Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
Местоположение одной из земель Литовского государства XIII в. - Дейновы до сих пор остается неопределенным. Упоминания Дейновы (Denowe) в древних письменных документах (грамота Миндовга середины XIII в., западнорусские летописи) не дают возможностей для определенной локализации этой земли. Известный исследователь литовской старины Т. Нарбутт, исходя из местоположения современного селения Дейновы (западнее г. Лиды Гродненской области), где, по преданиям, находилась столица Дейновского княжества, завоеванного Литвой, помещал Дейновскую землю на южной окраине древнего Литовского государства [1] . По предположению этого исследователя, Дейновская земля граничила с Гродненским княжеством по р. Котре.
Мнение Т. Нарбутта разделяли польский историк И. Ярошевич [2] , автор статьи «Примечательнейшие древности в Виленской губернии» [3] , Э. А. Вольтер [4] и др. Распространение предания о Дейновском княжестве среди старожилов села Дейновы отметил также Ф. В. Покровский [5] . В том же районе локализовал Дейновскую землю Н. П. Барсов. На основе картографии населенных пунктов, сохранивших древнее областное название (Дейнова, Дайнова, Дойновка, Дайнувка, Дайнишки), Н. П. Барсов полагал, что Дейновская земля находилась в междуречье верхнего Немана и Вилии по притокам Немана - Меречанке, Дитве и Жижме [6] .
Польский историк Г. Ловмяньский предпринял попытку локализации Дейновы исключительно на материалах грамоты Миндовга 1259 г., в которой названы волости этой земли. Полагая, что Сентане - это теперешняя Швейтайнен к юго-западу от Марграбова, Дернен - Дзярнов к востоку от озера Селмент и Кресмен - современный Кресмен к северо-западу от Райгорода, исследователь считает, что в XIII в. Дейновская земля находилась между Мазурскими озерами и р. Бебжей, являясь южной частью
Судовии [7] . В работах последних лет точка зрения Г. Ловмяньского получила широкое признание [8] .
А. Каминский в монографии, посвященной ятвягам, считает, что Дейнова тождественна с Ятвягией. Дейнова, по мнению А. Каминского, литовское название ятвягов, чем и объясняется распространенность значительной части топонимов типа «Дейнова» в пограничье между Литвой и Русью. Вместе с тем польский историк допускает, что Дейнова не только литовское определение земли ятвягов, но и название одной из ятвяжских волостей, пограничных с Литвой [9] .
Исследователи, занимавшиеся локализацией Дейновской земли, до сих пор не пользовались археологическими источниками. Между тем, именно археологические материалы в совокупности с данными топонимики позволяют наметить ареал древней Дейновы вполне определенно.
Картография всех известных топонимов, производных от «Дейновы», отчетливо выявляет основную область их распространения - часть междуречья Вилии и Верхнего Немана (рис. 4). Здесь сконцентрировано 80% всех географических названий этого типа. За пределами междуречья топонимы типа «Дейновы» немногочисленны и весьма разбросанны. В собственно ятвяжской земле XIII в. и в пограничье ятвягов с галиндами и мазовшанами известно семь названий типа Даново, Дановка, Дановски. Связаны ли они происхождением своим с Дейновой или имеют иную этимологию - сказать трудно.
Почти все топонимы типа «Дейнова» находятся в западнобалтском (ятвяжском) гидронимическом ареале, занимая северо-восточную часть его (рис. 4). Каменные курганы ятвяжского облика в междуречье Вилии и верхнего Немана известны с середины I тысячелетия н. э., что наряду с гидронимикой исключает предположение о сравнительно позднем (в раннем средневековье) заселении этого края западнобалтским населением [10] . Каменные курганы правобережной части Верхнего Понеманья, несомненно, являются памятниками ятвяжского населения. Топонимические данные, наряду с отмеченными выше легендами о существовании здесь Дейновского княжества, позволяют высказать предположение о принадлежности этих погребальных сооружений северо-восточной группе ятвяжских племен - Дейнове.
Анализ материалов каменных курганов Вилийско-Неманского междуречья не выявляет существенных различий между ними и ятвяжскими курганами Сувалкии
[11] . Обнаруживаемые различия носят второстепенный характер. Так, сувалкские курганы отличаются от каменных курганов Верхнего Понеманья своими пропорциями - первые обычно ниже вторых, но диаметр их больше верхненеманских погребальных насыпей. В верхненеманских каменных курганах реже встречаются урновые захоронения по сравнению с сувалкскими. Наконец, в каменных курганах правобережной части Верхнего Понеманья сравнительно часто встречаются вещевые находки, часть которых имеет аналогии в восточнолитовских курганах, в то время как сувалкские курганы ятвягов второй половины I тысячелетия н. э., как правило, лишены вещевого материала. Однако подмеченные
различия еще не дают оснований для выделения немано-вилийских каменных курганов в особую ятвяжскую группу памятников.
Более существенным признаком является самостоятельное для района концентрации топонимов типа «Дейнова» развитие погребальных памятников во II тысячелетии н. э. Как известно, обряд погребения в каменных курганах у верхненеманских ятвягов бытовал до XII-XIII столетий. В конце XII и в XIII в. в междуречье верхнего Немана и Вилии на смену каменным курганам приходят каменные могилы. В отличие от курганных сооружений последние не имеют поверхностных насыпей. На поверхности каменные могилы рассматриваемой территории имеют плоскую вымостку из булыжного камня в виде круга, овала или четырехугольника. Часто с одной (западной) или двух (западной и восточной) сторон таких могил положено по весьма крупному камню.
Первые раскопочные исследования каменных могил Верхнего Понеманья были произведены в 80-90-х годах прошлого столетия местным краеведом В. А. Щукевичем и Э. А. Вольтером. В 1903-1906 гг. В. А. Щукевич продолжил раскопки этих памятников [12] . Всего было раскопано свыше 400 каменных могил, материалы которых до сих пор являются основным источником в изучении этих памятников [13] .
Вскоре по получении сведений о раскопках каменных могил в Верхнем Понеманье ими заинтересовался А. А. Спицын. Погребальные памятники населения Черной Руси в то время еще не были выявлены. Поэтому А. А. Спицын высказал предположение, что каменные могилы, исследованные В. А. Щукевичем и Э. А. Вольтером, «впредь до дальнейших розысканий» можно предположительно отнести к древностям русского населения Черной Руси [14] . Последующие археологические работы на территории Черной Руси показали, что погребальные памятники славянского населения здесь отличны от каменных курганов и каменных могил и идентичны восточнославянским курганам Верхнего Поднепровья, Волыни и бассейна Западной Двины. Однако исследователи продолжали рассматривать верхненеманские каменные могилы славянскими погребальными памятниками. В монографии, посвященной археологии Белорусского Понеманья, Ф. Д. Гуревич выделила каменные могилы в отдельную группу погребальных памятников, этническая принадлежность которой остается неясной [15] . Попытка исследователя рассматривать каменные могилы как древности этнически смешанного населения, в состав которого входили переселенцы из Пруссии и Сувалкии, мазовшане, латыши при преобладании русских, не представляется удачной [16] . Такое представление покоится исключительно на анализе вещевых материалов каменных могил Верхнего Понеманья и не учитывает специфики погребальных сооружений.
При характеристике археологических памятников Верхнего Понеманья Ф. Д. Гуревич не обратила внимание на наличие здесь значительной группы каменных курганов. Последние рассматриваются исследователем в числе славянских или восточнолитовских земляных курганов. Между тем, не подлежит сомнению, что каменные могилы вилийско-неманского междуречья и каменные курганы той же территории принадлежат к одной этнической группе населения и первые являются эволюцией вторых. Каменные могилы и каменные курганы часто образуют единые могильники (таковы могильники Сырни, Маркененты, Ст. Село, Карначиха, Козляны, Опановцы, Пузеле, Раки и др.). Имеются переходные формы между этими погребальными памятниками. Иногда весьма трудно, а порой и невозможно вовсе провести грань между каменным курганом и каменной могилой. В ряде случаев каменные могилы имеют кладку из двух ярусов камня общей высотой 0,35-0,40 м. Такую же высоту часто имеют и некоторые погребения, относимые исследователями к курганам. Сложены такие курганы из одного - трех ярусов камней. Крупные валуны с западной (реже с западной и восточной) стороны, такие же, как у каменных могил, встречаются и у курганообразных насыпей, сложенных из камней. По особенностям погребального обряда и вещевому инвентарю поздние каменные курганы ничем не отличаются от круглых и овальных каменных могил раннего периода их бытования. Постепенная эволюция каменных курганов в каменные могилы прослеживается почти во всех исследованных могильниках. Высказанная Ф. Д. Гуревич догадка о переселении в области междуречья Вилии и верхнего Немана мазовецкого населения из польского Подляшья, где имеются подобные каменные могилы, не имеет оснований. В Побужье происходила такая же эволюция каменных курганов в каменные могилы, как и в Верхнем Понеманье [17] .
Таким образом, каменные могилы вилийско-неманского междуречья по своему происхождению связаны с ятвяжскими погребальными памятниками - каменными курганами. Территория их распространения обнаруживает ареалы, где в XII-XV вв. сохранилось балтоязычное населе ние, причем не литовское, а ятвяжское.
Погребения в каменных могилах совершались по обряду ингумации [18] . Ориентировка умерших - по преимуществу западная. В могильниках Вензовщизна, Рудня и Саланяцишки отмечены случаи восточной ориентировки, а в могильниках Ольшаны и Пузеле три погребения имели меридиональную ориентировку.
Вещевой материал каменных курганов с трупоположениями и каменных могил междуречья Вилии и Немане однотипен. Обычной находкой в женских захоронениях являются остатки головных венчиков, состоящих из разнообразных тисненых бляшек, окаймленных мелкими стеклянными бусами. К украшениям головы принадлежат также трехбусинные и перстнеобразные височные кольца с заходящими концами. В поздних погребениях на их смену появляются серьги в виде вопросительного знака, в русских древностях относящиеся к XIV-XV вв., и серьги, состоящие из проволочного кольца небольшого диаметра, к которому привешаны проволочные дротики с надетыми бусами. Шейные украшения не были характерны для населения, оставившего каменные курганы. Бусы встречены лишь в немногих погребениях. Они стеклянные или пастовые небольших размеров. В состав ожерелий также входили бронзовые спиральки, раковины каури и бубенчики. Набор нагрудных привесок невелик - ключики, бубенчики, крестики.
Довольно частыми находками в каменных курганах являются подковообразные застежки со стилизованными головками животных, браслеты (преобладают пластинчатые) и перстни.
Мужские погребения каменных могил отличаются от славянских курганных захоронений распространенностью оружия. Обычной находкой при мужских трупоположениях являются топоры и копья. К оружию могут быть отнесены также некоторые ножи. Изредка встречаются сабли и шпоры. В числе других предметов, происходящих из мужских погребений, находятся овальные и В-образные кресала, оселки, пряжки и перстни.
Большая часть украшений из каменных могил Понеманья имеет аналогии среди восточнославянских древностей. Несомненно, что древнерусская культура оказала большое влияние на культуру населения, оставившего каменные могилы. Вместе с тем анализ вещевого инвентаря обнаруживает и специфические отличия рассматриваемых памятников. Таковыми являются массовое распространение оружия в мужских захоронениях, своеобразный тип женского головного венчика, наличие некоторых украшений, распространенных почти исключительно у балтоязычных племен (спиральные браслеты, ромбовидные привески с ушком, спиральки, пряжки со стилизованными звериными головками, пряжки прямоугольные с, вогнутыми боками и окружные - с прямой рамкой).
Рассматриваемые каменные могилы сосредоточены в тех районах междуречья Вилии и Немана, где обнаруживается концентрация топонимов типа «Дейнова» и где, согласно преданиям, находилось Дейновское княжество (рис. 5). Этот факт и бесспорно ятвяжское происхождение верхненеманских каменных могил дают основание полагать, что рассматриваемые памятники оставлены той группой ятвягов, которая называлась дейновой. При обследовании говоров населения Верхнего Понеманья зафиксирован случай, когда местное население, ныне говорящее на литовском языке, но сохранившее в языке явные признаки своего западнобалтского происхождения, называло себя дайнавой [19] . В связи с этим предположение, что в древности Дейновой называлась не только территория (земля), но и одно из ятвяжских племен, расселившееся в части Немано-Вилийского междуречья и по имени которого была названа область, представляется очень вероятным. Недавно на основе лингвистических изысканий к аналогичному заключению пришел польский исследователь Е. Налепа. Он полагает, что дейнова наряду с ятвягами, судинами и полексянами были отдельными ятвяжскими племенами и входили в состав союза племен, образованного собственно ятвягами, давшими название всему союзу [20] .
Если это так, становится понятным, почему литовцы называли всех мтвягов дейновой. Так называлось одно из ятвяжских племен, которое длительное время соседило с литовскими племенами. Из всех ятвяжских племен литовцы знали только дейнову, название этого племени было распространено ими на все ятвяжские племена. Аналогичный случай имел место у латышских племен, которые соседили с одним из славянских племен - кривичами, и до сих пор латыши всех русских называют «krievs».
Известия письменных источников о Дейнове не противоречат предлагаемым выводам. Текст западнорусской летописи свидетельствует о Ятвягии и Дейнове как о различных землях Литовского государства [21] . В грамоте Миндовга 1259 г., по-видимому, речь идет не о Дейнове Вилийско-Неманского междуречья, а о Сувалкской Ятвягии. В этой грамоте названа Дейнова, называемая также Ятвягией («Denowe tota quam etiam quidam Jetwesen vocant. . .»). Для литовцев Сувалкская Ятвягия ведь тоже была Дейновой, но в отличие от собственно Дейновской земли, называемой также Ятвягией.
[1] Т. Nагbutt. Dzieje narodu litewskiego, t. VII. Wilno, 1840, приложения,, стр. 70.
[2] I. Iaroszewiсz. Obras Litwy pod wzgledem jej cywilizacyi. Cześć 1. Wilno. 1844, стр. 27.
[3] «Памятная книжка Виленской губернии на 1851 г.». Вильно, 1851, ч. II, стр. 104-111.
[4] Э. А. Вольтер. Дейнова. Энциклопедический словарь Брокгауза, т. X. СПб., 1893, стр. 296.
[5] Ф. В. Покровский. Археологическая карта Виленской губернии. Вильно,. 1893, стр. 94, 95.
[6] Н. П. Барсов. Очерки русской исторической географии. Варшава, 1885,. стр. 237.
[7] Н. Lowmiański. Studja nad poczatkami społeczeństwa i państwa Litewskiego, t. 2, Wilno, 1932, стр. 39, 44.
[8] А. В. Соловьев. Политический кругозор автора «Слова о полку Игореве». «Исторические записки», т. 25, 1948, стр. 80, 81, 100-103; В. Т. Пашуто. Образование Литовского государства. М., 1959, стр. 29 и карта I; J. Nalepa. Jaćwiegowie. Białystok, 1964, стр. 46 и карта.
[9] A. Kamiński. Jaćwieg. Terytorium, ludność, stosunki gospodarcze i społeczne. Lodź, 1953, стр. 32-36, 80-86.
[10] В. В. Седов. Курганы ятвягов. CA, 1964, № 4, стр. 36-51.
[11] Анализ погребальных обрядов и вещевого материала ятвяжских каменных курганов Сувалкии, Верхнего Понеманья и Среднего Побужья (В. В. Седов. Указ. соч.).
[12] OAK за 1882-1888 г., стр. СССХХХ; OAK за 1889 г., стр. 52, 53; «Археологические раскопки в Лидском и Трокском уездах». «Правительственный вестник», 1889, № 185; Реферат В. А. Шукевича об археологических местностях в Лидском и Трокском уездах. («Труды Виленского отделения Московского предварительного комитета по устройству в Вильне IX АС». Вильна, 1893, стр. 99, 100); W. Szukiеwiz. Kurhany kamienne w pow. Lidzkim (gub. Wileńska). Swiatowit, t. 1, 1899, стр. 35-45; Архив ИА АН СССР, д. АК № 1888/130, 1890/130, 1894/90, 1906/27.
[13] Кроме того, единичные каменные могилы раскапывались С. Глогером, Ф. В. Покровским (Ф. В. Покровский. Указ. соч., стр. 25, 26), П. С. Рыковым (П. С. Р ы- к о в. Могильник близ имения Маркененты. «Записки Северо-Западного отделения РГО», кн. 4, 1914, стр. 18-22) и Ф. Д. Гуревич (Ф. Д. Гуревич. Древности Белорусского Понеманья. М.-Л., 1962, стр. 193).
[14] А. А. Спицын. Предполагаемые древности Черной Руси. ЗРАО, т. XI, вып. 1-2. СПб., 1899, стр. 303-310.
[15] Ф. Д. Гуревич. Указ. соч., стр. 135.
[16] Там же, стр. 138-142.
[17] Иногда каменные могилы западных балтов сопоставляются с новгородскими жальниками. Последние заметно отличаются от понеманских могил. Новгородские жальники - это грунтовые погребения, огражденные на поверхности кругом, овалом или четырехугольником из камней, ведущие происхождения от словенских курганных погребений с каменным кольцом в основании. Кроме того, в Новгородской земле известны единичные каменные могилы, аналогичные неманско-бужским, которые безусловна связаны с прусско-ятвяжской группой балтов.
[18] Исключением являются каменные могилы в Маркенентах, где были открыты трупосожжения (П. С. Рыков. Указ. соч., стр. 20-22).
[19] Э. А. Вольтер. Следы древних прусов и их языка в Гродненской губернии. «Изв. отделения русского языка и словесности Академии наук», т. XVI, кн. 4. СПб., 1912, стр. 159. Об ятвяжском происхождении этого населения см. статью Я. С. Огремского «Язык ятвягов» («Вопросы славянского языкознания», вып. 5. М., 1961, стр. 3-8).
[20] J. Nalepa. Указ. соч., стр. 46.
[21] Тройден назван князем Ятвяжским и Дейновским (ПСРЛ, т. XVII. СПб., 1907, стр. 238). При идентичности понятий Ятвягия и Дейнова это не имело бы смысла.