Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
МИНСКИЕ КВАРТАЛЫ
Застройка. В 1890 году составлялся план Минска. В связи с этим территория города была разбита на 596 кварталов. Из них 162 - те, которые располагались в первой и второй полицейских частях города,- были полностью застроены. Частично застроенных насчитывалось 327, а 107 оставались не застроенными - там, где находились поля, огороды, пашни, леса.
Экономический подъем, наблюдавшийся в конце XIX века, сопровождался строительной горячкой. Если в начале 90-х годов городская управа ежегодно выдавала 226 разрешений на строительство и ремонт зданий, то в конце десятилетия - около 600. Шла усиленная, преимущественно деревянная, застройка окраин. Совершенно изменился вид Захарьевской улицы на участке от Коломенской до Богадельной. Там были возведены многоэтажные каменные дома.
С наступлением промышленного кризиса строительство в городе сократилось. Но уже в 1910 году число выданных разрешений на строительные работы достигло 580. Продолжалось заселение окраин. Железнодорожный поселок в Серебрянке слился с городом сплошной застройкой вдоль Игуменского тракта. Вытянулись постройки и вдоль Старо-Виленского, Логойского. Борисовского, Койдановского, Раковского и Кальварийского трактов.
Минские богачи охотно вкладывали свои капиталы в сооружение доходных домов - многоквартирных жилых зданий, предназначавшихся для сдачи внаем. Вообще доходные дома в Минске к концу XIX века в связи с ростом населения экономически развивавшегося города, обострившим жилищную проблему, получили широкое распространение. В 1913-1914 годах было возведено не менее 14 многоэтажных каменных зданий на средства Костровицкого, Левкова, Свенцицкого, Офли, Комоцкого, Брауде, Данишевского, Ашкинази и Ботвинника, Лифшица, Нусбейна, Парфиановича, Дзеканской, Поляка.
Доходные дома являлись постоянным и надежным источником обогащения в отличие от промышленных и торговых предприятий, дававших прибыль в зависимости от конъюнктуры рынка. В 1899 году минские домовладельцы получили с квартиронанимателей 2208 тысяч рублей. Особенно прибыльными были постройки в центре города (примерно в границах нынешних улиц Кирова, Купалы, Немиги, Мясникова, Берсона, Свердлова). Их эксплуатация поглощала не более 25-30 процентов валовой доходности здания.
С 1896 по 1911 год число кирпичных строений увеличилось в городе с 2110 до 2709. Квартиры в домах, предназначенных для зажиточных горожан, отличались уютом и удобством. Парадные, уличные фасады этих зданий имели архитектурное оформление. Пример тому - сохранившийся дом Костровицкой напротив гостиницы «Свислочь» (угол улиц Кирова и Володарского), на первом этаже которого располагалось управление Либаво-Роменской железной дороги, а остальные помещения отводились под жилье.
Часто доходные дома возводились в большой спешке, имели невзрачный вид. Нередки были случаи обвалов стен. Перестройка велась без выселения жильцов: в то время как старые стены заменялись новыми, жизнь в доме шла своим чередом.
Строительство сопровождалось нарушением планировки и санитарных норм, характерным явлением была скученность застройки. Особенно перенаселенной оказалась торговая часть города (район Немиги). Здесь встречались здания (некоторые из них сохранились до сих пор), имевшие до 200 квартир. В них жили и продавали свой товар мелкие торговцы и ремесленники.
Совсем по-иному застраивались окраины. Каменные дома были там редкостью. Из 39 каменных кварталов Минска в 1910 году 30 находились в первой и второй полицейских частях, а в пятой полицейской части застройка оставалась исключительно деревянной.
Если в центре города буржуа, прежде чем строить многоэтажные каменные дома, покупали земельные участки, то на окраинах жилищное строительство велось преимущественно на арендных землях. Приобретение земельной собственности не могли себе позволить даже средние слои. Арендаторы были лишены возможности получить дешевый ипотечный кредит под залог земельного участка. Строительство велось за счет частного капитала, главным образом ростовщического. Чтобы покрыть обременительные долги на строительство и амортизировать в течение двенадцатилетней аренды здания, домовладелец в силу действия закона стоимости повышал квартплату, торговец - розничные цены на свой товар, а мелкий промышленник, если его предприятие строилось на чужой земле, экономил на зарплате рабочих.
Застройка в городе, и особенно на окраинах, велась стихийно. Жители урочища Уборки (железнодорожный район) жаловались городской думе, что «все дома и строения... расположены в одну общую местность без разделения какой-либо улицы». Такой же беспорядок царил в урочище Добрые Мысли того же района, где встречались улицы, загороженные с двух сторон. К домам на окраинах невозможно было подвезти дрова, подъехать в случае пожара. Членов городской управы беспокоило лишь то, что при переоценке имущества горожан для обложения В пользу города налогом им приходилось перелезать через заборы.
Промышленная застройка шла рядом с жилищной. Железнодорожное полотно отрезало от центра города значительную территорию, сообщение с которой было затруднено. Лишь через Московскую улицу имелся железнодорожный мост. Корни всех этих недостатков в планировке Минска крылись в частной собственности на землю, которая препятствовала как планомерной застройке города, так и реконструкции его отдельных районов.
Здания. В 1896 году в Минске насчитывалось 7476 домов (включая нежилые). В 1911 году их число увеличилось до 10 300. Большинство построек (77-78 процентов) предназначалось для жилья. В хо же время темпы строительства промышленных, торговых и административных объектов за период 1896-1911 годы превысили темпы строительства жилых домов примерно на 10 процентов, что свидетельствовало об оживлении торгово-промышленного развития Минска. В течение 1890-1914 годов было построено 17 культовых зданий и только две школы (ремесленное и коммерческое училища). К этому времени в городе функционировало около 90 церквей, костелов, синагог, молитвенных домов.
В общей массе городских зданий удельный вес деревянных составлял в 1895-1903 годах около 80 процентов. Были распространены (6-7 процентов) и так называемые смешанные постройки: первый этаж, предназначавшийся для хозяйственных надобностей или для торгово-промышленной деятельности,- каменный, а второй, отводившийся под жилье, - деревянный. На долю каменных зданий приходилось 14-15 процентов. Как правило, они были многоэтажными. Самым высоким строением Минска являлась шестиэтажная гостиница «Европа», в которой в 1908 году был даже установлен лифт.
Квартиры. Растущий город предъявлял на жилье большой спрос. Если в 1896 году сдавалось внаем 11,6 тысячи квартир, то в 1911 году это число увеличилось в 2 раза. Дома были перенаселены, особенно в торговой части Минска. Внутри они, даже деревянные, разделялись на мелкие и тесные комнатушки. Газеты отмечали, что предприимчивые домовладельцы сдавали квартирантам хозяйственные постройки, в которых за стенкой в один кирпич иногда находились свиньи, склад для дров, отхожее место.
Возрастала квартплата. Так, среднегодовая стоимость одно-трехкомнатных квартир в 1893 году составляла 200 рублей, а в 1911 году - уже 500; пятикомнатных - соответственно 400 и 700 рублей. Особенно быстро росли цены на ходовые квартиры из 1- 3 комнат - в 2,5 раза. Причины этому крылись в перенаселенности города, увеличении городских налогов, вздорожании земель. «Минские врачебные известия» отмечали в 1911 году: «Жилищная нужда в Минске... столь же велика, как в самых крупных центрах. Цены квартир здесь не ниже, чем в Берлине или Париже...»
Трудящиеся города не могли селиться в центре, где за одну комнату в 1897 году надо было платить не менее 125 рублей в год. На окраинах квартирная плата за комнату снижалась до 70 рублей. Удельный вес расходов в бюджете обитателей окраин на наем квартир определялся податным инспектором в следующих размерах (данные на 1903 год): торговцы - 7,6 процента, ремесленники - 10,2, чиновники и служащие - 14,6, интеллигенция - 17,3, рабочие - до 26 процентов. Эти цифры становятся еще большими, если учесть плату за отопление и освещение.
Вот какую оценку жилищным условиям трудящихся города дал один из местных врачей: «Мне приходилось посещать жалкие квартиры, где не только больному чахоткой, но и здоровому человеку и даже другому живому существу жить нельзя. Это не жилые помещения, а какие-то сараи и погреба, пронизанные сыростью и всякой заразой». Но даже такой угол имел не каждый, в то время как многие квартиры в доходных домах пустовали.
Уплатить 150 рублей в месяц за квартиру в центре города могли только богачи. По своим удобствам такие жилища практически ничем не отличались от современных. Они были /:набжены центральным водяным отоплением, электроосвещением, ваннами и телефонами. Квартиры украшали выложенные узорчатой кафельной плиткой камины, дорогостоящие ковры, мебель, настенные часы. В быт зажиточных горожан входили пианино, граммофоны, велосипеды. В среднеобеспеченных семьях можно было увидеть швейную машинку, металлическую посуду, включая традиционный самовар, висячие керосиновые лампы с абажуром, гитары.
Улицы. В начале 90-х годов в Минске насчитывалось около 140 улиц и переулков. К 1911 году их численность увеличилась до 305, а общая длина за тот же период возросла с 68 до 170 верст [1], в том числе замощенных с 27 до 80 верст.
Главная улица города Захарьевская была названа в честь первого гражданского губернатора Захария Эммануиловича Корнеева, занимавшего эту должность в 1796-1806 годах. Вообще же с названиями долгое время существовала неразбериха. Многие, даже коренные минчане, не знали, как называется улица или переулок, на которых они проживали. Одна и та же улица часто именовалась по-разному, и, наоборот, многие носили одинаковые названия. Только Безымянных переулков было в 1911 году девятнадцать.
Обычно о месте жительства говорили так: на земле Ваньковича, между Комаровкой и Переспой, по дороге к лютеранскому кладбищу, около артиллерийских казарм. Иногда улицы были больше известны под старыми названиями: Доминиканская вместо Петропавловской, Зборовая или Тюремная вместо Преображенской, Зыбицкая или Болотная вместо Торговой, Францисканская вместо Губернаторской, Батальонная вместо Скобелевской. Чтобы найти нужный дом, податным инспекторам и приезжим приходилось тратить иногда несколько дней.
В 90-х годах в центре города появились дощечки с названиями улиц. В 1905 году их заменили новыми - с надписями, выполненными большими белыми буквами на голубом фоне.
Городские улицы мостились булыжником. В 1910 году началось асфальтирование. В центре можно было встретить бетонные и гранитные тротуары.
В управе накапливались целые тома с просьбами жителей о замощении улиц. Идя навстречу интересам местной буржуазии, городское управление благоустраивало в первую очередь те, что связывали промышленные и торговые предприятия с железнодорожными станциями, центральные, а также улицы, используемые военным интендантством. Важнейшие магистрали на окраинах власти пытались замостить за счет мелких домовладельцев, невзирая на то, что у тех даже после продажи всего имущества не хватило бы для этого средств. В 90-х годах городское управление добилось разрешения взимать попудный сбор с грузов, прибывавших и отправлявшихся по железной дороге, за счет этого и устроило подъездные пути по Раковскому и Койдановскому тракту.
Подавляющее же большинство улиц окраин весной и осенью превращались в непролазное болото. Никогда не высыхавшие ямы с водой служили местом свалки нечистот, обветшалой утвари и одежды. В 1912 году газеты писали о таком случае: ассенизационный обоз попал в одну из луж, и, когда кучер пытался выбраться, содержимое бочки вылилось на улицу.
Ближе к центру местами были устроены деревянные тротуары, но настолько узкие, что на них с трудом расходились двое пешеходов. Хождение по таким тротуарам требовало особой осторожности, особенно в вечернее время. Хлюпавшие в грязи доски с торчавшими в них гвоздями превращались в капканы, рвавшие одежду и подошвы обуви.
В годы первой российской революции на улицах Минска проводились митинги и демонстрации, собирались члены революционных партий, чтобы обменяться мнениями, договориться о времени кружковых занятий, получить новую прокламацию и литературу. Каждая партия имела свое место встреч - «биржи»: на участке Захарьевской от Губернаторской до Богадельной направо встречались члены РСДРП, налево - бундовцы, на тротуаре правой стороны Губернаторской от Соборной площади - эсеры. Полиция знала о «биржах», но в толпе за революционерами трудно было уследить. Случалось и так, что сыщики убегали с разбитыми носами.
Вокзалы. Капиталистический город начинался с железнодорожного вокзала. Их в Минске было два: Виленский и Брестский. Здание первого привлекало пассажиров красивой узорчатой кладкой из красного кирпича. Два двухэтажных корпуса, поставленные торцом к железнодорожному полотну, соединялись одноэтажной каменной галереей. Над корпусами возвышались две башенки, на которых по праздникам вывешивались флаги. Сейчас это железнодорожный вокзал Минск-Пассажирский, перестроенный и видоизмененный,- к сожалению, не в лучшую сторону.
Брестский вокзал представлял собой большое деревянное здание с двухэтажной башней. В 1871 году он принял первый паровоз, прибывший в Минск. В июле 1920
года был полностью сожжен польскими оккупантами. После восстановления работал до 1928 года. На его месте в настоящее время находится станция Товарная.
Известный белорусский краевед М. Ф. Мельников предполагает, что в Минске был В. И. Ленин. Первый раз - в сентябре 1895 года проездом из Вильно в Москву, а второй раз - 16 июля 1900 года, когда ехал в Варшаву. Документально это не подтверждается, хотя доводы краеведа вполне убедительны. Путь из Вильно в Москву по железной дороге лежал только через Минск. Прибыв на Виленский вокзал, Владимир Ильич должен был сделать пересадку на московский поезд с Брестского вокзала. Варшавский поезд, также следуя через Минск, имел в то время на Брестском вокзале довольно длительную остановку.
Площади. Перед Виленским вокзалом находилась небольшая немощеная площадь. В 1905 году городская дума поддержала идею железнодорожников о сооружении здесь на средства города и общественных организаций памятника жертвам курловского расстрела. Впоследствии такой памятник был возведен на Привокзальной площади. Он представлял собой массивный крест на постаменте. С четырех сторон стояли столбики, соединенные обвисавшими цепями.
Деловым и административным центром города являлась Соборная площадь (площадь Свободы). Она служила местом военных парадов, торжественных шествий и панихид. 27 января 1906 года здесь было совершено покушение на минского губернатора Курлова и полицеймейстера Норова. Материалы судебного следствия позволяют воссоздать это событие в деталях.
В тот день в Петропавловском соборе происходило отпевание тела умершего начальника местной бригады генерала Курча. В числе выносивших покойного из церкви был Курлов. Когда гроб поставили на катафалк и губернатор, сделав один-два шага назад, начал надевать шинель, в голову ему полетела бомба и, не разорвавшись, упала у ног. Напуганный царский ставленник немедленно уехал.
Покушавшийся на жизнь губернатора был бедно одетый молодой человек. При выходе Курлова из собора он стоял у стены, почти рядом с дверью и небольшим, в одну ступеньку, крыльцом. Завернутая в бумагу бомба лежала в правом кармане пальто. Бросив ее, террорист на мгновение поднялся на носках - удостовериться, попал ли в цель,- усмехнулся и, согнувшись, хотел прошмыгнуть мимо дворянского семейства - матери и двух дочерей Старовых. Но те загородили дорогу, вцепились ему в волосы с криком «Мерзавец, подлец! и держали, обхватив за пояс, пока не подоспела полиция. Юношу стали избивать. Полицеймейстер Норов распорядился арестовать злоумышленника.
Едва наряд городовых двинулся с арестованным, а Норов прошел за ними несколько шагов, как услышал позади себя выстрел и почувствовал толчок в левую сторону шеи. Оглянувшись, увидел в четырех шагах от себя женщину с револьвером в руке. Она сделала второй выстрел, но промахнулась. В тот же момент полиция сбила стрелявшую с ног. Норов сделал в нее два выстрела и тоже промахнулся. Сильно избитую женщину отвезли в полицейский участок.
На Курлова покушался Иван Петрович Пулихов, сын землемера-топографа, проживавшего в собственном доме на углу Сторожевской и Широкой (улицы Киселева и Куйбышева). Он добровольно вызвался привести в исполнение смертный приговор, вынесенный кровавому губернатору минской организацией эсеров. В Норова стреляла Александра Адольфовна Измайлович, активный член партии эсеров, дочь служившего на Дальнем Востоке генерала.
Троицкая площадь (район оперного театра), самая большая в городе, была вымощена булыжником. На ней устраивались базары. Название свое получила, очевидно, от костела Святой Троицы, построенного здесь в начале XVI века.
Юбилейная площадь была вымощена лишь отчасти. На ней также собирались базары. Свое название получила от юбилейного памятника, установленного католическим духовенством в 1826 году.
Юбилей связан с историей христианства. В 1825 году отмечалось 1500-летие Никейского (Первого Вселенского) собора, утвердившего главные догмы и символы христианской веры. Папа Римский Лев XII объявил этот год юбилейным. В белорусских костелах празднества проходили в следующем - 1826 году. Тогда же на окраине Минска появился и юбилейный памятник, который впоследствии дал площади название, сохранившееся до наших дней.
Площадь под названием Конский рынок занимала треугольное пространство, образованное пересечением Красной улицы с Захарьевской (район школы милиции, кафе «На росстанях»). Название не случайное - на площади торговали лошадьми и рогатым скотом. Здесь же находился и дровяной рынок.
В Татарской слободе располагалась Татарская площадь, где огородники торговали зеленью. Кошарская площадь находилась в приречной части Скобелевской улицы. Это было место, где муштровались войска, проходили спортивные игры, проводились скачки. Последние три площади отличались крайней неблагоустроенностью.
Мосты. Заречная часть города связывалась с центром деревянными мостами. Александровский (улица М. Горького) и Л а ВС кий (по Широкой, ныне Куйбышева; с середины 1960-х годов не существует) мосты обслуживали торговцев, сновавших между Низким рынком и Троицкой горой. Ниже по течению Свислочи был Полицейский мост (улица Я. Купалы). Построенный в 1880 году Захарьевский (проспект Ленина) соединил центр с Золотой горкой и Комаровкой. На Веселом мосту (по улице Первомайской) не затихал грохот обозов с воинской кладью, двигавшихся от железнодорожной станции к казармам и обратно. Каскад мостов завершал Нижне-Ляховский (улица Октябрьская).
Деревянные мосты часто приходили в неисправность. В 1913 году городское управление решило часть их заменить на железобетонные.
Выбор пал на мосты по улицам Александровской и Захарьевской. За консультациями город обращался к профессору Киевского политехнического института Е. О. Патону. Однако намеченным планам не суждено было осуществиться.
Зеленые насаждения. Минск был одним из самых зеленых городов Северо-Западного края. Окраины его утопали в садах. Городской парк, или Губернаторский сад (парк имени А. М. Горького), стоял в ряду крупнейших городских парков Белоруссии. Его площадь составляла почти 18 гектаров. Здесь были устроены аллеи, вдоль которых располагались скамейки. Заложен в 1800 году губернатором 3. Э. Корнеевым (отсюда название).
Местная интеллигенция любила прогуливаться по Александровскому (Центральному) скверу, открытому в 1872 году. В центре его сверкал струями фонтан, украшенный скульптурной композицией «Мальчик с лебедем»,- единственный в городе. Фонтан был пущен в 1874 году - спустя год с того момента, как в Минске начал действовать водопровод.
Трудовой народ отдыхал в Соборном сквере (площадь Свободы), где стоял памятник Александру II.
В соответствии с обязательным постановлением городского управления в парк и скверы не допускались лица, «неприлично и грязно одетые: торговцы, чернорабочие и мастеровые, идущие толпами на работу и возвращающиеся с нее».
Достопримечательностью Минска были тополиные аллеи по улицам Коломенской и Подгорной, высаженные в 1881 году.
Но капиталистическая застройка не щадила зеленые насаждения. Городской театр был построен в Александровском сквере, городская электростанция - на территории парка. Для этого понадобилось вырубить деревья. С 1904 по 1910 год общая длина засаженных деревьями участков улиц сократилась с 9 до 6,1 версты.
Против воды и огня
Наводнения. Сравнительно неширокую реку Свислочь в центре города, в конце Садовой улицы (район музея Я. Купалы), перегораживала Плебанская плотина, находившаяся в совместном пользовании Архиерейского дома и Свято-Троицкого (Золотогорского) костела. Каждый из владельцев имел водяные мельницы, расположенные по разные стороны реки. Во время весенних паводков здесь образовывался ледяной затор, уровень воды повышался, она выходила из низких, неукрепленных берегов и затапливала прибрежные кварталы вверх по течению, включая Татарскую слободу (до современного Комсомольского озера). Вода поднималась также в русло впадавшей в Свислочь Немиги - некогда знаменитой, а к концу XIX века превратившейся в сточную канаву, в которой собирались дождевые и талые воды, а также отбросы со значительной части города. Канализация в городе отсутствовала. В ходе застройки Немига сужалась, быстро засорялась. Было достаточно проливного дождя, чтобы она вышла из берегов.
Паводки 1888 года сопровождались человеческими жертвами. Городское управление в 90-х годах частично укрепило берега Свислочи, но в апреле 1900 года вода залила на окраине, в Татарской слободе, целые кварталы, снесла ветхие дома бедняков. Наводнение, случившееся 10 февраля 1903 года, началось в 2 часа ночи. Жители, оставляя свои квартиры, перебирались вплавь. Несколько суток ждали стока вод, а затем возвращались в сырые комнаты. В 1904 году крупный разлив Свислочи и Немиги повторился. Многим приходилось спасаться через окна. Городская дума вынуждена была очистить русло Немиги. Однако весенний паводок в 1906 году приобрел, как отмечалось в прессе, бедственные размеры. Потоком сносило дома. Очередное крупное наводнение произошло в 1912 году.
История с Плебанскими мельницами. Началась она в 1893 году, когда жители прилегавшей к мельницам местности засыпали городскую управу жалобами о вреде Плебанской плотины. Основания для жалоб были. Плотина задерживала свободный проток воды, что вело к заболачиванию берегов и, как уже отмечалось, к наводнениям. Кроме того, стоячая вода, в которую сбрасывались нечистоты из бань, больницы. Низкого рынка, мясных рядов, служила источником эпидемических заболеваний, особенно желудочно-кишечных.
Городской санитарный комитет, обследовав состояние местности, пришел к выводу о необходимости сноса плотины. Городское управление вынуждено было начать переговоры с конторой Архиерейского дома и плебанией Свято-Троицкого костела о выкупе их собственности.
Владелец мельницы у правого берега - Архиерейский дом - соглашался снести ее за 12,8 тысячи рублей. Владелец левобережной мельницы - приход Свято-Троицкого костела - назначил выкупную сумму в 10 тысяч рублей. Денег у города не нашлось, а ходатайство о правительственной ссуде осталось без результата.
Дело о выкупе мельниц рассматривалось в высшей духовной инстанции России. В марте 1900 года Синод разрешил продать архиерейскую мельницу, но лишь на снос без права на землю. Такое условие городскую управу не устроило. Она соглашалась на выкуп мельницы только вместе с участком земли. Какую особую ценность представляли постоянно затапливавшийся берег и русло реки под плотиной и чем мотивировались решения Синода и городского управления - понять трудно, но во всяком случае не заботой о благе горожан. Архиерейский дом приступил к ремонту мельницы, а затем и части принадлежавшей ему плотины. Попытки властей в 1901 году судебным порядком снести мельницы окончились неудачей.
В 1906 году после бурного весеннего наводнения, почти разрушившего Плебанскую плотину, переговоры о выкупе возобновились. Год спустя город приобрел у Свято-Троицкого костела сгоревшую к тому времени мельницу вместе с прилегавшей к ней землей за 10 тысяч рублей облигациями. Став собственником половины плотины и водного пространства под ней, управа надеялась распространить свое право и на другую часть плотины. В 1909 году во время весеннего ледохода был предпринят решительный шаг. Городской голова Стефанович приказал снять на плотине все задвижки. Результат был печальным. Архиепископ Михаил привлек к суду за нарушение прав собственности почти весь состав городской управы. Стефановичу «самочинство» стоило должности.
В 1911 году управа вынуждена была вновь затеять переговоры о выкупе - теперь с управлением Архиерейского дома. Но при составлении купчей крепости выяснилось, что, уплатив 17 тысяч рублей, город так и не приобретал права на землю под мельницей. Опять начались торги. Шло время. Жители прибрежных районов страдали от наводнений, пили воду, в которой разлагались задерживавшиеся плотиной трупы животных.
В мае 1913 года истекал срок аренды архиерейской мельницы. Но городскому управлению и на этот раз не удалось договориться о приемлемых условиях выкупа. Аренда мельницы была возобновлена на новый 12-летний срок. Этим дело и кончилось. Неукоснительное следование незыблемому закону частной собственности с одной стороны и нелепые амбиции церковников - с другой перевесили насущную необходимость улучшить санитарное состояние города, даже его центральной части.
Пожары. В условиях деревянной скученной застройки пожары долгое время являлись настоящим бедствием для городского населения. Войны, социальные и религиозные конфликты, простая неосторожность часто приводили к уничтожению огнем целых улиц, кварталов. Случалось, выгорала большая часть города. Так было испокон веков: в 1084, 1547, 1698, 1812, 1835 годах. После пожара 1835 года, превратившего в пепел почти всю центральную часть Минска, впервые на месте сгоревших деревянных зданий в основном были построены каменные. Во время пожара в 1881 году сгорела почти половина деревянных домов города. К концу XIX века, с расширением каменной застройки и совершенствованием борьбы с огнем, пожары приобрели локальный характер. В 1890- 1894 годах происходило в среднем по 27 пожаров в год. В дальнейшем это число возросло (в 1906 году - 138, в 1911-м - 130), что связано с увеличением площади города. На каланче, что возвышалась на улице Ново-Романовской (Республиканская), все чаще вывешивались цветные шары, а ночью зажигались электрические фонари - таким способом указывалось, в какой части города возник пожар. Как правило, это случалось на окраинах, особенно в железнодорожном районе и Серебрянке, плотно застроенных деревянными домиками трудового люда.
Техники пожарной безопасности не существовало. Оттого так часто загорались и частные дома, и лавки, и промышленные предприятия. Ущерб нередко был громадным. В 1894 году сгорела мельница, принадлежавшая городскому управлению, убытки превысили 26 тысяч рублей. В 1898 году пожар уничтожил фабрику по выделке петель. Хозяин - купец Моноссон - потерял 80 тысяч рублей. В 1900 году от попавшей из паровоза искры сгорело депо Либаво-Роменской железной дороги - ущерб тогда составил 150 тысяч рублей. В 1901 году пламя поглотило мельницу Г. Готовского, в 1904 - одну из Плебанских мельниц, в 1910 - изразцово-гончарный завод С. Ивянского, обойную фабрику Гольцберга и Миллера, паровую мельницу Нусбейна. Список этот можно продолжить. Но наиболее грандиозным был пожар, происшедший в мастерских Московско-Брестской железной дороги в августе 1908 года. Убытки вылились в колоссальную по тем временам сумму - 1 миллион рублей.
Нередки были и спекулятивные поджоги. Домовладельцев привлекали изрядные страховые премии, часто завышавшиеся. Только по официальным данным, обилий урон от огня за 1890-1901 годы составил 832 тысячи рублей, в 1902- 1913 годы он возрос до 2740 тысяч рублей.
Пожарные команды. Материальное благополучие, а зачастую и жизни многих людей зависели от оперативности пожарных. В 90-х годах в городе имелись две дружины: городская пожарная команда и Минское вольно-пожарное общество. При громадной территории (около 45 квадратных верст), непролазной грязи на большей ее части, отсутствии разветвленной сети водопровода и какого-либо пожарного надзора на окраинах работа пожарных была нелегкой.
Городская пожарная команда со времени создания (1864) до 1906 года состояла в ведении полиции, хотя средства на ее содержание субсидировались по городской смете. Такое подчинение не могло не отразиться на состоянии дружины. Организация дела была совершенно неудовлетворительной. Пожарники использовались на других работах, исполняли обязанности дворников: чистили и убирали улицы, вывозили снег. Городская думская комиссия, осуществившая в 1905 году смотр команды, доложила, что из 40 человек большинство занимались посторонними делами и только 10 - оказались на тушении пожара. Лошади, принадлежавшие городской пожарной команде, частенько использовались членами управы для своих надобностей. Инвентарь, довольно громоздкий (по описи на 1900 год: труб на летних и зимних ходах - 5, бочек - 15, топоров - 15, ломов - 10, крюков - 2, ведер - 10, багровых ходов - 2, багров - 6, валов - 2, лестниц - 10), давно устарел и не соответствовал новым требованиям пожарной техники.
Городская команда играла второстепенную роль. При возникновении сколько-нибудь серьезного пожара без содействия пожарного общества она была абсолютно беспомощна.
Размещалась команда в здании на углу Монастырского переулка и Торговой улицы. Когда в 1904 году рассматривалась возможность увеличить ее состав, встал вопрос и о более просторном для нее помещении. Число пожарников в разные годы составляло от 40 (1890) до 64 (1913) человек. Они получали 12-15 рублей в месяц. Газета «Минский голос» писала в 1910 году: «Городская пожарная команда - это клоака, где люди служат из-за голода исключительно». Правда, к тому времени пожарная команда перешла в ведение города (в 1906 году). И, хотя не сразу, положение стало несколько улучшаться. Служащие не отвлекались на другие работы, оклады увеличились до 15-18 рублей.
В 1911 году в Серебрянке открылось второе отделение пожарной команды. Ее каменное двухэтажное здание было построено с учетом новейших требований. Улучшились и бытовые условия служащих. Появилась модернизированная техника: паровой насос, позволявший тушить пожары в высоких зданиях, раздвижные лестницы, достигавшие третьего этажа, речной насос петербургской фирмы Лангензипен.
Минское вольно-пожарное общество было создано в 1876 году. Содержалось оно на членские взносы, субсидии от города, пособия страховых обществ. Руководило обществом правление, во главе которого стоял председатель. В 1911 году в состав этой дружины входило 13 должностных лиц, 2 брандмейстера, 17 нижних служителей и 150 охотников (добровольцев).
По инициативе вольно-пожарного общества в 1885 году было построено депо на углу Преображенской и Ново-Романовской улиц - тесное и неудобное. Из-за отсутствия отдельного помещения лошадей здесь приходилось держать вместе с инвентарем. Понадобились долгие мытарства в поисках участка городской земли и денег, прежде чем в районе Брестского вокзала, на Дементьевской улице, появилось отделение депо. Место это отличалось большим скоплением деревянных зданий и скученностью населения.
Охотники вольно-пожарного общества участвовали не только в тушении пожаров, но и в спасательных работах во время наводнений, обслуживали приобретенную Минской общиной Красного Креста в 1910 году карету скорой помощи, предоставляя своих лошадей. Имея подвижной состав и инструменты лучшие, чем у городской пожарной команды, вольно-пожарное общество располагало намного меньшим количеством лошадей. Если у городской команды в 1908 году было 38 лошадей, то у вольно-пожарного общества - всего 15. Во время пожаров их приходилось нанимать. Наемные же не всегда были под рукой, и это часто служило причиной опоздания к месту бедствия. А приобрести новых лошадей и содержать их при бюджете в 15 тысяч в год было невозможно. Чтобы раздобыть средства, пожарное общество устраивало ледяной каток, вечера и гулянья, сдавало в аренду плац под цирк. В 1906 году все это вместе дало 5 тысяч рублей.
Артель трубочистов. В 1890- 1891 годах, по сведениям городской управы, очисткой труб в городе занималось 20 мастеров и 15 подмастерьев и учеников, составлявших особый ремесленный цех. Недостатка в работе не было. 55 тысяч дымов (труб) от всевозможных печек и каминов чистились в год 865 тысяч раз. Вознаграждение за работу устанавливалось по соглашению с домовладельцами и, как правило, было весьма приличным. Половина всех мастеров имели собственные дома, а иные и по нескольку. Некоторые, очень даже состоятельные люди, помимо трубочистительства занимались и торговлей, имели собственные лавки.
Цех трубочистов цепко держался за свое доходное ремесло.
И здесь не обходилось без инцидентов. В 1890 году в ремесленную управу поступило заявление вдовы трубочиста, желавшей продолжить дело мужа. Оставшись одна с семью малышами и имея все права на ремесло, она встретила яростное сопротивление со стороны старшины и мастеров цеха, которые пытались откупиться от нее трехрублевой месячной пенсией. Управа разрешила женщине продолжить работу, иметь подмастерьев и учеников.
Управа предполагала вести очистку труб городской артелью, в которую бы вошли 4 участковых трубочиста со своими подмастерьями и учениками. Это позволяло организовать противопожарные мероприятия и устранить недобросовестное отношение внецеховых мастеров-трубочистов. Планировалось также переложить натуральную повинность (плата частным трубочистам) в денежную (уплата определенного сбора в пользу города). Но и трубочисты, и домовладельцы встретили это предложение в штыки. Домовладельцы боялись, что отсутствие конкуренции даст возможность трубочистам диктовать им свои условия. Правительство тоже отклонило просьбу города. Формальным поводом послужил отказ домовладельцев выплачивать городу особый сбор.
С октября 1898 года начала действовать образцовая артель трубочистов под правлением Минского вольно-пожарного общества. Артель состояла из старшего мастера, работников и учеников. Подчинялась она начальнику охотников, наблюдавшему за работой трубочистов. Заказывая чистку труб, домовладелец подписывал заявку, в которой оговаривались условия и плата по таксе. О замеченных неисправностях трубочисты обязаны были докладывать старшему мастеру цеха.
Появление городской артели вызвало переполох среди цеховых мастеров. Они восприняли это как незаконное ущемление своих, интересов, нарушение ремесленного устава. Однако жизнь рассудила артельщиков и членов распущенного в 1902 году цеха трубочистов: первые стали обслуживать богачей, вторые - жителей окраин.
Городской транспорт
Конка. Жители дореволюционного Минска много ходили пешком. Но деловая жизнь капиталистического города становилась все активнее, росла его территория. Это требовало общественного транспорта.
В 1887 году городские власти заключили с петербургским инженером А. И. Горчаковым концессионный договор на постройку конно-железной дороги. К этому времени запряженные лошадьми пассажирские вагончики уже катили по рельсовым путям Петербурга (1862), Москвы (1874), Ростова (1887).
В Минске предполагалось проложить три линии одноколейных путей с разъездами. По условиям договора через 25 лет эксплуатации дороги городу предоставлялось право ее выкупа. Затем это право наступало через каждое десятилетие. Срок концессии истекал через 50 лет.
Технико-строительный комитет министерства внутренних дел утвердил договор в марте 1888 года, но Горчаков не спешил начинать дело. Он обратился к правительству с просьбой основать акционерное общество городских и пригородных конно-железных дорог для строительства и эксплуатации их не только в Минске, но и в Туле, Воронеже, Вильно, Самаре. Общество было создано в декабре 1890 года, а через пять месяцев, когда правительственные органы окончательно утвердили проект, началось сооружение минской конки. Руководил работами инженер Ляховский.
10 мая 1892 года в Минске царило оживление, все спешили на торжественное открытие конно-железной дороги. От желающих стать первыми ее пассажирами не было отбоя. В первые дни конка перевозила примерно пятую часть взрослого населения города. Действовали ТОЛЬКО две линии: Вокзальная и частично Главная (Центральная). Первая связывала Брестский и Виленский вокзалы по улицам Московской и Бобруйской. Вторая была проведена от Виленского вокзала до Соборной площади по улицам Петербургской, Коломенской, Захарьевской и Губернаторской (см. схему).
В июне Главная линия получила продолжение вниз по Монастырскому переулку и далее по Торговой улице до Низкого рынка (район площади 8 Марта). В следующем году строительство велось по Александровской улице от Свислочи до пивоваренного завода. Кроме того. Вокзальная и Главная линии были соединены от Бобруйской улицы по Захарьевской до угла Коломенской. Рельсы на Бобруйской улице разобрали. В результате Брестский вокзал получил прямую связь с Соборной площадью, но лишился ее с Виленским вокзалом. На углу Коломенской пассажиры совершали пересадку на Передаточную линию - так стали называть участок дороги от Виленского вокзала до Захарьевской улицы.
В дальнейшем строительство замедлилось. Акционерное общество взяло у городского управления отсрочку до августа 1894 года. После сооружения в 1895 году моста через Свислочь в районе Низкого рынка движение конки осуществлялось по Александровской линии.
Спустя три года в эксплуатацию вступила новая Немиго-Захарьевская линия. Пересекаясь с Главной на участке Торговой улицы, она одним концом уходила по Крещенской, Садовой (парк имени Я. Купалы), Захарьевской улицам в сторону Комаровки до Белоцерковной, а другим концом пересекала торговую часть города: Низкий рынок. Екатерининскую и Немигскую улицы (ныне обе - улица Немига). Оканчивался маршрут на углу Ново-Романовской (Республиканская).
В последующие годы строительство не велось. Общая длина рельсовых путей составила 7,3 версты.
Конка связывала железнодорожные вокзалы и окраинные кварталы с центром, или, как говорили тогда минчане, с «городом», т. е. с районом Губернаторской улицы, включая Соборную площадь и ближайшие участки Захарьевской.
Нельзя сказать, что конно-железные дороги являли собой чудо техники того времени. Кое-где в России уже курсировали трамваи, но для небольших городов конка была более доступным видом транспорта. В 1910 году появилась она и в Могилеве.
Движение экипажей конки в расположенном на холмах Минске представляло определенные сложности. Так, для подъема на Соборную площадь или в сторону Троицкой горы на Торговой улице впрягали дополнительных лошадей. Если же это не помогало, пассажиры выскакивали на ходу и, преодолев подъем пешком, вновь занимали свои места. При ширине колеи в 1 метр вагоны не отличались устойчивостью, порой сходили с рельсов, особенно в половодье и после ливней, когда полотно затапливалось. Двигалась конка с большим шумом. Кучер беспрестанно звонил в колокол, окрикивал зазевавшихся прохожих.
Происходили и несчастные случаи, за что жители окрестили дорогу «костоломкой». Один из пострадавших жаловался в городскую управу, что «был переехан вагоном Минской конно-железной дороги», и просил пособия за увечье правой ноги. Ответ последовал такой: общество обязано уплачивать 50 рублей за увечье, последовавшее от неисправного содержания подвижного состава, но так как в указанный день неисправность подвижного состава не имела места, просьба удовлетворению не подлежит.
Однако все это не обескураживало минчан: они любили свою конку, могли остановить ее в любом месте (кроме стрелок и подъемов), чтобы выйти и поговорить со встретившимся на улице знакомым (обязательные места стоянок появились только в 1904 году). Работавшая до одиннадцати вечера дорога выручала запоздалых пассажиров. Вагоны освещались изнутри керосиновыми фонарями.
Число перевозимых пассажиров росло из года в год: 1376 тысяч - в 1903 году, 1608 тысяч - в 1912, 1863 тысячи - в 1914. Конно-железная дорога стала общедоступным транспортом. Им пользовались чиновники и мелкие торговцы, гимназисты и военнослужащие, рабочие и ремесленники. Этому способствовала и сравнительная дешевизна проездного билета: 3-4 копейки до 1896 года и 5-6 в последующий предвоенный период в зависимости от маршрута и расстояния. Сравним с таксой для извозчиков, утвержденной городским управлением: в 1905 году за проезд в центре города надо было платить 15 копеек от центра до Виленского вокзала - 30, а от Комаровки до Брестского вокзала - 55, т. е. примерно столько, сколько получал за день чернорабочий. Не случайно, предчувствуя серьезную конкуренцию, извозчики встретили появление конки крайне враждебно и даже, по свидетельству старожилов, однажды перевернули вагончик.
Конно-железная дорога представляла собой довольно сложное хозяйство. Между Петербургской и Базарной улицами, около скотопригонного двора (район высотного университетского корпуса по улице Ленинградской) находились ее управление и вагонный парк. Там были конюшни, сараи, кузница, казармы для конюхов, магазин. В 1897 году парк насчитывал 22 вагона, в том числе 8 летних (открытых), и 91 лошадь. К 1912 году количество вагонов увеличилось до 31 (14 летних), а лошадей - до 95.
Конка приносила акционерному обществу надежные и немалые прибыли. В 1897 году доходы превысили расходы на 14 процентов, в 1903 году - на 21 процент. Таких высоких показателей не имело ни одно промышленное предприятие Минска. Вложение капиталов в городской транспорт было выгодным делом.
Высокие доходы достигались в значительной мере за счет эксплуатации служащих. В 1905 году штат их составлял 60 человек. Кондуктора и кучера, находясь на работе от темна до темна и часто без перерыва на обед, получали за свой труд меньше чернорабочего. Только заработок контролеров был несколько выше. Подростки, работавшие форейторами, получали в 2 раза меньше взрослых. Немудрено, что в среде служащих зрело недовольство администрацией. В апреле 1893 года на конке состоялась первая забастовка, окончившаяся поражением трудящихся. Одиннадцать кучеров были уволены, так и не добившись повышения зарплаты и получения летней одежды.
4 июня 1905 года служащие конки забастовали снова. При поддержке местной группы РСДРП они смогли выдвинуть обширные требования: 8-часовой рабочий день, прибавка по 1 рублю за каждый год службы, полная двухнедельная выплата жалованья в случае болезни, оказание бесплатной медицинской помощи, отмена всех штрафов, полный праздничный отдых на пасху, рождество. Новый год, полная выплата жалованья за время забастовки и гарантия, что никто не пострадает за участие в ней. Акционерное общество несло убытки - управа высчитывала за простой по 25 рублей в сутки, и 20 июня предприниматели уступили, почти все требования были удовлетворены. Однако 2 октября - новая забастовка. Началась она из-за того, что управляющий конкой Морозов в нарушение достигнутых соглашений не выдал зимнюю одежду. Когда же служащие стали требовать, вызвал полицию. Городское управление решило выступить посредником. Выработав условия соглашения с забастовщиками, оно стало угрожать расторжением концессионного договора в случае их неприятия. Но Морозов отверг посредничество города.
Удовлетворение требований служащих было связано с дополнительными расходами приблизительно в 5 тысяч рублей. Это большая сумма, но она не разоряла акционеров, как это пытался представить управляющий. В 1906 году даже с учетом покрытия расходов предыдущего года чистая прибыль составила 7,3 тысячи рублей.
Управление объявило о закрытии конки, забастовщиков не допустили в парк, охранявшийся полицией. 15 ноября с новым штатом была предпринята попытка возобновить движение. Но городская группа РСДРП призвала к бойкоту конки, и минчане поддержали этот призыв. Вагоны шли почти пустыми. На следующий день бастующим удалось разогнать штрейкбрехеров. Пришлось хозяевам пойти на уступки. Движение возобновилось 5 декабря с прежним составом служащих.
События 1905 года показали, что городское управление решительно искало повод для отказа от услуг концессионеров. Несмотря на высокую доходность конки, в городскую кассу поступали буквально крохи. В первые годы это были оговоренные контрактом 300 рублей, в 1908-м-447 рублей.
Начиная с 1899 года городское управление вело тайную и явную борьбу за обладание конкой. Для досрочного выкупа не доставало ни средств, ни согласия владельцев, поэтому приходилось лишь искать повод, что бы уличить предпринимателей в нарушении договора, расторгнуть его и в судебном порядке добиться права на владение дорогой. Стремясь удержать свою собственность, акционеры то сулили построить дополнительные линии и заменить конную тягу электрической, то грозились продать конку иностранным промышленникам ввиду ее «малодоходности». Но «отцы города» отвергали и компромиссы, и угрозы. Они желали сами распоряжаться городским транспортом, чтобы успешнее пополнять муниципальный бюджет, а заодно и свои карманы.
Находясь в условиях неопределенности, акционерное общество воздерживалось от дополнительных капиталовложений. Рельсы, вагоны и все хозяйство конки приходили в негодность. Многочисленные просьбы жителей Новомосковской улицы. Серебрянки, Лошицы об открытии новых маршрутов оставались на бумаге.
Только в 1912 году, когда наступил оговоренный в контракте первый срок выкупа, у городских властей появился повод действовать более решительно. После долгих совещаний выкупная сумма была установлена в размере 212,5 тысячи рублей. Минск получил разрешение на облигационный заем для приобретения конки и строительства трамвая. И только после этого - 8 ноября 1912 года - выкуп состоялся.
Дорога перешла во владение города, но с условием, что ее подвижной состав после введения трамвая будет возвращен акционерному обществу. Это планировалось осуществить к концу 1914 года, но помешала война.
Эксплуатация конки продолжалась и в военное время. Что же касается трамвая, то его проект, составленный минским инженером Ф. Корзоном при участии киевского профессора Дубелира и утвержденный в 1913 году царским правительством, до революции так и не был осуществлен.
В мае 1918 года работа конки прервалась и возобновилась только в августе 1921 года. В 1929 году ее заменил трамвай. Он прошел по одному из маршрутов конки - от Товарной станции до Комаровки. Сейчас по этому направлению курсируют вагоны минской подземки.
Велосипеды. В 90-е годы в Минске большое распространение получили велосипеды. Популярность двухколесных машин была столь велика, что губернатору пришлось даже принять специальное постановление, касающееся езды на них. В соответствии с этим документом, изданным 29 августа 1897 года, быстрая езда по городу воспрещалась. Велосипедистам предписывалось держаться правой стороны, в случае беспокойства лошадей слезать с машины. Сзади велосипеда требовалось устанавливать номер, выданный городской управой, которая взимала с велосипедистов особый сбор.
В 1906 году в городе было зарегистрировано 297 велосипедов, в 1913 году их число увеличилось до 495. Купить машину могли лишь состоятельные горожане - стоила она не менее 75 рублей. Велосипеды выдавались также напрокат в магазине и на велотреке в Городском саду. На них катались по городу гимназисты, чиновники, почтенные дамы и господа.
Автомобили. Они появились в Минске в начале XX века. Некий Федоров обратился в 1906 году в городскую управу с просьбой разрешить ему перевозку на автомобиле пассажиров. Дебют «таксиста» закончился печально. Проезжая по улице Подгорной, он пустил автомобиль полным ходом. Тяга тормоза лопнула, и машина врезалась в телеграфный столб. Пассажиров выбросило на мостовую. Рядом валялись два сломанных колеса. По сведениям местной прессы, один пассажир пострадал настолько, что надежд на выздоровление не было.
Это - первая автомобильная авария в Минске, и случилась она 20 августа 1906 года. Видимо, испуг горожан оказался так силен, что таксисты не заявляли о себе вплоть до 1912 года. В январе года их было двое.
Первый грузовой автомобиль появился на обойной фабрике Конторовича в 1911 году. Накануне первой мировой войны собственные автомобили имели несколько минских богачей. Газеты жаловались, что новый вид транспорта пугает лошадей.
Во время второго посещения Минска Николаем II 22 октября года кортеж из нескольких автомобилей проследовал от Брестского вокзала по улицам Московской, Захарьевской, Губернаторской к Дому губернатора на Соборной площади. На первом ехал губернатор Гире, на втором - царь, далее - автомобили свиты. Вдоль маршрута стояли толпы людей, смотревших и на царя, и на необычный парад автомобилей, как на чудо.
Стремление горожан к тишине и покою, к общению с природой существовало уже в капиталистическом Минске. В пригородах появились дачи - на Комаровке, в Серебрянке, Веселовке, Курасовщине. Многих привлекала Ратомка. Возникла транспортная проблема. Чтобы разрешить ее, в 1905 году было организовано движение дачных поездов между Минском и Радошковичами в период с 15 мая по 1 сентября.
Гужевой транспорт. Извозчики настороженно, а порой и враждебно встречали появление в городе новых видов транспорта. Они называли велосипеды и автомобили пугалом прохожих. Впрочем, их опасения оказались преждевременными. Велосипеды служили преимущественно для развлечений, а несколько автомобилей не могли составить традиционному виду транспорта сколько-нибудь серьезную конкуренцию.
Собственные выезды имели губернатор, архиепископ и еще несколько местных богачей, главным образом проживавшие в городе помещики. Наиболее состоятельные горожане нанимали экипажи первого класса на резиновом ходу. Спицы и ободья колес повозок были окрашены в красный цвет, лошади зимой покрывались сеткой. Представители средних городских слоев довольствовались третьеразрядными экипажами. Пролетарии ходили пешком.
Деловую жизнь города трудно представить без ломовых извозчиков. В начале XX века их было около 400. В это число не входили рабочие ряда промышленных и торговых предприятий, занимавшиеся перевозкой грузов. Кроме того, лошадей держали многие жители окраин. Конный транспорт был неотъемлемой частью городской среды.
КОММУНАЛЬНЫЕ СЛУЖБЫ
Водоснабжение. Старейшее коммунальное предприятие города - водопровод был основан в 1873 году. Водонасосная станция располагалась на Захарьевской улице на правом берегу Свислочи (набережная со стороны цирка), водонапорная башня - на углу Захарьевской и Скобелевской улиц, при городском сквере. Башня простояла на этом месте до конца 50-х годов нашего столетия. Несмотря на близость реки, забор осуществлялся не из нее, а из грунтовых вод.
В первые годы, как, впрочем, и в последующие, водопровод обслуживал лишь центральную часть города. Этим, а не удачным залеганием грунтовых вод обусловливался выбор места для станции. В 1892 году водопровод существовал на 28 улицах, находившихся в центре.
Расширение сети шло медленно - город не имел средств. Даже для того, чтобы отремонтировать линии, городская управа вынуждена была в 1885 году занять деньги у частного лица - начальника губернии.
Ежегодное расширение сети водопровода обычно производилось так. Городская управа, идя навстречу состоятельным обывателям, выдавала им бесплатно магистральные трубы с тем, чтобы домовладельцы укладывали и присоединяли их сами. В счет проведенных работ вода новым потребителям некоторое время отпускалась бесплатно.
Стремясь побыстрее окупить затраченные средства и получать прибыль, городская управа предлагала всем домовладельцам, проживавшим на тех улицах, где проходили магистральные трубы, сделать отводку в свои дворы. В случае отказа домовладелец не освобождался от уплаты водопроводного сбора, и если бы впоследствии он пожелал провести у себя водопровод, ему пришлось бы сначала уплатить накопившиеся недоимки. Правда, горожане нашли выход из положения: никто не платил. И управа вынуждена была отменить этот сбор.
Специальных заводов для производства водопроводных принадлежностей не существовало. Необходимые материалы выписывались из Варшавы. Сами работы стоили дорого, занимались ими два частных подрядчика.
Понятно, что установка водопровода обходилась недешево, поэтому пользоваться им могла только зажиточная часть населения. Да и плата за воду была немалой. В Трудах I съезда врачей Минской губернии за 1908 год отмечалось, что ни один из домовладельцев, проживавших на Большой Татарской улице, где магистральные трубы пролегли еще 3,5 года назад, не присоединился к сети, так как за 100 ведер приходилось платить 15 копеек, а позднее - с 1904 по 1906 годы - даже 20 копеек. (Плата за воду в других городах колебалась весьма значительно: в Петербурге, например, она составляла 5,5 копейки за 100 ведер, а в Архангельске - 37,5 копейки.)
В 1904 году водопровод имелся в 192 городах России. Минский был одним из крупнейших. При средней себестоимости 100 ведер, составлявшей 5,6 копейки, и при высокой плате за воду он с первых дней функционирования стал высокоприбыльным предприятием. Чистый годовой доход колебался в пределах 14-48 тысяч рублей. Казалось бы, власти должны были всемерно заботиться о поддержке и расширении этого источника городских доходов, не говоря уже о нуждах населения. Однако члены городской управы не отличались большим усердием. Их равнодушие порой приобретало поразительные формы. Около десяти лет держали они сборщика денег за пользование водопроводом. Тот собирал деньги и вносил их в кассу раз в месяц в том размере, в каком ему было угодно, так как никем не контролировался.
Первоначальное оборудование и дальнейшее расширение водопровода осуществлялось за счет специальных ассигнований по городской смете. Уже в 1890 году имевшиеся мощности не выдерживали возросшей нагрузки, хотя в то время в городе было всего 336 абонентов. Зачастую обыватели по четверти суток сидели без воды. В летнее время ежедневно в определенные часы закрывались краны.
В 1892 году водопровод частично перестроили, поставили новую насосную машину, стоившую городу 30 тысяч, но зато дававшую по 300 тысяч ведер в сутки вместо 70, как было до этого, вырыли три колодца взамен двух старых. На время проблема была решена. Но к началу века в городе насчитывалось уже 842 абонента, число же обслуживаемых улиц увеличилось незначительно (38 в 1898 году). Водопровод не поспевал за ростом городской территории.
Вопрос о расширении водопровода из года в год отклонялся думой. Наконец в 1899 году городу был разрешен заем в 1493 тысячи рублей, значительная часть которого предназначалась для нужд водопровода. За счет этих средств в 1904 году началось капитальное расширение сети, закончившееся в 1906 году и стоившее 120 тысяч рублей. Если раньше вода поступала из колодцев, то теперь ее получали из трех буровых скважин, две из которых давали по 10 тысяч ведер в час, а одна - 8 тысяч. В 1908 году водопровод мог уже обслуживать около 70 улиц. В дальнейшем работы замедлились из-за трудностей в реализации займа.
К этому времени в городе появились пяти-шестиэтажные здания: дом Поляка на углу Захарьевской и Петропавловской улиц, гостиница «Париж», гостиница «Европа», что требовало новых технических решений. Необходимо было также продолжить водопроводную сеть до окраин. Отсутствие ее, кроме всего прочего, делало ненужной вновь приобретенную пожарную машину - она не могла быть применена. Но губернские власти решили, что водопровод находится в удовлетворительном состоянии. Деньги ушли на расширение электростанции. Гласный Плавский так заявил на одном из заседаний думы в 1912 году: «Устраивать на окраинах водопровод еще рано. Пусть прежде наши окраины культурно возрастут».
Посмотрим на список абонентов 1913 года. На Захарьевской улице их 119, на Подгорной - 52, Александровской - 43, Петропавловской - 41, Ново-Московской - 40, Губернаторской - 39. Далее следуют Торговая, Юрьевская, Богадельная, Крещенская, Преображенская, Магазинная. Большинство улиц, обслуживавшихся водопроводом, находилось в центре (первая и вторая полицейские части), остальные - в первом поясе третьей и пятой частей, т. е. в непосредственной близости к центру. Из 7139 домовладельцев Минска водопровод имело только 1119 - шестая часть.
На заседаниях городской думы звучали саркастические замечания: «...Водопроводная комиссия не может решиться переехать нашу узкую и неглубокую речонку Сви- слочь и подать воду в заречную часть города». Действительно, за исключением района Александровской улицы, та зона практически была лишена водопровода, и ее население (около 10 тысяч человек) довольствовалось речной водой, совершенно непригодной для питья в сыром виде. Исследование воды, взятой из устья Немиги, в лаборатории доктора Комоцкого показало, что она мало отличается от клоачной жидкости. Пробы воды из водопровода были доброкачественны.
Часть горожан пользовалась водой, которую развозило общество водовозов и водоносов, остальные - из колодцев, которых в городе насчитывалось более 400. К сожалению, и они не отвечали санитарным нормам. Анализы питьевой воды даже из так называемых артезианских колодцев всюду обнаружили значительное ее загрязнение, а на Комаровке она имела такой вид, что и без анализов жители отказывались применять ее в пищу.
Энергетическое хозяйство. Минск принадлежал к числу немногих городов России, в которых для освещения улиц использовалась электроэнергия. Первые опыты электроосвещения в Минске проводились на водокачке Либаво- Роменской железной дороги (Нижняя Ляховка) 21 декабря 1886 года техником Кобяком. В этот день к половине шестого вечера посмотреть на новинку собралось много горожан, среди которых были местные техники и инженеры, директор гимназии. Электромашина приводилась в движение паровым двигателем водокачки.
Вопрос о введении в городе электрического освещения возник в управе в 1892 году. Через два года представился удобный случай: Либавский казенный порт продавал оборудование для электроосвещения со всеми принадлежностями за 10,5 тысячи рублей. Вместе с установкой оно обошлось городу примерно в 20 тысяч рублей. Безусловно, такое приобретение было очень выгодно городу, испытывавшему нехватку денег. Без него введение электроосвещения значительно бы затянулось. Для сравнения укажем, что фирма Бреге предлагала ввести освещение с установкой 54 фонарей за 57,3 тысячи рублей.
12 января 1895 года электростанция начала работать. Находилась она на правом берегу Свислочи, там же, где и водонасосная станция. Было установлено 390 лампочек накаливания: 140 для освещения улиц Петропавловской, Преображенской, Губернаторской, Захарьевской, 80 - в зимнем театре, 60 - в летнем и 110 у частных потребителей. Горожане быстро оценили преимущество нового вида освещения, и уже через три года город имел 1100 лампочек накаливания в 16 свечей: 240 на улицах, 420 в театрах и 430 в частном потреблении. После 1905 года появились и первые электролампы вольтовой дуги. Они периодически зажигались в театре, цирке, на гуляньях.
Однако еще в 1896 году выяснилось, что приобретенное по дешевке оборудование электростанции почти исчерпало свои мощности. Производившиеся в 1897 и 1900 годах частичные усовершенствования дали лишь временный эффект. В начале века электростанция находилась в кризисном положении. Запросы потребителей не удовлетворялись, доходы сократились с 16,3 тысячи рублей в 1903 году до 13,5 тысячи в 1904-м.
Управа вынуждена была заключить контракт с всероссийским обществом «Всеобщая компания электричества» на переустройство городской сети. На это ушла 151 тысяча рублей. В Вильно же подобная реконструкция обошлась в 700 тысяч. Управление Минска поскупилось и установило дешевые машины и простое оборудование. Тем не менее число абонентов городской сети непрерывно росло. Если в 1899 году их было 50 (40 частных и 10 учреждений), то к концу 1913 года - 1592.
В феврале 1907 года начался отпуск электроэнергии для технических целей, и уже через 2 года у потребителей было установлено 29 моторов общей мощностью 7604 киловатт. Электричество проникало во все сферы городской жизни. В том же 1909 году электроэнергией пользовались: 11 церквей, костелов, синагог, 137 магазинов, 84 частные квартиры, 16 фабрик, 8 клубов и спортивных обществ, 7 театров и кинематографов, 6 парикмахерских, 19 банков, 17 ресторанов и гостиниц, 7 учебных заведений, 4 больницы и лечебницы, благотворительных учреждения, казармы, баня, фотография, 4 временные установки.
Окраины города в основном освещались керосиновыми фонарями. В 1892 году их было 647, а через десять лет - 960. В дальнейшем число керосиновых фонарей сокращалось в связи с введением более совершенных керосино-калильных. Один такой фонарь мог заменить десять коптилок. Керосиновые фонари в первую очередь заменялись в центре и уже ненужные здесь перекочевывали затем на окраины.
К 1914 году в городе насчитывалось 169 дуговых ламп, 140 керосино-калильных и 500 керосиновых. Эти изменения привели к улучшению освещения только на центральных улицах (всего их было 40), окраины же тонули в темноте.
С 1 сентября по 1 мая город освещался по 6-8 часов в сутки, исключая лунные ночи. Потребители жаловались, что городская станция не дает электричество для двигателей в любое время дня. Часты были перебои в электроснабжении, особенно на крупных предприятиях. Спрос на электроэнергию постоянно опережал предложение. В 1911 году электростанция в течение нескольких месяцев не смогла присоединить ни одного абонента из-за полного расхода тока. В следующем году число неудовлетворенных заявок на установку электроточек достигло 150.
Представители акционерного капитала попытались добиться разрешения на устройство второй электростанции в районе Брестского вокзала. Опираясь на местную буржуазию, они повели наступление на городское управление. Особую активность проявляла германская фирма «Вестингауз». Бельгийские монополисты, ссылаясь на намечавшийся в Минске пуск трамвая, предлагали передать в их пользование городскую электростанцию, чтобы увеличить ее производственные мощности.
Все это подстегивало городское управление, принуждало его к решению энергетической проблемы своими силами, чтобы сохранить в своих руках важный источник городских доходов. Крупное переустройство электростанции произошло в 1912 году: были установлены новая динамомашина и дизель мощностью 500 лошадиных сил, часть воздушных проводов заменена подземными кабелями. В результате ее максимальная мощность достигла к 1913 году 1100 киловатт. Электростанция стала крупнейшей в Белоруссии из числа находившихся в ведении городского управления. Но даже теперь она не могла удовлетворить быстро растущий спрос на электроэнергию, вызванный значительным торгово-промышленным развитием Минска.
Выработанная в 1913 году на городской станции электроэнергия распределялась следующим образом: 68,5 процента - абонентам, 10,2- для освещения улиц, 2,3 - на потребности городского управления, 18,7 - потери тока. Электроэнергии едва хватало. Лампочки мерцали. Улицы часто на 5-10 минут погружались в темноту. Городское управление заботилось прежде всего об обеспечении электроэнергией частных предпринимателей, за счет которых можно было получить высокую прибыль. Себестоимость 1 киловатта электроэнергии, произведенного на минской электростанции, колебалась в 1906-1913 годах между 8,3 и 4,8 копейки, а продажная цена достигала 27 копеек.
Крупная буржуазия находилась в более благоприятных условиях. Городское управление снижало ей как основному потребителю плату за электроэнергию, употребляемую на освещение, с 27 до 20 копеек, а за электроэнергию, идущую на производственные цели, до 16 копеек.
Городская электростанция была высокоприбыльным предприятием. С 1894 по 1912 год доходы на минской электростанции возросли почти в 16 раз - с 11,9 тысячи рублей до 187,5 тысячи. Чистая прибыль в среднем за 1909-1912 годы определялась в 64,2 процента к валовому доходу.
Телефон. В конце XIX века в городах Белоруссии в дополнение к почтовой связи появилась телефонная. В Минске она была налажена между полицейскими частями и административными зданиями в 1890 году.
Местная буржуазия видела в телефонной связи важное средство ускорения своих торговых оборотов. Но городское управление не торопилось взяться за сооружение сети общего пользования. Дело в том, что оно не имело права муниципализировать телефонную связь, телефон мог быть передан городу только на правах концессии от государства.
Но вот в 1896 году по распоряжению правительства в Минске стала действовать телефонная станция общего пользования - первая в Белоруссии. К телефонной сети было подключено 57 аппаратов, принадлежавших 53 абонентам. Общая протяженность линий составила 12 верст 114 саженей [2]. К 1914 году число абонентов возросло до 888, подключенных аппаратов - до 963. По данным на 1910 год, линии удлинились до 49 верст.
Телефонной связью пользовался узкий круг зажиточных горожан. Плата за абонемент в радиусе до 2 верст от телефонной станции определялась в 75 рублей, а дальше к этой сумме набавлялось на каждую версту по 15 рублей. Чистая прибыль от эксплуатации телефона в 1908 году равнялась 61,8 процента к валовому доходу.
В 1911 году существовала междугородная телефонная сеть Минск - Борисов, одна из четырех по всей России.
Канализация. В Минске, как и в других городах Белоруссии, до революции канализационных систем не существовало. Удаление нечистот из каменных кварталов производилось ассенизационным обозом городского управления и частными лицами, а на окраинах - самими жителями. Попытки городского управления монополизировать это дело вызвали недовольство среди крупных домовладельцев, которые опасались, что город усилит контроль за очисткой выгребных ям и повысит цены за услуги по ассенизации. И все осталось по-старому.
Бесприбыльность городского ассенизационного обоза ввиду свободной конкуренции с частными предпринимателями являлась причиной потери у городского управления всякой заинтересованности в его улучшении. В 1897 году городскому ассенизационному обозу необходимо было вывезти 83 950 бочек нечистот, а он вывез всего лишь 17 795 бочек, т. е. пятую часть. Такое же положение сохранялось и в последующие годы.
Куда девались нечистоты, не попадавшие в бочки ассенизационных обозов, нетрудно себе представить. Свалкой для них служили дворы. Помои выливались прямо на улицу. Естественным канализационным коллектором для большей части домовладельцев города служили река Свислочь и впадавший в нее небольшой ручей Немига, по руслу которого вместо воды текла клоачная жидкость.
В отдаленных от Свислочи и Немиги местах устраивались поглощающие, или мертвые, колодцы. Жидкие нечистоты из них проникали в подпочвенный слой. В 1912 году таких колодцев было зарегистрировано 99.
Загрязнение почвы и воды могло предотвратить только устройство канализации в городе, но инертным и косным гласным минской городской думы, да еще при отсутствии достаточного кредитования было не под силу такое крупное сооружение. Свидетельством беспомощности городского управления явились официально выдаваемые с 1912 года разрешения населению устраивать поглощающие колодцы. В 1915 году домовладельцы стали перед необходимостью объединить усилия для устройства в городе своего ассенизационного обоза.
Скотобойня. Построенная в 1891 году минская городская скотобойня была одной из крупнейших в Белоруссии. Находилась она на Игуменском тракте, за железной дорогой.
Перевод убоя скота под контроль города привел к улучшению санитарного состояния мясных продуктов. Но, захватив в свои руки эту отрасль коммунального хозяйства, городское управление получило возможность устанавливать на производимые операции монопольные цены. Стоимость мясных продуктов тут же увеличилась. Это отрицательно сказалось на уровне потребления их трудящимися, так как практически все мясо, поступавшее в продажу в Минске, шло через городскую скотобойню. Для ввозимых в город мясных туш городское управление установило высокую плату за санитарный осмотр, а цену за фунт определяло на 3 копейки дешевле, чем за то же количество мяса, произведенного на городской скотобойне.
Функционируя вне конкуренции, минская скотобойня приносила неплохие прибыли. В 1909 году от ее эксплуатации получено 50 тысяч рублей чистого дохода, что соответствовало 59 процентам общего капитала, затраченного на постройку этого предприятия. Большая часть прибыли оседала в карманах арендаторов.
В 90-е годы скотобойню арендовало Минское сельскохозяйственное общество, получавшее с нее в среднем 30 тысяч рублей годового дохода. Из них лишь 7 тысяч доставалось городу.
На протяжении многих лет на скотобойне не проводилось никакого ремонта. Рабочим приходилось трудиться в аварийных помещениях. Двадцать из них жили в одной комнате размерами 85 квадратных метров. Средства, предназначенные на строительство жилого дома для работников, были израсходованы на строительство каменной кузницы и на расширение дома для арендаторов альбуминного завода, который существовал при скотобойне.
После истечения срока контракта с сельскохозяйственным обществом (1909) встал вопрос о целесообразности капитального ремонта пришедшего в ветхость здания. Но «Акционерное общество боен в России» согласилось взять его на год в аренду и без ремонта. Расчет был прост: представители акционерного капитала пытались навязать городу соглашение о концессии на постройку новой скотобойни, угрожая в противном случае выстроить ее в городе на свой риск. Известный опыт с конкой, а также личная заинтересованность некоторых гласных думы в сохранении скотобойни в руках города явились серьезным препятствием для успешного осуществления акционерным обществом своих замыслов. В ходе конкурентной борьбы в Минске организовалось свое акционерное общество, предполагавшее арендовать скотобойню после ее ремонта. В его состав входили и некоторые гласные думы.
Поднявшийся В местной прессе ажиотаж вокруг этого вопроса позволил городскому управлению сдать в 1910 году полусгнившую скотобойню частным лицам на срок 6 лет за ежегодную арендную плату 68,3 тысячи рублей. Такое резкое увеличение стоимости аренды не означало для трудящихся города ничего иного, как повышения цен на мясо, поскольку количество забиваемого скота в Минске возрастало незначительно, да и производственные возможности скотобойни были давно исчерпаны. Она была рассчитана на 250 убойных единиц, в то время как ежедневно забивалось до 500 животных разных видов.
Рассмотренные отрасли городского хозяйства служили удовлетворению повседневных бытовых запросов прежде всего зажиточных слоев горожан и производственных потребностей торгово-промышленных предприятий. В городской среде с наибольшим контрастом обнажились нищета и роскошь капиталистического общества.
[1] Верста равна 1,067 км.
[2] Сажень равна 2,1 метра.