Папярэдняя старонка: Мастацтва

Аўтар: Мороз Владимир,
Дадана: 16-07-2014,
Крыніца: Мороз Владимир. Нонконформизм Николая Равенского // Деды : дайджест публикаций о беларуской истории. Выпуск 13. Минск, 2014. С. 167-173.

Тихий беларуский нонконформизм... Это определение, которое показалось не лишенным философского смысла, пришло во время работы над документальным фильмом о Николае Равенском (1886-1953). Представилось, как он стоит со скрипичным футляром под мышкою в коридоре городской управы (1941 год) наниматься скрипачом в организованный оркестр оперного театра. Управу создали оккупанты, но не немцам продаваться пришел композитор, а найти работу, чтобы можно было выжить в трудный час, чтобы продолжить служение беларуской музыке. Ей предан был художник и до войны, когда объявили его нацдемом (разве что арестовать и расстрелять не успели), и после войны, когда судьба забросила его на чужбину. Сколько напастей пережил он, как и все беларусы, но остался истинным сыном своей земли. Не в открытой борьбе, не насильно (ибо от насилия беларус устал за столетия своей истории), а тихо. Упорно держась своего. Отсюда и нонконформизм как раз беларуский, аккурат тихий.
Откуда истоки его? Как и у всех нас - в детстве, где с колыбели присоединяешься к родному слову, где горчат недозрелостью соблазнительные яблоки, где летит в небе жаворонок, через которого прикасаешься к высоким напевам. Беларуси никогда не давали покоя. В естественный круговорот жизни - рождение, крещение, родина, отец и мать, язык, песня, что идет от души народной - всегда неумолимо вмешивалась история. Судьба человека, вплетенная в жестокость действительности, был драматичной. А судьба музыканта особенно, ибо как никто другой слышит он дисгармонию времени, что врывается в исконные ритмы, крошит все на своем пути, перекручивает заведенный порядок.
Родился Николай Равенский 5 (17) декабря 1886 года в деревне Капланцы Игуменского уезда Минской губернии. Теперь это Березинский район. Всего на четыре года младше наших песняров Якуба Коласа и Янки Купалы. О дореволюционном периоде жизни известно немного, только то, что в 1913-15 гг. Равенский учился на регентских курсах в Москве и Петербурге. Потом работал регентом и учителем пения в Новогрудке, собирал народные песни. Уже тогда про него можно говорить как про фольклориста, композитора и хормейстера. Англо-французский исследователь беларуской культуры Гай Пикарда считает, что именно в этот период написана значительная часть его произведений.
В Минске Николай Равенский оказался в 1919 г. Руководил хором при Бела- руском рабочем клубе, работал хормейстером БДТ (нынешнего купаловского театра). В 1921 г. принимал участие в фольклорной экспедиции по Слутчине, организованной Инбелкультом. Минское кооперативно-издательское товарищество «Адраджэньне» в 1922 г. выпустило «Сборник песен с нотами» Н. Равенского. Интересная история с этим песенником. Его не найдешь сегодня даже в Национальной библиотеке. Украли заинтересованные люди, коллеги. И не только саму книгу, воровали мелодии, мотивы композитора, выдавая их за свои. Ясное дело, исчез композитор после войны, на чужбине оказался. Значит, враг народа, в Отечестве полное забвение. Отчего бы не воспользоваться? О таких случаях знает дочь композитора Ольга Николаевна Алексеенко (Равен- ская).
Я не буду здесь утверждать безапелляционно. Думается, что правду должны сказать музыковеды. Сборник ведь существует, есть в беларуской библиотеке в Лондоне. А в Беларуси раритетную книжку сохранил писатель Василь Витка, и теперь она находится у дочери композитора. Что до плагиата, то подпись произведений может быть в таком виде: идея (напев, мелодия) Николая Равенского, музыка (обработка, гармонизация) - имярек.
Бог им судья, талантливого мастера от этого меньше не стало, скорее наоборот. Одно знаю точно, под номером 25 значится в сборнике песня на слова Констанции Буйло «Люблю наш край, старонку тэту», которую на протяжении многих десятилетий нам представляли как народную. Автор слов радовалась этому факту, думается, что и Равенский понимал высоту отметки композиторской работы, когда песня делается народной.
Одаренного крестьянского сына (хотя возраст был уже зрелый - 37 лет) как государственного стипендиата республики послали на учебу в Москву. Интересный факт: от правительства БССР получил он при этом в подарок уникальную скрипку. Надо думать, что инструмент был старой работы отличного мастера. С этою скрипкою Николай Равенский не расставался тридцать лет, до самой смерти. В недобрые часы, во времена оккупации и на чужбине, она была его единственной значительной собственностью.
Ярко видится, как в содружестве с подругой-скрипкой рождал он мелодию бессмертного «Магутны Божа» на слова Натальи Арсеньевой. Было это весной - летом 1947 года в далеком Остергофене, беларуском лагере для перемещенных лиц. Равенский жил в одной квартире с родителями Зоры Савёнок (в замужестве Кипель). В Остергофене духовный гимн и прозвучал впервые.
Но путь до этого был еще долгим. Московский период жизни композитора охватывает годы с 1923 по 1930. Сначала окончил музыкальный техникум имени Стасова, потом Московскую консерваторию. Был учеником Михаила Ипполитова-Иванова, который в первой половине 20-х годов возглавлял Беларускую песенную комиссию.
Жил Николай Яковлевич на Малой Никитской улице в здании представительства БССР. И здесь организовал земляческий хор. Отсюда и его искренние отношения с Владимиром Дубовкой, который тоже жил в беларуском здании. Композитора и одаренного поэта разделяли 14 лет разницы в возрасте, но как раз более молодой значительно повлиял на творчество старшего, еще больше закалил в деле беларусчины. Равенский написал песни на стихотворения Дубовки «О Беларусь, мая шыпшына», «Такая ноч» (одна из лучших вещей), «Ліпнёвы гімн» (запрещенный в 1930-м после ареста Дубовки). Тогда же была конфискована у него и первая беларуская историческая опера «Браніслава», тоже результат сотрудничества с Дубовкой.
Николай Равенский первым положил на музыку стихотворения Максима Богдановича «Слуцюя ткачыхі», «Завіруха», «Не кувай ты, шэрая зязюля». Уже во время войны написал музыку для «Пагоні» Богдановича. Из довоенных произведений надо отметить еще многочисленные обработки народных песен, историческую сюиту по мотивам стихотворения Буйло «Курган», первую беларускую оперетту «Залёты» на слова Дунина-Марцинкевича, песню на слова Тишки Гартного «Ах ты Нёман-рака» высокого патриотического звучания. Она тоже считалась народной, звучала на радио, ее издавна исполнял николаевский ансамбль «Коласаусшя земляю».
После Московской консерватории в 1930 году Николай Равенский возвращается в Минск, преподает в музыкальном техникуме, а позже в новосозданной Беларуской консерватории. Но уже приклеен к нему ярлык - наццем. Прежде всего за дружбу и творческое сотрудничество с Владимиром Дубовкой. И не только за это. В 1938 году арестован и расстрелян в Куропатах старший брат Антон, который учительствовал в Корзюках недалеко от Минска. Во время учебы Николай летние каникулы проводил у брата, да и потом бывал не раз. Антон Адамович, эмигрантский писатель и критик, называл Антона деятельным беларуским эсером. Погиб в Куропатах и двоюродный брат Александр. Самого Николая Равенского в 1938 году исключили из Союза композиторов, знакомые стали отворачиваться.
Творец вынужденно ушел в тень, так о каких песнях тогда можно было говорить! Но не каялся перед режимом (за что?), не стал угодничать, как его коллега Николай Щеглов, чья «Кантата о Сталине» звучала в Минске, Киеве, Одессе, Харькове, Тбилиси. Правда, во время оккупации Щеглов сдал свой орден Почета в городскую управу, даже фамилию изменил, взял материнскую - Куликович. Так рвал с прошлым. Потом также оказался в эмиграции, многое сделал для беларуской музыки.
Николай же Равенский тихо и упорно держался нонконформизма. Как до войны, так и в войну. В тот упомянутый эпизод в городской управе Антон Адамович спросил у него о судьбе «Брашславы». «Где там! Даже если бы и сохранилась, так испепелилась бы теперь, в этой круговерти и бомбежке, в которой недавно и жена молодая завилась, как дым, и не найти вот никак...» «А через пару недель, - пишет далее Адамович, - пришел прощаться - пригласили на регента в церковь в прежний Игумен, недавний Червень».
Первая жена Николая Яковлевича умерла от родовой горячки, оставив дочь Лёлю (Лену). Во время оккупации дочь была уже взрослой, стала подпольщицей под кличкой «Синица». Лёлю арестовало гестапо, ее расстреляли во дворе Минской тюрьмы. Подрастал внук Борис.
Перед войной композитор женился второй раз, его избранницей стала собственная ученица Янина, молодая певица. От нее родились две дочери, Ольга и Людмила, которая умерла в детстве. Янина с Ольгой под оккупацией жили горестно, Равенский не смог их найти, помочь, забрать к себе в Игумен. Заглянув вперед, отметим, что карьера молодой одаренной певицы Янины Станиславовны не состоялась по понятным причинам - жизнь в оккупации, муж - эмигрант и враг народа. С трудом, но выбилась на отцову дорожку дочь Ольга. Закончила консерваторию, пела в хоре Виктора Ровды. Когда ансамбль стал исполнять «Магутны Божа», сначала не знала, что эту торжественную духовную песню написал отец. Сейчас активная пропагандистка творчества Равенского, исполняет многие его произведения.
Время освобождения, которое приближалось, ставило вопрос: возвращаться ли в непредсказуемую последствиями советскую действительность, где недобитых нацдемов и так называемых колаборантов должны были «добивать», либо уйти на чужбину. Оставалось последнее. Лагеря для перемещенных лиц Регенсбург, Остергофен, Розенхайм. Везде Равенский создавал ансамбли, руководил светским и церковным хорами, неутомимо поддерживал очаг беларусчины.
В 1950 году Николая Равенского пригласили в бельгийский Лювен, где стало возможным учиться в местном университете тридцати молодым беларусам. Это последняя страница жизни композитора. В Лювене он работал с Ансамблем беларуских студентов, пропагандировал народную музыку. Для немолодого и неизлечимо больного мастера это было единственным спасением от тоски по родине. Можно только удивляться, как из случайных для музыки людей ему удалось создать высокохудожественный ансамбль, записи которого позже издавались в Бельгии, Германии, США и Канаде. Здесь, кроме досконального чувства хорового стиля, нужно было еще чрезвычайное упорство и терпеливость в работе. Но это удалось! Популярность хора вышла далеко за границы Бельгии, беларускую песню слушали в Париже, Лондоне и других уголках Европы.
Чертой для характеристики того времени являются слова Равенского из письма в Англию к свояченице Татьяне (Терезе) Рутковской, дочери упомянутого двоюродного брата Александра, от 10 января 1952 года:
«...Приступил к работе, в настоящий момент готовимся к напеванию граммофонных пластинок. Имеем шесть пластинок, на которых будет помещено 12 песен. Больше пока не сможем напеть, так как очень дорого стоит. Переговоры с фабрикой еще не закончены, за эти пластинки она требует девятьсот тысяч, но думаю, пойдет на уступки. А с 20-го примем участие в ряде церковных служб в Брюсселе, где каждый год происходит так называемая "неделя общей молитвы" по разным костелам, за страдающий христианский Народ за железным занавесом».
Мне посчастливилось слушать народные песни с тех дисков. Высокое духовное звучание, сразу чувствуется классический профессионализм. Сам я не музыковед, потому для оценки творчества дам слово коллеге Равенского, тоже композитору-эмигранту, музыкальному критику и его товарищу Алесю Карповичу:
«Через все произведения, при всей их эмоциональной разнообразности и широком жанровом диапазоне, красной нитью проходит принцип беларускости в музыке... Его любовь к народным мелодиям, стремление сохранить всю тайну красоты и богатства выражения этого мелоса, не перегрузить его гармоничными или тембровыми цветами... Широкие музыкальные полотна, приемы развития тематического материала позволяют говорить о стремлении автора симфонизировать хоровую фактуру, придать ей ту логику, эмоциональную выразительность и динамику, которые присущи высшему достижению музыкальной архитектоники - симфонии».
Люди, которые знали Равенского, отмечали его искренность, добродушие, сердечность, гостеприимство, готовность помочь каждому. Еще один человеческий штришок из воспоминаний Немановича (Владимира Цвирки):
«Бывало, постучишь к нему: - Гм, - отвечал глубокий бас из-за дверей. Из-за стола, заваленного нотной бумагой, на вас смотрели приветливые серые глаза. - А пропуск есть? - внушительно спрашивал он. Пропуском он шутливо называл вино, что обычно было люксом не по студенческому карману. Это он знал, но хотя бы в шутку, от "традиционной" формы приветствия не отступал».
Умер Николай Равенский 3 марта 1953 года, похоронен в Лювене. В его комнате на столе лежал листок календаря, где рядом с записанными темами к песням была сделана рукой композитора рисованная композиция: художественно начерченные альфа и омега, а посредине - слово «Беларусь». Еще один знак нонконформизма, если обратиться к названию этого рассказа. Жил и творил художник ради Беларуси и ее народа, ради духовной красоты - потому и песня его осталась свободной, кристально чистой, вечно молодой.
Памятник на могиле сделал скульптор Михаил Наумович, беларус-эмигрант, который жил в Париже. Наследство разделили между беларуской общиной и племянницей композитора Татьяной Рутковской. Трудно сегодня собрать все вместе. «Завилась как дым», если использовать слова Николая Яковлевича, и знаменитая скрипка. Отыскать бы ее да вернуть на Отчизну, чтобы стала национальным достоянием.
У Моисея Седнёва есть стихотворение «Сьмерць музыкі. Памяці Міколы Равенскага» с такими щемящими строками:
Баюся я ужо - на зямлі зусім
Зьвядуцца песьняры і гордыя музыкі.
Ды што я гавару - чужога места
Завулкі-вуліцы й мяне забудуць,
Дармо, што я хадзіў па іх задумны і натхненны..
Казалось бы, пророческие слова. Но, слава Богу, не сбылись. Вернулись стихотворения Седнёва, вернулся своими произведениями и композитор Равенский. Началось это в конце 80-х, когда мы все жили на эмоциональном подъеме, возвышенными надеждами на новую Беларусь. В исполнении разных коллективов зазвучал «Магутны Божа» - бесспорный духовный гимн беларусов. Даже если бы Николай Равенский больше ничего не написал, он бы одной этой торжественной песней остался в благодарной памяти потомков навсегда.
Были и публикации, хотя и немногие.
В 1993 году на студии «Летопись» компании «Беларусьфильм» создана документальная лента «Успамш пра Мшолу Равенскага», автором сценария которой выпала честь быть мне. Этот фильм Михаила Ждановского в числе трех режиссеров (еще «Дорога на Куропаты» и «Жаворонки Беларуси») годом позже был отмечен Государственной премией Республики Беларусь.
К 115-й годовщине со дня рождения в серии «Беларускі Музычны Архіў» выпущен компакт-диск «Магутны Божа» с лучшими произведениями Николая Равенского. Стал он ценным приобретением моей домашней фонотеки, как для многих беларуских семей.

Перевод и редакция А.Е. Тараса

 

Top