Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
Среди антибольшевистских выступлений на территории Беларуси гомельское восстание, или «Стрекопытовский мятеж», занимает исключительное место. Несмотря на то, что в этом восстании принимала определенное участие часть гомельчан и местная (речнцкая) рота, все же его можно считать беларуским лишь потому, что оно вспыхнуло на территории Беларуси. Основными его участниками были мобилизованные красноармейцы, часть их - крестьяне и рабочие Тульской губернии, а часть - палехи (так называются жители брянских лесов - племя, переходное по своему языку и обычаям от беларусов к русским).
Типы палехов удачно описаны И.С. Тургеневым в «Записках охотника» и В.П. Семеновым в «Живописной России». От русских они, по утверждениям этих авторов. отличаются настолько, что после нескольких пророненных слов в палехе можно узнать «человека совсем особой породы». Они физически крепкие, трудолюбивые и энергичные. В их обычаях, характере и языке есть много интересных особенностей.
Воззвания политического штаба восстания - Полесского Повстанческого Комитета - свидетельствуют о том, что восстанием руководили эсеры. Между ними и военным руководителем мятежа М. Стрекопытовым (от его фамилии и название восстания) был тесный контакт. Достаточно сравнить воззвания Комитета с приказами Стрекопытова, чтобы убедиться в этом. Вероятно, что и сам Стрекопытов был эсером. Этим гомельское восстание напоминает симбирское эсеровское июльское восстание 1918 года во главе с Медведевым.
Кратко история симбирского восстания такова. 30 июня 1918 года в Симбирск (нынешний Ульяновск) начали прибывать войска с Восточного фронта. Они заняли почту, телеграф, правительственные здания. На улицах были установлены броневики и пулеметы. Командующий этими войсками левый эсер Михаил Муравьев 10 июля в своей телеграмме за № 2883 предложил войскам Красной армии по всему фронту от Самары до Владивостока «повернуть эшелоны и перейти в наступление» на Вятку. Саратов, Балашов и Москву. Попутно он предложил разогнать советы, которые желали мира с Германией, и опять объявить ей войну. Однако его солдатам совсем не хотелось снова воевать с немцами. Это обстоятельство сразу же использовали большевики и повели среди солдат соответствующую пропаганду. В конце концов, латышские «интернациональные» военные части блокировали дезорганизованные войска Муравьева, а сам он был убит в момент ареста.
Между прочим, это тот самый М.А. Муравьев, что раньше сформировал в Харькове красноармейский отряд количеством пять тысяч человек и двинулся оттуда по железной дороге на Киев. Возле станции Круты он сломил героическое сопротивление украинской молодежи и уничтожил ее. а после этого занял Киев, нанеся тем самым последний удар Украинской Раде, которая перед этим подавила в городе восстание рабочих завода «Арсенал». Зверства Муравьева в занятом им Киеве не поддаются описанию. Он уничтожал здесь не только всех схваченных офицеров, но и каждого, кто простодушно предъявлял красный листок - свидетельство об украинском гражданстве. Все же киевские зверства Муравьева блекнут по сравнению с его же зверствами в занятой позже Одессе, где он живыми закапывал в землю связанных офицеров Белой армии.
Попутно гомельское восстание напоминает и московское эсеровское восстание. В Москве 6 июля 1918 года, в день убийства эсером В.Г. Блюмкиным германского посла графа В. Мирбаха, восстал против большевиков матросский отряд левого эсера Д.Н. Попова. Заняв часть города около Покровских казарм, матросы окопались, построили баррикады, надеясь па помощь красноармейцев, которые находились в казармах. Однако эти красноармейцы выставили караулы для охраны казарм и объявили нейтралитет.
Среди них пошли слухи, что «братишки» (так называли матросов во время гражданской войны) поймали Троцкого, им осталось только захватить Ленина. Причиной этих слухов послужил, видимо, арест накануне эсерами главы «чрезвычайки» Ф. Дзержинского. Восстание подавила латышская дивизия И.И. Вацетиса - именно «красные латыши» дважды спасли большевиков в 1918 году. Бой продолжался более пяти часов. Почти все матросы, сумевшие выйти из окружения, разбежались, оставив в тот же день Москву.
* * *
Следует заметить, что в Беларуси гомельскому восстанию предшествовал ряд выступлений военных. Так, 14 марта 1919 года солдаты размещенных в Рогачеве частей 10-го пограничного полка убили своего комиссара, латыша В. Циммермана. Этот мятеж после шестичасового сопротивления был ликвидирован кур сайтами Могилевских командных курсов и батальоном ЧК.
Вскоре после этого 2-й Полесский полк, который прибыл из Бобруйска в Рогачев для переформирования, отказался разоружаться и стал требовать пропуска дальше по железной дороге. Командные курсы разоружили и этот полк.
Несколько раз местные власти разоружали дезорганизованные воинские части, которые проходили и через станцию Гомель. Однако коммунисты не смогли подавить Стрекопытовский мятеж, который не случайно вспыхнул именно в Гомеле. К началу мировой войны шумный Гомель числом жителей намного превзошел свой губернский центр - тихий чиновничий Могилёв. Его быстрому росту (с 1897 но 1913 год на 61,4 тыс. чел.) способствовало пересечение здесь Либаво-Роменской и Полесской железнодорожных магистралей, через него протекает широкий и глубокий Сож, в который неподалеку впадает другая большая река - Ипуть, к тому же через город проходит шоссе Петербург - Киев.
Не удивительно, что захват этого железнодорожного, водного и шоссейного узла имел исключительное стратегическое значение. В начале весны 1919 года этому стратегическому пункту стал угрожать недалекий польско-украинский фронт. В связи с этим в Гомель прибыла 2-я Тульская бригада 8-й стрелковой дивизии в составе 67 и 68 полков, сформированная в ноябре 1918 года. Нет сведений. кто ею командовал, известно лишь, что комиссаром бригады был Ильинский, командиром 67-го полка - Лазицкнй, комиссаром того же полка - Сундуков. командиром 68-го полка - Мичигин, командиром артиллерийского дивизиона - Куманин, начальником хозяйственной части - бывший прапорщик М.А. Стрекопытов. Ввиду недостатка места в казармах и отсутствия топлива бригаду пришлось разместить на частных квартирах.
Местные коммунисты торжественно встретили 2-ю бригаду, подчеркивали на митингах «традиционную революционность» тульских пролетариев, но после восстания они не жалели черных красок для характеристики бойцов бригады. Так. И. Драгунский в своих воспоминаниях, хранившихся в архиве Гомельского бюро Истпарта, писал:
«Могу сказать, поскольку мне довелось наблюдать повстанческую массу, что почти никакие политические вопросы ее не интересовали, в ней господствовало желание награбить и поехать домой. Темные рядовые повстанцы даже стояли за советскую власть, но без евреев».
Далее он продолжает:
«Главной причиной, благодаря которой полки бригады стали благоприятной почвой для контрреволюционной агитации, которая в конце концов привела к восстанию, был острый продовольственный кризис в Гомеле, в связи с чем армия плохо обеспечивалась провиантом. Кроме того, красноармейцы в результате неудовлетворительного состояния казарм (результат хозяйничания немецких оккупантов в 1918 г.) были расквартированы на частных квартирах. Эти обстоятельства умело использовали владельцы домов - черносотенцы, которые натравливали красноармейцев на советскую власть и евреев».
В этих цитатах дважды предъявляется обвинение повстанцам в антисемитизме, но этому противоречит ряд проверенных фактов, о которых будет сказано позже. Что до утверждения, будто причиной восстания было плохое обеспечение красноармейцев провиантом, то И. Драгунского опровергает другой гомельский коммунист - ответственный за питание войск уездный комиссар В. Селиванов, который свидетельствует:
«Военные отряды, несмотря на все трудности, всем необходимым, хотя и не наилучшим образом, были обеспечены».
Окончательно запутавшись в своих безосновательных обвинениях, И. Драгунский почти находит причину восстания, когда вспоминает:
«Возник подпольный поначалу Полесский Повстанческий Комитет, который имел связь с центральными белогвардейскими организациями, а также имел своих агентов среди командного состава Тульского отряда».
Драгунский прав, когда говорит о руководящей роли Полесского Повстанческого Комитета, но он ошибается, подчеркивая связь комитета и повстанцев (вообще) с черносотенцами и белогвардейцами. Ни один черносотенец или белогвардеец никогда не подписался бы под воззваниями Полесского Повстанческого Комитета и под приказами Стрекопытова. Еще ближе, чем И. Драгунский, подходит к истине Г Лелевич, подтверждая, что красноармейцы бригады в значительном большинстве были активными участниками тульского антибольшевистского восстания 1918 года, к тому же «их семьи не всегда были достаточно обеспечены и имели массу неприятностей от действий некоторых головотяпских низовых представителей власти».
* * *
Однако, дав слово большевистским свидетелям восстания, вернемся к восставшим против них красноармейцам. Увы, неизвестно, кто входил в состав Полесского Повстанческого Комитета (ППК), но можно почти наверняка считать, что его членами были и Стрекопытов, и другие командиры бригады. Наличие ППК полностью исключает возможность обвинения Стрекопытова в стремлении стать военным диктатором. Вместе с тем надо учесть, что Стрекопытов был не только исполнителем воли Комитета, но и одним из его руководителей.
18 марта 1У1У года Тульскую бригаду после торжественного митинга отправили на Калинковичский участок польского фронта, занятый петлюровцами. Уже по дороге на фронт бригаду в достаточной степени распропагандировали эсеры. Как только части прибыли на передовые позиции, штаб фронта решил на рассвете 20 марта начать силами Тульской бригады наступление на Овруч.
Приняв такое решение, штаб явно переоценил свои возможности и недооценил возможности петлюровцев. Следующим утром 21 марта части красных не выдержали шквального артиллерийского огня, под прикрытием которого перешли в контрнаступление пехота и конница Петлюры. Красноармейцы начали в беспорядке отступать к станции Бережесть. 22 марта артиллерийский огонь петлюровцев стал еще сильнее. Вдобавок подошел их бронепоезд и в упор обстреливал красных. Бригада отступила к станции Славечна, раскинувшейся вдоль одноименной реки, но и этот природный рубеж она не смогла использовать для обороны. Поэтому нет ничего странного в том, что 22 марта насильно мобилизованные бойцы, распропагандированные эсерами, собрались на стихийный митинг. Комиссару Ильинскому, пытавшемуся задержать бойцов на позициях, они не дали сказать ни слова. Со всех сторон слышались угрозы: «Расстрелять его! Взять заложником! Выдать Петлюре». Бойцы решили немедленно оставить фронт.
Большевистский свидетель Селиванов утверждает, что «на этом собрании были назначены коменданты поездов, полученных под угрозой расстрела от железнодорожной администрации» Возможно, стрекопытовцам и не понадобились угрозы, так как во время восстания симпатии железнодорожников были явно на их стороне. В тот же день началась погрузка полков в вагоны. Если не хватало машиниста или кочегара, их заменяли машинисты и кочегары из числа красноармейцев - бывших тульских рабочих. Повстанцы перечеркнули график-расписание движения поездов, и эшелон за эшелоном, рискуя столкновениями и авариями, направились с фронта в тыл. Когда Ильинский еще раз попытался задержать красноармейцев в Мозыре, то они вознамерились сбросить его с моста в Припять, но их отговорил командир артдивизиона Куманин.
В ночь с 23 на 24 марта на Полесский вокзал в Гомеле начали прибывать эшелоны повстанцев. Как свидетельствует тот же Селиванов, «повстанцы не хотели выгружаться в Гомеле и добивались скорейшей отправки их в Брянск, чтобы там разойтись по домам». Нелогичность этого утверждения более чем очевидна. Если повстанцы с применением силы, как рассказывает Селиванов, или по-хорошему, не прибегая к силе, доехали до Гомеля, то что могло помешать им таким же образом доехать до Брянска? Непонятно также, отчего они, «направляясь домой», везли с собой пушки, минометы и пулеметы. Несомненно, что ППК и значительная часть командного состава бригады пользовались среди повстанцев большим авторитетом. А повстанцы были не настолько легкомысленны, чтобы не понимать, что, если они разделятся по одному, их легко выловят чекисты и как дезертиров да еще вдобавок повстанцев, расстреляют.
Когда Гомельский уездный комитет РКП(б) узнал о приходе мятежных полков, он направил большевиков Билецкого, Комиссарова, Селиванова и Володько для переговоров с повстанцами. Однако, доехав до Либавского вокзала, парламентеры увидели выставленные пулеметы п. своими глазами убедившись, что имеют дело не со стихийным, а организованным восстанием, повернули назад. После их информации в уездном комитете был создан военный штаб, в который вошли: председатель ревкома С. Комиссаров, председатель ЧК И. Ланге, редактор «Известий Гомельского Ревкома» Н. Билецкий, чекисты Гул и Я. Фрид.
Выяснилось, что в городе для борьбы с повстанцами нет регулярных войск, за исключением местного караульного батальона, «на который ни в коем случае нельзя было опереться». Действительно, через какое-то время он объявил себя нейтральным и постановил не выступать ни на стороне советской власти, ни на стороне повстанцев. В распоряжении созданного штаба оказалось 300 коммунистов, милиция и интернациональный отряд ЧК.
Большевистский штаб и его основные вооруженные силы разместились в гостинице «Савой», выставив в городе караулы. Отсюда он послал телеграмму «Всем, всем, всем...» о катастрофическом положении большевиков в Гомеле с просьбой о помощи. В это же время немец из интернационального отряда коммунист Краузе организовал в «Савойе» пулеметную команду, и ему же большевистский штаб доверил общее руководство военными действиями.
Вечером 24 марта повстанцы двинулись от Полесского вокзала к Либавскому и заняли его. Возле вокзала они окружили клуб железнодорожников, где арестовали нескольких коммунистов. Затем они начали последовательно занимать город - почту, телеграф, учреждения, дворец князя Паскевича, разоружив при этом милицию, которая не оказала особого сопротивления. (Штаб повстанцев разместился в здании бывшей городской управы, где также находилась городская телефонная станция. - Прим. ред.).
Около 10 часов вечера повстанцы захватили тюрьму и освободили политических заключенных или. как позже говорили большевики, «разный контрреволюционный сброд». Главные же части повстанцев ночью с 24 на 25 марта окружили гостиницу «Савой». В здании в это время было около 150 большевиков. Начался бой. упорный с обеих сторон.
Надо отдать должное героизму большевиков, остававшихся в гостинице и вошедших в историю как «гомельские коммунисты». Правда, они защищали свою жизнь, но возможно также, что они были готовы идти на смерть в борьбе за господство своей идеологии над народом.
После нескольких часов обстрела гостиницы из пулеметов и винтовок, повстанцы открыли минометный и артиллерийский огонь. Они поставили в парке князя Паскевича две пушки и повели обстрел «Савойя», продолжавшийся четыре часа. Попутно действовал миномет, установленный на углу Троицкой улицы. Выпустив несколько десятков мин и снарядов прямой наводкой по зданию, артиллеристы и минометчики пробили крышу и потолок третьего этажа, разрушили большинство стен, поставив все здание под угрозу обвала.
Большевики сдались. Утром 25 марта «Савой» был занят повстанцами. Когда большевиков, оставшихся в живых, вывели из гостиницы, их стали избивать гомельчане. Больше всего досталось ненавистному жителям города председателю ЧК латышу Ланге. С большим трудом защитив сдавшихся от самосуда, повстанцы отвели их к тюрьме и бросили в камеры. Сюда же отправляли всех арестованных в городе коммунистов и подозрительных.
Повстанцы заняли город. Еще до капитуляции «Савойя», судьбу которого легко было предугадать, они 24 марта в 23 часа 10 минут отправили телеграмму под № 1078 с таким содержанием:
«Всем железнодорожникам по всей сети железнодорожных дорог. Военная власть большевиков в городе сброшена. Движением руководит Полесский Повстанческий Комитет. Арестовывайте членов чрезвычайных комиссий, комиссаров и всех врагов народа. Не пропускайте большевистские эшелоны. При необходимости разрушайте железные дороги.
Доведите это обращение до сведения населения и действуйте смело и энергично. Налаживайте связь в действиях. Сообщайте на станцию Гомель.
Полесский Повстанческий Комитет».
В тот же день Стрекопытов издал приказ № 1, в котором говорилось:
«Сегодня, 24 марта, я. по поручению Полесского Повстанческого Комитета, принял на себя обязанности командующего войсками Гомельского округа, которые восстали против правительства Троцкого и Ленина.
Командующий войсками Гомельского округа Стрекопытов».
Комендантом Гомеля был назначен один из командиров Тульской бригады Стёпин, бывший полковник царской армии.
* * *
Программа повстанцев нашла отражение в воззваниях ППК и в приказах Стрекопытова. Как уже отмечалось, эти воззвания и приказы настолько характерны для восстания, что заслуживают пристального внимания и анализа. До нас дошли только несколько документов, и они должны быть сохранены для истории. Первый из них, адресованный всем слоям общества, таков:
«Граждане!
Советская власть умирает. Петроград накануне падения. В Москве только ждут сигнала, чтобы сбросить насилие каторжников и негодяев. В Туле неспокойно. Минск окружен. Принудительно мобилизованные повсюду отказываются воевать. Вести о революционном движении в странах содружества /Антанты - Ред./ раздуты и подтасованы большевиками. Теперь не лето 1918 года, и Гомель - не Ярославль.
Мы - крестьяне и рабочие в солдатских шинелях, наши враги - отбросы всех слоев населения, объединенные жаждой власти, той власти, которая дает им легкую и вольготную жизнь. Эти преступники иногда умны, иногда хитры, но все же преступники - враги человеческого рода. В пламени революции эта социальная грязь всегда всплывает наверх. Теперь пришло ей время снова осесть на дно.
Граждане! Отбросьте гипноз. Оглянитесь, подумайте, поймите - светает. Приближается яркий день. Большевики кажутся вам сильными, ибо вы стоите на коленях. Встаньте с колен!
Наши лозунги:
Вся власть Учредительному Собранию.
Соединение частной и государственной инициативы в области торговли и промышленности, в зависимости от реальных потребностей хозяйственной жизни страны.
Я. Железные законы охраны труда.
Осуществление гражданских свобод.
Земля - народу.
Присоединение Российской Республики к Лиге Нации.
Полесский Повстанческий Комитет».
Специальное воззвание было адресовано крестьянам:
«Крестьяне!
Ваши братья и дети, мобилизованные Троцким и другими преступниками, сидящими на нашей шее, восстали против советской власти и прогнали ее слуг из города и уезда. Большевики разбиты и бегут. Россия объявлена Народной Республикой.
Создается новая, народная власть.
Никто не посмеет с этого времени отбирать у вас хлеб, никто не посмеет более облагать вас чрезмерными налогами.
Мы окончили войну и заключили мир.
Никто не погонит больше ваших братьев и детей на бойню.
Крестьяне! Бейте в колокола, гоните советскую мерзость из ваших селений, задерживайте подозрительных, организуйте повстанческие комитеты в селах, деревнях. местечках и передавайте им временно всю власть.
Командующий 1-й армией Народной Республики
Стрекопытов».
С учетом того, что Гомель - город промышленный, с высоким процентом рабочих, в другом воззвании, обращенном именно к ним, достаточно ясно разъяснялось отношение повстанцев к проблемам рабочего класса.
«Ко всем профессиональным союзам.
Мы боремся за право свободного труда, за право свободного пользования плодами труда своих рук.
Мы уверенны, что только организованностью рабочие всех профессий смогут добиться освобождения от тех, кто обманом присвоил себе право говорить от имени рабочего класса.
Потому мы приветствуем профессиональные союзы и призываем вас, товарищи, - идите к нам и помогите нам вашими знаниями и практикой.
Повстанческий Комитет Полесья».
И. наконец, с политической точки зрения заслуживает не меньшего внимания следующий документ:
«Обращение к партиям.
Если вам дорога Россия, если вы боретесь за свободу, закон и мир, если вы стремитесь улучшить и облегчить жизнь рабочего класса, если вы хотите дать землю со всем тем. что на ней растет, работникам земли, если ваша цель - прогресс и расцвет творческих сил страны. - то знайте: мы с вами.
Мы всеми силами поможем вам и. в свою очередь, обращаемся к вам за помощью в распространении наших идей среди народных масс. Знакомьте народ с нами, разделите нашу тяжелую ношу борьбы против ярых хищников - и освобождение страны будет обеспечено.
Гомель, 1919 год.
1-я армия Российской Республики».
Как видим, эти воззвания и приказы пронизаны идеями эсеров, в них отразилась программа партии эсеров. Документы дают основание сделать вывод, что именно эсеры руководили гомельским восстанием, и можно убедиться, насколько необоснованны большевистские обвинения стрекопытовцев в связях с черносотенцами. Ни один из белогвардейцев и черносотенцев, стремившихся к реставрации дореволюционного положения вещей, не подписался бы под этими воззваниями.
* * *
В Гомеле тем временем было относительно спокойно. Попытки части горожан и, главным образом, пригородных крестьян организовать еврейский погром комендатура пресекла в самом начале. Характерно в этом отношении воззвание:
«К населению города Гомеля.
Во время переворота в городе были случаи грабежа мирных жителей. Против нарушителей порядка приняты самые строгие меры. Будьте уверены, что новая власть сумеет защитить жизнь и имущество граждан.
Комендант города Гомеля полковник Стёпин».
Действительно, комендатура расстреляла нескольких повстанцев, виновных в грабежах и насилиях среди населения.
Как утверждает большевистский свидетель Г. Лелевич, «повстанцы занимались разгромом советских учреждений, рвали и жгли документы, разбили несгораемые шкафы в продкоме и совнархозе, нагружали возы провизией со складов продкома и райсоюза и отправляли их на Полесский вокзал».
Надо отметить, что ликвидация стрекопытовцами советских учреждений была вполне логичной. Однако тот же Лелевич. вопреки тенденциозным обвинениям некоторых поздних советских историков, вынужден признать, что «к счастью, стрекопытовцы не успели в полной мере проявить скрытый в них талант громил». Еще более характерна передававшаяся в то время из уст в уста фраза местного богатея-домовладельца, которому принадлежал и отель «Савой», Б.Ш. Гуревича: «Правда, они вернули мне мои дома с разбитыми окнами, но все же вернули».
В своем приказе № 2 полковник Стёпин объявил, «что с этого дня в городе дозволяется свободная торговля всякими товарами», что сразу же использовали горожане.
Все же надо сказать, что преимущественное большинство гомельчан отнеслось к стрекопытовскому перевороту более или менее безразлично. Наибольшими симпатиями повстанцы пользовались у значительной части железнодорожников, служащих почты и уездного продовольственного комиссариата, где работали офицеры бывшей царской армии Михайлов. Иванов. Михеев и другие.
Казалось, что в городе все затихло, но тем временем над ним собиралась прогреметь новая буря. Когда весть о восстании дошла до губернского центра - Могилёва, губком РКП(б) и губисполком объявили стрекопытовцам войну и организовали губернскую «тройку» по борьбе со стрекопытовщиной, в которую вошли председатель губисполкома Сурта, губернский военный комиссар Капман и комиссар командных курсов (фамилия неизвестна). Прежде всего они обратились с воззванием к рабочим и крестьянам Гомельщины и отдельно - к красноармейцам восставших 67го и 68-го полков.
Надо отметить, что даже в советских исторических источниках нет упоминаний о том. что рабочие, крестьяне и красноармейцы встретили эти воззвания с энтузиазмом. Поэтому, попутно с воззваниями, из Могилёва направили против повстанцев кавалерийский эскадрон и курсантов командных курсов вместе с артиллерией. В район Мозыря прибыл отряд из Смоленска, во главе с губернским военным комиссаром А. Адамовичем, который должен был не допустить объединения стрекопытовцев с петлюровцами. Против повстанцев были также направлены отряды коммунистов из Бобруйска, Почепа и других городов. И наконец, из Брянска отправилась к Гомелю целая стрелковая дивизия с артиллерией.
Повстанцы, имея намерение расширить свою территорию, попытались идти на Могилёв, оставив основные силы в Гомеле. По пути они сначала уничтожили немногочисленные большевистские заслоны, однако потом столкнулись с сильным сопротивлением возле станции Уза. Тогда, внезапно изменив первоначальный маршрут, 26 марта они заняли город Речицу, где на их сторону перешел местный караульный батальон. Сохранилось несколько документов о пребывании стрекопытовцев в Речице, которые полностью выявляют их отношение к народу. Характерен в этом плане следующий:
«Приказ № 1.
Доводится до сведения граждан города Речица. что в результате ухода партии коммунистов гражданская власть в гор. Речица и уезде перешла к Городской Думе и Земской Управе, а до их формирования гражданская и военная власть принадлежит начальнику гарнизону.
С этого дня выход на улицу после 9 часов вечера, по старому времени, строго запрещается.
Служащим всех учреждений оставаться на своих рабочих местах. Мирным гражданам гарантируется неприкосновенность личности и собственности.
Штаб гарнизона находится на Успенской улице в помещении бывшего ревкома (Успенская. 109).
Начальник гарнизона (подпись неразборчива) Начальник штаба Метельский. Адъютант (подпись неразборчива) 26 марта. 1919 г.»
Не менее характерно другое объявление, встреченное населением с энтузиазмом:
«Объявление.
Временный комитет по управлению городом Речица и уездом на заседании своем от 27 марта этого года, беря во внимание почти полное отсутствие предметов первой необходимости и. главным образом, продуктов, постановил:
разрешить свободный ввоз продуктов в город, в том числе и нормированных, заверив. что никаким реквизициям они не подлежат. Перекупка со спекулятивными целями будет строго наказываться.
Временный комитет по управлению городом Речица и уездом».
О том, что всякие реквизиции действительно отсутствовали, свидетельствует очередной текст:
«Воззвание.
Граждане, охрана города возложена на местную караульную роту, благодаря которой пала власть коммунистов. Рота находится в бедственном положении: нет обуви, белья и другого. Кто сочувствует теперешнему перевороту, откликнитесь и принесите необходимое для защитника-солдата.
Пожертвования будут приниматься с благодарностью в хозяйственной части штаба, размещенного на Успенской улице, дом № 109.
Штаб Речицкого отряда».
И наконец, политический облик речицких стрекопытовцев определяет следующий документ:
«В типографию Бэра.
Срочно изготовить печать круглую с двуглавым орлом без короны с текстом: Речицкий отряд Российской Республики.
Начальник штаба Метельский Адъютант (подпись неразборчива)».
Тем временем большевистские военные части и отряды «красных партизан» постепенно окружали Гомель. Однако и среди них не было единодушной симпатии к большевикам. Гак. например, могилевская артиллерия получила приказ: не доходя трех верст до Гомеля, занять позицию и начать обстрел Полесского вокзала, чтобы помешать эвакуации повстанцев. Этот приказ не был выполнен в результате, как утверждает Г. Лелевич, «контрреволюционности некоторых лиц командного состава артиллерии». Две роты 7Г-го пехотного полка, присоединенные к могилёвским курсантам, тоже отказались наступать, более того, как свидетельствует тот же Лелевич, «стати поговаривать о переходе на сторону бандитов».
С другой стороны, и сами стрекопытовцы оказали решительное сопротивление. Они отражали непрерывные атаки партийцев и курсантов на Полесский вокзал, нанося им при этом значительные потери в людях.
Но утром 28 марта дивизия из Брянска заняла гомельское предместье НовоБелицу и повела артиллерийский обстрел города. Бой тянулся целый день. В 45 часов дня стрекопытовцы приступили к эвакуации, продолжая вести бой. Когда они покидали Гомель, дворец князя Паскевича - у крашение города и памятник искусства - был охвачен пламенем. Большевики виня г в его поджоге повстанцев, но трудно поверить в это. Скорее они подожгли бы вокзалы, имевшие важное военное значение, чем дворец. Вероятнее всего, что дворец загорелся от артиллерийского обстрела большевиков, продолжавшегося целый день. Во всяком случае, обслуга замка утверждала, что причина пожара не вандализм стрекопытовцев, а снаряд брянской артиллерии, попавший в закрытый верхний этаж здания.
29 марта Красная армия вошла в город. Она освободила из переполненной тюрьмы местных коммунистов, которых стрекопытовцы не расстреляли при отступлении. Исключением стали 24 ответственных партработника. Повстанцы еще вечером 26 марта вывели их из тюрьмы и взяли под караул в вагоне около Полесского вокзала. В день отступления их вывели из вагона и убили. Вот имена казненных: Б. Ауэрбах (Подгорный). Н. Билецкий, С. Бочкпн. П. Качанская. С. Комиссаров. И. Ланге. 3. Песпна, Ф. Сундуков, Л. Файншмит. Я. Фишбейн, Я. Фрид, Гертнер, Грозный, Каменко, Капильницкий и 9 неопознанных. Их похоронили в общей могиле на одном из гомельских бульваров. На памятнике, поставленном позже на могиле - прочувствованная надпись, вместо которой более подходящей была бы такая: «Здесь лежат те, что пожали посеянное».
Достойную характеристику председателя ЧК Яну Ланге дает Г. Лелевич, признавая, что «все контрреволюционные элементы города его ненавидели, виня в жестокости». Чекистами были также Файншмит. Фишбейн, Фрид и другие. Что до С. Комиссарова и Н. Билецкого (Езерского), то им более подошла бы эпитафия: «Здесь лежат большевистские герои, которые избежали ежовых рукавиц». Комиссаров, прежде чем перейти на сторону большевиков, был активным меньшевиком, Билецкий родился в семье генерал-лейтенанта Езерского, участника турецкой и японской войн.
Стрекопытовцы были несравненно более милосердны к своим врагам, чем позже эти враги по отношению к ним. Гомельская и Могилевская тюрьмы были переполнены повстанцами. Уже 1 апреля в Калинковичах выездная сессия Реввоентрибунала Западного фронта рассмотрела дело восьми повстанцев и осудила их на расстрел. В числе этих восьми был командир 68-го полка Мичигин, смело заявивший, что является одним из организаторов восстания.
В Могилеве Реввоентрибунал вынес смертные приговоры 62 участникам восстания. главным образом из командного состава. В течение трех месяцев, вплоть до июля 1919 года, в Гомеле заседала губернская тройка ЧК. почти ежедневно осуждая на расстрел участников и соучастников восстания. Среди приговоренных к смерти были и ранее названные служащие продкома Михайлов. Михеев и Иванов, но потом расстрел им заменили на десять лет ссылки. «Однако, - как с сожалением отмечает Г. Лелевич. - Стрекопытов. Стёпин, зверь и палач Криденер и большинство вожаков мятежа со значительной частью повстанцев спаслись от карающей руки пролетарского правосудия».
* * *
Преимущественное большинство стрекопытовцев избежало мести большевиков. Прорвав заслон «красных» вокруг Гомеля, они соединились со своей же частью, которая ранее заняла Речицу. Затем Тульская бригада направилась к фронту, разгромив при этом смоленский отряд .Адамовича, несмотря на то, что его поддерживал своим огнем присланный из Мозыря бронепоезд. Далее стрекопытовцы ударили в тыл отряда своего бывшего военного комиссара Ильинского, прорвали таким образом советский фронт и перешли в районе местечка Хойники на сторону петлюровцев.
Позже они ушли на территорию, контролируемую польскими войсками. Поляки их разоружили и интернировали в лагере возле местечка Шолково. Летом 1920 года газета Бориса Савинкова «Варшавское Слово» поместила большую статью «Русско-Тульский отряд» в связи с приездом в Варшаву полковника Стёпина. Но еще раньше большинство повстанцев вместе со Стрекопытовым после освобождения из лагеря переехали из Польши в Эстонию и частично вошли в состав армии Юденича, а частично в Отдельный добровольный народный отряд БНР генерала Булака-Балаховича. После окончания военных действий они работали в Эстонии на лесоразработках. «Позже, - вспоминает Г. Лелевич, - мне довелось прочесть в одной из мелких варшавских газет за апрель 1922 года, что стрекопытовцы сыграли немалую роль в последующих бандитских налетах на территорию БССР, организованных Савинковым».
Чем объяснить, что хорошо вооруженная, с достаточной военной подготовкой Тульская бригада только пять дней удерживала в своих руках Гомель? (тогда как плохо вооруженные и неопытные бойцы Слуцкой дивизии БНР сдерживали натиск большевиков в течение месяца). Чем объяснить, что великолепные воззвания Полесского Повстанческого Комитета остались «гласом вопиющего в пустыне», не дойдя до антибольшевистски настроенных крестьян, а через год 15 тысяч их примкнули к Добровольной армии Булака-Балаховича?
На эти два вопроса может быть только один ответ. В программе стрекопытовцев. отраженной в их воззваниях, отсутствовал очень важный момент - национальный, что характерно именно для эсеров. Стрекопытовцы не знали или не хотели знать, что еще в декабре 1917 года Гомелыцина приняла самое активное участие в Первом Всебеларуском Конгрессе в Минске и имела на нем широкое представительство. Стрекопытовцы даже представить себе не могли, что через семь лет в результате настойчивых просьб местных жителей большевики вынуждены будут присоединить Гомельщину к БССР.