Папярэдняя старонка: Дзярновіч Алег

Конец экспансии или противостояния 


Аўтар: Дзярнович Олег,
Дадана: 14-05-2011,
Крыніца: Дзярнович О. И. Конец экспансии или противостояния? Грюнвальд: от хроник до историографии // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в средние века и ранее новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде / Танненберге): Материалы международной научной конференции / СПбГУ, Ист. Фак-т. Отв. Ред. А. И. Филюшкин. СПб.: Любавич, 2010. С. 103-108.



Грюнвальд: от хроник до историографии

Одна довольно значительная битва Позднего Средневековья случилась на территории тогдашнего Орденского государства в Пруссии 15 июля 1410 г. в треугольнике селений Танненберг, Грюнфельд (или Грюнвальд) и Людвигсдорф. Первые лаконичные письменные сообщения, преимущественно немецких хронистов, о ней появились вскоре после битвы. Историографическое освоение событий, на уровне историописания (польских авторов: «История Польши» Яна Длугоша и анонимная «Хроника конфликта Владислава»; прусская хроника - Продолжение хроники Яна фон Поссильге;), началось также в XV в. Часто недостоверный, но наибольший фактический материал после Длугоша и «Хроники конфликта» содержат Белорусско-Литвоские летописи («Хроника Литовская и Жмойтская» и «Хроника Быховца»).

Очень многие как фактологические позиции, так и историософский взгляд на события были созданы для последующей историографии Яном Длугошом, который написал «грюнвальдские» части своей «Истории Польши» из позиций польско-немецкого антагонизма.

Уже в ХIX в. в историографии был выработан тезис, о том, что война 1409-1411 гг. была не просто столкновением двух или трёх народов. Неожиданные славянофильские, но логические для данной темы, мотивы прозвучали в работе польского историка Михала Бобжиньского «История Польши в очерках». Автор писал, что на Грюнвальдском поле разыгралась битва «между миром германским, организованным Орденом крестоносцев, и миром славянским, в котором первое место занимала Польша» [1]. Другой польский историк Антони Прохаска также остался на позициях, заложенных ещё Длугошом, особенно в том, что касается причин войны [2]. Интересно, что в этой части позиции польской историографии во многом были созвучны с тезисами российской славянофильской историографии. А. Барбашев писал, что это была борьба романо-германского Запада со славянским Востоком [3].

В общем-то, эмоционально и историософски к позиции польской и российской историографий были близки установки немецких историков того времени. В немецкой историографии ХIХ - начала ХX в. была выработана позиция о цивилизаторской миссии Ордена на Востоке Европе, которой противились Польша и Великое княжество Литовское [4]. Эрих Машке писал с большей эмфазой, что на поле боя сошлись не просто два вражеских войска, а два мира: «Западная Европа, в которой рыцарская жизнь уже давно приняла чёткие и благородные формы, и до конца ещё не сформировавшийся Восточный мир, воинственно поглядывающий на Запад». Далее Машке пишет, что логичнее было бы, если бы этот «Восточный мир» не смог бы победить. Но он победил! [5] Вообще же немецкая историография видит причины упадка Немецкого ордена в Пруссии не столько в поражении под Грюнвальдом, сколько во внутренних трудностях, возникших в орденском государстве в следующие несколько десятилетий после этой битвы [6]. Этот подход радикально отличается от взглядов, например, современной литовской историографии - Эдвардас Гудавичюс называе Жальгирисскую битву тем событием, которое «на долгие столетия определило всю историю восточной части Центральной Европы» [7].

Польская же историография даёт и неангажированное изложение событий непосредственно накануне войны 1409-1411 гг., называемой в европейских хрониках, как Великая война (magnum bellum, grosse strytte). Людвик Колянковский считал, что союзники тщательно и тайно готовились к войне. И в этом его взгляды отличались от видения процессов начала войны Прохаски и Куйота [8]. Колянковский писал, что уже на совместной встречи Ягайлы, Витовта и нового магистра Ульриха фон Юнгингена в начале мая 1408 г., у последнего возникли подозрения относительно намерений Польши и ВКЛ. А уже в конце того же года на встрече Ягайлы и Витовта в Новогрудке оба монарха приняли решение о восстании в Жмуди. Весной 1409 г. это и произошло [9].

Для Польши и Великого княжества Литовского имели значение не только «партикулярные интересы» морского побережья (контроль за устьями Вислы и Немана). Сама конструкция возникающая монархия Ягеллонов заключала в себе, как пишет Колянковский, отрицание необходимости дальнейшего существования Орденского государства, лишая моральной основы его миссию по христианизации язычников. Кроме того, Ягелонская монархия не могла также согласиться с наличием конкурентного фактора в своёй Восточной политике. А проблема консолидации и централизации земель Великого княжества Литовского так же требовала устранения фактора прусского влияния - Орден очень часто поддерживал мятежных династов Литвы [10], которая и так вынуждена была долгий период существовать в системе диархии.

Фактически, польское посольство в августе 1409 г. к великому магистру спровоцировало нападение Немецкого ордена на Польшу, а сам ход войны представлялся Колянковскому как выполнение заранее составленного грандиозного плана. Это же относилось, как считал Тадеуш Корзон, и к точности исполнения всего сценария объединённого похода союзников: «План марша, принятый в Бресте, был исполнен с точностью, заслуживающей удивление» [11]. Людвик Колянковский остался верным трактовке Войны 1409-1411 гг. как борьбу народов Польши и ВКЛ против извечного врага. Подобные взгляды доминировали тогда в польской историографии. Но, одновременно, Колянковский дал совершенно другую интерпретацию самих событий войны и Грюнвальдской битвы. В определённом смысле это был разрыв с традицией, заложенной ещё Длугошем, и некритическим следованием сообщений польского хрониста [12].

Автор классического труда по Великой войне, вышедшего уже в послевоенной Польше, Стефан Кучиньский также оценивал посольство Ягайло, во главе с архиепископом Гнезненским Миколаем Куровским, к великому магистру, как реализация плана по провоцировании войны, так как в этот момент сложилась благоприятная ситуация для разгрома Тевтонского ордена [13]. Мариан Бискуп причину войны видел в стремлении Немецкого ордена усилить свои позиции в Северной и Восточной Европе. Но сама война 1409-1411 гг. была спровоцирована польско-литовской стороной [14].

Немецкий офицер и архивист Макс Ойлер не меньше, а даже больше Тадеуша Корзона восхищался планированием всей военной кампании со стороны союзников: «Передвижение польско-литовских войск перед Танненбергской битвой просто вызывает удивление своей плановостью. Ясно просматривающаяся в них основная мысль: ударить объединёнными силами в сердце Немецкого ордена - Мариенбург, несёт черты великого замысла и совершенно отличается от обычно используемой в то время тактики грабительских набегов, которые вообще не заслуживают права называться войной. Этот замысел, неимоверно сложный для реализации в то время, должен быть назван гениально смелым… Неподдающееся никакой критике выполнение плана достойно удивления» [15].

Но почему же запланированный польско-литовский поход и совместные действия вызывают такое удивление историков. Концентрированный ответ на этот вопрос даёт современный американский автор Уильям Урбан. Этот исследователь обращает внимание на различную стратегию сторон. Великий магистр, как обычно, поделил свои силы между Восточной и Западной Пруссией, ожидая вторжения в далеко отстоящих друг от друга пунктах и полагаясь на своих разведчиков, которые должны были определить направления главного удара противника. Ягайло же, напротив, планировал объединить польские и литовские силы в одно большое войско, что было достаточно необычно для тактики того времени. «Хотя эта тактика и применялась время от времени в Столетней войне, её больше придерживались монголы и турки - постоянные враги поляков и литовцев». Тевтонские рыцари поступали так же во время своих Reisen в Жемайтию, но при гораздо меньшей численности [16].

Вообще оценки Урбана полны сдержанности, а может даже и скепсиса: «Эта битва… получила известность, превосходящую её подлинное значение. История Северной и Центральной Европы не изменилась резко из-за этого сражения. Перемены в балансе сил начались задолго до сражения, перемены настолько фундаментальные, что, не произойди эта битва, всё равно сегодняшний мир стал бы таким, каков он сейчас. Польское королевство было уже на подъёме, а век военных орденов прошёл». Всё же Урбан добавляет: «Так что, хотя Грюнвальдская битва и не была решающим моментом в истории средневековой Пруссии, она послужила началом быстрого упадка Ордена» [17].

Что же получается? Союзники сами спровоцировали войну со своим соседом, в то время как между Литвой и Орденом не было крупной войны уже 40 лет, а между Польшей и Орденом - почти 80 лет. И этот сосед создал прекрасную хозяйственную систему на некогда завоёванных им землях. Экономические институты Ордена в ХІІІ-XVI ст. были наиболее эффективными среди тех, что действовали в других государствах региона [18]. Папские буллы ХІІІ ст. обеспечили Ордену свободный торговый обмен с Западной и Восточной Европой, в результате чего возникла государственная торговля и была выработана сложная и разветвлённая система его организации. Не оправдываются ли тогда тезисы немецкой историографии ХIX - первой половине ХХ в. о цивилизационном превосходстве Ордена и его соответствующей миссии?

Как видим, простого ответа, удовлетворяющего все стороны, тут не будет. И можно остаться на позициях модной теперь политкорректности, отказавшись от концепта «экспансия» применительно к действиям Немецкого ордена в Юго-Восточной Балтии. Это, может быть, даже позволит менее ангажировано рассматривать непосредственно события войны и Грюнвальдской битвы. Разобраться: были ли перед орденскими позициями «волчьи ямы» или нет; кто всё же командовал объединёнными силами союзников - Ягайло или Витовт; отступали ли хоругви Великого княжества Литовского под натиском орденской тяжёлой кавалерии или это был обманный маневр…?

Мне всё же кажется, что без генеалогии вопроса идеологии проникновения Ордена на Северо-Восток Европы мы не сможем рассмотреть проблему роли немецкого военного и хозяйственного элемента в Восточно-Балтийском регионе. В наше время уже не столько в среде теологов, но среди историков, всё еще продолжаются дискуссии вокруг Крестовый поход, в том числе и вокруг них дефиниции.

Определились две научные позиции, представители которых известны как «традиционалисты» и «плюралисты» [19]. Разница между ними заключается в признании статуса Крестного похода в зависимости от географического направления военной активности (для традиционалисты), а также исходя из того, где и какими методами осуществлялась подготовка похода (для плюралистов). Традиционалисты признают крестовыми походами только те, которые направлялись в Святую Землю для ее защиты или завоевания (традиционные Крестовые походы). Наличие Святой Земле для концепции традиционалисты имеет определяющее значение. С этой точки зрения популяризованному папским престолом Крестовые походы в Испанию, на Балтику или против еретик не могут считаться таковыми, даже если у них сохранилась та же идеологическая и правовая структура, как и в случае Крестовый поход в Святую Землю. Такие Крестовые походы по сути есть Священными войнами. Но, вслед за итальянским историком К. Карпини, добавим - Священными войнами без Святой земли [20].



[1] Bobrzyński M. Dzieje Polski w zarysie. Tel-Aviv: Jerusalem, 1944. T. 1. S. 208-209.

[2] Prochaska A. Krol Wladyslaw Jagiello. Kraków, 1908; Prochaska A. Dzieje Witolda, W. księcia Litwy. Wilno, 1914.

[3] Барбашев А. Танненбергская битва // Журнал Министерства народного просвещения. 1887, Т. 154, № 12. С. 151.

[4] Krollmann Ch. Die Schlacht bei Tannenberg, ihre Ursachen und ihre Folgen. Zum 15. Juli 1910. Königsberg: Deutschherren-Verlag, 1910. S. 32.

[5] Maschke E. Der Deutsche Ordenstaat. Gestalten seiner grossen Meistat. Jena: E. Diederichs, 1936. S. 82.

[6] См. анализ: Гагуа Р. Б. Западноевропейская и американская историография Великой войны с Тевтонским орденом в 1409-1411 годах // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта імя Я. Купалы. Сер. 1, Гуманітарныя навукі. 2005, № 3. С. 41-42.

[7] Гудавичюс Э. История Литвы. М.: Фонд им. И.Д.Сытина, BALTRUS, 2005. С. 223.

[8] Kujot S. Rok 1410; Rpk. 1410. Wojna // Roczniki Towarzystwa Naukowego w Toruniu. 1910, T. 17. S. 48-378.

[9] Kolankowski L. Polska Jagiellonów. Dzieje polityczne. Wyd. 3. Olsztyn: Oficyna Warmińska, 1991. S. 31.

[10] Kolankowski L. Polska Jagiellonów. S. 32.

[11] Korzon T. Dzieje wojen i wojskowości w Polsce. T. I. Lwów; Warszawa; Kraków, 1923. S. 282.

[12] Гагуа Р. Б. Великая война с Тевтонским орденом (1409-1411): источники и историография. Дисс. … канд. ист. наук. Гродно, 2007. С. 65. (Р. Гагуа называет интерпретацию Колянковского диаметрально противоположной концепции последователей Длугоша).

[13] Kuczyński S. Wielka wojna z Zykonem Krzyżackim w latach 1409-1411. Wyd. 2. Warszawa: MON, 1960. S. 115-116.

[14] Biskup M. Z badań nad "Wielką wojną" z Zakonem krzyżackim // Kwartalnik Historyczny. 1959, R. 66, Nr. 3. S. 671-715.

[15] Oehler M. Der Krieg zwischen Deutschen Orden und Polen-Litauen 1409-1411. Elbing, 1910. S. 57.

[16] Урбан В. Тевтонский орден. Пер. с англ. П. Румянцева. М.: АСТ; Хранитель, 2007. С. 295.

[17] Урбан В. Тевтонский орден. С. 289.

[18] См.: Zur Wirtscharftsentwicklung des Deutschen Ordens im Mittelalter / Hrsg. von U. Arnold // Quellen und Studien zur Geschichte des Deutschen Ordens. Bd. 38. Marburg: Elwert, 1989.

[19] Housley N. The Later Crusades, 1274-1580. From Lyon to Alcazar. Oxford, 1992. P. 2.

[20] Карпини К. Крестовые походы без Святой Земли: сакральность пространства во времена Миндаугаса // Тезисы Международной научной конференции "Литва эпохи Миндаугаса и ее соседи: исторические и культурные связи и параллели". 11-12 декабря 2003 г., Москва 2003. С. 23.

 
Top
[Home] [Maps] [Ziemia lidzka] [Наша Cлова] [Лідскі летапісец]
Web-master: Leon
© Pawet 1999-2009
PaWetCMS® by NOX