Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
РАБОЧИЙ КЛАСС
Железнодорожники. Трудовой Минск просыпался рано. В половине шестого раздавался протяжный гудок железнодорожных мастерских, и рабочие спешили на свои места.
Железнодорожники занимали особое место в составе промышленных рабочих города. Эта прослойка была наиболее дисциплинированной и сознательной. В марте 1876 года 300 рабочих Минских мастерских Московско-Брестской железной дороги первыми в Белоруссии провели забастовку.
Царское правительство боялось вступать в конфликт с рабочими железных дорог. В годы первой российской революции 1905- 1907 годов они показали силу своей сплоченности, проявившейся в организации всеобщих стачек. Договоренность о стачке достигалась в считанные часы посредством железнодорожного телеграфа, в результате оказывалась парализованной вся страна. Поэтому в отличие от других категорий рабочих штатные железнодорожники имели ряд льгот - отпуска, бесплатный проезд, право на получение обмундирования, квартирные льготы. Некоторые из них владели в Добрых Мыслях, Уборках или Железнодорожном поселке деревянными домиками и небольшими приусадебными участками. Месячный заработок железнодорожников составлял в 1911 году не менее 32 рублей, в то время как минский заводской рабочий получал в среднем 15,2 рубля.
Мастеровые фабрик и заводов. Пролетариат города принадлежал преимущественно к коренному местному населению. Однако в 90-е годы фабриканты часто нанимали высококвалифицированных рабочих за пределами Белоруссии. Когда на кирпичном заводе Каплана устанавливалось новое оборудование, целые партии специалистов приглашались из Польши. Мастера на кафельном заводе Поляка набирались в Пруссии. Большинство рабочих на обойной фабрике Е. Хаютина (с 1902 года - Конторовича) были из Москвы. Специалисты чугунолитейного дела приезжали из Риги. Местные рабочие выполняли менее сложные работы.
Организация нового производства и в начале XX века вынуждала приглашать рабочих высокой квалификации из-за пределов Белоруссии. Так, на фабрике гребней, открытой в Минске в 1910 году, в качестве мастеров работало 18 французских подданных. В 1911 году на различных предприятиях города трудились рабочие из Смоленска, Вильно, Варшавы. Тем не менее подобных случаев становилось все меньше. Росла квалификация местного пролетариата. Приезжие рабочие передавали местным не только трудовые навыки, но и опыт революционной борьбы, элементы пролетарской культуры.
Более половины минского фабричного пролетариата составляли металлисты, железнодорожники, полиграфисты, обойщики, отличавшиеся высокой квалификацией. И, конечно же, все фабричные рабочие имели более высокую квалификацию по сравнению с кустарно-ремесленными. Она приобреталась долгими годами нелегкого труда, связанного с машинным производством.
Примерно треть фабрично-заводских рабочих города к началу первой мировой войны имела трудовой стаж более пяти лет, а десятая часть трудилась более десяти лет, во многих случаях вместе со своими подросшими детьми.
Обучить ремеслу детей могли прежде всего высококвалифицированные рабочие. Как рассказывал Александр Иосифович Кнюкшто, член КПСС с 1926 года, в 1904- 1906 годах он обучался профессии токаря по металлу в минском ремесленном училище. Отец его работал кузнецом. Семья имела небольшой дом, и часть жилья сдавалась в аренду. Но учить сына все равно было трудно. Приходилось не только платить за пребывание в училише, но и приобретать за свой счет форменное обмундирование. (Иванов В. М. Очерк быта промышленных рабочих дореволюционной Белоруссии.)
Уровень квалификации рабочего сушественно влиял на величину зарплаты. В 1901 году на одном из предприятий Минска машинист получал 70 рублей в месяц, его помощник - 50, кочегар - 17-30, а сторож - 12 рублей. Заработок же французских граверщиков на фабрике дамских гребней доходил в 1913 году до 120 рублей в месяц. Лишь тот рабочий, который получал в 1911-1912 годах не менее 30 рублей в месяц, был в состоянии содержать семью.
Промышленные рабочие из крестьян. Земельная нужда заставляла жителей деревень уходить на заработки. Устроиться на фабрику или завод в Минске удавалось далеко не каждому. Крупных промышленных предприятий было не так уж много. Кроме того, расположенный в черте оседлости, переполненный еврейской беднотой город страдал от безработицы. Однако для пригородных крестьян путь в Минск становился все же неизбежностью. Город был рядом, на поездку же в далекие промышленные центры не всегда находились деньги.
Крестьяне старались устроиться на железную дорогу. Помогало то, что туда принимались только христиане. Но обычно трудовая деятельность селян в городе начиналась с временных подсобных работ. Ожидая найма, они с топорами, пилами, лопатами стояли на базарах или расхаживали по улицам. Только во время экономического подъема 1910-1913 годов шансы получить работу на минских фабриках и заводах возросли. Быстро развивавшаяся крупная промышленность не могла успешно функционировать, не вовлекая в производство крестьянское население, для которого всегда находилась черная и малооплачиваемая работа. На Кошарском машиностроительном заводе выходцы из деревни составляли в 1911 году 41,1 процента, на обойной фабрике Конторовича в 1912 году - свыше 70 процентов,
В город переселялась прежде всего крестьянская молодежь. Лишь отдельным удавалось получить хороший заработок, снять квартиру или построить на окраине свой деревянный домик. Городская жизнь основной массы крестьян отличалась чрезвычайной неблагоустроенностью. Накануне первой мировой войны семейному рабочему с пятью детьми приходил ость платить за «угол» 11-12 рублей в месяц. Такая квартплата была не по карману деревенскому парню, устроившемуся на фабрику в качестве ученика или чернорабочего. Пристанищем для него летом служили городские скверы, заброшенные кладбища, а зимой - ночлежный дом на берегу Свислочи в районе Низкого рынка, грязные харчевни, трактиры и постоялые дворы. В случае особого везения он мог найти дешевую квартиру в подвалах или трущобах рабочих кварталов Переспы, Ляховки, Комаровки, Серебрянки. При 15 промышленных предприятиях Минска в 1902 году имелись жилые помещения для рабочих. Но это не решало квартирную проблему, которая сдерживала превращение крестьян-рабочих в коренных горожан.
Существовала и проблема питания. На фабриках и заводах столовых не было. Старый минский рабочий С. Почековский вспоминал, что обед в трактире (суп, селедка с картофельным пюре, чай) стоил около 20 копеек. При трехразовом питании расходы составили бы 12 рублей в месяц. Не каждый рабочий столько зарабатывал. Килограмм ржаного хлеба в 1911 году стоил 5-7 копеек, картошки - 19, говяжьего мяса - 37, сливочного масла - 90, десяток яиц - 30 копеек.
Тяжелая участь сельской молодежи, идущей на завод, чтобы помочь деньгами родителям, нашла отражение в одной из народных песен (цитируется по книге В. М. Иванова):
Жыццё маё нялёгкае:
У горадзе цяжка пражыць.
I родную сям'ю сваю
Даводзщца забыць.
3 вёскі лісты пішуць:
У раскошы сын жыве,
Палучку палучае,
Дамоў грошы не шле.
Якая гэга палучка:
У месяц рублёў пяць.
Ідзе i сабе думае,
Куды грошы дзяваюцца?...
Оказавшись в горниле городской жизни, крестьяне быстро усваивали пролетарское мировоззрение; тяжелые условия жизни способствовали их вступлению на путь революционной борьбы.
Положение рабочих из крестьян - уроженцев Минска было несколько легче. Имея свои дома и усадьбы, они быстрее достигали и квалификации и относительного благополучия.
Промышленные рабочие из мещан. Мещане (польское miasto - город) традиционно занимались ремеслом и торговлей. Это сословие горожан имело мещанское управление, созданное главным образом не для защиты сословных интересов, а для контроля за уплатой налогов и отбыванием рекрутской повинности. В 70-х - начале 80-х годов налоговое обложение мещан было не таким обременительным как у крестьян, поэтому беднейшие жители деревень старались переписаться в мещанское общество и переселиться в город. Многие из них занимались на окраинах сельским хозяйством.
В мещанское общество Минска причислялись и белорусские ополяченные шляхтичи, не сумевшие доказать своего дворянского происхождения. Поэтому наряду с евреями, составлявшими большинство мещан, в это сословие входили и представители коренной нации. Все они, как правило, были домовладельцами.
По мере усиления капиталистической конкуренции мелкие производители города разорялись, пополняя ряды промышленного пролетариата. Устраивались на минские фабрики, заводы и мещане, прибывшие из других городов и местечек. На табачных фабриках и на машиностроительном заводе «Технолог» почти все рабочие были выходцами из мещан. Они составляли большинство и среди типографских рабочих.
В начале XX века удельный вес евреев-мещан в составе рабочих, занятых в крупной промышленности, уменьшился. По наблюдениям минского буржуазно-либерального общественного деятеля Бруцкуса, фабрики «с еврейским трудом» частью закрывались, частью меняли еврейских рабочих на нееврейских; происходило вытеснение евреев из технически развитых отраслей производства. Дело в том, что квалификация ремесленников-евреев была недостаточно высокой, чтобы работать на фабрике в качестве мастеров, а мелкобуржуазные иллюзии и веками воспитывавшиеся религиозные представления об исключительности евреев заставляли многих из них относиться к званию рабочего с пренебрежением. Поэтому ремесленники любой ценой держались за мастерскую, а торговцы - за лавку, хотя порой и жили хуже чернорабочего. Вытеснение еврейских рабочих из крупной промышленности происходило также в результате эмиграции их за границу, вызванной реакционной национальной политикой самодержавия.
Возникшие в городе после поражения революции 1905-1907 годов черносотенные организации, такие, как «Минское народное братство святого креста», минское отделение «Русского окраинного союза», развернули кампанию по разжиганию межнациональной вражды. Национальный сепаратизм Бунда также затруднял пролетарскую солидарность. Но рабочие в основной своей массе понимали, кто их враг и кто - друг. «На кожевенном заводе Имрота (в Минске),- вспоминает рабочий В. Козлов,- трудилось значительное количество евреев. Мы вместе работали, вместе страдали, вместе боролись и вместе отдыхали. Ходили друг к другу в гости. Наш хозяин был евреем. Но когда бастовали рабочие - белорусы и русские, то к ним неизменно примыкали и рабочие-евреи». (Цитируется по книге В. М. Иванова.)
Рабочие мелкой промышленности. Мелкие предприятия - те, на которых отсутствовал паровой двигатель, а число рабочих не превышало 15 человек,- не подлежали надзору фабричной инспекции, введенной в Минске в 1897 году. Фабричное законодательство, завоеванное революционной борьбой рабочего класса России, сдерживало в какой-то мере эксплуататорские аппетиты лишь крупных предпринимателей. В мелком производстве царил произвол хозяев, положение рабочих было еще более тяжелым, чем на фабриках и заводах. Если в типографии Соломонова, где трудилось 50 рабочих, максимальный предел их месячной заработной платы в 1913 году достигал 26 рублей, то в типографии Данцига с 6 рабочими зарплата не превышала 16 рублей. Иногда платой за труд служили хозяйские харчи. Рабочий день в некоторых случаях продолжался 17 часов.
В Минске существовало множество кустарно-ремесленных мастерских по изготовлению одежды, обуви и других товаров бытового назначения, хозяева которых нанимали 2-3 рабочих, брали несколько учеников и нещадно угнетали их, пытаясь выстоять в конкурентной борьбе с фабрично-заводской промышленностью. Мастерской часто служила квартира кустаря. Месячная выручка ее владельца обычно не превышала 16 рублей. Рабочие и ученики получали жалкие гроши, работая фактически за хозяйскую пищу и ночлег. Это были совершенно бесправные люди, находившиеся в полной зависимости от предпринимателя. Нужда и желание открыть свою мастерскую заставляли их выдерживать жестокие испытания. Однако хозяевами становились лишь единицы. До 1902 года в Минске существовало ремесленное управление, регламентировавшее режим работы мелких производителей. Право на открытие мастерской имел только мастер или ремесленник. Если обнаруживалось нарушение этого правила, мастерская закрывалась, а инструмент конфисковывался. Конфискации сопровождались вымогательствами со стороны ремесленной бюрократии. Получить же звание ремесленника было непросто. До четырех лет продолжалось ученичество. Переход в подмастерья означал еще долгую нищенскую службу у мастера, который, пользуясь в лице подмастерьев дешевой рабочей силой, как правило, неохотно соглашался на зачисление их в разряд мастеров.
После окончательной ликвидации в 1902 году цеховой организации ремеслом мог заниматься всякий желающий, хотя бы и не имеющий звания мастера или подмастерья. Но для покупки необходимых инструментов, найма помещения не всегда имелись деньги. Поэтому многие рабочие ходили в вечных подмастерьях, а ученики, с трудом выдержав два года на побегушках у мастера и едва чему-то научившись, переходили досрочно в подмастерья или шли на фабрику. Фабричные условия, далеко не легкие, были для них мечтою.
Еврейские ремесленные рабочие и ученики были, как правило, темными, неграмотными, однако обстоятельства и революционная агитация приводила их к пониманию невозможности улучшить свою жизнь при существовавших капиталистических порядках. Рабочие мелкой промышленности активно выступали против рабских условий труда.
Строители. В 90-х годах XIX века Минск переживал строительный бум. В городе сформировался значительный отряд строительных рабочих самой различной специализации: бурильщики, каменотесы, каменщики, мостовщики, плотники, пильщики, столяры, закоперщики, конопатчики, маляры, обойщики, печники, штукатуры, кровельщики, стекольщики, дернокладчики, землекопы, чернорабочие, рабочие с подводами или ломовые извозчики. Во время строительного сезона они зарабатывали 1-1,5 рубля в день, но с наступлением зимы оставались без заработков. Участвовавшие в строительных работах крестьяне возвращались по своим деревням.
а горожане занимались извозом, починкой галош или брались за любой неквалифицированный труд. Но многие не находили работу. Таким приходилось мерзнуть и голодать, нести в заклад вещи, идти в кабалу к ростовщику.
Большой спрос на строителей существовал также в 1910-1913 годах, когда минские богатеи, соревнуясь друг с другом, возводили многоэтажные каменные дома.
Приказчики. В торговых заведениях города служили рабочие-продавцы, именовавшиеся приказчиками. Поступив в лавку в двенадцати-тринадцатилетнем возрасте, они в течение первых трех лет (как и в ремесленных мастерских) работали на правах мальчиков на побегушках, топили печи, мыли полы и посуду. Получали за весь этот срок не более 80 рублей. Фактически это были запроданные рабы, которые выполняли роль прислуги.
Заработок взрослого приказчика составлял в начале XX века 1,5- 2 рубля в неделю, со временем мог дойти до 4 рублей. Приказчицам платили не более 1,5 рубля. Рабочий день продолжался 15-17 часов.
В 1901 году в Минске работало около 1800 приказчиков и приказчиц. Примерно половина их примыкала к мелкобуржуазным слоям города. Это были грамотные и смышленые люди. В годы революции 1905-1907 годов они объединились в профсоюз и потребовали сокращения рабочего дня, но требования их не были выполнены.
Прислуга. Целый отряд трудящихся обслуживал домашнее хозяйство господ: кухарки, прачки, няньки, дворники, конюхи и т. п. После отмены существовавшего до 1887 года запрета евреям нанимать прислугу из числа христиан расширилась сфера приложения труда населения окрестных деревень. Белорусские крестьянки ценились в домах богачей за трудолюбие, честность и доброжелательность. Прислуга в государственных учреждениях также была, как правило, из крестьян.
Рабочие коммунальных служб. Эта категория рабочего класса сформировалась в связи с развитием городского хозяйства. Минская городская управа нанимала рабочих на скотобойню, водопроводно-электрическую станцию, в ассенизационный обоз, пожарную команду, прислугу городских больниц, театра, библиотеки, ломбарда, ночлежного приюта, других городских заведений, а после выкупа у акционерного общества конки - извозчиков, кондукторов, подростков-форейторов, пристегивавших к вагончикам на подъемах дополнительных лошадей.
«Отцы города» мало заботились о благополучии рабочих. Пожарники, например, жили в тесных, темных и сырых квартирах. В одной комнатушке ютилось от 5 до 9 семей. Перегородками между отдельными семьями служили ситцевые тряпки. Вместе с холостыми находились женатые.
Всего в Минске в 1897 году количество пролетариев достигало 16,9 тысячи человек. Они составляли 18,6 процента горожан. К 1913 году эти показатели возросли соответственно до 22 тысяч человек и 20,6 процента. Рабочий класс формировался как интернациональная сила.
Безработные. Перенаселенный Минск владел значительной резервной армией труда. Несмотря на расширение промышленного производства, оно все же не позволило сколько-нибудь значительно уменьшить избыток рабочих рук.
Безработица существовала преимущественно в скрытом виде. В городе не было биржи труда для регистрации ищущих работу. По примерным подсчетам в 1900 году на рабочем рынке находилось около 6 тысяч человек, или 6,3 процента всего городского населения; в 1913 Роману Акулику срочно выполнить заказ.
- Это мне не выгодно,- ответил тот.
- Как не выгодно? - удивился управляющий,- за эту работу ты получишь в пять раз больше обычного.
- Не выгодно давать большой барыш хозяину,- пояснил токарь.
Минский пролетариат имел в своих рядах таких сознательных рабочих, как столяр Московско-Брестских железнодорожных мастерских Игнат Кунько. Он переписывался с искровской организацией за границей и поддерживал непосредственную связь с социал-демократами Петербурга. 21 апреля 1903 года, когда И. Кунько распространял среди железнодорожников революционные прокламации, он был арестован, а затем осужден.
В пролетарской среде появились свои поэты. Их творчество находилось под воздействием пропаганды РСДРП, Бунда и партии эсеров (ПСР).
Белорусский поэт Александр Прушинский (Алесь Гарун) родился в семье чернорабочего. В1902 году окончил минскую школу ремесленных учеников. Получив профессию столяра, работал в разных мастерских города. В 1904 году вступил в партию эсеров. Под влиянием поэзии Тётки стал писать революционные стихи на белорусском языке и в рукописях распространять их вместе с нелегальной литературой среди рабочих и учащейся молодежи. В 1907 году был арестован при печатании прокламаций в подпольной типографии и сослан в Сибирь, где находился до 1917 года.
Широкую известность получили стихи рабочего-наборщика Александра Микульчика. Они печатались в газетах «Северо-Западный край», «Голос провинции», «Полесье». В начале 1906 года пролетарский трибун за участие в революционном движении был заключен в минскую тюрьму. Там, за железной решеткой, на бумагу легли наполненные революционным пафосом строчки:
Не верь врагам - они изменчивы,
как гады;
Как змеи подлые, и жалят и шипят;
Ломай все старое и разрушай
преграды.
Что на пути, подгнившие, стоят.
Девятый вал идет,
последний вал несется. Он все негодное,
все старое снесет,
- Обманутый народ
на бой последний рвется
И скоро все оковы разорвет.
В том же 1906 году в Петербурге вышла книга А. Микульчика «Стихотворения рабочего». Раздел этого сборника «Из тюремных песен» состоял из стихов, написанных в Пищаловском замке (тюрьма).
Не следует, конечно, думать, что все городские рабочие были высокосознательными, организованными революционерами. Встречались среди них и такие, что пропивали и проигрывали в карты последние гроши. Так же ошибочно представлять дореволюционный пролетариат только работавшим и воевавшим на баррикадах.
Своеобразным клубом служили рабочим трактиры. Здесь в выходные и праздничные дни можно было послушать музыку, сыграть в бильярд или в карты, поговорить о политике. С этого часто и начинался путь к революционной борьбе. Рабочие повседневно убеждались в правоте большевистских призывов к свержению самодержавия и установлению социалистических порядков.
ПОЛУПРОЛЕТАРИИ
К полупролетарским слоям населения принадлежали кустари-одиночки, мелкие торговцы, часть года работавшие по найму, крестьяне-отходники, прибывавшие в город на временные заработки, другие прослойки горожан. В 1897 году в Минске насчитывалось 27,6 тысячи полупролетариев, или 30,3 процента горожан, в 1913 году - 33,5 тысячи, или 31,4 процента.
Кустари-одиночки. В связи с развитием фабрично-заводского производства рынок сбыта для изделий мелких производителей сужался. Падение доходов вынуждало ремесленников отказываться от учеников. Часто они были не в
состоянии нанимать работников. В поисках заказчиков бегали обедневшие кустари-одиночки по городу» круглосуточно работали перед ярмарками и базарными днями.
Благоприятная конъюнктура капиталистического рынка не исключала случаев, когда ремесленник, поправив свои дела, снова нанимал работников. Но основная тенденция состояла в том, что машинное производство способствовало разорению мелких производителей. Они попадали в полную экономическую зависимость от скупщика, обеспечивавшего сбыт ремесленных изделий в магазинах Минска или на дальних рынках и снабжавшего неудачников деньгами и сырьем. Ремесленники, работавшие в одиночку, превращались в рабочих-надомников крупного торгово-промышленного (мануфактурного) капитала, составляя резервную армию для крупной промышленности. Фактически они становились рабочими, все еще державшимися за свои средства производства (ремесленный инструмент), и в этом отношении напоминали сельскохозяйственных рабочих с наделом.
Наличие ремесленных орудий труда не обеспечивало содержание семьи. Средний заработок хозяина портняжной мастерской составлял в 1905 году 21 рубль в месяц, в то время как кустаря-одиночки - всего 8 рублей. Поэтому занятие своим ремеслом у мастеров-одиночек не могло быть единственным источником существования, они часто брались за любую работу, совмещали целый ряд профессий. По сведениям минского профсоюза портных, в городе было «значительное количество таких, которые от времени до времени работают то у хозяев, то у себя на дому». В первом случае портные выступали как наемные рабочие, во втором - как ремесленники, порой находившие заказчиков-потребителей. В социальном плане орудия труда, хранившиеся у мастеров-одиночек, выполняли ту же роль, что и земельный надел сельскохозяйственных рабочих, т. е. удешевляли рабочую силу городских полупролетариев. Ремесло в качестве собственного дела все более превращалось в побочное занятие, во вспомогательное средство заработка.
Мелочные торговцы. Лица, занимавшиеся мелочной торговлей, не пользовались наемным трудом. Лавкой для них служили квартиры, подворотни, улицы, базары. Ремесленники, теряя заказчиков и заработок, иногда начинали торговать, становились старьевщиками. Их жены летом продавали зелень, овощи, готовили мороженое или «сельтерскую» воду, а зимой - блины, вареный горох; кроме того, пробавлялись рукоделием или получали у фабрикантов заказ на изготовление папиросных гильз.
В 1890 году достаточно было иметь 20-30 рублей, чтобы накупить селедки, табака, тесьмы, несколько платков, отрезов ситца и начать торговлю. Прочные связи Минска с промышленными центрами и наличие оптовых складов позволяли брать товары в кредит, т. е. торговать на чужие деньги. Многие горе-торговцы отнюдь не были уверены в успехе и даже ожидали банкротства, но все же открывали «дело», чтобы чем-то заниматься и как-то кормить семью.
Газета «Минское эхо» писала в 1909 году: «Кому жить хорошо, только не бедным лавочникам с Низкого рынка, сидящим на рундуках. Грошовая торговля и нищенский заработок, целый день на морозе в тощей одежде - вот вся сущность жизни мелкого торговца...»
Торговля без оборотных средств, чужим Товаром, не могла стать надежным источником для жизни. Экономические кризисы и рост вследствие этого конкуренции приводили к массовым разорениям. Обанкротившиеся торговцы пополняли ряды пролетариев. Но крупные торговые объединения не могли успешно действовать без своих многочисленных агентов. В годы экономических подъемов они охотно предоставляли желающим товары в кредит - и мелочные лавки росли, как грибы, до очередного кризиса.
Извозчики. В соответствии с обязательным постановлением городской думы 1891 года, к работе в качестве извозчиков допускались лица не моложе 18 лет, доброго поведения, честные, трезвые и здоровые. Желавшие заниматься извозом должны были получить свидетельство полиции о благонадежности и ежегодно платить в пользу города специальный налог.
Легковые извозчики перевозили пассажиров, ломовые - грузы. Всего в Минске этим промыслом занималось в 1889 году 527 человек, в 1904 - 971, в 1914- около 2 тысяч. Извозчиками работали как горожане, так и крестьяне, приезжавшие из пригородных деревень на сезонные заработки, обычно зимой.
Труд под открытым небом, в любую погоду был нелегким. Большинство извозчичьих пролеток находилось, по сведениям полиции, в плохом состоянии. Сами извозчики одевались бедно, неопрятно, встречались среди них и малолетние. Ремонт телег и саней производился в каретных мастерских, хозяева которых нещадно обирали своих клиентов. Известен такой факт. Когда выходила замуж дочь одного из каретников, за свадебной процессией на Соборной площади выстроились почти все извозчики Минска, стараясь угодить мастеру.
В марте 1905 года легковые извозчики жаловались в городскую управу: «Мы как бы находимся в разряде оштрафованных или поднадзорных, с которыми возможно всем лицам, более или менее власть имущим, обращаться, как им вздумается...» Далее они просили ограничить произвол полиции, отправлявшей, например, экипажи на пожарный двор на несколько дней, разрешать сходить с облучка при стоянке, чтобы поправить сбрую и «по естественным надобностям», увеличить таксу за проезд, установить плату за провоз полиции, пьяных, больных. Дума в условиях революционной обстановки в городе вынуждена была удовлетворить эти требования.
Однодневный заработок легковых извозчиков первого и второго разрядов иногда поднимался до 3 рублей. Извозчики третьего разряда, так называемые гарцуки, а также ломовые зарабатывали меньше. Они всегда находились на грани разорения. Прокормить себя, семью и лошадь, обновить сбрую, экипаж было для третьеразрядного извозчика непросто. Дорожали продукты питания и фураж, обострялась борьба за пассажиров. Приходилось за долги продавать и лошадь, и пролетку, а самому наниматься к извозопромышленникам. Хозяева выдавали экипаж, ливрею и рубль в неделю или же устанавливали норму выручки в 2 рубля 50 копеек в день, оставляя остаток, если он оказывался, в качестве заработной платы. Так извозчики из мелких собственников превращались в наемных рабочих.
В положение полупролетариев попадали и другие прослойки горожан. Они представляли собой важнейший резерв революционной армии пролетариата.
КРУПНАЯ БУРЖУАЗИЯ
Господствующее положение в городе занимала крупная буржуазия. Концентрация капиталов не способствовала ее численному росту. Кроме того, многие представители крупной буржуазии еврейской национальности переносили свою коммерческую деятельность в центральные города империи, уезжали за границу. Поэтому количество этой прослойки горожан не превышало 10 тысяч человек как в 1897 году, так и в 1913-м.
Высшие чиновники. В состав крупной буржуазии входили должностные лица, занимавшие руководящие посты в административном аппарате, высший офицерский состав минского гарнизона, а также высшее духовенство. Все они
получали неплохое содержание (несколько тысяч рублей в год), были заинтересованы в незыблемости существовавших порядков, верно служили царю. Высшие чиновники и священники, как правило, присланные из внутренних губерний России, проводили в крае политику русификации.
Каждый новый губернатор начинал свою деятельность с программной речи, в которой обычно заявлял о наступлении с его приходом золотой эры. Но единственно в чем царские ставленники соблюдали последовательность, так это в непримиримой борьбе с революционным и национальным движением. Губернатор Гоцевич [1], занимавший этот пост в 1817-1831 годах, отличился тем, что административным путем пытался вытеснить из торговли евреев, из общественно-культурной жизни - поляков и заменить их русскими, а также тем, что участвовал в подавлении восстания 1830-1831 годов. Не меньшую реакционность проявил губернатор Кожевников (1862-1864), верный помощник графа Муравьева в подавлении восстания 1863 года. Достойным преемником царских палачей был Курлов, по приказанию которого 18 октября 1905 года на Привокзальной площади солдаты расстреляли мирный митинг горожан. Правда, некоторые минские губернаторы оставили после себя и добрые дела. Семенов (1844-1850) много внимания уделил упорядочению архивов государственных учреждений. По его инициативе изданы «Акты Минской губернии». Губернатор Чариков (вторая половина 60-х годов) активно выступал за улучшение санитарного состояния населенных пунктов. При нем только в деревнях было открыто до 500 бань. Князь Н. Н. Трубецкой (1886-1901) содействовал выходу в свет «Минского листка», постройке в Минске русского театра.
Правление графа Мусина-Пушкина (1901-1905) ознаменовалось тем, что 18 февраля 1905 года учащиеся и рабочие Минска провели массовую демонстрацию под революционным флагом, изготовленным из красной подкладки губернаторского пальто. Дело не обошлось без помощи Мусина-Пушкина - сына, непосредственного участника политического выступления.
С развитием капиталистических отношений происходила интеграция административной власти и власти капитала. С помощью взяток местные денежные тузы подчиняли действия губернских властей своим интересам, а высшие чиновники во главе с губернаторами, пользуясь своим положением, не пропускали случая, чтобы поживиться за счет местных предпринимателей. Один из земских начальников Минского уезда, отзываясь о Мусине-Пушкине, указывал, что тот на свою должность смотрел, «как на средство добиться этим высоким положением широкого знакомства с местными магнатами и крезами и использовать их для удовлетворения стремления своего к пышным вечерам, роскошным обедам, пикникам, охотам». Вице-губернатор Межаков-Каютов водил дружбу со спичечным фабрикантом города Борисова Соломоновым, летом вместе с семьей отдыхал на его даче. Вице-губернаторский сын набирал для забавы из подростков пригородной деревни Дымки «потешных» и занимался с ними военным строем.
Высший чиновничий эшелон Минска формировался преимущественно из представителей великорусской нации. На основе этой прослойки в городе сложилась партия октябристов, ряды черной сотни. Но были и исключения. Прокурор Минского окружного суда Бибиков после курловского расстрела ездил в Петербург жаловаться министру юстиции на незаконные действия местного начальства - за что и лишился поста. По сообщению минского губернатора, в 1906 году среди лиц, состоявших на государственной службе, резко выделялись своими левыми убеждениями управляющий минской казенной палатой Ястремский и управляющий акцизным сбором Дьяконов.
Члены городской управы во главе с городским головой составляли муниципальную бюрократию Минска. При избрании на должность они оставляли прежние занятия или службу. Взамен «отцы города» получали оклад (в 1909 году городской голова - 5 тысяч рублей в год, члены управы - 2,4 тысячи) и возможность запустить руку в городскую кассу.
Широкую известность на посту городского головы приобрел граф К. Чапский (1890-1901). Это был крупный помещик и капиталист. В Минском и Игуменском уездах ему принадлежало 34,5 тысячи десятин земли, в Минске - плодовый сад, три многоэтажных каменных и пять деревянных домов, в одном из которых находился пивоваренный завод. Граф отличался большой предприимчивостью, благодаря чему смог значительно расширить городское хозяйство. В то же время в годы его правления внушительных размеров приобрели разбазаривание городских земель, злоупотребления при заключении займов, запутанность делопроизводства, позволявшая присваивать муниципальным деятелям огромные денежные суммы. Для выяснения размеров злоупотреблений, происходивших при Чапеком, постоянной ревизионной комиссии понадобилось несколько лет. Бесконтрольная деятельность городского головы вызывала недовольство как рядовых членов думы, так и представителей царской власти. В 1901 году Чапский был переизбран, хотя и незначительным большинством голосов.
Заслуживает внимания и деятельность на этом посту Хржонстовского (1909-1917). До своего избрания он служил присяжным поверенным. Отличался предприимчивостью, ловкостью, большой активностью, состоял членом минского общества любителей спорта. Городская управа поручала ему ведение судебных дел по иску о захваченных у города домовладельцами землях. Избран в городскую думу как представитель акционерного общества крахмально-паточного завода «Сокол», в правлении которого состоял. Входил в театральную комиссию городской думы. Ратовал за печатание афиш на русском и польском языках.
В своей деятельности в качестве городского головы Хржонстовский, как и Чапский, ориентировался преимущественно на местную буржуазию католического вероисповедания. Защищая ее интересы, добивался установления дружеских отношений с полицеймейстерами и губернаторами. В то же время ему было присуще понимание общности классовых интересов крупной буржуазии города, к какой бы вере или национальности она не принадлежала. Хржонстовский выхлопотал для города облигационный заем, благодаря которому городское хозяйство Минска значительно расширилось и в период экономического подъема 1910-1913 годов стало крупнейшим в Белоруссии. Не забывал голова и о себе - во время первой мировой войны нажил на поставках и спекуляциях миллионное состояние.
Особым покровительством царского правительства пользовалось в Белоруссии православное духовенство. На него возлагались надежды в борьбе против полонизации края. Не случайно, когда царь 22 декабря 1904 года посетил Минск, единственный, кто удостоился чести быть приглашенным в салон-вагон Николая II, оказался архиепископ Михаил. Что представлял собой этот первосвященник минской епархии? Прибыл он в город в 1899 году. В 1905-м, с началом революции, возглавил монархический лагерь. Его ближайшими помощниками стали барон Тизенгаузен, директор минского отделения Государственного банка А. Н. Беляев. В 1907 году организовал в городе черносотенное православное народное братство святого креста. Архиепископу удалось не допустить переизбрания на должность городского головы Стефановича (1909) и ускорить уход в отставку губернатора Эрдели (1906- 1911), обвинив их в пропольской ориентации, хотя оказываемое ими покровительство распространялось вовсе не на поляков, а на представителей местной буржуазии, происходивших из ополяченных шляхты и помещиков. Внутриклассовые распри, однако, не были существенными. Католическая и православная буржуазия лишь оспаривала первенство в эксплуатации трудящихся масс Минска и Белоруссии в целом.
Помещики. В Минске существовал и такой социальный слой, вообще-то не характерный для города. Дело в том, что в Белоруссии по закону 1865 года, принятому как реакция на восстание 1863 года, помещики утратили возможность увеличивать земельную собственность в сельской местности. Поэтому они стали усиленно приобретать
ее в городских поселениях. Кроме того, по мере территориального роста Минска в городскую черту включались земли пригородных имений. Помещики проявляли в этом большую заинтересованность, так как сдаваемые в аренду под застройку плацы приносили немалые барыши. Многие землевладельцы имели свои дома в городе и жили попеременно то в имениях, то в Минске.
Аграрии - капиталисты Минской губернии - не могли обойтись без города. Минское сельскохозяйственное общество было для них своеобразным клубом, где они учились хозяйствовать по-капиталистически, а сам город служил деловым центром. Землевладельцы, связывавшие свою деятельность с Минском, превращались в капиталистических предпринимателей, интегрировали в состав крупной буржуазии.
Помещик П. С. Ванькович являлся акционером крахмально-паточного завода «Сокол» и владельцем всей Комаровки. В 1902 году 173 из 220 десятин земли он сдавал в аренду 700 горожанам под усадебные участки, ежегодно выколачивая из арендаторов до 14 тысяч рублей. С 1897 по 1906 год цена аренды увеличилась на ваньковичских землях в 5 раз. Около 300 арендаторов решилось на выкуп земельных плацев с переводом долгов Минскому кредитному обществу. «Комаровский паук» положил себе в карман четверть миллиона рублей. Оставшуюся менее состоятельную часть арендаторов помещик заставил продлить контракты на условиях повышенной платы за землю.
За Комаровкой находился принадлежавший Ваньковичу живописный сосновый лес, в котором любили отдыхать горожане. Там же размещались дачи. Но в 1898 году владелец вырубил часть леса как раз рядом с городом. Более отдаленные участки сохранились (сейчас это парк имени Челюскинцев). В 1906 году в Комаровском лесу находилась эсеровская база подготовки террористов. Здесь отрабатывались покушение на Столыпина на его даче, убийство екатеринославского губернатора Желтоновского, ограбление казначейства на Фонарном переулке в Петербурге.
Другие городские помещики точно так же обкладывали минчан данью за право жить на их землях. Вся территория четвертой полицейской части состояла из бывших помещичьих имений. В этом районе землевладелица Киселевская в 90-е годы разделила между арендаторами 340 десятин. Семейству Неморшанских принадлежало урочище Добрые Мысли (210 десятин). На своих землях они заселяли арендаторами целые улицы, не считаясь ни с городской управой, ни с планом застройки города. Помещики Лопушанские, владевшие фольварком Периколь (80 десятин) в третьей полицейской части за Переспенским мостом, сдавали землю в аренду преимущественно под огороды. Управляющий Либаво-Роменской железной дорогой инженер
Н. Е. Ададуров являлся собственником имения Слепянка, часть которого входила в городскую черту (65-80 десятин). В 1896 году это имение приобрел Хитров.
Помещик Чарноцкий не отличался предприимчивостью. Владея имением Петровщиной и многочисленными плацами в четвертой полицейской части Минска, он жил за счет распродажи городских земельных участков.
Широкой известностью в городе пользовался Е. И. Любанский, крупный землевладелец и собственник винокуренного завода. В пятой полицейской части ему принадлежал фольварк Веселовка (35 десятин) и пригородное имение Лошица, 145 десятин которого в 1899 году вошли в состав городской черты (четвертая полицейская часть). Любанский обладал веселым нравом, неуемным темпераментом. Краснощекого помещика с пышными усами можно было видеть на скачках, учениях пожарной команды, велотреке. Он возглавлял общество минских велосипедистов, устраивавших летом в Лошице веселые представления. Слыл за либерала. Оказал материальную поддержку эсерам, готовившим покушение на Курлова. Избирался в городскую и Государственную думу первого созыва. Будучи председателем комитета минской лесной биржи, баллотировался в феврале 1906 года в члены Государственного Совета, но неудачно.
Активным общественным деятелем зарекомендовал себя в городе владелец крупного имения Раков, член правления минского коммерческого банка князь И. Э. Друцкий-Любецкий. Правая пресса отзывалась о нем следующим образом: «Вечно и всюду ездит как депутат и хлопотун по польским делам и без конца произносит горячие, но неуклюжие речи».
В разные годы возглавляли городское управление Минска помещики Райкевич и Волович. Первому принадлежало крупное имение Калючи в Бобруйском уезде, дома и земли в Минске. Он состоял в свое время директором товарищества винокуренных заводчиков Минской губернии, уполномоченным правления Азовского коммерческого банка и директором минского городского кредитного общества.
Волович принадлежал к старинному белорусскому дворянскому роду, владел крупным имением Мстиж в Борисовском уезде. До избрания городским головой состоял присяжным поверенным при минском окружном суде. Как комиссар сельскохозяйственной выставки, состоявшейся в 1901 году в Минске, показал себя энергичным и распорядительным администратором. Таких же решительных действий губернатор Курлов ожидал от Воловича и в 1905 году, но городской голова весьма сочувственно отнесся к жертвам курловского расстрела, за что и поплатился должностью.
Старший офицерский состав минского гарнизона. Он был в основном реакционным и монархическим. Но встречались и лица буржуазно-либеральных убеждений. К их числу относился подполковник С. П. Черепанов, командир 5-й батареи 30-й артиллерийской бригады, дислоцировавшейся в Минске. На черепановских понедельниках, проводившихся на рубеже двух веков, собирались представители революционно настроенной интеллигенции города, среди которых были активные деятельницы партии эсеров, дочери генерала Измайловича - Екатерина и Александра и двое сыновей дивизионного доктора генерала Агапова.
Банкиры, крупные торговцы, фабриканты. Класс крупных капиталистов-предпринимателей формировался в Минске из различных слоев населения. Например, фабрикант Тасьман начинал наборщиком в губернской типографии, а спустя 15 лет открыл свою типографию. В числе 185 крупных торговцев Минска в 1905 году двое имели крестьянское происхождение. Владелец альбумино-кишечного завода при городской скотобойне Бамдас, собственник мозаичной фабрики Перец, владелец фабрики туалетного мыла Данишевский были некогда ремесленниками. В условиях города шло успешное обуржуазивание помещиков. В их лице иногда совмещались и банкиры, и торговцы, и заводчики. Так, помещик Лаппо входил в правление Минского коммерческого банка и являлся одновременно директором-распорядителем Минского товарищества винокуренных заводчиков, занимавшегося сбытом спирта по монопольным ценам. Но большинство представителей крупной буржуазии происходило из купцов.
Первоначальная концентрация денежных средств в руках минских богачей осуществлялась за счет эксплуатации освобожденных от крепостного права крестьян (выкупная операция), угнетения городских низов (ростовщичество) и за счет хищнической вырубки лесов Белоруссии на продажу.
Ростовщики держали в своих руках все мелкокапиталистическое производство и мелкую торговлю, взимая с кредитующихся до 60 процентов годовых. Под благовидной вывеской «Справочная контора Кугеля» маскировалась в 90-х годах деятельность матерого ростовщика, торговавшего деньгами по всей Белоруссии. Он давал деньги в рост под залог плацев для строительства сгоревшего в 1892 году Борисова и, разоряя должников, завладевал их недвижимым имуществом. С развитием товарно-денежных отношений ростовщики приступили к учету векселей и стали называть себя дисконтерами. Начали открываться банкирские конторы.
Ведение денежных операций обычно сочеталось с очень прибыльной лесной торговлей. Эти занятия дополняли друг друга. В Минске жили все крупнейшие лесопромышленники (скупщики леса) Белоруссии. Среди них выделялся Берка Сутин, разбогатевший на спекуляциях вокруг распродажи лесов и земель княгини Гогенлоэ. Полученную прибыль торговцы леса обращали в рост под проценты, вкладывали в строительство доходных домов, гостиниц, тратили на приобретение земельной собственности. Текли капиталы и в промышленное производство, особенно после кризиса в лесной торговле в начале XX века.
На монополистической стадии капитализма формирование финансовой олигархии ускорилось. Крупный капитал подчинял своему контролю крупную торговлю и промышленность. Это хорошо прослеживается и на примере деятельности некоторых минских предпринимателей. Управляющий минским отделением Петербургско-Азовского банка Гальперин выступил в 1898 году учредителем акционерного объединения спичечной фабрики «Молния» в Мозыре. К этому времени он, выпускник Петербургского университета, имел наличный капитал и владел землями в черте города. Кроме того, правление банка платило ему за службу 6 тысяч рублей в год. Позже он стал организатором одной из лесопромышленных фирм. Опираясь на личные и родственные связи, всегда имел доступный кредит и вел успешную торговлю. Правда, как это часто случается в финансовом мире, в 1912 году разорился.
Управляющий минским отделением Северного банка Кацель в 1905 году являлся членом минской лесной биржи. В 1906 году он вел кампанию по организации местных смолокуренных заводчиков в монополистическое объединение.
Среди минских предпринимателей пользовался известностью купец Хаим Лурье. Он содержал банкирскую контору, входил в правление Минского коммерческого банка, имел монопольное право на торговлю галошами и резиновыми изделиями петербургского монополистического объединения «Треугольник». После смерти удачливого предпринимателя его наследники получили состояние, достаточное, чтобы перенести свою коммерческую деятельность в столицу.
Адам Ельский, крупный домовладелец и член городской управы в 90-е годы, много лет состоял агентом Виленского земельного банка, являлся членом учетного комитета минского отделения Государственного банка от землевладельцев. Грабеж квартиросъемщиков, присвоение средств из городской кассы, финансовые махинации - таков был путь к обогащению этого миллионера.
Минские фабриканты не могли спорить в богатстве с местными банкирами или лесоторговцами, но и их капиталы приумножались.
Промышленник Дворжец уже в конце XIX века был человеком достаточно состоятельным. Помимо наличных денег имел в Минске каменный дом стоимостью в 70 тысяч рублей, владел типографией. В 1898 году вместе с другими городскими предпринимателями стал учредителем акционерного общества спичечного завода «Молния».
Условия жестокой конкуренции заставляли владельцев промышленных предприятий быть рачительными хозяевами, порой доходившими в экономии до крайностей. Старожил Минска Л. И. Рудовицкий, работавший на щетинной фабрике Ратнера, рассказывал, что хозяин запрещал рабочим ходить в фартуках в туалет, который находился на первом этаже: прилипшая к фартуку щетина стряхивалась при спуске по лестнице. Если фабрикант обнаруживал на ступеньках ворсинки щетины, он знал, что кто-то нарушил его запрет. Следовали штрафы. Бывало, Ратнер сам ползал по лестнице, собирая упавшие ворсинки, и потрясал ими перед лицом рабочего.
Типичным представителем промышленных кругов Минска был Август Имрот, личный почетный гражданин [2], родом из Варшавы. Окончив коммерческое училище, он приехал в Минск, где открыл один из первых в городе кожевенный завод с применением новейшей технологии. В разряд крупных промышленников выбился как ценой бережливости, трудолюбия, так и при помощи обмана. Будучи на посту минского ремесленного старШИНЫ, А. Имрот привлекался к суду за растрату общественных денег, но дело удалось замять. В начале XX века заводовладелец приобщился к финансовым делам: стал директором городского кредитного общества, выступил учредителем ссудно-сберегательного товарищества. Избирался гласным городской думы.
Крупная буржуазия Минска была многонациональной. Большинство составляли русские, евреи, поляки и представители ополяченных белорусских дворянских родов. Последние редко осознавали свое родство с белорусским народом.
После революции 1905-1907 годов классовая консолидация крупной буржуазии Минска усилилась. В городе было создано общество минских торговцев и промышленников. Поднимался вопрос о создании подобного общества в масштабах всего Северо-Западного края. Эта консолидация, однако, не выдержала испытания временем. Солидарность и интернационализм рабочего класса оказались сильнее.
Нельзя не сказать и о том, что отдельные представители мира капитала поднимались до понимания необходимости уничтожить самодержавие и даже оказывали денежную помощь большевикам. Известен пример русского фабриканта Саввы Морозова. В Минске его последователями, судя по агентурным сведениям полиции, относящимся к 1910 году, были купеческие сыновья А. М. Шабад и А. С. Лурье.
СРЕДНИЕ ГОРОДСКИЕ СЛОИ
Промежуточное положение между пролетариатом и буржуазией занимали средние городские слои. В 1897 году их удельный вес в общей массе населения Минска составлял 40,2 процента (36,5 тысячи человек), в 1913 году - 38,6 процента (41,2 тысячи человек).
Мелкие производители и торговцы. В отличие от полупролетарских слоев эта категория горожан прибегала к найму рабочей силы, жила за счет эксплуатации чужого труда, хотя и сама подвергалась эксплуатации со стороны крупной буржуазии. Сближало мелких хозяйчиков с полупролетариями то, что они трудились вместе с наемными рабочими в кустарно-ремесленных мастерских и за прилавками торговых лавок.
Большинство мелких производителей дореволюционного Минска, не имея оборотных капиталов на покупку материалов и возможности выжидать, когда появится покупатель, вынуждены были, как и кустари-одиночки, работать на более крупных предпринимателей - скупщиков. Те снабжали их сырьем, а потом приобретали готовые изделия - разумеется, по заниженным ценам. Продавали же в своих магазинах по ценам рыночным, т. е. более высоким. В 90-х годах в Минске было несколько крупных магазинов обуви, которые раздавали сапожникам кожу и платили им поштучно. В магазинах братьев Альшванг имелся большой выбор белья. Оно готовилось белошвейками на дому или в мастерских при магазинах.
Подобно мелким производителям, мелкие торговцы попадали в зависимость от крупного капитала. Они вели торговлю в небольших магазинах, лавках, ларьках, нанимая 1-2 приказчиков, получая кредит и товары у оптовиков и в торговых домах.
Более зажиточные предприниматели обходились без скупщиков, а иногда и сами занимались скупкой или ростовщичеством, как, например, владелец шорной мастерской Гальперин.
В 1901 году в Минске 30 хозяев ремесленно-кустарных мастерских нанимали не менее 10 рабочих. Хозяева восьми механических мастерских имели токарные и сверлильные станки. Хороший портной с помощью подмастерьев и учеников зарабатывал в месяц до 100 рублей.
К категории зажиточных предпринимателей относились колбасники (производство колбас в городе было освоено к концу XIX века). Они сбывали свои изделия в Москву и Петербург, непрерывно увеличивая свои доходы.
Согласно переписи населения 1897 года, 2236 горожан, или 2,5 процента, жило за счет занятия сельским хозяйством. Производимая ими сельскохозяйственная продукция предназначалась для сбыта на капиталистическом рынке. Огородничество, садоводство и животноводство, таким образом, являлись формой капиталистического предпринимательства.
Крестьяне Петровщины. Быстрое заселение железнодорожного района Минска привело к тому, что в конце 80-х годов горожане начали селиться на надельных землях деревни Петровщины Сенницкой волости Минского уезда, примыкавших к городской черте. В 1893 году крестьяне согласились на включение их земель в пределы городской территории. Деревенские жители оказались в необычной для себя роли, превратившись из хлебопашцев в городских предпринимателей, сдававших в аренду земельные плацы под застройку. В то же время над ними тяготели крепостнические законы, исключавшие продажу земель горожанам и вынуждавшие крестьян платить двойные налоги - городские и сельские. Это обстоятельство заставило петровщинцев через 10 лет обменять свою городскую земельную собственность на пахотные угодья помещика Бунге из расчета три десятины на одну, хотя земли в районе Брестского вокзала были дороже полевых не в три, а в десять раз. Так полукрепостнические земельные отношения в царской России затрудняли включение представителей крестьянства в состав городской буржуазии.
Двойственное положение мелкого буржуа - и хозяин, и труженик - накладывало свой отпечаток на его идеологию. С одной стороны, он был заинтересован в борьбе с самодержавием и крупным капиталом, а с другой - стремясь к обогащению, мог занимать открыто реакционную позицию.
Служащие. В Минске проживали фабрично-заводские, железнодорожные, почтово-телеграфные, торговые и государственные служащие. Инженеров и технологов на фабриках и заводах было мало. Специалистов не хватало, хотя от их усилий во многом зависели успехи промышленного производства. Примером тому может служить деятельность инженера И. А. Касселя, одного из основателей белорусского машиностроения. Окончив Дрезденскую высшую техническую школу, он поступил на службу к минскому промышленнику Н. Я. Якобсону. Возглавлял устройство, оснащение и пуск в действие в 1895 году Кощарского машиностроительного завода. Долгое время руководил его производством. Продукция завода получила большой спрос. Позже занимал должность старшего механика при технической конторе «Товарищество
Якобсон, Лифшиц и К°». Составлял проекты котлов, паровых машин и оборудования для винокуренного производства, проектировал турбины. Разработал чертежи и технологию изготовления оборудования для фанерных и дрожжевых заводов. Раньше такие работы выполнялись только заграничными фирмами. Талантливый инженер руководил также устройством открывавшихся фабрик и заводов.
Большой известностью в городе пользовалась техническая контора инженера-технолога Цывинского. Eгo фирма занималась поставкой оборудования на промышленные предприятия и их наладкой. Это был опытный инженер. В 1890 году окончил химическое отделение Петербургского технологического института. Принимал участие в строительстве Рязанско-Уральской и Восточно-Китайской железных дорог. С 1911 года - член минской городской управы.
Очень ценился труд инженера на железной дороге. Достаточно сказать, что он получал как минимум 150 рублей в месяц. Вообще же в 1897 году в Минске насчитывалось 345 железнодорожных служащих - основную их массу составляли телеграфисты, счетоводы, кассиры, конторщики и т. п. А уже через какой-то десяток с лишним лет, в 1911 году, только в находившемся в Минске управлении Либаво-Роменской железной дороги было занято 994 человека. Среднемесячный заработок равнялся 96 рублям. В управление принимались наиболее способные и опытные работники, труд которых оценивался втрое выше труда среднего служащего на линии.
Железнодорожные служащие играли важную роль в революционном движении и культурной жизни города. Членом минского народнического кружка в 70-е годы являлся М. В. Парфианович, заведовавший ремонтом весов всей линии Московско-Брестской железной дороги. Пользуясь тем, что в его ведении находился специальный вагон, он переправлял в нужные места революционеров, перевозил запрещенную литературу, оборудование для подпольных типографий политических организаций.
Многие железнодорожные служащие Минска состояли членами народнического эсеровского кружка Е. А. Гальперина (90-е годы), принимали активное участие в революции 1905-1907 годов.
Были среди железнодорожных служащих и видные деятели белорусской культуры. Уроженец Минска поэт-демократ Иван Люцианович Неслуховский (Янка Лучина) (1851-1897) в последние годы своей жизни работал в техническом бюро Либаво-Роменской железной дороги. Поэт жил на Юрьевской улице, а похоронен на Кальварийском кладбище. Сохранился памятник на его могиле с эпитафией. Белорусский писатель А. Ф. Павлович (1875-1951) служил в канцелярии Главного управления той же дороги. Железнодорожным служащим начинал свой трудовой путь В. И. Голубок (Голуб) (1882-1937), ставший после революции известным актером, режиссером и драматургом.
Переписью населения 1897 года в Минске зафиксировано 327 почтово-телеграфных служащих. Эта категория состояла из чиновников шести разрядов и низших служителей (почтальоны, рассыльные и сторожа). Небольшой верхний слой чиновников занимался управлением и был тесно связан с государственным аппаратом. Чиновники пятого и шестого разрядов получали 24-36 рублей в месяц и по своему положению приближались к рабочим.
С развитием капитализма увеличивалось число почтово-телеграфных отправлений. Интенсификация труда, антисанитарное состояние рабочих помещений приводили к массовым профессиональным заболеваниям (туберкулез, ревматизм, болезни пищеварительного тракта и дыхательных путей). Почтово-телеграфные служащие были недовольны и тем, что на них возлагались полицейские обязанности: просмотр корреспонденции, копирование, фотографирование писем, конфискация телеграмм. В ноябре 1905 года они провели всероссийскую забастовку. Ею были охвачены 227 городов, в том числе и Минск.
Точных сведений о численности торговых служащих города не обнаружено. Однако вполне очевидно, что с развитием товарно-денежных отношений эта прослойка горожан возрастала. Крупные торговцы все более нуждались в бухгалтерах, юристах, экономистах. С расширением сети кредитных учреждений рос и спрос на профессионалов-коммерсантов. Так, в 1910 году вновь открытое Минское ремесленное кредитное товарищество возглавил кандидат коммерческих наук Шабод. Торговыми служащими считались также приказчики, работники трактиров и гостиниц, хотя в действительности они принадлежали к рабочему классу.
Минск был видным административным центром, и в нем проживало много государственных служащих. По переписи 1897 года их насчитывалось 1034. Если даже из этого числа исключить крупных чиновников, принадлежавших к крупной буржуазии, то и тогда численность остальных будет приближаться к тысяче. В конце XIX века это был крупнейший отряд служащих города. Мелкие чиновники государственных учреждений получали от 25 до 30 рублей в месяц.
Среди государственных чиновников встречались прогрессивные деятели, по своим убеждениям примыкавшие к лагерю революционной демократии. В 1898 году из Саратова в Минск переехал А. Александров, занявший пост старшего ревизора губернской акцизной управы. Он развернул в городе активную просветительскую деятельность, стал одним из учредителей общества любителей изящных искусств.
Дореволюционный Минск трудно представить без полицейских в длинных сюртуках, при сабле, расхаживавших по оживленным улицам, базарам, скверам. Городской обыватель относился к ним заискивающе-уважительно, низы и пролетариат - откровенно враждебно.
Во главе блюстителей порядка стоял полицеймейстер, имевший помощников. Каждую полицейскую часть города возглавлял пристав с помощником. Особые поручения имели околоточные надзиратели. Штат нижних чинов - городовых насчитывал в 1890 году 100 человек. В 1904 году Минская полиция получила усиленное вооружение: револьверы, стальные сабли вместо железных. В начале 1906 года число городовых возросло до 165, а к 1913 году - до 229 человек. Пополнение шло преимущественно за счет выходцев из крестьян.
Полиция состояла на городском бюджете. В 1892 году жалование городового определялось в 156 рублей в год. После семилетней службы полагалась надбавка в 50 рублей, через 5 лет - еще 50. Отработав 30 лет, рядовой полицейский имел право на пенсию в размере 96 рублей. Старшие чины полиции, получавшие и без того большое жалование, еще наживались на тайных связях с преступным миром. Минскому полицеймейстеру Соколову, например, это позволило до начала первой мировой войны приобрести два имения.
Царизм и буржуазия стремились разделить служащих по чинам и разрядам, изолировать их от пролетариата. Однако по мере развития капитализма условия труда основной массы служащих приближались к условиям труда рабочих. Создавались предпосылки для совместной борьбы против самодержавия.
Интеллигенция. Наибольший отряд городской интеллигенции составляли работники просвещения. В 1904 году в низших и средних школах Минска насчитывалось 299 учителей, в 1910 году - 566. В начальных школах в 1893 году работало 42 человека, в 1904-136, в 1910-227. Кроме штатных учителей было немало живших за счет репетиторства. «Кто только не занимается подготовкой детей в. низшие классы»,- писал «Минский листок» в 1900 году. Действительно, судя по переписи 1897 года, учебной и воспитательной деятельностью занималось в городе 1013 человек. Это намного больше официально зарегистрированных учителей.
Народные учителя не имели высшего образования, многие происходили из крестьян. Их заработок был невысок: в 1893 году учитель получал 300 рублей в год, учительница - 185. Начальник Минской
дирекции народных училищ докладывал в 1898 году губернатору: «Слишком незначительное содержание, какое получают учителя народных училищ за свою тяжелую службу, и совершенная необеспеченность по выходе в отставку или, вернее, тогда, когда у них ослабевают и физические и интеллектуальные силы и учебное начальство отказывает им в работе, заставляет их при первой возможности менять учительскую службу на другую, материально более обеспеченную». По закону 7 июля 1913 года народный учитель получил право на государственную пенсию, а его годовой заработок с учетом доплаты за стаж мог достигать 600 рублей.
Положение преподавателей средних школ было намного лучше. Выходцы главным образом из дворянских и буржуазных слоев, они имели высшее образование и получали высокие оклады. В Минской духовной семинарии, например, учитель Товаров получил в 1895 году 823 рубля.
В минских гимназиях работали высококвалифицированные специалисты. Среди них А. П. Смородский (1850-1910). Окончив Петербургский историко-филологический институт, он с 1876 года неизменно преподавал в мужской гимназии Минска. С 1887 года в течение 10 лет, не бросая преподавательской деятельности, занимал должность секретаря губернского статистического комитета. Это поставило его в положение официального губернского историка, статистика, экономиста. В августе 1893 года он участвовал в IX археологическом съезде в Вильно. А. П. Смородский написал ряд трудов: «Кустарные промыслы Минской губернии» (1890), «Минский театр и его прошлое» (1891), «Летописи города Минска» (1891-1892), «Столетие Минской губернии» (1893). Правда, их научный уровень недостаточно высок.
В 1885-1891 годах первым городским начальным училищем в Минске заведовал Адам Егорович Богданович (1862-1940), один из руководителей минских народников, прогрессивный педагог, этнограф, лингвист, отец Максима Богдановича.
Директор минского коммерческого училища Б. П. Чиханов издал ряд учебников по математике: «Таблицы пятизначных логарифмов чисел и тригонометрических величин», «Учебник алгебры», «Учебник арифметики», «Учебник прямолинейной тригонометрии », «Элементы теории вероятности».
Первым директором минского учительского института, открытого 21 ноября 1914 года, был Дмитрий Антонович Сцепуро, просветитель, представитель либерального направления в педагогике. Он отстаивал право женщин поступать в руководимый им институт наравне с мужчинами, добивался открытия при институте одногодичных учительских курсов для подготовки учителей высших начальных училищ.
Пост директора минского реального училища занимал И. И. Самойло, сын которого - Владимир, известный критик и публицист, готовил Янку Купалу к поступлению в это училище, а позже помог напечатать его первое стихотворение на белорусском языке в газете «Северо-Западный край».
Второй по численности профессиональной группой интеллигенции были медицинские работники. По данным переписи 1897 года, в Минске насчитывалось 395 лиц, занимавшихся врачебной и санитарной деятельностью. Специалисты, имевшие высшее и среднее образование, составляли среди них незначительное число. В 1904 году в городе работало 60 врачей, 38 фельдшеров и 40 акушерок; в 1910 году эти цифры увеличились соответственно до 87, 77 и 53. К медицинскому персоналу относились также фармацевты, сестры милосердия, кастелянши и прислуга медицинских учреждений. Средняя заработная плата врачей составляла 2400 рублей в год, в то время как фельдшеров - от 420 до 600, акушерок - 420, кастелянш - 180. Рабочий день среднего медицинского персонала не был нормирован.
В городе действовало Общество минских врачей. В него входило много способных специалистов, отличавшихся высокой общественной активностью. Доктор С. Д. Каминский являлся членом литературной секции Общества любителей изящных искусств, сопредседателем комиссии по организации народных чтений, гласным минской городской думы. В годы первой российской революции принял участие в революционном движении. За тиражирование «преступных» прокламаций был выслан за пределы Минской губернии, а после возвращения тотчас же попал в тюрьму за активный протест в городском управлении против курловского расстрела.
К творческой интеллигенции относились художники, музыканты, актеры, литераторы и журналисты. Как свидетельствует перепись 1897 года, их насчитывалось в Минске 199 человек. Надо сказать, что в это число включены также музыканты-самоучки и гастролировавшие артисты, но даже по таким, несколько завышенным, данным прослойка творческой интеллигенции не превышала 0,5 процента горожан. Заниматься исключительно литературой, искусством и наукой в дореволюционной России могли только люди, хорошо обеспеченные или имевшие меценатов. Большинство талантливых художников, писателей, артистов вынуждены были сочетать творчество со службой.
Известный в Минске писатель, знаток народного фольклора, исследователь местной старины и сотрудник прогрессивной газеты «Северо-
Западный край» Дорофей Дорофеевич Бохан (Д. Слижень) служил в царской армии в звании штабс-капитана. В 1901 году в типографии Тасьмана опубликовал книгу «Минские предания и легенды». В 1905 году за участие в политической демонстрации был переведен в Вильно. Вскоре ушел в отставку. В 1907 году редактировал газету «Голос провинции» буржуазно-демократического направления.
В гимназии Рейман преподавал пластику и танец К. Алексютович, уроженец Игуменщины, выпускник петербургской балетной школы. В 20-30-е годы он стал известным балетмейстером. В одной из минских гимназий обучал детей рисованию В. Тихонов, ставший в 20-е годы художником-декоратором Белорусского государственного театра.
В капиталистическом обществе интеллигенция занимает двойственное положение, «примыкая отчасти к буржуазии по своим связям, воззрениям и проч., отчасти к наемным рабочим, по мере того, как капитализм все более и более отнимает самостоятельное положение у интеллигента, превращает его в зависимого наемника, грозит понизить его жизненный уровень». Этот вывод Каутского (цитируется по В. И. Ленину) хорошо иллюстрируется на примере двух минских издателей - Г. К. Шмидта и М. П. Мысавского.
Шмидт - представитель самой крайней минской реакции, сосредоточившейся вокруг архиепископа Михаила. Это был человек с весьма темным прошлым. В 1891 году кронштадтский военно-морской суд признал капитана 2-го ранга Шмидта виновным в выдаче немецкой разведке плана укрепления крепости Кронштадт. Преступника лишили дворянства, чинов, орденов и сослали на жительство в Тамбовскую губернию. Но за свою монархическую деятельность он был помилован и в 1901 году переехал в Минск, где устроился ревизором коммерческой службы Либаво-Роменской железной дороги. Опираясь на поддержку первосвященника, Шмидт организовал в городе в конце 1905 года отдел «Союза 17 октября», а в 1906 году оставил службу и начал издавать монархическую газету «Минское слово». Без архиерейских субсидий она не могла бы, конечно, продержаться и дня. Губернская администрация для устранения конкуренции «Минскому слову» беспощадно приостанавливала издание ряда буржуазно-либеральных газет на основании положения о чрезвычайной охране. К услугам Шмидта была предоставлена губернская типография. В 1907 году через председателя Совета министров Столыпина ему удалось добиться для своей газеты отмены всякой цензуры. В шовинистических статьях издателя зазвучал призыв к православному крестьянству выступить против «польских» (т. е. исповедовавших католичество) помещиков. Местные буржуазно-помещичьи круги были встревожены таким усердием «истинно русского человека». Минский губернатор писал 29 октября 1907 года в министерство внутренних дел: «Я, по крайней мере, не вижу очень большой разницы между статьей в № 254 газеты и революционными прокламациями ...призывающими сельское население к враждебным действиям по отношению к помещикам...»
Во второй половине 1907 года проводилась избирательная кампания в III Государственную думу. Смотритель минской губернской типографии Савельев напечатал в газете «Окраина» ряд статей, доказывая несостоятельность претензий Шмидта на внесение его кандидатуры в избирательные списки. При этом вскрывалось и преступное прошлое «борца за справедливость». Однако и тут на помощь Шмидту поспешил Столыпин. Суть его телеграммы на имя минского губернатора Эрдели сводилась к следующему: Шмидт - мошенник, но монархист, а посему поношение его грехов следует прекратить. В результате изменник родины с ведома царского премьер-министра был допущен к выборам и избран в думу. А вот пример того, как он и ему подобные добивались избрания: черносотенцы заперли крестьян в Архиерейском доме и не выпускали до тех пор, пока те не проголосовали за указанные кандидатуры.
Только привлечение Шмидта к суду прогрессивными государственными служащими Ястремским, Олевинским, Кологривовым за оскорбление их как членов минской губернской избирательной комиссии дало формальный повод лишить монархиста депутатского мандата. Одновременно он был исключен из рядов октябристской партии. Однако реакционер не сдавался. Православное духовенство назначило его в городскую думу своим представителем.
Вскоре минские муниципальные деятели заявили об исключении Шмидта из своих рядов, ссылаясь на его прошлое. Оскорбленный воитель за торжество православия и шовинизма привлек всех членов городской думы к суду. Суд не состоялся «за смертью истца». Таков портрет интеллигента, ставшего на защиту интересов реакционной буржуазии и монархии.
М. П. Мысавской, как и Шмидт, был редактором-издателем. Его газета «Северо-Западный край» начала выходить в 1902 году. По мере нарастания революционной обстановки активный общественный деятель, член минского общества любителей изящных искусств по своим убеждениям все более приближался к лагерю социал-демократии. Крестьянин по происхождению, он некоторое время был рабочим, вполне вероятно, что состоял членом Минской группы РСДРП. В 1905 году в своей газете активно пропагандировал марксистскую литературу, рассказывал о работе революционных партий.
Вскоре газету «Северо-Западный край» закрыли, а ее издателя сослали в Архангельскую губернию. Пробыв там всего три недели, он вернулся в Минск, но вынужден был скрываться от преследований полиции. В мае 1909 года его судил Минский окружной суд, который приговорил журналиста за публикацию революционных статей к крупному штрафу. Дальнейшая судьба М. П. Мысавского пока не известна.
Особого внимания заслуживает деятельность Евгении Адольфовны Гурвич. В 90-е годы, живя в Минске, она сделала второй перевод «Капитала» К. Маркса на русский язык (автор первого - Г. Лопатин). Вначале Е. А. Гурвич взялась за перевод работы К. Маркса «К критике политической экономии». Однако обязанности домашней учительницы и революционная борьба отнимали много времени, и работа продвигалась медленно. Когда половина ее была выполнена, вышел русский перевод этого произведения под редакцией Румянцева.
Вскоре минские революционеры решили переиздать «Капитал», ставший библиографической редкостью. Получить на это разрешение первого переводчика «Капитала» Г. Лопатина, сидевшего в Шлиссельбургской крепости, было невозможно. Это обстоятельство вынуждало приступить к новому переводу. Е. А. Гурвич помогал Л. М. Зак, революционер-народник, дважды побывавший в ссылке в Якутской области и вернувшийся в Минск в середине 90-х годов. Приходилось соблюдать большую конспирацию, работать главным образом по ночам. К осени 1896 года перевод был готов. Л. М. Зак перевел I и IV разделы, остальное - Е. А. Гурвич.
В начале 1897 года стало известно, что «Капитал» К. Маркса можно издать в России легально. Летом того же года умер Л. М. Зак. Дальнейшая судьба перевода связана с именем народника Антона Осиповича Бонч-Осмоловского. Будучи за границей, он при встрече с Струве узнал, что издательница О. Н. Попова предложила известному в России экономисту найти переводчиков и взять на себя редакцию перевода «Капитала». А. О. Бонч-Осмоловский сообщил Струве об имевшемся уже готовом переводе. Е. А. Гурвич согласилась на издание книги под редакцией Струве и выслала ему рукопись. Новый перевод «Капитала», сделанный в Минске, вышел в свет в 1899 году, когда Е. А. Гурвич сидела в Таганской тюрьме в Москве. Второе издание появилось в 1906 году, третье - в 1907-м.
Е. А. Гурвич принимала также участие в организации в Минске I съезда РСДРП. Именно она для его проведения выбрала квартиру П. Румянцева.
В Минске формировалась белорусская национальная интеллигенция. Этот процесс шел медленно. Царское правительство превратило города Белоруссии в очаги русификации. В них создавалась атмосфера пренебрежительного отношения к белорусскому языку как к мужицкому, деревенскому. Тем не менее царизму не удавалось подавить в интеллигентской среде чувство национального самосознания. Белорусами признавали себя учителя, врачи, адвокаты. В национальное движение вливались представители творческой интеллигенции. Эти люди не только не получали никакой поддержки со стороны властей, но и всячески преследовались. Тут требовались мужество и самопожертвование.
К числу первых белорусских деятелей культуры принадлежал Г. X. Татур - известный собиратель старины и знаток истории Белоруссии. К нему в музей старинных белорусских вещей собирались ученическая молодежь, минская интеллигенция, в том числе и будущий редактор издававшейся на белорусском языке газеты «Наша шва» А. Власов. Общение со старым археологом будило в них чувство национального самосознания.
Ярким примером служения своему народу является жизнь и творчество К. К. Костровицкого (Карусь Каганец) (1868-1918). Белорусский писатель и художник принадлежал к обедневшему дворянскому роду. В детстве ему приходилось пасти гусей. Окончив минское городское училище, а затем - Московское училище живописи, ваяния и зодчества, К. К. Костровицкий в поисках заработка скитался по всей Белоруссии. Но всегда возвращался в Минск, хотя и не любил городской жизни. Был одним из вдохновителей белорусского возрождения. Даже одеждой подчеркивал свое родство с народом: всегда носил типичную полешуковскую одежду с красным поясом. Оказал влияние на Я. Коласа и Я. Купалу. Учениками К. Каганца были белорусские общественные деятели братья Иван и Антон Луцкевичи, учившиеся в конце 90-х годов в минской гимназии. Писатель приходил к ним на заседания ученического кружка, читал свои стихи, вел беседы. За организацию в декабре 1905 года крестьянского митинга в деревне Паусье у Койданово и распространение революционных прокламаций был посажен в минскую тюрьму, но и там продолжал писать. Г. X. Татур и К. Каганец, по словам А. Власова, были двумя могиканами, которые сохранили зародыш белорусской идеи, не дав ей угаснуть.
Лица неопределенных занятий. Под такой рубрикой переписью населения 1897 года учитывались мошенники, воры, шулера, факторы - люди преступного мира. В конце XIX века их обитало в Минске более четырех сотен.
В городе жила известная в округе мещанка Матрена Морозкина, почитательница попа-фанатика Иоана Кронштадтского. Она проповедовала в Минске и в окрестных деревнях богоугодный, трезвый образ жизни, продавала церковную утварь. Составляла партии из 15- 20 человек и водила их одну за другой к святым местам (Киев, Кронштадт), живя за счет своих подопечных. Круглый год ходила без обуви, якобы по приказанию Иоана, за что получила в народе прозвище - Босоножка. Но в 1907 году, подкопив денег, «святая» обулась и вышла замуж.
В печати 1908 года промелькнуло сообшение об аферисте Прейсе, арестованном в Минске и обвинявшемся в многоженстве. В течение 9 лет ловкий кавалер умудрился вступить в тайный брак с 30 женщинами, обобрав их до нитки.
Средние слои составляли большинство городского населения. Без их поддержки невозможно было рассчитывать на победу социалистической революции. Учитывая двойственный характер мировоззрения представителей этих слоев (с одной стороны - труженики, с другой - угнетатели), пролетариат и его большевистская партия стремились изолировать их от влияния крупной буржуазии и повести за собой на борьбу против самодержавия и капиталистического гнета.
[1] Во многих случаях инициалы установить не удалось.
[2] Сословное звание, которое присваивалось за особые заслуги перед государством (деятельность в области благотворительности, культуры и просвещения, предпринимательство).