в дело создания белорусских национальных частей на территории Великогермании, чтобы весной 1945 г. они были готовы вместе с немецкой армией наступать на Восток и принести моему народу освобождение от большевистских захватчиков, а Европе оказать посильную помощь в установлении нового порядка».

Мировая история показала, что подлинная национальная независимость на штыках оккупантов ни к одному народу не приходила. Не получили ее из рук гитлеровцев и деятели БЦР, к которым принадлежал К. Езовитов. Несбывшиеся надежды остались еще одним уроком.

Воспоминания оборвались записью за 12 февраля 1946 года в связи с обострением тяжелых заболеваний, которыми страдал автор (туберкулез легких, брюшной тиф, дистрофия). От них, если верить медицинскому заключению, К. Езовитов 23 мая 1946 года скончался в больнице минской городской тюрьмы МВД БССР. Следственное дело было прекращено и сдано в архив.

Воспоминания, написанные на русском языке, публикуются в полном соответствии с оригиналом, с сохранением его орфографии, написания фамилий и географических названий.

А. ХАЦКЕВИЧ, доктор исторических наук, профессор.

Состав Белорусской Центральной Рады, распоряжением Генерального Комиссара Белоруссии ген. Гольдберга [4] был при основании ея определен в количестве 15 человек. Белорусов это не удовлетворяло, так как они стремились иметь нечто формой своей подобное парламенту. Немцы же как раз парламента или его подобия не желали допустить. Поэтому вплоть до 2-го Всебелорусского Конгресса, состоявшегося 27 июня 1944 года в Минске, попытки Островского и БЦР расширить базу БЦР путем привлечения в нее новых членов не увенчивались успехом.

2-й Всебелорусский Конгресс утвердил имевшихся уже 15 членов БЦР и дал Островскому полномочия на увеличение числа членов БЦР. При этом мыслилось, что число членов БЦР будет доведено до 100 человек и в первую очередь будут в нее введены все руководящие лица из районов (районные бургомистры должны были войти уже по занимаемой ими ответственной должности), а затем представители общественных организаций, научных и литературных кол [5], а также представители профсоюзов и экономических организаций.

Эвакуация Минска расстроила эти планы. Кроме того, создание громоздкого аппарата в условиях эмиграции было нецелесообразным. Поэтому, когда поднялся вопрос о расширении состава БЦР в Берлине, решено было остановиться временно на 25 членах, с тем, чтобы при необходимости это количество впоследствии возможно было увеличить.

Список первых 15 членов и новых 10 членов был много раз назван на показаниях в Москве. Ввиду того, что в него могли вкрасться ошибки, я хотел бы проверить эти списки еще раз, дабы дать их в окончательной форме, как они мне теперь вспомнились, после припоминания отдельных фамилий и времени их вхождения в БЦР.

Первоначальный список из 15 членов существовал до дня Конгресса, но 3-е из членов БЦР, по разным причинам, из БЦР выбыли и к моменту открытия Конгресса в составе БЦР было всего 12 членов и 3 вакантных места. Утром 27 июня, перед открытием заседания Островский предложил мне войти в состав БЦР и сказал, что только что он пригласил Абрамову и Ганько. Я дал свое согласие. Кто были эти 3 выбывших члена БЦР, я не помню.

В день 2-го Всебелорусского Конгресса был утвержден им следующий состав БЦР:

1. Островский Родослав - президент БЦР

2. Шкеленок Николай - 1-й заместитель президента БЦР

3. Соболевский Юрий - 2-й - // - // -

4. Кандыбович Семен - зав. Администр. Отделом

5. Калубович Евгений - // - Пропагандным - // -

6. Кушэль Болеслав - Командир Краевой Обороны (Франтишек.- А. X.)

7. Сьвірыд Петр - секретарь БЦР

8. Стаськевич Иван -

9. Родько Всеволод -

10. Селех Вячеслав -

11. Орса Петр -

12. Станкевич Иван -

13. Ганько Михаил - Председ. Союза Молодежи

14. Абрамова Надежда -

15. Езовитов Константин -

На самом Конгрессе Островский сейчас же повел переговоры с отдельными лицами о включении их в БЦР. В числе первых лип, он пригласил и Киппеля [6], председателя Конгресса, и тот дал свое согласие, но впоследствии в состав БЦР включен не был, т. к. обнаружилось, что он после эвакуации повел против Островского и БЦР оппозиционную работу в Берлине, не останавливаясь перед прямыми доносами на БЦР и Островского.

Так как состав БЦР в партийном отношении был очень пестрым и в среде 15 членов уже намечались персональные и идеологические трения, то, приглашая и рекомендуя БЦР новых членов, Островский был особенно осторожным и стремился эти трения устранить, уравновесить.

20 января 1945 года, в годовщину первого заседания БЦР, в Берлине в помещении БЦР состоялось посвященное этой годовщине заседание БЦР, на котором были приняты новые 10 членов и принята была Конституция Белоруссии, которую особая комиссия БЦР предварительно разработала, в рассчете уже на скорый разгром Германии, в демократическом духе, с тем, чтобы эта Конституция была приемлема союзникам.

На этом заседании в состав БЦР были включены следующие 10 членов.

1. Адамович Антон - белорусский публицист

2. Станкевич Станислав - редактор газеты «Раніца»

3. Хмара Сергей - белорусский поэт и публицист

4. Касяк Леонид - инженер-строитель по профессии, близкий православным кругам

5. Галяк Леонид - юрист, бывший секретарем 2-го Всебелорусского Конгресса

6. Калоша - инженер, руководитель Белорусского отдела при немецкой организации «Arbeіtfront» («Рабочий фронт»)

7. Букатка - руководитель «Белорусского Представительства», организованного немцами для белорусских военнопленных в 1939-1940 годах

8. Бокач Петр - представитель организации «Самопомощь» (на территории Германии)

9. Белениус - представитель организации «Самопомощь», эвакуированной из Белоруссии

10. Рагуля Борис - маёр, представитель белорусского офицерства.

После заседания 20.1.1945 Островский вел переговоры о включении в БЦР еще следующих 6 лиц, которые дали свое согласие:

1. Архиепископ Фелофей, заместитель митрополита Пантелеймона. Он должен был быть в БЦР представителем Белорусской Митрополии.

2. Ксендз Татаринович - должен был быть представителем белорусов-католиков.

3. Боровский Андрей, бывший руководитель Белорусской дипломатической Миссии в Германии, который с 1918 года проживал в Берлине и должен был считаться представителем первого эмигрантского правительства Белорусской Народной Республики в составе БЦР. Островский надеялся также использовать старые знакомства и связи Боровского в дипломатическом мире.

4. Д-р Грынкевич Станислав, окончивший в Берлине университет, одно время бывший редактором газеты «Раніца» и имевший в Берлине многочисленные связи как в немецких кругах, гак и в кругах эмиграции других национальностей.

5. Д-р Щорс Николай, бывший председатель Белорусского Национального Комитета в Варшаве и имевший связи с польскими кругами.

6. Инж. Томащик, бывший член правления белорусского объединения в Белостоке, а в Берлине сотрудничавший в «Arbeіtfront» («Рабочий фронт»). Он прекрасно владел немецким и чешским языками, так как учился в Праге. Использовать его Островский имел в виду и для дипломатической деятельности.

Все эти лица, за исключением Боровского Андрея, который во время переговоров скончался, считались уже членами БЦР, хотя список их формально еще не прошел через пленум БЦР, а был только согласован с президиумом БЦР.

Около 20 марта 1945 года я отправлял в Белорусскую Штурмовую бригаду [7] очередной эшелон добровольцев, собравшихся в Берлине при Белорусском Кадровом батальёне. Порядок отправки был такой: каждую неделю в пятницу и субботу составлялась списки и производился медицинский осмотр, а затем списки передавались в Белорусский Отдел при Главном Управлении СС (Hauptman) для выдачи обмундирования и продовольствия на дорогу отъезжающим. Заведовал тогда Белорусским Отделом старший лейтенант Шмит.

Когда я с переводчиком приехал к Шмиту, мне сказали, что он находится на совещании. Я попросил немецкого фельдфебеля из Белорусского Отдела, который работал в канцелярии Отдела, сходить к начальнику всех национальных отделов, подполковнику (Arldt) Арльдту, в кабинете у которого было совещание, и узнать у Шмита, скоро ли он освободится и не может ли он с совещания на 5-10 минут уйти, чтобы сговориться об эшелоне.

Посланный фельдфебель сейчас же вернулся и сказал мне, что подполковник Арльдт и стар, лейтенант Шмит приглашают меня на совещание и что там уже есть президент Островский и капитан Родзько (приказ о производстве Родзько в маёры уже был отдан накануне, но еще не был известен немцам и Родзько еще был в старой форме капитана).

В кабинете подполковника Арльдта я нашел: его самого, старшего лейтенанта Шмита, прежнего руководителя Белорусского Отдела капитана (фамилии не помню), президента Островского, маёра Родзько, руководителя Белорусского Отдела при Ostmіnіsterіum (Министерство занятых восточных областей) доктора Люббе и еще трех незнакомых мне офицеров. Подполковник Арльдт представил мне незнакомцев. Оказалось, что это был летчик подполковник Skorcenі (Скорцени) и два его сотрудника, фамилии которых я не удержал в памяти.

В момент моего прихода маёр Родзько на немецком языке делал доклад. После перерыва, вызванного моим появлением, Родзько продолжал свой доклад. Немецким языком я слабо владею, а потому я сел рядом с Островским, который мне коротко рассказал о сути доложенного Родзько и переводил те места, которые я не понимал.

Родзько докладывал о необходимости перебросить руководимый им и маёром Гелдой Особый батальён «Дальвиц» [8] на самолетах в тыл наступающим советским войскам в Западную Белоруссию, а если окажется возможным, то и глубже на восток Белоруссии. Он сказал, что батальён «Дальвиц» достаточно уже подготовлен, чтобы, разделившись на несколько самостоятельных отрядов по 25-30 человек, производить самостоятельные операции диверсионного характера (взрыв мостов, уничтожение транспортных средств, военных складов в тылу советских армий), и одновременно люди отряда подготовлены к разведывательной деятельности, и каждый отряд будет иметь связистов для сообщения но радио о своих наблюдениях. Кроме того, маёр Родзько указал еще и на то, что каждый отряд будет делать попытки собрать вокруг себя местных людей, чтобы создать сначала отдельные белорусские повстанческие очаги.

Затем, пользуясь радиосвязью между отдельными отрядами, объединить их в более крупные объединения и вызвать на Белоруссии широкое антисоветское повстанческое движение, которое будет проводиться под лозунгом Независимой Белоруссии. Для развертывания этой диверсионно-повстанческой деятельности в тылу советских армий на территории Белоруссии в первую очередь необходимы автотранспорт, а затем соответствующая экипировка людей и снабжение их усовершенствованным легким оружием, запасом патронов, гранат и взрывчатых веществ, а также некоторым количеством продовольствия в концентрированном и консервированном виде. Необходимо также каждый отряд снабдить маленькой походной типографией, чтобы, кроме литературы, которая может быть заброшена самолетами, была возможность печатать короткие приказы населению, сообразуясь с местными обстоятельствами.

Доклад маёра Родзько вызвал у всех присутствующих большой интерес. Скорцени вызвали к телефону. Он вышел и просил обсудить доклад без него. Так как никто из присутствовавших не выдвинул никаких возражений против общего плана действий батальёна «Дальвиц», то маёр Родзько и два оставшихся сотрудника подполковника Скорцени перешли к детальному обсуждению экипировки, снаряжения, вооружения, продовольствия с точным учетом его веса, так как спущенные с самолетов на парашютах люди должны были бы все снаряжение и запасы нести на себе. Пришли к соглашению, что все люди отряда должны иметь мелкокалиберные автоматы и револьверы, а также по 1½ килограмма сильных взрывчатых веществ, общий же вес на одного не должен был превышать 25 килограммов.

Когда на совещание возвратился подполковник Скорцени, он заявил, что только что разговаривал по телефону о возможностях переброски отрядов батальёна «Дальвиц» воздушным путем в Белоруссию. К сожалению, таких возможностей в настоящий момент не имеется. Мы, немцы, стали чрезвычайно бедными: самолетов, бензина - нет, парашютов - нет. Как ни печально об этом признаться, но на сегодняшний день это обстоит так. Поэтому батальён «Дальвиц» должен сделать свой марш на Беларусь пешим порядком.

Это сообщение обескуражило всех присутствовавших, в особенности маёра Родзько и президента Островского. Родзько категорически заявил, что марш пешим порядком на Белоруссию совершенно невозможен, ибо батальёну пришлось бы пройти всю Восточную Пруссию и Польшу (батальён «Дальвиц» тогда отступал из лагеря Дальвиц вдоль побережья Балтийского моря на запад, а через несколько дней был доставлен по железной дороге в Берлинский район и помещен в одном из лагерей на отдых). Президент Островский его поддержал, указывая на то, что для белорусов никак невозможно согласиться с таким полным риска походом и что батальён «Дальвиц» является весьма ценным для повстанческого движения на Белоруссии и его утрата была бы срывом повстанческого движения, которому необходимо дать руководство и средства связи с помощью радиоаппаратов отряда, а также подбросить впоследствии самолетами снаряжение.

Подполковник Скорцени повторил, что при сложившихся обстоятельствах это невозможно и предложил маёру Родзько обсудить это предложение: батальён «Дальвиц» на автомашинах будет доставлен к линии фронта, а затем пробираться пешком в те пункты, где еще имеются окруженные советскими войсками отряды немцев и других национальностей и так от пункта к пункту продвигаться в Беларусь.

Маёр Родзько ответил, что этот план ему представляется неосуществимым, так как если бы батальён и пробрался от фронта к какому-нибудь пункту окружения, то в дороге истратил бы свои первоначальные запасы, а в пункте окружения не смог бы получить новых, да и руководство в окруженном отряде захотело бы использовать новоприбывший батальён или его отдельные отряды для увеличения своего гарнизона, а возможно, и как проводников для прорыва на запад. Так что основная цель батальёна - организация диверсионно-разведывательной и повстанческой работы на Белоруссии - не только не была бы достигнута в данный момент, но не смогла бы быть налаженной в будущем, так как специально для этой работы обученные в батальёне кадры были бы потеряны во время предлагаемого подполк. Скорцени пешего марша.

Тогда подп. Скорцени предложил маёру Родзько обдумать и сделать свои контрпредложения на следующий день.

На этом, за поздним временем (я приехал около 11 часов, а совещание тянулось часа два-три), совещание закрылось.

Больше я подп. Скорцени не видел и в совещаниях маёра Родзько с немецким командованием не участвовал.

После совещания я направился к Шмиту, где были оформлены списки эшелона, а затем вернулся в Главное Управление военных дел БЦР, где меня ожидал командир батальёна, которому я передал, чтобы он в понедельник утром отправил людей, а в воскресенье получил бы на них довольствие, для чего ему надлежало послать людей и заведующего хозяйственной частью на склады, а также войти в контакт с железной дорогой, которая получит распоряжение о подготовке вагонов через Главное Управление СС.

О батальёне «Дальвиц» я в тот же вечер поговорил с Шкеленком, который был председателем Военной Комиссии БЦР. Он согласился со мной, что лучше всего было бы батальён, как национально крепкую и специально обученную единицу, взять из ведения немецких разведывательных учреждений, которым до этого момента батальён был подчинен, и влить его в состав Белорусской штурмовой бригады, как особую единицу. Островского, Кушэля и Родзько я в тот день в БЦР уже не нашел и поговорить с ними не удалось.

Дня через два я совещался по этому вопросу с Островским. Он заявил мне, что маёр Родзько все еще надеется получить автотранспорт и обдумывает новые проекты, что влиться в штурмовую бригаду он не хочет и не может, так как у него много людей из бывшей «Дивизии Зиглинга», и что эти люди ненавидят Зиглинга еще но походу во Францию, да и Зиглинг будет вмешиваться в дела батальёна, чего допустить нельзя. Если батальён нельзя отправить воздушным путем в Белоруссию теперь, то надо его сохранить и пополнить новыми людьми, чтобы процесс подготовки людей не прекращался и чтобы батальён не был использован просто для военных действий, как обычная пехотная часть.

Еще через день несколько фельдфебелей и унтер-офицеров батальёна «Дальвиц», которые прошли особую офицерскую школу при батальёне, были произведены Островским в офицеры, а ряд офицеров получил повышение в чине.

Одновременно поднялся проект развернуть батальён в Особый белорусский полк «Дальвиц» и поместить его для дальнейшего укомплектования где-нибудь по соседству с Белорусской штурмовой бригадой. Осуществился ли этот проект, я не знаю, но знаю, что в первых числах апреля месяца маёр Родзько разослал в разные лагеря военнопленных и рабочих своих офицеров и унтер-офицеров для вербовки новых людей в батальён, так как отправить его воздушным путем в Белоруссию не удалось.

После переезда Белорусской Центральной Рады в Берлин положение ее долгое время было очень неопределенным. Создана она была распоряжением Генерального Комиссара Белоруссии ген. фон Гольдберга для оккупированной части Белоруссии, где должна была по мысли Гольдберга помогать ему в его деятельности и прикрывать своим белорусским названием и составом ту бесчеловечную эксплуатацию и угнетение белорусского народа, которую проводили немцы. Особенно необходимой была она для борьбы с партизанами и поэтому-то БЦР было разрешено формирование Белорусской Краёвой Обороны, а из функций «гражданского управления» предоставлены ей были только две: просвещение и социальная помощь.

БЦР пыталась вырасти из наложенного на нее хомута и через 2-й Всебелорусский Конгресс, казалось бы, получила уже полномочия непосредственно от самого белорусского народа, поскольку можно было говорить о 2-м Всебелорусском конгрессе, как о представительстве и народном волеизъявлении.

В Берлине Генерального Комиссара над Белорусской Центральной Радой уже не оказалось. Куда он исчез сам и куда эвакуировался весь административный аппарат Генерального Комиссариата Белоруссии, в точности было неизвестно.

Хомут слетел с БЦР под ударами Красной Армии и партизан но Минску и Западной Белоруссии. Президент Островский и БЦР были рады этому новому положению и поднялись этажом выше в своем сознании, вступивши в Берлине в непосредственные сношения с Министерством Восточных Областей, при котором сначала выделили особого референта для изучения вопроса о положения БЦР (референтов этих сменилось несколько человек, так как из состава Остминистерства забирали засидевшихся там чиновников на фронт; мне Островский жаловался в августе месяце, что вот уже 3-го референта приходится информировать от самого начала, а затем в конце августа месяца 1944 года был создан особый Белорусский Отдел, с которым БЦР в дальнейшем и имела постоянную связь.)

В июле и августе месяцах перед БЦР, кроме выяснения своего юридического положения перед немецкими властями, стоял вопрос об устройстве эвакуированного из Белоруссии населения, в среде которого начала развиваться оппозиция против БЦР. Во главе этой оппозиции стал председатель 2-го Всебелорусского Конгресса - Киппель. Очень мешало БЦР и усиленно поддерживавшееся немцами Власовское предприятие: Власов стремился тогда создать свой Комитет народов России. Вставал даже вопрос о роспуске БЦР, чтобы самороспуском протестовать против возможного подчинения Власову.

После подачи особого меморандума БЦР на имя немецкого правительства и в особенности после большого митинга, проведенного в одном из приберлинских заводских клубов, положение БЦР выяснилось и она получила возможность продолжать свою деятельность.

Юридически деятельность эта продолжала опираться на тот «Статут Белорусской Центральной Рады», который был утвержден Генеральным Комиссаром Гольдбергом 20 декабря 1943 года в Минске. Этот статут предусматривал состав БЦР в количестве 15 членов с президентом БЦР Островским во главе, с двумя его заместителями - Щкеленком и Соболевским, несколькими руководителями отделов БЦР, которые не входили в это общее число 15 членов БЦР.

Статут Гольдберга не удовлетворял членов БЦР с самого дня ея создания, поэтому в Берлине сразу же начались сначала частные разговоры, а затем и официальные совещания БЦР о изменении ея статута на более широкий. Поспешить с этим делом вынуждало также и то обстоятельство, что из среды белорусских национал-социалистов, через члена БЦР Михаила Ганько, бывшего шефом Союза Белорусской Молодежи, был внесен в БЦР на обсуждение проект создания «Союза Вызваленьня Беларусі» («Союз Освобождения Белоруссии»). В этом проекте БЦР увидела попытку белорусских национал-социалистов забрать БЦР целиком в свои руки. Поэтому уже в сентябре месяце одновременно с Комиссией но рассмотрению статута «Союза Освобождения Белоруссии» была создана и комиссия по составлению нового статута БЦР. Эта комиссия подготовила и проект Конституции Белоруссии.

Проект разрабатывала комиссия, состав членов которой состоял из представителей национал-демократических (Шкеленок и Свирид) и социалистических взглядов. Кроме того, на проект повлияло и то обстоятельство, что он был рассчитан уже на немирное падение национал-социалистического режима и чувствовавшийся уже полный разгром гитлеровской Германии. Поэтому, и в соответствии с взглядами большинства БЦР, проект Конституции был составлен в народно-демократическом духе и должен был явиться документом, который дал бы Раде возможность сотрудничества с союзниками после оккупации Германии.

Проект предусматривал, что независимая и объединенная в своих этнографических границах Белоруссия будет именоваться, как это было принято уже в 1918 году, Белорусской Народной Республикой. Во главе БНР должны стоять выбранный всеобщим, прямым, тайным и равным для всех граждан обоего пола голосованием Президент БНР и Рада Белорусской Народной Республики. В голосовании имели право принимать участие все граждане, достигшие 18-тилетнего возраста, если они не лишены будут этого права по суду за содеянные ими преступления.

Чтобы предотвратить возражения и противодействие этому проекту со стороны немецких властей, в проекте было указано, что до возвращения на территорию Белоруссии президентом БНР считается президент Островский, а функции Рады БНР будет но старому исполнять существующая уже и утвержденная 2-м Всебелорусским Конгрессом Белорусская Центральная Рада.

Проект предусматривал создание белорусского правительства, ответственного перед парламентом, т. е. Радой БНР. В первоначальной редакции правительство именовалось Кабинетом Министров. Во главе его должен был стоять премьер-министр, который намечался Президентом БНР, получал от него поручение составить кабинет министров и, вместе с правительственной декларацией о плане и политическом направлении работ кабинета, должен был представить составленный кабинет на утверждение пленума Рады БНР, от которого и зависело окончательное утверждение кабинета и декларации. Чтобы эта часть проекта не вызвала подозрений и противодействия со стороны немцев и бывших у них на поводу белорусских национал- социалистов, которых в БЦР представляли Ганько и Абрамова, было решено в окончательной (официальной) редакции проекта Конституции наименовать белорусское правительство Коллегией, а министров называть членами Коллегии. При этом, в целях еще большего законспирирования самого факта создания белорусского правительства было решено, что функции министров в необходимый момент возьмут на себя руководители уже существовавших в БЦР отделов, которые и составят Коллегию.

В дальнейших разделах Конституции, которая была разбита на параграфы, общее число которых я не могу теперь припомнить, определялся социально-экономический строй БНР, а также ея административное устройство.

БНР предусматривалась состоящей из округов (применительно к уже существующим округам в БССР), разделенных на паветы (уезды, районы) и волости (сельсоветы). В волостях, наветах и округах должно было действовать местное, избранное всеобщими на основе «четыреххвостки» выборами, самоуправление, органами самоуправления были бы: волостная рада, павятовая рада и окружная рада.

Банки, крупная промышленность и торговые сношения с заграницей должны были быть в руках государства. Мелкая торговля и кустарное ремесленничество могло быть и в частных руках, но при этом декларировалось, что в ВНР предпочтение и государственная помощь будет оказываться преимущественно кооперативам и артелям.

Все трудящиеся, независимо от того, где и в какой области они работают, должны быть застрахованы от старости, несчастных случаев и болезни. При этом предусматривалось, что все граждане-трудящиеся, по достижении ими 55-летнего возраста, должны получать пенсию. Инвалиды труда и потерявшие здоровье от несчастных случаев получают пенсию вне зависимости от возраста, но считаясь с процентом утраченной трудоспособности.

В основе землеустройства должно было находиться хуторское хозяйство, но желающие граждане могли объединяться в коллективные хозяйственные объединения, а также организовывать поселки и выселки. Для организации больших образцовых хозяйств государство удерживало в своих руках государственные хозяйства. Помещичьих латифундий и скопления большого количества земли в одних руках не допускалось, причем наивысшей нормой, которой могло владеть единоличное хозяйство, устанавливалась норма в 30 - 50 гектаров (в зависимости от качества земли).

Религия признавалась частным делом верующих граждан и религиозные объединения могли создаваться ими совершенно свободно, но государство, не вмешиваясь в их каноническую и общинно-церковную жизнь, требовало, чтобы эти организации верующих стояли на основе признания белорусской народности, белорусской культуры и языка в проповедях, а также на основе признания и поддержки независимости БНР. Православные белорусы получали свою Белорусскую Автокефальную Митрополию, баптисты - Белорусское Епископство. Католики должны были создать Белорусскую Католическую Митрополию с белорусом-митрополитом во главе, дабы оградить белорусское католическое население от проводившегося веками ополячения, насаждавшегося чуждым и социально и национально враждебным белорусскому народу сонмом католических ксендзов-поляков.

20 января 1945 года в помещении БЦР, на Гумбинен улице, № 26, в Берлине, состоялось заседание БЦР. На утреннем юбилейном заседании были приняты в состав БЦР, в пополнение к 15 основным членам, еще 10 новых членов и оглашен был в первом чтении проект Конституции. На вечернем заседании проект был принят по пунктам и утвержден в третьем чтении целиком. Президент Островский, который вел эти оба заседания, предложил избрать президиум БЦР на основании новой Конституции.

В Президиум были избраны: председателем БЦР - Юрий Соболевский, товарищем председателя - Антон Адамович и секретарем - Семен Кандыбович.

Затем Островский сообщил, что на основании новой Конституции он поручил своему 1-му заместителю, Николаю Шкеленку, составить Коллегию и что на завтрашнем заседании Шкеленок представит БЦР на утверждение состав Коллегии и ее декларацию.

января 1945 года состоялось еще два заседания, которыми руководил уже Соболевский. На утреннем заседании премьер Коллегии сообщил о ее составе, а затем огласил декларацию.

В состав Коллегии вошли:

1. Председатель коллегии (премьер) - Николай Шкеленок

2. Начальник Военного Управления - Константин Езовитов

3. Заведующий Административным отделом (должен был преобразоваться со временем в Министерство Внутренних Дел) - Букатка Арнольд

4. Зав. Отделом Пропаганды и Культуры (впоследствии должен был разделиться на два отдельных министерства) - Колубович Евгений

5. Заместитель Отдела Пропаганды - Хмара Сергей

6. Зав. Отделом Финансов - Каракумка

7. - // - Планирования - Томащик

8. - // - Социальн. Обеспечения - Велениус Леон

9. - // - Юриспруденции и Исповеданий - Сьвирид Павел

В декларации премьер Шкеленок указал, что новая Конституция дает возможность БЦР произвести вокруг себя дальнейшую концентрацию всех белорусских граждан, находящихся в эмиграции, а также дает оформленную программу для борьбы за независимость БЦР для населения Белоруссии, в которой ныне снова введен советский строй. Борьба за БНР ни при каких обстоятельствах не должна прекращаться. В настоящий момент в Белоруссии распоряжается СССР, но в дальнейших перипетиях этой войны, а также в возможных новых столкновениях, не исключено, что и Польша, судьбы которой сегодня еще совершенно не ясны, снова предъявит свои претензии на Западную Белоруссию, а возможно, и на новые белорусские территории. Поэтому необходимо добиться того, чтобы каждый белорус знал, за что именно борется БЦР и, попутно с этой духовной мобилизацией, проводить дальше собирание и формирование белорусских военных сил, которые будут опорой БЦР в продолжении борьбы с СССР за независимую Белоруссию. Эти вооруженные силы помогут БЦР отпарировать и извечные претензии Полыни. Будут им репрезентовать Белорусскую Народную Республику и ее правительство и перед союзниками.

Декларация и состав Коллегии БЦР были утверждены пленумом БЦР. И с этого момента считалось созданным белорусское правительство, которое в условиях гитлеровской Германии будет именоваться Коллегией Белорусской Центральной Рады, а затем после разгрома Германии сможет уже на основании только что принятой Конституции, выступить как кабинет министров Белорусской Народной Республики.

Конституция БНР была опубликована в одном из очередных номеров газеты «Раніца» («Утро»), а также особым изданием. В этой же газете, в последующих ее номерах, была дана информация о состоявшейся сессии БЦР и были помещены руководящие статьи с выдержками из декларационной речи премьера Коллегии магистра юридических наук Николая Шкеленка.

После приема новой Конституции и создания Коллегии по-прежнему продолжали работу Отделы БЦР с их заведующими, которые входили теперь как члены в Коллегию. Персональные изменения произошли только в Административном отделе, прежний руководитель которого Семен Кандыбович стал секретарем президиума БЦР, и в Отделе Социального Обеспечения, которым ранее руководил Юрий Coболевский, ставший теперь председателем Президиума БЦР и передавший свой отдел своему заместителю Белениусу. Совершенно новым был отдел Планирования, которого в старом составе БЦР не было, и в задачи которого входило составить план восстановления разрушенного войной хозяйства и городов и местечек Белоруссии.

В сентябре месяце 1944 года доктор Грынкевич Станислав в Берлине явился ко мне в пансион «Beatrіx» («Беатрикс») на Майнеке улице № 5 и сказал, что полковник Гамзин, начальник штаба украинской гетманской организации в Берлине, передал ему от имени гетмана Скоропадского [9] пожелание гетмана познакомиться с президентом Островским. Островского сам Грынкевич не застал и потому просил меня передать ему об этом пожелании, а ответ сообщить Грынкевичу, который ко мне зайдет вечером. При этом он подчеркнул, что об этой встрече, если она состоится, и о самом пожелании гетмана не следует никому говорить, так как гетман не желает, чтобы об этой встрече дошло до немцев.

Через час приехал Островский. Он предложение гетмана принял и просил пригласить его к себе на квартиру.

Вечером я сообщил Грынкевичу ответ Островского. Грынкевич ушел.

На другой день Грынкевич приехал снова и в моем присутствии передал Островскому, что гетман считает неудобным встречаться на квартирах, так как убежден, что и за квартирой Островского установлено наблюдение немецких разведывательных органов, как установлено оно уже издавна за квартирой гетмана Скоропадского в Потсдаме (50 километров от Берлина). Поэтому гетман предлагает «случайно встретиться» в одном из кафе на Курфюрстэн-Дам (на углу с Иоахим штрассе) за утренним кофе в 10 часов утра, когда кафе бывает почти пустым. Гетман придет с двумя спутниками и предлагает Островскому также иметь двух спутников.

Островский согласился с доводами гетмана и предложение его принял. Для сопровождения его в кафе он пригласил меня и доктора Грынкевича, сказав, что приедет в пансион «Беатрикс» в 9 часов с минутами.

На другой день в 9½ часов утра мы втроем отправились в кафе, где уже через 10 минут выбрали стол в одном из боковых помещений и заказали кофе. Одновременно наказали и несколько газет из киоска, который при этом кафе работал.

Ровно в 10 часов в кафе вошел Скоропадский с двумя спутниками, полковником Гамзиным и инженером Щефановичем (?). Они направились мимо нашего столика. Когда они начали приближаться к другому столику, Грынкевич поднялся и подошел к ним, поздоровался и пригласил к нашему столу. Так проведена была эта «случайность».

После взаимных представлений и новых заказов, гетман Скоропадский сказал, что украинцы, и в особенности гетманцы, давно интересуются белорусским вопросом, и он будет рад, если это знакомство будет поддерживаться дальше путем регулярных встреч. Затем он попросил Островского назначить новый день и место для такой первой встречи. Она была условлена через несколько дней в моем номере в пансионе «Беатрикс». После этого, но просьбе Скоропадского, который поторопился об назначении новой встречи в самом начале беседы, так как тогда вокруг столики еще были пустыми и официант тоже ушел сдать заказ, - Островский проинформировал об истории создания БЦР, о 2-м Всебелорусском Конгрессе, а также о поданном БЦР немецкому правительству меморандуме. Знакомство с текстом было отложено до повой встречи.

Со своей стороны Скоропадский рассказал, что он, как гетман, в Германии уже не выступает и не выступит, так как давно уже подписал универсал о передаче своего звания и прав на гетманскую булаву Украины своему сыну, который постоянно живет в Америке и имеет там много сторонников, организованных в «Союз гетманцев Украины». Союз этот построен по военному образцу и разбит на военные объединения «курени» и «сотни» как мужские, так и женские. Мужчины имеют оружие для военных упражнений: учебные винтовки, несколько пушек и даже два аэроплана. Курени официально работают как спортивные организации при «Союзе гетманцев Украины». Союз имеет свою газету в Чикаго, а отделения его имеются почти во всех штатах Северной Америки, в Канаде, а также в Южной Америке. В союз входят не только безподданные украинцы, но и многие из тех, которые уже получили американское гражданство. На военную подготовку «Союз гетманцев» обращает особенное внимание. Так как американская армия построена но принципу добровольности, то пройти военную подготовку путем обязательного призыва нет возможности. Военные упражнения в «куренях» создают те кадры, которые могут быть в качестве уже подготовленных добровольцев включены в украинскую армию, когда Украина получит свою территорию и когда на ней сможет выступить украинское правительство. Участники «куреней» проходят еще и политическую подготовку, которая разъясняет им необходимость борьбы за независимую Украину против СССР и Польши, которые Украину поделили между собою. Главное острие направлено в сторону СССР, так как у него более обширная территория и, кроме того, проводится неприемлемая украинцу-хуторянину коллективизация. Какое количество людей прошло подготовку в «куренях», гетман не назвал. В каком положении эта работа находится в момент встречи, он также не мог сказать, так как после начала военных действий между США и Германией информации перестали поступать, но полагает, что работа продолжается. Выделены ли в особые украинские части те украинцы, что поступили сами или были призваны в американскую армию американским правительством,- он сведений не имеет. Против военных упражнений «куреней» американские власти ничего не имели. Курени устраивали даже публичные праздники и парады, которые заканчивались и начинались выстрелом из пушки.

Затем гетман и Островский взаимно проинформировали о юридическом и фактическом положении церковных организаций на Украине и в Белоруссии, причем гетман указал, что значительное количество украинских православных церквей ведет уже все богослужение на украинском языке. Есть такая церковь и в Берлине на Кайзер Аллее в доме № 19, которая усердно посещается украинцами, преимущественно сторонниками гетманской Украины.

Говорили Скоропадский и Островский. Обе «свиты» только иногда вставляли несколько дополнительных или пояснительных слов. На этом первая встреча, длившаяся два часа и перешедшая с кофе на обед, закончилась.

Вторая встреча произошла через несколько дней в моем номере в пансионе «Беатрикс». Гетман прибыл, как и было условлено, в 10 часов утра. Присутствовали те же лица, что и при первой встрече.

Островский прочитал белорусский меморандум БЦР на имя германского правительства и подробно рассказал об усилиях БЦР укрепить в Германии свое юридическое положение, дабы обеспечить себе возможность дальнейшей работы в качестве законного представительства Белоруссии. В меморандуме указывалась история создания БЦР и делался особенный упор на то, что полномочия ее подтверждены 2-м Всебелорусским Конгрессом. Далее указывалось, что из Белоруссии в Германию за время с 1941-го по 1945 год вывезено на работы, а затем эвакуировано, несколько сот тысяч. Кроме того, значительное количество белорусов находится в лагерях военнопленных, куда они попали из советской армии. Общее количество белорусов в Германии достигает по данным БЦР одного миллиона человек, но не исключено что их насчитывается больше. Все эти люди преимущественно в возрасте от 18 до 55 лет и преобладают мужчины, которых имеется не менее 750.000 человек. Для установления точного количества белорусских граждан необходимо провести регистрацию их во всех лагерях и заводах, а также провести разделение Ost (восточных)-работников но национальностям, чтобы затем можно было бы объединить их в свои национальные лагеря. Далее меморандум рассказывал об истории создания Краевой Обороны БЦР, которая насчитывала: 1) 36 пехотных батальёнов силою от 500 до 800 человек каждый, всего приблизительно 25.000 человек пехоты; 2) 2 железнодорожных батальёна по 1000 человек; 3) 9 пионерских батальёнов по 500 - 800 человек, всего около 30.000 человек. Кроме того, были еще в Белоруссии полицейские батальёны, которые не были подчинены БЦР. Часть этих вооруженных сил отведена теперь на территорию Германии и принимает участие в боях на западном фронте. После проведения регистрации белорусов призывного возраста можно будет частично использовать для пополнения уже существующих и для создания новых белорусских частей. Без всякой натяжки можно считать, что на территории Германии может быть создана 100.000 белорусская армия, которая сможет принять участие - как самостоятельная единица, под названием «Белорусский Легион» - в боях на западном или восточном фронтах. Для проведения этих мероприятий необходимо, чтобы БЦР получила возможность продолжения своей деятельности на территории Германии.

Содержание белорусского меморандума очень заинтересовало гетмана и его спутников. Скоропадский попросил Островского дать ему копию меморандума. Островский обещал в ближайшие дни копию дать, но просил, чтобы она не была опубликована или чересчур широко не оглашена в украинских кругах, так как это может повредить БЦР в немецких кругах и учреждениях, где этим меморандумом занимаются уже целый месяц и только постепенно создается настроение, благоприятное для проведения отдельных положений меморандума.

Затем Скоропадский огласил обширный меморандум, который он подал от имени организации гетманцев (но не как гетман, а как председатель общественной организации) на имя немецкого правительства летом 1944 года. В меморандуме рассказывалась история Украины, руководившейся гетманами, указывалось, что «гетманская идея» и практика вполне укладываются в рамки идеи «вождизма» современной Германии, что Украина всегда боролась за свою независимость с Польшей, московскими царями, турецкими султанами и крымскими ханами. Экономически Украина - очень богатая страна с населением в 43.000.000 человек, а территория настолько обширна, что может вместить втрое большее население. Географическое положение - также весьма удобное, и Украина, когда Польша будет введена в ее этнографические границы, будет дружественным соседом Германии. Отношения политические должны быть основаны на признании Германией независимости украинского государства, с гетманом во главе и со старинными украинскими учреждениями в администрации. Отношения экономические сложатся на основе товарообмена между земледельческой и скотоводческой Украиной и промышленной Германией. Далее указывалось, что украинцы уже теперь принимают участие в вооруженной борьбе Германии с СССР, но участие их было бы неизмеримо большим и активным, если бы Германия признала независимость Украины. Тогда, вдохновленные лозунгом «За независимую Украину», в состав украинских военных частей, которые уже существуют и которые еще могут быть на территории Германии созданы, вступили бы все украинцы, могущие носить оружие. Весть о признании независимости Украины Германией усилила бы также и повстанческое движение на Украине в тылу советских войск.

После оглашения своего меморандума Скоропадский указал, что для успешного продвижения украинских требований не хватает украинцам в Германии единения. Кроме организации гетманцев, существуют еще две большие украинские организации, которые конкурируют между собой, и несколько более мелких. Белорусы, которые имеют БЦР, полномочие которой неоспоримо, находятся в более выгодном положении. Около БЦР могут группироваться все белорусы, вне зависимости от своих убеждений, а украинцы такой общенациональной организации все еще не сумели создать, хотя меры к этому и принимаются. Происходят переговоры о слиянии всех групп путем создания Украинского Национального Комитета, в котором все эти группы были бы представлены и во главе которого стало бы приемлемое для всех групп и авторитетное лицо. Скоропадский был бы весьма благодарен, если бы белорусы своим дружественным посредничеством помогли украинцам сговориться.

Островский согласился по мере сил содействовать соглашению между украинскими группами и созданию Украинского Национального Комитета, так как его учреждение во многом укрепит и положение БЦР. Затем Островскому полковник Гамзин дал адреса украинских организаций в Берлине и коротко охарактеризовал их, подчеркнув, что наиболее авторитетной среди украинцев является ныне организация «бандеровцев». Сам Бандера [10] все еще содержится в немецком концентрационном лагере, куда он был заключен за то, что в самом начале оккупации Украины объявил во Львове создание независимой Украины, но его единомышленники продолжают работать и в их руках находится все партизанское национальное движение на Украине, в равной мере направленное и против советских войск, и против польской Армии Краевой, а во многих случаях, в глубине страны и вдали от дорог, и против мелких немецких отрядов фуражиров.

Островский заинтересовался действиями, силами и районом деятельности бандеровских повстанческих отрядов. Скоропадский точных данных дать не мог, но указал, что они действуют преимущественно в Галиции и на Волыни и что «бандеровцы» сохраняют эти сведения в строжайшей тайне. Известно, однако, что в отрядах «бандеровцев» объединены многие тысячи людей.

Вслед за этим Островский, по просьбе Скоропадского, поинформировал о положении в Белоруссии. Он указал, что ежедневно получает письма из Кенигсберга, где в первые недели по эвакуации находилась БЦР и где при Белорусском Комитете еще и теперь имеются несколько представителей БЦР, а также из Познани и Варшавы, куда все еще прибывают отдельные беженцы из Белоруссии. Из опроса беженцев видно, что в Белоруссии начались сильные репрессии, что белорусское крестьянство недовольно возвращением колхозной формы землевладения, так как несмотря на то, что немцы также забрали много хлеба, крестьянство имело его для себя и для продажи в достаточном количестве. На этой основе развивается теперь в Белоруссии повстанческое движение, в которое влились также остатки некоторых батальёнов Белоруской Краевой Обороны, которые не успели отойти при отступлении и вынужден были остаться в Белоруссии. О повстанческом движении на Белоруссии рассказывают и военнопленные, взятые в последних боях на восточном фронте под Варшавой, где действует белорусский батальён СС.

Главным районом деятельности белорусских партизан-повстанцев является Западная Белоруссия и Полесье. Весьма важным является установить связь между отрядами «бандеровцев» и белорусских повстанцев для объединения их действий. Важным также является вопрос о точном установлении границы между Белоруссией и Украиной уже теперь, чтобы ни впоследствии, ни ныне по этому вопросу не было бы недоговоренности и трений между белорусами и украинцами, как это часто наблюдалось в прошлом.

Скоропадский подчеркнул, что у украинцев по отношению к белорусам и Белоруссии существует старое и прочное чувство симпатии, а потому он полагает, что в вопросе о границах не будет недоразумений, тем более, что и украинцы в вопросе границ стоят на этнографическом принципе, как и белорусы.

Островский указал, что некоторые украинские этнографы относят белорусов- полешуков к украинцам и на этом основании домогались у немецких учреждений и командования включения в состав оккупированной Украины также и Полесья с Брест-Литовским, и Пинска, и даже Гомеля, что и было ими достигнуто. Только после многочисленных указаний со стороны Белорусской (Народной) Самопомощи [11], а затем и со стороны Белорусской Центральной Рады, эти области были только уже в 1944-м году включены в состав Белоруссии. Эта претензия украинцев на Полесье, Гомель, Мозырь, Пинск и Брест-Литовск привела одно время к сильному охлаждению белорусско-украинских отношений, а потому этот вопрос надлежит теперь раз и навсегда выяснить в окончательной форме. В частности интересно знать позицию в этом вопросе самого Скоропадского и «Союза гетманцев».

Скоропадский был очень смущен этой неожиданной атакой, помялся и ответил, что украинцы-гетмановцы не желают претендовать на белорусские территории, что у него нет под руками карты гетманской Украины, как она мыслится гетмановцами, и что он сейчас высказал бы только свое личное мнение. Поэтому он поставит этот вопрос в штабе «Союза гетманцев» и надеется, что сможет дать Островскому в ближайшие дни официальный ответ от имени «Союза» и что этот ответ будет удовлетворять белорусов. Необходимость взаимных уступок и полной договоренности в вопросе о белорусско-украинских границах он прекрасно сознает и знает, что без разрешения этого вопроса не сможет продвинуться вперед и практически разрешиться вопрос о создании украинско-белорусского союза.

Островский заявил, что он будет ожидать выяснения вопроса о границах с большим интересом и нетерпением, так как вопрос о границах является основным при разрешении вопроса о создании белорусско-украинского союза. Весьма важна полная договоренность о границах между Украиной и Белоруссией не только для добросовестных и союзных отношений между этими странами, но и для успешности той борьбы за свою независимость, которую Белоруссия и Украина вели и ведут с СССР и Польшей. Отсутствие договоренности создавало то обстоятельство, что украинские и белорусские издательства и организации выпускали разноречивые карты, которые вызывали взаимное неудовольствие и раздражение, а за границей встречались с недоумением в общественно-политических и дипломатических кругах. Это вызывало всегда недоуменные вопросы и создавало такое настроение, что будто бы сами белорусы и украинцы никогда не могут договориться и что, вслед за созданием и признанием независимости этих держав, сейчас же возникнет между ними война и придется мирить их. С этою недосказанностью и неопределенностью нужно как можно скорее закончить и выпустить согласованные карты. Поэтому с белорусской стороны, которая в этом вопросе была всегда обиженной, он высказывает просьбу, чтобы «Союз гетманцев» поспешил с ответом и чтобы ответ этот был для белорусов благоприятным. Он просит также и о том, чтобы вопрос о границах был поставлен и в других украинских организациях и, при содействии «Союза гетманцев», был бы разрешен так, чтобы Брест-Литовск, Пинск, Мозырь, Гомель и вообще Полесье и полешуки были бы окончательно признаны за Белоруссией и белорусами.

Это раз и навсегда ликвидирует спор, а вместе с тем ликвидирует и возможности, особенно для поляков, спекулировать на этом споре и ссорить белорусов и украинцев между собой.

Скоропадский согласился с доводами Островского и обещал не только поспешить с обсуждением этого вопроса в «Союзе гетманцев», но и посоветовать обсудить этот вопрос и в других организациях, хотя предвидит возражения, что с практической стороны вопрос о границах не является спешным. Он, однако, прекрасно понимает, что для стабилизации белорусско-украинских отношений, для дипломатической работы в будущем и для пропаганды белорусской и украинской в настоящий момент это соглашение необходимо провести немедленно.

Затем Островский и Скоропадский обменялись телефонами своих квартир и адресами их, и совещание, продолжавшееся больше трех часов, на этом закончилось. Носило оно взаимно-информационный характер и должно было выяснить позиции белорусов и украинцев.

В результате этой второй встречи в украинской прессе, преимущественно в выходившей в Праге гетмановской газете (не помню точного названия, но кажется это была «Украінскі Вісти») появился ряд заметок о порядке создания Белорусской Центральной Рады, о ее составе, короткая биография Островского, которому осенью 1944 года исполнилось 57 лет, о 2-м Всебелорусском Конгрессе, а также о новом местонахождении БЦР и ее Отделов в Берлине, с подробным указанием адресов и фамилиями руководителей отделов БЦР. Эта хроника потом помещалась еще неоднократно и была выдержана в самом дружественном по отношению к белорусам духе. Задачей ее было создать в украинских кругах дружественные к белорусам настроения и вызвать у белорусов чувство удовлетворения. Таким путем должен был быть ликвидированным тот взаимный холодок и неприязнь, которые возникли в 1941-м году у белорусов после присоединения Полесья немцами к Украине, а у украинцев - после обратного возвращения этой области белорусам и присоединения ее к Белорусскому Генеральному Комиссариату в 1944-м году. Библиотека БЦР, которая была основана осенью 1944 года, закупила украинскую литературу, а также переведенные на украинский язык и наново составленные гетмановскими и петлюровскими офицерами военные статуты, пропагандную литературу, которая использована была, как материал, Пропагандным отделом БЦР при составлении белорусских пропагандных брошюр, направленных против СССР. Украинские военные статуты и сборники служили впоследствии материалами для работ Статутовой Комиссии при Главном Военном Управлении БЦР. С вопросом о границах не все оказалось благополучно. Правда, Скоропадский поднял этот вопрос в «Союзе гетманцев» и через некоторое время БЦР получила извещение, адресованное президенту Островскому о том, что в вопросе о национальной принадлежности «полешуков» гетманцы не желали и не желают оказывать на них никакого нажима в сторону украинизации, что вопрос о своей национальной принадлежности должен свободно решить каждый полешук сам, что же касается Полесской области, то поскольку там и до 1941 года и после 1941 года существовало достаточное количество населения, считавшего себя белорусами и тяготевшего к Белоруссии, то сама область может войти в состав Белорусской Народной Республики, при условии, что те полешуки, которые считают себя украинцами, получат возможность пользоваться, если этого пожелают, украинским языком в местных школах и администрации.

Островский исполнил свое обещание и вошел в переговоры с другими украински ми организациями о создании объединенного из представителей всех группировок Украинского Национального Комитета. При этом выяснились три важных обстоятельства: во-первых, что программа «гетманцев» и их проект о создании «гетманщины» на Украине вовсе не поддерживаются другими организациями, стоящими в большинстве своем за создание Украинской Народной Республики; во-вторых, что заключение белорусско-украинского союза с гетманом Скоронадским было бы неосторожным шагом со стороны БЦР, так как другие организации могли не только не признать юридической силы такого союза, но и встретить его как враждебный по отношению к ним шаг, рассчитанный на поддержку авторитета и влияния «гетманцев» в украинской общественной жизни (вместо белорусско-украинского союза мог возникнуть конфликт с большинством украинских организаций, которые смогли бы рассматривать этот договор с «гетмановцами» как вмешательство в украинские внутренние дела, с нажимом на выдвижение гетмана); сама идея о белорусско- украинском союзе всеми организациями признавалась весьма важной, и об основах и перспективах такого союза организации обещали подумать, с тем, чтобы союз смог быть заключен между БЦР и Украинским Национальным Комитетом; в-третьих, что о создании Украинского Национального Комитета украинские организации уже ведут переговоры, но вопрос в значительной мере сводится к тому, чтобы найти приемлемое для всех и авторитетное лицо, которое смогло бы стать во главе новоизданного Украинского Национального Комитета.

Одновременно все организации признавали, что персонально против Скоропадского у них никакой вражды нет и что он может им оказаться весьма полезным, в особенности имеющимися у него личными связями в немецких административных кругах, а также в дипломатическом мире. По вопросу о границах высказывались пожелания и согласие этот вопрос рассмотреть в дружественном белорусам направлении, но не скрывалось, что многие украинцы считают «полешуков» хотя и особой переходной группой, но склонны причислять ее к украинцам, а это очень усложняет окончательное решение вопроса о принадлежности всей области. Обещали подумать и дать благожелательный ответ, так как считаются с фактом несомненного белорусского влияния в Полесье, а также с тем обстоятельством, что весьма значительная часть «полешуков» сама признает себя принадлежащими к белорусам и Белоруссии.

После встречи с представителями украинских организаций Островский имел личную встречу с Скоропадским, подробности которой мне неизвестны, но со слов Островского я знаю, что разговор шел о том, чтобы Скоропадский помог ему в установлении личных связей с немецкими кругами в Берлине, а также о том, чтобы он помог в установлении связей с заграницей. Встреча Островского с Скоропадским произошла в октябре месяце 1944 года. Ограничились ли они одной этой личной встречей, или их было несколько, я не знаю.

Лично я имел одну в конце сентября и в октябре две встречи с инженером Щефановичем, который руководил в «Союзе гетманцев» Отделом Прессы, и также был редактором военного сборника гетманцев, издававшегося на ротаторе «на правах рукописи» (это избавляло от необходимости отдавать его перед выпуском в предварительную цензуру Министерства Пропаганды, где существовал особый отдел Прессы, который просматривал районные газеты перед их печатанием и выбрасывал то, что считал вредным для немецких интересов. Я видел и читал всего три номера этого журнала, название которого, кажется, было «Военный вестник» - издание Берлинского Отдела Союза Гетманской Украины.

Первая встреча с Щефановичем произошла в сентябре через несколько дней после 2-й встречи Островского - Скоропадского и их свит, о которой я показал письменно 6 декабря 1945 года. Щефанович привез обещанные издания «Союза гетманцев» и попросил просмотреть составленную им хронику о создании БЦР, о Краевой Обороне и 2-м Всебелорусском Конгрессе. Он боялся перепутать имена и даты. Я поблагодарил за литературу и дал необходимые справки для хроники. В свою очередь я попросил поинформировать меня о причинах и сути расхождений между украинскими организациями. Он рассказал мне, что антагонизм украинских организаций имел под собой старые корни времен Украинской Директории 1917 - 18 годов, времен действий Петлюры и гетмана Скоропадского на Украине, а также крылись в старой сепаратной позиции галицийских украинцев, которые еще со времен Австрийской Империи были организованнее украинцев Российской Империи и, имея свои национальное организации и учреждения во Львове и Галиции, а также своих депутатов в Венском парламенте, привыкли «задавать тон» во всем украинском национальном движении. Заинтересовался Щефанович со своей стороны сущностью оппозиционных выступлений против БЦР и Островского со стороны Кинкеля и белорусских национал-социалистов. Я рассказал ему, что такое представляет собой Киппель, а также о Ганько и Абрамовой. Так как мне предстоят показания об оппозиции в БЦР и вокруг нее в качестве особой темы показаний, то я не излагаю здесь подробностей своих ответов, чтобы не повторяться. Наша беседа заняла около трех часов и этими взаимными информациями ограничилась.

Вторая моя встреча со Щефановичем произошла в первых числах октября, когда он привез мне гетманскую газету, издававшуюся в Праге, с первыми своими заметками. Я попросил, чтобы мне и БЦР, а также и Островскому эта газета непосредственно посылалась из Праги и передал подписные деньги, так как он был представителем газеты па Берлин. Он попросил новых информаций о работе БЦР и белорусских организаций и я дал их. Встреча продолжалась около часу и на этом закончилась.

Третья моя встреча со Щефановичем произошла в конце октября месяца 1944 года, когда ко мне в Военный Отдел БЦР прибыл Щефанович с сообщением о том, что Скоропадский хочет срочно встретиться с Островским и мною в присутствии своих приближенных. При этом он попросил меня дать ему информации о только что созданном Главном Военном Управлении БЦР, начальником которого я был назначен президентом Островским в день основания Управления, 10 октября 1944 года. Я дал ему информации и устроил новую встречу.

Третья встреча Островского со Скоропадским, в присутствии: с белорусской стороны - Езовитова и д-ра С. Грынкевича, а с украинской стороны - полк. Гамзина и инж. Щефановича, - произошла в начале ноября месяца 1944 года.

Скоропадский, который выставлял было вначале свою кандидатуру на пост подготовленного уже к официальному открытию Украинского Национального Комитета, как «общенациональную» и всеми приемлемую, сообщил теперь, что два дня тому назад немцы выпустили из концентрационного лагеря Бандеру, который просидел там несколько лет и является очень популярной среди украинцев фигурой, с которой он не может и не хочет конфликтовать и потому свою кандидатуру снимает в пользу Бандеры и просит Островского как нейтральное лицо, много помогавшее украинским группам своим посредничеством в деле их сближения, поддержать этот отказ. Он дал адрес Банде ры и телефон Островскому, который обещал навестить Бандеру, познакомиться с ним и передать ему привет гетмана Скоропадского и его предложение о снятии кандидатуры Скоропадского и выдвижении кандидатуры Бандеры на пост председателя Украинского Национального комитета.

Затем Островский сообщил, что он подготовил немецким учреждениям от имени Белорусской Центральной Рады проект меморандума, который в БЦР еще не обсуждался, но он рад случаю доверительно сообщить его гетману Скоропадскому, с тем, чтобы и украинские организации, каждая в отдельности, обсудили этот проект и как можно скорее передали немецкому Правительству, Главнокомандованию и в штаб СС, а также в Министерство Восточных Областей, свои особые меморандумы, с таким расчетом, чтобы меморандумы были разных редакций, но одного «антивласовского» направления, причем в каждом меморандуме не должно быть фраз, что украинцы добивались и добиваются своей независимости, а Власов [12] «этого не желает допустить». Так как и сами немцы «этого не желали и не допустили», то тут косвенно, но совершенно ясно будет упрек и в их сторону.

Островский виделся с Бандерой несколько раз и установил с ним контакт по вопросам объединения повстанческой деятельности на Белоруссии и на Волыни. Подробности их планов мне неизвестны. Знаю, что с белорусской стороны был некоторый расчет и на батальён майора Родзько - Особый батальён «Дальвиц» и что Родзько встречался с Бандерой и Тарасом Бульбой, одним из украинских атаманов повстанческих отрядов Галиции, чтобы условиться о подробностях и пунктах.

В состав Украинского Национального Комитета вошли: председателем - генерал Шандрук, Бандера, полк. Гамзин, городской голова г. Харькова (не помню его фамилии) и еще несколько неизвестных мне особ. Сам я с новосозданным Украинским Комитетом связей не устанавливал, так как работу эту вел сам Островский, который продолжал и переговоры о создании белорусско-украинского союза. Решено было, что союз, может, будет оформлен впоследствии, а пока он лег в основу более широкого соглашения, которое было названо «Блок народов Восточной Европы» и в который приглашены:

1. Белорусы - в особе Островского от БЦР;

2. Украинцы - в особе генерала Шэндрука от УНК;

3. Крымские татары - в особе председателя их комитета (фамилию я не помню);

4. Донские казаки - в особе председателя их комитета (фамилию не помню);

5. Грузины - в особе председ. их комитета (фамилию не помню);

6. Армяне - » » » »

7. Азербайджанцы - » » » »

8. Киргизы - » » » »

9. Казахи - » » » »

10. Народы Южного Урала - » » »

Каждая из этих организаций также выступила с протестом против попытки Власова, поддерживавшегося Главным штабом немецкой Армии, забрать под свою опеку вышеперечисленные народности.

Это совместное, но поданное путем отдельных меморандумов, выступление сильно затормозило создание Власовского Комитета, так как он начал в противовес национальным, давно существовавшим организациям, создавать у себя при Русском Национальном Комитете, который он тогда сколачивал, создавать особые «представительства» отдельных народностей, набирая в эти представительства людей, стоявших в стороне или в оппозиции к своим организациям. От белорусов во Власовскую группу вошли: Киппель, Будзилович, Селях и Владимир Гуцько.

Впоследствии, когда Власов с большим треском и помпой открыл работу своего Русского Комитета, на особом торжественном заседании в Праге, «Блок народов Восточной Европы» выступил уже с одним общим меморандумом на имя немецкого правительства, в котором предупреждал, что национальные организации Власовского Манифеста и Комитета положения не распространяют на свои организации и объединенные около них народные группы и национальные военные формирования, которые Власову не должны быть подчинены, а должны действовать самостоятельными национальными группами.

В дальнейшем «Блок Народов Востока Европы» начал искать общих путей на случай поражения Германии и было условлено, что каждая национальность соберет сведения об оставшихся еще в нейтральных странах остатках старых дипломатических представительств этих стран, а также о существующих в этих странах Национальных Комитетах этих народов. Каждая национальность должна была заняться этим отдельно, но впоследствии Комитеты эти должны были действовать совместно, если они согласятся войти в контакт с «Блоком народов Востока Европы».

Собрания «Блока народов Востока Европы» происходили каждый раз в другом месте и чаще всего устраивался в ресторане завтрак, который переходил в обед, и присутствующие занимали отдельный стол или отдельный кабинет. О подробностях совещаний «Блока» и местах заседаний никаких протоколов не велось из опасения разгрома «Блока» и изъятия бумаг. Только общий меморандум хранился в каждой из организаций особо, а не был размножен и разослан всем национальным организациям для сведения.

Таким образом, из белорусско-украинских встреч со Скоропадским вырос белорусско-украинский союз, а затем и «Блок народов Востока Европы», определены были границы Белоруссии и Украины, договорено о совместной борьбе против СССР и Польши в защиту национально-территориальной независимости этих народов и начато искание путей к дальнейшей совместной работе в случае поражения гитлеровской Германии.

На территории Белоруссии и Украины намечалось организовать широкое военное восстание, для организации которого должен был работать маёр Родзько со своим батальёном специально обученных людей. Часть людей, во главе с маёром Богдановичем и маёром Витушкой, была заброшена самолетом (кажется, 25 человек) и спустилась на парашютах. Вестей от этой группы в БЦР и у Родзько не было до конца марта, когда я заболел и должен был готовиться к операции. В случае полета самого Родзько в Белоруссию он получил бы от президента Островского полномочия быть его заместителем на территории Белоруссии.

Дополняю, что при расчетах на повстанческое движение предполагалось использовать также тех людей, которые были в некоторых, не сумевших отступить батальё- нах Белорусской Краевой Обороны. Так как в момент отступления и позднее БКО была подчинена Командующему БКА подполковнику Кушелю, но сведений этих у меня не было. Знаю, что некоторые батальёны были разоружены немцами при отходе из опасения, что они перейдут к партизанам, из других батальёнов люди расходились самотеком. Они увидели, что немцы всех бросают, а сами отходят на автомашинах и поездами. Насколько реально было со стороны Островского утверждать о батальёне БКО на территории Белоруссии, я судить не могу, так как связь с Белоруссией не входила в мои обязанности. Это было дело Командующего и Особого батальёна. Поэтому не могу указать точно, где и в каких местах остались батальёны или люди. Я в этот момент был еще в госпитале и к белорусскому военному делу отношения не имел, в разговорах упоминалось Полесье, но оно было только что присоединено к Белоруссии от Украины, и насколько там развилась работа я не знаю.

В своем составе и политических убеждениях Белорусская Центральная Рада не была однородной. Прежде всего нужно отметить чисто механический раздел на две группы, по территориальному происхождению: группу из Западной Белоруссии так называемых «западников», которые привыкли к условиям жизни в Польше и были связаны через нее с Западной Европой, и группу «восточников», которые постоянно жили и работали в условиях жизни Советской Белоруссии и СССР. Между этими группами всегда был известный антагонизм. Во главе «западников» стояли: бывший сенатор Польского Сената от белорусов Юрий Соболевский, магистр Шкеленок Николай и Кушель. Во главе «восточников» стояли: бывший управляющий делами Совета Народных Комиссаров БССР Кандыбович, Калубович, инж. Стаськевич и Селях, который ушел впоследствии с Киппелем к Власову и был исключен из БЦР.

Была группа белорусских национал-социалистов (Ганько и Абрамова), которая вне БЦР опиралась на свой Союз Белорусской Молодежи, а также на Школу Белорусских пропагандистов в городе-крепости Кюстрин, основанную в свое время еще Акинчицем, а затем возглавлявшуюся бывшим майором советской армии Бедрицким. Так как создать официальную партию Белорусских национал-социалистов немцы не разрешали Акинчицу, то Школа пропагандистов была использована, как организационный центр, вокруг которого группировались сторонники Акинчица: Крит, Барановский, Комаровский, Ганько, Абрамова. Еще в период существования Польской Республики, в Вильно Акинчиц и Козловский издавали свою национал-социалистическую газету, которая освещала программу и тактику нарождавшейся белорусской национал-социалистической партии. Работу свою они должны были потом перенести в Германию, так как в Польше начался поход против национал-социалистов. Партия эта была связана с немецкой национал-социалистической партией и администрацией и в своей политической работе делала ставку на Германию, веря в ее победу в нараставшем конфликте с СССР. С одной стороны руководителем белорусских национал-социалистов являлся проф. Мэндэ и руководителем немецкой молодежи Никкель. После оккупации 1941 года партия через свою Школу пропагандистов дала некоторое количество работников в администрацию Белоруссии, но не имела стольких сил, чтобы охватить всю администрацию, и в нее вливались другие белорусские силы. В БЦР национал-социалисты имели всего двух членов, но претендовали на влияние, так как имели опору прежде всего в немецких молодежных организациях, а затем в немецкой администрации вообще. Чтобы оформить и усилить влияние своей партии и дать ей какое-нибудь оформление, по инициативе Ганько было выдвинуто создание организации «Союз Вызволеньня Белоруссии», в который должны были бы переходить автоматически все члены «Союза Белорусской Молодежи», по достижении ими предельного для СБМ возраста. Для «Союза» он предложил политическую программу, полнота которой позволила бы рассматривать «Союз Вызволеньня», как политическую партию, подголосок национал-социализма, основанную на принципе вождизма, и предложил, чтобы руководителем организации был президент Островский, а самый статут приняла бы и утвердила БЦР. Однако вокруг статута в БЦР развернулась борьба, в результате которой рамки «Союза» были развернуты и в него могли входить не только члены СБМ, но и другие граждане с тем, чтобы «Союз» стал бы мощной организацией, заменяющей партию. Статут был направлен в немецкие учреждения для утверждения и там надолго застрял, так что и не получил возможности применения в условиях эмиграции. В переработанном виде он проникся некоторыми чертами демократизма и был приспособлен для работы и в Германии и в Белоруссии.

Белорусские христианские демократы были представлены доктором Станкевичем, который вел газету «Раніца» и поддерживал связи с иностранной прессой и ее корреспондентами в Берлине. Эта группа возникла в 1917 году сначала как партия католическая и ориентировалась на Ватикан, а затем создала в 1926-27 годах Белорусскую Народную Партию, в которую могли входить представители различных конфессий, она перевелась в Вильно (Кс. Ад. Станкевич), а в Берлине к Станкевичу примыкал д-р Грынкевич, его жена, ксендз Татаринович.

В центре был Островский, который «мирил» на заседаниях «западников» и «восточников» и проводил иногда линию диктатора. Я, как новый член БЦР и старый общественный деятель, тоже был в центре. Примыкал к нему й Соболевский, и Шкеленок, и Кушель. Центр являлся основной «линией» БЦР, но пока еще не партией; хотя на основе «центра» могла вырасти впоследствии и партия или по крайней мере фракция.

«Партия Незалежников», или партия молодых представлена была майором родзько и майором Рогулей. Она имела за собой, вне БЦР, довольно широкий актив и надеялась стать в будущем руководящей партией в белорусском национальном движении. Кто входил в состав Центрального Комитета этой партии, я не знаю, но от имени партии разговаривал со мною в октябре (?) месяце 1944 года майор Родзько, который предлагал мне вступить в партию, но я не дал окончательного ответа. Партия имела свой журнал, который издавался на стеклографе или ротаторе, и распространяла нелегально. Особенно старалась она проникать в белорусские воинские части и широко проникла, например, в Белорусскую штурмовую бригаду, работала партия эта, как партия нелегальная в условиях Германии и немецкой оккупации, но впоследствии намеревалась сделаться партией легальной, когда для этого представится возможность. Имела ли партия свои районы, мне ничего не известно, так как Родзько об этом никогда не говорил, а сам я ничего об этом не спрашивал, считая, что партия нелегальная и подобные вопросы являются неуместными.

Фракционных совещаний членов БЦР никогда не проходило. На заседаниях БЦР каждый высказывал свое мнение, со своей личной точки зрения, опертой на свои взгляды и практику в работе, согласуя свое выступление и с мнением своей партии.

Вне БЦР была оппозиционная группа Киппеля, который рассчитывал быть в БЦР членом и даже был уже приглашен Островским в члены БЦР, но впоследствии не получил письменного подтверждения этого приглашения. Он был обижен. Кроме того, Киппель был чересчур горячим сторонником безусловного сотрудничества с немцами и настаивал на том, чтобы БЦР ближе связывала свою деятельность с немецкими учреждениями. Во время эвакуации из Белоруссии, особенно в Кенигсберге, он стал собирать недовольных деятельностью БЦР «восточников» в оппозиционную группу, которая стояла между БЦР и организациями Власова в полной нерешительности, за кем же в конце концов идти. «Оппозиционность» эта не была идеологической, была в значительной мере основана на том, что БЦР во время эвакуации из Минска мало уделяла внимания оказанию помощи эвакуированному населению. Значительную роль оказало и то обстоятельство, что «восточники» совершенно не владели немецким языком и не знали условий жизни в Германии, а «западники» языком владели и быстро устраивались, не нуждаясь в мелком руководстве и переводчиках в быту. «Восточники» беспомощно толпились там, где «западники» очень быстро ориентировались и «устраивались» без помощи БЦР, не обременяя ее мелкими просьбами, на проведение которых в жизнь у БЦР не было технических сотрудников. От «восточников» постоянно слышались жалобы, что их обижают.

В окружении его были наиболее близки следующие лица: поэт Дудицкий, юрист Будилович, а также некоторые члены БЦР, например, Селях, лично не любивший Островского. На таких членах БЦР он пытался даже создать себе «Киппельское ядро» в самой БЦР и сколотить вокруг себя опорную группу, с которой и вступить затем в бой с целью раскола БЦР и овладения постом президента БЦР, т. е. замены Островского Киппелем.

Чтобы еще больше укрепить свое положение, Киппель в качестве лидера оппозиции вступил в пропагандистскую организацию «Винета», где занял пост корректора и думал здесь печатать свои статьи против БЦР. Однако БЦР заняла в организации «Винета» более сильную позицию, послав туда большую группу сотрудников, во главе с Сергеем Хмарой, который оттеснил в сторону Киппеля и лишил его влияния в «Винете», лишая тем самым его возможности издать намеченные им пропагандные против БЦР брошюры и листовки, что оставило «оппозицию» без руководящей пропагандной литературы и лишило ее внутренней организационной идеи и спайки. Впоследствии «оппозиционная» группа Киппеля ушла к генералу Власову, где при его Русском Национальном Комитете был создан Белорусский Отдел.

Дополняю следующее: 1) Инициатива Ганько о создании партии «Союз Вы- зволеньня Беларуси», как партии, в которую автоматически должны вливаться члены СБМ после достижения 18 лет, была перехвачена старыми лидерами белорусского движения, как Островский, Езовитов, Соболевский, Кушель, Кандыбович и другие, усмотревших в действиях Ганько и его группы опасность захвата БЦР в руки СБМ-СВБ во главе с вождем, по типу государственного устройства Германии, и пришедших к выводу о необратимости создания политического объединения, которое смогло бы впоследствии оформиться в политическую партию, а в условиях Германии работать и именоваться, как общественная организация. Были приняты предварительные статут и программа, которые должны были быть в условиях Германии утверждены немецкими учреждениями, а затем могли быть переделаны и приспособлены для нужд в крае и вообще к новым условиям. Все члены БЦР должны были войти в новый «Союз» как основная группа. До выборов Комитета и для проведения статута в немецких учреждениях и легализации «Союза» был уполномочен Островский, как президент БЦР. Ганько также согласился помогать в деле легализации статута, так как во время прений о статуте вынужден был признать необходимость его демократизации ввиду возможности быстрого разгрома Германии. Статут надолго застрял в канцеляриях немецких учреждений и только в марте, незадолго до его отъезда в Штурмовую Бригаду, Островский получил отзыв немецких учреждений, что ничего против статута и деятельности «Союза Освобождения Белоруссии» не имеют. Собрать БЦР и доложить об этом Островский уще не успел. Попытка создания партии была в 1942 году со стороны д-ра Ивана Станкевича в Минске, который проектировал создание Белорусской Национал-Демократической партии и по этому вопросу организовал в январе 1942 г. в Минске на квартире профессора Ивановского [13] совещание. На совещании присутствовали проф. Ивановский, д-р Станкевич, публицист Адамович, Езовитов и Киппель. На совещании Станкевичу было поручено разработать статут и программу. Впоследствии я узнал от Станкевича, что ни статут, ни программа в окончательном виде приняты не были и из этой попытки ничего не вышло: Ивановский был убит, Киппеля держали в стороне, так как он открыто начал сотрудничать с немецкими учреждениями (СД), Адамович тоже отошел, а Езовитов постоянно проживал в Риге и участия в разработке статута и программы не принимал. 2) Островский в своей практической работе опирался на приближенных лиц из созданной им в свое время в Вильно, около 1927 года, университетской белорусской корпорации «Скориния», в которую входило около 30 студентов-белорусов Виленской гимназии, инспектором которой он состоял. Члены этой корпорации готовились к белорусской общественно-дипломатической работе и весьма пригодились Островскому после 1939 года и в особенности после 1941 года. Из числа членов этой организации у него были посланы люди, в качестве дипломатических представителей, в Швейцарию, Швецию, Францию, Турцию, Бельгию, Данию, Норвегию, Вену (Австрия) и Италию в период времени от января 1945 года до марта 1945 года. Кто были эти лица, я не знаю. Но знаю, что кроме них за границу должны были пробраться Др. Грынкевич в Швейцарию, майор Косьмович - во Францию. Постоянно при Островском из этих корпорантов были: Соколов, Владимир (фамилия не указана.- А. X.) (консультант Островского), Галяк, второй секретарь, юрист.

Ожидавшееся поражение гитлеровской Германии выдвинуло в конце 1944 года вопрос о необходимости перестроить работу БЦР так, чтобы перенести ее к союзникам и организовать там новую базу для работы белорусской эмиграции за границей в будущем. С этой целью Островский высылал своих эмиссаров от имени БЦР за границу. Работу эту он в целях конспирации вел лично. Поэтому подробностей ее я не знаю, но со слов Островского и моих наблюдений знаю, что для этих посылаемых эмиссаров избирались люди из числа членов студенческой корпорации «Скориния». Посланы были люди во Францию, Италию, Турцию, Венгрию, Швейцарию, Австрию, Данию, Бельгию и Норвегию, но кто именно и когда выехал - мне не известно. Кроме того, должны были пробраться: Демидович-Десницкий - в Англию для связи с английским правительством и Польским Эмигрантским правительством, в составе которого у Демидовича-Десницкого были родственники; Косьмович - во Францию и Бельгию, Соболевский и д-р. Грынкевич - в Швейцарию. Какие результаты это дало - мне до отъезда моего в больницу, т. е. вплоть до 8 апреля 1944 года, еще не было известно.

Сама БЦР разделилась на три группы: первая группа во главе с Соболевским, замененным впоследствии инж. Шкутко, выехала в Вестфалию, в город Херстер, откуда с архивами и некоторыми служащими должна была направиться во Францию, в Париж, где должен был быть основан еще ранее Белорусский Национальный Комитет теми эмиссарами, что направлены были ранее. Был ли основан БНК, мне не известно. В эту группу вошел еще д-р Минкевич, Каракулька и Орса. 2) Вторая группа должна была собраться в районе расположения Белорусской штурмовой бригады, в Гиршау. Во главе этой группы БЦР стояли Кандыбович, Калубович и Кушель, которые, вместе с штурмовой бригадой должны были перейти на сторону союзников и затем войти в связь с первой группой для общих действий, если они окажутся возможными, от имени БЦР. Если БЦР не сможет работать легально, то создать в этих пунктах Белорусские Национальные Комитеты. 3) Третья группа БЦР в составе Шкеленка, Езовитова, Букатко, Калоши и других должна была оставаться в Берлине, чтобы в последний момент направиться в Гиршау либо Херстер, смотря по обстоятельствам.

Еще ранее, осенью 1944 года, был подготовлен переход на сторону союзников части белорусских войск из дивизии Зиглинга в Вогезах. В дивизии этой была половина всех сил Белорусской Краевой Обороны, уцелевшая после разгрома их наступавшей Красной Армией и отошедшая в Польшу, где батальоны были собраны, сколочены в дивизию, количеством в 20.000 человек, из которых 18.000 было белорусов, а остальные - немцы, украинцы и русские, и затем переброшена во Францию в район Вогезов. В Вогезах несколько батальонов взбунтовались и под командой белорусских офицеров перешли на сторону союзных войск, причем офицеры немцы были перебиты восставшими. Целью этой переброски было желание попытаться создать в войсках союзников белорусские добровольческие части, которые боролись бы уже на стороне союзников против немцев. Если же не удалось бы создать белорусских частей, то перешедшие должны были оставаться у союзников в качестве военнопленных. Судьба этих людей осталась мне неизвестной. Было условлено, что восставшие выделят из своего состава особый Белорусский Комитет, который войдет в переговоры с союзниками и будет политическим руководителем восставших, а затем и белорусских добровольческих частей в армии союзников. Был ли создан и был ли признан союзниками подобный Белорусский Комитет - в БЦР не было получено никаких сведений до моего отъезда из Берлина, т. е. до 8 апреля.

Когда БЦР и Островский начали создавать «Блок Народов Востока Европы», мне поручено было переговорить с латышами, литовцами и эстонцами о том, чтобы и они вошли в этот блок. Я виделся по этому вопросу с начальником Управления Информации Латвийской Дирекции Внутренних Дел Брачем, который одновременно был и председателем Латышско-Литовского Общества взаимного сближения. Брач переговорил с латышскими и литовскими организациями, а также с представителями эстонских организаций, и пришел ко мне с ответом, что организации этих трех народов крепко держатся того Балтийского Блока, который у них существовал еще до войны, и входить в Блок Народов Востока Европы остерегаются. Но зато они были бы очень рады расширить Балтийский Блок включением в него еще и Белоруссии, как четвертого члена, тем более, что Белоруссия входила уже в состав Рейхскрмиссариата Остланд (Восточных Областей) и нуждается в выходе к Балтийскому морю. Так как БЦР уже входила в Блок Народов Восточной Европы, то вхождение одновременно еще и в Балтийский Блок было невозможным. На этом переговоры мои с Брачем закончились.

Когда в «Блок Национальностей Востока Европы» уже вошло 8 или 10 национальностей, Островский поручил мне поговорить с латышами, литовцами и эстонцами, чтобы и их привлечь в БНВЕ, т. е. в «Блок Народов».

Я навестил П. Врача и рассказал ему о поручении потому, что Брач был не только Начальник Управления Информации Латвии, но еще и председатель «О-ва Литовско-латышского сближения» и членом правления «О-ва эстонско-латышского сближения». Он обещал мне поговорить со своими латышскими деятелями, а затем поговорить еще и с литовцами и эстонцами, что и выполнил.

Ответ его был такой. Латыши, литовцы и эстонцы уже издавна имеют свой «Балтийский Блок» и они настолько гибки в своем маленьком привычном блоке, что в большой «Блок Народов Восточной Европы» им не имеет смысла пока еще входить. Но зато они выдвинули контрпредложение, чтобы белорусы и Белоруссия вошли в «Балтийский Блок» и тогда смогли бы вместе бороться за независимость этих 4-х стран.

Я передал этот ответ Островскому, но тот был увлечен «Блоком Национальностей Востока Европы», ответил мне, что в два блока сразу мы входить не можем. Поэтому мы пока еще решили оставаться в «Блоке Народов Востока Европы» тем более, что казаки туда уже вошли и создается Белорусский Комитет, который согласен принимать все культурно-национально-территориальные требования (если, понятно, эти претензии обоснованные: например, сделать Нарву белорусским городом были для них неприемлемым, ибо Нарва входила когда-то в состав Эстонии) белорусов и других национальностей. Но я сказал ему, что такой ответ нежелателен, и поэтому он согласился, чтобы переговоры продолжались, дальше я заболел и о ходе дальнейших переговоров ничего не знаю, как я уже и говорил раньше. У меня даже сложилось было убежденное впечатление, что после моего второго визита к Врачу переговоры были прерваны и уже не возобновятся.

В промежутке времени между первым и вторым моим визитом к Петру Брачу, я встретился с генералом Бангерским (командующим Латышским Легионом), от которого получил сведения о том, как этот легион устроен, чтобы взять его за образец для создания Белорусского Легиона, а штурмовая бригада должна была быть только 1-й бригадой, затем последовали бы 2-я бригада, которые были бы сведены в дивизии, как это было и у латышей. Генерал Бангерский любезно меня поинформировал, и мы проговорили с ним около двух часов. Затем я говорил с членами Латышского правительства, которые пришли в ту же комнату. Это был Мезис (который ведал у латышей финансами, в свое время был министром финансов, а теперь был директором финансовой Дирекции), затем подошли еще некоторые (фамилии которых я не помню, так как не догадался сразу спросить и записать их). Это были кандидаты в состав нового правительства, которое латыши намерены были создать после Дрезденского Конгресса, куда они как раз в этот день собирались уехать. Когда я узнал, что у них срочные дела, я сейчас же откланялся и ушел, чтобы не мешать их сборам.

Со мною вместе был майор Косьмович Дмитрий, который, пока я беседовал с генералом Бангерским, поинформировался о Конгрессе, а также отвечал на те вопросы, которые ему предлагала свита генерала Бангерского: о ходе формирований белорусских, о БЦР, о 2-м Всебелорусском Конгрессе и о текущих новостях. Майор также пробеседовал эти 2 часа в углу той же большой комнаты у вестибюльных кабинетов, в которых работали в отеле «Аглонь» латышские министры.

В связи с тем, что латыши хотели создать Национальный Комитет по образцу Белорусской Центральной Рады, я подробно ознакомил ген. Бангерского с той новой структурой, которую дала себе БЦР на своем заседании 20 января 1945 года, когда была принята Конституция Белорусской Народной Республики и когда президент БЦР Островский стал президентом Белоруссии, а для руководства БЦР, как парламента, был избран особый президиум (Соболевский, Адамович, Кандыбович), у руководства же отделами БЦР были оставлены старые и назначены некоторые новые руководители, которые и составили так называемую Коллегию БЦР (официально для немцев и СС), а для белорусов уже со 2 февраля считалось правительством Белоруссии.

Генерал Бангерский и б. министр Мезис сказали, что приблизительно такую схему и они будут проводить на Конгрессе в Дрездене. Как они построили схему своего правительства, я уже не узнал, так как заболел и должен был быть подвергнут операции, недомогание от которой еще и теперь ощущаю, а 4 месяца было гнойное воспаление. Генерал видел, что я себя плохо чувствую, и я ему сказал, что нуждаюсь в операции, так как первые приступы были уже в ноябре.

Островскому я подробно рассказал и об этом визите. После второго моего визита к Врачу я никаких переговоров с латышами, эстонцами и литовцами не вел, но они могли быть продолжены в любое время, так как контакт был завязан и майор Косьмович или любое другое лицо по поручению Островского могло ему устроить и договориться о личном свидании или о встрече уполномоченных на переговоры делегаций. Сделано ли это было, я не знаю, так как до моего отъезда в госпиталь переговоры считались прерванными на неопределенное время.

В то время в немецкой и иностранной нейтральной прессе, выдержки из которой помещались и в газете «Раніца», и в особенности в латышской берлинской газете «Латвия», усиленно разбирался вопрос о том, не приближается ли политический и военный конфликт между СССР и Америкой - Англией. Большинство авторов думало, что этот конфликт неминуем и что вопрос только во времени: они полагали, что Германия примет все условия союзников и с ними вместе снова будет наступать на восток, другие полагали, что одна война должна закончиться, а не «незаметно перейти в 3-ю», а что началом 3-ей войны будет «дележ шкуры медведя», т. е. когда начнутся споры о разделе зон влияния, территорий смешанного этнографического состава, а главное, промышленности Германии и ее банков и акций между победителями. Второе мнение было наиболее распространенным в нейтральной прессе, а первое мнение было единственной надеждой на счастливый исход войны для немцев. Но это мнение они высказывали весьма осторожно, напирая на то, что возможность 3-ей войны не исключена. Одновременно уделяя много внимания пропаганде своей веры в скорую победу, так как это было необходимо для поддержания своего собственного «военного духа», а также для привлечения к себе новых сил из числа многомиллионных армий эмиграционных народов: белорусов, украинцев и др., что увеличило бы «военный потенциал» Германии.

В своем докладе Островскому о ходе переговоров с Брачем, а также о мнении мин. Мезиса по поводу «Балтийского Блока», я указал Островскому, что самым реальным, для данного эмиграционного периода, была бы возможность воспользоваться дипломатическим аппаратом и корпусом латышей, так как знал из жалоб Островского, что ему не удается завязать связи с заграницей, хотя он пробовал послать туда людей из числа своего ближайшего окружения, а также и из числа бывших студентов-корпорантов белорусской студенческой корпорации при Виленском университете, которая называлась «Скорыния» и во главе которой стоял сам Островский и студенческое правление корпорации. Я лично полагал, что это также самое реальное из того, что этот Блок мог бы дать Белоруссии.

Со стороны немецкой дипломатии (старой) такой «Балтийский Блок» также, вероятно, не встретил бы препятствий, ибо это обессилило бы Польшу, отнятием от нея Западной Белоруссии и присоединением ее к Белорусской Республике и «Блоку Балтийскому», в котором немцы, конечно, могли бы рассчитывать на свое влияние экономическое и политическое. Видно это также из того, что при оккупации 1941 и последующих годов немцы создавали так называемый «Остлянд», т. е. Восточную область, в которую включили Белоруссию, Литву, Латвию, Эстонию и которой немцы управляли из Риги, где был Рейхскомиссариат «Остлянда» и Генеральный Комиссариат Латвии, а в Ковно Генеральный Комиссариат Литвы, в Минске Генеральный Комиссариат Белоруссии, в Ревеле - Генеральный Комиссариат Эстонии. Эти 4 генеральных комиссариата составляли почти ту же территорию, что и «Балтийский Блок», но территория Белоруссии была значительно уменьшена, так как Белостокскую область немцы забрали и присоединили к Восточной Пруссии, Полесье присоединили к Украине и сделали ряд других территориальных обмежеваний.

Характерным является то обстоятельство, что в некоторой части шовинистического Латышского общества, после того, когда была впервые опубликована карта «Остлянда», были голоса удовлетворения тем обстоятельством, что территория Белоруссии уменьшилась и что таким образом удельный вес Белоруссии и по обширности территории и но числу населения - настолько уменьшился, что не является страшным для всех других территорий и народов Балтики. Таким образом, видно, что подготовка старой идеи «Балтийского Блока» к идее привлечения в его состав еще и Белоруссии в качестве 4-го члена - появилась в Латвии уже в 1941 году. Идея эта в те времена не могла быть осуществлена, так как все четыре народа слишком были в руках немцев и не имели в своем аппарате самоуправления никакого органа для международных сношений. Постепенное развитие идеи 4-х-членного Балтийского Блока привело к желанию иметь в своем составе территорию с густым населением, откуда можно было бы получать рабочие руки для сезонных полевых работ (в Латвии есть местности, в которых насчитывалось всего по 17 человек на квадратный километр, а в Белоруссии были волости, в которых насчитывалось 70 человек и выше на квадратный километр), а также и свободные рабочие руки для промышленности; весьма важное значение имело для всех 3-х Балтийских стран белорусское сырье: лес - для лесопильных заводов, бумажных и спичечных фабрик; лен - для текстильной промышленности; кожи - для обувной промышленности, особенно широко развитой в Латвии; и неограниченные запасы топлива - в торфяных болотах Белоруссии, еще очень мало разработанных.

Из этого видно, что Белоруссия в «Балтийском Блоке» должна была явиться чем-то вроде внутренней колонии. Поэтому я в своих переговорах особенно подчеркивал полную необходимость равноправия всех 4-х стран. И в 1945 году мне это было обещано. Было обещано и Брачем, от имени всех 3-х стран, и Бангерским, и Мезисом, что Белоруссия получит: 1) Во-первых, свободный транзит во все порты Балтики для ввоза и вывоза. 2) Во-вторых - свободный порт в Либаве, где Белоруссия сможет организовать свой вклад со своей таможней при нем и своим гарнизоном в Либавской морской крепости, где сможет иметь и свою морскую школу, и делать корабли для торгового и морского мореплавания. 3) В-третьих - Белоруссия сможет во все консульства и посольства Балтийских государств послать для практики студентов Дипломатического факультета Белоруссии для практики, а также своих послов и консулов, что избавит от затрат на их содержание. 4) В белорусскую армию белорусы смогут получить офицеров-инструкторов в том количестве, которое Белоруссии понадобится. 5) Что необходимое сырье будет покупаться только в Белоруссии и по наивысшей цене. 6) Что для совместного выступления вовне будут организованы общие посольства и консулаты со смешанным составом из белорусов, латышей, литовцев и эстонцев. 7) Что уже теперь, в условиях этой войны, информационные органы всех этих стран и народов за границей, особенно в нейтральных странах (Швеции, Швейцарии, Турции, Испании и Португалии), а также в странах оккупированных (Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии и Австрии),- будут представлены для освещения всех белорусских вопросов. 8) Что и сами белорусы будут получать весь информационный материал об этих странах, сейчас же по выходе соответствующих книг, брошюр, газет, проспектов, журналов и бюллетеней,- из этих стран в порядке обмена. Эти пункты для проекта основного договора были средактированы П. Брачем. В разговоре с генералом Бангерским и Мезисом с их стороны были сделаны еще два конкретных предложения к проекту договора о вхождении Белоруссии в состав «Блока Балтийских Держав», которые, заключая этот блок, имели целью сохранение своей независимости. 1) Во-первых - уже во время переговоров перебросить небольшую белорусскую военную часть, хотя бы только один полк, или даже только один батальон, на немецких кораблях в Курляндию - в Либаву, чтобы уже этим фактом показать, что белорусы входят в «Балтийский Блок» и предоставляют ему свои вооруженные, силы. Это, разумеется, очень мало, но тут важно было не количество людей, а самый факт посылки вооруженной силы, что было бы символом заключения военного, политического, экономического и дипломатического союза Белоруссии с балтийскими странами и вхождения ее в «Балтийский Блок». Из Балтики белорусы, пополнив здесь военную силу, смогли бы потом продвигаться, при благоприятных обстоятельствах, на юг и восток - в Белоруссию. 2) Во-вторых - создать комиссию для разработки.

Как я уже писал выше, о своих переговорах я передал Островскому, а сам должен был подвергнуться операции. Вел ли Островский дальнейшие переговоры (о нервом его ответе мне я уже показывал выше на странице 2-й) - мне неизвестно. До моего отъезда в госпиталь никакая белорусская часть в Либаву не была послана, хотя и был проект послать туда из Кенигсбергских пионерских батальонов один батальон и перевезти туда же морем батальон майора Родзько из «Дальвиц».

Дальнейшую связь с «Латышским Легионом» должен был держать майор Дмитрий Косьмович, а с Брачем - член Коллегии БЦР инженер Томашчык. Белорусским комитетам в провинции были даны адреса комитетов Балтийских народов для установления деловой связи. Налажен был контакт и в лагерях, хотя латыши и литовцы уже успели из общих лагерей перевезти большинство своих эмигрантов в свои особые лагеря. Мюнхенскому Белорусскому комитету был дан адрес ген. Данкера, который жил с женой в Баварии, и предложено было установить, с ним личный контакт, но было ли это осуществлено, я до отъезда еще не получил сведений. Островский собирался направить к новому Латышскому Комитету, который после Дрезденского съезда собрался на свое первое торжественное заседание, особую белорусскую делегацию с приветствием и даже хотел поехать сам, но почему-то ограничился посылкой телеграммы с приветствием, хотя за день-два до этого говорил, что это будет самый удобный случай для личного знакомства с латышскими общественными деятелями и даже намечал людей, которые должны были бы его сопровождать и тоже познакомиться и завести связи с латышами, а также с литовцами и эстонской делегацией, которые тоже должны были приветствовать и приветствовали, как я потом прочитал в газете, Латышский Национальный Комитет на этом заседании.

«Блок Балтийских Народов», как это вполне понятно, острием своим был направлен против СССР и имел целью сохранить независимость этих четырех народов - белорусского, латышского, литовского и эстонского.

В «Блок Народов Европы» («Блок Народов Востока Европы») латыши не хотели входить, так как в то время еще считали свое положение в Курляндии «весьма прочным», как определил его в разговоре со мною генерал Бангерский, как подтвердил Мезис, который после Конгресса в Дрездене намеревался возвратиться в Либаву, где немцы, хотя и держали все в своих руках в смысле военного командования, но уже выделили один участок фронта исключительно Латышскому Легиону, который имел там даже какие-то успехи, которыми очень был доволен ген. Бангерский. Подробности удержанных деревень и боев за них у меня не удержались в памяти, т. к. я обратил внимание только на эту общую фразу «весьма прочно». Помню, что на карте мне показаны были обширные леса, пересеченные несколькими притоками реки Венты. Это был участок, на котором, по-моему, больших боев произойти не могло, так как здесь могли действовать только пехотные части без танков и без тяжелой артиллерии, но подробностей мне не было времени спрашивать, да и было это совершенно не принято в военных кругах, особенно в первую же встречу. Министр Мезис добавил, что в «Блок Народов Востока Европы» входить сейчас было бы неудобно также в смысле осложнения дипломатических отношений с Германией, которая только постепенно передает в Курляндии все гражданское управление в руки латышей и уже ликвидировала свой «Генеральный Комиссариат Латвии», а теперь приступила и к ликвидации Гебитскомиссариатов в Либаве и Виндаве, что для Латвии весьма важно провести без всяких трений. Самое же главное это то, что «Блок Народов Востока Европы» еще только «склеивается», а «Балтийский Блок» уже давно работает и сработался довольно тесно. «Блок Балтийских Государств» охотно принял бы в свой состав Белоруссию, если бы Белоруссия этого пожелала, потому что это ближайшая соседка и в Балтике ее хорошо знают, а за время оккупации изучили ее еще ближе и основательнее, чем когда-нибудь до этого, так как тысячи латышей побывали в Белоруссии. Затем он с особенным выражением у глаз и губ сказал мне еще одну весьма значительную фразу: «Кроме того, все будет в порядке с «Балтийским Блоком» и в случае коренного изменения всей ситуации военных действий, так как мы имеем своих людей издавна в Швеции и далее, а Балтийское море - открытое море».

На этом и закончилась наша беседа, так как этот отрывок происходил уже при прощании, когда я узнал, что они спешат на Конгресс в Дрездене, который должен был произойти на другой день.

Беседовал я с начальником Информационного Управления Латвийской Дирекции Внутренних Дел, Петром Брачем, о том, имеют ли они свои дипломатические и консульские учреждения за границей со времени Латвийской Республики, и он мне на это ответил, что по требованию СССР все эти консульские и дипломатические учреждения закрыты, но что отдельные дипломаты еще остались живы и он надеется, как надеются и все члены Дирекции, что эти люди ведут там работу в пользу Латвии и что в этом отношении все будет в порядке. Тем более, что дипломатов поддержат еще и представители промышленности и латышских торговых фирм и организаций, которые прочно устроились в Лондоне и имеют здесь свои капиталы. То же самое он сказал мне и о литовцах и об эстонцах. Фамилий и адресов я себе не отмечал пока, так как это было и преждевременно и неудобно и практически имело малое значение, ибо Брач мне сказал, что через Швецию и через Швейцарию он пробовал с ними снестись сейчас же по приезде в Берлин, но ответов пока еще не имеет.

В ноябре 1944 года или в октябре, я не могу теперь вспомнить сразу и по усталости, ко мне в пансион «Беатриц» явился в сопровождении то ли Демидова, то ли доктора Станислава Грынкевича, бывшего редактора «Раніцы», - барон Энгельгардт. С ним я не был до того знаком и больше не встречался. Он написал большую книгу о Белоруссии на немецком языке, так страниц на 600 и весом килограмма в полтора. Это по немецким понятиям необходимо, чтобы книга была серьезней. В книге он использовал и мою по моей вине незаконченную книжицу «Белорусы в Латвии», которая оборвалась на 132-й странице, очередным арестом и тюрьмой в Латвии. Использовал он и мою брошюру «Белорусы в Литве», а также незаконченную работу «Белорусы в Америке», которая печаталась по частям в газете «Раніца» в Берлине в 1940 году, кажется. Книга Энгельгардта вышла в 1942 или 1943 году и прочитать ее и просмотреть весьма поверхностно я смог только в Берлине, где купил ее в августе 1944 года.

С книги и начался разговор, когда нас познакомили. Энгельгардт поблагодарил меня за то, что имел возможность из моей брошюры о Литве и из моих заметок об американских белорусах дать в эти разделы много интересного материала. Я со своей стороны поблагодарил, что он указал и источники в сносках к этим заметкам и только высказал свое удивление, почему моя книга «Белорусы в Латвии» и цитируется и названа в сносках, но фамилии автора не указано. Он ответил, что на том экземпляре, который он имел, титульный лист с фамилией автора отсутствовал, а была подтитульная страница с названием книги.

Затем мы поговорили о его большой книге и он мне сообщил: во-первых, что он подготовил и второй такой же том, очень богатый иллюстрациями, почти альбом, но военные условия лишают его возможности этот том пока издать. Сообщил мне также и о том, что уже готовы переводы книги на итальянский, испанский и французский языки, но до конца войны они не выйдут. Я похвалил книгу, и он длинно рассказал, как собирал материалы и особенно фотографии, которых из разных мест Белоруссии у него собралось больше 2000 экземпляров, которые он и намерен использовать для второго тома своей книги.

Его спутник откланялся, когда барон стал очень длинно рассказывать о своем пристрастии к охоте, о своем имении в Илукстенском уезде и о своих поездках в Африку и Азию (Индия, Индостан) на охоту, называя себя «прирожденным бродягой».

Я спросил его, как он смотрит на конечный исход войны. Энгельгардт нерешительно ответил: «Хотя мы и наделали на Восточном фронте, т. е. в оккупированных областях СССР, немало самых дичайших ошибок, но Германия еще достаточно сильна, чтобы выйти победительницей или добиться почетного мира». Затем он начал рассказывать мне о том, что в Испании через третьих лиц идут теперь переговоры о перемирии и о мире. Возможно общее перемирие и мир, а возможны и сепаратные соглашения, напр. с СССР, которому можно отдать его старые границы и предоставить свободные руки в Норвегии, Швеции и Финляндии, а также в Персии, Афганистане, Белуджистане и Индии. Конечно, нужно тогда согласиться и с восстановлением Польши, но ревизировать ее старые границы. Но вполне возможно сепаратное соглашение и с Англией - Америкой и это для нас было бы наиболее желательным. Мы навсегда отказались бы от морей и колоний в Африке или Азии, но зато нам должны были бы предоставить свободные руки на Востоке Европы. Польшу пришлось бы, конечно, и в этом случае восстановить. Нужно было бы получить всю Балтику без Кронштадта и Ленинграда, всю Белоруссию и всю Украину с Крымом, а также часть Кавказа.

Я поинтересовался, признают ли немцы независимость Белоруссии. Он ответил, что сейчас это неактуально и неудобно во всех отношениях. Во-первых в смысле военном белорусы имеют очень малый коэффициент. И, если, скажем выбирать, кого признать скорее, Польшу или Белоруссию, то, конечно, надо было признать Польшу. Признание Белоруссии нам ничего не даст в смысле военном если сегодня признать Польшу независимой, то через три недели весь тыл советских армий в Польше был бы дезорганизован, а железные дороги и весь транспорт были бы дезорганизованы. Если бы при этом обещать Польше и возвращение Западной Белоруссии, а может быть, и еще кусок территории до Двины - Днепра, то мы сразу получили бы сильного и очень эффективного союзника. Были бы довольны и Америка с Англией, т. к. Америке можно предоставить свободные руки в Азии, на Дальнем Востоке, а Англии предоставить свободные руки в Мурманском побережье и в Белом море.

Поняв, что я увидел полное безразличие немцев к интересам Белоруссии, он сказал мне на прощанье: «Вы, белорусы, еще очень слабый народ, а сама Белоруссия - весьма маленькая страна, и вы не можете ни претендовать на особую к себе заинтересованность со стороны больших держав или на то, что кто-нибудь будет за Вас воевать с другим государством. Скорее всего за Ваш счет будут покупать мир».

Конечно, если бы мы получили сепаратное соглашение с Америкой - Англией за счет СССР и свободные руки на Востоке, то Белоруссия получила бы постепенно сначала самоуправление, а затем и полную независимость.

На этом беседа закончилась, и я больше Энгельгардта не встречал. На меня визит этот произвел впечатление не простого акта вежливости но отношению к автору, труды которого получены в библиотеке газеты «Раніца» и использованы, а как желание глубже прощупать меня как человека и члена БЦР, а заодно и предупредить, что о независимой Белоруссии не может быть не только речи теперь, но и надежды иметь признание ее в будущем.

Идея создания Белорусской Освободительной Армии была у БЦР и президет та Островского уже при организации Белорусской Краевой Обороны, но немцы разбили БКО на отдельные батальоны, которыми стали сами командовать через своих комендантов в различных уездах. Штаб БКО один был. Надежда создать из БКО свою Белорусскую Освободительную Армию у БЦР была, тем более штаб БКО был в белорусских руках, хотя под контролем немецкого штаба связи, состоявшего из трех офицеров.

После эвакуации из Минска и из Белоруссии БЦР и во время отхода немецких частей штабу БКО не удалось объединить батальоны БКО под одним командованием. Они отходили вместе с немецкими комендатурами и полицией с батальонами через Западную Польшу и тут были собраны майором Зиглингом особую дивизию, которую он назвал 1-й Русской дивизией СC, так как в нее были включены: 1) немецкая жандармерия в составе около 2000 человек с тяжелыми метами; 2) белорусы из отступивших батальонов БКО в составе около 16.000 человек, и 3) русские и украинцы - в составе 2000 человек. Всего было 20.000 человек, которых, после короткого совместного обучения, перебросили на французский фронт в Вогезы.

БЦР и штаб БКО таким положением были недовольны, но получить свои батальоны от Зиглинга в то время не могли и даже не могли добиться переименования дивизии из русской в белорусскую. Было недовольство и в составе дивизии, так как и белорусы и украинцы были переданы воедино с русскими, которые тоже хотели быть в своих особых частях и под командованием своих офицеров, но Зиглинг всюду старался назначать командирами немецких офицеров. По приезде в Берлин БЦР обратилась к немецкому правительству с меморандумом о дальнейшей деятельности своей в Германии. В меморандуме БЦР указала, что на территории Германии проживает около миллиона вывезенных из Белоруссии рабочих, а также эвакуированного населения, среди которого 75 % способны носить оружие. Если БЦР будет предоставлена возможность привлечь этих людей на военную службу, то можно будет пополнить существующие белорусские военные части, а также создать еще и новые. Таким образом па территории Германии может быть организован Белорусский Легион, а впоследствии и целая армия в 50.000-100.000 человек.

Меморандум этот рассматривался немецким правительством, как я уже писал и раньше, в августе, сентябре и октябре месяцах 1944 года, но разрешения на формирование армии БЦР не дождалась, т. к. в это время в немецком Генеральном Штабе и Правительстве усиленно занимались вопросом о создании Русской Освободительной Армии (РОА) и думали, что белорусы, украинцы и казаки пойдут за Власовым, который со своей стороны также объявил немецкому штабу условием, чтобы и национальные формирования других народов были бы слиты в РОА или были бы подчинены ему во всех отношениях.

Так как время уходило и так как положение БЦР в Германии за июль - октябрь теперь определилось и укрепилось в том смысле, что она могла работу продолжать дальше, то в октябре 1944 года, на заседании БЦР от 10 октября, было решено учредить при БЦР особый Военный Отдел, которому поручено было производить регистрации белорусов-военнообязанных и приступить к созданию командирских кадров для белорусских частей. Заведование этим Отделом, который получил название «Главное Управление Военных Дел БЦР», было возложено на меня. При этом штаб БКО остался вне подчинения новому отделу.

Для создания кадров офицеров и подофицеров по моей инициативе в Берлине был организован 1-й Кадровый белорусский батальон БКО, для которого было отыскано помещение и инвентарь. Сам батальон был подчинен БКО, а в Главном Управлении Военных Дел пришлось много поработать, чтобы добиться от Белорусского Отдела в Министерстве Восточных оккупированных областей (Ост-министериум) выдачи для всего состава батальона особых продуктовых карточек, каждый раз на 7 дней. С этими карточками люди ходили обедать в столовые, так как военные власти батальона еще не признавали и никакого довольствия, обмундирования и вооружения ему не отпускали. В батальоне был такой состав: 1) Рота офицерская из офицеров, уже имевших офицерское звание, но нуждавшихся в переподготовке. 2) Рота Офицерской Школы курсантов, которых через 4-6 месяцев предполагалось подготовить к выпуску в офицеры, т. к. это были люди, уже знакомые со строем. 3) Рота Подофицерская, которая должна была выпускать младший командный состав. 4) Рота стрельцов, в которой были и караульная команда и предполагался этапный пункт для тех, кто не подошел бы для приема в школы, но мог поэтому быть направлен для пополнений в воинские части.

Занятия в Офицерской и в Подофицерской школах начались 1 декабря 1944 года и проходили в трудных условиях из-за отсутствия общего котла, отсутствия обмундирования, недостаточного количества вооружения. Такое неопределенное положение со школами, с батальоном и вообще с белорусскими формированиями продолжалось до конца 1944 года.

В январе 1945 года наступил некоторый перелом в ходе формирования батальона. Произошло это так: недовольные своим положением в 1-й Русской дивизии СС белорусы и украинцы и великороссы потребовали, чтобы их выделили в особые части под командованием своих национальных офицеров, отделили бы от немцев в свои полки и батальоны. Зиглинг, получивший уже чин подполковника, отказал. Тогда во время боев в Вогезах значительная часть белорусов, перебив немецких офицеров, перешла на сторону союзных войск и сдалась им в плен. Только резервным частям не удалось это сделать. После этого случая ген. Власов потребовал русских передать себе. К нему было направлено несколько тысяч белорусов, все великороссы и украинцы. 3000 белорусов отказались пойти к Власову и Зиглингу, и он отправил их с белорусскими офицерами в особые рабочие полки, где они, обезоруженные еще Зиглингом, получили лопаты и кирки и откуда послали через некоторое время ходоков в БЦР. Президент Островский и Военное Управление начали просить немецкие военные части о переводе этих людей на короткий отдых и переформирование в Берлин, где думали из них создать 1-й полк 1-й бригады Белорусского батальона. Навестить людей поехал командующий БКО подполковник Кушель. Однако людей этих БЦР не получила, так как они в рабочих полках числились за Зиглингом как «присланные на исправление».

20 января явился в Берлин сам Зиглинг, дивизия которого уже считалась расформированной, а сам он остался без высокого командного поста. Заявил мне и БЦР, куда прибыл со своим адъютантом Дэррэ, что ему поручено организовать 1-ю СС бригаду «Белоруссия» и что он хочет забрать к себе и 1-й кадровый батальон из Берлина. Принял Зиглинга я вместе с членом БЦР д-ром Станкевичем, который совершенно свободно владеет немецким языком. Никакого письменного приказа о своем назначении Зиглинг не представил, не показал и приказа о создании Штурмовой бригады. Мы с ним и со Станкевичем (д-р Станкевич, ред. «Рань цы»), который был тогда у меня переводчиком, т. к. я немецким языком не настолько владею, чтобы все понять, поговорили около часа. Потом восстановили все для доклада Островскому. С Островским, Кушэлем, Шкеленком и Родзько, кажется, еще был майор Рогуля, мы составили 10 пунктов, о которых я Вам вчера, нет позавчера, писал и могу их восстановить, если это надо. Их было 10:

1. Штурмовая Бригада (Белорусского Охранного Легиона).

2. Язык командования - белорусский и все на белорусском языке.

3. Белорусы получают одинаковое с немцами вооружение.

4. Обмундирование - немецкое, но форма и шапка и знаки на ней белорусские (образцы есть в деле).

5. Еда и весь паек по-немецки (т. к. белорусы всего получали...)

6. Семьи белорусских штурмовиков должны получать пособие такое же, как и семьи немецких штурмовиков (но не получали).

7. Семьям должны были быть отведены квартиры при бригаде или в другом месте.

8. Командование должно быть белорусское, офицеров белорусов на все ротные батальонные посты. Список я дал и там взял и к-р полка майор Сокол-Кутыловский.

9. Если не будет достаточно белорусских командиров, то немецких командиров пригласить инструкторами.

10. (Не помню).

На другой день это было переведено на немецкий язык и передано из БЦР Зиглингу и его начальству, чтобы все было потом подписано между БЦР и немцами как первый настоящий их договор с белорусами.

* * *

С генералом Булак-Балаховичем [14] я познакомился в ноябре месяце 1919 года, когда, по поручению тогдашнего правительства ВНР пригласил его на белорусскую службу. Встреча наша состоялась во время так называемой Конференции Балтийских стран, Украины и Белоруссии в г. Юрьеве (Тарту).

Я спросил Балаховича, согласен ли он со своим отрядом, который входил тогда в состав армии Юденича и действовал на южном берегу Финского залива, перейти в распоряжение правительства БЦР.

Балахович ответил, что он считает себя белорусом, что в отряде у него много белорусов и что идея борьбы за независимую Белоруссию ему куда роднее и ближе, чем участие в начинаниях Юденича и других русских контрреволюционных генералов.

Я попросил его написать заявление о переходе в распоряжение правительства ВНР и сообщил об этом правительству. Для окончательного приема Балаховича и его отряда в Эстонию прибыл чрезвычайный посол правительства ВНР инженер Клавдий Дуж-Душевский.

Юденич терпеть не мог Балаховича и ничего не имел против его ухода, но не желал выпустить из состава своей армии отряд Балаховича, который считался весьма подвижным и боевым. Балахович забрал свой конный полк и пехоту и увел их с фронта от Гдова на юг Чудского озера в район города Изборска.

Так как Юденич задержал артиллерию Балаховича, то Балахович вернулся в Ревель (ныне Таллинн) и здесь с группой своих офицеров арестовал Юденича и вывез его за город. Только тогда, когда генерал Юденич подписал приказ об отпуске артиллерии Балаховича, он был отпущен, а батареи перешли к Изборску.

У Изборска Булак-Балахович занял небольшой участок фронта между эстонскими и латвийскими армиями. Задачей его было пройти на Опочку - Невель - Себеж - Полоцк - Дриссу, чтобы создать правительству БНР территорию, с которой оно могло бы бороться за независимость Белоруссии как с РСФСР, так и с Польшей.

Чтобы обеспечить отряд Балаховича оружием и обмундированием, я вступил в переговоры с командиром английской эскадры, которая стояла в Ревеле и оказывала помощь и эстонцам и Юденичу. Первая встреча с представителем англичан была в эстонском штабе, а затем я сделал визит на командирский крейсер.

Англичане не имели ни малейшего представления о Белоруссии. Поэтому я передал им брошюру Довнар-Запольского «Основы государственности Белоруссии» на французском и немецком языках (впоследствии была напечатана и на английском языке). Узнав о том, что белорусы представляют собой 16.000.000 народ, англичане заинтересовались и обещали поддержку, но желали закончить и вести переговоры с правительством БНР. Я дал адрес пражской миссии. Во время моих переговоров присутствовал и ген. Балахович.

Так как отряд Балаховича нужно было содержать, а в моем распоряжении не было средств, я договорился с эстонским командованием, что оно будет выплачивать содержание и доставлять продовольствие отряду Балаховича до той поры, пока это сможет взять на себя правительство БНР. Эстонский штаб и я подписали особый договор о том, что затраченные суммы будут считаться займом Белоруссии и подлежат возврату в будущем. Договор этот подписан был и Клавдием Душевским. Эстонцы договор исполняли добросовестно и отряд Балаховича получал довольствие аккуратно вплоть до заключения Эстонией мирного договора с РСФСР.

На новой позиции отряду заниматься боевыми операциями значительного размера не пришлось, так как первое время происходило перемещение фронта по инициативе штаба РСФСР, которым снимались войска для направления против Юденича, а затем Балахович подбирал оружие и провиант для своей армии и населения. Немалое значение имело также и то, что у него в штабе было два немца: барон Энгельгардт и барон Такненбаум, да и сам Балахович был женат на баронессе, имение которой находилось около Юрьева.

Немцы не советовали начинать боевых операций до получения оружия, денег и продовольствия, хотя сам Балахович и его «мальцы» считали, что все это они смогут получить быстрыми ударами по красным и захватом сначала мелких сел, а затем и Опочки.

После приема Балаховича на белорусскую службу, я с Дуж-Душевеким выехал в Ригу. Через некоторое время мы решили узнать в Рижской Английской миссии о результатах просьб в Ревеле, но английский представитель полковник Таллент отказался меня принять, т. к. ничего нового для обсуждения не имеется.

Мне и Душевскому было непонятно подобное отношение, но английское министерство иностранных дел по-видимому поинформировало представительства о том, что произошло в Праге. Я об этом узнал только летом 1920 года, когда ко мне в штаб из Ковны приехал министр белорусских дел в Литве Язэп Воронко. За обедом он меня спросил, почему я указал адрес в Праге, а не в Берлине. Я ответил, что таковы были указания правительства БНР, которое категорически запретило давать берлинский адрес под тем предлогом, что оно «переехало» в помещение миссии в Праге. Тогда Воронко мне объяснил, что произошло в действительности, какой политический скандал разыгрался вокруг правительства БНР. Вершинин жил в Праге на очень хорошей улице, в хорошем доме с красивым подъездом и занимал небольшую квартиру из двух комнат с кухней, фактически одной из этих комнат была кухня, но там ставились ширмы и здесь семья обедала и принимала гостей.

Когда английское посольство получило в Праге срочную телеграмму снестись с белорусским правительством, вступить с ним в переговоры, то посольство направило на Венскую, 4, где жил Вершинин, своего представителя. Когда он вышел из автомобиля, то на подъезде увидел дощечку «Миссия БНР в Праге», на французском и чешском языках. На пороге встретился с женой Вершинина, которая закончила мытье полов в квартире и выходила в коридор с тряпкой, чтобы и тут навести перед своей квартирой порядок. На вопрос представителя, здесь ли белорусская миссия, она ответила утвердительно, но когда он направился внутрь, она его пыталась задержать, т. к. не знала, с кем имеет дело и кроме того очень боялась, чтобы незваный гость не испортил только что помытый пол. Произошла некоторая тузанина, но англичанин вошел в первую комнату, чтобы тут найти служителя, который «доложил» бы о его приходе. Служителя он не нашел в «комнате с очагом», на котором готовят пищу (не камин), и прошел дальше. Там был скромный кабинет учителя с письменным столом, полками и книгами. Совершенно непостижимо было поверить, что здесь проживает дипломат.

О своих впечатлениях он тем живописнее рассказывал, что шедшая за ним по пятам жена Вершинина упрекала его («Кричала на весь коридор») в том, что он наследил на полу. Она показывала на пол, но так как это было в ответ на гневный крик, что тут никакого дипломата нет, то это настойчивое указание он понял как новое подтверждение лжи и весьма решительно напирал на Вершинину, чтобы она «призналась». Той, ничего не понимавшей по-английски и с досадой наблюдавшей, как с одного места он перебегает и натаптывает, ничего больше не пришло в голову, как показать ему на дверь. Доклад этот через несколько дней был известен и в Ковне. Англичане рассказали его французам. Французы - Воронко. Все очень веселились и думали, что в Берлине будут получены другие впечатления, но других впечатлений не было, т. к. берлинский центр белорусского правительства держался в секрете.

Пока происходили эти события, я в Риге держал организацию помощи отряду Булак-Балаховича, вернее, «Асобнаму Атраду БНР у Балтыцы». От американской миссии Красного Креста в Риге удалось получить несколько ящиков медикаментов, консервов, одеяла, кровати и белье для госпиталя «Асобнага Атрада БНР». Госпиталю было передано и вполне оборудованное помещение в Мариенбурге на латвийской территории. Здесь в Мариенбурге была организована белорусская почта, которая пересылала письма в район расположения отряда, а также из отряда в Латвию. Для почты этой я заказал известному графику профессору Зари- ню, который работал когда-то в Рижской экспедиции заготовления государственных бумаг и рисовал там русские кредитные билеты.

Никто больше не оказывал помощи Булак-Балаховичу. Даже веселый француз вытянул лицо и сказал, что «при создавшихся обстоятельствах англичане примут это как вызов». Хотя он прекрасно знал, что французское правительство прекрасно информировано о положении правительства БНР и охотно помогло бы ему и Булак-Балаховичу в пику «недальновидным англичанам», которые не смогли разобраться, но у них сидели на шее поляки, которые требовали, чтобы вся борьба на востоке была передана только в их руки, т. к. «некоторые местные народности», во-первых, настроены большевистски - жгут польские имения и нападают на польские отряды и обозы, а во-вторых, сочувствуют немцам, сотрудничали с ними в 1918 и 1919 годах, а ныне поддерживают тесный политический контакт. Даже само правительство БНР проживает в Берлине на Мотцштраса 21, в чем легко убедиться, послав туда своего агента, владеющего немецким языком, либо даже просто проверив по телефону № такой-то. Французы полякам не особенно верили, когда те плакали, что их убивает местное население, т. к. французы были прекрасно информированы о польских зверствах. В 1918 и 1919 году пресса «местных народностей», да и не только она, но и русские и французские газеты достаточно поместили об этом заметок. Вышли также книги и брошюры. Мною лично в 1919 году была издана книга «Белорусы и поляки», в которой содержались официальные допросы потерпевших, а также приведенный газетный материал.

Таким образом, дело организации помощи генералу Станиславу Булак-Балаховичу остановилось на мертвой точке.

Балахович нервничал и присылал записки с вопросом «что нового?» Я отвечал, что «новостей пока нет». Он бесновался и пил. Об этом позаботился польский военный атташе, который «случайно» познакомился с Балаховичем и очень обрадовался, что нашелся белорусский генерал, который при его согласии мог бы возглавить и объединить те белорусские отряды, которые создаются в Минске и также существуют в некоторых других городах и местечках, но не имеют знающего военное дело руководителя, да и руководство это часто само настроено большевистски, т. к. «были случаи» нападения на польских солдат и поджоги имений местных видных и всеми уважаемых граждан. Узнав, что Балахович не получает жалования от правительства БНР, атташе тут же предложил аванс, который генерал вернет, если он не пожелал бы перейти на сторону поляков и минских белорусов. Балахович заявил, что он «подумает», а сам через своего представителя при Миссии БНР в Латвии подполковника Мингрельского пожелал узнать, действительно ли заграничные белорусы не имеют общего языка с тем Белорусским Национальным Комитетом, который создался в Минске, и действительно ли белорусские деятели настроены большевистски. Представитель сообщил Балаховичу, что в Риге проживает глава белорусского правительства Вацлав Ластовский и что он подтвердил, что в Минске действующих белорусских деятелей белорусы за границей рассматривают как изменников.

Так как денег от БНР не было, а эстонцы прекратили выдачу денежного и пищевого довольствия, так, как того требовала ч. 2-я заключенного с РСФСР мирного договора, Балахович использовал предоставленный ему срок, собрал свой отряд, погрузил в эшелоны и переехал в Западную Белоруссию. Попасть в Минск ему не удалось, т. к. там в этот момент находилась Советская армия. Балаховичу отвели (поляки. - А. X.) участок фронта в Полесье и предложили организовать здесь отряды, которые можно было бы перебросить в советский тыл. Такие отряды были на месте из числа белорусских национальных формирований. Балахович возглавил эти отряды и потребовал от поляков оружия. Отряды двинулись вдоль р. Припять, взяли Пинск и продвинулись до Гомеля, где Балахович учинил еврейский погром. Впоследствии отряды откатились на запад под напором советских войск на Варшаву, но они сохранились на Полесье в лесах и действовали оттуда на тылы советских войск. При новом наступлении Балахович пошел старой дорогой на Гомель и снова дошел до Гомеля, где «повторил программу» и устроил новый погром. Политическим руководителем при отряде Балаховича был адвокат Алексюк, который создал Временное правительство БНР и пригласил в его состав Булак-Балаховича в качестве военного министра. Правительства этого поляки «не замечали» и с ним не сносились, надеясь справиться впоследствии.

Когда началось новое наступление советских войск на Минск и Гомель, Балахович отступил на запад. Поляками уже был недоволен, так как деньги они оплачивали скупо, оружия не давали, за еврейские погромы прислали даже выговоры с угрозами о возможности разоружения таких отрядов. Балахович ответил, что в городе много большевиков и не его вина, что эти большевики еврейской национальности, о чем прекрасно известно и польским разведывательным органам, да они берут взятки и освобождают явных большевиков, что если бы он имел оружие, отряд его сразу увеличился бы в десять раз, т. е. со всех сторон присоединяются добровольцы. С ними он мог бы уже повернуть на Могилев, а также двигаться далее на Брянск.

В результате подобной дипломатической переписки, а также и за ненадобностью, поляки разоружили отряд Булак-Балаховича, «интернировали» в громадном лагере в Картуз-Березе. С самим генералом поляки не мирились и дали ему концессию на рубку и распиловку леса в Беловежской пуще. Он взял к себе часть своего отряда, который у него и работал впоследствии несколько лет.

За это время связи Балаховича с правительством БНР были окончательно порваны, тем более, что созданный им дипломатический корпус, который поляки в противовес белорусской миссии согласились направить в Париж на мирную конференцию, включив в состав своей миссии, всюду мешал дипломатическим выступлениям правительства БНР. Выступали они как польские союзники и на мирных переговорах между поляками и советской делегацией. В Париже был барон Тентельбаум, но он мне никогда не упомянул о своем участии в переговорах, когда беседовал со мной в Берлине в 1944 году, не встречался я ни с ним, ни с бароном Энгельгардтом и в те времена, так как ни разу в отряд (Булак-Балаховича. - А. ХЛ не заезжал.

Это отношение Балаховича было предметом обсуждения на белорусской конференции в Праге, где была вынесена резолюция считать Булак-Балаховича врагом белорусского народа. Доклад о его действиях сделал я, причем использовал те трескучие доклады о «победах» Балаховича, которые мне старательно писал «для направления союзникам» его представитель подполковник Мингрельский. В этих реляциях особенно радостно подчеркивалось об убийствах и избиениях евреев.

В 1925 году распространились слухи, что Булак-Балахович убит в Полесье, но слухи эти не подтвердились и убитым оказался его брат - полковник Иосиф Балахович.

В 1930 году снова появились газетные заметки об убийстве Булак-Балаховича, но подтверждения этих слухов не получили, так как поляки не подтверждали и не отрицали, а просто молчали.

Распространились подобные слухи и в 1942 году, что Булак-Балахович действительно убит и что поляки скрывают это, тем более, что было известно, что он ими недоволен.

---

[1] Родько В.- В 1941 - 1943 гг. бургомистр Витебска, затем в декабре 1943 года отозван в Минск, введен в состав президиума Белорусской Центральной Рады. Участвовал в формировании батальонов БКО по борьбе с партизанами. После изгнания немцев из Белоруссии занимался на территории Германии созданием вооруженных отрядов для диверсионно-разведывательной деятельности в тылу Красной Армии. В июне 1945 года был арестован в Белостоке советскими органами госбезопасности.

[2] Гелда - майор БКО, командир особого белорусского батальона СС, находившегося в ведении немецких разведучреждений.

[3] Рогуля Б.- командир конного эскадрона полиции в г. Новогрудке, майор БКО и участник организации вооруженных формирований на территории Германии для диверсионно-шпионской работы в тылу Красной Армии.

[4] Курт фон Готтберг (здесь и далее ошибочно: Гольдберг) - с ноября 1942 г. группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции в Белоруссии, после убийства В. Кубе в сентябре 1942 г. стал Генеральным комиссаром Белоруссии.

[5] Белорусских кругов.

[6] Киппель - инженер-химик, председатель 2-го Всебелорусского конгресса, состоявшегося в июне 1944 года в Минске.

[7] «Белорусская штурмовая бригада» - начала создаваться Главным военным управлением Белорусской Центральной Рады в конце января 1945 года на юге Германии (г. Гиршау) для борьбы е Советской Армией.

[8] Особый белорусский батальон СС «Дальвиц» был сформирован в 1944 году в Восточной Пруссии, находился в немецкой разведывательной школе в м. Дальвитц, затем в имении Вальбук. В феврале 1945 года был переброшен за р. Одер.

[9] Скоропадский П. П. (1873-1945) - один из организаторов контрреволюции на Украине в годы гражданской войны, генерал-лейтенант (1916). Гетман «Украинской державы» (1918). В эмиграции с 1918 г. (Германия), сотрудничал с фашистами.

[10] Бандера С. - организатор Украинской повстанческой армии на Волыни и Львовщине, боровшейся против Советской власти.

[11] Белорусская народная самопомощь (БНС) была создана в 1941 году после оккупации Белоруссии немцами и находилась под их контролем. Занималась сферой социального обеспечения, здравоохранения, позже просвещения и культуры и самообороны. В июне 1942 года В. Кубе назначил шефа БНС И. Ермаченко своим советником и мужем доверия «белорусского народа, представленного через БНС», и объявил о назначении еще трех мужей доверия в Генеральном комиссариате и по одному - в каждом окружном комиссариате. БНС была поручена организации добровольного корпуса «Беларускай самааховы» (БСА) для борьбы с партизанами. Поскольку добровольцев оказалось немного, оккупанты начали принудительную мобилизацию в БСА. По свидетельству руководителя военного отдела БНС Кушеля, таким образом было сформировано около 20 батальонов БСА. В целом эта затея не дала желаемых результатов. Многие из этих формирований под ударами партизан распались или перешли на их сторону.

[12] Власов А. А. - бывший генерал-лейтенант Красной Армии, командующий 2-й ударной армией. Оказавшись в окружении войск противника в июле 1942 года, добровольно сдался гитлеровцам в плен. В ноябре 1944 года с согласия Гиммлера создал «Комитет освобождения народа в России» (КОНР) и вместе с другими изменниками Родины начал формировать так называемую «Русскую освободительную армию» для борьбы с Советским Союзом. В мае 1945 года был арестован и по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР 1 августа 1946 года осужден вместе с 11 своими сообщниками к смертной казни через повешение.

[13] Ивановский В. Л. (1880-1943) - один из основоположников Белорусской революционной партии, активный деятель Белорусской социалистической Громады, автор «Нашай нівы», профессор Варшавского Политехнического института и Виленского университета, во время войны - бургомистр Минска. Убит в 1943 г.; согласно одной версии - убийство осуществили партизаны, согласно другой - немцы по приказу шефа СД Штрауха.

[14] Булак-Балахович С. Н.- бывший царский генерал-майор, в период гражданской войны состоял в армии Юденича, в Эстонии организовал «Особый белорусский отряд», переехал с ним в Западную Белоруссию, поступил на службу к полякам. В 1920 году дважды вторгался в пределы Советской Белоруссии с целью свержения Советской власти, прославился как бандит и погромщик. В ноябре 1920 года отряды Булак-Балаховича были разбиты Красной Армией, остатки спаслись бегством в Польшу, где были интернированы. В 1940 г. убит на улице Варшавы.

 

Top