Папярэдняя старонка: Шлях у навуку

Дадана: 07-01-2012,
Крыніца: Шлях у навуку. Гродна: ГрДУ, 2011.

Спампаваць

ГІСТОРЫЯ БЕЛАРУСІ І КРАЯЗНАЎСТВА

Соболевская О.А. БЕДНОСТЬ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН У ЕВРЕЕВ БЕЛОРУССКОЙ ЧАСТИ ЧЕРТЫ ОСЕДЛОСТИ В XIX ВЕКЕ.. 221

Ермак Ю.Г. СЕМЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ ЕВРЕЙСКОЙ ДЕВОЧКИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА 227

Кардэль Ю.В. ДЗЕЙНАСЦЬ ОРГАНАЎ САМАКІРАВАННЯ Ў г. ГРОДНА ПАСЛЯ АДМЕНЫ МАГДЭБУРГСКАГА ПРАВА 230

Казак Т.В. ФАТАГРАФІЯ Ў ГРОДЗЕНСКІХ ФОТАМАЙСТЭРНЯХ 1860-1939 гг. 234

Русина Л.Н. МЕДИЦИНСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА ГРОДНО ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХIХ в. 241

Нафікава Г.С. МАСТАЦКІ ВОБРАЗ ГРОДЗЕНСКАЙ АРХІТЭКТУРЫ МАДЭРНА 246

Сильванович С.А. БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В РАЙОНЕ ЛУННО В ИЮНЕ 1941 г. 256

Гапоненко Т.В. ВИТЕБСКИЙ КОНЦЕНТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ «5-ый ПОЛК» (1941 − 1944 гг.) 260

Носова А.А. ЗНАЧЕНИЕ г. ГРОДНО В ПРОЦЕССЕ РЕПАТРИАЦИИ СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН ИЗ ГЕРМАНИИ 264

Фиронова Е.А. ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ СЕТИ ДЕТСКИХ ДОМОВ В ГРОДНЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В 1944 − 1960 гг. 268

Донских С.В. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ БЕЛАРУСИ КАК УСЛОВИЕ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОГО ТУРИЗМА.. 272

УДК 947.6 (=414.16):008

О.А. Соболевская (Гродно)
БЕДНОСТЬ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН У ЕВРЕЕВ БЕЛОРУССКОЙ ЧАСТИ ЧЕРТЫ ОСЕДЛОСТИ В XIX ВЕКЕ

В статье рассматривается феномен бедности в качестве одной из наиболее острых социальных проблем прошлого в среде евреев белорусской части черты оседлости на протяжении конца ХІХ - начала ХХ века. В иерархизированном мире еврейской традиции общественное сознание предпочитало бедности богатство, но не допускало сегрегации бедных. Среди основополагающих ценностей еврейской культуры богатство уступало учёности. Успех в мирских делах одобрялся, потому что позволял развернуть филантропическую деятельность и экономил время для талмудических штудий. Лишённое помощи государства, еврейское общество выработало оригинальные механизмы решения социальных проблем бедняков-иудеев.

В социологии бедность определяется как характеристика экономического положения индивида или социальной группы, при котором они не могут удовлетворить определенный круг минимальных потребностей необходимых для жизни, сохранения трудоспособности, продолжения рода [16, с. 354]. Бедность считается одной из наиболее острых социальных проблем современности, но не менее значима она была и для прошлого. Голод, нехватка одежды, ограничения в возможностях проведения досуга, плохие жилищные условия - всё это существовало испокон веков, воспринималось как обычное явление, было присуще положению большинства населения.

В Российской империи XIX века для евреев, сконцентрированных в черте оседлости, возможность удовлетворить свои потребности была сужена рамками сословно-юридического статуса «полуграждан» [15, с. 6]. Формально свободные, фактически они были законодательно ограничены в праве употребления в общественных местах родного языка, ношения национальной одежды, отдельных форм религиозной деятельности, свободного выбора места поселения, работы, владения собственностью. Основная масса еврейского населения была обречена вести вполне определённый образ жизни, связанный с многочисленными лишениями. Между тем распространённый уже в конце XVIII века в России этнический стереотип, так и не разрушенный следующим веком, заставлял христиан всех сословий упорно верить в мифическое богатство «эксплуататоров-евреев». Верен ли он? Изучение феномена бедности в еврейской среде белорусской части черты еврейской оседлости - цель настоящей статьи. Отсутствие в историографии специальных работ, посвящённых данной теме, а также значимость её для судеб российского еврейства, делают постановку вопроса актуальной .

Бедность является относительным понятием и зависит от общего стандарта уровня жизни в данном обществе. При изучении феномена бедности в еврейской среде российской черты оседлости XIX века исследователь сталкивается с отсутствием статистических данных и преобладанием в документах эпохи оценочных суждений, отражающих не столько суть дела, сколько позицию лиц, высказывающихся о нём. Бедность воспринималась как привычный порядок вещей, данный свыше, и не подлежала специальному изучению. В Российской империи не определялись такие показатели как уровень жизни, прожиточный минимум, черта бедности и др., статистика, касающаяся еврейского населения, была недостоверна, поэтому и наше исследование будет носить скорее культурологический, нежели строго социологический характер.

Правительство не занималось специальным изучением бедности среди иудеев, считая её сугубо внутриеврейской проблемой. Если вопрос о корреляции понятий «бедность» и «евреи» возникал в правительственных документах, то исключительно в контексте обеднения крестьян в результате деятельности «евреев-эксплуататоров», спаивающих сельчан и опутывающих их сетями долговой зависимости путём ростовщичества [3]. В середине XIX века изучение, а в конце его - регламентация филантропической деятельности евреев была вызвана не столько заботой о благосостоянии этой части подданных, сколько желанием поставить под контроль значительные финансовые потоки, проходившие через всевозможные братства, больницы и приюты, с древности существовавшие в еврейском обществе.

В деле был и политический аспект: власти подозревали евреев в нелояльности государству и желали предотвратить материальную поддержку мифического «всемирного еврейского кагала» или еврейских колоний в Палестине, которая могла осуществляться под видом сборов в пользу бедных. Этот вывод подтверждает тот факт, что государство на протяжении всего XIX века предложило только три варианта решения проблемы еврейской бедности:

превращение иудеев в «полезных подданных» путём насаждения производительного труда, в первую очередь сельскохозяйственного;

первоочередная сдача нищих и бедняков, которые не могут выплачивать налоги в рекруты и арестантские роты;

контролируемые государством институционализированные еврейские благотворительные общества (что соответствовало общей стратегии упорядочения системы попечения о бедных в 90-е годы XIX века).

Социальная доктрина иудаизма одобряла богатство, но связь между богатством и добродетелью не казалась очевидной. Как справедливо отмечает Я.Кац, некоторые считали успех знаком милости Господней. «охранной грамотой», а бедность воспринимали как Его кару, которую надо терпеливо сносить [4, с. 80-81]. Некоторые моралисты призывали к аскетизму и указывали на опасности, которые таит в себе достаток. Как говорил Гилель: «Много мяса привлекает к себе много червей, много богатства - много забот» [17, с. 59-60]. При этом самостоятельной ценности в бедности еврейские учителя не видели. Вопрос о том, стоит ли к ней стремиться, всегда вызывал полемику. Этика иудаизма учила вести организованную, предсказуемую, упорядоченную жизнь, быть прагматичным и думать про обеспечение своей семьи.

Финансовое преуспевание оценивалось позитивно уже потому, что давало возможность совершать благие дела и обеспечивало досуг, который можно было посвятить религиозной учёности. Деньги - это также и власть, богатый ногид обладал влиянием в нееврейском мире благодаря состоянию. «Даже короли прислушивались к Ротшильдам, Бродским и баронам де Гиршам», - говорили в народе [19, с. 206-207]. Общественное мнение постановило, что богат тот, кто удачлив либо «имеет хорошую голову». Иудеи черты оседлости - это не только конфессиональная, но и экономическая общность, они были включены именно в денежные, рыночные отношения, поэтому усматривали прямую и непосредственную связь между деньгами и жизнью. Из средства в цель деньги превращались, когда речь шла о получении относительной свободы и безопасности. Вековой опыт гонений, непредсказуемая политика царизма, в которой преобладали репрессивные меры, сформировали отношение к деньгам как к средству выживания: тот, у кого были средства, в случае опасности мог заплатить за свою жизнь и выкупить близких.

В отличие от христианской среды, у евреев отсутствовала чёткая демаркационная линия между миром бедных и богатых. Их экономическое и политическое положение в черте оседлости было нестабильным: прибыльные сферы деятельности (откуп, посредничество, производство и продажа алкоголя, армейские поставки и т.д.) то возникали, то оказывались под запретом. Практически не было семей, которым бы удалось на протяжении всего XIX столетия не только непрерывно повышать, но и хотя бы сохранять на том же уровне свой материальный статус. Экономической стабильности не удавалось достичь никогда. Семьи богатели и разорялись постоянно, поэтому если для культуры Древнего Рима актуален афоризм memento mori, «помни о смерти», то у евреев со всей неизбежностью сформировалась установка «помни о бедности». Об этом красноречиво говорил кусок неоштукатуренной стены в каждом доме (память о разрушении Храма), простая еда и скромная одежда, ношение которой предписывается во время постов и некоторых праздников.

Социальная граница пролегала не столько между миром бедных и богатых, сколько между учёностью и её отсутствием. Еврейский мир выработал собственное представление об общественной иерархии. Поскольку наиболее престижным занятием было изучение Талмуда, на её вершине оказались учёные мужи, виртуозные комментаторы священных текстов, знаменитые раввины и проповедники. Состоятельные оказывались на второй ступени иерархии, они всячески старались дать религиозное образование своим сыновьям, породниться с талантливыми юношами и приобрести невесток из семей, известных своей учёностью. Так для бедных, но учёных открывалась дорога в мир богатых, своей репутацией они повышали статус состоятельной семьи.

Высокий уровень социальной мобильности, возможность стремительной потери или приобретения богатства и равнодушие государства к социальным проблемам евреев привели к глубокому укоренению идеи благотворительности, сердечному и дружественному отношению к беднякам, характерному для еврейской среды. Жизнь в соответствии с законами цдаки (справедливости, праведности) не сводилась исключительно к денежной благотворительности, это милосердие в самом широком человеческом смысле: гостеприимство для учёных, чужих, нуждающихся, посещение больных и вообще - забота о благополучии других людей, как справедливо отмечает Н. Соломон [18, c. 93]. Как сказано в трактате «Пиркей Абот», пусть дом твой будет открыт для всех, считай бедных своими домочадцами [17, с. 52].

Поражённый размахом филантропической деятельности евреев черты оседлости, гродненский губернатор писал: «Всякий знакомый с их внутренней жизнью согласится, что благотворительность есть одна из типических черт еврейского племени. Талмудическое изречение «евреи суть милосердные дети милосердных отцов» подтверждается в жизни русских евреев на каждом шагу. В другом месте читаем: «Благотворительность приносит человеку богатые плоды не только в настоящей жизни, но и в загробной»»[11, л. 2-2 об.].

На всяком человеке, к какому бы сословию он не принадлежал, лежала священная обязанность жертвовать в пользу благотворительных учреждений. Уклоняющийся от этого воспринимался как вероотступник. Подавать милостыню следовало сочувственно, утешая просящего добрыми словами. Нельзя было рассказывать о собственной благотворительной деятельности, в противном случае доброе дело не искупало грехов того, кто его совершил. С другой стороны, запрещалось протягивать руку за милостыней без крайней необходимости, иначе Господь сделал бы так, чтобы подаяние действительно стало необходимо попрошайке. В то же время преступной считалась гордыня, побуждавшая человека слишком строго относиться к себе и отказываться от помощи, когда она была действительно нужна: смерть от голода или болезни в таком случае была бы приравнена к греху самоубийства.

Особенно ценились следующие виды благотворительности:

когда нуждающемуся давались деньги в долг для начала собственного дела, а затем ему сообщали, что на самом деле это не заём, а подарок;

когда дающий милостыню и получающий её незнакомы;

когда бедняку дают деньги без просьбы с его стороны.

По мнению источника, «все эти и многие другие предписания выполняются русскими евреями с математической точностью» [11, л. 3].

Столь последовательная философия благотворительности привела к возникновению у евреев стройной системы филантропических учреждений. При каждом кагале (после 1840 преобразованы в еврейские общества) существовали филантропические братства, которые были призваны оказать помощь бедным больным и роженицам, дать образование детям неимущих, обеспечить бедные семьи одеждой и пищей к праздникам. Наиболее популярным было общество «Линас Гацедек», отделения которого находим не только в городах, но и в местечках [7, 12]. В населённых пунктах со значительным числом евреев были больницы, приюты, дома престарелых для иудеев [1, с. 186; 10; 14]. Состоятельное купечество жертвовало внушительные суммы на помощь обедневшим в результатах стихийных бедствий, оставляло завещания в пользу филантропических организаций [2, л. 1-2; 8, л. 1-2]. В каждой синагоге были кружки для пожертвований, которые расходовались на помощь беднякам России и Палестины, ремонт синагог, просветительские цели [6; 13, л. 5].

Значительное расслоение и проблема бедности тревожили еврейское общество XIX века. В условиях капиталистической трансформации началась эрозия традиционных еврейских ценностей, в том числе пресловутой солидарности и взаимовыручки. Симптоматично, что в 20-е годы власти неоднократно сталкивались с нежеланием кагалов приписывать к своим общинам нищих, стариков и малоимущих, заботу о которых следовало принять на себя состоятельным [5]. В 50-е годы руководство общин охотно воспользовалось законом о праве внеочередной сдачи в рекруты своих единоверцев за неуплату налогов, бродяжничество, распутное и плохое поведение [9].

Таким образом, бедность значительной части населения относилась к острейшим проблемам евреев белорусской части черты оседлости в XIX веке. Еврейский социум был построен на разделении классов, богатство считалось предпочтительнее бедности, но жёстких преград между социальными группами не существовало. Не дихотомия «бедность» - «богатство» поляризовала еврейский мир, в иерархии традиционных ценностей богатство всегда стояло ниже учёности. Успех в мирских делах не был мерилом добродетели, но давал возможность вершить добрые дела и предоставлял больше возможностей для занятий религиозной наукой, а поэтому был оценен положительно. Юридическая сегрегация и культурно-религиозная изоляция евреев заставили представителей данной общности самостоятельно решать собственные социальные проблемы. Это привело к превращению благотворительности из права в обязанность всякого иудея и становлению действенной системы социальной защиты.

Список источников и литературы

1. Герцентштейн, Г. Статистические сведения о еврейских больницах в России / Г. Герцентштейн // Рассвет. - 1880. - № 5. - С. 183 - 186.

2. Государственный архив Гродненской области, ф. 56, оп. 1, д. 7.

3. Державин, Г.Д . Мнение об отвращении голода и устройстве быта евреев / Г.Д. Державин // Соч. с прим. Я. Грота. Изд. Имп. АН: В 9 т. - СПб., 1872. - Т. 7. - С. 246 - 299.

4. Кац, Я. Кризис традиции на пороге Нового времени /Я.Кац. - Иерусалим: библиотека Алия, 1991.- 315 с.

5. Национальный архив Беларуси в Гродно (далее НИАБ в Гродно), ф. 1, оп. 1, д. 1457.

6. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 8, д. 336.

7. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 18, д. 1155.

8. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 21, д. 229.

9. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 22, д. 152.

10. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 27, д. 1400.

11. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 27, д. 2700.

12. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 27, д. 2842.

13. НИАБ в Гродно, ф. 1, оп. 28, д. 559.

14. Национальный архив Беларуси в Минске, ф. 295, оп. 1, д. 343.

15. Оршанский, И.Г. Русское законодательство о евреях: Очерки и исследования / И.Г.Оршанский. - СПб, 1877. - 456 с.

16. Томпсон, Дж., Пристли, Дж. Социология: Вводный курс / Дж.Томпсон, Дж.Пристли. - М.: АСТ - Львов: Инициатива, 1998. - 496 с.

17. Buchner, A. Kwiaty wschodnie: zbiуr zasad moralnych, teologicznych, przysіуw, regуl towarzyskich, allegoryi i powieњci, wyjкtych z Talmudu i pism wspуlczesnych / А. Buchner. - Wrocіaw-Warszawa-Krakуw-Gdaсsk-Јуdz: Zakіad narodowy im. Ossoliсskich, 1990. - 365 s.

18. Solomon, N. Judaizm / N. Solomon. -Warszawa: Prуszyсski i Spуіka, 1997. - 165 s.

19. Zborowski, M., Herzog, E. Das Stetl. Die untergangene Welt / M. Zborowski, E. Herzog. - Munchen: Verlag C.H. Beck, 1992. - 363 S.

Ольга Александровна Соболевская , кандидат культурологии, доцент кафедры культурологии ГрГУ имени Янки Купалы. Сфера научных интересов - историческая культурология, история евреев Российской империи, межэтнические взаимодействия.

УДК 37.018.11=411.16

Ю.Г. Ермак (Гродно)
СЕМЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ ЕВРЕЙСКОЙ ДЕВОЧКИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Воспитание детей у всех цивилизованных народов занимает особое место, и это не случайно, т.к. дети это будущее, результат всей нашей успешной или не очень успешной жизни. Одним из критериев этой успешности и является рождение и воспитание детей, воспроизведение себя во времени.

Для семьи нет более почетной миссии, нежели воспитание детей. Особое значение эта функция приобретала для евреев, которые проживали в разных государствах и ощущали культурное воздействие титульных наций. Чтобы не раствориться в чужом народе, основной задачей для евреев черты оседлости было сохранить и привить своим детям ценности, доставшиеся от предков. На выполнение этих задач была направлена деятельность религиозной общины, кагала.

Источником по данной теме выступают мемуары женщин, достаточно редко встречающаяся форма в историографии XIX века, так как женщины редко оставляли после себя значимые письменные общественные труды, это было не принято в тогдашнем обществе. Одним из таких источников являются мемуары Полины Венгеровой «Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в.» В воспоминаниях, написанных с ностальгией и любовью, воссозданы картины патриархальной еврейской жизни 1830 - 1850-х гг. Интересная и достаточно глубокая информация почерпнута из мемуаров Анны Выгодской «История одной жизни: воспоминания», которые были изданы в Риге в 1938 году. Первая часть книги посвящена описанию детских и подростковых лет датируемых 1870 − 1880-ми годами. На станицах своей «семейной летописи» мемуаристка делится с читателями воспоминаниями запечатлевшимися в детском возрасте, добавляя при этом, уже свои взрослые критические замечания к вопросам воспитания детей, взаимоотношений на уровне родители-дети. Хронологические рамки охватывают середину − вторую половину XIX века, именно тот период, когда ассимиляция еврейского населения черты оседлости приобретает широкий размах, и становится целью внутренней политики российского самодержавия.

В основу еврейского воспитания было положено привитие социальных, трудовых и религиозно-культовых навыков преимущественно через участие детей в семейной и общинной деятельности. Залогом успеха в этот период была семейная, клановая и племенная солидарность, и патриархальная организация семьи с ее непререкаемым авторитетом родителей. Воспитание детей в раннем возрасте возлагалось преимущественно на мать, когда сыновья подрастали, их дальнейшее воспитание переходило в ведение отца, в то время как воспитание дочерей вплоть до замужества оставалось в руках матери, которая обучала их домашним работам и женским ремеслам, однако ответственность за распутное поведение дочерей возлагалась на отца. Семья продолжала оставаться решающим фактором в воспитании девочек, так как они не посещали общественных школ и их воспитание носило преимущественно домашний характер.

Основу любого воспитания составляет, прежде всего, правильно организованный режим дня. Подъем был ранним, и это было связано не только с работой, но и с тем, что прежде чем, начинать дела, необходимо было уделить время утренней молитве, затем следовал завтрак и начало трудового дня. Трудовой день заканчивался так же как и начинался − молитвой. Еврейские семьи, будучи многодетными, давали возможность трудиться и хлопотать по хозяйству всем, начиная от мала до велика. Как правило, старшие девочки помогали матери с младшими детьми, смотрели и ухаживали за ними, принимали участие в приготовлении пищи, изготовлении рукодельной продукции на продажу. Вот как описывает свои занятия А.Выгодская «Мы, т.е. вернее я (сестра уже помогала нянчить крошку), кроме игр и ученья занимались рукодельем» [2, с.50].

Кроме обязанностей по дому, конечно, оставалось и время для детских игр. Игры во все времена мало чем отличаются друг от друга и носят подвижный и развивающий характер «играли мы в прятки на большом дворе» [2, с.25], «еще у нас очень любили играть в дрейдл» [1, с.28]. Использовались игры и в некоторых религиозных праздниках они были похожи на театральные представления и носили воспитательный характер [1, с.57-58].

Задачи матери семейства не сводились только к обучению девочек ведению домашнего хозяйства. Немаловажным было привить будущей девушке правила приличного поведения в обществе. В XIX веке модно было быть цирлих-манирлих (церемонно-манерными), на эту особенность воспитания еврейских девочек указывают как старшая мемуаристка П.Венгерова [1, с.137-138], так и ее младшая коллега по перу А.Выгодская [2, с.65-66].

Когда девочке исполнялось пять − шесть лет ее отправляли на обучение в хедер, где она изучала основу еврейского правописания, чтение текстов религиозного содержания [2, с.24]. Изучение Торы и Талмуда не входило в женские обязанности, это был сугубо мужской мир, вторжение в который женщин не поощрялось, если не сказать больше запрещалось. Да женщины и не стремились к этому, т.к. у них было огромное количество обязанностей по дому и по воспитанию детей.

Нельзя говорить о том, что мужчины полностью устранялись из воспитательного процесса. Конечно они больше занимались сыновьями, но и для дочерей находилось время «Дядя принимал большое участие и в нашем воспитании… . Приходилось ежедневно читать вслух из учебника заданный урок. Дядя требовал ясного выразительного чтения» [2, с.46]. «Отец усаживался поудобнее и внимательно слушал наш рассказ о произошедших за день событиях» [1, с.8-10].

Спорный, на сегодняшний день, вопрос о наказании детей, в XIX веке решался в пользу наказания. «Немало часов, простаивали мы в углу, да еще с поднятыми руками. Длительность стояния зависела от серьезности проступка. Однако нам позволялось, простояв некоторое время, подойти к матери поцеловать руку и просить прощения.» [2, с.23]. На этом методы воспитания девочек не ограничивались, традиционной была и классическая для многих народов порка, она применялась для детей обоих полов, исключения не делались «Отец попросту высек меня розгами без всякого предупреждения, без предварительного увещевания!» [2, с.31]. Про розги упоминает в своих мемуарах и П.Венгерова, которой чудом удалось их избежать.

Поскольку смертность в детском возрасте была очень высокой [3, с.301], детей одевали очень тепло «в те времена девочки носили ватные панталоны и нижние юбки» [2, с.49]. В то же время в богатых семействах было принято наряжать девочек «…отцу - он ведь тоже любил, когда мы были хорошо одеты» [1, с.177]. Одежда девочек зависела от материального благосостояния их родителей.

Таким образом, можно сделать вывод, что в основу воспитания еврейских девочек было положено привитие социальных, трудовых и религиозно-культовых навыков преимущественно через участие детей в семейной и общественной деятельности. Семья на протяжении всего XIX в. продолжала оставаться решающим фактором в воспитании девочек.

Список источников и литературы

1. Венгерова, П. Воспоминания бабушки: Очерки культурной истории евреев России в XIX в. / П.Венгерова. - М.: Мосты культуры, Иерусалим: Гешарим, 2003. - 350 с.

2. Выгодская, А.П. История одной жизни: воспоминания / А.П. Выгодская. - Рига: «Dzive un Kultura», 1938. - Ч. 1. - 233 с.

3. Соболевская, О., Гончаров, В. Евреи Гродненщины. Жизнь до Катастрофы / О.Собалевская, В.Гончаров. - Донецк: Изд-во НОРД-ПРЕСС, 2005. - 371 с.

Юлия Ермак, аспирантка кафедры культурологии ГрГУ имени Янки Купалы

УДК 9 (476.6)

Ю.В. Кардэль (Гродна)
ДЗЕЙНАСЦЬ ОРГАНАЎ САМАКІРАВАННЯ Ў г. ГРОДНА ПАСЛЯ АДМЕНЫ МАГДЭБУРГСКАГА ПРАВА

Статья посвящена организации и деятельности местных органов самоуправления Гродно после отмены магдебургского права в 1795 г. В центре внимания находятся проблемы таких структур самоуправления как городская дума, магистрат, городничий.

Гісторыя мясцовага самакіравання г. Гродна пасля адмены магдэбургскага права - адна з малавядомых і маладаследаваных старонак беларускай мінуўшчыны, якая патрабуе ўсебаковага вывучэння. Як вядома, гісторыя самакіравання ў горадзе над Нёманам звязана найперш з наданнем яму Магдэбургскае права ў 1496 г. Не перапынілася гэтая гісторыя і пасля ўваходжання ў 1795 г. у склад Расійскай імперыі, хаця умовы для дзейнасці самакіравання ў горадзе істотна змяніліся.

Кацярына II адразу пачала ўводзіць на новых тэрыторыях свой адміністрацыйна-тэрытарыяльны падзел і сваю арганізацыю органаў гарадскога кіравання. Па ўказу Кацярыны II ад 14 снежня 1795 г. горад быў далучаны да Слонімскай губерні, у склад якой увайшоў як цэнтр павета. У ім месціліся павятовыя ўлады (адміністрацыйная і судовая) і гараднічы. Павел I указам ад 6 студзеня 1797 г. аб'яднаў Слонімскую і Віленскую губерні і ўказам ад 12 ліпеня 1797 г. стварыў з іх Літоўскую губерню, у складзе якой быў Гродзенскі павет. Паводле ўказа Аляксандра I ад 9 верасня 1801 г. Літоўская губерня была падзелена на Віленскую і Літоўска-Гродзенскую (так яна называлася да 1840 г.) губерні [9, с. 56]. Фактычна Літоўска-Гродзенская губерня пачала існаваць з 1(13) студзеня 1802 г., калі адбылося першае пасяджэнне губернскага праўлення. Горад Гродна стаў губернскім [10, с. 5].

Вось як, Павел Баброўскі апісвае становішча горада: «Губернскі Гродна знаходзіўся на правым высокім беразе суднаходнай ракі Нёман, пры ўпадзенні ў яе невялікай рэчкі Гараднічанкі. Праз горад праходзіць Пецярбургска-Варшаўская жалезная дарога, для якой цераз Нёман пабудаваны вялікі чыгунны мост, звыш таго нядаўна г. Гродна быў злучаны тэлеграфам з сістэмай тэлеграфаў царства Польскага. Гродна быў падзелены на 2 часткі і 5 кварталаў. Першая частка - па р. Нёман і Гараднічанцы, уключала 4 плошчы, 24 вуліцы і 9 перавулкаў. Другая частка - 2 плошчы, 17 вуліц і 6 перавулкаў. Усяго ў горадзе … 1571 жылы дом, 16 хрысціянскіх храмаў, 2 яўрэйскія сінагогі …» [3, с. 774-775].

Магдэбургскае права ў горадзе ліквідавалася, а дзейнасць гарадскога магістрата пацвярджалася ўказам 1795 г. Уводзіліся новыя органы мясцовага кіравання на аснове «Даравальнай граматы гарадам»1785 г. [8, с. 18].

У г. Гродна органы мясцовага кіравання былі прадстаўлены пасадай гараднічага, а выбарныя - гарадской думай і гарадскім магістратам.

Гараднічы, паводле «Учреждения о губерниях», прызначаўся Сенатам Расійскай імперыі, як правіла, з адстаўных ваенных чыноў. Галоўным абавязкам гараднічага і яго кіравання быў кантроль за захаваннем законнасці і спакою ў гарадах, прывядзенне ў дзеянне загадаў губернскага праўлення і рашэнняў судовых палат. У Гродне пасада гараднічага была толькі тады, калі горад быў цэнтрам павета. Нам вядомы адзін гараднічы - Людвік Панцэрбітар (1795 − ? 1797 г.) [11, с. 126].

Адным з асноўных органаў гарадскога самакіравання на Гарадзеншчыне ў гэты перыяд быў гарадскі магістрат. У яго па штату выбіраліся 2 бурмістры і 4 ратманы. Бурмістры і ратманы выбіраліся з найбольш заможных купцоў і мяшчан на 3 гады жыхарамі горада, якія валодалі рухомай ці нерухомай маёмасцю. Яны выконвалі свае абавязкі не спыняючы асноўнай дзейнасці (гандлёвай, адвакацкай і інш.). У склад гарадскога магістрата на Беларусі ў адрозненні ад магістратаў расійскіх гарадоў акрамя бурмістраў і ратманаў уваходзілі лаўнікі (прысяжныя засядацелі) [12, с. 17].

На падставе «Даравальнай граматы гарадам» 1785 г. кампетэнцыя гарадскога магістрата была даволі шырокай. У веданні яго членаў знаходзіліся наступныя функцыі:

Фінансава-кантрольная функцыя: ўлік двароў і пражываючага ў іх насельніцтва, раскладка падаткаў і павіннасцяў;

Гаспадарчыя пытанні: магістрат клапаціўся аб адкрыцці новых і падтрымцы старых мануфактур, садзейнічаў развіццю рамяства, гандлю, гарадской гаспадаркі, арганізоўваў гараджан ў гільдыі, цэхі, арганізоўваў школы і багадзельні;

Судовая функцыя: магістрат выконваў функцыі суда для гандлёва-прамысловага насельніцтва горада;

Адміністрацыйна-паліцэйскія функцыі: магістрат назіраў за супрацьпажарнымі мерапрыемствамі і санітарнымі ўмовамі ў горадзе, кантраляваў гандаль, правільнасць мер і вагі [1, с. 57].

Такім чынам, гарадскі магістрат, клапаціўся пра патрэбы горада, яго добраўпарадкаванні і абараняў яго інтарэсы перад вярхоўнай уладай.

Прызначаны галоўным органам кіравання, гарадскі магістрат на самой справе не мог самастойна вырашаць многія пытанні. Толькі па самых нязначных справах ён мог выносіць пастановы, і то павінен быў дакладваць пра гэта ў вышэйшыя органы і мець згоду на сваю дзейнасць з боку губернскага кіравання, казённай палаты, генерал-губернатара [4, с. 145].

Так гарадское праўленне г. Гродна паведамляе гродзенскаму губернатару аб тым, што «в ночь с 10 на 11 число июля 1840 г. произошла необыкновенно жестокая буря, которая сопровождалась весьма сильным и проливным дождем, речка Городничанка выступила из берегов своих, сильным напором воды снесла находившиеся на ней 4 деревянных моста и разрушила до основания каменный о трех арках мост, существовавший 70 лет …». Далей гарадское праўленне, адзначае, што «три деревянных моста восстановлено за счет городских доходов, а о постройке четвертого делается распоряжение. На сооружение же каменного моста иждивением казны составлен проект и представлен на рассмотрение в главное управление путей сообщения и публичных зданий …» [2, с. 523].

У Нацыянальным гістарычным архіве ў г. Гродна захаваўся цыркуляр гродзенскага губернатара за 14 кастрычніка 1838 г., ён быў адрасаваны гараднічым, паліцмайстрам, прадвадзіцелям дваранства - «Об озеленении городов и других населенных пунктов губернии". Гродзенскі губернатар лічыць, што азеляненне "спасет от опустошений пожарами, сколько и украсит города». Аднак пры гэтым адзначалася, што кожную вясну гарадское праўленне павінна паведамляць губернатару аб выкананых работах [6, арк. 1-2].

Акрамя таго, у г. Гродна разам з магістратам планавалася стварыць гарадскую думу, але з-за недахопу грашовых сродкаў гэты працэс зацягнуўся. Толькі ў маі 1836 г. быў вызначаны парадак утварэння і арганізацыі ў беларускіх губернях гарадскіх думаў. Прычым указ не прадпісваў рабіць гэта ў абавязковым парадку. Губернская дзяржаўная адміністрацыя атрымоўвала права ў адпаведнасці з мясцовымі абставінамі прымаць адпаведныя пастановы і прадастаўляць цэнтральнаму ўраду патрэбныя звесткі і статыстычныя дадзеныя для іх зацвярджэння. Як сведчаць архіўныя матэрыялы, мясцовыя ўлады не надта спяшаліся ўтвараць гарадскія думы. Напрыклад, гарадзенскае губернскае праўленне 22 снежня 1836 г. пастанавіла: «З прычыны невялікай колькасці насельніцтва гарадоў тутэйшай губерні, малога ліку грамадзянаў і гандлёвага класу жыхароў, утрыманне думы за кошт гарадскіх даходаў з прычыны нязначнасці апошніх было б вельмі абцяжарваючым… Справы што падлягаюць разгляду думы, даволі зручна вырашыць у гарадскім магістраце» [5, с. 325].

Паводле загада міністра ўнутраных спраў Расійскай імперыі ад 10 студзеня 1837 г. у губернях утвараліся спецыяльныя камітэты для распрацоўкі пытанняў паляпшэння становішча гарадоў [7, арк. 84]. Прычым урад бачыў вырашэнне праблемы якраз у скарачэнні выбарных гарадскіх устаноў. Прапаноўвалася скасаваць магістраты і ратушы, а іх функцыі перадаць ў павятовыя суды. Аднак гэта прапанова не атрымала падтрымкі ў гарадскога насельніцтва губерні. У праекце распрацаваным Гродзенскім губернскім камітэтам магістрат у Гродна быў пакінуты. Гарадское насельніцтва змагло адстаяць свае інтарэсы перад вярхоўнай уладай Расійскай імперыі.

Такім чынам, пасля падзелаў Рэчы Паспалітай і далучэння Гродна да Расійскай імперыі, горад страціў свой высокі статус, які быў ў яго паводле магдэбургскага права. Саслоўныя выбарныя органы самакіравання знаходзіліся пад моцным кантролем губернатараў і іншых чыноўнікаў.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Атрушкевіч, М. Гарадское кіраванне на Беларусі ў канцы XVIII - пачатку XIX стст. / М. Атрушкевіч // Беларускі гістарычны часопіс. - 1999. - № 3. - С. 57-59.

2. Белоруссия в эпоху феодализма. Сборник документов и материалов. - Т. 3. - Минск, 1961. - С. 522-525.

3. Бобровский, П. Материалы для географии и статистики России. Гродненская губерния, Ч. 1, СПб, 1863. - С. 771-776.

4. Вішнеўскі, Гісторыя дзяржавы і права Беларусі: Вучэбны дапаможнік. / А. Вішнеўскі; - Мінск, 2003. - С. 142-149.

5. Гарадзенскі палімпсест. 2009. Дзяржаўныя ўстановы і палітычнае жыцце. XV − XX ст. / пад рэд. А. Ф. Смаленчука, Н.У. Сліж. - Гродна, 2009. - С. 325.

6. Нацыянальны гістарычны архіў Беларусі ў г. Гродна (НГАБ у г. Гродна). Фонд 1. - Воп. 4. - Адз. зах. 786 «Об озеленении городов и других населенных пунктов губернии».

7. НГАБ у г. Гродна. Фонд 1. - Воп. 11. - Адз. зах. 1. "Об упразднении городовых магистратов и ратуш в Гродненской губернии".

8. Сільчанка, М.В., Місарэвіч, Н.В. Гісторыя мясцовага самакіравання на Беларусі. / М.В. Сільчанка, Н.В. Місарэвіч. - Гродна, 2000. - С. 14-19.

9. Орловский, И. Очерк Исторіи города Гродны, составленый на основаніи печатных источниковъ./ И. Орловский. - Гродна: Типографія Губернскаго Правленія, 1889. - С. 56-58.

10. Швед, В.В. Губернскі Гродна. / В.В. Швед. - Гродна, 2002. - С. 4-16.

11. Швед В.В. Паміж Польшчай і Расіяй: грамадска-палітычнае жыццё на землях Беларусі (1772 − 1863 гг.). / В.В. Швед. - Гродна: ГрДУ, 2001. - С. 117-134.

12. Шелкопляс, В.А. Местные оргоны государственного управления в Белоруссии в конце XVIII - начале XIX в.: Автореферат дисcертации кандидата юридических наук. / В.А. Шелкопляс; Белорус. гос. ун-т. - Мінск, 1972. - С. 15-18.

Юлія Кардэль , студэнтка факультэта гісторыі і сацыялогіі ГрДУ імя Я. Купалы, даследуе мясцовае самакіраванне г. Гродна.

УДК 9 (476.6)

Т.В. Казак (Гродна)
ФАТАГРАФІЯ Ў ГРОДЗЕНСКІХ ФОТАМАЙСТЭРНЯХ 1860-1939 гг.

История гродненской фотографии начинается в 1860-х годах, когда были открыты первые ателье или фотографические заведения И.Штумана, Е.Менцеля, И.Довнар-Запольского. Одними из самых известных гродненских фотографов были И.И.Садовский, З.Карасик, Л.Гельгор, награждённые медалями за участие в международных выставках. Фотодело для многих стало семейным занятием, так в Гродно работали мастерские династий - Карасиков, Гельгоров, Соловейчиков и др. В 1920-30-х г-х многие продолжают свою деятельность, появляются и новые фотографы - И.Хомуль, М.Артишевич, Д.Анерик. В это время фотография становиться популярным занятием и превращается из редкой профессии в занятие многих жителей города.
При написании статьи были использованы фотографии из частных коллекций А.П. Гостева, Я.Лелевича, А.В. Севенко, Ф. Варашыльского, А.С. Римарчука и фондов Гродненского государственного историко- археологического музея.

У 2009 годзе споўнілася 170 гадоў з дня вынаходніцтва фатаграфіі. За гэты доўгі час фатаграфія прайшла шлях ад тэхнічнага атракцыёна і дадатку да жывапісу да магутнага сродка выяўлення розных бакоў жыцця чалавека, набыла статус універсальнай мовы паміж рознымі людзьмі і пакаленнямі.

Слова "фатаграфія" прыйшло да нас з французскай мовы, а запазычана яно з грэчаскай і перакладаецца як "светлапіс" ці тэхніка малявання святлом.

7 студзеня 1839 года Дамінік Франсуа Арагон, дырэктар Парыжскай абсерваторыі, у сценах Акадэміі навук зрабіў даклад, дзе быў згаданы вынаходнік новага тэхнічнага мастацтва - Луі Жан Мандэ Дагер. У жніўні 1839 было надрукавана тэхнічнае апісанне дагератыпіі - менавіта так называлі першыя фотаздымкі.

Луі Жан Дагер пры дапамозе светлавога промня атрымаў устойлівую выяву на срэбнай пласціне, якая атрымала ад імя вынаходніка назву дагератып. Дагератып рабілі на тонкай (таўшчынёй каля 0,5 мм) меднай пласцінцы і пакрывалі срэбрам, таму што менавіта злучэнні гэтага металу адчувальныя да светлавых прамянёў. Для таго, каб разглядзець выяву на дагератыпе, трэба было павярнуць яе пад пэўным вуглом, каб яна не блікавала. Дагератыпы нельга было змяшчаць, напрыклад, на сцяне для ўсеагульнага агляду, бо хутка на іх паверхні з'яўляліся чорныя плямы. Каб абараніць выяву ад залішняга святла, яе захоўвалі пад шклом у спецыяльных футлярах. Кошт партрэта быў даволі высокі, таму мець свайго люстраванага двайніка (бо выява атрымлівалася менавіта люстранай) маглі сабе дазволіць толькі вельмі заможныя людзі [16, c. 30-32].

Свой уклад у развіццё тэхнікі фатаграфіі ўнеслі таксама вынаходнікі, якія паходзяць з Беларусі. Адным з актыўных дзеячоў Рускага тэхнічнага таварыства быў С.А.Юркоўскі, віцебскі вынаходнік-фатограф. Ён стварыў канструкцыю момантавых фотазатвораў. Затвор Юркоўскага дэманстраваўся ў Палітэхнічным музеі ў Маскве, быў ухвалены на з'ездзе Рускага тэхнічнага таварыства і выпускаўся да 1920-х гадоў французскай фірмай. У галіне навукова-тэхнічнага выкарыстання фатаграфіі вядомы працы беларускага прыродазнаўцы Я.О.Наркевіча-Ёдкі. Праблемы навуковай і прыкладной фатаграфіі вывучаў ураджэнец Гродзенскай губерні фізік і оптатэхнік А.Л.Гершун. Будучы навуковым кіраўніком "Расійскага таварыства аптычнай і механічнай вытворчасці", ён у 1913 г. кіраваў арганізацыяй першага ў Расіі завода оптыка-механічных прыбораў [17, c. 404 - 419].

Першыя фатаграфічныя атэлье з'явіліся на тэрыторыі Беларусі ў 1860-я гады. У гэты час Гродзеншчына ўваходзіла ў склад Расійскай імперыі. Фотаздымкі, створаныя ў гродзенскіх фотаатэлье ў гэты час, адрозніваюцца ад фотаздымкаў пазнейшых часоў невялікім памерам (10 х 6 см), выдатнай якасцю і дакладнай перадачай рысаў твараў і элементаў адзення. Самыя старыя гродзенскія фатаграфіі паходзяць з аднаго альбома, які змяшчае партрэты ўдзельнікаў паўстання 1863 г. (нумар КП-85787/1 у фондзе Гродзенскага дзяржаўнага гісторыка-археалагічнага музея).

У Гродна адным з першых фатографаў быў Ілля Штуман. Яго працы вядомы з 1860 г., а фотаатэлье было зацверджана Губернскім праўленнем 23 студзеня 1864 г. [13, c. 664-665]. Атэлье размяшчалася на вуліцы Замкавай у доме пад № 664. На фотаздымках работы Штумана сярод іншых можна ўбачыць вядомых асоб: Пётр Ажэшка - першы муж Элізы Ажэшка (КП-85787/33), таксама прадстаўлены і другі яе муж - адвакат Станіслаў Нагорскі (КП-85787/36). Усе здымкі падпісаны на адваротным баку, упрыгожаны віньеткай, указаны імёны, год.

У Гродне таксама дзейнічала фотамайстэрня прускага падданага Емілая Менцэля, знаходзілася на вуліцы Замкавай з 21 чэрвеня 1863 г. [14, c. 1915]. Фотаздымкі гэтага майстра вядомы з 1862 г., як, напрыклад, партрэт Ганны Маркевіч (КП-85787/21).

Фатограф Ігнацы Гілярый Запольскі-Доўнар паходзіў з дваран Мінскай губерні і афіцыйна працаваў з 14 лістапада 1862 г., у яго фотамайстэрні знаходзілася "дзве машыны для здымкі фатаграфій, і ён меў дзвух памочнікаў" [12, c. 1280]. Нам вядомы толькі адзін фотаздымак яго работы - партрэт Юзэфы Керсноўскай 1861 г. (КП-85787/13).

Адзін з самых вядомых гродзенскіх фотамайстараў Іван Іванавіч Садоўскі заснаваў атэлье 29 лютага 1865 г. [4, c. 47] на вул. Купецкай. У 1871-1907 гг. (з перапынкамі) працаваў разам з Люцыянам Казлоўскім. І.І.Садоўскі - аўтар шэрагу партрэтаў вядомых гродзенцаў: сям'і А.Я.Багдановіча (фотаздымак захоўваецца у Доме-музеі М.Багдановіча ў Гродне) і Л.А.Сівіцкай (Зоські Верас). Ён прымаў удзел у падрыхтоўцы "Альбома касцюмаў Расіі" (1870-я гг.), у якім з 532 фатаграфій розных тыпаў мужчынскіх парадных касцюмаў розных рэгіёнаў 31 адносіцца да беларускай вопраткі. На яго фотапартрэтах - маці Нікадзіма, ігумення гродзенскага праваслаўнага манастыра Раства Багародзіцы (КП-77771).

У 1871 г. у І.І.Садоўскага з'яўляецца кампаньён - Люцыян Вікенцій Казлоўскі, лідскі дваранін, які спачатку вучыўся ў яго фотасправе. У 1885 г. Люцыян Казлоўскі атрымаў дазвол губернскага праўлення на заснаванне ўласнай фотаўстановы ў Беластоку, але гэтыя планы не здзейсніліся. І толькі 13 мая 1891 г. [2, c. 29] ён атрымаў пасведчанне на адкрыццё прыватнай фотамайстэрні, якая адкрылася напрыканцы 1890-х г. Аднак фотаздымкаў, выкананых гэтым фатографам самастойна, не выяўлена.

Для таго, каб афіцыйна пачаць працаваць у горадзе фатографам, трэба было падаць "Прошение" на імя Гродзенскага губернатара, які мог выдаць рэзалюцыю на згоду. Да Прашэння далучаўся рапарт ад паліцмейсцера аб тым, што фатограф меў добрыя паводзіны і не быў заўважаны ні ў якіх палітычных сутыкненнях. І толькі пасля прадстаўлення папер са станоўчай характарыстыкай выдавалася "Свидетельство" на адкрыццё прыватнай фотамайстэрні ці ўвогуле на фатаграфаванне ў горадзе. Таксама кожны год адбываліся вопісы, праверкі колькасці майстэрань ў горадзе, якасць іх працы.

Рэдкая з'ява ў галіне фотасправы - жанчыны-фатографы. У Гродне ў пачатку ХХ ст. працавала К.Трускоўская (КП-25115/22). Магчыма, яе майстэрня размяшчалася ў доме Трускоўскіх на сучаснай вуліцы Сацыялістычнай.

Нам вядома імя яшчэ адной жанчыны-фатографа - Ента (Яўгенія) Райхштэйн. Яна была здольнай вучаніцай вядомага гродзенскага фатографа З.Я.Карасіка, займалася ў яго чатыры гады. У характарыстыцы сваёй вучаніцы З.Карасік піша, "што яна была ў навучэнні фатаграфічнай справе і паказала цудоўныя поспехі, так што яна ведае ўсе галіны фатаграфічнага мастацтва", за што у 1890 г ёй далі атэстат і званне "жанчына-фатограф". А хутка, ў 1894 г., Я.Райхштэйн далі і "Пасведчанне" на адкрыццё майстэрні [1, c. 1-8].

Вядома, каб адкрыць сваю фотамайстэрню, фатограф мусіў не толькі мець афіцыйны дазвол губернатара, паліцмейсцера і затым атрымаць пасведчанне, але, натуральна, валодаць самой тэхнікай выканання фотаздымкаў.

Так, гродзенскі мешчанін Хаім Арон ФайвелевічЯзерскі, пішучы прашэнне на імя губернатара, указвае, што чатыры гады займаўся ў мясцовага фатографа Гіршы Дамбравіцкага, служыў здымшчыкам і рэтушорам два гады і ў вядомага З.Карасіка. У момант падання прашэння ён быў яшчэ неафіцыйным кампаньёнам Папірнага, дзе выконваў працы па здымцы, рэтушоўцы, друку самастойна. Маючы такія практычныя навыкі, Язерскі два гады наведваў Віленскую мастацкую школу дзеля вывучэння фатаграфічнага мастацтва [6, c. 1-9]. Згоду і пасведчанне фатограф атрымаў у 1897 г., яго майстэрня адкрылася па вул. Саборнай у доме Баркоўскага. Пазней яна месцілася на вуліцы Мураўёўскай (Элізы Ажэшкі) у доме № 8.

У 1885 г. пасля вялікага пажару дзейнасць усіх фотамайстэрань прыпынілася. Так, у рапарце гродзенскаму губернатару за верасень 1885 г. напісана: "Фатаграфічных устаноў у горадзе Гродна зараз няма". Але некаторыя фатографы, якія ў сувязі з пажарам зачынілі майстэрні, аднаўлялі дзейнасць. Так, пінскі мешчанін Мордух Шаломавіч Папірны, сябра Рускага фатаграфічнага таварыства ў Маскве, меў майстэрню ў Гродна з 1884 г. да пажару 29 мая 1885 г., пасля чаго працягнуў дзейнасць у г. Брэсце (да 1895 г.), а ў 1896 г. зноў адкрыў майстэрню ў Гродна ў доме Баркоўскага на Саборнай вуліцы. Майстэрня працавала да 1900 г. Некаторы час яго кампаньёнам быў брэсцкі фатограф Стамлер [10, c. 185].

Яшчэ адзін фатограф з Брэста распачаў сваю дзейнасць у Гродна ў сярэдзіне 1890-х гг. - Хаім Эльяш Біньковіч. У Гродна ён нарадзіўся, але жыў і працаваў у Брэсце, вучыўся ў фатографа Стамлера. Затым у Гродна летам 1894 г. разам з кампаньёнам Пейсахам Ежэрскім-Квятам адкрыў фотаўстанову па вул. Саборнай у доме Чэртка. Праўда, па нейкіх прычынах Квят ужо ў жніўні 1894 г. адмаўляецца ад кампаньёнства з умовай, што калі пойдзе працаваць да кагосьці фатографам, то мусіць заплаціць Біньковічу 300 рублёў. Праз два гады Біньковіч прадае майстэрню ва ўласнасць мешчаніна-землямера Мейера Гельгора, які працягваў справу Біньковіча да 1900 г. з перапынкамі [5, c. 27].

Адным з самых вядомых гродзенскіх фатографаў быў Мікалай Рубінштэйн. Яго "спецыяльнае атэлье мастацкіх партрэтаў", як адзначана на паспарту, пачало працаваць у 1903 г. У часы Расійскай імперыі атэлье знаходзілася спачатку на вуліцы Саборнай (Савецкай), у доме Чартка, 21, пазней у доме Левандоўскага, 15. У 1920-30-я гг. - на вуліцы Дамініканскай (Савецкай) у доме № 20. У 1906 годзе М. Рубінштэйн быў узнагароджаны вялікім залатым медалём на міжнароднай выставе ў Антверпене і наградным медалём Дона-Кубана-Церскага таварыства сельскай гаспадаркі (КП-77748, КП-77770). Перад тым як адкрыць уласную майстэрню, ён кіраваў фатаатэлье К.Мараўскага. У 1898 г. адчынена майстэрня фатографа-аматара К.Мараўскага, штабс-капітана Сапёрнага батальёна, па адрасе вуліца Мураўёва (Ажэшка), дом Арловай [7, c. 41-43].

Фотасправа часта станавілася заняткам сямейным, калі ўладанне фотаатэлье пераходзіла ў спадчыну. Такім чынам фарміраваліся цэлыя дынастычныя лініі гродзенскіх фатографаў. Сярод такіх дынастый - Салавейчыкі, Карасікі і Гельгоры.

У Гродна адкрывалі атэлье не толькі ўласна жыхары горада, але і людзі, якія па розных прычынах прыязджалі з іншых гарадоў. У 1881 г. з-за прычыны пажару ў Слоніме нясвіжскі мешчанін Якаў Салавейчык піша прашэнне на адкрыццё фотамайстэрні. "Бо пасля пажару, - як ён сам указвае, - фатаграфія не можа даставіць пражыццё майму сямейству, услед чаму я вымушаны пераехаць у Гродна" [11, c. 1-35]. Меў ён майстэрні таксама ў Нясвіжы і ў Пружанах. У Гродна майстэрня месцілася па вул. Купецкай у доме Абрамскага. У 1882 г. Якаў Салавейчык падае прашэнне адчыніць фотаўстанову ў Пружанах, дзе у гэты час жыве.

У 1884 г. Я. Салавейчык памірае, а яго справу працягвае сын - Восіп Салавейчык. Пасведчанне яму выдана ў 1894 г. [3, c. 7]. Аднак яго фотамайстэрня ў Гродна была знішчана пажарам 1889 г. Тады В.Салавейчык просіць дазвол адчыніць майстэрню ў Беластоку, дзе ён стаў адным з найлепшых фатографаў. В.Салавейчык атрымаў узнагароды на міжнародных выставах і выдаў альбом "Widoki miasta Biaіegostoku" [18, c. 4].

Адным з самых вядомых фотамастакоў Гродна быў Зельман Якаўлевіч Карасік. Ён паходзіў з гомельскіх мяшчан Магілёўскай губерні, да 1887 г. меў фотаатэлье ў Сакулцы. 7 кастрычніка 1886 г. Зельман Карасік адкрывае фотамайстэрню ў Гродна спачатку на вул. Саборнай (Савецкай), затым на вул. Калажанскай (Калючынскай) і на вул. Іваноўскай (Тэльмана). Губернскае праўленне выдала Карасіку спецыяльны дазвол на распаўсюджванне фатаграфічных відаў Гродна, у ліку якіх майстар выканаў фотакопію з рэпрадукцыі гравюры Браўна і Гогенберга, якую прывёз у Гродна Д.Н.Бацюшкаў. Зельман Карасік - Ганаровы грамадзянін Гродна (1903), ён узнагароджаны медалямі "За стараннасць" на Уладзімірскай і Станіслаўскай стужках [15, c. 168] .

Пляменнік З.Я.Карасіка - Зэлік Пінхусовіч Карасік таксама займаўся фотасправай. Увайшоў ён у гісторыю гродзенскай фатаграфіі як Карасік малодшы. Ён працаваў з 20 чэрвеня 1901 г. [8, c. 1-3], атэлье знаходзілася на вуліцы Саборнай (Савецкай) у доме Яффэ. У 1906 годзе Карасік малодшы быў узнагароджаны вялікім залатым медалём і ганаровым дыпломам на міжнароднай выставе ў Бруселі.

Адным з самых знакамітых і папулярных гродзенскіх фатографаў быў Лейба Мееравіч Гельгор. Напачатку фотамайстэрню на плошчы Саборнай (Савецкай) у доме Курляндскага, 6 трымаў яго бацька, землямер Меер Кушэлевіч Гельгор. Ён набыў фотамайстэрню ў Х.М.Біньковіча 25 лістапада 1896 г. [9, c. 2].

Лейба Мееравіч Гельгор быў правадзейным сябрам Расійскага фотаграфічнага Таварыства ў Маскве. У 1905 годзе ён быў узнагароджаны вялікім залатым медалём на міжнароднай выставе ў Бруселі, срэбранымі медалямі на Станіслаўскай стужцы ў 1908 і 1911 гадах, у 1903 г. - падзячным лістом на Дзвінскай выставе, у 1912 г. - падарункамі ад Мікалая ІІ і вялікага князя Дзмітрыя Паўлавіча. У 1923 г. Л.М. Гельгор атрымаў падзяку ад прэзідэнта ІІ Рэчы Паспалітай Ігнацыя Масціцкага [20].

Віды Гродна, якія былі створаны Гельгорам, можна бачыць на паштоўках першай трэці ХХ ст., а таксама ў вядомай працы пра Гродна заснавальніка гродзенскага музея Ю.Ядкоўскага, выдадзенай ў 1922 г. у Вільні [19].

У 1920-1930-х гадах Гродна ўвайшоў у склад ІІ Рэчы Паспалітай. У гэты час у горадзе працягваюць дзейнасць ужо вядомыя фатографы З.Карасік, Л.Гельгор, М.Рубінштэйн. З'яўляюцца і новыя фотамайстэрні, сярод якіх майстэрня Міхала Арцішэвіча, якая працавала на вуліцы Э. Ажэшка ў доме № 4. Фотамайстэрня Ізраэля Хомула вядома з 1917 г. да канца 1930-х гадоў, і знаходзілася на вуліцы Дамініканскай (Савецкай) у доме № 19 (КП-77818, КП-77814).

У гэты перыяд працы фотамайстэрні звычайна насілі назву ад прозвішча іх уладальніка, вельмі рэдкімі былі асобныя назвы. Напрыклад, такая назва была ў фотамайстэрні "Мадэрн", якая ў часы Расійскай імперыі знаходзілася на вуліцы Мураўёўскай (Э.Ажэшка), у будынку пошты. А ў 1920-30-я гг. - на вуліцы Элізы Ажэшка ў доме № 14. У майстэрні працаваў фатограф Станіслаў Рамашкевіч, які, магчыма, быў яе ўладальнікам, аб чым сведчаць запісы на адваротным баку фатаграфій. Фотамайстэрня "Venus" знаходзілася на вуліцы Дамініканскай (Савецкай), 9. Належала П.Меламеду (КП-85158/69, КП-77803). Фотамайстэрня. "Orjon" дзейнічала ў 1941-1944 гадах, знаходзілася на вуліцы Брыгіцкай (К.Маркса), 15, належала Ю.Бахмінскаму. Фотамайстэрня "Van-dyck" пакінула пасля сябе толькі фотаздымкі і назву, больш пра яе нічога не вядома.

Сярод фатографаў польскага часу- Анэрык Дамінік. Яго фотамайстэрня спачатку працавала на вуліцы Скарбовай (Урыцкага) у доме № 10, пазней на вуліцы Брыгіцкай (К. Маркса). Гэты фатограф зрабіў серыю партрэтаў прадстаўнікоў каталіцкага духавенства, як, напрыклад, гродзенскага ксяндза Юзафа Маліноўскага. Фотамайстэрня М. Палніца ці Палніцкага працавала па вул. Агароднай (Завадской).

Гродзенская фатаграфія 1860-1939 гг. не з'яўляецца ўнікальнай з'явай, яна стала часткай жыцця горада, як і іншых мясцін Беларусі. Але пры гэтым даследаванне фотасправы дазволіць больш глыбока пазнаць паўсядзённае жыццё Гродна ХІХ - пачатку ХХ ст., стварыць больш яркі вобраз мінулага нашага горада.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Нацыянальны гістарычны архіў Беларусі (НГАБ). - Фонд 1. - Воп. 9. - Спр. 197. - Ліст 1-8.

2. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 8. - Спр. 1044. - Ліст 29.

3. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 8. - Спр. 1265. - Ліст 7.

4. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 8. - Спр. 1268. - Ліст 47.

5. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 8. - Спр. 2424. - Ліст 27.

6. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 9. - Спр. 494. - Ліст 1-9.

7. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 9. - Спр. 1062. - Ліст 41-43.

8. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 9. - Спр. 1387. - Ліст 1-3.

9. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 9. - Спр. 1422. - Ліст 2.

10. НГАБ. - Фонд 1. - Воп. 24. - Спр. 1815. - Ліст 185.

11. НГАБ. - Фонд 2. - Воп. 13. - Спр. 229. - Ліст 1-35.

12. НГАБ. - Фонд 2. - Воп. 38. - Спр. 594. - Ліст 1280.

13. НГАБ. - Фонд 2. - Воп. 38. - Спр. 615. - Лісты 664-665.

14. НГАБ. - Фонд 2. - Воп. 38. - Спр. 638. - Ліст 1915.

15. Госцеў, А.П. Швед, В. В. Кронан. Летапіс горада на Нёмане (1116-1990 гг.) / А.П.Госцеў, В.В.Швед. - Гродна: НВК "Пергамент", 1993. - 320 с.

16. Сачанка, Н. Маляванне святлом / Н.Сачанка // Пачатковая школа. - 2001. - № 1. - С.30-32.

17. Фотография. Энциклопедический справочник / Редкол.: П. И. Бояров и др. - Мн.: БелЭн, 1992. - 399 с.

18. Historia Biaіostockich zakіadуw fotograficznych. - Biaіystok: Wydanie Oddziaі Muzeum okrкgowego w Biaіymstoku, 1989. - 10 s.

19. Jodkowski, J. Grodno / J. Jodkowski. - Wilno, 1923.

20. Informator miasta Grodna i Grodzieсszczyzny. - Grodno, 1928. - 100 s.

Таццяна Казак , навуковы супрацоўнік Гродзенскага дзяржаўнага гісторыка-археалагічнага музея.

УДК 61: 377 (476. 6)

Л.Н. Русина (Гродно)
МЕДИЦИНСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ ОБРАЗОВАНИЯ ГОРОДА ГРОДНО ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХIХ в.

В статье проанализированы архивные данные о первой в Беларуси фельдшерской школе, действовавшей 1863 - 1864 гг., а также о первой повивальной школе города Гродно, действовавшей с 1876 г., которые положили начало созданию медучреждений г. Гродно.

В начале 60-х гг. XIX века в Гродненской губернии имелось 265655 душ государственных крестьян. Для медицинского обслуживания их губернская палата государственных имуществ содержала медицинскую службу, представленную губернским и тремя окружными врачами, одним ветеринарным врачом и 44 фельдшерами [2, с.98].

После крестьянской реформы 1861 г. медицинская помощь сельскому населению Гродненской губернии значительно ухудшилась. Большинство помещиков стало закрывать свои больницы, увольнять врачей и фельдшеров. Таким образом, крестьяне были освобождены как от крепостной зависимости, так и от медицинской помощи. В связи с начавшимся среди них ростом эпидемических заболеваний мировые посредники многих уездов губернии стали обращаться к губернатору и в особое по крестьянским делам присутствие с просьбами об определении в каждую волость опытного фельдшера, при котором должна быть аптека.

В Беларуси первая фельдшерская школа была открыта в Гродненской губернии в 1863 г. Инициатором выступил передовой врач Глеб Федорович Лебедев, окончивший с отличием Московский университет. С марта 1861 г. он работал старшим врачом палаты государственных имуществ Гродненского губернского правления [4, л. 3].

При поступлении на работу Г.Ф. Лебедев не мог не заметить, что руководимые им фельдшера имели низкий уровень подготовки: в основном это были отставные ротные фельдшера. Не желая дальше мириться с таким положением, он решил открыть в губернии специальную фельдшерскую школу. Разработанные им положения и программа были одобрены местными и утверждены центральными властями. В результате, в городе Гродно было открыто фельдшерское училище [6, л.13] .

В соответствии с разработанным Г.Ф. Лебедевым положением в фельдшерской школе предусматривался четырехлетний срок обучения. Поступить в нее могли лица в возрасте от 14 до 18 лет, окончившие двухклассные народные училища. Обучение было бесплатным [6, л.15].

В школе готовились фельдшера для работы в государственных имениях, располагавшихся в сельской местности. С учетом этого они дополнительно обучались ветеринарному делу. Директором и преподавателем медицинских дисциплин (анатомия, терапия, хирургия, фармакология и др.) был Г.Ф. Лебедев. С основами ветеринарии учеников знакомил ветеринарный врач Р.И. Киль. В программу обучения входили как теоретические, так и практические занятия [14, л. 10] .

Г.Ф. Лебедев постоянно стремился к тому, чтобы подготовка фельдшеров была тесно связана с нуждами здравоохранения. Поэтому при школе имелась небольшая хорошо оснащенная учебная аптека, в которой ученики под руководством врача часами готовили разного рода лекарства для приходящих за медицинскими советами крестьян. Практические занятия по клиническим дисциплинам проводились на базе Гродненского военного госпиталя. Кроме того, ученики направлялись в сельские населенные пункты в помощь ветеринарным врачам при появлении там эпизоотических болезней [9, л.8].

После ликвидации в 1866 г. Министерства государственных имуществ медицинские учреждения и персонал, занимавшиеся обслуживанием государственных крестьян, были переданы в ведение врачебных отделений губернских правлений. Таким же образом Гродненская фельдшерская школа перешла в ведение МВД. Тем самым выпускники ее уравнивались в правах с фельдшерами этого ведомства. Но, с другой стороны, это привело к некоторому ухудшению финансирования школы и ее преподавателей [5, л.2].

Всего в фельдшерской школе было 3 выпуска, в результате которых было выпущено 13 квалифицированных специалистов. Всем им с разрешения медицинского департамента МВД врачебным отделением губернского правления были выданы свидетельства на звание фельдшера и ветеринарного ученика. После этого они были направлены в государственные имения Гродненской губернии. Выпускникам выдавалось денежное пособие на первоначальное обзаведение по месту работы [3, с. 60].

В связи с утверждением в 1868 г. положения в обустройстве сельской медицинской части в неземских губерниях, к числу которых принадлежала и Гродненская, предусматривалось введение должностей фельдшеров (по одному на каждые 7000 жителей) и повивальных бабок (по три на уезд) [10, л. 9].

К этому времени после выпуска последних учеников была закрыта фельдшерская школа. На этом борьба передовых врачей Гродно за то, чтобы в губернии имелась фельдшерская школа не прекратилась. В 1871 г. врачебное правление внесло предложение об открытии новой фельдшерской школы на 15 учеников при окружной лечебнице. Губернатор А. Е. Зуров признал предстоящие материальные затраты слишком большими и рекомендовал ограничиться подготовкой фельдшеров на базе окружной лечебницы. Наконец, власти согласились открыть повивальную школу, которая была открыта 1 октября 1876 г. [11, л. 33].

Основной задачей школы было «дать местному населению разумную акушерскую помощь в лице опытных, сведущих повивальных бабок»[4, л.6]. В повивальные школы принимались девушки не моложе 18 и не старше 30 лет. Школа была рассчитана на 20 учениц [7, л.10].

Прием учениц осуществлялся 1 раз в год во второй половине августа по результатам вступительных экзаменов [8, л.2]. Для поступления в повивальную школу обязательным являлось условие грамотности учениц. Однако, устав школы предусматривал прием и неграмотных учениц. Для них устанавливался трехлетний срок обучения [6, л.12]. Учебные занятия начинались во второй половине августа или в начале сентября и заканчивались во второй половине мая [6, л.15]. Обучение было бесплатным для запланированного количества «казенных учениц-пансионерок». Допускались и «вольноприходящие» девушки при условии оплаты, которая вносилась вперед за каждое полугодие и, если ученицы выбывали из школы раньше этого срока, деньги им не возвращались [14, л. 18]. Большинство учениц повивальных школ принадлежали к крестьянскому и мещанскому сословию. По сведениям на 1880 г. в Гродненской повивальной школе обучалось 22 ученицы: из которых 11 принадлежали к крестьянскому сословию, 3 - к мещанскому, 3- девушки к семьям чиновников, 1 ученица была из духовного сословия, четыре были детьми нижних военных чинов. По вероисповеданию: 15 православных, 6 католичек и 1 иудейка [4, л. 186].

Продолжительность курса обучения в Гродненской повивальной школе составляла 2 года, курс обучения был распределен на 2 класса. Учебная неделя длилась 6 дней с 4-мя уроками каждый день [14, с. 184].

В школе существовали специальные правила для учениц, вот некоторые выдержки из них: на занятия ученицы должны были приходить аккуратно в дни и часы, назначенные по расписанию; во время дежурства воспитанницы строго подчинялись распоряжениям надзирательницы-акушерки; учащиеся должны были избегать громких разговоров, смеха; при уходе за роженицами должны были вести себя кротко и почтительно; с учениц строго взыскивалось за порчу государственного госпитального имущества; посещение учениц их родственниками или другими лицами допускалось только с разрешения акушерки-надзирательницы; одежда должна была быть простой и скромной; строго запрещалось курение табака [12, л. 28].

При нарушение этих правил, девушкам делали выговор, а их имена вносились в особую книгу с правонарушениями. В случае повторения проступка ученицы исключались из учебного заведения [12, л. 16].

По окончании школы те ученицы, которые удовлетворительно выдержали выпускной экзамен и получили одобрительные отзывы о практических занятиях в родильном отделении больницы, получали выданные им Врачебным отделением губернского правления узаконенное свидетельство на звание повивальной бабки [12, л. 14]. При выпуске они обеспечивались медицинскими инструментами и некоторыми лекарствами, необходимыми для дальнейшей работы. Выпускницы приводились к присяге, давали клятвенное обещание о выполнении своих обязанностей и подписывали инструкцию, выдержки из которой приведены ниже: «должность исполнять со всякой ревностью, соответственно правилам, полученным от наставников в повивальной школе; во всякое время дня и ночи, куда бы не звали к роженицам или к больной женщине, без различия звания, состояния и веры, оказывать прилежно и старательно возможную и дозволенную повивальным бабкам помощь и не оставлять роженицу до совершенного окончания родов; дозволенных повивальным бабкам к употреблению средств ни когда и ни в коем случае не применять с преступной и законоправной целью; семейных и женских тайн без особой надобности ни кому не выдавать; вести самую примерную, трезвую, богобоязненную жизнь и не употреблять скверных бранливых слов» [12, л. 17].

Казенные воспитанницы распределялись на работу в сельскую местность по назначению губернского правления или земства. Для работы в городе выпускницы были обязаны сдать дополнительный экзамен для получения диплома [10, л. 14].

В 1910 г. Гродненская повивальная школа была преобразована в фельдшерско-акушерскую школу [1, с. 79]. Повивальная школа стала основой, фундаментом для дальнейшего развития медицинского образования на территории Гродненщины

Список источников и литературы

1. Грицкевич, В.П. С факелом Гиппократа / В.П. Грицкевич // Из истории белорусской медицины. − Минск, 1980 - С.82.

2. Игнатович,Ф.И. Первая фельдшерская школа Беларуси и её организатор-врач Г.Ф.Лебедев /Ф.И. Игнатович // ГрГМУ. − 2004. − № 3. − С. 98 − 100.

3. Крючок, Г.Р. Очерки истории медицины Белоруссии / Г.Р. Крючок. − Минск: Беларусь, 1976. − С. 54 − 57, 60, 70, 72, 100.

4. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 1. − Оп. 5. − Д. 304. Л. 2 − 7. Проект положения фельдшерской школы.

5. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 1. − Д. 90. − Л. 1 − 101.Устав фельдшерско школы.

6. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 5. − Д. 884. − Л. 3 − 9. О зачислении учениц.

7. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 4. − Д. 19. − Л. 15. Правила о программе обучения.

8. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 4. − Д. 95. − Л. 18. Цыркуляр врачебной инспекции.

9. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 2. − Д. 292. − Л. 8. Об условиях приёма.

10. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 1. −Д. 252. − Л. 1 − 191. О зачислении учениц.

11. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 9. − Оп. 7. − Д. 92. −Л. 1 − 15. О здачи экзаменов.

12. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно (НИАБ в г. Гродно). Фонд 14. − Оп. 1. − Д. 11. − Л. 369. О количестве учащихся.

13. Национальный исторический архив Белоруси в г. Гродно(НИАБ в г. Гродно). Фонд 13. − Оп. 1. −Д. 1295. − Л. 172 − 179. Отчёт о состоянии школы.

14. Памятная книжка Гродненской губернии на 1871 г. - Гродно, 1871 - С. 128.

Людмила Русина , студентка факультета истории и социологии ГрГУ имени Янки Купалы

УДК 347.787 (476.6)

Г.С. Нафікава (Гродна)
МАСТАЦКІ ВОБРАЗ ГРОДЗЕНСКАЙ АРХІТЭКТУРЫ МАДЭРНА

В данной статье прослеживается процесс развития гродненской архитектуры эпохи модерна в контексте белорусской архитектуры конца XIX - начала XX веков. Художественный образ архитектуры гродненского модерна анализируется на примере сохранившихся городских зданий.

Сярод асноўных накірункаў пачатку XX ст. можна вылучыць стыль «мадэрн». Гэты стыль увабраў ў сябе усё новае і сучаснае, вызначыўшы наступны эксперыментальны накірунак у мастацтве. Архітэктура мадэрна у Беларусі ў канцы XIX − пачатку XX ст. пачала набіраць рэгіянальныя асаблівасці. Нацыянальны каларыт архітэктуры мадэрна праявіўся ў цікавасці архітэктараў да традыцыйных, мясцовых матэрыялаў, прыёмаў народнага дойлідства. Традыцыі народнай архітэктуры у мадэрне праяўляліся ў шырокім выкарыстанні і адкрытым паказе драўляных канструкцый: каркаса сцен, балконаў, ганкаў і кансоляў. У архітэктуры беларускага мадэрна можна вылучыць два этапа яго станаўлення - ранні і позні. Ранні этап развіцця мадэрна ў Беларусі адметны імкненнем знайсці новыя дэкаратыўныя формы і эфектную кампазіцыю, якая спалучае у сабе мноства дэкаратыўных элементаў, такіх як вежы, шатры, франтоны з арачнымі праёмамі і інш. Планіроўка будынкаў у гэтым стылі часцей заставалася традыцыйнай, класічнай. Ранні мадэрн, на мяжы XIX − XX ст. адзначаецца рамантычнай інтэрпрэтацыяй нацыянальных гістарычна-стылявых рыс, шырокім выкарыстаннем гатычных элементаў у афармленні. Позні перыяд, які працягваўся да пачатку Першай сусветнай вайны, вызначаецца імкненнем не да дэкаратыўнай формы, а да арганічнага спалучэння функцыі і формы. Аб'ёмна-прасторавыя рашэнні часцей былі асіметрычнымі, асабліва ў дамінантах на рагу вуліц, кварталаў [1, с. 3].

Можна адзначыць, што ў архітэктуры беларускага мадэрна ўвасобілася маляўнічасць і квяцістасць нацыянальнай архітэктуры, якая знітоўвала ўсходнія і заходнія традыцыі, традыцыі народнага дойлідства. Менавіта мадэрн здзейсніў змены ў пытаннях планіроўкі будынкаў. Архітэктары, якія стаялі на прынцыпах Арт Нуво, больш думалі аб функцыянальнасці і зручнасці памяшканняў, іх хвалявала эстэтычная ураўнаважанасць дэкору, а не знешняя рэпрэзентатыўнасць і раскоша. Вельмі хутка вонкавыя, а не сутнасныя рысы Арт Нуво, такія, як цягучыя, звілістыя лініі, дэкор якіх падбіраўся сэнсава адпаведным функцыям плоскасці, вялікая колькасць раслінных матываў, лінеарнасць, плоскаснасць і каляровасць − сталі моднымі ў гэты час. Аднак такіх прыкладаў у беларускай архітэктуры вельмі мала. Стыль мадэрн аказаўся вельмі сціплым, асцярожным і далікатным. Дойліды выкарыстоўвалі ў якасці аздобы разнастайныя геаметрычныя формы, цікавыя каляровыя і дэкаратыўныя матэрыялы ў выглядзе інкрустацый, па-мадэрнаўскі невычляняльна кампанавалі архітэктурныя аб'ёмы. З ўсяго багацця існуючага дэкору ў той час, можна вылучыць асноўныя рысы беларускага мадэрну − гэта падкрэсліванне сутнасных якасцяў будаўнічых матэрыялаў, праз якія рабіліся каларыстычныя і кампазіцыйныя акцэнты форм, асіметрычныя кампазіцыі, злітасць асноўных аб'ёмаў пабудовы, стылізацыя, выцягванне і скажэнне формаў дэкору, іх размяшчэнне дзеля акцэнтавання дынамічных ракурсаў. З вялікім поспехам асновы мадэрна першапачаткова рэалізаваліся ў архітэктуры гарадскіх арыстакратычных асабнякоў, загарадных сядзіб і віл. Такая архітэктура была закліканая сцвярджаць прывілейнае арыстакратычнае становішча ўладароў, падтрымліваць бачнасць багацця, канкурэнтаздольнасці і дзелавітасці. Найбольш шырокую рэалізацыю мадэрн набывае ў вырашэнні асабнякоў. У гэтай сувязі нярэдка мадэрн вызначаюць як стыль купецкіх асабнякоў [3].

Своеасаблівы характар маюць будынкі ў стылі мадэрн у горадзе Гродна. Гродна мае шматвяковую гісторыю. Кожная мінулая гістарычная эпоха пакінула незгладжальны след у архітэктурным ансамблі горада. Сучаснае аблічча Гродна склалася з комплексу будынкаў розных эпох і стыляў. Гродзенская архітэктура канца XIX − пачатку XX ст. нярэдка станавілася аб'ектам пластычных эксперыментаў. У сувязі з гэтым цікавым і актуальным бачыцца паданне цэласнай карціны развіцця гродзенскага мадэрну ў кантэксце беларускай архітэктуры канца XIX − пачатку XX ст., тым больш, што сучасныя рэстаўрацыйныя і будаўнічыя працэсы пастаянна ўносяць змены у аблічча гарадскога асяроддзя.

У «чыстым» мадэрне ў Гродне па вуліцы Студэнцкая, выкананы дом урача . Строга сіметрычны двухпавярховы аб'ём з парадным уваходам па цэнтры ўзведзены з цэглы у 1906 г. Выразнасць дэкаратыўнага афармлення фасадаў дасягаецца спалучэннем неатынкаваных плоскасцей сцен і афарбаваных у белы колер карнізных цяг, пілястраў, а таксама выкарыстаннем каваных дэталяў, вырашаных у выглядзе змей кратаў бардзюру даху. Для мадэрна вельмі характэрна спалучэнне разнастайных функцый у адным будынку. Вось і тут для прыватнай практыкі ўладара былі вылучаны асабістыя памяшканні першага паверха правага крыла з самастойным тарцовым уваходам, астатнія - пад жыллё.

Жылы дом у Гродне па вуліцы Ажэшка, 15, нельга б было ахарактарызаваць з мастацка-стылявога пункту гледжання, калі б не звісаючыя з круглай разеткі ленты − «фірменны ярлык» архітэктуры мадэрна. Двухпавярховы будынак пакрыты ламаным вальмавым дахам і вылучаецца складанай формай плана, асіметрычнай аб'ёмна-прасторавай кампазіцыяй. Фасады раздзеленыя рэзалітамі, але пазбаўлены прывычных карнізаў.

Мадэрнісцкай мастацка-стылявой трактоўкай вызначаецца даходны («арэндны») дом па вуліцы Энгельса, 13. Ён вырашаны вуглавым двухпавярховым аб'ёмам. На фоне рытму прамавугольных вокнаў вылучаецца скошаная вуглавая частка, якая выступае кансольна падвешаным рэзалітам, завершаным самкнутым купалам. Імкненне надаць гэтай канструкцыі атэктанічны характар абумоўлена афармленнем кансолі ў выглядзе кветкавага бутона і расліннага арнаменту. У прыроднай біоніцы мадэрністы бачылі ідэальнае ўвасабленне арганічнасці, якой імкнуліся дасягнуць у архітэктуры. Такім прынцыпам мадэрна, як «графічная дамінанта», абумоўлена ўвядзенне ў дэкор фасадаў даходнага дома стылізаваных сцяблінаў багавіння. Падобныя складаныя арнаментальна-абумоўленыя спляценні запазычваюцца архітэктарамі з жывапісу і графікі, у прыватнасці з мадэрністычных палотнаў Малевіча.

Увогуле выкарыстанне вуглавога эркера ў гэтым тыпе будынкаў становіцца амаль абавязковым і не столькі з-за унутранай планавальнай арганізацыі, колькі з пункту гледжання неабходнасці стварэння архітэктурнай дамінанты, якая павінна адзначаць гарадское скрыжаванне. У больш сціплай архітэктурнай практыцы выкананы даходны дом , размешчаны на рогу вуліц Энгельса, 2 і Карбышава, 1а. Вуглавая зрэзаная частка завершана атыкам, прамавугольныя вокны аформлены ляпнымі фігуркамі «віньеткамі», гірляндамі, круглымі разеткамі, картушамі, вянкамі, балконы, надкарнізная агароджа і кранштэйны уваходнага казырка маюць каваныя краты мудрагелістага малюнку мадэрна.

3 ужываннем мадэрнісцкай фларальнай арнаментыкі вырашаны фасады былой гасцініцы «Ковенская» ў Гродне (вуліца Кірава, 32), пабудаванай у 1912 г. Вуглавая зрэзаная частка двухпавярховага будынка традыцыйна вылучана кансольна навісаючым рызалітам, завершаным купалком-бочкай з імітацыяй лемехавага пакрыцця. Другі вугал завершаны фігурным атыкам, запоўнены ляпным арнаментам з набору сланечнікаў са змеепадобнымі сцёбламі. Фларальнай арнаментыкай (кветкі ірысаў, лісце, лаўровыя вянкі) запоўнены прасценкі ў рызалітах. Перамычка цэнтральнага акна дэкарыравана арнаментальнай ляпнінай у выглядзе шчыльнага дывана з кветак лотасу і ірысаў − характэрны арнаментальны матыў мадэрнісцкай графікі. Палітра архітэктурных сродкаў скарачаецца, у асноўным пануе плоскасць вулічнага фасада. Для надання будынку рэкламнай экстравагантнасці архітэктар аперыруе арыгінальнай абмалёўкай і афармленнем праёмаў (разнастайных ад паверха да паверха), дробнай дэкаратыўнай пластыкай, неглыбокімі рызалітамі, часам эркерамі рознай формы, балконамі з ажурнымі металічнымі кратамі, навісямі-парасонамі над параднымі пад'ездамі і інш.

Пазямельна-сялянскі банк на вуліцы Леніна, пабудаваны ў 1909 − 1913 гг. паводле праекта і пад кіраўніцтвам грамадзянскага інжынера Б.П. Астравумава. Падкрэслена манументальны двухпавярховы Г-падобны ў плане будынак займае вуглавое становішча, мае традыцыйную для мадэрна ўскладненую, дынамічна развітую аб'ёмна-прасторавую кампазіцыю. Вуглавая частка акцэнтавана магутным рызалітам з вялізным шатром, які па форме нагадвае шлем быліннага асілка. Амаль такую ж трактоўку мае шацёр Казанскага вакзала ў Маскве. Плоскасць рызаліту жорстка і рытмічна расчлянёна геаметрычна дакладнымі праёмамі галоўнага ўвахода, верхніх вузкіх вокнаў з шэрагам вертыкальных квадратных люкарн. У каларыстычным афармленні вулічных фасадаў выкарыстана спалучэнне залаціста-вохрыстай цаглянай муроўкі з пабеленымі ляпнымі дэталямі дэкору. Яно значна ўзбагачана светла-карычневым чарапічным пакрыццём купала і двухсхільнага даху. У стылі мадэрн вырашаны і аднасхільны плоскі казырок-парасон над галоўным уваходам у выглядзе зашклёнага металічнага каркаса на кранштэйнах. Першы паверх займалі прасторны вестыбюль і службовыя кабінеты, другі − адводзіўся пад аперацыйную залу, звязаную з парадным вестыбюлем манументальнай лесвіцай з мастацкі выкананымі металічнымі парэнчамі. У гэтым жа стылі зроблены і металічныя агароджы балконаў. Польскі дзяржаўны банк па вуліцы Карбышава, 17 пабудаваны ў 1926 − 1931 гг. больш пад уплывам стылю канструктывізм. Але будынак адметны мадэрнісцкай трактоўкай інтэр'ераў. Тут выкарыстана «самавітая» апрацоўка ружовым і кафейным мармурам, белакафляны камін у прыёмным пакоі. Эпіцэнтрам унутранай планіроўкі з'яўляецца аперацыйная зала на вышыню будынка з бакавымі двухмаршавымі лесвіцамі, упрыгожаная калонамі і злучаная антрэсоллю з калідорамі-галерэямі са службовымі памяшканнямі.

Набліжаны да мадэрнісцкай трактоўкі будынак банка па вуліцы Сацыялістычнай, 44 у Гродне. Вулічны фасад двухпавярховага прамавугольнага ў плане збудавання фланкіраваны рызалітамі, якія завершаны фігурнымі атыкамі і крапаванымі лапаткамі з характэрнымі ляпнымі вісячымі стужкамі; агароджа балконаў вырашана каваным мудрагелістым арнаментам. Для дэкора характэрны ляпныя гафрыраваныя ручнікі, кветкавыя разеткі, падаконныя плакеткі, запоўненыя змеепадобнымі завілінамі. Характэрны малюнак набылі і філёнгі ўваходных дзвярэй [2].

Такім чынам у шматгалоссі рознастылявых накірункаў і тэндэнцый беларускай архітэктуры пачатку XX ст. з упэўненасцю можна вылучыць самабытнасць гродзенскага мадэрну, які не гледзячы на агульнабеларускія традыцыі Арт Нуво, усё ж такі захаваў сваю самастойнасць і своеасаблівасць.

Спіс крыніц і літаратуры

1. Архітэктура Беларусі: нарысы эвалюцыі ва ўсходнеславянскім і еўрапейскім кантэксце. У 4 т. Т.3, кн. 2. Другая палова XIX − пачатак XX ст. / А.І. Лакотка. − Мінск: Беларуская навука, 2007. − 549 с.: іл.

2. Кулагін, А.М. Эклектыка. Архітэктура Беларусі другая палова XIX − пачатак XX ст. / А.М. Кулагін− Мінск: Ураджай, 2000. − 304 с: іл.

3. Лазука Б.А. Гісторыя беларускага мастацтва. У 2 т. Т. II. XVIII − пачатак XXI стагоддзя / Б.А. Лазутка. − Мінск: «Беларусь», 2007. − 351 с.: іл.

Г.С. Нафікава, студэнтка факультэта мастацтваў ГрДУ імя Янкі Купалы

УДК 94(476).083:911.372.31

С.А. Сильванович (Гродно)
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В РАЙОНЕ ЛУННО В ИЮНЕ 1941 г.

В статье рассматриваются действия советских войск по отражению немецких атак в районе Лунно в период с 22 по 26 июня 1941 г.

22 июня 1941 г. 3-я армия РККА, штаб которой размещался в Гродно, была атакована из района Сувалок 8-м и 20-м армейскими корпусами 9-й армии вермахта. Подробностей того, что происходит в войсках, командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов не знал, он лишь успел понять, что главный удар противник наносит севернее Гродно. Во избежание окружения, он приказал отвести войска из Гродно на 30 километров к юго-востоку, закрепиться на рубеже рек Котра (правый приток Немана) и Свислочь (левый приток Немана) и выделить одну дивизию в армейский резерв [6]. Штаб Кузнецова расположился в лесу возле Лунно. Расположение штаба на значительном расстоянии от театра военных действий сильно влияло на эффективность руководства боями и в значительной степени затрудняло связь.

Вся дорога Гродно − Волковыск была запружена отступающими войсками. Жительница д.Лунно З.И. Горбачевская вспоминает: «Я стояла и смотрела на советских солдат. Вдруг в небе появился немецкий самолёт. Один красноармеец вскинул винтовку и стал стрелять по нему. Самолёт отлетел в сторону, развернулся, пролетел низко-низко над землёй, можно было даже рассмотреть мелкие детали машины, и улетел… Прошло пятнадцать минут и в небе над Лунно появились бомбардировщики. Бомбы полетели на дорогу и наши дома» [2]. В этот день в Лунно сгорело большое количество домов на улице Волпянской. Дочь младшего лейтенанта 25 отдельного мотопонтонного батальона Шишкина Н.И. Галина Николаевна так описывала начало войны: «22 июня, рано утром, фашисты стали бомбить аэродром ( в Черлёне - прим. автора). Отца и других командиров вызвали по тревоге в часть. До 11 часов его не было. В это время мама упаковывала багаж, собрала меня и пока на улице Лунно шла стрельба, мы сидели в подвале. В 11 часов стало тихо. Пришёл отец, сказал, что скоро за нами придут машины, и чтобы мы ехали на родину (Марийская АССР - прим. автора). Машины прибыли к вечеру. Посадили всех на 5 машин. Вместе с машинами батальона ехали всю ночь мимо разрушенных домов и горящих самолётов. Утром 23 июня приехали в большой сосновый лес. Здесь в этом лесу остался наш батальон» [1.2, c.7]. Дальнейшую судьбу отдельного 25 мотопонтонного батальона, который до войны дислоцировался в Чёрлене, а семьи комсостава проживали в Лунно, установить не удалось. Известно только, что в первый день войны при проведении операции взрыва моста через реку Неман в районе п. Мосты не вернулась с задания группа подрывников, возглавляемая лейтенантом Болотниковым [1.2, c.39]. Через четыре дня боёв 5-я рота этого батальона была оторвана от основных сил и попала в плен. Документы о 25 отдельном мотопонтонном батальоне за 1941 год в архиве МО СССР отсутствуют [1.3].

В соответствии с приказом командующего Западным фронтом генерала армии Д.Павлова о нанесении контрудара на Гродно, командарм В.И.Кузнецов решил задействовать в контрнаступлении только те части, которые находились на левом берегу Немана южнее Гродно. Войска армии, которые находились на правом берегу Немана, должны были держать оборону на рубеже Котры, чтобы прочно прикрыть направление на Лунно и Мосты.

« Боевое донесение №3, ШТАРМ 3 лес юго-восточнее Лунно 24.6.41 12.30

4. Считаю, что противник, обходя правый фланг армии, наносит удар в лидском направлении. Есть опасность удара его на Лунно и на Мосты. Мы никаких резервов не имеем, и парировать удар нечем.

Наиболее реальная сила - 11-й механизированный корпус - в течение 22-23.6.41 г. имеет большие потери в танках, всего около 40 − 50 штук.

5. 56-я стрелковая дивизия в результате боев имеет два небольших разрозненных отряда численностью до 700-800 человек. Значительные потери понесли и части 85-й стрелковой дивизии. 27-я стрелковая дивизия понесла потери до 40 %.В частях создалось чрезвычайно тяжелое положение с боеприпасами. Части имеют от 1/4 до 1/2 боекомплекта…» [4].

Контрудар не достиг поставленной цели. Понеся в ходе наступательных боёв большие потери, израсходовав боеприпасы и горючее, войска ударной группировки вынуждены были приостановить активные действия. Немецкий 20-й армейский корпус получил приказ двигаться на Лунно, 8-й корпус − на Скидель и Лиду. И если 20-й корпус вынужден был отбивать яростные атаки советских танков, то 8-й корпус продолжил охват советских войск в Белостокском выступе. Противник пытался форсировать реку Неман с выходом в тыл частям 11 корпуса. Но все попытки немцев форсировать реку Неман были отбиты. Ещё 22 июня, по воспоминаниям жителя Лунно Э.Эйзеншмидта, немцы выбросили на парашютах 12 человек для захвата моста через Неман. Все они погибли в бою с советскими солдатами [3]. Вскоре, однако, оборона разрозненных подразделений на р. Котра (остатки 56-й стрелковой дивизии, некоторые подразделения 11-го мехкорпуса и войск НКВД) была прорвана. «Смешалось все, − писал один из участников боёв, − и пехота, и артиллеристы, и танкисты в пешем строю, и другие войска, отступающие гражданские люди. На некоторых рубежах стояли заслоны, военных останавливали, составляли взводы, роты и бросали в бой против немцев. Но обычно такие наспех собранные подразделения особого сопротивления немцам не оказывали и отходили на восток. Боеприпасов, питания не было, раненых было много и им помощи почти никто не оказывал…» [7]. К исходу дня 25 июня немецкая 8-я пехотная дивизия 8-го армейского корпуса с боем взяла Скидель. Возникла новая опасность окружения. Давид Каган в своей книге «Расскажи живым» пишет, что 25 июня вечером его часть отступила от Скиделя и заняла оборону в лесу у местечка Лунно [5, c.12]. Окуньков Павел Николаевич, зав. складом 679 артиллерийского полка 6 противотанковой артиллерийской бригады вспоминает: «… Мне запомнилось Лунно. Наши артиллеристы заняли оборону у моста через Неман и прямой наводкой били по танкам и бронетранспортерам врага. Видно у фашистов было на исходе горючее и они рвались к резервуарам. Наши бойцы сражались стойко, достойно давали отпор врагу. Когда удержать мост стало невмоготу, облили его бензином и подожгли, благо переправа была деревянной. Отступать начали в сторону г.Мосты и дальше. После ожесточенных боев в живых, насколько знаю, от бригады осталось несколько человек... Бои у Лунно и Черлены начались в конце дня 23 июня и закончились к рассвету 25 июня». Несколько иначе выглядит завершение боёв у Лунно в рассказе Е.В. Бушман. Её отец − Бушман Василий Вильгельмович, который служил в 73 артиллерийском полку 6 противотанковой бригады (командир полка майор Кодыч), участвовал в операции по взрыву моста. Елена Васильевна обратилась за помощью в музей боевой славы Лунненской средней школы помочь установить судьбу своего отца. Единственное известие о нем она получила в сентябре 1941 года от сослуживца отца капитана Кудрявцева. В открытке, которую Кудрявцев прислал жене В.В. Бушмана, сообщалось: «Я был с ним с 4 часов утра 22 июня 1941 года до ночи с 27 по 28 июня. В эту ночь мы удерживали переправу через реку Нёман у деревни Лунно. Я был с ним на мосту. В 3 часа утра мост был взорван и часть, в которой служил В.В. Бушман начала отход». Скорее всего оба автора этих воспоминаний в отношении времени уничтожения моста ошибаются. Бои за мост длились до 26 июня, о чем свидетельствуют и немецкие источники. Что же касается дальнейшей судьбы Бушмана В.В., она осталась неизвестной, до сегодняшнего дня он считается без вести пропавшим. Единственное, что удалось установить, что последний раз его видели в районе местечка Ружаны [1.1, c.8].

Для удержания продвижения противника приказом командующего армией 26 июня были направлены два мотобатальона 204 мотодивизии через Лунно на рубеж реки Котры. 1-й стрелковый батальон по приказу командира корпуса был выброшен для удержания моста у Лунно [8, c.26]. Вряд ли подразделения смогли выполнить поставленную задачу, поскольку уже 26 июня немцы переправились возле Лунно через Неман и удерживали плацдарм.

В 2001 году были проведены раскопки на одном из неизвестных захоронений в районе деревни Лунно. Были обнаружены останки 9 погибших воинов. К сожалению, сохранился только один солдатский медальон. Он принадлежал З.И.Присяжнюку, уроженцу Хмельницкой области Украины. 23 ноября 2001 г. останки погибших со всеми почестями были перезахоронены в братскую могилу в деревне Залески Мостовского района Гродненской области.

Список источников и литературы

1. Материалы музея боевой славы Лунненской средней школы имени Героя Советского Союза Ивана Шеремета.

1. Дело № 13 «1941 год».

2. Дело № 28 «Младший лейтенант Н.М.Шишкин».

3. Дело № 28 а «25 отдельный мотопонтонный батальон».

2. Воспоминания Горбачевской Зиты Иосифовны. Записаны Вежель Вероникой 20.01.2009 г.

3. Воспоминания Эйзеншмидта Элиазера. Записаны Сильвановичем С.А. 29.03.2009.

4. Боевые донесения, разведсводки и приказы за июнь 1941 года [Электронный ресурс] / − Режим доступа: bdsa.ru/documents/html/donesiune41.html. − Дата доступа: 20.01.2009

5. Каган, Д. Расскажи живым. Документальная повесть / Д.Каган. - Ашхабад: Туркменистан, 1986. - 145 c.

6. Макаров, Г. Кампания 1941 года [Электронный ресурс] / Г.Макаров. - Режим доступа: obshelit.com/works/2476/.- Дата доступа: 20.01.2009

7. Мартов, В. Белорусские хроники, 1941 год [Электронный ресурс] / В.Мартов. − Режим доступа: idiot.vitebsk.net. - Дата доступа: 20.01.2009.

8. Первые дни войны в документах // Военно-исторический журнал. − № 9. − 1989. − C. 23-37.

С.А. Сильванович , кандидат исторических наук, преподаватель кафедры гуманитарных наук ГрГМУ, окончил исторический факультет ГрГУ им. Я. Купалы в 1993 г. На протяжении 16 лет работал в Лунненской средней школе, руководил краеведческой работой школьников. Продолжает исследовать историю Лунно и окрестностей.

УДК 94 (476.5) «1941 − 1944»

Т.В. Гапоненко (Витебск)
ВИТЕБСКИЙ КОНЦЕНТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ «5-ый ПОЛК» (1941 − 1944 гг.)

В работе рассматривается создание и деятельность фашистского концентрационного лагеря «5-ый Полк» в городе Витебске в годы Великой Отечественной войны. Автор, используя опубликованные и впервые привлечённые архивные материалы, доказывает, что данный концентрационный лагерь был одним из механизмов уничтожения населения оккупированной территории Беларуси.

В период оккупации города Витебска, который длился с 11 июля 1941 г. по 26 июня 1944 г., в нём было создано 5 крупных лагерей смерти [13, с. 17-20].

на территории бывшего 5-го железнодорожного полка (ныне ул. Титова);

в лесу недалеко от станции Крынки;

гетто, созданное на правом берегу Западной Двины по ул. Верхненабережной (ныне ул. Ильинского);

на зеркальной фабрике по ул. Задунавской (ныне пр. Фрунзе);

на левом берегу р. Лучёсы (пос. Лучёса).

Концлагерь «5-ый Полк» был создан в сентябре 1941 года на территории, принадлежавшей до оккупации города 5-му железнодорожному полку. У немцев лагерь числился под номером КЛ-313-СД. Располагался он по обе стороны оврага, где стояли кирпичные и деревянные бараки. Весь лагерь в 4 ряда был обнесён колючей проволокой высотой около 3 метров. Кроме того, проволокой обносился и каждый барак отдельно. Зона бараков также отделялась от общей территории лагеря коридором из нескольких рядов колючей проволоки. Бараки не отапливались, у некоторых из них отсутствовали двери. Окна застеклены не были. Нары для пленных были изготовлены из проволоки в три яруса, на них натягивалась железная сетка. Проходы в бараках были очень узкими - едва расходились два человека. Территория всего лагеря просматривалась с трёх наблюдательных вышек с пулемётчиками [4, с. 50; 6, с. 448].

Первоначально лагерь предназначался для военнопленных. На протяжении 1941 − 1942 гг. здесь содержалось более 40 тыс. солдат и офицеров Красной Армии, оказавшихся в плену во время боёв в Витебской области. К концу 1942 года почти все они были уничтожены. Бойцов Красной Армии расстреливали на полях колхоза имени Кирова, пытавшихся спастись сбрасывали обратно в яму и закапывали живыми. Умерших голодной смертью зарывали на усадьбе Лопухова. Чтобы скрыть количество убитых, их посыпали порошком, способным разлагать трупы и закапывали на Мелевском поле недалеко от деревни Мишково [10, с. 9].

В марте − апреле 1943 года в концлагерь согнали 20 тыс. мирных жителей (преимущественно женщин, стариков и детей) из Витебского, Суражского и Городокского районов. Для гражданского населения использовалась западная часть лагеря. С этого момента и до февраля 1944 года узников вывозили на принудительные работы в Германию. Из тех, кто имел отношение к партизанам, формировались большие группы и отправлялись в ещё более страшные лагеря, наподобие Освенцима [6, с. 438].

Оставшиеся в лагере люди содержались в нечеловеческих условиях. Узников умерщвляли самыми изощрёнными способами - созданием голодомора, антисанитарии, истязаниями и расстрелами. Пленных мог расстреливать каждый немецкий солдат, не неся за это никакой ответственности.

Дневной рацион питания узников состоял из черпака баланды и 100 грамм хлеба (выдавалась буханка на 10 человек).

К лагерю часто подходили местные жители, которые пытались передать через колючую проволоку хоть сколько-нибудь пищи, но сделать это удавалось крайне редко - фашисты отгоняли людей или же без предупреждения открывали по ним огонь.

Отсутствие полноценного питания и полная антисанитария приводили к возникновению и распространению среди узников лагеря инфекционных заболеваний (тиф, малярия и др.). Каждый день от болезней умирали десятки людей. Тех, кто оставался жив немцы использовали в качестве рабочей силы: людей выгоняли на рытьё окопов и траншей, дети носили камни.

Те дети (преимущественно мальчики), которые не были заражены инфекционными болезнями, использовались фашистами в качестве «доноров» для немецких солдат.

Для того чтобы представить масштаб злодеяний произведённых фашистами в данном лагере смерти, уместно привести отрывок из «Акта обследования мест массового захоронения советских граждан, истреблённых немецко-фашистскими оккупантами на территории г. Витебска» составленного 26 сентября 1944 года:

«…комиссия обнаружила 70 могил, имеющих в среднем размер 7x8x4 м и кроме этих могил ещё до трёхсот могил размером 12/2x3x21/2 м.

Трупы не имеют под сохранившейся кожей никакой подкожно-жировой клетчатки. Это скелеты обтянутые кожей.

Преобладающий возраст погибших 20 − 30 лет» [3, л. 1].

В конце мая 1944 года, когда фронт вплотную приблизился к Витебску, оставшихся в живых узников отправили в лагерь, расположенный в районе станции Крынки в Лиозненском районе, чтобы использовать их в качестве живого заслона при отступлении немецко-фашистских войск. Всего было вывезено около 12 тыс. человек. Сюда же попали дети из детских домов города и больные из сыпнотифозной больницы, которые предназначались для инфицирования наступавших частей Красной Армии [10, с. 438].

Население лагеря жило под открытым небом. Им не давали пищи, запрещали разводить огонь, систематически подвергали избиениям и кровавым расправам. Больным и раненым никакой помощи не оказывалось.

Немецкие солдаты и офицеры приходили в лагерь и отбирали оставшихся здоровых мужчин в возрасте от 14 до 45 лет, якобы в рабочие батальоны, а потом выводили из лагеря и расстреливали. За несколько дней в лагере было уничтожено 4 тыс. советских граждан [6, с. 454].

Освободила узников 4 июня 1944 года рота разведчиков под командованием лейтенанта Михаила Филипповича Маскаева, впоследствии - Героя Советского Союза.

Всего за период существования концентрационного лагеря «5-ый Полк» в нём было умерщвлено более 120 тыс. человек. После концлагеря «Тростенец» «5-ый Полк» был вторым в Беларуси по количеству заключённых и уничтоженных в нём людей.

Таким образом, концлагерь «5-ый Полк» являлся для преступного фашистского режима одним из механизмов уничтожения населения Беларуси.

Список источников и литературы

1. Государственный архив Витебской области (далее: ГАВО). ГАВО. − Ф. 2116. − Оп.1. − Д.1. − Л.144.

2. ГАВО. − Ф. 1-п. − Оп. 1. − Д. 821. − Л. 84-100.

3. ГАВО. − Ф. 1971. − Оп. 3. − Д.1. − Л.1.

4. Аникеев, Л. Тайна фашистских концлагерей / Л.Аникеев. - Москва: Филиал ФГУП «Военное издательство» МОРФ, 2005. - 352 с.

5. Дети войны: Материалы круглого стола «Детские дома в г. Витебске и Витебской области на временно оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны 1941 − 1945 гг.» / сост. Д.В. Яковлев. - Витебск: Витеб. обл. тип., 2007. - 144 с.

6. Память: ист.-докум. хроника Витебска: В 2-х кн. Кн.1-я. / гл. ред. Г.П. Пашков. - Минск: БелЭн, 2002. - 648 с.

7. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941 − 1944 / авт.сост. В.И. Адамушко. - Минск: НАРБ, 2001. - С. 158.

8. Газин, Д. Митинг-реквием бывших узников фашизма / Д.Газин // Витьбичи. − 2000. − 14 апр. − С. 2.

9. Жуковский, В. Крест над городом / В.Жуковский // Витьбичи. − 2009. −11 апр. − С. 9.

10. Крупица, Н. Слышать Витебский набат, как Бухендвальдский / Н.Крупица // Витьбичи. − 2004. − 13 апр. − С. 3.

11. Метла, А. Лагерь смерти / А.Метла // Витебский курьер. − 1999. − 9 апр. − С. 2.

12. Ризо, В. Боль, которая не проходит / В.Ризо // Витьбичи. − 2000. −11 апр. − С. 1.

13. Тузков, П. Тромб памяти / П.Тузков // Витебский курьер. − 2005. − 23 авг. − С. 1, 3.

Татьяна Гапоненко, студентка Витебского государственного университета имени П.М. Машерова.

УДК 325.27 (476.6)

А.А. Носова (Гродно)
ЗНАЧЕНИЕ г. ГРОДНО В ПРОЦЕССЕ РЕПАТРИАЦИИ СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН ИЗ ГЕРМАНИИ

В статье анализируется значение г. Гродно в организации репатриации советских граждан. Для этого автором рассматривается процесс создания и функционирования в городе сборно-пересыльных, проверочно-фильтрационного и приемно-распределительного пунктов, которые находились в подчинении НКО, НКВД и облисполкома соотвественно, а также отдела, руководившего процессом репатриации в области.

Гродно был освобожден в июле 1944 года. За годы оккупации и при отступлении фашистов город был разрушен на 43 %, в том числе выведено из строя 25 % жилья. Были взорваны и сожжены почти все промышленные предприятия, культурные и общественные здания, жилые дома [1, с. 503]. Вместе с тем, городу, расположенному недалеко от границы, придавалось большое значение в проведении репатриации советских граждан. Несмотря на большие сложности, на его территории была организована значительная часть всех пунктов, располагавшихся в БССР, которые занимались проверкой, регистрацией репатриантов.

В первую очередь вдоль западной границы СССР в соответствии с постановлением ГКО от 24 августа и приказом НКВД СССР от 28 августа 1944 года, а также приказом народного комиссара внутренних дел БССР № 00672 «Об организации проверочно-фильтрационных пунктов» от 30 августа 1944 года были созданы проверочно-фильтрационные пункты (далее ПФП) НКВД [2, с. 29]. В г. Гродно работал один из пяти ПФП БССР.

Для пункта было выделено несколько каменных зданий. Одно трехэтажное здание располагалось по улице Мещанской на берегу реки Неман и состояло из 36 комнат (5 500 кв. метров полезной жилой площади и подвал 1000 кв. метров − складские помещения). Планировалось 20 комнат использовать как временное жилье для находившихся на пункте репатриантов, а 16 − как служебные помещения для работы персонала ПФП. Ещё одно здание располагалось по улице Коминтерна, 43. Оно состояло из 14 комнат (200 кв. метров). Там располагался штаб управления пункта. Второй этаж здания по улице Коминтерна д. № 9 был занят под общежитие оперперсонала. Ещё одно помещение по улице Мостовой (историческое название [3, с. 278]) рядом с ПФП, состоявшее из 3−х комнат (15 кв. метров), было занято Гарнизоном охраны [4, л. 16]. Таким образом, Гродненский ПФП мог принять только 600 человек (из требовавшихся соответствующим приказом 3 000).

Репатриантов на ПФП передавали пограничные войска, войсковые части, сборно-пересыльные пункты под конвоем войск НКВД. При этом в опер-учетное отделение пункта поступали списки, в которых указывались фамилия, имя, отчество репатрианта, год рождения, национальность, состав семьи, количество и возраст детей, при каких обстоятельствах оказался за пограничной линией. При приеме спецконтингентов составлялись специальные акты [5, л. 47об]. Выявленные преступные элементы и «внушавшие подозрения» обычно направлялись для более тщательной проверки в спецлагеря НКВД, а также в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа. Большинство же направлялись домой, получив справку о прохождении проверки на ПФП [6, с. 97].

Репатрианты, направленные по месту жительства в БССР после проверки, поступали на областные приемно-распределительные пункты (далее ПРП). Они создавались исполкомами областных Советов депутатов трудящихся в соответствии с постановлением СНК СССР от 6 января 1945 года № 30-12 и СНК БССР от 15 января 1945 года «Об организации приема и устройства репатриируемых советских граждан» [7, л. 2].

Гродненский ПРП размещался в одном километре от железнодорожного вокзала, в 3-хэтажном здании, вместимостью свыше 600 человек одновременно [8, л. 6]. Но это помещение принадлежало КЭЧ, и к ноябрю месяцу 1-й и 3-й этажи по согласованию с обкомом партии были заняты воинскими частями [9, л. 59]. В декабре здание было занято инженерной бригадой полностью. В связи с этим, ПРП разместился в здании ПФП НКВД.

30 мая 1945 года в постановлении «О ходе приема и трудоустройства советских граждан, возвращающихся на родину из немецкой неволи» Совнарком БССР отметил неподготовленность советских органов на местах к приему репатриантов. В связи с этим при всех областных исполнительных комитетах были созданы отделы репатриации [2, с. 180].

В обязанности отдела и ПРП входил учет угнанного и репатриированного населения; расселение и трудоустройство возвратившихся граждан; оказание им материальной помощи; обеспечение бесплатного передвижения к месту проживания [2, с. 161].

Помимо этого, в соответствии с решением ГКО от 16 июня 1945 года на узловых железнодорожных станциях были организованы сборно-пересыльные пункты (далее СПП) на 10 тысяч человек каждый, для репатриантов, следовавших из Германии походным порядком [2, с. 232]. В г. Гродно были организованы СПП №№ 308, 311, 312 [8, л. 6].

В Справке «О возможности размещения 30 000 человек репатриированных Советских граждан», адресованной секретарю Гродненского Обкома КП(б)Б, сообщалось, что один из пунктов будет организован в военном городке № 5, расположенном на улице Пригородная, д. № 12 (сохранила название), и в военном городке № 6 по улице Авангардной (современная ул. Белуша [3, с. 98]), д. № 1, ещё один СПП − в военном городке № 9, на улице Скидельской (современный просп. Космонавтов [3, с. 241]), д. № 6-8. Третий СПП при условии освобождения 50 Армией землянок и бараков − в лагере Колбасино [10, л. 21]. Уже к концу 1945 года 311 СПП был закрыт [8, л. 6].

К 1946 году было репатриировано большинство советских граждан. В связи с этим приказом наркома внутренних дел СССР от 22 января 1946 года Гродненский ПФП был передан НКВД БССР [11, с. 466]. 11 мая 1946 года было принято постановление СМ БССР № 765 «О закрытии приемно-распределительных пунктов по обслуживанию репатриированных советских граждан» [11, с. 488]. За всё время работы через Гродненский ПРП прошло 37 750 репатриированных советских граждан [12, л. 31].

Дольше всех продолжал функционировать 312 СПП в г. Гродно, который в 1953 году был передан Министерству Госбезопасности [13, л. 7].

Органы репатриации занимались также трудоустройством репатриированных граждан. В основном оно производилось по месту их прежнего жительства. К примеру, Залевская Е.Е., Венская Ф.Н., получили работу на кожзаводе № 5, Хаустович М. − на табачно-ферментационном заводе [8, лл. 7, 8]. К 1 декабря 1948 года в промышленности города трудились 419, а в сельском хозяйстве 198 репатриантов [9, с. 16]. Репатриированные граждане работали также в Облстатуправлении (Аруцкевич), Облисполкоме (Бондарчик). Преподавателем немецкого языка в пединституте г. Гродно была Балицкая И.С. [9, лл. 2, 14].

Таким образом, г. Гродно была отведена важная роль в организации и проведении процесса репатриации советских граждан. В городе функционировали три из одиннадцати СПП, один из пяти ПФП и один из 12 ПРП, расположенных на территории БССР. Через них прошли десятки тысяч советских граждан, как белорусов, так и следовавших в другие республики СССР. В разрушенном послевоенном городе невозможно было создать достойные условия пусть и временного пребывания репатриантов: не хватало зданий и сооружений для их размещения, материальных средств, квалифицированных медицинских и других работников. В целом же, на пунктах была налажена проверка, регистрация прибывавших граждан, их питание, медицинское и санитарное обслуживание. Кроме того, с репатриантами проводилась массово-политическая работа, которая призвана была возвратить их к реалиям советской жизни. Большинство возвратившихся граждан после проверки вернулись к мирной жизни и были трудоустроены в том числе и в г. Гродно.

Список источников и литературы

1. Памяць : гіст.−дакум. хроніка горада Гродна / Беларус. Энцыкл.; рэдкал.: Г.П. Пашкоў [і інш.]. − Мн. : БелЭн, 1999. - 712 с.

2. Белорусские остарбайтеры : документы и материалы : в 3 кн. / сост.: Г.Д. Кнатько, В.И. Адамушко и др. − Мн. : НАРБ, 1998. − Кн. 3, ч. 1. Репатриация (1944-1951) − 368 с.

3. Гродно. Энцикл. справ. / Белорус. Сов. Энцикл.; редкол.: И.П. Шамакин (гл. ред.) [и др.]. − Мн. : БелСЭ, 1989. − 438 с.

4. Национальный архив Республики Беларусь (далее НАРБ). Фонд 787. − Оп. 1. − Д. 1. Постановления Брестского и Гродненского обкомов, Волковыского и Пружанского райисполкомов об организации ПФП и сведения о состоянии пунктов 3.08−9.12.1944 г.

5. Государственный архив Гродненской области (ГАГО). Фонд 375. − Оп. 1. − Д. 34. Документы о направлении репатриантов в спецлагеря и на спецпоселение.

6. Судьба военнопленных и депортированных граждан СССР. Материалы комиссии по реабилитации жертв политических репрессий // Новая и Новейшая история. − 1996. − № 2. − С. 91−112.

7. НАРБ. Фонд 787. − Оп. 1. − Д. 36. Отчетные доклады о репатриации 3.01−17.08.1947 г.

8. ГАГО. Фонд 1171. − Оп. 1а. − Д. 39. Переписка по вопросам переселения и репатриации граждан СССР 18.01−25.12.1946 г.

9. ГАГО. Фонд 1171. − Оп. 1а. − Д. 72. Отчеты о трудовом и бытовом устройстве репатриированных граждан, прибывших в Гродненскую область 2.03.1948-18.08.1949 гг.

10. Государственный архив общественных объединений Гродненской области. Фонд 1. − Оп. 1. − Д. 42. Переписка с воинскими частями, прокуратурой, военным трибуналом о кадрах, репатриантах и другие 06.01−17.12.1945 г.

11. Белорусские остарбайтеры : документы и материалы : в 3 кн. / сост.: Г.Д. Кнатько, В.И. Адамушко и др. − Мн. : НАРБ, 1998. − Кн. 3, ч. 2. Репатриация. (1944-1951). − 310 с.

12. ГАГО. Фонд 1171. − Оп. 1. − Д. 59. Переписка по вопросам переселения и репатриации советских граждан 16.01−22.10.1947 г.

13. ГАГО. Фонд 1171. − Оп. 3а. − Д. 55. Постановления и распоряжения Совета Министров БССР 12.01−4.04.1953 г.

Александра Носова , аспирантка кафедры истории Беларуси ГрГУ имени Янки Купалы

УДК 376.6

Е.А. Фиронова (Гродно)
ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ СЕТИ ДЕТСКИХ ДОМОВ В ГРОДНЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В 1944 − 1960 гг.

В статье рассматривается процесс становления сети детских домов в Гродненской области после освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Автор на основе архивных документов реконструирует процессы реорганизации и укрупнения детских домов вплоть до преобразования их в школы-интернаты.

В по мере освобождения захваченных врагом территорий 1944 г. начинается процесс восстановления народного хозяйства БССР. Гродно был освобожден 16 июля 1944 г., а уже к 1 октября в нём было организовано 5 детских домов (школьного типа − 2, дошкольного - 1, специального типа - 1, для слепых детей − 1, и один приемник-распределитель). На их попечении находилось 628 детей и еще 150 числилось на патронате [1]. При этом детские дома начали функционировать еще до того, как был организован 6 октября 1944 года отдел народного образования исполнительного комитета Совета депутатов трудящихся. Он подчинялся исполкому областного Совета Депутатов Трудящихся и Народному Комиссариату Просвещения БССР, а с 1946 г. - Министерству Просвещения БССР.

К декабрю 1945 года в Гродненской области насчитывалось 16 детских домов и одна школа для слепых детей. Согласно титульному списку детских домов за декабрь 1945 года это были: гродненские № 1, 2 и 3, Скидельский (Будовлянский), Мостовский, Поречский, Лидский № 1 и Лидский № 2 (Поддубенский), Щучинский № 1 (Рожанковский) и Щучинский № 2 (Ельнянский), Василишковский №1 (Лебедко-Ивановский), Василишковский № 2 (Михайлововский), Желудокский (Большеможейковский), Берестовицкий (Стародворецкий), Вороновский (Конвелишковский), Радуньский и школа слепых детей в г. Гродно.

Число штатных единиц детских домов (ставок) было утверждено планом и составляло 362,2. Фактическое же число работников списочного состава было значительно меньшим, а именно 252 человека, 75 % из них (189 человек) − женщины. В среднем на одного сотрудника приходилось 1,43 ставки. Средняя зарплата составляла 347 рублей при запланированных − 366 [2].

Сеть детских домов в Гродненской области сложилась именно в 1945 году. Вплоть до 1954 г. количество детских домов изменялась незначительно: в 1946 году - 18 , 1947 г. - 19, 1948 г. - 18, 1949 г. − 19, 1951 г. − 20, 1952 и 1953 гг. - 18 детских домов. Менялся лишь статус детских домов и их размещение. Так к 15 августа 1947 года была переведена школа слепых детей из м-ка Поречье в город Гродно (определена в здание по улице Ожешко, занимаемое Уполномоченным СНК по переселению польского населения) [3]. 11 октября 1947 года решением Гродненского Областного Совета Депутатов трудящихся было принято решение № 628 «О переводе Гродненского детского дома № 1 на Гродненский специальный детдом № 1». В нем говорилось: «Учитывая, что из числа 354 детей, проживающих в трех детских домах города Гродно, имеются 136 воспитанников, которых родители которых погибли на фронтах Великой Отечественной и в партизанских отрядах, Исполком Областного Совета Депутатов Трудящихся решает перевести Гродненский детдом № 1 на Гродненский специальный детский дом № 1 с контингентом детей 150 человек» [4]. Аналогичное решение было принято 17 января 1949 года «Об организации специального детского дома в м. Озеры Скидельского района, согласно которому, вместо расформировано детского дома в дер. Заболотье, Радуньского района было решено организовать «с декабря 1948 года на 150 человек детей-сирот погибших воинов Советской Армии и партизан в период Отечественной войны - специальный детский дом в м. Озеры Скидельского района в усадьбе Задубье, ранее принадлежавшей в/части пп 71378» [5]. Следует отметить, что смена статуса давала возможность получить дополнительное финансирование. Однако в 1950 гг. начался обратный процесс реорганизации специальных детских домов в дома общего типа, что было связано с тем, что контингент детей, подлежащих определению в специальные детские дома, значительно сократился. В 1951 году такой реорганизации был подвергнут Скидельский [6] и Погодичский детские дома [7].

Помимо реорганизации шел процесс укрупнения детских домов. Так 4 апреля 1951 года было принято решение о слиянии Поддубенского детского дома № 1 Лидского района с детским домом № 1 г. Лида [8].

13 мая 1947 года вышло постановление Совета Министров БССР № 477 «О дополнительном открытии детских домов». В соответствии с этим документом Гродненский Областной совет депутатов трудящихся решил открыть дополнительный детский дом в местечке Бенякони, Вороновского района. Под него освободили «здание, занимаемое сельским Советом и здание, занимаемое «Заготзерно», а также домик, размером 5?5 метров, находящийся вблизи этого здания». Для размещения «обслуживающего персонала детского дома в м. Беняконь на 4 − 5 квартир, передали два дома, из числа оставленных поляками, выехавших в Польшу» [9].

Таким образом, в Гродненской области к лету 1947 года функционировало 18 детских домов и одна школа слепых.

В 1948 году количество детей в детдомах области увеличилось с 1617 до 1768 человек. Вместо закрытого Заболотского детского дома был открыт Озерский специальный детский дом. Общее количество детских домов не изменилось. По совместному решению ОК КП/б/Б и Облисполкома помещение детского дома № 2 г. Гродно было передано под культпросветучилище, а воспитанники детдома временно размещены в одном небольшом малоприспособленном помещении [10].

В отчете учебно-воспитательной работы детдомов за 1947 − 1948 учебный год, говорится о том, что план расширения сети детдомов был не выполнен в связи с тем, что «вышестоящие организации области не реагируют на требования ОблОНО» [11]. Несмотря на ряд попыток ОблОНО подобрать помещение для нового детского дома, этого сделать не удалось. Предложенные коробки зданий требовали значительных капиталовложений (500 и 800 тыс. руб.), на что в области не было средств.

В 1952/1953 учебном году количество воспитанников детских домов в Гродненской области составило 1850 человек.

В 1954 году в связи с упразднением Барановичской области, было осуществлено перераспределение районов между областями. Дятловский, Козловщинский, Кореличский, Любчанский, Мирский, Новогрудский, Слонимский районы Барановичской области переданы в состав Гродненской области. Это привело к существенному увеличению количества детских домов области. В сферу подчинения Гродненского ОблОНО вошли следующие детские дома: Слонимский № 1 и № 2, Адампольский, Новогрудский № 1 и № 2, Новогрудская школа глухонемых, Дятловский № 1 и № 2, Мирский, Ивьевский, Кореличский и Козловщинский [12]. Из 32 детских домов области было 24 детских дома общего типа, 5 - специальных и 3 специальных школы (Волковысская и Новогрудская школы глухих детей, Гродненская школа слепых детей). В этом же году был закрыт Гродненский детский дом как малокомплектный (40 воспитанников) [13; с.7]. В 1955 году был закрыт Мирский детский дом [14].

В 1956 году Гродненским облисполкомом было принято решение об объединении детских домов, находящихся в одном и том же населенном пункте. Были объединены Беняконский и Конвелишский детские дома Вороновского района, Дятловский № 1 и № 2. Эти мероприятия были проведены с целью сокращения расходов на содержание административно-управленческого и технического персонала [15].

В 1959 году в области начинается процесс создания школ-интернатов в основном на базе детских домов. Первыми детскими домами, которые были реорганизованы в школы-интернаты, стали Адампольский и Альбертинский. А в 1960 − 1961 учебном году действовали Озерская, Мостовская, Ворнянская, Порозовская, Новогрудская, Свислочская, Гродненская, Верейковская, Альбертинская, Лидская, Адампольская, Ошмянская школы-интернаты с общим количеством учащихся - 2605 с первого по десятые классы. Детские дома стали местом для проживания воспитанников исключительно дошкольного возраста и перестали играть прежнюю роль.

Список источников и литературы

1. Государственный архив Гродненской области (далее: ГАГО). ГАГО. − Ф. 730. Оп. 1. − Д. 3. − Л. 1. Сеть и контингенты по просвещению на 1 октября 1944 г.

2. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 617. − Л. 1. Сводный отчет о выполнении плана по численности работников и расходованию заработной платы по учреждениям, соответствующим на бюджете НКПросов БССР, краевых и областных отделов народного образования за декабрь месяц 1945 г.

3. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 621. − Л. 2. Решение №4 30 Исполкома Гродненского Областного Совета Депутатов Трудящихся «О переводе школы слепых из местечка Поречье в город Гродно».

4. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 621. − Л. 3. Решение № 628 Исполкома Гродненского Областного Совета Депутатов Трудящихся от 11.10.1947 г. «О переводе Гродненского детского дома № 1 на Гродненский специальный детдом № 1».

5. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 56. − Л. 1. Решение № 6 Исполкома Гродненского Областного Совета Депутатов Трудящихся от 17.01.1949 г. «Об организации специального детского дома в м. Озеры Скидельского района».

6. ГАГО. − Ф. 730. −Оп. 1. − Д. 137. − Л. 3. Решение № 60 исполкома областного совета депутатов трудящихся от 27 января 1951 г. «О реорганизации Скидельского детского дома в детский дом общего типа».

7. ГАГО. − Ф. 730. − Оп.1. − Д. 137. − Л. 233. Решение №1028 исполкома областного совета депутатов трудящихся от 22 декабря 1951 г. «О реорганизации Погодичского детского дома в детский дом общего типа».

8. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 137. − Лл. 68 − 69. Решение № 283 исполкома областного совета депутатов трудящихся от 04 апреля 1951 г. «О слиянии Поддубенского детского дома Лидского района с детским домом № 1 г. Лида».

9. ГАГО. − Ф. 1171. − Оп. 1. − Д. 88. − Л. 146. Решение № 305 Исполкома Гродненского Областного Совета Депутатов Трудящихся от 03.06.1947 г. «О выполнении Постановления Совета Министерств от 13 мая 1947 года № 477 «О дополнительном открытии детских домов».

10. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 56. − Л. 1. Решение № 6 Исполкома Гродненского Областного Совета Депутатов Трудящихся от 17.01.1949 г. «Об организации специального детского дома в м. Озеры Скидельского района»

11. ГАГО. − Ф. 730. − Оп. 1. − Д. 623. − Л. 1 − 22. Текстовый отчет учебно-воспитательной работы детдомов Гродненской области за 1947 − 1948 учебный год.

12. ГАГО. - Ф. 730. - Оп. 1. - Д. 168. - Л. 60 − 61. Решение № 149 Гродненского областного Совета депутатов Трудящихся от 01.03.1954 г. «О финансировании социально-культурных учреждений областного подчинения переданных области в связи с реорганизацией областей в 1 квартале 1954 года».

13. ГАГО. - Ф. 730. - Оп. 1. - Д. 655. - Л.7 − 26. Отчет о состоянии работы детских домов Гродненской области за 1953 − 1954 уч. год.

14. ГАГО. - Ф. 730. - Оп. 1. - Д. 667. - Л. 19 − 20. Приказ № 305 заведующего Гродненским областным отделом народного образования от 12.07.1955 г. «О закрытии Мирского детского дома».

15. ГАГО. - Ф. 730. - Оп. 1. - Д. 661. - Л. 15. Решение № 292 Гродненского областного Совета депутатов Трудящихся от 15.06.1956 г. «Об объединении детских домов».

Елена Фиронова, магистрант кафедры истории Беларуси ГрГУ имени Янки Купалы.

УДК 130.2 + 008

С.В. Донских (Гродно)
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ БЕЛАРУСИ КАК УСЛОВИЕ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОГО ТУРИЗМА

В статье рассматриваются проблемы формирования и развития туристических регионов Беларуси. Преимущественное внимание уделяется вопросам туристского районирования Беларуси в плане развития внутреннего туризма на основе культурно-исторических критериев.

В начале XXI века развитию туризма в Республике Беларусь уделяется повышенное внимание. Туризм рассматривается как перспективный источник привлечения в страну валютных поступлений, как средство популяризации белорусского природного потенциала и историко-культурного наследия, а также как отрасль экономики, создающая новые рабочие места. От белорусской туристической индустрии в первую очередь ждут развития въездного и внутреннего туризма. Решение этой задачи потребует не только создания соответствующей инфраструктуры. В первую очередь необходимо глубокое изучение отечественных туристических ресурсов и их позиционирования на международном и внутреннем рынке.

Реализация указанной задачи неизбежно потребует определенного «туристического районирования» Беларуси. С точки зрения рынка крайне необходимо, чтобы белорусские регионы обладали ярко выраженным своеобразием, способствующим «потреблению места» [3, с.58 - 59]. В противном случае, воспринимаемая как однородное пространство Беларусь не сможет диверсифицировать свой туристический рынок, стимулировать развитие внутреннего туризма и расширять въездной туризм. Страна будет восприниматься на туристическом рынке с точки зрения однотипных турпродуктов. Решение указанной проблемы лежит преимущественно в социально-гуманитарной плоскости и может интерпретироваться как «семиозис пространственных мифов» [3, с.51 - 52, 62 - 64, 69 - 70]. В плане физической географии районирование Беларуси является очевидным лишь для профессиональных географов. Для массового потребителя туристических продуктов, ориентированного на классический туризм «Трех S» (Sea, Sun, Sand - море, солнце и песок), природно-климатические различия даже между белорусскими Полесьем и Поозерьем являются практически незаметными. Лишь конструирование фундированных культурно-историческим наследием туристических регионов позволит диверсифицировать белорусский внутренний туристический рынок и сформировать туристские «еврорегионы», связанные с европейским туристским рынком по примеру туристических дестинаций в странах «Вышеградской группы» (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия).

К сожалению, отечественная наука никогда не осуществляла подобные исследования. В советский период эту нишу занимали две дисциплины: краеведение и экономическое районирование. Неудивительно, что в конце ХХ века попытка выйти на новый теоретический уровень изучения «локального» осуществлялась за счет их синтеза в рамках регионалистики - междисциплинарного научного направления, с определенными практическими экспликациями, которое делает в нашей стране лишь первые шаги. Поэтому изучение культурно-исторической регионализации Беларуси как условия развития современного туризма представляется крайне актуальным.

Выделение на территории Беларуси туристических регионов является далеко не таким самоочевидным, как это может показаться на первый взгляд. Первый шаг в этом направлении был сделан 18 июня 2004 г., когда Постановлением Совета министров Республики Беларусь № 730 было утверждено «Положение о порядке создания туристических зон и ведения Государственного кадастра туристических ресурсов Республики Беларусь». Показательно, что изначально создание туристических зон не предполагало какой-либо научной разработки данной проблемы. Согласно пункту 3 указанного Положения туристические зоны создавались «по предложению органов государственного управления, юридических лиц, индивидуальных предпринимателей». Насколько позволяет судить текст «Положения о порядке создания туристических зон и ведения Государственного кадастра туристических ресурсов Республики Беларусь» первоначально планировать выделить в качестве туристических зон лишь отдельные территории в рамках действующего административного деления республики.

Однако низкая активность юридических лиц и индивидуальных предпринимателей привела к тому, что органы государственного управления вынуждены были осуществить туристское районирование Беларуси исходя исключительно из собственных соображений. В результате, Постановлением Совета Министров Республики Беларусь № 573 от 30 мая 2005 г. «О создании туристских зон» вся территория страны была разделена на 27 туристских зон различной специализации. Были выделены следующие типы туристских зон: туристско-рекреационные, культурно-туристские, транзитно-туристские и [собственно] туристские. Их размещение представлено в Таблице 1.

Очевидно, что с точки зрения белорусских чиновников почти половина туристских зон республики позиционирована как «культурно-туристские». Это г. Минск, Гомельская и Гродненская области и почти вся Витебская область. Не выделена туристская специализация в туристских зонах Минской и Могилевской областей [1].

Таблица 1

Область	Тип туристской зоны
	Туристско-рекреацион-ная	Культурно-туристская	Транзитно-туристская	Туристская [неспециали-зированная]	Всего туристских зон
Брестская	3	1	1	-	5
Витебская	-	3	-	1	4
Гомельская	-	4	-	-	4
Гродненская	-	3	-	-	3
г. Минск	-	2	-		2
Минская	-	-	-	5	5
Могилевская	-	-	-	4	4
Всего в РБ	3	13	1	10	27

Осуществленное по инициативе Министерства спорта и туризма туристическое районирование Беларуси стало огромным шагом в определении перспектив развития отечественной туристической индустрии. Оно пошло намного дальше «Положение о порядке создания туристических зон…» 2004 г., не предполагавшего развития туризма на всей территории страны и трактовавшего туристские зоны сугубо локально. Главным критерием государственного туристского районирования Беларуси в 2005 г. стал территориально-административный принцип. Он позволял надеяться на эффективность государственного управления и контроля за развитием региональной туристической индустрии, но не учитывал специфику региональных туристических ресурсов. Например, в Гродненской области такие природные рекреационные туристические ресурсы, как Беловежская, Липичанская и Налибокская пущи оказались разделенными между несколькими туристскими зонами и даже областями. Тесно связанный с этнографической и историко-культурной точки зрения с Лидским районом Вороновский район оказался включенным в Новогрудскую туристскую зону. В результате, большинство туристских маршрутов в рамках утвержденных туристских зон Гродненской области оказалось «транзитными» - проходящими по территории двух зон, что ставит под сомнение саму идею самодостаточности каждой туристской зоны, как уникального места отдыха или посещения.

Не случайно, что первое же крупное научное исследование по проблемам туристского районирования Беларуси, осуществленное А.И.Локотко, отошло от утвержденной на государственном уровне модели. Минский исследователь предложил следующие «локальные районы комплексного историко-культурного наследия, как основы для организации туристско-рекреационных зон»:

Центральный регион, включающий 9 локальных регионов;

Поозерье (Подвинье) - 6 локальных регионов;

Поднепровье - 4 локальных региона;

Полесье (Поприпятье) - 8 локальных регионов;

Понеманье - 12 локальных регионов [2, с.469 - 470].

Насколько позволяет судить текст монографии Локотко, предложенное деление во многом опирается на исследования известного белорусского ученого В.С.Титова [4, 6]. В 1984 г. Титов, преимущественно на основе анализа артефактов народной культуры и этнографических источников второй половины XIX - начала XX обосновал существование в Беларуси следующих «историко-этнографических регионов»: Северный регион (Поозерье), Восточный регион (Поднепровье), Центральный регион, Северо-Западный регион (Понеманье), Восточное Полесье, Западное Полесье [4, с.152].

Следует отметить, что районирование Титова является сугубо этнографическим. Оно ограничено сферой народной культуры - т.н. «низовой культурой сельского населения» и, являясь значительным шагом в развитии белорусской этнографии, вряд ли может безоговорочно приниматься как основа для выделения туристских регионов современной Беларуси. К сожалению, как туристический ресурс, народная культура Беларуси не обладает такими важнейшими характеристиками, как известность и доступность. Поэтому, принимая за основу модель Титова, Локотко наполняет ее принципиально иным содержанием, делая акцент на архитектурных и исторических памятниках. То есть, в качестве «структурообразующих туристических ресурсов» при выделении туристских зон предлагаются архитектурные памятники высокой, элитарной культуры, несущие на себе отпечаток «больших стилей»: готики, ренессанса, барокко, классицизма и модерна.

В целом, предложенная Локотко модель туристского районирования Беларуси выглядит не совсем аргументированной. Она включает в себя принципиально разные таксонометрические единицы: части отдельных районов, районы, группы районов [2, с.303 - 314]. К тому же, с точки зрения «высокой культуры» Беларусь не может быть разделена на «готические» или «барочные» регионы. Здесь можно говорить скорее о последовательности и региональной сохранности тех или иных «стилей».

Альтернативная модель туристского районирования Беларуси была предложена в 2008 г. научным коллективом под руководством И.И.Пирожника. Ученые выделили на территории Беларуси 18 рекреационно-туристских зон, которые различаются «специализацией и концентрацией рекреационно-туристского обслуживания», туристским спросом, уровнем развития санаторно-курортного и туристского обслуживания. С этой точки зрения наиболее развитыми были признаны Минский и Молодеченско-Нарочанский рекреационно-туристские районы [5, с.18, 29 - 30].

Очевидно, что модель научного коллектива под руководством Пирожника является наиболее продуманной с точки зрения туристской индустрии. Она учитывает специфику природных и антропогенных туристических ресурсов, а также уровень развития туристической индустрии. К недостаткам данной модели следует отнести нарушение современного территориально-административного деления республики. В результате, четыре районы Гродненской области оказались в составе рекреационно-туристских районов Брестской и Минской областей. При этом все варианты туристского районирования Беларуси лишены образности, не обладают качествами столь ценимого на рынке «бренда».

Конечно, сложно ожидать от белорусских регионов самоочевидного своеобразия, подобно французским провинциям или немецким землям. Лишь Полесье обладает общепризнанной в научной и популярной литературе уникальностью, в том числе и с точки зрения развития «этнического туризма». Большинство исторически зафиксированных в истории Беларуси «региональных топонимов» являются экзогенными по своей природе - репрезентациями европейских интеллектуалов и политиков Нового времени. Это в равной мере относится как к «цветным названиям» Белая Русь и Черная Русь, так и к «политико-цивилизационной поляризации» на Восточную и Западную Беларусь. Не случайно, что попытка уйти от чисто административных названий приводит к актуализации в названии белорусских туристской регионов однотипных природных особенностей: Брестская область (Западное Полесье, Побужже), Витебская область (Подвинье, Поозерье), Гомельская область (Восточное Полесье, Посожже), Гродненская область (Понеманье), Могилевская область (Поднепровье). Подобного рода «бренды» ни как не отражают историко-культурного наследия определенных белорусских регионов. Между тем, в половине официально утвержденных туристских зонах Беларуси ставка сделана именно на культурно-историческое наследие. Однако для успешного продвижения на рынок региональных туристских услуг имеет значение не только степень сохранности культурно-исторических туристических ресурсов, но и их привлекательность в глазах туристов. Последнего можно достигнуть лишь с помощью научно обоснованного «мифотворчества» на базе представленного в том или ином регионе культурно-исторического наследия: как аутентичного, так и реконструированного и воссозданного. Только грамотный «семиозис пространственных мифов» придаст белорусским туристским регионам искомые черты уникальности и привлекательности. Одного энтузиазма экскурсоводов и краеведов здесь будет недостаточно.

Список источников и литературы

1. Карты туристской инфраструктуры административных районов Гродненской области Республики Беларусь на 2006 - 2007 г. в рамках развития туристских зон. - Минск: Министерство спорта и туризма Республики Беларусь - Белкартография, 2006. - 21 л.

2. Локотко, А.И. Историко-культурные ландшафты Беларуси / А.И.Локотко. - Минск: Белорус. наука, 2006. - 470 с.

3. Митин, И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис пространственных мифов / И.И.Митин. - Смоленск: Ойкумена, 2004. - 160 с.

4. Титов, В.С. Историко-этнографическое районирование материальной культуры белорусов: XIX - начало ХХ в. / В.С.Титов. - Минск: Наука и техника, 1983. - 152 с.

5. Туристические регионы Беларуси / редкол. Г.П.Пашков; под общ. ред. И.И.Пирожника. - Минск: Беларус. Энцыкл. імя П.Броўкі, 2008. - 608 с.

6. Цітоў, В.С. Этнаграфічная спадчына. Беларусь. Краіна і людзі: Вучэб.-метад. дапам. - Мінск: Беларусь, 1996. - 208 с.

Сергей Владимирович Донских , кандидат культурологии, декан факультета туризма и сервиса ГрГУ имени Янки Купалы.

 

Top