Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
ПРОТОПРОСВИТЕР АНТОНИЙ ТУПАЛЬСКИЙ [1]
По любвеобильной мысли нашего архипастыря, Литовские Епархиальные ведомости имеют быть посвящены, между прочим, и памяти преставившихся добрых служителей святой церкви. Скромным этим биографическим очеркам, с неизбежным местным отпечатком, всего приличнее задушевный тон семейных воспоминаний, действующих так утешительно и назидательно на остальных членов семейства. Но в настоящее время, столь еще близкое к дню нашего воссоединения, подобные воспоминания могли бы отчасти иметь и более общий характер, в применении к тем усердным деятелям, которые хотя и на втором плане, но с полным сознанием великого дела, и не без самопожертвования, трудились и имели доброе влияние и на других своим примером. К числу таких личностей принадлежит бесспорно последней Брестский униатский официал, бывший вместе с тем и Генеральным Викарием (le Vicaire General), впоследствии начальствующий по кафедральному собору, наконец, протопресвитер Антоний Тупальский, родившийся в 1769 году в Великой Бржостовице и скончавшийся в 1848 г. в Вильне, 79 лет от рождения. Долговременная служебная деятельность покойного протопресвитера достопримечательна во многих отношениях. Окончив светские науки в Волковыском училище, где при выпуске удостоился редкой в то время награды золотою медалью, вознамерился он, по примеру отца и совету наставников, приготовлять себя к духовному званию. С этой целью без всякой другой протекции, кроме училищного аттестата, обратился и был принят в Виленский так называемый Папский Алумнат, т. е. семинарию, содержавшуюся на счет местных: духовных сумм, предоставленных, по силе прежних конкордатов, в непосредственное распоряжение пап, и уступленных последними на учреждение униатской семинарии. Профессоры этого заведения (не долго, впрочем, существовавшего), хотя из туземцев, назначались прямо из Рима, где по большей части и образовывались для этой должности. За всем тем, преподавание философско-богословских наук, составлявших программу Алумната, смотря по времени, было очень удовлетворительным и чуждым той узости взгляда и фанатической односторонности, коими страдали другие подобные заведения, почти исключительно заправляемые иезуитами. Факт мог бы показаться неудобовероятным, если б не оправдывался на наших глазах. Но адресы и протесты, ныне ежедневно почти приносимые итальянским духовенством против светской власти папы, равно как и единственный в пользу этой власти адрес, составленный иностранными прелатами, коим по этому поводу оказалось даже необходимым даровать право гражданства (nobili romani), не убедительно ли доказывают, что так называемого ультрамонта- низма скорей нужно искать по сю сторону гор, чем в Италии? И естественно. Всякого рода миражами как физическими, так нравственными, можно увлекаться только на известном расстоянии. Нам неоднократно доводилось слышать покойного протопресвитера, развивающего те же самые мысли и доводы, которые едва теперь, и казалось бы нечаянно, так взволновали римскую курию и её приверженцев в известной брошюре патера Пассалиа. Да кому из воспитанников бывшего Виленского университета не памятно, как последний профессор римского и канонического права, флорентинец Алиосий Капеллы во всеуслышание и еще беспощаднее относился к этой плачевной власти, называя, ее самою упорною преградою, отстраняющею братское сближение и объединение стада Христова? Мы остановились с намерением на этой особенности Папскаго Алумната, предпосылая её в виде ответа на возражение, касающееся памяти протопресвитера Тупальскаго, что в маститом старце не могло быть естественно - и даже немыслимо, - решительное переубеждение и последовательное обращение к новой идее [2] . Да ведь эта идея была ему знакома давно и всесторонне!
В 1796 году, окончив семилетний курс в Папской семинарии, покойный Тупальский представлен был к рукоположению; причем заявил желание и просил разрешения остаться безбрачным. В подобных просьбах, хотя косвенно и подразумевалось стремление к высшим духовным почестям, а именно к епископскому сану, обыкновенно не было отказа, а только предоставлялось просителю некоторое время - обыкновенно самое краткое - для размышления. В настоящем случае и эта формальность оказалась достаточною. Молодой ставленник, отправляясь уже для рукоположения, остановился на пути в селе Щаре, и нашел здесь подругу в дочери местного священника Захаревича, которой редкие качества, доброта и кротость в продолжении с лишком сорока лет утешали и умиротворяли его жизнь, не к обыкновенным трудам и занятиям предназначенную.
Вместе с рукоположением в священника к Деречинской церкви (в 1796 г.) назначен он был писарем Гродненской Митрополичьей Консистории (в роде секретаря с правом голоса) и Волковыским благочинным; вскоре засим членом Брестской Консистории, каноником (протоиереем) и епархиальным ревизором (1800 - 1801 гг.), вице-председателем Консистории (1804 г.), наконец, официалом или председателем Консистории и Генеральным Викарием Брестской Епархии (в 1807 году). С этим последним званием сопряжено было и управление епархиею, одною из самых обширных; потому что кроме Гродненской губернии и самостоятельной тогда Белостокской области к Брестской Епархии принадлежали все униатские церкви, находившиеся в Минской губернии, а впоследствии, за упразднением Виленской и Луцкой униатских Епархий, и все таковые же церкви по Виленской, Волынской, Подольской и Киевской губерниям. Преосвященный Иосафат (Булгак), владыка высокой набожности, души кроткой, сосредоточенной в размышлениях и чуждавшейся, так сказать, тревог управления, испытав вполне способности и характер своего викария, предоставил ему все отрасли административной власти и удостаивал его неизменным своим доверием в продолжении двадцати пяти лет (1807 - 1832 гг.). Таким образом, один из вопросов, затронутых недавно в духовной литературе, на наших почти глазах был осуществлен на деле по бывшей Брестской униатской епархии. Но для справедливой и беспристрастной его оценки, нужно, с одной стороны, иметь в виду прежние, особые обстоятельства и условия быта здешнего духовенства, с другой же стороны - самый круг действий тогдашней епархиальной власти.
То и другое сложилось под влиянием причин исключительно местных и держалось, если так выразиться можно, самою безнадежностью и безвыходностью положения.
За недостатком епархиальных семинарий [3] и низших духовных училищ (которые по своей специальности были бы даже вовсе непрактичны в здешней стране), приготовление к духовному званию зависело единственно от усердия и способностей кандидатов, т. е. от самого духовенства. Конечно, епархиальное начальство не могло быть слишком разборчиво и взыскательно в отношении подобных кандидатов. Но кти- торское право (jus patronatus) еще более ограничивало пределы этой взыскательности. Оно было до того сильно и безусловно, что почти парализовало всякое влияние епархиальной власти при замещении вакантных приходов, так как ни одно замещение не могло считаться действительным и окончательным без предварительного представления местного владельца. Представления эти (prezenty) в форме скромной рекомендации обращались к епархиальному начальству, будто бы от имени крестьян, коих только органом и посредником помещик выдавал себя, на деле же и по своим последствиям имели как нельзя более решительное значение. Епархиальное начальство могло, правда, и не уважить представления и назначить по своему выбору управляющего приходом или так называемого администратора, но не более как на три года, после которых местный владелец вступал опять в свои права и представлял нового или, как обыкновенно бывало, прежнего кандидата. Между тем, редкому из администраторов доводилось воспользоваться вполне своим назначением.
Разного рода жалобы, ухищренные изветы и всевозможные на каждом шагу стеснения в хозяйственном быту заставляли их прежде срока просить об отозвании. Предвидя этот неминуемый исход, и не желая ронять своего достоинства, епархиальная власть находила нужным щадить ктиторское право, тем более, что оно обусловливало тогда и целость фундушей, и поддержку храмов, и все почти способы обыденной жизни сельского духовенства, которому естественно еще ближе и непосредственнее приходилось испытывать все последствия этой зависимости. Вот каким образом возник и обрисовался порожденный, конечно, необходимостью, не доходивший однако ж до унижения, тип тихого, кроткого, миролюбивого сельского пастыря, чем бесспорно отличалось униатское духовенство. В высшей степени приличный пастырскому званию, он, заметим мимоходом, еще обязательнее там, где предание о нем столь живо и повсеместно. В нем-то преимущественно и заключалась причина родовой, так сказать, преемственности сельских приходов. Она, разумеется, никогда не считалась принципом; однако ж, наверно, не могла бы сделаться даже терпимым, тем более общеуважаемым обычаем, если бы по времени и обстоятельствам не оправдывалась важными практическими и даже нравственными соображениями. В самом деле, при скудном наделе большей части приходов, при недостатке церковных домов и хозяйственных строений, при не существовании попечительств и про- сфирнической должности, что, кроме надежды обеспечения участи семейства, могло заставить бедного сельского священника столь старательно возделывать и удобрять нередко самую неблагодарную и завсегда почти чресполосную почву? Что могло побуждать его решаться на новые и поддерживать прежние постройки, возращать сады - коими и доселе отличается каждый сельский священнический домик, - оберегать до крайности каждое деревцо фундушевой рощи, и т. д.? Что наконец, кроме любви к родному уголку, к могилам родителей, и к самой убогой святыне, оглашаемой еще недавно молитвами отцов, удерживало этих людей, не смотря на высшие иногда способности и образование, от мысли покидать наследственный приход и посягать на лучший, но чужой? Просьба о перемещении, - теперь столь обыкновенная, - по тогдашним понятиям казалась вопиющею несправедливостию. Да и не легко было на нее решиться. Ктиторское право, - разве с чрезвычайно редкими исключениями, - благородно отстаивало осиротевшие семейства; соседственное духовенство, по большей части соединенное между собою родственными отношениями, и оттого столь примерно согласное, могло естественно сочувствовать только осиротевшим; сами, наконец, прихожане, сроднившиеся столькими духовными и житейскими узами со своими пастырями и их семействами, не встретили бы постороннего дружелюбно и отказали бы ему надолго в своем доверии и содействии.
Если присовокупить к тому, что монашествующее духовенство, которое одно владело значительными имениями и угодьями в здешней стране, пользовалось отдельным самоуправлением и поставлено было вне влияния епархиальной, власти, что особых диаконскнх мест при церквах не существовало, что дьячки и прочая церковная прислуга зависели непосредственно от распоряжения приходских священников, то само собою представляется заключение: как много эти исключительные обстоятельства могли способствовать к облегчению и упрощенно действий епархиального начальства.
Но с другой стороны, несомненно, что подобная обстановка быта духовенства была на деле и самою существенною помехою к его высшему образованию. А потому вряд ли справедлив упрек, относящйся к времени управления епархиею покойнаго викария Тупальскаго - что им иногда с видимым снисхождением были допускаемы к рукоположению кандидаты. При указанных нами общих всем униатским епархиям причинах этого невольного снисхождения подобный упрек мог бы иметь лишь в таком случае некоторое основание, если бы доказано было, что брестское духовенство стояло на низшей против других епархий степени образования, а местное епархиальное начальство не заботилось всемерно об учреждении семинарии. Но Брестская епархия, без несправедливости к прочим сказать можно, отличалась постоянно большинством хорошо приготовленного (хотя и в светских заведениях) духовенства; покойный же Тупальский, в качестве члена бывшего Брестского капитула, принимал самое деятельное участие во всех жалобах и просьбах, приносимых разновременно, даже на Высочайшее имя, капитулом: об обращении имений белого духовенства, присвоенных орденом базнилианов, на предмет учреждения и обеспечения епархиальных семинарий. Как викарий Преосвященнаго Иосафата, вышедшего из ордена и всегда державшего его сторону, покойный Тупальский не мог, конечно, действовать слишком явственно и самостоятельно: но тем не мене, он постоянно разделял и направлял все усилия и действия капитула, которые и повели к обнаружению фундушей и приготовили наконец (в 1828 году) открытие енархиальных семинарий. Назначенный (в том же году) членом высочайше учрежденной Жировицкой администрационной комиссии для управления имениями Литовской епархиальной семинарии, а в последствии (в 1834 - 1845 гг.) членом семинарского правления по хозяйственной части, оказал он своею опытностью, влиянием и знанием местных обстоятельств и отношений немаловажные услуги делу воспитания. Но все эти качества нашли еще более обширное применение при предстоявших тогда других, столь же важных и с систематическою постепенностию приводимых в исполнение преобразованиях по церковному устройству. Униатские церкви, сохраняя одно только наименование греко-униатских, даже утварью более были приспособлены к римскому богослужению. Довольно сказать, что едва ли осталось десять храмов в епархии, в которых уцелели иконостасы, да и то с царскими вратами, никогда не затворяемыми. Таким образом, прежде всего предстояло возвратить храмам утраченный греко-восточный характер и восстановить обряды в их природной чистоте, - но в том и другом, поступая шаг за шагом, и с величайшею осмотрительностью. Началом и примером, естественно, должен был служить кафедральный Жировицкий собор. И вот с переходом епархиальных дел в непосредственное управление нового владыки, прежний викарий, оставленный в звании председателя консистории, назначен был начальствующим по кафедральному собору. С этого времени открылся пред ним ряд трудов и заслуг, коих несомненная важность упрочивает за ним первое место в числе исполнителей. По своему положению поставленный в многосторонние отношения ко всем сословиям, пользующийся общим уважением и доверием духовенства, наделенный характером энергическим и решительным, даром слова, усердием по мере трудностей, так сказать, возрастающим, был он человеком, по обстоятельствам времени, единственным и в полном смысле незаменимым. Но подробный обзор и ближайшая оценка этой частной деятельности, всегда только совестливо отражавшей общую руководительную мысль, управлявшую ходом события, по крайней мере, были бы преждевременны. Заслуги покойного в живой еще памяти: и так, вместо какой бы то ни было их оценки, да позволено нам будет сослаться только на свидельство Высокопреосвященнейшего нашего архипастыря, который неоднократно указывал на протопресвитера Тупальского, как на одного из своих сотрудников. Столь лестному засвидетельствованию соответствовали и столь же необыкновенные награды. Оставаясь до конца жизни председателем консистории, покойный Тупальский был высочайше сопричастен к орденам: Св. Анны 2-й степени с императорскою короною (1836 г.) и Св. Владимира 3-й степени (1838 г.); получил из кабинета Его Императорского Величества золотой, наперсный крест с пенсией 150 руб. с[еребром] (1828 г.), такой же драгоценными камнями украшенный (1839 г.), богатую осыпанную жемчугом митру (1832 г.), наконец, наименован сверх штата протопресвитером Виленского кафедрального собора (1844 г.). Кроме того, за усердную службу, двукратно (в 1828 г., в августе и декабре) объявлено ему было высочайшее благоволение.
Восьмидесятилетний старец до последних почти минут крепился духом, участвовал во всех церковных богослужениях, присутствовал ежедневно в консистории, разделял труды епархиального попечительства и многих строительных комитетов. Во время долгого управления епархиею, по привычке к труду и редкой способности к занятиям, кроме обширной частной корреспонденции, все, даже текущие дела, не полагаясь ни на кого, сам отписывал, иногда в то же время диктуя; каждую просьбу, лично приносимую, проверял рассказом просителя, не утомлялся ни несвязным складом простой речи, ни преднамеренною подчас её сбивчивостью, и повторял неоднократно, что даже самая безвыходная изустная путаница все-таки чистосердечнее и яснее любой хитро-настроченной деловой бумаги. Мирить менее значительные споры, заставляя спорщиков приводить взаимные претензии к нарицательной оценке, и затем удовлетворяя удивленных из его собственного кармана, было для покойного величайшим удовольствием, в котором редко себе отказывал, хотя и другие негласные виды благотворительности были для него не менее священны. Многих он на своем веку облагодетельствовал, многих, как говорится, вывел в люди; но добро, обыкновенно, помнится в тиши, а неудовольствие велегласно. Покойный Тупальский не мог не иметь и недовольных по самому своему характеру, живому, открытому и неспособному владеть собою в минуту увлечения. За всем тем - тот же самый характер, равно неспособный к злопамятству и долго затаенной мысли, заставлял его первого и простирать руку обидчику или обиженному и не дозволял ему никогда, по заповеди апостольской [4] , оканчивать день с незамиренным сердцем.
В домашнем быту приветливый, радушный, гостеприимный в полном славянском значении этого слова. Как семьянин - примерный супруг и отец, хотя по исключительной важности служебных занятий редко мог уделять время родным и даже всю почти жизнь провел уединенно - в двух маленьких, поражающих теснотою комнатах. Ростом был выше среднего, наружности величавой, внушающей невольное уважение. Высокопреосвященнейший наш архипастыр удостоил самой трогательной почести заслуженного старца, поручив академику Ивану Хруцкому, писавшему образа для Виленской домашней архиерейской церкви, сохранить черты покойного протопресвитера в лице ветхозаветного первосвященника Аарона.
[1] Почтенный Автор не много представил здесь подробностей об описываемом достопамятном лице; но это легко может восполниться, теперь или в последствии, самим ли сочинителем настоящей статьи или другими - Ред.
[2] К Православной вере.
[3] Одни монастыри базилиан (ордена св. Василия Великого) имели кое-где свои новициаты, в коих преподавались довольно скудные богословские науки, но и то лишь для так называемых новициев, т. е. желавших поступить в монашество. Только в последнее уже время, по настоятельным представлениям епархиального викария, вменено было в обязанность Лавришевскому монастырю, существовавшему в Новогрудском уезде, допускать и ставленников к слушанию наук, преподаваемых в тамошнем новициате, однако ж не иначе как на их собственном содержании. Не упоминаем о Виленской Главной Семинарии, вмещающей некоторое число униатов, предоставляя себе [право] поговорить об ней в другом месте. Наконец, незадолго до открытия епархиальной семинарии в Жировицах ставленники проходили здесь самые необходимые части богословия под руководством членов Консистории. - Авт.
[4] К Ефес. 4, 26.