Пережитки древняго мiросозерцанiя у бѣлоруссовъ

Аўтар: Богданович А.Е.,
Дадана: 24-09-2011,
Крыніца: Гродна,1895; Mінск, 1995.

Этнографическiй очеркъ

А.Е. Богдановича

Гродна
Губернская Типографiя
1895

Дозволено цензурою 3-го Iюля 1895 г. - Г. Вильна.

ОГЛАВЛЕНIЕ

Отъ автора

Введенiе

I. Пережитки фетишизма

II. Пережитки анимизма

III. Пережитки олицетворенiй

IV. Пережитки солнечнаго культа

V. Олицетворенiе зла

VI. Сообщники нечистой силы

VII. Способы лѣченiя, основанные на суевѣрныхъ представленiяхъ, и колдовство

VIII. Разныя мелкiя суевѣрiя

Краткiй предметный указатель

Выданне падрыхтавана па экземпляры, які захоўваецца у фондах

Літаратурнага музея М. Багдановіча

Камп'ютэрная рэканструкцыя выдання 1895 года

А. Вейнка

Навукова-папулярнае выданне

Багдановіч Адам Ягоравіч

ПЕРАЖЫТКІ

СТАРАЖЫТНАГА СВЕТАСУ3ІРАННЯ

Ў БЕЛАРУСАЎ

Этнаграфічны нарыс

Рэпрынтнае выданне

Mінск, выдавецтва "Беларусь"

Адказная за выпуск С.А. Корань

Мастацкi рэдактар В.Р. Мiшчанка

Падпісана да друку з арыгінала-макета 19.01.95. Фармат 70×100 1/32. Папера aфc. № 1. Афсетны друк. Ум. друк. арк. 7,8. Ум. фарб.-адб. 8,28. Ул.-выд. арк. 7,1. Тыраж 6000 экз.

Зак. 810

Ордэна Дружбы народаў выдавецтва "Беларусь" Міністэрства культуры i друку Рэспублікі Беларусь. Ліцэнзія ЛВ № 2.

220600, Мінск, праспект Машэрава; 11.

Мінская фабрыка каляровага друку. 220115, Мінск, вул. Каржанеўскага, 20.

3900000000-008

Б ------- 03-95

М 301(03)-95

ISBN 985-01-0057-5

ДА 100-ГОДДЗЯ ВЫХАДУ КНІГІ

Адам Ягоравіч Багдановіч (1862-1940) вядомы ў гісторыі беларускай культуры найперш як бацька Макама Багдановіча. Ён аказаў вялізны ўплыў на Богданович А.Е. Пережитки древняго мiросозерцанiя у бѣлоруссовъ. фарміраванне асобы вялікага паэта, aca6icra займаўся выхаваннем сына. Пазней ён напіша: "Мае дзеці, у тым ліку i Максім, паступалі ў гімназію з поўным маленькім колам ведаў i аб мінулым i аб yciм акаляючым свеце". Да паслуг паэта была вялiкая бібліятэка бацькі, глыбока дэмакратычнага, адукаванага i культурнага чалавека, які меў шырокія знаёмствы ў колах прагрэсіўнай рускай інтэлігенцыі.

Але не менш важнае значэнне для станаўлення Максіма як паэта мела фальклорная спадчына беларусаў, зборам i даследаваннем якой займаўся Адам Ягоравіч падчас свайго жыцця на Радзіме. Назiраниi i запісы даследчыка з быту, жыцця i культуры беларускага народа неаднаразова друкаваліся у мінскай i гродзенскай перыёдыцы i паставілі яго ў адзін рад з буйнейшымі белаpycкімі этнографамі XIX стагоддзя. Вынікам гэтай працы стала кніжка "Пережитки древняго мiросозерцанiя у бѣоруссовъ", без цытавання якой i дасюль не абыходзіцца ніводнае сур'ёзнае даследаванне беларускага фальклору.

Безумоўна, у сучаснага чытача Уводзіны да яе могуць выклікаць супярэчлівае пачуццё. Тут аўтар выступае з пазіцый адукаванага на расейскі манер тутэйшага інтэлігента, які з кніжак ідэалістычна ўспрымаў культуру рускага народа, спрабуючы быць, на ягоную думку, падкрэслена аб'ектыўным да духоўнага жыцця беларусаў.

I усё ж Уводзіны з'яўляюцца цікавымі i павучальнымі для нас. Па-першае, яны паказваюць, якую "асветніцкую" работу праводзілі ў нашай краіне царскія ўлады, прышчапляючы пагарду да ўсяго свайго сярод інтэлігентаў, выхадцаў з беларусаў. Па-другое, якую прорву прымхаў i непаразуменняў прыйшлося пераадолець беларускім адраджэнцам, што паўсталі супраць паглынання свайго народа з усходу i захаду.

Тым не менш змест кніжкі супярэчыць высновам, зробленым Адамам Багдановічам ва Уводзінах. Toe, што аўтар называе "акамянеласцю мінулай рэчаіснасці", на самай справе з'яўляецца пацвярджэннем багатага, поўнага таямніц i чароўнасці духоўнага свету беларускага народа, якому можа пазайздросціць любая еўрапейская нацыя. Нездарма Максім Багдановіч так плённа выкарыстоўваў міфалагічныя вобразы з гэтага даследавання бацькі ў сваей паэтычнай творчасці.

Свет вадзянікоў i лесуноў - цудоўны свет нашых продкаў - мусіць умацаваць нас у разуменні велічы i непаўторнасці культуры i мовы нашага самабытнага народа.

Ва ўспамінах, якія напісаў Адам Ягоравіч на схіле свайго жыцця, пажыўшы ў Pacii не адзін дзесятак гадоў, ён ужо зусім па-іншаму ацэньвае беларусаў.

Алесь Бяляцкі

Отъ автора

Первоначально настоящiй очеркъ былъ помещѣенъ въ Научномъ Обозрѣнiи за 1894 годъ; здѣсь онъ является въ значительно дополненномъ видѣ. Этнографическiе матерiалы, вошедшiе въ него, собраны, главнымъ образомъ, въ центральной Бѣлоруссiи - въ уѣздахъ: Борисовскомъ, Игуменскомъ, Минскомъ, Слуцкомъ и Новогрудскомъ Минской губернiи, Сѣнновскомъ Оршанскомъ - Могилевской и Лепельскомъ - Витебской. Приводимые здѣсь пережитки древняго мiросозерцанiя и быта, въ большинствѣ случаевъ, общи всей этой мѣстности. Это особенно относится къ пережиткамъ мiросозерцанiя, къ суевѣрнымъ воззрѣнiямъ на внѣшнiй мiръ и природу человѣка, къ разнымъ повѣрiямъ и предразсудкамъ: они почти всюду въ этомъ районѣ сохраняются въ однѣхъ и тѣхъ же формахъ. Пережитки древняго быта, застывшiе въ формѣ различныхъ обрядоъ и обычаевъ, болѣе измѣнчивы: нѣкоторые изъ нихъ свойственны только какой-нибудь одной мѣстности; другiе распро-

страняются шире и иногда на значительную округу; третьи охватываютъ всю Бѣлоруссiю и даже выходятъ за предѣлы ея. Самые распространенные изъ нихъ, оставаясь въ своей сущности, въ основѣ, одинаковыми или сходными, въ частностяхъ, смотря по мѣстности, болѣе или менѣе видоизмѣняются. Въ нашемъ очеркѣ мы касались обрядовъ постольку, поскольку въ нихъ замѣтно было отраженiе древняго мiросозерцанiя, и если описывали обрядъ, обычай, воззрѣнiе, повѣрiе, то старались, по мѣрѣ возможности, описывать его типично, внося въ описанiе всѣ извѣстныя намъ характерныя особенности. Разумѣется, что это возможно было сдѣлать только въ такомъ случаѣ, когда въ нашемъ распоряжении было нѣсколько записей одного и того же пережитка, когда мы его наблюдали въ разныхъ мѣстностяхъ. Тѣ же обряды, обычаи, повѣрiя и суевѣрiя, которые намъ встрѣчались только въ какой-нибудь одной мѣстности, мы отмѣчаемъ указанiемъ на эту мѣстность. Это, конечно, не значитъ, что они свойственны только этой мѣстности; можетъ быть они "бытуютъ" и въ другихъ мѣстах Бѣлоруссiи, но мы не имѣли случая или возможности наблюдать ихъ. Большинство заговоровъ, приводимыхъ здѣсь, записаны въ одной знахарской семьѣ, гдѣ они передавались изъ поколѣния въ поколѣнiе, составляя, такъ сказать, фамильную собственность.

Всѣ записи матерiаловъ сдѣланые лично авторомъ; наблюденiя производились и накоплялись имъ исподоль, такъ какъ авторъ, будучи уроженцемъ Бѣлоруссiи, нѣкогда самъ переживалъ описанные имъ пережитки; а затѣмъ, живя подолгу въ разныхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи и будучи по своимъ служебнымъ занятiямъ близко поставлен къ народу, имѣлъ возможность пополнять свои наблюденiя.

Для выясненiя и освѣщенiя нашихъ матерiаловъ, мы пользовались, главнымъ образомъ, слѣдующими сочиненiями: Спенсеръ: Основан. Соцiологiи, Тэйлоръ: Первобытн. культура, Бокль: Истор. цивилиз. Въ Англiи, и статьею Л. Мечникова: Культурное значенiе демонизма (Дѣло, 1879 г.). Мы не пытались все объяснить въ приводимыхъ матерiалахъ; мы заботились болѣе всего о полнотѣ записей; но предназначая первоначально нашу работу для общей печати, мы не считали возможнымъ выпустить одни сырые матерiалы, безъ всякого объясненiя ихъ и освѣщенiя.

А.Б.

III

Введенiе

Бѣлорусскiе крестьяне, истолковывая по своему выраженiе "западный край", - выраженiе чуждое бѣлорусской рѣчи, - передаютъ его словами "запàдлый край", т.е. заброшенный, захудалый. Хотя съ филологической точки зрѣнiя можно многое возразить противъ такого вольнаго перевода, но дѣйствительность его оправдываетъ. И жизнь бѣлорусса, и его творческая дѣятельность рѣзко отмѣчены печатью неразвитости, отсталости, забитости. Именно "запàдлый край", "запàдлый" народ...

Взять хотя бы бѣлорусскiя пѣсни, это общепризнанное зеркало народной души. И онѣ свидѣтельствуютъ о той же "запàдлости". Пѣсенъ у бѣлоруссовъ довольно много, но содержанiе ихъ очень бѣдно, очень однообразно. Особеннымъ однообразiемъ отличаются тѣ изъ нихъ, которыя посвящены изображенiю горькой доли замужней женщины. А пѣсенъ этого рода большинство: онѣ заполняютъ, нимало не преувеличивая, двѣ трети всего пѣсеннаго матерiала. Это безконечныя варiацiи на тему о побояхъ мужа, свекра, о преслѣдованiяхъ

свекрови, злобѣ золовокъ; къ этому господствующему мотиву присоединяется тоска по роду-племени и изрѣдка чувство ревности или мести къ злой разлучницѣ. Но вы не встрѣтите въ нихъ выраженiя болѣе сложныхъ или болѣе тонкихъ чувствъ. Нѣтъ въ нихъ и помина о томъ разнообразномъ проявленiи нѣжной любви, которая такъ разлита въ малорусскихъ пѣсняхъ. Напротивъ, въ средѣ бѣлоруссовъ обращается множество пѣсенъ и припѣвокъ самаго безстыднаго содержанiя. Ихъ распѣваетъ старъ и младъ, мужскiй и женскiй полъ, - распѣваетъ, не стѣсняясь, какъ нѣчто совершенно обыкновенное. Впрочемъ, къ чести бѣлоруссов нужно сказать, что эти остатки прiапическихъ культовъ свидѣтельствуютъ не о развращенности нравовъ, а скорѣе о крайней грубости ихъ. Въ пѣсняхъ же обрядовыхъ и бытоваго содержанiя нѣтъ того могучаго лиризма, свидѣтельствующаго о силѣ и свѣжести чувства, который такъ выгодно отличаетъ великорусскую пѣсню; почти всѣ онѣ блѣдны, отрывочны, невыдержаны, отзываются какой-то пришибленностью творчества, духовной бѣдностью. Форма ихъ неизящна, мало выразительна, топорной работы, какъ говорится, - и въ этомъ отношенiи вполнѣ соотвѣтствуетъ содержанiю. Мелодiи ихъ, повидимому, еще бѣднѣе содержанiя: въ Белоруссiи часто цѣлый отдѣлъ пѣсенъ поется на одинъ мотивъ. Мотивы же построены по такъ называемой китайской гаммѣ, - безъ полутоновъ; и кромѣ того - лишены подголосковъ, то-есть при хоровомъ исполненiи поются въ унисонъ, не образуя гармонiи. Веселые напѣвы сравнительно рѣдки; большинство же до

послѣдней степени однообразно-заунывны, такъ что наводятъ щемящую тоску даже и на привычнаго слушателя. Былинная поэзiя совершенно отсутствуетъ. Бѣлоруссъ или вовсе не принималъ участiя въ созданiи того цикла эпическихъ образовъ, къ которому принадлежатъ старшiе и младшiе богатыри кiевскаго перiода, или если и принималъ, то совершенно забылъ о существованiи своихъ дѣтищъ. Также нѣтъ въ Бѣлоpycciи ничего соотвѣтствующаго украинскимъ казацкимъ думамъ.

Бѣлорусскiя сказки опять таки, хотя и многочисленны, но какъ и пѣсни, бѣдны по содержанiю: одна повторяетъ другую. Фабула ихъ, въ большинствѣ случаевъ, крайне незамысловата, изображаемыя чувства чрезвычайно просты, воззрѣнiя на внешнiй мiръ очень наивны.

Обряды, сопровождающiе жизнь бѣлорусса отъ колыбели до могилы, - эти окаменѣлости прошлой дѣйствительности, - или крайне дики съ точки зрѣнiя цивилизованнаго человѣка, или грубо фетишистичны. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ они свидѣтельствуютъ о сравнительно невысокомъ уровнѣ умственнаго развитiя.

Объ этомъ также свидѣтельствуетъ лучшее мѣрило духовнаго развитiя народа - его языкъ. Какъ известно, большее или меньшее развитiе языка соотвѣтствуетъ большему или меньшему интеллектуальному развитiю, потому что, если возникаютъ въ сознанiи человѣка понятiя, идеи, образы, - вслѣдъ за тѣмъ неизбѣжно является потребность выраженiя ихъ въ слове. Отсю-

да языкъ, подобно зеркалу, отражаетъ тѣ душевныя движенiя, которыя испыталъ народъ на пути своего развитiя, высоту выработанной имъ культуры, высоту полета его мысли, степень ея отвлеченности и пр. Но белорусскiй языкъ, прежде всего, небогатъ словами. Нѣкоторая часть ихъ заимствована изъ польскаго языка, а въ послѣднее время, между молодымъ поколѣнiемъ, довольно широко входятъ въ обращенiе русскiя слова. Онъ также бѣдѣнъ формами выраженiй и формами рѣчи; такъ напримѣръ, въ немъ нѣтъ причастныхъ формъ, исключая дѣепричастiя прошедшаго времени. Онъ гораздо бѣднѣе словами для обозначенiя отвлеченныхъ понятiй, чѣмъ великорусскiй народный языкъ, и даже уступаетъ въ этомъ отношенiи малорусскому. Онъ также не обладаетъ гибкостью, силой и выразительностью перваго и мягкостью, благозвучностью послѣдняго. Словъ, соотвѣтствующихъ русскимъ существительнымъ съ окончанiемъ на ie, ость и есть, въ немъ чрезвычайно мало; заимствованныя же изъ русскаго языка обращаются только среди грамотниковъ, побывавшихъ въ школѣ или въ военнной службѣ, а въ среду стараго поколѣyiя, а также въ деревни, отдаленныя отъ школы и, слѣдовательно, лишенныя ея просвѣтительнаго влiянiя, проникаютъ весьма мало или даже совсѣмъ не проникаютъ.

Среди бѣлоруссовъ почти не сохранилось историческихъ сказанiй, такъ какъ этотъ народъ нѣсколько вѣковъ не жилъ исторической жизнью. Отсюда понятно, что въ немъ заглохло и нацiональное самосознанiе. Только въ послѣднее время оно начинаетъ

пробуждаться: подъ живительнымъ влiянiемъ школы и церкви въ бѣлоруссахъ возраждается сознанiе о своей принадлежности къ великому русскому племени. Но даже и теперь есть немало бѣлоруссовъ, которые подъ словомъ "pyccкie" разумѣютъ старовѣровъ, издавна живущихъ въ Западномъ краѣ. А если вы къ такимъ бѣлоруссамъ обратитесь съ вопросомъ - кто они такiе въ смыслѣ нацiональности, то очень многiе вамъ только и могутъ сказать, что они "тутэйшiе", т.е. здѣшнiе, или что они мужики, словно бы это ихъ нацiональное отличiе или словно бы только однимъ бѣлоруссамъ и свойственно быть мужиками. И къ вашему заявленiю, что они русскiе или бѣлоруссы, они отнесутся довольно скептически: называй, дескать, какъ хочешь... Только въ отношенiи трудолюбiя бѣлоруссъ не уступитъ ни великоруссу, ни малоруссу, а по выносливости превосходитъ того и другого. Но этого, конечно, мало, - и справедливость требуетъ поставить бѣлорусса по типу душевнаго развитiя ниже его братьевъ изъ великой русской семьи.

Чѣмъ объяснить такую сравнительно значительную отсталость?

Различiя между естественными условiями страны, въ которыхъ живутъ эти народы, хотя и наложили, конечно, нѣкоторый особенный отпечатокъ на духовный мiръ своихъ обитателей, но эти различiя не настолько велики, чтобы посредствомъ ихъ было возможно объяснить такую довольно значительную разницу. Объясненiя нужно искать, по нашему мнѣнiю, въ особенно-

стяхъ историческихъ условiй существонiя бѣлоруссовъ. Прежде всего, Бѣлоруссiя издавна лишилась своей интеллигенцiи этого свѣточа въ духовной жизни народа, его путиводительницы и насадительницы новыхъ идей въ массахъ. Она, какъ извѣстно, усвоила чужой языкъ и нравы, а потому стала вдвойнѣ непонятной народу: новыя идеи сами по себѣ, въ силу своей новизны, трудно усвоиваются, а выраженныя на чужомъ языкѣ становятся еще болѣе недоступны. Но это еще полъ-горя: при благопрiятныхъ обстоятельствахъ народъ могъ выдвинуть изъ своей среды новыхъ носителей сокровищъ своего духа, - новую интеллигенцiю, можетъ быть еще болѣе естественную, какъ вышедшую непосредственно изъ нѣдръ народа. Но бѣда въ томъ, что онъ былъ поставленъ въ такiя условiя, при которыхъ это было рѣшительно невозможно. Бѣлоруссiя была весьма часто ареной опустошительныхъ войнъ, разорявшихъ народъ, и тѣмъ обусловившихъ его отсталость и невѣжество, и развивавшихъ грубость нравовъ; а что всего важнѣе - она до такой степени была закрѣпощена помѣщикамъ, обязанности въ отношенiи къ этимъ послѣднимъ были такъ отяготительны, что на выполненiе ихъ расходовались всѣ силы народа, такъ что у него не оставалось ни времени на размышнiе и обдумыванiе, ни средствъ на обученiе, а безъ этого немыслимо умственное развит.

Еще слишкомъ живы воспоминанiя объ этомъ печальномъ времени и живы свидѣтели перенесшiе на своихъ плечахъ всѣ его тягости. Въ любой деревнѣ вамъ сообщатъ массу невѣроятнѣйшихъ разсказовъ о

безсмысленной жестокости или самихъ помѣщиковъ, или ихъ управляющихъ, экономовъ, войтовъ, тiуновъ и прочихъ "подпанковъ". Вамъ раскажутъ, что даже и тогда, когда число дней "панщины" было опредѣлено закономъ, крестьяне, однако, отбывали "пригонъ" въ такое время и въ такомъ размѣрѣ, какъ это вздумается помѣщику, хотя такой произволъ приносилъ существенный вредъ крестьянскому хозяйству. Но гдѣ было искать управы? Кому жаловаться? Пану на пана? А другой инстанцiи крестьянинъ не зналъ.

Бывали помѣщики, у которыхъ каждую субботу половину пригонщиковъ жестоко сѣкли розгами: однихъ за огрехи при пахотѣ, другихъ за высокiя "гривы" при косьбе; тѣхъ за то, что высоко жали, а тѣхъ, что малыя снопы вязали, чтобы сжать установленное число копенъ и т.д. Надо было напрягать всѣ силы, пускать въ ходъ всю внимательность и изобрѣтательность, чтобы избежать наказанiя. Но и это далеко не всегда помогало.

Ведя такую изнурительную жизнь, чѣмъ питался народъ? Вѣдь отъ качества пищи много зависитъ качество мысли. "Мы только теперь узнали, что такое голодъ", говорили намъ иронически крестьяне: - "а за панами мы голоду не знали, потому что всегда голодали. Бывало только скотинку бережешь, а сами каждую весну ѣли травы да коренья. А когда молотили панскiй хлебъ, то невѣянныя зерна, тайкомъ, горстями въ ротъ сыпали да ѣли". Поверить можно. И теперь еще въ центральной Бѣлоруссiи крестьяне

настолько сохранили привычку къ хлѣбу съ мякиной, что только такой хлѣбъ, пушной или "поло́вый", и считаютъ настоящимъ хлѣбомъ, а къ "чистяку" относятся съ нѣкоторымъ презрѣнiемъ, находя, что онъ не питателенъ, что онъ какъ слюна: нѣтъ съ него никакого "посилку".

Какъ при такихъ условiяхъ, когда крестьянинъ былъ отягощенъ безысходнымъ трудомъ, когда его личность подавлялась, его человѣческое достоинство подвергалось поруганiю, какъ было тутъ развиться критическому мышленiю, духу изслѣдованiя, тѣмъ болѣе, что для мужика школы были закрыты, а самостоятельныя попытки помимо школы проникнуть въ область хотя бы простой грамотности систематически подавлялись панами и представителями панской власти? Мужику оставалось одно: влачить изо дня въ день жизнь вола подъяремнаго, по характерному выраженiю, - что день прожилъ, то къ смерти ближе, - забывая то изъ своего прошлаго, что не имѣло непосредственнаго отношенiя къ текущей дѣйствительности, не заглядывая далеко въ будущее, словомъ - не выходя изъ узкаго круга чувствованiй и идей, которыя давала повседневная жизнь, бѣдная событiями.

При такихъ условiяхъ все более и болѣе закрѣпляется привычка мыслить по традицiи, по разъ усвоеннымъ образцамъ, - и если существенно не измѣнятся условiя жизни, если не будетъ дано толчковъ извнѣ сильныхъ на столько, чтобы пробудить мышленiе и направить его на критическую переработку установив-

шихся формъ мысли и жизни, то оно рискуетъ окоченѣть въ этихъ формахъ, считая ихъ чѣмъ то неизмѣннымъ, неизбѣжнымъ и лучшимъ чѣмъ что бы то ни было чужое. Бѣлоруссъ такъ долго предавался застою, что въ немъ развилось домосѣдство, неподвижность (даже отхожихъ промысловъ не развилъ, хотя потребность въ нихъ, конечно, чувствовалась), а отсутствiе ознакомленiя съ чужимъ мѣшало улучшенiю своего. Онъ нѣсколько вѣковъ не жилъ нѣкоторыми сторонами своего духа, такъ что неудивительно если его воззрѣнiя на внѣшнiй мiръ и душу человѣка очень мало измѣнились и нынѣ стоятъ, по крайней мѣрѣ въ захолустьяхъ, почти на той же ступени развитiя, какъ и во времена лѣтописца Нестора. Понятно, что "нечистая сила" т.е. всякая чертовщина, вѣдьмаки, вѣдьмы, вовколаки, вампиры, хатники, хлѣвники, лѣшiе, водяники и пр. и пр., такъ же фигурируютъ въ мiровоззрѣнiяхъ бѣлорусса, какъ и во время оно, когда его предки "звѣринскимъ обычаемъ живяху". Тѣсно связанные съ "нечистой силой" чародѣйства, ворожба, заговоры, напусканiя болѣзней, изгнанiе ихъ, все еще полонятъ умъ бѣлорусскаго крестьянина, - немного, можетъ быть, менѣе, чѣмъ умъ какого нибудь остяка, - все еще играютъ важную роль въ его предпрiятiяхъ, въ его жизни.

Единственнымъ просвѣтительнымъ началомъвъ жизни бѣлоруссовъ было христiанство. Извѣстно, что со времени введенiя христiанства, языческое мiровоззрѣнiе получило значенiе антихристiанскаго начала и въ этомъ смыслѣ служило предметомъ борьбы со стороны духо-

венства. Здѣсь считаемъ нелишнимъ напомнить читателю, каковы были те возрѣнiя, противъ которыхъ боролись христiанскiе просвѣтители нашихъ предковъ: тогда читателю будетъ виднѣе, что сохранилось у бѣлоруссовъ отъ первобытнаго мiросозерцанiя и въ какихъ формахъ сохранилось. Для этого мы воспользуемся обличительною рѣчью, составленною А.Н Майковымъ изъ сводки разныхъ отрывковъ древнихъ духовныхъ писателей, обличавшихъ языческое нечестiе русскихъ:

"О во тьмѣ блуждающiе! - восклицаетъ одинъ изъ ревнителей христiанства: - "Кумиры повержены, но вы рабствуете и поклоняетесь прежнимъ бѣсамъ! Богами нарицаете стихiи, и солнце, и огонь; и огню тоже молитесь, зовете его Сварожичемъ! Вѣруете и въ стрѣчу, и въ полазъ, и въ птичiй грай и въ ворожбу; волхвуете птицами и звѣрьми! Богъ даетъ вамъ вся благая; вы же Его не познали, а все отъ бѣсовъ своихъ имѣти мните - и обилiе плодовъ земныхъ, и растворенiе воздуховъ! Вмѣсто призыванiя благодати Господней на вешнiя поля и нивы, рядитесь во звѣриныя шкуры, надѣваете личины, толпами выходите вызывать Перуна или поганнаго Ярилу (Ярило - яръ, весна), съ крикомъ и гамомъ бѣгаете по селамъ, ударяя въ бубны, тазы, сковороды, мѣдные доски, брянча колокольчиками и бубенчиками, хлопая бичами: тѣмъ мните зиму и мракъ прогоняти, не вѣдая того, что вся отъ Господа! Покараетъ ли васъ Господь, посушитъ поля и нивы, дабы сердца ваши окаяннiи подвиглись къ Нему, - вы яко слѣпы и глухи пребыва-

ете, и паки къ нечистому дѣйству прибѣгаете: обовьете дѣвку цвѣтами и травами, водите ее по полямъ, обливая водою, а сами, переряженые въ звѣриныя шкуры, бѣгаетѣ кругъ нея съ бѣсовскими пѣснями, съ плясанiемъ и скаканiемъ *). Отъ рожденiя до самыя смерти бѣсамъ токмо служите: зачинаетесь въ сквернѣ и грѣхѣ; бракъ ли то есть, когда собираетесь на игрища, и дѣвицу себѣ любу избравъ, на коняхъ ристающе, подскакиваете и съ собой умыкаете: и то есть вамъ бракъ! И станетъ увѣщевать васъ служитель Божiй, въ продерзости отвѣщеваете; христiанскiй-де обрядъ вѣнчанiя годенъ токмо для князей и бояръ, а мы-де люди простые, живемъ какъ отцы и дѣды жили., и по двѣ жены имѣть можемъ!.. О горе горькое, о прелесть сатанинская! И паки скажу: какъ вы пастыря душъ встрѣчаете? Плюете, невѣгласи, встрѣтясь со святымъ отцомъ, бѣсамъ заклятiя читаете и яко отъ недоброй всрѣчи, назадъ ворочаетесь! А волхвамъ, и скоморохамъ, и гудцамъ, пѣвунамъ, что толпами изъ села въ село шатаются и поганныя требы и волхованiя творятъ и басни о бѣсахъ баютъ со струннымъ гуденiемъ, - ихъ послушаете и ихъ ублажаете и чествуете, и на праздникахъ своихъ все ими указанное творите, и на кладбища съ ними съ огнемъ ходите, и окрестъ могилъ пѣсни бѣсовскiя возглашаете, и скаканiемъ и плясанiемъ святое мѣсто оскверняете! Молитвы ни единой сотверить не могуще, развѣ кто

-------

*) Г. Аөанасьевъ думаетъ, что переряживанiе въ звѣриныя шкуры знаменовало облака, видъ свой мѣняющiя, а дѣвка - алчущую землю.

"Господи помилуй" со страхомъ скажетъ, заклятiй знаете множество - и къ вѣтрамъ нарицающе ихъ Стрибожьими чадами, и къ зарѣ - яко къ нѣкоей женѣ, сѣдящей на морѣ, на Окiянѣ, въ палатахъ красна золота да чиста серебра, и къ огню-сварожичу, и къ печкѣ, и къ инымъ, иже стихiи суть, или руками дѣланная!" *).

Христiанское духовенство много, конечно, разсѣяло первобытной тьмы. Но то, что выработано самимъ народомъ путемъ естественнаго развитiя, что составляетъ естественную ступень въ эволюцiи его мысли, какъ видно, нелегко поддается сглаживанiю и уничтоженiю. Оно исчезаетъ при томъ непремѣнномъ условiи, чтобы мысль человечѣская естественнымъ образомъ вступила въ слѣдующiй фазисъ своего развитiя. А для этого необходимы извѣстныя условiя, какъ напримѣръ - нѣкоторыя матерiальная обезпеченность, дающая досугъ для наблюденiй, изслѣдованiй и обобщенiй; обогащенiе нашего ума путемъ прiобрѣтнiя положительныхъ свѣдѣнiй изъ различныхъ отраслей знанiя и т.п. А такъ какъ до послѣдняго времени ни одно изъ этихъ условiй не имѣло мѣста въ жизни бѣлорусса, то понятно, почему большая половина его воззрѣнiй представляетъ изъ себя "живую старину". Къ ней-то мы теперь и обратимся.

-------

*) Майков. Сочин., т. II, стр. 414.

Есть немало горъ, съ которыми связаны легенды и суевѣрныя преданiя. Они сводятся, главнымъ образомъ, къ тому, что на такой то горѣ стояла нѣкогда церковь или костелъ и провалились, поглощены горой. Между прочимъ, такое преданiе связано съ холмомъ, возвышающимся среди мѣстечка Лукомля (Могилевск. губ., Сѣнновскаго уѣзда). Этотъ холмъ, вѣроятно, ста¬рое замчище; но крестьяне говорятъ, что на немъ давнымъ давно стояла церковь и провалилась. Они увѣряютъ, что на Рождество, на Пасху и нѣкоторые другie праздники, если приложить ухо къ этой горѣ, то въ ней слышенъ колокольный звонъ и пѣнiе. Намъ кажется, что такiя суевѣрiя объясняются тѣмъ, что въ былыя времена на горахъ находились языческiе капища и жертвенники; иначе - какъ-то не вяжется съ христнскимъ воззренiемъ, чтобы церковь, святыня, проваливалась, - и намъ никогда не удавалось получить объясненiе, почему она провалилась. "Отъ старыхъ людей слышали" - говорятъ въ такихъ случаяхъ. Но въ бѣлорусскихъ пѣсняхъ сохранились намеки, ука-зывающiе на то, какое значенiе имели горы въ обрядовыхъ празднествахъ. Такъ въ одной "волочебной" пѣснѣ, записанной нами, между прочимъ, восхваляется хозяинъ, прославившiйся своимъ чуднымъ дворомъ:

На яго дварѣ ды стояць горы,

Ды стояць горы высокiя;

А на тыхъ горахъ ды лежаць брусься,

Ды лежаць брусься цесовые;

А на томъ брусьси ды стояць стоубы,

Ды стояць стоубы малеваные;

А на тыхъ стоубахъ ды висяць котлы,

Ды висяць котлы отливаные;

А по-подъ котлами ды горяць агни,

А гараць агни ясненькiе,

Ды идуць дымки синенькiе;

Тамъ сидзяць дзѣдки старенкiе,

Вараць воски жоуценькiе,

Сучаць свѣчи двойчастыя,

Двойчастыя и тройчастыя;

Сподзеютца любыхъ тосцiйкоу

Любыхъ госьцiйкоу - великодничкоу

и пр. (село Погорѣлое, Игуменскаго уѣзда).

Это несомнѣнно картина языческаго жертвоприношенiя, сопровождавшагося обыкновенно народнымъ пиршествомъ, картина, нѣсколько измѣненная въ христiанскомъ духѣ. Внѣшняя сторона этого обрядоваго торжества, обстановка его, весьма выдержана, - отъ нея такъ и вѣетъ духомъ древности; но тутъ уже дѣдки старенькiе, языческiе жрецы, не точатъ ножей булатныхъ, не собираются рѣзать козла, какъ это поется въ извѣстной великорусской "колядкѣ", а варятъ "воски жоуценькiе" (желтые), сучатъ свѣчи двойчастыя и тройчастыя, т.е. языческую жертву замѣняютъ христiанской. Но намъ здѣсь, главнымъ образомъ, интересно то, что для этого торжества, для встрѣчи дорогихъ гостей-великодничковъ понадобились высоюя горы, настолько понадобились, что пѣвецъ, совсѣмъ не къ мѣсту, громоздить ихъ на хозяйскомъ дворѣ, хотя,

разумѣется, и воскъ варить, и гостей встрѣчать гораздо удобнѣе на ровномъ мѣстѣ. Здесь пѣсня, очевидно, остается вѣрной стариннымъ обычаямъ, въ силу которыхъ нѣкоторыя языческiя празднества должны были совершаться на горахъ.

И теперь въ Бѣлоруссiи выкликанiе весны и друrie весеннiе обряды совершаются непремѣнно на горахъ, "на юру".

Также сохранились отголоски прежняго поклоненiя "рощенiямъ", о которомъ упоминаетъ Густинская лѣтопись. Такъ въ Борисовскомъ уѣздѣ намъ приходилось слышать, что давнымъ давно, близъ Стараго Борисова, большого имѣнiя, нѣкогда принадлежавшаго князьямъ Радзивилламъ, расположенная въ мѣстности богатой лѣсами, росъ на одной полянкѣ "стародавнiй дубъ" очень большихъ размѣровъ. Если кто, бывало, рубнетъ его топоромъ, то непремѣнно съ тѣмъ случалось несчатiе. А когда, по приказаниiю владѣльца, срубили этотъ дубъ, то, падая, онъ раздавилъ всѣхъ рубившихъ его, и, кромѣ того, цѣлую недѣлю свирѣпствовала страшная буря, съ громомъ и молнiей, причинившая много бѣдъ.

Въ той же мѣстности и въ Игуменскомъ уѣздѣ до послѣдняго времени, среди выдѣлывателей клепки, ходило мнѣнiе, что есть такiя деревья, которыя рубить небезопасно: какъ ни берегись, а оно тебя придавитъ. Не совѣтуютъ рубить дерево, которое скрипитъ, ибо это вѣрный признакъ, что въ немъ человѣчья душа мучится. Срубившiй такое дерево заставляетъ ее искать себѣ новаго пристанища, за это онъ можетъ

поплатиться увѣчьемъ, а иногда и своею жизнью. Много связано повѣрiй и съ осиной. Это дерево употребляется при волхованiяхъ.

Beѣ растенiя, по повѣрiю, разговариваютъ между собою, и есть такiе люди, что понимаютъ ихъ рѣчь, и вслѣдствiе этого могутъ узнать, какая заключается въ нихъ сила: цѣлебная или ядовитая, - и въ какихъ болѣзняхъ извѣстное растенiе помогаетъ. Въ прежнiя времена, говорятъ бѣлоруссы, много было такихъ людей, а теперь очень мало, но все-таки есть они.

Особенно отличаются таинственными свойствами папоротникъ и разрывъ-трава. Папоротникъ, какъ гласитъ повѣрье, цвѣтетъ только въ ночь на Купалу (23 iюня); цвѣтетъ онъ одинъ мигъ; цвѣтки его горятъ, какъ искорки. Завладѣть этими цвѣтками очень трудно, ибо нечистая сила поставляетъ къ этому всякiя препятствiя: отводитъ глаза, а болѣе всего пугаетъ разными страхами, такъ что за это дѣло надо браться умѣючи, и даже не всякому чаровнику оно по силамъ. Всего чаще ушедшiе въ лѣсъ за этимъ чуднымъ цвѣткомъ умираютъ со страху.

Собираетъ эти цвѣтки безпрепятственно только Купальскiй дзѣдокъ; онъ ходитъ съ лукошечкомъ и наполняетъ его цвѣтами, такъ что лукошечко горитъ какъ жаръ. Купальскiй дзедокъ - добрый. Если встрѣтиться съ нимъ и разостлать предъ нимъ бѣлую скатерть, то онъ броситъ на нее одинъ цвѣтокъ. Хватай, тогда скорѣе его и, разрѣзавши ладонь правой руки клади подъ кожу: оттуда нечистикъ не достанетъ. Счастливый обладатель чуднаго цвѣтка получаетъ даръ

всевѣдѣнiя, а въ особенности знаетъ, гдѣ какiе клады лежатъ и какъ къ нимъ приступиться, знаетъ, какiя заклятiя на нихъ наложены и какъ ихъ отчаровать. Понятно что, "нечисьцики", стерегущiе клады, всѣми силами стараются отнять цвѣтокъ.

Разрывъ-трава добывается особымъ способомъ. Эту траву знаютъ только вѣщiя птицы, какъ напримѣръ, сорока, сова и сойка. Найдя гнѣздо съ птенцами одной изъ этихъ птицъ, нужно въ немъ замазать глиной отверстiе, такъ чтобы птица не могла кормить своихъ дѣтей. Подъ деревомъ, на которомъ свито гнѣздо, слѣдуетъ разостлать скатерть и самому спрятаться подъ ней. Побуждаемая пискомъ голодныхъ дѣтенышей, желая освободить ихъ изъ неволи и накормить, птица полетитъ искать разрывъ-траву. Бываетъ, что она и находитъ ее. Тогда она прикладываетъ разрывъ-траву къ гнѣзду, и замазка съ него спадаетъ. Вотъ тогда-то и нужно смотрѣть на скатерть: не упала ли разрывъ-трава. Если найдешь ее, разрѣжь ладонь на правой рукѣ и подсунь подъ кожу траву. Тогда стоить только толкнуть этой рукой въ запертую дверь - она отворится, стоить только взяться за замокъ - онъ самъ открывается.

Крестьяне вѣрятъ, что прославленные воры имѣютъ разрывъ-траву.

Животныя. Изъ мipa животныхъ суевѣрное почиташе вызываютъ главнымъ образомъ змѣи, а изъ нихъ особенно ужи. Эти послѣднiе, въ нѣкоторыхъ болотистыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи, гдѣ водится мно-

го ужей, и до сихъ поръ играютъ роль домашнихъ божковъ.

По повѣрiямъ, всѣ змѣи обладаютъ вѣщею силой, необыкновенною мудростiю, но одинъ только ужъ склоненъ употреблять свою мудрость на пользу дома, гдѣ онъ поселился, - и если угождать домашнему ужу, то и онъ, въ свою очередь, будетъ радѣть тому дому. Вообще иоселенiе ужа въ домѣ считается хорошимъ предзнаменованiемъ: стоитъ только ужу угодить - и онъ будетъ приносить въ домъ счатiе. Но бѣда, если домашняго ужа прогнѣвить: тогда онъ постарается жестоко отомстить. Поэтому крестьяне кладутъ своимъ ужамъ пищу и питье и вообще заботятся о томъ, чтобы не раздражать ихъ. Намъ не разъ приходилось слышать, что въ южной части Бобруйскаго уезда и далѣе къ югу, въ Полѣсьѣ, есть много ужей, севершенно ручныхъ, которые ѣдятъ изъ одной миски съ дѣтьми, посаженными ѣсть на полъ, какъ это часто бываетъ у крестьянъ. Думаютъ, что ужъ имѣетъ ядъ, но по добротѣ своей не пускаетъ его въ дѣло, не хочетъ жалить. Намъ передавали за вѣрное слѣдующiй не вѣроятный разсказъ. Въ одномъ домѣ долго жилъ большой ужъ. Положилъ онъ въ хлѣву въ навозѣ свои яйца. Когда копали навозъ, нашли ихъ и взяли "на пробу", чтобы узнать, какъ отнесется къ этому ужъ. Скоро онъ замѣтилъ пропажу яицъ. Тогда онъ забрался въ клѣть и сталъ "плевать" въ горшки съ молокомъ, чтобы отравить ихъ своимъ ядомъ. Это видѣла хозяйка. Отсюда заключили, что съ ужами нельзя шутить такихъ шутокъ

и немедленно возвратили яйца въ его гнѣздо. Увидеѣъ, что яйца принесены обратно, ужъ опять забрался въ клѣть и, обвившись головой за ножку стола, а хвостомъ за молочный горшокъ, поопрокидывалъ всѣ горшки, чтобы не отравить людей понапрасну. Убить ужа - большой грѣхъ, полагаютъ бѣлоруссы, а убить гадюку - дѣло душеспасительное: за это отпускается 12 греховъ.

Надъ всѣми гадами есть царь. Подъ его личнымъ начальствомъ змѣи идутъ на зимнюю спячку. Царь-змѣй идетъ впереди, а за нимъ, въ несмѣтномъ числѣ, его пресмыкающiеся подданные. Онъ по величинѣ больше всѣхъ ихъ, чешуя его отливаетъ серебромъ и золотомъ, на головѣ его корона изъ маленькихъ золотыхъ рожковъ. Трудно встрѣтить змѣй во время ихъ такого перехода, ибо они выбираютъ для этого непроходимыя для человѣка места. А если удастся встрѣтить змѣиный "вырой", и разостлать передъ змѣинымъ царемъ скатерть, и положить хлѣбъ-соль, и поклониться ему до земли, то онъ, проползая чрезъ скатерть, въ знакъ благодарности, сброситъ съ головы одинъ золотой рожокъ. Кто имѣетъ такой рожокъ, тотъ обладаетъ необыкновенной мудростiю и проницательностiю, такъ что въ состонiи угадавать чужiя мысли, давать подходящiя объясненiя, выпутываться изъ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Кромѣ того, никакой ядъ не дѣйствуетъ на счастливаго обладателя змѣинаго рожка.

Другое повѣeрie относительно змѣй говоритъ, что змѣиное мясо, приготовленное такимъ образомъ, чтобы

оно лишилось ядовитости (а такой способъ приготовленiя знаютъ только большiе чаровники), сообщаетъ тому, кто имъ питается, умѣнье понимать рѣчь животныхъ.

Къ пѣнiю курицы по-пѣтушиному бѣлоруссы питаютъ суевѣрный страхъ, полагая, что такое пѣнie предвѣщаетъ бтѣду той семьѣ, чья курица, - не только предвѣщаетъ, но даже наклинаетъ ее. Услышавъ, что курица поетъ пѣтухомъ, крестьяне говорятъ: на свою голову! - и тотчасъ же отрубаютъ зловѣщей пѣвуньѣ голову, на порогѣ избы. Это предохряняетъ отъ несчастiя. Иные въ этомъ случаѣ, поступаютъ такъ. Поймавъ ту курицу, которая пѣла, мѣряютъ ею, какъ аршиномъ, по прямой линiи, пространство отъ почетнаго угла до порога, поворачивая курицу поперемѣнно то хвостомъ впередъ, то головою, - и если на порогъ ляжетъ голова, то ее тутъ же отрубаютъ, и курицу, зажаривъ или сваривъ, съѣдаютъ; если же ляжетъ хвостъ, то, отрубивъ конецъ хвоста, сжигаютъ его, а курицу пускаютъ на свободу. Если она снова запоетъ, тутъ ужъ сразу отрубаютъ ей голову. Вѣроятно, - это остатокъ первобытныхъ умилостивительныхъ жертвъ домовымъ божествамъ.

По воззрѣнiямъ бѣлоруссовъ, вѣщими свойствами отличаются: сорока, воронъ, кукушка и сова; всѣ эти птицы обладаютъ свѣдѣнiями относительно судьбы человѣка и предсказываютъ ее, только надо понимать ихъ языкъ. Чаровники и ворожбиты умѣютъ понимать ихъ, поэтому-то, между прочимъ, они и предсказываютъ будущее. У нѣкоторыхъ чаровниковъ эти птицы состо-

ятъ въ услуженiи и приносятъ имъ всевозможныя втѣсти. Но и простые смертные могутъ кое-что предугадывать при помощи этихъ вѣщихъ птицъ. Сорока приноситъ и хорошiя и дурныя вести, но неважныя. Воронъ, каркающiй надъ домомъ, предвѣщаетъ смерть одного изъ обитателей этого дома. По кукованiю кукушки гадаютъ о долголѣтiи, замужествѣ, богатствѣ. Крикъ совы надъ домомъ - дурное предзнаменованiе.

Съ летучей мышью, черной кошкой и чернымъ пѣтухомъ также связаны нѣкоторыя суевѣрныя представленiя, но мы обратимся теперь къ самому распространенному виду фетишизма - къ фетишизму слова.

На первыхъ ступеняхъ развитiя умъ первобытнаго человѣка не отличаетъ вполнѣ предмета отъ его обозначенiя словомъ: предметъ и его названiе какъ-то сливаются воедино въ сознанiи дикаря. Съ точки зрѣнiя интеллигентнаго человѣка: "что́ имя? - звукъ пустой"... Мы сознаемъ, что не въ названш дѣло. Но дикарь думаетъ иначе. По его понятiямъ, сообщить другому человѣку свое имя - это значитъ въ извѣстной степени подчинить себя власти этого человѣка: обладая именемъ, колдуя надъ нимъ, онъ можетъ причинить вредъ самому носителю этого имени. Поэтому дикари или не сообщаютъ своихъ именъ тѣмъ людямъ, которые могли бы злоупотребить такимъ довѣрiемъ, или же мѣняютъ имена. Къ этому порядку идей, свойственныхъ первобытному уму, слѣдуетъ отнести воззрѣнiя на тотэмовъ, т.е. на одноименные предметы. Пояснимъ это. У дикарей въ обычаѣ давать людямъ имена одинаковыя съ назвашями разныхъ предметовъ изъ мipa животныхъ

или неодушевленной природы, напримѣръ: Сѣрый Волкъ, Дикая Кошка, Дубъ и т.д. Отсюда вотъ что выходитъ. Дикарь, который называется, положимъ, Дикая Кошка, не различая предмета отъ его названiя, считаетъ всякую дикую кошку чѣмъ-то общимъ, чемъ-то однороднымъ съ нимъ самимъ; она для него тотэмъ, тезка, - и этого довольно, чтобы онъ считалъ ее предметомъ священнымъ для себя. Онъ не только не убьетъ своего тотэма, но будетъ опасаться причинить ему какое-либо зло, хотя бы невольно. Слова, сливавшiеся въ представленiи дикаря въ одно цѣлое съ соотносительными предметами, во время господства фетишистическаго мiросозерцанiя наделялись такими же свойствами, какъ и самый предметъ, и были такими же фетишами, какъ и весь мiръ. Въ перiодъ одухотворенiя и олицетворенiя стихiй, слово почиталось такою же стихiйною силою, какъ и силы природы, и такъ же, какъ и эти послѣднiя, имѣло своихъ боговъ.

Такое грубо-фетишистическое отнощеше къ слову сохранилось въ среди бѣлоруссовъ до сихъ поръ - и сохранилось въ значительной степени. Такъ они вѣрятъ, что можно овладѣть всякою вещью посредствомъ особаго слова: скажи только такое слово - и вещь или животное, или человѣкъ пойдутъ за тобою, будутъ дѣлать то, что имъ прикажешь. Также и въ колдоствтѣ имя человѣка, котораго желаютъ "счаровать", занимаетъ не послѣднее мѣсто.

Въ Бѣлоруссiи, до возсоединенiя унiатовъ, а въ полѣсской ея части и въ недавное время, практиковался такой обычай. Если почему-либо было неудобно

везти новорожденнаго къ священнику крестить, и крещенiе отлагалось на нѣкоторое время, a вмѣстѣ съ тѣмъ желали дать ребенку имя, то кумовья или родители отправлялись къ священнику одни и просили его прочитать молитвы, положенныя при нареченiи имени, и произнести это имя надъ шапкой или дѣтскимъ чепчикомъ; шапку сжимали рукой, иногда завязывали, чтобы имя не улетучилось изъ нея, и,. принеся ее домой, одѣвали на голову ребенка. Такъ какъ не многiе священники соглашались исполнять такую просьбу, то крестьяне продѣлывали этотъ обрядъ самостоятельно: произносили имя въ шапку и одѣвали ее на голову ребенку.

Полагаютъ, что особенно чудесную силу имѣютъ слова, скомбинированныя въ созвучiя, въ рѣчь размѣренную: почти всѣ бѣлорусскiя загово́ры и причитанiя имѣютъ извѣстный складъ, иногда размѣръ и риөмы. Магическая сила слова можетъ быть механически передана другимъ предметамъ: стоитъ только произнести данныя слова или цѣлый заговоръ надъ водой, хлѣбомъ, водкой и т.п. Кто проглотитъ "нашептанный" хлѣбъ, воду, тотъ, полагаютъ, проглатываетъ и самыя слова. Если написать заговоръ на бумагу и проглотить ее самое или, сжегши, проглотить пепелъ, результатъ будетъ одинаковъ: слова или вселяютъ въ человѣка боль, или вытѣсняютъ ее, смотря по тому, какiя это были слова. Можно "пускать слова по вѣтру", съ цѣлью причинить кому-нибудь зло, но это не совсѣмъ-то удобно, потому что они могутъ попасть и не туда, куда слѣдуетъ. Есть такiя слова, которымъ повинуется

нечистая сила, но такiя слова знаютъ только "xopoшie чаровники".

Выше мы попутно приводили заговоръ противъ "ночницъ". Но чтобы дать читателю болѣе полное понят о "фетишизмѣ слова", проведемъ здѣсь тѣ заговоры, которые не сопровождаются особыми чародѣйскими дѣйствiями.

Вотъ заговоръ противъ укушенiя змѣи, чтобы оно не имѣло дурныхъ послѣдствiй:

На синемъ мори двананцыть дубоу;

Подъ тыми дубами двананцыть папоу читаюць,

Поганыя зубы замоуляюць.

Нужно проговорить трижды надъ больнымъ мѣстомъ, не переводя духа.

А вотъ другой противъ такъ называемаго золотника (болѣзнь матки):

Золотникъ, золотничокъ,

Золоценечкiй рожокъ!

Сядзь на своемъ мѣсьци,

Якъ панъ на кресли.

(Игуменскаго у. с. Пережиръ).

Заговоръ противъ вывиха и полома костей:

У городзи Русалимѣ Христа распинали, пакуту давали, къ храсту пригвождали, ручки ножки ломали, косточки хрущали. Приходзила Прачистая

Матка, горкiя слезки проливала, Яго раны цалёвала (исцѣляла), косточки зращала, суставы скрѣпляла. Зрасцися ты,

косць, у раба (такого-то или такой-то) скрапицеся яго суставы, закрыйцися яго раны.

(Холопеничи, Борисовскаго уѣзда).

Этотъ заговоръ надо нашептывать каждый день, передъ восходомъ и закатомъ солнца, до тѣхъ поръ пока не спадетъ опухоль. Впрочемъ, не ограничиваясь вѣрой въ цѣлебную силу заговора, бѣлорусскiя знахарки умѣло вправляютъ вывихи и дѣлаютъ перевязки поломовъ костей; и та знахарка, которая сообщила намъ вышеприведенный заговоръ, въ цѣлительную силу котораго она безусловно вѣрила, искусно вправляла вывихи и налагала повязки при поломахъ, употребляя лубки и глину вмѣсто гипса.

Заговоры отъ кровотеченiя:

Съ-падъ дуба каранистаго цекла Юрдань-рѣка: тамъ ишоу Исусъ Христосъ и святая Ильля: вадзяные ключи закрывалися, Юрдань-рѣка

станавилася. Закрыйцися жилы кровавый! стань, не цячи, кроу чирвоная!

(Борисовскаго у.).

Ишоу панъ Езусъ празъ Юрдань;

Рѣка стала и кроу стань.

(Новогрудскаго у.).

Заговоръ передъ отъѣздомъ въ дальнюю дорогу:

Першимъ разомъ, добрымъ часомъ. Господу Богу помолимся, храсту паклонимся. Учора зъ вячора соунiйка играло, добрую до-

рогу провещало; сягоння зъ ранку зара занялася, у неби на парози зъ сонцемъ споткалася; залатые ключи у ручки брала, дубовую

дзверку одмыкала, шоуковый пологъ подымала, соунiйко не небо выпущала, добрую дорогу провѣщала. Устау (или устала) я рано -

подвыйду къ ваконцу; щира я щира уздыхну до Бога: дай-же мнѣ, Боже, счасливу дорогу! Ажъ св. Юрiй каня запрагае, св. Ауласъ

помогае, отъ бяды, напасьци зберегае.

Заговоръ произносится предъ иконами, на колѣняхъ, а также его говорятъ на дворѣ, обходя вокругъ лошади.

Приведемъ здѣсь еще нѣсколько заговоровъ, которые нашептываются на воду. Дѣлается это такъ. Беретъ знахарь кружку воды, выходить на дворъ, становится лицомъ къ востоку и произносить надъ водой заговоръ, потомъ поворачивается лицомъ къ югу и западу, каждый разъ произнося одно и то же. Самое лучшее - продѣлывать это при восходѣ солнца. Это называется "даць воды": самый употребительный видъ знахарскаго врачеванiя въ Бѣлоруссiи. Наговорную воду пьютъ, обмываютъ ею больныя мѣста, вливаютъ въ уши и т.п.

Вотъ два заговора противъ "нутраныхъ" болезней:

Чорная хмара (туча) на небе усхадзила, ясное сонце закрыла; нанасила чорная хмара мжаку (мглу) и туманы, напущала тугу (печаль,

тоску) и болѣзьци, чорную и бѣлую

немочь на людзей, на живёла (животныхъ). А мы Господа молимъ, мы святыцеля просимъ: нашли, Божа, цѣплые вѣтры, прагани чорную

хмару, тугу и балѣзьци, чорную и бѣлую немочь, кабъ рабу (такому-то) быць здоровымъ, кабъ яго ножки стояли - ня млѣли, кабъ яго

ручки работыньку брали - крапчѣли, кабъ яго вочки весяло глядзѣли.

* * *

У цемнымъ лѣси стоиць гора высокая, тамъ растуць дубы вячистые, тамъ стоиць церква свянцоная, тамъ бяжиць вода цудоуная. А я жь

тую воду брала, балючее цѣла обмывала, пиць давала, слауцо вымоуляла: пашла немочь зъ цѣла вонъ! Кали ты трасца идзи

у балота; кали падвѣй ты - идзи на вѣцеръ; кали ты рѣзанка - зарѣжься; кали ты суроцы - соль табѣ у вочи, кали ты съ пуду - сама

спужайся. Пашла хира (болѣзнь) зъ цѣла вонъ!

(Холопеничи, Борисовскаго у.).

Послѣднiй заговоръ записанъ отъ знахарки, которая объяснила, что это заговоръ "жаноцкiй", т.е. употребляющiйся женщинами.

Заговоръ отъ "зъѣду:"

Помолимся мы и поклонимся Господу Богу и духу святому, троицы святой ядыной, и прачистой мацери божай, и святому воскрасэнiйку

христовому, честному, милосерному, и

усимъ святочкамъ, годовымъ празьничкамъ, кiявськимъ, пячерськимъ и рымськимъ и русалимськимъ, и Исакову и Якову, и Антоняму и

Хвядосяму, и святому Юру и Ягору, и святому вотчу Миколу. И святый вотча Миколочка, вы скорые помощники, вы божiя угодники, вы

вяликiя молитвеньники, вы жъ скоранько помогаетя, - гэтому рабѣ бажаму чаловѣку, зьѣдъ замовляйтя, и злого чаловѣка на мхи на

болоты ссылайтя. И найсвеншая Марея ина стоиць у храми Господнямъ, дзяржиць ина свое ключики золотэя при столи, чаровнику и

злой хвороби замыкая губы и зубы, засылая ина яго и злую хворобу на мхи на болоты, на ницую лозу, на колючую грушу, дзѣ жъ быдлы

не бѣга́юць, дзѣ птицы не летаюць, дзѣ вужи-гады не живуць, тамъ нехай злый чаловѣкъ и злая хвороба проживая и пробывая.

(Церковищ. вол. Могил. у).

Заговоръ отъ "уроцъ" (сглазу):

Царица водица, красная дзявица, самоцвѣтница и угодница, и ходзила и гуляла, рыдысь-брыдысь обмывала, круты бе́реги обрывала,

жовты пяски приносила, бѣло каменьня, сыро кореньня. Обмывала царей, королей и увесь народъ хрисцiяньскiй, - обмый раба божаго

(имя). Уговарюю я яго уроцы стрѣшныя и попярешныя, подзивныи и посмѣшныи, жень-

скiй и мужське́й и дзявоцкiи лихеи. И ссылаю, издымаю усю печь яго, - не самъ собою, Господомъ Богомъ.

(М. Рудня, Оршанск. у.) *).

Заговоры и чародѣйства представляютъ наиболѣе интимную часть пережитковъ далекаго прошлаго. Когда мы обращались даже къ знакомымъ знахарямъ и чаровникамъ съ просьбою сообщить намъ извѣстные имъ заговоры, то почти всегда получали отказъ и увѣренiе, что они кромѣ того, какъ перекреститься, ничего не знаютъ. Въ силу этой интимности, въ силу того, что заговоры обыкновенно сохраняются въ одномъ какомъ-нибудь родѣ, а не пускаются въ оборотъ, не являются общимъ достоянiемъ, какъ, напр., пѣсни, - въ силую всего этого въ нихъ должны наиболѣе чисто сохраниться воззрѣнiя языческой старины. И дѣйствительно, въ нихъ фигурируютъ обычные предметы поклоненiя первобытныхъ людей: и дубы зеленые, коренистые, "вячистые", упоминаемые иногда ни къ селу, ни къ городу, - безъ всякой видимой связи съ остальнымъ текстомъ заговора, и вода чудодѣйственная, и борьба двухъ началъ - свѣта и тьмы, солнца и тучи, закрывающей его и такимъ образомъ лишающей людей его живительнаго дѣйствiя и вмѣсте съ темъ насылающей на все живое "тугу и болѣзни, черную и бѣлую немочь", тутъ и заря, отворяющая золотыми ключами

-------

*) Послѣднiе два заговора заимствованы изъ Бѣлорск. сборн. Е.Р. Романова, вып. V, гдѣ собранъ богатѣйшiй запасъ этого рода матерiаловъ.

небо, подымающая шелковый пологъ и выпускающая солнце и т.п. Однако, на ряду съ этими, несомнѣнно, первобытными чертами, въ нихъ заключаются и позднѣйшiя наслоенiя въ родѣ обращенiя къ помощи Божьей Матери и святыхъ, въ родѣ упоминанiя объ Iерусалимѣ, Iордань-рѣке, церкви, священникахъ. Тутъ очевидно произведена замѣна древнихъ воззрѣнiй новѣйшими, языческихъ божествъ - христiанскими святыми. Но это нимало не лишаетъ эти заговоры фетишистическаго характера, заключающагося въ самой сущности воззрѣнiй на значенiе заговоровъ, въ вѣре въ ихъ чудодѣйственную силу: "что скажется, то и сбудется". А эта вѣра крѣпко укоренилась въ народе. И всего печальнѣе то, что бѣлоруссы обращаются къ знахарю съ просьбой "дать воды" именно при серьезныхъ заболѣванiяхъ, когда обычныхъ народныхъ медикаментовъ, вродѣ питья липоваго цвѣта, натиранiя комфорой, тертой рѣдькой, хрѣномъ, паренья въ бане крапивой вмѣсто вѣника и т.п. бываетъ недостаточно.

II. Пережитки анимизма

Въ началѣ предыдущей главы мы коснулись про цесса осмысливанiя внешняго мipa, выражавшагося въ перенесенiи свойствъ человѣческой личности на внѣшнiе предметы. На ряду съ этимъ, въ душѣ первобытнаго человѣка развивался и другой процессъ, который антропологи называютъ анимизмомъ.

Сущность анимизма заключается въ томъ воззрѣнiи, что человѣкъ и всѣ чувственные предметы - двойственны; что они состоятъ изъ видимой, осязаемой оболочки, за которою скрывается нѣчто неуловимое, тонкое, невещественное, но всетаки существующее и тѣсно связанное съ нашимъ личнымъ существованiемъ, съ нашимъ страданiемъ и благополучiемъ.

Къ такому поняiю, по мнѣнiю Спенсера *), приводили дикаря наблюденiя надъ облаками, которыя то появляются, сгущаясь, въ извѣстныхъ очертанiяхъ, то таютъ и исчезаютъ; надъ звѣздами, появляющимися вечеромъ и исчезающими при дневномъ свѣтѣ; надъ

-------

*) Основ. Соцiол. т. 1.

вѣтромъ, который качаетъ деревья, вырываетъ ихъ съ корнями и однако невидимъ; также наблюденiя надъ такими явленiями, какъ, наприм., тѣни: онѣ хотя и похожи на тѣ предметы, которые ихъ отбрасываютъ, но отличаются не уловимостью, тѣмъ, что ихъ "изъ стѣны не вырубишь", а также и надъ такими, какъ отраженiе предметовъ въ водѣ, какъ эхо и т.п. Но самое главное значенiе въ процессѣ выработки анимистическаго строя мышленiя имѣли сновиденiя. Въ виду ихъ важности въ этомъ отношенiи, мы считаемъ необходимымъ остановиться на нихъ нѣсколько дольше.

Представьте себѣ дикаря, которому приснилось, что онъ охотится за оленемъ, убиваетъ его, жадно пьетъ его теплую кровь, пожираетъ лучшiе куски мяса. Вотъ къ нему приходятъ его знакомые; съ одними онъ дѣлится своей добычей, другихъ отгоняетъ прочь, вступаетъ съ ними въ драку... Онъ видитъ своихъ покойныхъ родителей, родственниковъ и сосѣдей, давно умершихъ. Словомъ, онъ живетъ во снѣ полною жизнью, нѣсколько отличною отъ той, которую онъ ведетъ на яву.

Какое объясненiе можетъ дать дикарь всѣмъ этимъ явленiямъ? Kaкie онъ долженъ сдѣлать отсюда выводы?

Съ одной стороны, онъ лежалъ неподвижно, закрывши глаза, что удостовѣряют бывшiе въ хижинѣ во время его сна; съ другой - онъ ясно помнитъ, что онъ ходилъ, охотился, видѣлъ, ѣлъ, пилъ и проч. Какъ то, такъ и другое - одинаково несомнѣнно. Примирить это противорѣчiе возможно только при допущенiи, что въ немъ существуетъ другое "я", которое

можетъ оставлять свою оболочку, тѣло, и удаляться въ мiръ, отличный отъ нашего, ибо въ этомъ мipѣ наблюдаются такiя явленiя, какихъ въ дѣйствительности не увидишь. Изъ того, что онъ видѣлъ во снѣ своихъ отсутствующихъ друзей и знакомыхъ, онъ долженъ заключить, что ихъ "я", что ихъ души, такъ же, какъ и его душа, способны покидать свои тѣла на болѣе или менѣе продолжительные сроки. Случаи обмиранiя, летаргiи, эпилепсiи и т.п , нерѣдко встрѣчаемые въ дѣйствительности, приводятъ дикаря къ тому же заключенiю и еще болѣе убѣждаютъ его въ справедливости своего предположенiя. Изъ того же, что онъ видѣлъ во снѣ своего дѣда или сосѣда, которые давно умерли, онъ долженъ заключить, что умеръ не весь его дѣдъ, а только одна грубо-вещественная его оболочка; что внутренняя сущность отжившаго предка, его душа, не умерла, а только переселилась въ особый мiръ, который и души живыхъ посѣщаютъ во время сна.

Такъ возникаетъ и укрѣпляется мнѣнiе объ аналогичности явленiй сна и смерти, мнѣнiе, что смерть есть продолжительный сонъ и что, слѣдовательно, умершie нуждаются въ удовлетворенiи потребностей, свойственныхъ живымъ людямъ. Отсюда же, мало по малу, развивается культъ предковъ, общiй всѣмъ первобытнымъ народамъ; а также отсюда ведутъ свое начало воззрѣнiя на происхожденiе нѣкоторыхъ болѣзней и средства къ лѣченнiю ихъ *).

-------

*) См. объ этомъ Спенсера - Основ. Соцiол. и Тэйлора - Первобыт. культур.

Пережитки анимистическаго строя мышленiя живо сохранились и въ мiросозерцанiи бѣлоруссовъ. Но мы здѣсь разсмотримъ только тѣ изъ нихъ, которые связаны съ представленiями о снѣ и сновидѣнiяхъ, душѣ и загробной жизни, относя въ особую главу анимистическiя воззрѣнiя на происхожденiе болѣзней и ихъ лѣченiе.

Сонъ i сновидѣнiя. Бѣлоруссы еще сохраняютъ воззрѣнiе, свойственное первобытной ступени умственнаго развитiя, что во время сна душа выходить изъ тѣла и посѣщаетъ разныя мѣста, въ томъ числѣ и такiя, которыя недоступны человѣку въ бодрственномъ состоянiи, какъ напримѣръ загробный мiръ. Однако она не покидаетъ тѣла совершенно. По мнѣнiю однихъ *) - она какъ бы вытягивяется изо рта въ видѣ неизмѣримой ленты, которая однимъ концомъ остается въ человѣкѣ, а другимъ можетъ быть, где хочетъ. Этимъ объясняется, что тѣло во время сна живо. Другiе же, игнорируя послѣднее соображенiе, полагаютъ, что душа выходить изъ тѣла вполнѣ, но, какъ бы далеко она не отлучилась, не упускаетъ тѣла изъ виду, и если ему грозить опасность или если спящаго будятъ, то спѣшить возвратиться на свое мѣсто. Какъ тѣ, такъ и другiе толкователи согласны въ томъ, что крѣпкiй сонъ, когда человѣка трудно разбудить, зависитъ отъ крайняго удаленiя души.

Сны - это видѣнiя души во время ея странствованiя. Въ реальности этихъ видѣнiй бѣлоруссы нимало

-------

*) Между прочими - Розалiн Осьмаковой - знахарки и толковательницы сновъ (Борисовск. yѣз.).

не сомнѣваются. Только надо ихъ, эти видѣнiя, понимать. Отсюда толкованiя сновъ. Одно понимается прямо, другое - аллегорически или по аналогiямъ, а иное толкуется въ обратномъ смыслѣ, - словомъ, предоставляется широкiй просторъ снотолкователямъ.

Приведемъ, для примѣра, нѣсколько традицiонныхъ толкованiй.

Видѣть во снѣ попа - имѣть дѣло съ нечистой силой; видѣть похороны - къ свадьбѣ; пожаръ - счатiе, богатство; видѣть бобы, горохъ - лить слезы; вырвать зубъ или лишиться какого нибудь члена своего тѣла - означаетъ смерть близкаго человѣка; если при этомъ течетъ кровь - значить умретъ кровный родственникъ и т.п.

Особое значенiе придается сновидѣнiямъ, въ которыхъ фигурируетъ кто нибудь изъ умершихъ родственниковъ. Тутъ надо стараться такъ или иначе угадать ихъ волю и исполнить ее *).

Пророческiй смыслъ придается также "сонному бреду". Но такъ какъ онъ часто бываетъ отрывоченъ, безсвязенъ, такъ что изъ него, при самыхъ грубыхъ натяжкахъ, мудрено вывести какое нибудъ заключенie, то, чтобы избѣжать этого, совѣтуютъ, лишь только начнется бредь, взять спящаго одной рукой за мизинецъ и, слегка поглаживая другой рукой его руку, да-

-------

*) Даже самое названiе сновидѣнiй указываетъ на отношенiе ихъ къ загробному мipy. "Видѣть во снѣ" - по бѣлорусски тризнить. Это слово стоитъ особнякомъ въ бѣлорусской рѣчи, не имѣя однокоренныхъ и производныхъ. Намъ кажется, что не будетъ излишней смѣлостью сблизить его съ древн. славянск. словомъ "тризна".

вать ему вопросы; тогда онъ будетъ отвѣчать связно и толково и не будетъ въ состоянiи утаить что-нибудь. Между прочимъ, такимъ способомъ ревнивые мужья испытываютъ вѣрность своихъ женъ.

Понятiе о душѣ. Изъ предыдущего отчасти видно, что бѣлоруссы представляютъ себѣ душу, какъ нѣчто матерiальное, но болѣе тонкое, чѣмъ осязаемые предметы. Душа, по ихъ объясненiю, - "духъ", паръ (какъ въ банѣ), который можетъ безконечно измѣнять свою форму и принимать различные образы, а равно быть невидимыми Многiе положительно увѣряютъ, что они, будучи при умирающемъ, видѣли, какъ душа выходитъ изо рта въ видѣ пара *). Въ недавнiя времена, а въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи и теперь, тотчасъ поелѣ смерти одного изъ домашнихъ, ставятъ на столѣ миску съ водой и вѣшаютъ передъ образами или около окна чистое полотенце, чтобы душа могла умыться и утереться.

Въ случаѣ, долгой агонiи, когда "душѣ трудно разстаться съ тѣломъ", открываютъ отдушину, а иногда выдираютъ изъ потолка доску, чтобы дать душѣ свободный выходъ на вольный воздухъ.

Чаровникамъ, что "душу чорту запродали", особенно трудно умирать; имъ не помогаетъ и "громничная" свѣча **), которую, обыкновенно, даютъ въ руку умирающимъ: душа ихъ, зная, что ее ожидаетъ

-------

*) Въ Малороссiи, наоборотъ, крестьяне полагаютъ, что душа, подобная пару, существуетъ только у нехристей.

**) Освященная на "Громницы" (2 февр.), предохраняющая отъ грома и пожара.

въ загробномъ мipѣ, не хочетъ покидать тѣла, и черти выдираютъ ее особыми крючьями.

Загробный мiръ и пережитки культа предковъ. Поелѣ смерти человѣка душа его не сразу переходитъ въ загробный мiръ: сорокъ дней она еще остается въ родномъ селѣ; изъ нихъ сначала шесть дней бродитъ около дома и три дня по своимъ огородамъ и полямъ. Поелѣ этого срока она или отправляется на тотъ свѣтъ, куда ей предназначено - въ пекло, въ отхлань (нѣчто въ родѣ чистилища), въ рай - или же остается здѣсь, на землѣ, отбывать свою "покуту": поселяется въ деревѣ (такое дерево скрипитъ), въ животномъ и даже въ человѣкѣ. Такой человѣкъ страдаетъ всю жизнь, пока поселившаяся въ немъ душа не искупитъ своихъ грѣховъ.

Эти послѣдовательные переходы души во время путешествiя ея въ загробный мiръ сопровождаются "поминальными столами", вѣроятными остатками языческой тризны, основанными на томъ представленiи, что человѣкъ и по смерти нуждается въ пищѣ и питьѣ и что удовлетворенiе этихъ потребностей покойника есть нравственный долгъ его родственниковъ, за невыполненiе котораго они рискуютъ подвергнуться мести со стороны умершаго. Первый поминальный столъ устраивается въ день погребенiя и приглашаются къ этому столу всѣ бывшiе на "хавтурахъ". Обязательныя блюда - кутья, клецки и блины; что сверхъ этого - зависитъ отъ состоятельности родственниковъ покойника, но чѣмъ больше будетъ "потравъ", кушаньевъ, тѣмъ больше чести умершему. Ни одинъ поминальный столъ

не обходится безъ водки, но пьютъ въ мѣру: напиться допьяна, какъ это бываетъ на свадьбѣ, на крестинахъ, въ этомъ случаѣ было бы неприличiемъ. Пьютъ не только постороннiе, но и близкiе покойному люди, пьютъ, чтобы заглушить горе, чтобы притупить сознанiе невозвратимой потери. Застольныя бесѣды посвящаются памяти "небожчика", при чемъ выставляются на видъ только лучшiя стороны его характера и только похвальные поступки.

Другiе поминальные столы - шестины, девятины, сорочины и погодки - ничѣмъ не отличаются отъ вышеописаннаго, и даже шестины и девятины въ послѣднее время рѣдко устраиваются: развѣ ужь семья покойнаго очень богата и желаетъ оказать ему особую честь. Но сорочины и погодки должны быть обязательно справляемы. Первые, если то позволяетъ время года, сопровождаются "прикладзинами", т.е. приведенiемъ въ приличный видъ могилы и постановкою креста или памятника. Памятники ставятся изъ камня, изъ дерева, отесаннаго на подобiе гроба, а въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ сооружается надъ могилою маленькiй домикъ. На сорочины приглашаются только родственники и ближайшiе сосѣди. Поелѣ постановки креста или памятника, женщины начинаютъ, обыкновенно, голосить по усопшемъ, "причитывать", припадая къ его могилѣ. Причитанье - это слезная импровизацiя, въ которой, съ одной стороны, дается исходъ естественному чувству горести, но вмѣстѣ съ тѣмъ это обрядъ, такъ сказать, публичное выраженiе горя, связанное съ восхваленiемъ покойнаго: нѣчто въ родѣ

надгробныхъ рѣчей, принятыхъ въ образованномъ обществѣ. Въ этомъ смыслѣ причитанью придается немаловажное значенiе, такъ что, напримѣръ, одинокiе люди нерѣдко скорбятъ о томь, что на ихъ могилѣ некому будетъ плакать. Иногда роль плакальщицъ берутъ на себя постороннiя женщины, но это выходитъ изъ обычая. По окончанiи голошенiя для присутствующихъ устраивается трапеза тутъ же на могилѣ, когда это удобно, или въ хатѣ.

Если въ могилѣ находятъ человѣческiя кости, то или роютъ яму въ другомъ мѣстѣ, или бросаютъ въ нее мѣдную монету на покупку мѣста у прежняго владѣльца, "кабъ небожчики не дралися".

Погребенiе, подъ влiянiемъ духовенства и школы, въ послѣднее время болѣе или менѣе очистилось отъ языческихъ обычаевъ; но и теперь иногда кладутъ въ карманъ покойнику-курильщику трубку съ табакомъ, а нюхальщику - табакерку. Въ недавнiя же времена клали ножи, гребни, а мастерамъ нѣкоторые ихъ инструменты, а тѣмъ, кто любилъ выпить, и водку ставили въ бутылкахъ или "глякахъ" (глиняныя бутылки). На кладбищахъ, копая могилы, иногда находятъ эти вещи *).

Теперь въ этомъ отношенiи сталъ распространяться болѣе возвышенный взглядъ: самымъ вѣрнымъ спосо-

-------

*) Ходятъ разсказы, что копалищики ямъ находили бутылки съ водкой. Кто выпивалъ ее, то тутъ же падалъ мертвымъ, потому что водка напиталась "мертвымъ духомъ". Намъ случалось видѣть вырытые "гляки", но они были безъ водки, потому что пробка сгнила и водка вылилась или испарилась.

бомъ для передачи чего нибудь покойнику считается даренiе нищему. Это мнѣнiе отразилось даже въ народномъ творчествѣ. Такъ въ одной сказкѣ говорится, что одинъ покойникъ, явясь на тотъ свѣтъ, былъ очень удивленъ, когда ангелъ подвелъ его къ пустому столу, тогда какъ другiе покойники имѣли передъ собой столы, уставленные разными "напитками и наѣдками". Онъ проситъ разъяснить ему: почему это такъ? что онъ за исключенiе? Ему отвѣчаютъ, что те, которые имѣютъ пищу, принесли ее съ собой. Тогда онъ проситъ Бога отпустить его домой, чтобы запастись пищей, такъ какъ ему нечего ѣсть. Не умирать же ему съ голоду? Богъ его отпустилъ. Явился этотъ человѣкъ домой и приказалъ своимъ домочадцамъ приготовить самой разнообразной пищи и питья и при томъ въ возможно большомъ количествѣ. Приготовили изрядный запасъ. Все это свалили ему въ могилу. Отправился онъ и самъ на кладбище въ сопровожденiе друзей и знакомыхъ. Слѣдомъ шло много нищихъ, которые просили у него подаянiя. Но онъ, изъ жадности, ничего не хотѣлъ имъ дать. Случилось, что одинъ пирогъ, при перевозкѣ, свалился въ грязь. Постыдился онъ нести его на тотъ свѣтъ и отдалъ нищему. Чуть только легъ этотъ человъкъ въ гробъ, какъ и очутился на томъ свѣтѣ. Подходитъ онъ къ своему столу и видитъ, что на немъ лежитъ только тотъ грязный пирогъ, что онъ отдалъ нищему.

Въ этомъ разсказѣ, несомнѣнно, слышится протестъ противъ грубо-матерiалистическаго взгляда на загробный мiръ. Однако прогрессъ въ этомъ отношенiи сдѣ-

ланъ еще незначительный: большинство и по сей день вѣрятъ, что матери, оставившiя поелѣ смерти грудныхъ младенцевъ, являются ихъ кормить, и частыя боли въ животѣ ребенка приписывание недоброкачественности "мертвецкаго" молока; объ этомъ же свидѣтельствуютъ и вѣрованiя въ дѣдовъ и бабъ и обряды, основанные на этихъ вѣровашяхъ.

Такъ, по возрѣнiямъ бѣлоруссовъ, весной, вмѣстѣ съ оживанiемъ природы, съ пробужденiемъ ея отъ зимняго сна, оживаютъ и души мертвыхъ и выходятъ изъ тѣсныхъ гробовъ на вольный свѣтъ. Полагаютъ, что онѣ нуждаются въ пищѣ и питьѣ, что онѣ ѣдятъ и пьютъ, но рѣдко: три-четыре раза въ годъ съ нихъ вполнѣ достаточно. Для удовлетворенiя этой потребности и въ знакъ уваженiя къ предкамъ, пepioдически устраиваются поминальные столы, по-бѣлорусски - "дзяды" *). Въ такiе дни всѣ какъ-то торжественно настроены, полны ожиданiя чего-то таинственнаго. Разговоры, обыкновенно, вращаются около умершихъ; вспоминаются обстоятельства ихъ жизни, вскусы, привычки; чисто случайныя явленiя приводятся въ связь съ обитателями загробнаго мipa: сядетъ, напримѣръ, птичка на окно, какъ ужъ въ ней видятъ душу покойника, который чего-то хочетъ отъ родныхъ, о чемъ-то напоминаетъ имъ. Начинаются догадки, предположенiя... Старики, которые уже хранятъ "сорочку на смерть", видятъ въ этомъ знаменiе своей близкой

*) Въ Бѣлоруссiи "дзяды" справляются въ субботу предъ мясонустною недѣлей, во вторникъ на Өоминой, на канунѣ Троицы и 24 октября (Дмировскiе дзяды).

кончины: "Это такой то, говорятъ они, за мной являлся; нужно готовиться въ дальнюю дорогу"... Въ этотъ день обязательно чистятъ избу, словно бы къ прiемy дорогихъ гостей.

"Дзѣдуюць" поздно вечеромъ. Покрываютъ столъ бѣлой скатертью, кладутъ хлѣбъ-соль, ставятъ кутью; предъ образами зажигается свѣча, - и всѣ молятся за усопшихъ. Послѣ сего хозяинъ выходитъ за дверь и призываетъ предковъ, "дзядовъ", раздѣлить со всѣми домочадцами обрядовую трапезу, которая доходить до 7 блюдъ. Ѣдятъ "покладаючися", т.е. проголятъ ложку "потравы" и предоставляютъ то же сдѣлать дзѣдамъ - кладутъ для нихъ свои ложки. Но, принимая во вниманiе, что дзѣдовъ можетъ быть больше, чѣмъ кладется ложекъ, хозяева отливаютъ и откладываютъ всякой пищи на окна и подъ столъ.

Есть обычай - ничего не убирать со стола поелѣ этой вечери, чтобы "дзѣдамъ" было что ѣсть, когда они соберутся ночью.

Бабы справляются на канунѣ дзѣдовъ. Но этотъ обычай распространенъ весьма мало; мы наблюдали его только въ Лепельскомъ уѣздѣ. По существу обрядовая сторона "бабъ" ничѣмъ не отличается отъ "дзѣдовъ", только блюдъ готовится меньше.

Радоуница, или "небожчицкiй великъ день" (вторникъ на Өоминой недѣлѣ) отличается отъ другихъ дзѣдовъ тѣмъ, что въ этотъ день поминальная трапеза устраивается непремѣнно на могилкахъ. Въ этотъ день хозяйки обязательно пекутъ "грибки", т.е. толстые блины изъ пшеничной муки, на маслѣ и яйцахъ; запа-

саются водкой; къ этому прибавляются куличи, яйца, сыръ, масло и другiе остатки пасхальныхъ яствъ. Все это, завязанное въ скатерть, несутъ на кладбище; тамъ покрываютъ скатертью могилу, которая къ этому дню проводится въ порядокъ, и разставляютъ на ней принесенное. Что не съѣдятъ, оставляютъ на могилѣ; на нее же льютъ водку, если покойникъ любилъ выпить, сыплютъ табакъ, если онъ былъ курильщикъ или нюхалыцикъ. Иные, сѣдуя болѣе возвышенному взгляду, всѣ остатки отдаютъ нищимъ, оставляя на могилѣ только пасхальное яйцо.

Вампиры. Самымъ чудовищнымъ порожденiемъ первобытного анимизма, несомнѣнно, явлется вѣра въ вампировъ или, по бѣлорусскому произношенiю, вупароу, упырей. Эти чудовища страшно кровожадны; особенно они любятъ кровь человечѣскую, но, при случаѣ, не брезгаютъ и кровью животныхъ.

Только люди, знавшiеся при жизни съ нечистой силой, превращаются по смерти въ вампировъ. По ночамъ они приходятъ въ дома своихъ бывшихъ недруговъ, а иногда даже друзей и родныхъ, ложатся на грудь избранной жертвы, припадаютъ губами къ ея сердцу и высасываютъ горячую кровь. Увидевъ "вупара", можно узнать, кѣмъ онъ былъ при жизни, ибо основныя черты онъ сохраняетъ и послѣ смерти, только у него губы раздуваются отъ частаго сосанiя, а языкъ дѣлается остеръ, какъ змѣиное жало. Его-то вупаръ и запускаетъ въ грудь человѣка и потомъ изъ ранки высасываетъ кровь. Рана остается небольшая, такъ что ее и не замѣтишь, тѣмъ болѣе, что вам-

пиръ ее искусно засасываетъ. Только по блѣдному лицу - такъ говорить повѣрье - можно узнать жертву алчности вампира. Тогда нужно пригласить свѣдущаго человѣка, знахаря, чтобы узнать, кто этотъ вупаръ. Впрочемъ, для смѣльчака - это дѣло нетрудное. Нужно на ночь спрятать подъ сосудъ зажженную восковую свѣчку, стараясь, чтобы свѣчка не потухла. А послѣ. полуночи - когда разгуливаетъ нечистая сила - нужно, по временамъ, приподнимать сосудъ и освѣщать комнату. При внезапномъ освѣщенiи вупаръ виденъ. Тогда бей его на отмашь осиновымъ полѣномъ, заранѣе, конечно, приготовленнымъ. Такимъ образомъ его можно "отвадить" отъ этого дома. Но чтобы окончательно прекратить его ночныя похожденiя, для этого повѣрье рекомендуетъ присмотрѣться, на кого изъ умершихъ извѣстныхъ чаровниковъ онъ похожъ. Узнавши, надо раскопать гробъ этого чаровника, отрубить ему голову и положить ее между ногъ, а тѣло прибить къ землѣ осиновымъ коломъ. Это считается радикальнымъ средствомъ противъ вампира.

III. Пережитки олицетворенiй

При посредствѣ сновидѣнiй и нѣкоторыхъ другихъ факторовъ, первобытный человѣкъ, какъ мы видѣли, научился одухотворять предметы, находить за ихъ чувственной, матерiальной оболочкой неуловимую, неосязаемую сущность, - словомъ, пришелъ къ заключенiю о двойственности какъ его самого, человѣка, такъ и всего внѣшняго мipa.

Это весьма важный шагъ впередъ въ процессѣ развитiя человѣческой мысли и въ дѣлѣ выработки мipoсозерцанiя. Воженъ онъ и самъ по себѣ, и по своимъ дальнѣйшимъ послѣдствiямъ. Достаточно обратить вниманiе на то обстоятельство, что фантазiя, подъ влiянiемъ сновидѣнiй, создавая мiръ грезъ, наполняя его причудливыми образами, тѣмъ самымъ шевелила застывшiй мозгъ дикаря, пробуждала его коснѣющую мысль, призывала ее къ дѣятельности. Работа мысли не пропадаетъ даромъ: она даетъ въ результатѣ или увеличенiе запаса знанiй, большую точность ихъ, или улучшенiе мыслительной способности; всякiй шагъ на этомъ пути облегчаетъ следующiй, иногда его обу-

словливаетъ. Пробужденная мысль первобытнаго человѣка, подчиняясь данному ей толчку, начинаетъ углубляться въ раскрывающiйся предъ ней мiръ, проникаетъ въ него дальше и разностороннѣе, чѣмъ это было возможно при одномъ грубо-матерiалистическомъ отношенiи къ предметамъ наблюденiя. Если прежде, въ перiодъ фетишизма, дикарь зналъ отдѣльные предметы, легко подмѣчалъ единичные признаки, то на дальнѣйшей ступени развитiя, по мѣрѣ накопленiя наблюденiй, онъ сталъ подмѣчать болѣе общiе признаки, видовые и родовые, - и умъ его, поднятый анимистическимъ строемъ мышленiя на высшую ступень, получилъ нѣкоторую способность къ отвлечнiямъ: онъ разбилъ наблюдаемыя явленiя на группы, сообразно ихъ общимъ признакамъ, и создалъ соотвѣтствующiя понятiя видовыя и родовыя. Прежде, положимъ, первобытный человѣкъ зналъ березу, сосну, дубъ, - теперь онъ знаетъ дерево. Прежде, положимъ, онъ зналъ свой огонь, приносилъ ему жертвы, попросту - кормилъ его, бросая въ очагъ часть своей добычи, въ благодарность за то, что онъ его обогрѣлъ; но замѣтивъ тождество между своимъ огнемъ и всякимъ другимъ, онъ сталъ поклоняться огню вообще и приносить ему жертвы. То же самое можно вывести и относительно другихъ предметовъ, которымъ поклоняются дикари.

Съ теченiемъ времени, вслѣдствiе накопленiя все большаго и большаго количества наблюденiй, при чемъ предполагается, что умъ человѣческiй ихъ переваривалъ, группировалъ, обобщалъ; вслѣдствiе педагогическаго влiянiя старшихъ поколѣнiй, болѣе опытныхъ,

на младшихъ; вслѣдствiе, наконецъ, такихъ факторовъ, какъ естественный подборъ и борьба за существованiе, изъ которыхъ первый подхватывалъ улучшенiя въ органѣ мышленiя, передавая ихъ по наслѣдству, закрѣпляя ихъ въ потомствѣ, а второй давалъ побѣду умнѣйшему, болѣе приспособленному къ борьбѣ, - вслѣдствiе всего этого мысль человѣческая, въ рядѣ поколѣнiй, все болѣе и болѣе совершенствовалась, становилась способной къ болѣе широкимъ обобщенiямъ и отвлеченiямъ.

Отсюда въ процессѣ выработки мiросозерцанiя вотъ что выходитъ. Человѣкъ, подмѣтивъ единообразiе извѣстнаго класса явленiй, заключаетъ о единствѣ воли ихъ производящей. Но волю онъ знаетъ только въ личностяхъ; поэтому онъ создаетъ личныхъ дѣятелей, управляющихъ этими явленiями. Подобно тому, какъ нѣкогда онъ переносилъ на предметы внѣшняго Mipa свойства своей личности, такъ и теперь воображаемыхъ дѣятелей природы онъ творитъ по образу и подобiю своему, надѣляя ихъ свойствами, присущими человѣку. Такъ наступаетъ стадiя политеизма, олицетворяются стихiи, являются "ово боги небеснiи, а другiи земнiи, а другiи польстiи (полевые), а другiи воднii". ..

Характеръ этихъ олицетворенiй, ихъ свойства, ихъ размѣры, ихъ сила зависитъ, какъ показалъ Бокль *), главнымъ образомъ, отъ общаго вида природы, среди которой обитаетъ данный народъ. Такъ напримѣръ въ странахъ, наполненныхъ высокими горами,

-------

*) Истор. цивилиз. въ Англiи, т. I.

вершины которыхъ покрыты вѣчнымъ снѣгомъ, подверженныхъ частымъ землетрясенiямъ и вулканическимъ изверженiямъ; въ странахъ, гдѣ протекаютъ большiя рѣки, причиняющiя страшныя наводненiя, иногда образующiя шумныя водопады, гдѣ свирѣпствуютъ опустошительные ураганы, гдѣ растительность пышна, могуча, недоступна для человѣка, гдѣ множество ядовитыхъ змѣй, кровожадныхъ звѣрей, словомъ, гдѣ жизнь дикаря въ постоянной опасности, - въ такихъ странахъ, умъ первобытнаго человѣка, подавленный величiемъ природы, цѣпенѣетъ, мало развивается, а фантазiя, возбуждаемая разнообразными явленiями къ дѣятельности и не регулируемая, не сдерживаемая въ надлежащихъ предѣлахъ разсудкомъ, напротивъ, чрезмѣрно развивается. Дѣло понятное. Съ одной стороны, сопоставляя, сравнивая свои слабыя силы съ силами величественной природы, человѣкъ, невооруженный знанiемъ, долженъ притти къ печальному сознанiю своего безсилiя, а при такихъ условiяхъ у него едва-ли могутъ пробудиться попытки къ ближайшему изслѣдованiю природы, къ подчиненiю ея своей власти, ибо сознанiе своего безсилiя - плохой помощникъ во вся-комъ дѣлѣ, въ томъ числѣ и въ дѣлѣ изслѣдованiя природы, проникновешя въ ея тайны. Съ другой стороны, непониманiе грозныхъ явленiй природы порождаетъ страхъ передъ ними, а страхъ возбуждаетъ фантазiю, иногда до болѣзненности. Естественно, что воображенiе, пораженное страхомъ, олицетворяя грозную, могущественную стихiю, придаетъ своему созданiю соотвѣтственно грозный, могущественный, даже чудовищный образъ.

Совершенно противоположное мы видимъ на крайнемъ сѣверѣ. Чрезвычайное однообразiе природы этого края, а слѣдовательно и скудость впечатлѣнiй отъ внѣшней дѣйствительности, обусловило бѣдность миөологическаго творчества его обитателей. Тамъ мачиха-природа, такъ сказать, придавила своей ледяной рукой творчество своихъ пасынковъ, парализовало его.

Среднее между двумя этими крайностями представляетъ намъ природа умѣренныхъ странъ, особенно тѣхъ мѣстностей, гдѣ нѣтъ высокихъ горъ, вулкановъ и частыхъ землетрянiй, гдѣ растительность не столь пышна и недоступна, какъ въ странахъ тропическихъ, гдѣ крупныхъ хищниковъ и другихъ вредныхъ животныхъ гораздо меньше, гдѣ климатъ здоровѣе, словомъ - гдѣ природа представляется заботливою матерью, которая не балуетъ своихъ дѣтей излишней роскошью, не изнѣживаетъ ихъ, но и не пугаетъ своей суровостью или недоступностью. Въ такихъ странахъ умъ человѣческiй менѣе запуганъ, критическая мысль болѣе развита и ракновѣсiе между развитiемъ ума и фантазiи не нарушено, а вслѣдствiе этого и образы миөологическаго творчества обитателей такихъ мѣстностей лишены чрезмѣрной чудовищности и колоссальности, болѣе подходятъ къ размѣрамъ человѣческой личности.

Въ зависимости отъ природы бѣлорусскаго края, не блещущей, какъ извѣстно, яркими красотами, величественностiю, могуществомъ, недоступностiю, и оли-

цетворенiя ея силъ и другiя созданiя миөологическаго творчества бѣлоруссовъ, поскольку они сохранились въ памяти и воображенiи этого народа, также не отличаются величiемъ, особеннымъ могуществомъ, пластичностью своихъ формъ, отчетливостью очертанiй; напротивъ, почти всѣ они блѣдны, расплывчаты, недостаточно опредѣленны. Надо полагать, что они потускнѣли отъ времени, поистерлись, какъ стирается старая монета отъ долговременнаго употребленiя; но, въ силу вышесказанныхъ основанiй, можно думать, что и въ былыя времена они не отличались особенной яркостью и рельефностью.- Отъ некоторыхъ миөологическихъ созданiй сохранились лишь незначительные обрывки, клочки, по которымъ нельзя составить цѣльнаго представленiя.

Чуръ. Такъ напримѣръ бѣлорусское заклятiе, употребляемое для огражденiя отъ нечистой силы: "Чуръ мяне!" - представляетъ, какъ думаютъ, обращенiе къ покровительству божества Чура или Щура. Названiе отдаленнаго предка, производное отъ Щуръ, именно - пращуръ, употребляемое и теперь не только у бѣлоруссовъ, но и у великоруссовъ и малоруссовъ, даетъ основанiе предполагать, что Чуръ - божество родовое, предокъ, родоначальникъ, который и по смерти "радѣетъ" своему роду и охраняетъ его членовъ отъ козней духовъ враждебныхъ родовъ и вообще отъ всякой нечистой силы. Другое производное бѣлорусское слово отъ этогоже имени "зачураться" значитъ призвать Чура и тѣмъ оградить себя отъ нечистой силы, а

также значитъ провести черту углемъ или мѣломъ *) или чѣмъ-нибудь другимъ на землѣ или на полу, за которую, согласно повѣрiю, никакая нечистая сила не можетъ перейти. Такъ "чураются" всѣ тѣ, которымъ приходится имѣть дѣло съ нечистой силой, особенно съ вампирами; такъ "чураются" въ подобныхъ же случаяхъ герои народныхъ сказокъ. Изъ этого можно заключить, что Чуръ, вѣроятно, считался охранителемъ границъ родовыхъ владѣнiй, что онъ не позволялъ другимъ духамъ проникать за черту, за свою межу. Это мнѣнiе отчасти подкрѣпляется смысломъ другого бѣлорусскаго глагола: "отчураться", что вообще значитъ - не касаться, считать себя непричастнымъ, а въ частности значитъ отказаться отъ батьковщины. Даже и въ первомъ случаѣ, когда желаютъ выразить окончательный, рѣшительный отказъ отъ чего-нибудь, то употребляютъ выраженiе: "отчураться хаты и таты". Это наводитъ на мысль, что первоначальный смыслъ слова выражалъ отказъ отъ родового имущества и рода, означалъ, такъ сказать, выходъ изъ-подъ власти и вѣдѣнiя Чура. Вотъ, кажется, и все, что сохранилось въ языкѣ народа относящегося къ Чуру, но въ воображенiи народа не остадюсь о немъ никакого представленiя.

Пережитки вѣрованiй въ усадебныхъ божествъ. Болѣе посчастливилось въ этомъ отношенiи другимъ

-------

*) Угли для этого надо выбирать изъ печи, вытопленной въ Страстной четвергъ до восхода солнца, или брать съ "каганца", когда справляется "женитьба комина", а мѣлъ реко-мендуютъ употреблять тотъ, которымъ пишутъ кресты на косякахъ въ день Крещенiя.

первобытнымъ божествамъ, которыхъ мы назвали бы усадебными, ибо подвѣдомственная имъ область ограничивается крестьянской усадьбой; впрочемъ, даже и эта тѣсная сфера размежевана между ними довольно точно и опредѣленно. Мы говоримъ о дымовомъ (домовомъ) или хатникѣ, ёуникѣ или гуменникѣ, лазьникѣ и хлѣуникѣ. Первыя три божества разнятся только названiями, да сферою своего влiянiя, а по своему характеру и даже по своему виду, или, вѣрнѣе, по тому виду, которымъ ихъ надѣляютъ бѣлоруссы, сходны между собою. Есть основанiя полагать, что хатникъ, евникъ и лазьникъ (отъ лазьня - баня) - это олицетворенiя первобытнаго домашняго фетиша - огня.

Хатникъ или дымовый напоминаетъ собою великорусскаго домового. Въ воззрѣнiяхъ белорусса онъ надѣляется всѣми качествами домовитаго хозяина. Тѣ, кому онъ "здавауся", какъ выражаются бѣлоруссы, т.е. представлялся, привидѣлся, - говорятъ, что онъ имѣетъ видъ старенькаго дѣдка, съ сѣдой бородою и длинными сѣдыми волосами; одѣтъ онъ въ "насоу" (бѣлорусск. холщевый кафтанъ), а друпе говорятъ - въ бѣлую рубаху; подпоясанъ онъ "дягой" (ременнымъ поясомъ), а по другимъ версiямъ - лыкомъ. Спитъ онъ на печи или подъ печью, поэтому его иногда называютъ подпечникомъ. Встаетъ онъ рано и пугаетъ пѣтуха, толкая его. Пѣтухъ, съ испугу, хлопаетъ крыльями и кричитъ, чѣмъ будитъ хозяевъ на работу. Иногда домовой, какъ говорятъ многочисленные

разсказы и повѣрья о немъ, вздуваетъ огонь и идетъ въ клѣть или въ "свиренъ" (амбаръ) и просушиваетъ хлѣбъ, пересыпая его горстями; заглядываетъ въ хлѣвъ и задаетъ корму лошадямъ и коровамъ, гладитъ ихъ и холитъ. Такiя ухаживанiя "господаря" (другое назваше домового) очень благодѣтельны: зерно "спорнѣетъ" отъ пересыпанiй домового, скотъ становится бодрымъ и выносливымъ отъ его поглаживанiй. "Господарь" любитъ дружную семью, онъ не терпитъ сварливыхъ бабъ и иногда строго наказываетъ зачинщиковъ семейныхъ несоглаай: ночью, во время сна, онъ наваливается зачинщику на грудь и душитъ его. Иногда же онъ любитъ и пошалить, когда въ хорошемъ расположенiи духа, когда всѣ дѣла идутъ хорошо и хорошее предвидится въ будущемъ: тогда онъ пляшетъ на "лавѣ" въ хатѣ или въ клѣти или въ сѣняхъ. Когда же семьѣ предстоятъ несчастiя, онъ, предчувствуя это, начинаетъ завывать по ночамъ и этимъ предупреждаетъ хозяина. Съ домовымъ нужно жить въ мiрѣ, нужно умѣть ему угождать, а это требуетъ извѣстнаго искусства со стороны домохозяина. Прогнѣвишь домового - и онъ не только не будетъ "спрiять", но даже можетъ повредить въ хозяйствѣ.

Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи (Борисовскiй и Лепельскiй уѣзды), при закладкѣ новаго дома, подъ однимъ изъ угловъ отрубаютъ голову пѣтуху, которую и зарываютъ тутъ же въ землю или просто кладутъ подъ угловой камень. Пѣтуха же зажариваютъ для обычной закуски при закладкѣ всякаго новаго зданiя. Иногда этотъ обрядъ совершается при

закладке печи *). Это несомнѣнно остатокъ прежнихъ жертвъ домовому; тѣмъ болѣе, что въ древности куръ часто приносили въ жертву богамъ, какъ объ этомъ, между прочимъ, упоминается въ словѣ Христолюбца: "Куры имъ (богамъ) рѣжють".

Къ отголоскамъ первобытныхъ жертвоприношенiй домовому также надо отнести повсемѣстно распространенный въ Бѣлоруссiи обычай затыкать въ углы и щели дома человѣчьи волосы, вычесанные или остриженные, и ногти. Въ настоящее время домовые, какъ видно, менѣе кровожадны, если, вмѣсто животрепещущаго мяса и теплой крови, довольствуются такими неудобоваримыми вещами, какъ волосы и ногти.

Намъ кажется, что домовой представляетъ съ одной стороны антропоморфизацiю огня, домашняго очага, на что указываетъ названiе "дымовый" **), а также то обстоятельство, что его мѣстопребыванiе главнымъ образомъ прiурочивается къ печи, къ очагу. Правда, по тѣмъ же вѣрованiямъ, живетъ онъ и въ клѣти; но клѣти въ Бѣлоруссiи въ большинствѣ слу-

-------

*) Пониманiе значенiя этого обряда утеряно бѣлоруссами: совершается онъ просто по традицiи. Намъ, впрочемъ, объясняли зачѣмъ отрубаютъ голову пѣтуху при закладкѣ печи: "чтобъ куры плодилися". (Зимой ихъ держатъ въ подпечникѣ).

**) Впрочемъ, можетъ быть, что это искаженное произношенiе великорусскаго "домовой"; это названiе (дымовый) малоупотребительно въ Бѣлоруссiи: домовой больше слыветъ подъ именемъ господаря, хатника, подпечника, иногда - запечника. Но если даже это только неправильное произношенiе великорусскаго слова, то и оно характерно, такъ какъ показываетъ, что домового, хатника народъ ставитъ въ непосредственную связь съ огнемъ.

чаевъ устраиваютъ теплыя, съ печами, чтобы можно было пускать туда зимнiй приплодъ домашнихъ животныхъ и ставить все то, что не должно замерзать (такiя клѣти называются истопками, издобками; отъ слова - топить, тепливо), и тамъ, въ клѣти, его помѣщаютъ на печи или подъ печью, что не только не опровергаетъ нашего предположенiя, а скорѣе подкрѣпляетъ его. Съ другой стороны - на домового, вѣроятно, перенесены нѣкоторыя черты Чура, обоготвореннаго родоначальника, ибо домовой, по повѣрiямъ, отличается такими аттрибутами, которые свойственны родовому божеству: домовой, напр., убаюкиваетъ раскричавшихся дѣтей и надсматриваетъ за ними, если они предоставлены самимъ себѣ *).

Евникъ и Лазьникъ. Но за то отъ домового отдѣлились евникъ и лазьникъ, которые тоже, несомнѣнно, "огненнаго происхожденiя", тоже олицетворенiя огня. Они получили свои особыя, слишкомъ ужъ узкiя, области: первый - евню (овинъ), второй - лазьню (баню). Бѣлоруссiй овинъ и баня, по своему устройству, очень мало отличаются другъ отъ друга, и овинъ нерѣдко замѣняетъ баню. Также мало отличаются другъ отъ друга и ихъ сберегатели, такъ что мы можемъ считать евника и лазьника родными братьями и ближайшими родственниками домового.

Евникъ живетъ въ овинѣ, въ печкѣ или на печкѣ; по внѣшности онъ отличается отъ домового только тѣмъ, что этотъ послѣднiй "сдается" въ бѣломъ "на-

-------

*) Отсюда, вѣроятно, пословица: Богатому чортъ дѣтей колышеть.

совѣ", а евникъ черенъ (надо полагать - отъ постоянной копоти безтрубой печи), только глаза, какъ угли горятъ. Тотъ и другой съ рѣшительно хозяйственными наклонностями: евникъ по ночамъ подметаетъ гумно, вѣетъ зерно, придаетъ ему "спорню", а у знающихъ хозяевъ даже молотить по утрамъ.

Когда насаживаютъ евню, т.е. кладутъ снопы для просушки, то бросаютъ снопъ въ огонь; также по окончанiи молотьбы, оставляютъ снопъ ржи въ евнѣ, чтобы евнику "была занятка". Если прогнѣвить его, то онъ начнетъ бросать снопы въ огонь и сожжетъ овинъ - такъ объясняютъ бѣлорусскiе крестьяне частые пожары овиновъ, происходящiе отъ дурной насадки сноповъ.

Лазьникъ любитъ париться и мыться; ему оставляютъ для этой цѣли вѣникъ и воду. Свои омовенiя онъ совершаетъ поелѣ полуночи, а потому не любитъ, чтобы кто-нибудь оставался до этого времени въ банѣ. Если же кто остается такъ долго, то лазьникъ начинаетъ бросать съ печи камни, стараясь убить дерзновеннаго.

Хлѣвникъ. Нѣсколько инымъ характеромъ отличается хлѣвникъ. Домовой и евникъ всегда желанные гости, съ ними дружатъ, имъ угождаютъ. Они сравнительно нрава безобиднаго, заботятся о прiумноженiи хозяйства, если живутъ въ ладу съ хозяиномъ. Но не таковъ хлѣвникъ и не таково отношенiе къ нему. Какъ только обнаруживаютъ, что онъ завелся, сейчасъ же стараются его выжить, избавиться отъ него. И не диво! По поверiю - онъ портитъ скотъ; онъ ѣздитъ по

ночамъ на лошадяхъ въ конюшнѣ, а отъ такой ѣзды лошадь быстро худѣетъ слабѣетъ и, если не избавить ее во́ время отъ хлѣвника, то вскорѣ околѣваетъ. Иногда онъ ѣздитъ поперемѣнно то на одной, то на другой лошади, а иногда привязывается къ какой нибудъ одной излюбленной. Лошадь бьется, мечется, старается сбросить хлѣвника, но это ей не удается. Она ржетъ, зоветъ на помощь хозяина; войдетъ онъ - никого нѣтъ, только лошадь взмылена и не можетъ отдышаться. То же бываетъ и съ коровами, - и на нихъ хлѣвникъ ѣздитъ. Коровы бѣгаютъ по хлѣву, мычатъ, быстро тощаютъ и перестаютъ давать молоко.

Хлѣвникъ почему-то боится сороки, и опытные кучера вѣшаютъ эту вѣщую птицу надъ дверями конюшни. Но ворожбитка и лѣкарка м. Холопеничъ Борисовск. уѣзда, Розалiя Осьмакъ, отъ которой мы позаимствовали значительную часть нашихъ матерiаловъ, сообщила намъ, что самое вѣрное средство изгнать хлѣвника - слѣдующее. Нужно свить изъ "поскони" *) кнутъ (пугу), - свить въ три "стволки"; на концѣ завязать три узелка; отъ нихъ на разстоянiи одной пяди еще три, а черезъ пядь и еще три. Этотъ кнутикъ навязать на осиновбе "пугавье". Въ ночь, когда настаетъ "молодзикъ" (новолунiе), передъ воротами хлѣва поставить жаровню съ осиновыми горячими углями; впрочемъ, могутъ быть угли и другiе, но осиновые какъ будто бы лучше. Когда все это готово, тогда, взявши корову или лошадь за хвоетъ, нужно гнать ее

-------

*) Конопля съ тычинковыми цвѣтками.

черезъ хлѣвъ къ двери, стегая наотмашь кнутикомъ и стараясь перегнать черезъ жаровню. И такъ перебрать всѣхъ коровъ и лошадей. При этомъ слѣдуетъ приговаривать: "Пошла, хира (немочь, болѣзнь, погань) наузвѣй вѣцеръ!"

Или же:

Якъ у насъ Юрья

Кони пасець,

Статокъ сциражець,

Нячистую силу

Прочь отгоняиць,

Хлѣуника и цмока

Вожахомъ пориць,

Приговариваиць: Хира у лѣсъ! (3) *).

Если на которомъ нибудь животномъ и сидѣлъ хлѣвникъ, то, отъ соединеннаго воздѣйствiя кнута изъ "посконныхъ" волоконъ, который разсѣкаетъ его тѣло до крови, огня, котораго онъ боится, и, наконецъ, заговора, которому придается чудесная сила, онъ не дерзнетъ возвратиться вспять и оставитъ стадо въ покоѣ.

Изъ сказаннаго видно, что хлѣвникъ едва-ли былъ когда нибудь богомъ-покровителемъ стадъ. Аттрибуты Волоса, скотьяго бога, перенесены на св. Георгiя, котораго народъ и считаетъ покровителемъ стадъ, защитникомъ отъ волковъ, вовколаковъ, хлѣвниковъ, гадовъ, вѣдьмъ-коровницъ, отбирающихъ у коровъ молоко; тог-

-------

*) Этотъ же заговоръ произносятъ пастухи, обходя стадо, когда въ первый разъ выгоняютъ его на пастбище.

да какъ хлѣвникъ является силой враждебной, недоброжелательной, причиняющей вредъ стаду, силой, противъ которой необходимо бороться при помощи св. Юрья и огня-очистителя. Искуснымъ считается тотъ пастухъ или конюхъ, который умѣетъ умилостивить св. Юрья и изгнать, въ случаѣ надобности, хлѣвника.

Также очевидно, что хлѣвникъ не представляетъ, такъ сказать, разновидности домового, ибо домовой, какъ мы видѣли выше, любитъ лошадей и коровъ, ласкаетъ ихъ, холитъ и отъ его ухаживанiй скотъ улучшается, тогда какъ хлѣвникъ, разъ онъ поселился въ хлѣву, приноситъ животнымъ только вредъ. И прототипъ домового, огонь, имѣетъ свойство изгонять его. Домовому надлежитъ быть въ каждомъ порядочномъ домѣ, а хлѣвникъ появляется случайно или насылается лихими людьми.

Змѣй-деньгоносецъ. Чтобы покончить съ домашней "нечистой силой", намъ еще необходимо сказать нѣсколько словъ о змѣѣ-носителѣ-денегъ.

Про каждаго сколько нибудь богатаго крестьянина въ Бѣлоруссiи говорятъ, что "ему змѣй гроши носиць", и вы встрѣтите немало людей, которые самолично, воочiю, видѣли-де этого змѣя; при томъ вамъ укажутъ чей онъ, т.е. какому богачу принадлежитъ. Но всего интереснѣе то, что такiе змѣи, по разсказамъ, производятся искусственно. На этотъ счетъ существуетъ такое повѣрье. Если черный пѣтухъ проживетъ семь лѣтъ, то къ концу седмого года снесетъ особаго вида яйцо, напоминающее, будто бы, по формѣ раковину обыкновенной улитки. Это яйцо нужно но-

сить подъ мышкой три года. Тогда вылупится изъ него маленькiй змѣенышъ. Его нужно холить, держать въ теплѣ, кормить яичницей (это его исключительная пища) и ничѣмъ не раздражать. Выросши, онъ станетъ летать, отыскивать клады и носить деньги своему хозяину. Живетъ змѣй въ клѣти (истопкѣ), никому не показывается. Туда ему хозяинъ или хозяйка каждодневно носятъ свѣжую яичницу. Но ее почему-то нельзя солить: ничѣмъ такъ не прогнѣвишь змѣя, какъ посоливши ему яичницу. За это онъ сжигаетъ все хозяйское добро и самъ улетаетъ. Вообще онъ, разсердившись, мститъ пожаромъ. Если кто-нибудь увидитъ его несущаго деньги и оскорбитъ неприличiемъ, то онъ деньги разсыплетъ, а своего хозяина почему-то сожжетъ.

Каковъ видъ у этого змѣя?

Мы предлагали этотъ вопросъ тѣмъ лицамъ, которыя, по ихъ словамъ, видѣли его. Отвѣты получались разные. Но большинство того мнѣнiя, что онъ похожъ на обыкновеннаго ужа, только гораздо больше его, - весь золотой, горитъ, какъ жаръ, и имѣетъ крылья. Другiе уподобляютъ его человѣку, который, впрочемъ, можетъ летать.

Намъ часто приходилось слышать въ деревнѣ: Змѣй полетѣлъ. Это былъ какой нибудь блестящiй метеоръ.

Сопоставляя все вышесказанное, мы затрудняемся, гдѣ искать предковъ змѣя. Что это одинъ изъ пенатовъ, изъ домовыхъ, не подлежитъ сомнѣннiю: это только особый видъ домового; это - клѣтникъ, потому

что въ хатѣ онъ не живетъ, а только въ клѣти. Возможно, что онъ представляетъ дальнѣйшую эволющю ужей-фетишей; но съ другой стороны - слишкомъ бросается въ глаза его "огненный характеръ": онъ и самъ какъ жаръ горитъ, и когда летитъ, то оставляетъ огненный слѣдъ, и разсердившись, сжигаетъ хозяйское добро, такъ что послѣднее заставляетъ предполагать въ немъ одно изъ олицетворенiй огня. Чтобы примирить эти противорѣчiя, намъ кажется наиболѣе вѣроятнымъ предположить, что это созданiе народной фантазiи представляетъ слiянiе двухъ фетишей: огня и ужа; такимъ образомъ и получилось представленiе объ "огненномъ змѣѣ", какимъ его воображаетъ бѣлорусскiй народъ. А если вѣрно предположенiе, что домовикъ, котораго бѣлоруссы воображаютъ въ человѣческомъ видѣ, есть олицетворенiе огня, тогда становится понятнымъ и уподобленiе змѣя-деньгоносца человѣку.

Олицетворенiя стихiй. Выше мы видѣли, что усадебныя божества, за исключешемъ одного Чура, довольно отчетливо представляются воображенiю бѣлорусса. Но нельзя того же сказать о стихiйныхъ божествахъ, олицетворенiяхъ силъ природы, болѣе удаленныхъ отъ непосредственныхъ, такъ сказать, домашнихъ интересовъ бѣлорусскаго крестьянина.

Напримѣръ отъ Перуна, бога небеснаго огня (слѣдовательно, родственника домового), - бога, какъ говорятъ лѣтописи, нѣкогда главенствовавшаго на славянскомъ Олимпѣ, - отъ этого громоноснаго и дождящаго бога сохранилось очень немного. Перунъ убиваетъ,

посылая свои каменныя стрѣлы въ клубахъ огня; стрѣлы убиваютъ, а огонь сожигаетъ. Свои удары онъ направляетъ болѣе всего на чорта; а чортъ любить прятаться во время грозы подъ деревомъ, поэтому опасно становиться подъ деревья, чтобы укрыться отъ дождя: вмѣсто чорта Перунъ можетъ убить человѣка. При громѣ и молнiи надо креститься, чтобы отогнать отъ себя чорта.

Намъ не разъ приходилось слышать такое объясненie происхожденiя грома и молннiи. Перунъ держитъ въ рукахъ два чрезвычайно громадныхъ жернова, третъ ими и ударяетъ одинъ о другой; тренiемъ и ударами онъ производить громъ и извлекаетъ молнiю, подобно тому, какъ извлекаютъ искры, ударяя сталью о кремень. Осколки жернововъ, отскакивающiе при ударахъ, летятъ на землю и по ражаютъ, какъ стрѣлы. Мы уже имѣли случай говорить, что перуновыми стрѣлами народъ называетъ каменные топоры и ножи.

Водзяникъ или Водзяный живетъ въ "живой" водѣ, т.е. только-что пробившейся изъ-подъ почвы. Каждый "виръ" (водоворотъ, а также источникъ въ pѣкѣ или озерѣ) имѣетъ своего водяника; они же обитаютъ въ криницахъ бездонныхъ, въ глубинѣ рѣкъ и озеръ, вообще въ такихъ мѣстахъ, которыя зимою не замерзаютъ: это - по объяснение народа - ледъ таетъ отъ дыханiя водяника. Сохранилось до сихъ поръ воззрѣнiе, что водяникъ требуетъ человѣческой жертвы, и невольные утопленники считаются жертвами его хищничества: онъ тянетъ ихъ къ себѣ на дно. Въ Бѣлоруссiи указываютъ много мѣстъ, на которыхъ, по

преданiю, были нѣкогда озера, и въ нихъ обитали слишкомъ жадные водяные. Они очень часто таскали людей "у виръ". Тогда окрестные жители обращались къ какой нибудь знахаркѣ, и она, отыскавъ виръ, смѣло ныряла на дно, затыкала жерло - главный источникъ озера - "горохвинами" и закладывала сверху камнемъ. Вода въ озере мало-по-малу изсякала, и водяной переселялся куда-нибудь въ другое мѣсто.

Русалки. Въ водѣ же живутъ и русалки. Онѣ, впрочемъ, могуть считаться "земноводными", потому что обитаютъ въ водѣ только съ осени до "русальной нѣдели" (первая послѣ Троицы). Тогда онѣ выходятъ изъ воды и поселяются на вѣтвяхъ деревьевъ, особенно на березахъ. Русалки качаются на ихъ гибкихъ вѣтвяхъ, подзывая прохожихъ: "человѣкъ! человѣкъ! ходи колыхаться!" А если кто сдуру подойдетъ къ нимъ близко, то онѣ защекочутъ его до смерти.

Представляются онѣ воображенiю бѣлорусса красивыми женщинами, съ распущенными длинными волосами. Пока русалки не выйдутъ изъ воды, т.е. до русальной недѣли, считается опаснымъ купаться, потому что или болѣзнь какая нибудь приключится, или русалки къ себѣ затащатъ въ глубь рѣки и утопятъ.

Существуетъ повѣрie, что души дѣтей, умершихъ до крещенiя, превращаются въ русалокъ.

Лѣшiй. Надъ лѣсами и всѣмъ, что въ нихъ, властвуетъ лѣшiй. Это, кажется, наиболѣе величественный образъ, созданный фантазiей бѣлорусса. Оно и понятно: въ природѣ его страны, за исключенiемъ грозовыхъ явленiй, дремучiе лѣса были наиболѣе вели-

чественны, таинственны, болѣе всего поражали воображенiе своимъ заунывнымъ шумомъ при легкомъ вѣтрѣ и трескомъ ломающихся деревьевъ, стономъ, пронзительными воплями, дикимъ хохотомъ и другими странными звуками, которые наполняютъ лѣсъ во время бури или урагана. Подъ влiянiемъ впечатлѣнiй изъ жизни могучихъ лѣсовъ своей родины бѣлоруссъ и создалъ образъ своего лѣсовика или лѣшаго. Онъ ростомъ въ уровень съ деревьями того лѣса, въ которомъ разгуливаетъ. Онъ можетъ увеличиваться и уменьшаться, приноравливаясь къ величинѣ деревьевъ. Онъ чрезвычайно силенъ: когда разыграется въ лѣсу во время бури, то съ корнемъ вырываетъ могучiе дубы, на куски ломаетъ вѣковыя сосны, въ лоскъ кладетъ множество деревьевъ, застилая свой путь въ лѣсу, чтобы никакая сила не могла пробраться по его слѣдамъ къ его логовищу. А живетъ онъ въ такъ называемомъ "маточникѣ" - это средина пущи, совершенно недоступная для обыкновеннаго смертнаго. Маточникъ окруженъ непроходимымъ лѣсомъ, запруженъ массою валежника и сверхъ того - его облегаютъ засасывающiя болота, которыя не замерзаютъ и въ самыя суровыя зимы. Тамъ-то и живетъ лѣшiй со своими звѣрями и птицами. Beѣ крупные звѣри туда идутъ умирать: они только знаютъ таинственныя тропы, которыми можно пробраться въ маточникъ.

Когда лѣшй разгуливаетъ по своимъ владѣнiямъ, его сопровождаютъ стада звѣрей и стаи птицъ, особенно совы, филины, во́роны и сороки. Голова его покрыта длинными кудрями, такъ что напоминаетъ вер-

хушку сосны; громадное туловище одѣто въ звѣриныя шкуры - волчьи и медвѣжьи - шерстью навыворотъ; руки и ноги толсты и крѣпки, какъ стволы дубовъ, глаза горятъ, какъ у волка или совы. Онъ "ржець", хохочетъ, когда веселъ; волкомъ воетъ, когда печаленъ; рычитъ, какъ медвѣдь, когда золъ, а по временамъ дико взвизгиваетъ. Онъ плещетъ въ ладоши, и отъ этого трескъ идетъ по лѣсу. Въ рукахъ онъ держитъ иногда громадную дубину, которою ударяетъ по деревьямъ; оттого-то, какъ полагаютъ, и слышится въ лѣсу грохотъ. По другой версiи - въ рукахъ у него длинный бичъ, которымъ онъ хлопаетъ, подгоняя своихъ спутниковъ.

Такой лѣшiй водится только въ большихъ лѣсахъ и пущахъ; съ нимъ очень ужъ опасно встрѣчаться. А въ малыхъ лѣсахъ и лѣшiй бываетъ поменьше; впрочемъ и ему пальца въ ротъ не клади: можетъ изрядно напугать человѣка и волками затравить.

Подвѣй - это тотъ духъ, который кружится въ вихрѣ. Онъ поражаетъ людей особой болѣзнью, которая тоже называется подвѣемъ: набѣжитъ вихрь на человѣка - и свернетъ ему голову набокъ, отниметъ языкъ, а нето скрючитъ руку или ногу. Поэтому надо спасаться отъ вихря. Когда онъ кружится, надо показывать ему кукишъ: этого подвѣй не любитъ и промчится стороной, не набѣжавъ на человѣка.

Другихъ олицетворенiй изъ области атмосферическихъ явленiй бѣлоруссы не знаютъ.

IV. Пережитки солнечнаго культа

Достигнувъ извѣстной степени умственнаго развитiя, первобытный человѣкъ, наблюдая явлешя природы, не могъ не замѣтить той зависимости, въ которой находятся растенiя отъ солнечной теплоты и свѣта. Когда-же такъ или иначе было сознано, что безъ теплоты и свѣта не можетъ быть растительной жизни, то отсюда не трудно сделать выводъ, что безъ растенiй не возможна жизнь животныхъ, а безъ тѣхъ и другихъ не возможна жизнь человѣка. Это сознанiе, на ряду съ другими причинами, въ разборъ которыхъ мы не намѣрены вдаваться, повело къ обоготворенiю солнца, какъ источника теплоты и свѣта, какъ плодотворнаго начала, дождь-бога, дающаго изобилiе плодовъ земныхъ и самую жизнь; а обоготворенiе повело къ созданiю культа, въ которомъ выражалось въ извѣстныхъ формахъ отношенiе человѣка къ обоготворяемому свѣтилу.

Культъ солнца былъ тѣмъ болѣе развитъ и его роникновенiе въ мiросозерцанiе народа тѣмъ глубже и значительнѣе, чѣмъ больше народъ освоился съ мирны-

ми земледѣльческими занятiями и зависѣлъ отъ нихъ, а не отъ войны и грабежа.

Наши предки, какъ извѣстно, вынесли свои вѣрованiя изъ своей первобытной родины - арiйскаго нагорья, страны вѣчнаго солнца и лазурнаго неба, гдѣ имъ были уже извѣстны начатки земледѣлiя. А такъ какъ и осѣвши на новыхъ мѣстахъ они продолжали заниматься земледѣлiемъ, то понятно, что культъ бога земледѣлiя и мирныхъ искусствъ, солнца, игралъ въ ихъ мiросозерцанiи и въ обрядовой сторонѣ ихъ жизни важную роль, о чемъ свидѣтельствуютъ памятники нашей древней письменности и многочисленные пережитки.

Бѣлоруссы, какъ народъ преимущественно земледѣльческiй, въ своихъ воззрѣнiяхъ, обрядовыхъ пѣсняхъ и празднествахъ сохранили немало такихъ характерныхъ особенностей, которыя являются видимымъ отраженiемъ древняго солнечнаго культа. Правда, въ бѣлорусской рѣчи не сохранилось прежнихъ наименованiй, приписываемыхъ солнцу, въ родѣ Сварожича, Хорса Дажьбога, Ярилы, но древнiя празднества въ честь солнца, связанныя съ весеннимъ и осеннимъ равноденствiемъ, съ зимнимъ и лѣтнимъ солнцестоянiемъ, и теперь отбываются въ Бѣлоруссiи. Они, конечно, приноровлены къ христiанскимъ праздникамъ, но связаны съ такими воззрѣнiями и сопровождаются такими обрядами, которые ничего общаго не имѣютъ съ христiанскимъ значенiемъ праздника. Таковы коляды, масленица и великодни, купала и богачъ.

Общая черта всѣхъ этихъ празднествъ - ихъ открытый, общественный характеръ; они празднуются "сборъ-

дружиной", толпой; это не то что "дзяды", которые справляются каждой семьей отдельно.

Коляды. Трудно сказать, что означало слово коляда. Было-ли это названiе божества, или названiе празднества, посвященнаго нѣкоторому божеству, или то и другое вмѣсте, - на этотъ счетъ только можно дѣлать болѣе или мѣнѣе остроумныя догадки: ученыя изслѣдованiя, поскольку они касались этого вопроса, не даютъ ничего положительнаго и убѣдительнаго. Но наблюдая обряды и cyевѣрiя, связанные съ этимъ празднествомъ, изслѣдуя колядныя пѣсни, можно придти къ заключенiю, во-первыхъ, что коляды служили началомъ года, во-вторыхъ, что празднованiе ихъ имѣло тѣсную связь съ хозяйственной стороною жизни народа, съ его земледѣльческими воззрѣнiями и въ-третьихъ, имѣло, въ нѣкоторой степени, связь съ брачными или вообще половыми отношенiями народа.

Все это даетъ основанiе отнести коляды къ числу празднествъ солнечнаго культа.

А такое празднество могло возникнуть только тогда, когда первобытный человѣкъ настолько обогатился наблюденiями, настолько развилъ свой умъ, что могъ установить связь между важнѣйшими явленiями внешняго мipa, могъ понять, хотя бы и несовершенно, грубо-эмпирически, соотношенiе между ними; когда онъ уже имѣлъ представленiя о прошломъ и заглядывалъ въ будущее, а не только жилъ интересами текущаго дня. Для этого, какъ показали наблюденiя надъ жизнiю дикарей, человѣкъ долженъ былъ пройти долгiй путь.

Но когда была замѣчена правильная послѣдовательность временъ года и установлена зависимость ихъ отъ того или иного положенiя солнца на небѣ, было естественно считать началомъ года то время, когда солнце какъ-бы возрождается, поднимается все выше и выше, свѣтитъ дольше, когда дни увеличиваются, а ночи уменьшаются; празднованiе же колядъ почти совпадаетъ съ этимъ временемъ. Затѣмъ, разъ установлена связь между солнцемъ и плодородiемъ, естественно было придать празднеству въ честь солнца земледѣльческiй характеръ. А такъ какъ эта связь понимается первобытнымъ умомъ въ томъ смыслѣ, что солнцѣ своими любовными ласками оплодотворяетъ землю, отсюда могло возникнутъ представленiе, что любовь, половое влечнiе, находится въ зависимости отъ солнца, есть слѣдствiе его влiянiя. Отсюда любовный (въ половомъ смыслѣ) характеръ празднества. Впрочемъ, должно сказать, что эта сторона солнечнаго культа довольно слабо выражена въ колядныхъ обрядахъ; она сосредоточена главнымъ образомъ въ празднованiи купалы.

Бѣлоруссы употребляютъ слово коляда въ двухъ значенiяхъ: какъ названiе празднества и какъ названiе продуктовъ, приготовляемымъ къ колядамъ изъ свинины: колбасъ, сала, окороковъ, - все это въ собирательномъ смыслѣ называется колядою. Напримѣръ, выражаются такъ: далъ ему немного коляды, разумѣя кольцо колбасы, кусокъ сала и т.п.; или же: у него всю коляду украли, - при чемъ также разумѣются

продукты, приготовленные изъ свиного мяса. Въ этомъ же смыслѣ поется въ колядной пѣснѣ:

Ѣхала Коляда по ляду,

Разсыпала коляду.

А въ первомъ смыслѣ, въ смыслѣ празднества, названiе коляда присвоивается тремъ днямъ: кануну Рождества - это постная коляда; кануну новаго года - это богатая коляда, иначе тоустая, тлустая (жирная), щедрыкъ; и кануну Крещенiя Господня - это крещенская коляда или голодная. Но въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ подъ словомъ коляды разумѣютъ все время съ 24 декабря по 6 января. Иногда вмѣсто коляда употребляютъ слова кутця, т.е. названiе главнаго блюда, обязательно приготовляемаго на каждую коляду, присваиваютъ самому дню. Но какого нибудь личнаго существа, называемаго колядой, народъ не представляетъ; по крайней мѣрѣ намъ не удалось подмѣтить сколько нибудь ясныхъ признаковъ того, что такое представленiе существуете хотя это и можно бы думать, судя по вышеприведенному отрывку пѣсни.

Какъ безъ блина - не масленица, такъ безъ колбасы, жирной верещаки - не коляды, и каждый хозяинъ старается заколоть къ этимъ праздникамъ откормленнаго кабана, а нето и двухъ, кто посостоятельнѣе. Странное дѣло: какъ ни блюдутъ крестьяне посты, но при разборѣ убитой свиньи многiе не могутъ устоять отъ соблазна, чтобы не полакомиться "свѣжинкой", особенно бѣлоруссы-католики, которые менѣе строго относятся къ соблюденiю постовъ.

Пластанье колядной убоины - это цѣлый обрядъ, которому бѣлоруссы придаютъ важное значенiе въ смыслѣ гаданiя, главнымъ образомъ, на счетъ урожаевъ будущаго года. Сначала кабану дѣлаютъ крестообразно надрѣзъ на груди; потомъ перерѣзываютъ горло и собираютъ кровь въ особый сосудъ (изъ крови, смѣшанной съ мукой, пекутъ блины). Если кровь льется обильно, непрерывной струей - это значитъ, что лѣто будетъ дождливое; отсюда выводъ, что навозъ надо запахивать, а не сѣять "подъ пристилку". Длинная грудобрюшная преграда - по бѣлорусски коса - предвѣщаетъ долгое лѣто; если она быстро суживается къ концу - это знакъ, что только первые посѣвы будутъ удачны. Наблюдаютъ, какихъ зеренъ больше въ требухѣ, полагая, что такой родъ хлѣба будетъ наиболѣе урожайнымъ. Такъ гадаютъ старики, отцы семействъ, озабоченные на счетъ урожаевъ будущаго года, а дѣвушки, заинтересованыя больше по части жениховъ, получаютъ въ свое разпоряженiе печень и, всматриваясь въ ея блестящую поверхность, стараются увидѣть тамъ отраженiе своей будущей судьбы.

Во всемъ этомъ нельзя не усмотрѣть связи съ языческими жертвоприношенiями, которыя, какъ извѣстно сопровождались гаданiями по внутренностямъ жертвенныхъ животныхъ. Весьма вѣроятно, что у нашихъ предковъ на коляды - время зимняго солнцеворота, именно кабанъ приносился въ жертву солнцу, и по внутренностямъ животнаго гадали о тѣхъ предметахъ, которые, по первобытнымъ воззрѣнiямъ, находились въ зависимости отъ этого божества. Какъ мы увидимъ

далѣе, всѣ коляды сопровождаются гаданiями, при чемъ эти послѣднiе распадаются на три отдѣла: гаданiя, такъ сказать, хозяйственныя, земледѣльческiя; гаданiя о суженомъ, любовныя; и гаданiя вообще о грядущей судьбѣ: "про животъ, про смерть, про весь родъ человѣчь". Всего естественнѣе было гадать о будущемъ въ началѣ года, а это отчасти указываетъ на то, что коляды считались именно началомъ года; также естественно гадать объ урожаяхъ и любовныхъ дѣлахъ въ то время, когда справляли праздникъ именно бога земледѣлiя, плодородiя и любви, каковымъ несомнѣнно считалось солнце. Въ дальнѣйшемъ мы найдемъ еще подтвержденiя всему этому.

На постную коляду (24 декабря) приготовляютъ кутью съ сытей, поливку съ грибами или рыбой, оладьи съ медомъ или макомъ, блины, рыбу жареную, клёцки, кисель, - словомъ, чтобы было по больше блюдъ, но никакъ не меньше семи, - число, которое въ обрядовыхъ трапезахъ имѣетъ, повидимому, символическое значенiе.

Вечеромъ, какъ только покажутся звѣзды, когда уже все въ избѣ прибрано, выметено, вычищено, кладутъ на столъ сѣна, сверху покрываютъ скатертью, кладутъ хлѣбъ-соль и ставятъ кутью. Всѣ молятся Богу. Затѣмъ хозяинъ беретъ кутью и, вышедши на дворъ, обноситъ вокругъ дома, если это возможно, или кругомъ двора, потомъ, подойдя къ окну, стучитъ трижды. Изъ избы хозяйка или старшiй въ семьѣ спрашиваетъ: "хто тамъ". Хозяинъ отвѣчаетъ: "самъ богъ идзець, кутцю нясець" - и послѣ этой

оригинальной церемонiи входитъ въ хату. Кутья ставится на столъ, и начинаютъ ѣсть всѣ изъ одной миски, не спѣша, наблюдая, чтобы всѣ брали по очереди, по старшинству. Описанный обычай существуетъ въ Бобруйскомъ уѣздѣ; въ другихъ мѣстностяхъ зовутъ морозъ кутью ѣсть, при чемъ просятъ его, чтобы онъ не поморозилъ всходовъ. Bсѣ ѣдятъ до отвала; нельзя ни одного блюда преминуть.

Послѣ вечери гадаютъ. Вытягиваютъ изъ-подъ скатерти стебельки сѣна и по длинѣ заключаютъ, каковъ ленъ будетъ - длинный или короткiй. Ищутъ въ сѣнѣ зернышекъ, и если найдутъ, скажемъ, ячменное зерно - значитъ ячмень уродится. Вытягиваютъ колосистыя травы и посходству ихъ колосковъ съ колосьями хлѣбныхъ растенiй заключаютъ какой хлѣбъ будетъ наиболѣе урожайнымъ. Частыя звѣзды на небѣ въ эту ночь означаютъ, что будетъ много грибовъ и ягодъ. Парни и дѣвушки топятъ воскъ и льютъ въ воду, стараясь по отлившимся фигурамъ угадать свою судьбу. Дѣвушки, захвативъ краюху хлѣба, выбѣгаютъ на "смалище" (мѣсто, гдѣ обжигали кабана) и, кушая хлѣбъ, слушаютъ, въ какой сторонѣ раздастся звукъ - говоръ, лай собаки и т.п. - туда ей выйти замужъ. Гадаютъ и на другiя коляды. Наканунѣ новаго года льютъ олово или свинецъ въ воду и по фигурамъ гадаютъ. Уединившись въ комнатѣ или въ клѣти, смотрятъ чрезъ кольцо на пламя свѣчи, надѣясь увидѣть суженаго или то, что будетъ. Есть и другой подобный способъ гаданiя. Надо, запершись ночью въ банѣ и поставивъ передъ собой зеркало, а

по бокамъ его двѣ свѣчи, смотрѣть въ зеркало, не мигая, не отрывая глазъ и не осматриваясь по сторонамъ. Кто не трусливъ и выполнить всѣ условiя въ точности, тотъ увидитъ-де все, что ему предстоитъ важнаго въ будущемъ. Въ вечеръ передъ Крещеньемъ считаютъ колья въ заборѣ; перебираютъ ихъ всѣ до конца, приговаривая: колъ - колица, колъ - колица; если на послѣднiй придется - колъ, значитъ выйдетъ замужъ, а если колица - значитъ не выйдетъ. Берутъ дрова въ охапку и, принеся ихъ въ избу, считаютъ четное или нечетное число полѣньевъ захвачено; выводъ тотъ, что если четное число, то выйти замужъ. И много другихъ есть способовъ гаданiя.

На богатую коляду приготовляютъ множество блюдъ, при томъ все скоромныхъ, жирныхъ, тогда какъ на крещенскую коляду всѣ блюда постные и приготовляется ихъ менѣе, потому то она и называется голодной. Особыми обрядами, кромѣ гаданiй, о которыхъ мы уже упоминали, онѣ не отличаются.

Колядные обычаи и игры. Рождественская коляда начинаетъ и кончаетъ хозяйственный годъ. По обычаю, заведенному изстари, съ этого дня нанимаютъ батраковъ на годъ; такъ и уговариваются: отъ колядъ до колядъ. Но обычай требуетъ, чтобы батракъ, отбывшiй свой срокъ, не былъ удаляемъ до втораго дня Рождества. При расчетѣ его одаряютъ колядой: колбасами и саломъ. Бездомные батраки или гуляки отправляются въ корчму, чтобы кутнуть на остатки полученнаго жалованья.

На коляды, поелѣ вечери, господари "сѣютъ бобъ" по избѣ и по двору, чтобы хлѣбъ родился какъ бобъ. А хозяйки кормятъ куръ кутьей въ обручѣ, чтобы онѣ держались своего дема, не клали яицъ гдѣ попало. Въ теченiе двухъ недѣль между первой и послѣдней колядой, даже въ будни, нельзя производить никакихъ серьезныхъ хозяйственныхъ работъ, кромѣ какъ присмотрѣть за скотомъ - задать корму, напоить - да приготовить обѣдъ. А вечеромъ и совсѣмъ ничего нельзя дѣлать Эти вечера зовутъ святыми, а въ иныхъ мѣстахъ кривыми, вѣроятно вслѣдствѣе того повѣрiя, что если въ эти вечера работать, то приплодъ домашняго скота будетъ рожаться уродливымъ. Особенно нельзя шить и прясть; отъ перваго, не только домашнiя животныя, но и дѣти могутъ родиться слѣпыми, а отъ втораго можетъ свиться колтунъ въ волосахъ. Въ эти вечера крестьяне собираются по избамъ, которыя по просторнѣе, и проводятъ время въ бесѣдахъ, играхъ и забавахъ. Старики разсказываютъ подросткамъ сказки, поучительныя бывальщины, примѣры, загадываютъ загадки. Таковъ обычай. Также въ обычаѣ грызть въ эти вечера орѣхи, играть въ четъ и нечетъ.

Взрослые молодые люди, собравшись отдѣльно, справляютъ женитьбу Терешки. Это спецiально колядная игра. Друпя игры, какъ напримѣръ "ящуръ" или "ящеръ", игра въ "Бога и чорта", хотя устраиваются въ колядные вечера, но не обязательно: въ эти игры играютъ и въ другое время и при томъ играютъ больше дѣти и подростки; а въ женитьбу

Терешки играютъ исключительно на коляды и при томъ взрослые парни и дѣвушки.

Женитьба Терешки - это игра-пляска, сама по ceбѣ не сложная. Она интересуетъ взрослыхъ молодыхъ людей главнымъ образомъ потому, что здѣсь непринужденно обнаруживаются ихъ вкусы и взаимныя влеченiя. Порядокъ игры таковъ. Сначала устраивается въ въ сладчину выпивка и закуска, между прочимъ - для большей развязанности. Потомъ выбираютъ сватью, - разбитную вдову, солдатку или дѣвушку, которая побойчѣе. Это та же пани-матка малорусскихъ вечерницъ. Она ставить играющихъ въ два ряда, по одной сторонѣ парней, по другой - дѣвушекъ, и начинаетъ сватовство. Беретъ одного изъ парней за руку и, вышедши съ нимъ на средину, запѣваетъ особый куплетъ, подплясывая въ тактъ напѣва:

Цярешка валочитца,

Бо жанитца хочитца;

Енъ туды - сюды зирнець,

Гдзѣ милу сваю найдзець.

Валочитца, выглядае,

Хто къ яму любось мае.

Скрипачъ при этомъ наигрываетъ подходящiй мотивъ, а стоящiе по сторонамъ плещутъ въ ладоши и въ отвѣть дѣвушки поютъ:

Цярешка, Цярешечка!

Къ моей хаци стежечка

Битая, топтаная;

Я у мамки каханая.

Пройдя раза три-четыре взадъ и впередъ, сватья выхватываетъ одну изъ дѣвушекъ и вручаетъ ее парню. Сватья пока отходить въ сторону, а эта пара начинаетъ плясать подъ пѣнiе хора:

Цярешка хадзiу, блукау, -

Енъ жаны шукау, шукау,

Кабъ была пригожая,

Хоць куды дыкъ гожая.

Узяу сабѣ дзѣвочку

Якъ тую пралесочку,

Тонкую, високую,

Лицомъ бѣлолицую.

Но тутъ дѣвушка, если ей сосватанный парень не нравится, ловкимъ движенiемъ увертывается отъ него и убѣгаетъ въ рядъ своихъ подругъ. Мужъ старается ее поймать, а дѣвушки закрываютъ. При этомъ поется:

Цярешку бѣда стала:

Съ кимъ яго жана спала?

Подъ дубомъ зялененькимъ

Съ казакомъ молодзенькимъ.

Парень ни съ чѣмъ отходитъ на свое мѣсто. Если же молодые люди чувствуютъ другъ къ другу нѣкоторую склонность или не желаютъ обращать на себя вниманiя, то они отходятъ въ сторону и становятся рядомъ, отдельно отъ тѣхъ, которые еще не женились.

Тогда сватья снова выступаетъ на сцену и такимъ же порядкомъ, какъ выше описано, соединяетъ новую пару. И такъ до тѣхъ поръ, пока всѣхъ не переже-

нитъ. Все это пересыпается остротами, шутками, прибаутками какъ по адресу сватьи, когда она сделаетъ неудачный выборъ, такъ и по адресу "молодыхъ", если есть къ тому поводъ, особенно, если парень неловокъ и не сумѣетъ удержать девушку. Зубоскалятъ больше парни: дѣвушки заняты пѣнiемъ.

Когда всѣ переженены, тогда съ двухъ противоположныхъ сторонъ выступаютъ двѣ пары и начинаютъ плясать, а остальные поютъ:

Мая-жъ ты жанулечка,

А я-жъ твой мужулечка!

Мы-жъ будземъ на сѣвци жиць,

Мы-жъ будземъ дзяцей пладзиць;

Мы-жъ будземъ гарѣлку пиць,

Мы-жъ будземъ дзяцей жаниць и пр. ...

Въ это время дѣвушки снова ускользаютъ отъ парней, a тѣ ихъ ловятъ, ищутъ. Когда такъ пропляшутъ всѣ пары, та же процедура повторяется снова, съ тою только разницею, что уже убѣгаютъ парни, а дѣвушки ихъ ищутъ, при чемъ и куплеты соотвѣтственно измѣняются, которые, надо сказать, довольно многочисленны и, смотря по мѣстностямъ варьируются на разные лады.

Эта игра въ женитьбу служитъ какъ бы прелюдiей къ предстоящему брачному сезону, и многiя парочки впослѣдствiи дѣйствительно соединяются брачными узами. Но мы остановились на этой игрѣ потому, что въ ней, повидимому, отразились пережитки древнихъ

брачныхъ отношенiй и обычаевъ, имѣвшихъ, вѣроятно, связь съ празднованiемъ колядъ, съ культомъ того божества, въ честь котораго совершалось это празднество.

Ящуръ или ящеръ. Теперь въ эту игру играютъ только дѣти да подростки, играютъ зимой въ хатѣ, весной - на лужайкѣ. Въ послѣднемъ случаѣ дѣвочки сплетаютъ вѣнки изъ цвѣтовъ и одѣваютъ ихъ на головы, а зимой, на святкахъ или въ мясоѣдъ, вмѣсто вѣнковъ, довольствуются обыкновенными платками. Сначала дѣвочки выбираютъ изъ мальчиковъ "ящура". Онъ покрывается болынимъ платкомъ, завязывая концы его на шеѣ, такъ что выходитъ нѣчто въ роде мантiи.

Ящуръ усаживается на чемъ нибудь, а вокругъ него дѣвочки, взявшись за руки, образуютъ коло танокъ, хороводъ, и, кружась то въ одну сторону, то въ другую, напѣваютъ:

Сядзиць, сядзиць, ящуръ, -

Ладо, ладу.

Ладо, ладу! -

Въ арѣховомъ кусцѣ - *)

Ладо, ладу,

Ладо, ладу! **)

Арѣшечки луща;

Енъ женитца хочиць;

Ты жанися, ящуръ,

-------

Варiант: Посяродъ гароду (огорода),

У зяленомъ кусьцѣ и пр.

**) Въ такомъ же порядкѣ припѣвъ повторяется послѣ каждой строчки.

Бяри сабѣ панну,

Каторую хочешь;

Панну (такую-то) Марильку,

За бѣлую ручку,

За русую коску,

За золото-персьцень.

Тогда "ящуръ" встаетъ и снимаетъ съ указанной дѣвочки вѣнокъ или платокъ и кладетъ возлтѣ себя. А въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ онъ, взявъ девочку за руку, нѣсколько разъ кружитъ вокругъ себя и тогда снимаетъ вѣнокъ. Все это повторяется до тѣхъ поръ, пока ящуръ не поснимаетъ всѣхъ вѣнковъ.

Тогда начинается выкупъ вѣнковъ. Одна изъ дѣвочекъ выходитъ изъ круга и, кланяясь ящуру, поетъ:

Пане ящеру, паночикъ,

Атдай жа мой вяночикъ!

Зиму (?), лѣто хадзила,

Ручки-ножки сцирала,

По красочцы збирала,

У вяночикъ звивала;

Я атъ татки ховалася,

Я атъ мамки тулялася.

Пане ящуру, паночикъ,

Атдай жа мой вяночикъ!

Ящуръ требуетъ выкупа. "Поцалуй мяне, говоритъ, дыкъ атдамъ". Или же, если ему дѣвушка не нравится, то заставляетъ ее плакать, плясать, больше просить и т.п., какъ это, напримѣръ, делается при

игрѣ въ фанты. Дѣвочка, получивъ вѣнокъ, пляшетъ вокругъ ящура и поетъ:

Я свой вѣнчикъ выплакала,

Я свой вѣнчикъ выпросила,

Я свой вѣнчикъ выскакала,

Я свой вѣнчикъ выкупила.

А хоръ одпѣваетъ:

Ладо, ладу,

Ладо, ладу.

Когда всѣ вѣнки выкупятъ, то или прекращается игра, или начинаютъ ее снова, выбравъ новаго ящура.

Какъ мы сказали, теперь это дѣтская игра, но повидимому въ ней скрытъ какой-то пережитокъ древняго обычая или обряда, уже утратившаго для взрослыхъ свое значенiе и смыслъ. Можно догадываться, что это былъ обычай любовнаго характера; на это намекаетъ сущность игры: женитьба ящура, выкупъ вѣнковъ, поцѣлуи и т.п. Затѣмъ, что это отголосокъ далекаго прошлаго, указываетъ припѣвъ: Ладо, ладу, а также названiе самой игры, созвучное со словомъ щуръ. При этомъ считаемъ не лишнимъ замѣтить, что ящуръ по-белорусски вовсе не значитъ ящерица, равно какъ этимъ именемъ не называютъ извѣстной лошадиной болѣзни; оно сохранилось только какъ названiе игры.

Колядовщики. На первый и второй день Рождества Христова, а въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ также на богатую коляду, ходятъ по домамъ колядовщики. Это толпа молодежи, которая, подходя подъ окна, если не препятствуетъ погода, или же войдя въ хату,

пѣснями славить хозяевъ и за это получаетъ коляду т.е., какъ мы уже объясняли, сало и колбасы. Колядовщики напоминаютъ пасхальныхъ волочебниковъ, и пѣсни ихъ носятъ отчасти тотъ же земледѣльческiй характеръ, что и волочебныя, (о нихъ будетъ рѣчь - впереди) только эта сторона въ волочебныхъ пѣсняхъ болѣе ярко выражена. Но въ нѣкоторыхъ колядныхъ пѣсняхъ есть и особенности; это именно сравненiе хозяина съ мѣсяцемъ, жены его - съ солнышкомъ, а дѣтей съ звѣздами, - сравненiе, котораго намъ не приходилось встрѣчать въ волочебныхъ пѣсняхъ. А сами колядовщики тѣмъ отличаются отъ волочебниковъ, что нерѣдко водятъ козу, что волочебники не дѣлаютъ. Въ такомъ случаѣ, т.е. если ходятъ съ козой, то поютъ только одну пѣсню, приспособленнмую именно къ этому обычаю.

Коза снаряжается такъ. Берутъ козью голову, насаживаютъ ее на палку и пришиваютъ къ кожуху; а если нѣтъ настоящей головы, то дѣлаютъ ее изъ дерева, окрашиваютъ въ бѣлый цвѣтъ, выводятъ глаза, прилаживаютъ рога и т.п. Кожухъ, вывороченный шерстью вверхъ, одѣваетъ какой нибудъ ловкiй парень - и коза готова. Толпа колядовщиковъ, вводя козу въ хату, затягиваетъ обычную пѣсню:

Богъ - помочь таму,

Хто у гэтымъ даму!

Мы у госьци идземъ

И казу вядземъ.

Го-го! каза,

Го-го! шѣpa!

Гдзѣ каза ходзиць,

Тамъ жито родзиць,

Гдзѣ каза нагой,

Тамъ жита капой,

Гдзѣ каза рогомъ,

Тамъ жита стогомъ.

А наша каза

Была у бару,

Грызла тамъ кару

Съ козенятками;

Споткала воукА

Съ воученятками;

Якъ хвациць ваучокъ

Казу за бачокъ,

А ваученятки -

За козенятки.

Ледзь-ня-ледзь коза

Атъ воука уцекла,

У сяло пришла.

А ты, козынька,

Топни ноженькой,

Не бойся ваука, -

Енъ ня зѣсь цябе;

А бойся, каза,

Стараго дзѣда:

Ень цябе згубиць,

Скуру облупиць.

Вже бяре ёнъ мечъ,

Кабъ козыньку сѣчь.

Поцекла юшка (кровь)

Зъ праваго вушка;

Козынька пала -

Здохла, пропала.

- Гасподарочикъ,

Сличный паночикъ!

Гаспадыничка,

Якъ малиночка!

Ты вазьми ключи

Залаценькiе;

Запали свѣчку,

Пайдзи у клѣтку:

Приняси казѣ

Рѣшето авса;

Рѣшето авса,

На верхъ килбаса

И кусокъ сала,

Кабъ каза устала.

(Игуменск. уѣз.).

Во время пѣснiя, коза неуклюже поворачивается изъ стороны и въ сторону, въ соотвѣтствующихъ мѣстахъ пѣсни притопываеть ногами, постукиваетъ рогами, кланяется, падаетъ и лежитъ, словно мертвая, а въ концѣ мгновенно оживаетъ, вскакиваетъ на ноги. Въ этомъ и вся штука. Что же касается пѣсенъ, подъ которые пляшетъ коза, то всѣ онѣ по складу совер-

шепно одинаковы, поются однимъ напѣвомъ, но по содержанiю разнятся. Нѣкоторые изъ нихъ представляются какъ бы отрывками разныхъ пѣсенъ, - отрывками, сложенными вмѣстѣ только вслѣдствiе сходства размѣра, но безъ всякой логической связи между частями и безъ общаго смысла. Мы привели здѣсь наиболѣе типичную и цѣльную изъ нихъ и привели потому, что въ ней сквозятъ, хотя слабо, намеки на древнее жертвоприношенiе: именно упоминанiе о старомъ дѣдѣ, который собирается погубить козу. Этотъ дѣдъ нѣсколько намекаетъ на языческаго жреца; въ такомъ случай въ козѣ можно бы видѣть жертвенное животное, и тогда весь обрядъ получилъ бы смыслъ. Но, въ виду бѣдности содержанiя этого рода пѣсенъ, трудно сдѣлать какой-либо опредѣленный выводъ, тѣмъ более, что есть варiанты, указывающiе на то, что дѣдь хочетъ содрать кожу съ козы затѣмъ, чтобы сдѣлать дуду.

Масленица. Празднованiе масленицы сопровождается тѣми же катаньями съ горъ, катаньями на тройкахъ (это какъ бы прощанiе съ зимой, со снѣгомъ, съ санной дорогой), блинами, что и въ Великороссiи; но есть и особенности или спецiально свойственныя Бѣлоруссiи, или сохранившiеся въ ней отчетливѣе.

На Авласа (Власiя, 11-го февраля), празднованiе котораго часто совпадаетъ съ масленицей, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи справляется "конское свято", - задаютъ лучшiй кормъ лошадямъ, но ничего на нихъ не работаютъ, и объѣзжаютъ молодыхъ лошадей. Если у лошади или коровы въ этотъ день по-

нурый видъ - это признакъ, что она не выживетъ года: или волкъ съѣстъ, или околѣетъ.

Въ смежныхъ уѣздахъ разныхъ губернiй - въ Борисовскомъ, Сѣнновскомъ и Лепельскомъ - существуетъ масленичный обычай "возить бабу на почастунокъ" (угощеше). Это выполняютъ внуки, которые или сами запрягаются въ саночки и съ торжествомъ везутъ свою бабу-повитуху къ себѣ на блины, или прiѣзжаютъ за ней на лошадяхъ, что въ послѣднее время чаще практикуется.

Въ той же мѣстности въ понедѣльникъ и во вторникъ первой недѣли великаго поста женщины "цѣпляютъ колодки" холостякамъ, требуя отъ нихъ угощенiя за то, что тѣ не женились. Колодку надо прицѣпить незамѣтно, и если это выполнено, то угощенiе, состоящее изъ выпивки и закуски, должно быть непремѣнно поставлено. Цѣпляютъ колодки и женатымъ, но это считается отступленiемъ отъ обычая. Кромѣ того, компанiи женщинъ "вяжутъ неженатыхъ", т.е. крутятъ имъ платкомъ руки, и въ такомъ видѣ приводятъ въ корчму, заставляя купить водки, меду или пива и закуски, и только тогда развязываютъ, когда ихъ требованiе выполнено.

На масленицѣ, по вечерамъ, дѣвушки собираются на улицѣ петъ "масленичныя" пѣсни, содержанiе которыхъ распадается на два отдѣла. Содержанiе одной части: призывъ весны, ожиданiе наступленiя ея и полевыхъ работъ; другой - жизнь замужней женщины съ ея радостями и горестями. Послѣiя нерѣдко поются подъ окнами "молодыхъ", которые въ этотъ

"мясоѣдъ" повѣнчались. Приводимъ найболѣе типичную изъ этихъ пѣсенъ:

На вулицѣ дзеуки гуляли *)

Про мяне молоду гукали:

Што у мяне молодой мужъ лихiй, -

На вулку гуляць не пустиу;

А хоць пуспу - позненько:

Усѣ дзѣвочки розненько.

А я выйду и гукну,

Усихъ дзѣвокъ созаву,

Звонкаго музыку я найму

И буду гуляць до свѣту

Ажъ до познаго абѣду!

А дамоу итци баюся, -

Дзевератоньку кланюся:

"А ты, дзевератка, - большiй братъ, -

Завядзи мене до дому!

Пошiю кашульку до долу,

Дамъ табѣ хусту шаукову".

А почуу тое лихiй мужъ:

"А я табѣ, шельма, бокъ пабью,

До долу кашульку самъ знашу,

Шоукову хусту самъ сотру.

"Молодые" иногда приглашаютъ дѣвушекъ въ хату и угощаютъ ихъ. Тогда въ хатѣ они поютъ шуточныя или укоризненныя пѣсни по адресу придир-

-------

*) Послѣднее слово каждой строчки повторяется 2 раза.

100

чивой свекрови или свекра, какъ-бы заступаясь за свою бывшую подругу. Напримѣръ:

На дворѣ бабы сядзѣли,

Кулакомъ зямлю пробили,

Про нявѣсточекъ судзили:

А моя нявѣстка шельма была:

Цѣлую клѣтку добра звела!

А тамъ добра много было:

Орѣхова чашка крупъ было,

Желудова чашка меду было,

Мяшокъ и рагожа платця было,

Въ стянѣ иголка большь долота и т.д.

На "Сороки" (40 мучен. Севастiйскихъ, 9 марта) молодежь собирается по гумнамъ, гдѣ къ этому дню устраиваются качели; приносятъ съ собой печенье - "жаворонковъ" - и цѣлый день проводятъ въ качаньи на качеляхъ, распѣвая "весновскiе" пѣсни, выкликая весну:

Благослови, Боже,

Зиму замыкаци,

Вясну выкликаци.

Дай же намъ, Боже,

Жита и пшаницы.

Зяленой травицы.

Дай же намъ, Боже,

На хлѣбъ-жита родъ,

А на статокъ (на стадо) плодъ,

На людзей здороуе.

101

Встарину, по разсказамъ, пѣнiе весновскихъ пѣсень, не прекращалось въ теченiе всего Великаго поста, но въ последнѣе время, подъ влiянiемъ духовенства и болѣе сознательнаго отношенiя къ христiанской вѣрѣ, въ Великiй постъ пѣнie рѣдко слышится, а во вторую его половину почти совершенно прекращается. Но послѣ Пасхи, когда очистится отъ снѣга земля, молодежь обоего пола, по вечерамъ, собирается на пригоркахъ и тамъ пѣснями призываетъ весну. И такъ продолжается до Николина дня.

Не можемъ не привести одной изъ этихъ пѣсенъ, записанной нами въ Борисовскомъ уѣздѣ:

Дзякуй табѣ, Боже,

Што зиму скончали,

Што вясны дождали!

Помажи намъ Боже,

У добрый часъ начаци

Вясну выкликаци!

Придзи, придзи, весна,

Придзи, придзи, красна,

Къ намъ у таночикъ (хороводь)!

Приняси намъ збожжа (зернов. хлѣба),

Приняси намъ красокъ (цветовъ),

Кабъ намъ звиць вяночикъ!

Ѣдзиць весна, ѣдзиць,

На залатомъ *) кони

Въ зяленомъ саяни,

На сосѣ (сохѣ) сѣдзючи,

-------

*) Въ бѣлорусскихъ сказкахъ очень часто упоминается о конѣ "золотая шерстинка - серебряная шерстинка".

102

Сыру зямлю аручи,

Правой рукой сѣючи,

А смыкомъ скародзючи.

Вязець, вязець весна,

Вязець, вязець красна

Ясные дзянёчки,

Частые дожджочки,

Зяленые травы,

Красные цвяточки

Намъ на вяночки

Въ основанiи этихъ призывовъ лежать, прежде всего, пережитки миөологичскихъ вѣрованiй народа, но эти вѣрованiя поддерживаются также факторами психологическаго и экономическаго порядка. Во-первыхъ, всякому живому существу присуще стремленiе къ свету и теплу. А во-вторыхъ, надо имѣть въ виду, что къ веснѣ частенько крестьянъ постигаетъ безхлѣбица и кормы для скота бываютъ на исходѣ. Въ это время иногда и зажиточные мужики "солому сѣкутъ - пироги пекутъ, сѣномъ подмазываютъ", какъ поется въ бѣлорусской "веснянкѣ". Это, разумѣется, гипербола, но въ иные годы она довольно близко подходить къ трезвой дѣйствительности. Въ такомъ случатѣ, какъ не ждать весны, когда она приносить съ собой "шнитку-матку, дзягеля-батьку, щавель-братку, крапивку-сестрицу" - травы, которыми питается весной отощавшiй, полуголодный народъ. На его счастье красное солнышко работаетъ, борется съ чарами лютой зимы, точить ледяную кору, покрывающую землю, пробуждаетъ ручьи и потоки отъ зимняго сна. Злое чудо-

103

вище, зима, противится доброму солнышку, не подтдается, посылаетъ свои послѣднiе морозы и метели, но изо дня въ день ослабѣваетъ, словно бы изнемогая въ борьбѣ. И народъ, съ участiемъ слѣдившiй за этой стихiйной борьбой, живо заинтересованный въ ея скорѣйшемъ окончанiи, начинаетъ, по обычаю своихъ предковъ, выходя на взгорки, "выкликать" весну. И вотъ наконецъ она, какъ бы послушная призывамъ, одѣтая въ зеленый саянъ, ѣдетъ на золотомъ конѣ въ сопровожденiи ясныхъ теплыхъ дней, осыпая свой торжественный путь цвѣтами... Счастливая пора - пора любви, пора цвѣтовъ!

Но для крестьянина этого мало. Онъ, конечно, знаетъ, что цвѣты красивы, но, какъ мы видѣли, болъе помышляетъ о шниткѣ-маткѣ, дзягелъ-батькѣ и прочихъ травяныхъ кормильцахъ. Онъ еще далекъ отъ осуществленiя своего завѣтнаго идеала человѣческаго благосостоянiя, который въ томъ заключается, чтобы мужикъ могъ вдоволь поѣсть хлѣба съ березовикомъ. Обыкновенно такъ бываетъ, что есть березовый сокъ, да хлѣба нѣтъ; или же есть хлѣбъ, да березовику нѣтъ. Поэтому для бѣлорусса весна не только "краса природы", но главнымъ образомъ - время полевыхъ работъ, отъ которыхъ зависитъ все его благосостоянiе. Поэтому его фантазiя снабжаетъ весну аттрибутами земледѣвлiя: она сидитъ на сохѣ, хотя это и не совсѣмъ-то удобный экипажъ; она бороздитъ мать-сыру-землю, сѣетъ хлѣбъ, и смыкомъ, первобытной бороной, устраиваемой изъ суковатыхъ еловыхъ планокъ, связанныхъ вмъстѣ, скородитъ посѣянное. Она посы-

104

лаетъ частые дождики, столь необходимые для посѣвовъ. А въ золотомъ конѣ нетрудно видѣть одно изъ уподобленiй солнца, приносящаго весну.

Хотя въ настоящее время намъ не приходилось наблюдать особаго обряда встрѣчи весны, кромѣ простыхъ выкликанiй, но, по разсказамъ, "за унiяцкихъ ча́совъ" такiе обряды совершались. Намъ передавала старуха-крестьянка, отъ которой мы записали вышеприведенную веснянку, что она въ молодости была участницей слѣдующаго обряда встрѣчи весны, обряда, въ то время распространеннаго почти по всѣмъ деревнямъ Борисовскаго уѣзда. Весной, въ одинъ изъ праздничныхъ дней, подъ вечеръ, молодежь обоего пола собиралась на полѣ, предназначенномъ подъ яровые посѣвы. Раскладывали костры, приглашали "музыку" - большею частiю дударя (въ то время дудари были очень распространены въ Борисовскомъ уѣздѣ) и приступали къ выбору изъ дѣвушекъ "вясноуки". Въ выборѣ принимали участiе и парни и дѣвушки. Требовалось, чтобы избранница была красива и работяща. Ее украшали вѣнкомъ изъ весеннихъ травъ и цвѣтовъ и сажали на "смыкъ", застланный сверху плавуномъ; въ въ борону впрягались молодые люди и возили "вясноуку" по полю вокругъ огней, при чемъ дѣвушки пѣли, подъ аккомпаниментъ дуды, вышеприведенную пѣсню. Послѣ этого тутъ же возлѣ костра устраивались "танки", хороводы. Молодежь, взявшись за руки, кружилась вокругъ "вясновки" сидящей на боронѣ. Потомъ начинались обыкновенные танцы, въ которыхъ принимала участiе и "весновка". Необходилось дѣло

105

безъ выпивки и закуски, при чемъ первую доставляли парни, а вторую дѣвушки.

Великодни. Къ особенностямъ празднованiя Пасхи въ Бѣлоруссiи надо отнести хожденiе по домамъ "волочебниковъ" для прославленiя хозяевъ и собиранiя "да́ровъ". Хоръ волочебниковъ составляется не только изъ бѣдняковъ, но и людей зажиточныхъ, что лишаетъ волочебниковъ нищенскаго характера. Во главѣ хора стоить "починальникъ" - запѣвало, и музыка; кромѣ того есть еще "мѣхоноша", носитель и хранитель "да́ровъ", а остальные называются "подхватниками". Подойдя подъ окно со всею громадой, починальникъ поетъ, сопровождаемый скрипачемъ, волочебную пѣсню, а подхватники послѣ каждаго стиха выкрикиваютъ хоромъ припѣвъ: Христосъ воскросъ Сынъ Божiй или: Зеленный садъ вишневый и др. Подаютъ имъ деньги, яйца, сыры, сбожже и кое-что изъ пасхальныхъ явствъ, въ изобилiи приготовляемыхъ къ этому торжественному дню. Изъ собраннаго устраивается общее для всѣхъ волочебниковъ угощенiе.

Въ содержанiи волочебныхъ пѣсенъ, слышанныхъ нами и записанныхъ въ разныхъ местностяхъ Бѣлоpycciи, нѣтъ ничего такого, что указывало бы на христiанское значенiе праздника Пасхи, если не считать припѣва: "Христосъ воскресъ", замѣняемаго впрочемъ и другими припѣвами, въ родѣ - "Зелена елка, зелена", или: "Спѣвайте, молойцы, спѣвайте".

"Великоднями" начинается земледѣльческiй годъ, и пѣсни великодныя почти сплошь посвящены воспѣванiю земледѣльческаго труда; даже волочебниковъ въ

106

нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи (Новогрудск. и Слонимск. уѣзды) называютъ ралешниками, (отъ слова ралля, оральля - пахота), т.е. пѣвцами земледѣлiя. Въ нихъ поется о томъ, какое участiе принимаютъ въ земледѣльческомъ трудѣ "святые святочки": какъ Сороки въ поле соху волокли, а святая Благовѣщення заорывала; какъ св. Юрiй, Божiй ключникъ, землю отмыкаетъ, росу выпущаетъ; св. Борисъ "ляды палиць", а св. Микола по межахъ ходитъ - жито родитъ, св. Ушесьця (Вознес. Госп.) поле подметаетъ, св. Девятникъ жито ровняетъ, а Десятуха "краску" даетъ, а Пятинка "краску" снимаетъ; св. Петро косы остритъ, сѣно коситъ, св. Павла "грабли робиць", св. Илья, славная жнея, жито зажинаетъ въ снопы вяжетъ, а Прачистая съ поля возитъ т.д. Большая половина этихъ пѣсенъ представляетъ "земледѣльческiй календарь" въ родѣ приведеннаго. Другая часть пѣсенъ восхваляетъ хозяина и его домочадцевъ, при чемъ выставляется на видъ ихъ трудолюбiе и вытекающее отсюда благосостоянiе: какъ на небѣ зори часты-густы, такъ у него (хозяина) на полѣ копны часты-густы; у него въ гумнѣ навезисто и намолотисто *), въ клѣти насыписто, въ мельницѣ - намелисто, въ дежѣ-хлѣбницѣ - подыходисто и т.п. Обыкновенно этого рода прославленiя оканчиваются пожеланiемъ быть "вяселымъ, якъ хороша весна, здоровымъ, якъ кринична вода и богатымъ, якъ сырая земля".

Нигдѣ въ бѣлорусскихъ пѣсняхъ не отводится

-------

*) Особая форма бѣлорусск. нарѣчiя и имени прилаг. съ усѣчен. оконч.; значитъ: много навезено, насыпано и т.д.

107

столь почетное мѣсто земледѣльческому труду, какъ въ волочебныхъ, и это, въ связи съ тѣмъ обстоятельствомъ, что въ нихъ почти не затрогивается христiанское значенiе Пасхи, по нашему мнѣнiю, указываетъ, что эти пѣсни нѣкогда относились къ празднеству нехристiанскаго происхожденiя, къ празднеству, которымъ наши предки ознаменовывали наступленiе "великихъ дней", господства солнца, начала полевыхъ работъ, послѣ преобладающей зимою ночи, - дней, вѣроятно, посвящавшихся солнцу и другимъ земледѣльческимъ божествамъ, особенности которыхъ перенесены на святыхъ христiанской церкви, по христiанскому воззрѣнiю ничего общаго не имѣющихъ съ тѣми свойствами, которыя имъ приписываются народомъ.

Празднованiе Пасхи не ограничивается тремя днями, какъ это установлено церковiю, а продолжается гораздо долѣе: среда пасхальной недѣли празднуется "отъ граду", и она такъ и называется "градовая середа", четвергъ - отъ грома, пятница - отъ засухи, суббота - отъ падежа скота, - какъ видитъ читатель все это празднества, имѣющiе отношенiе къ земледѣлiю. Нужно еще замѣтить, что названiе "великодни" относится не къ одной Пасхѣ *), а ко всѣмъ празнествамъ, начиная съ Пасхи и до Миколы включительно. Юрiй и Микола такъ и называются "святочками-великодничками". При томъ на одного и другого перенесены свойства земледѣльческихъ божествъ:

Святый Юрiй, Божiй ключникъ,

-------

*) Если бѣлоруссы хотятъ указать именно на Пасху, то употребляютъ выраженiе "великъ-дзень".

108

Землю одмыкае - росу выпущае;

Росу вынущае, - статокъ выгоняе;

Статокъ выгоняе, слоуцо вымоуляе:

Кабъ тому статку не было упадку,

Отъ того змѣя грамучаго,

Отъ того гада бягучаго,

Отъ той вѣдзьмы кароуницы.

А св. Микола, старая особа,

По межахъ ходзить - житцо родзить, -

Ядронистое, колосистое -

Зерня къ зерню - колосокъ у землю;

Колосы гнутца, у землю бьютца и т.д.

(Село Погорѣлое, Игум. уѣзда).

Сообразно съ этими воззрѣнiями, совершаются и обряды. На Юрья, до восхода солнца, каждый хозяинъ выгоняетъ освященной вербой свой скотъ въ поле на "Юрьеву росу". Онъ беретъ съ собой освященное яйцо, соль, кости отъ пасхальныхъ яствъ и угли съ домашняго очага. Все это зарывается по четыремъ угламъ поля, чтобы предохранить его отъ града, засухи и "заломовъ". Потомъ скотъ гонятъ домой, и хозяйки сдаютъ его общему пастуху съ подпасками, который обыкновенно нанимается къ этому времени и съ этого дня всупаетъ въ отправленiе своихъ обязанностей. При этомъ пастуху приносятъ хлѣбъ, сыръ, масло и яйца *). Пастухи, выгнавъ стадо на поле, разводятъ огонь,

-------

*) Въ Бѣлоруссiи пастухи 4 раза въ лѣто ходятъ за сборомъ въ свою пользу, который, въ большинствѣ случаевъ, платится натурою. Его кормятъ и одѣваютъ хозяева по недѣлямъ или сколько придется по расчету.

109

жарятъ яичницу себе на закуску, и, прежде чѣмъ приступить къ ѣдѣ, обходятъ стадо съ хлѣбомъ и солью и съ горящими головнями въ рукахъ, при чемъ старшiй пастухъ произизноситъ заговоръ, который мы привели при описаннiи обряда изгнанiя "хлѣвника".

Потомъ приступаютъ сами къ угощенiю и коровъ кормятъ хлѣбомъ съ солью.

Въ недавнiя времена, если цѣлая деревня или кто нибудь изъ ея обитателей были постигнуты неурожаемъ, то, чтобы обезпечить хорошiй урожай въ будущемъ году, справлялась микольщина: въ первомъ случаѣ, всей деревней, а во второмъ - отдѣльнымъ хозяиномъ Микольщину также справляли въ благодарность за хорошiй урожай предыдущего года.

Микольщина - это "бесѣда", пирушка, устраиваемая въ Николинъ день (9 мая) или наканунѣ, "на Миколинаго батьку" (Iоанна Богослова). Если погода позволяла, то микольщина устраивалась въ полѣ, а въ противномъ случаѣ въ домѣ. Всей-ли деревней она устраивалась на общiя средства или однимъ хозяиномъ, но на эту "бесѣду" приглашались всѣ односельчане, даже нищiе, прохожiе и проѣзжiе. На праздникѣ, угостившись водкой и медомъ, гости затягивали пѣсни въ честь св. Николая, которыя такъ и называются микольскими. Теперь микольщину справляютъ только пастухи да конюхи.

Намъ кажется вѣроятнымъ предположить, что это также остатокъ прежнихъ празднествъ въ честь земледѣльческаго божества.

Купала. Едва ли есть другое народное празднество,

110

болѣе богатое пережитками языческой старины, чѣмъ празднованiе купалы, въ ночь съ 23 на 24 iюня; къ этому празднеству относится много любопытныхъ воззрѣнiй, легендъ, преданiй и обрядовъ.

Мы уже упоминали о цвѣтенiи папоротника въ ночь на купалу, о Купальскомъ Дѣдушкѣ, собирающемъ таинственныя цвѣтки, дающiе всевѣдѣнiе, въ томъ числѣ и средство къ нахожденiю кладовъ. Кромѣ. того, на купалу "солнце играетъ", т.е. распадается на нѣсколько солнцъ, которыя то разбѣгаются въ стороны, то соединяются въ.одно солнце. Травы и цвѣты, собранныя въ этотъ день, прiобрѣтаютъ особую силу - цѣлительную или чародѣйную.

Въ этотъ день дѣвушки и замужнiя женщины разсыпаются по полямъ и лугамъ для сбора травъ и цвѣтовъ, которые на слѣдующiй день приносятся въ церковь для освященiя. Такiя травы употребляются какъ лѣкарственное средство. Особенное знанiе придается "купалкѣ". Къ сожалѣнiю не можемъ привести ботаническаго названiя этого растенiя. Кажется, что это ranunculus acris. Оно принадлежитъ къ отряду сложноцвѣтныхъ и имѣетъ бѣлые пушистые цвѣтки, напоминающiе "барашки" ивы, но имѣютъ чашелистики. Эти цвѣтки, подобно одуванчикамъ, при солнечномъ свѣтѣ подымаютъ свои головки и раскрываютъ свой пушистый вѣнчикъ. Ими пользуются для гаданiй: втыкаютъ къ образамъ "купалку", и если она на слѣдующiй день окажется развернувшейся, это означаетъ исполненiе желаннаго и на оборотъ. Растенiя въ купальскую ночь разговариваютъ между собою, ходятъ

111

другъ къ другу въ гости, даже пляшутъ, только для обыкновенныхъ очей это не видно.

Клады на купалу выходятъ изъ-подъ земли на поверхность, "купаются и сушатся"; они въ это время "здаются", представляются людямъ въ разныхъ образахъ, чаще всего въ видѣ огня или жара, который, при приближенiи къ нему, мгновенно изчезаетъ. Чтобы овладѣть кладомъ, надо знать какое заклятiе на него положено. Заклятiя же кладутся страшныя, въ родѣ напр., слѣдующихъ: кто мертвымъ заарець (будетъ пахать), той гэтыя гроши споживець; или: хто тутъ сына забьець, той гэтыя гроши споживець и т.п. По поводу перваго заклятiя разсказываютъ, что его наложилъ было одинъ старикъ, пряча передъ своею смертью деньги, чтобы они не достались его дѣтямъ, которыхъ онъ не любилъ. А невѣстка и подслушала его заклятiе. Какъ только умеръ старикъ она позвала своего мужа и разсказала ему о заклятiи. Дѣлать нечего: не пропадать же деньгамъ? Тотчасъ надѣли отцу хомутъ, запрягли его въ соху и стали бороздить сѣни, гдѣ былъ зарытъ кладъ: деньги сами и вынырнули изъ земли. Другой же, зарывая деньги въ гумнѣ, заклиналъ ихъ такъ: хто голову положиць, той мое гроши возьмиць. Ему казалось, что сокровище окажется навсегда недоступнымъ для людей. Анъ нѣтъ. За нимъ подсматривалъ зять и воспользовался его оплошностью - тѣмъ, что онъ не упомянулъ - какую голову надо положить. Принесъ зять пѣтуха, отрубилъ ему голову на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ зарытъ кладъ, и тотчасъ же безпрепятственно добылъ деньги.

112

Въ Лепельскомъ уѣздѣ указываютъ гору, на которой, по преданiю, стоялъ замокъ, въ подвалахъ котораго скрыты нecмѣтныя сокровища. Но владѣлецъ замка наложилъ на нихъ мудреное заклятiе: никакъ ими овладѣть нельзя. Въ давнiя времена, на купалу, эти деньги "пересушивались": земля разступалась, были видны желѣзныя рѣшетки, а за ними блестѣло золото, пересыпаясь въ "анкаркахъ". Какъ ни ломали pѣшетки - не поддаются. Пробовали на длинныя жерди наматывать тряпки; макали ихъ въ горячую смолу и погружали въ боченки съ золотомъ: пристанутъ червонцы къ смолѣ, а какъ станешь вытягивать палку вонъ, они всѣ и попадаютъ. Народъ просто съ ума сходилъ, такъ что ксендзы, для прекращанiя соблазна, наложили новое заклятiе, и кладъ являться пересталъ.

Въ эту ночь снятся вѣщiе сны. Вотъ одинъ образчикъ. Снилось мужику, что онъ на такомъ-то мосту найдетъ деньги. Онъ и пошелъ туда искать ихъ. Искалъ, искалъ - не нашелъ. Зашелъ къ мельнику, что возлѣ моста жилъ, и разсказываетъ, какой онъ странный сонъ видѣлъ, повѣрилъ этому сну и обманулся. Мельникъ ему и говоритъ: "Не всякому сну вѣрь. Вотъ и мнѣ нѣсколько разъ снилось, что у такого-то (называетъ имя нашего искателя), живущаго тамъ-то, подъ печью деньги зарыты. Тогда догадался нашъ искатель, что значилъ его сонъ. Пришелъ домой, сталъ рыть подъ печкой и нашелъ деньги.

Въ этотъ же день, по повѣрiю, "вѣдьмы-коровницы отбираютъ молоко у коровъ", "портятъ статокъ". У "порченой" коровы или удой уменьшается, или

113

молоко дѣлается жидкимъ, лишеннымъ сливокъ; это значить, что молоко и сливки "отобраны" вѣдьмой и перенесены на ея коровъ; у нихъ, вслѣдствiе этого, молоко становится такъ густо, что во время доенiя "сбивается" въ комочки масла.

Для этого вѣдьма въ купальскую ночь ходить по огородамъ, собираетъ цѣдилкой росу въ подойникъ, даетъ ее пить своимъ коровамъ и обмываетъ имъ росою вымя. Отъ этого пропадаетъ молоко у коровъ тѣхъ хозяевъ, у которыхъ такимъ образомъ собрана роса. Еще собираютъ камни по чужимъ дворамъ и употребляютъ ихъ для "паренья" молочныхъ горшковъ. Поэтому заботливыя хозяйки всю купальную ночь стерегутъ свои огороды, чтобы "коровница" не собрала на нихъ росы.

Какая связь между собиранiемъ росы и убылью молока? Намъ объясняли, что роса это "сокъ земли", дающiй растенiямъ питательность; что роса можетъ быть живительная и вредоносная. Первымъ свойствомъ она особенно отличается на Юрья, потому-то и выгоняютъ скотъ на Юрьеву росу. На купалу же она "молочная": повѣрie говорить, что въ былыя времена случалось, что если намочить цѣдилку въ купальской poсѣ, то съ нея лилось настоящее молоко. Объясненiе, очевидно, недостаточное, но другого народъ не знаетъ; первоначальный смыслъ этого воззрѣнiя, кроющiйся въ особенностяхъ первобытнаго мышленiя, въ настоящее время утерянъ.

Вѣдьмы могутъ портить росу и тѣмъ вредить скоту. Для того, чтобы узнать вредная ли роса или

114

нѣтъ, знахарки вывѣшиваютъ на ночь тряпочку и утромъ пробуютъ - какова роса на вкусъ: если сладковата, значить порченая, и тогда нельзя выгонять скота на пастбище, пока не обсохнетъ роса, иначе скотъ можетъ заболеть или въ молокѣ будетъ показываться кровь.

На Купалу, чтобы предохранить коровъ отъ порчи, прогоняютъ ихъ чрезъ огонь, разложенный у воротъ. Если же и это не поможетъ, и молоко будетъ отобрано, тогда варятъ цѣдилку въ "купальскомъ зельѣ" и отваръ даютъ пить коровамъ. Такимъ вывариванiемъ цѣдилки достигается и другая цѣль: вѣдьма, отобравшая молоко, должна отъ этого исчахнуть, если только ей ничего не одолжить въ теченiе трехъ дней.

Купала вмѣстѣ съ гѣмъ и праздникъ огня. Въ купальскую ночь молодежь обоего пола собирается на полянку "въ житнюю смѣну"; тамъ раскладываютъ огонь; приносятъ съ собой водку, купленную въ складчину; дѣвушки жарятъ яичницу изъ принесенныхъ яицъ. Когда все готово, садятся вокругъ огня и за-кусываютъ. Потомъ зажигаютъ старое колесо, облитое дегтемъ и насаженное на жердь. Эту жердь вбиваютъ въ землю такъ, чтобы колесо высоко горѣло. Когда одно колесо сгоритъ, зажигаютъ другое и такъ далѣе, если только они припасены - и пляшутъ вокругъ колеса, взявшись за руки, подъ пѣнie купальскихъ пѣсенъ или "купалокъ". Прежде всего поется пѣеня очевидно сложенная въ честь солнца:

Купальская ночка короткая, - соунiйка, соунiйка!

115

Соунiйка рано усходзила - соунiйка, соунiйка! *)

Рана усхадзила поле освяцила;

Дзѣвокъ, хлопцоу будзила,

Работку давала - у поле посылало,

Кабъ хлопчики огни палили,

Поле свяцили, жита пильновали,

Кабъ вѣдзьмы заломоу не ломали,

У кароу малака не 'тбирали.

Отбери, Божа, таму ручки-ножки,

Выдзяри, сова, со лба вочки,

Кабъ яны свѣту не бачили,

Яснаго сонца ня видзѣли!

А дзѣвочки кабъ жита зажинали,

Краски-цвяточки сбирали,

Вяночки звивали,

На галовоньку клали,

У таночку скакали,

Хлопцоу привабляли.

Послѣ этого парни и дѣвушки, по парно и въ одиночку, прыгаютъ черезъ огонь, чтобы очистить себя и предохранить отъ "немочей, порчи и загово́ровъ".

На этомъ, повидимому, кончается одна часть праздничнаго обряда, посвященная очевидно лѣтнему солнцу и его земному замѣстителю - огню (надо сказать, что все это совершается по традицiи, безъ сознательнаго пониманiя значенiя обряда), и начинается другая часть, напоминающая одно изъ тѣхъ празднествъ любви, о которыхъ упоминаетъ лѣтописецъ, когда описываетъ

-------

*) Слова: соунiйка, соунiйка, - повторяются послѣ каждой строчки.

116

обычаи Сѣверянъ, Радимичей, Вятичей и Кривичей: "браци (браковъ) не бываху въ нихъ, но игрыща, межю селы. Схожахуся на игрыща, на плясанiе, и на вся бѣсовськая игрища, и ту умыкаху жены собѣ, съ нею же кто совѣщашеся".

Мы уже говорили, какъ связывается въ понятiи народа въ одно целое представленiе о солнцѣ, какъ началѣ плодородiя, съ одной стороны - и любви съ другой. Несомнѣнно, что эта связь устанавливается посредствомъ аналогiи между плодородiемъ земли и дѣтородiемъ. Подобно тому какъ плодородiе земли въ представленiи народа является послѣдствiемъ живительнаго дѣйствiя солнца, какъ бы оплодотворяющаго землю, такъ и чувство любви и дѣторожденiе, при помощи уподобленiя, подводится подъ дѣйствiе, какъ часть къ общему, того же начала, дающаго жизнь всему, - солнца. Кромѣ того, весной, лѣтомъ, т.е. во время господства солнца, происходитъ, какъ извѣстно, спариванiе животныхъ, что первобытная мысль могла приписывать влiянiю солнца.

Какъ бы тамъ нибыло, но дальнѣйшiе обряды празднованiя купалы сохранили ясные слѣды любовнаго культа. Такъ въ Борисовскомъ уѣздѣ, послѣ описаннаго нами, дѣвушки съ вѣнками на головахъ изъ цвѣтовъ и ржаныхъ колосьевъ, становятся въ перемежку съ парнями, составляя, такимъ образомъ, новый хороводъ. Тѣ изъ дѣвушекъ, которыя сосватаны, запасаются "рушниками" или кусками тонкаго холста, своего издѣлiя. Всѣ кружатся, и дѣвушки поютъ пѣсню, въ которой выхваляютъ достоинства однихъ парней и

117

осмѣиваются недостатки другихъ: у такого-то голова, какъ ведро, - воду носить, волосы, какъ помело, - печь выметать; языкъ, какъ лопата, - хлѣбъ сажать; носъ какъ "копачъ" - навозъ разбрасывать; руки, какъ грабли - сѣно согребать; ноги, какъ "кочережки", - жаръ загребать. А у такого-то кудрявая голова, - дѣвушекъ приманивать, ясные очи, дѣвушекъ высматривать, румяные губы - дѣвушекъ цѣловать и т.д.

Потомъ выходитъ на средину хоровода одна изъ дѣвушекъ сосватанныхъ (иногда, впрочемъ, выходятъ вмѣстѣ всѣ сосватанные или обрученные) и закрываетъ себѣ лицо, "чубромъ", покрываломъ изъ холста. Тогда поютъ:

Ишла купалка сяломъ, сяломъ,

Закрыуши вочки чубромъ, чубромъ,

Довала хлопцамъ чаломъ, чаломъ, (въ это время дѣвушка кланяется на всѣ стороны).

Стали людзи дзивитися

Стала купалка сваритися:

Ахъ вы, людзи, вы дзiуные!

Чи вы на вулку не ходзили,

Чи вы купалки ня видзѣли,

Чи вы цвяточкоу не сбирали,

Чи вы вяночкоу не звивали

Чи вы у таночикъ не ходзили,

Чи вы дзѣвокъ не зводзили?

Потомъ купальщица начинаетъ выбирать себѣ парня "до пары". Въ прежнiя времена брали того, кто попадется; теперь же умудряются выбрать или жениха или того, кто нравится, потому что парни обыкно-

118

венно подаютъ голосъ, перебрасываясь шутками, часто очень нескромными. Намъ приходилось слышать отъ "ревнителей старины и отеческихъ преданiй" порицанie такому новшеству: "бяри того, хто попадзетца: на тое стародаунiй звычай!"

Избранники снимаютъ съ купальщицъ покрывало и повязываютъ ceбѣ на руку или черезъ плечо, какъ это дѣлается на свадьбѣ. Это имъ даръ, "на рукавы", какъ говорится въ Бѣлоруссiи. Въ это же время поютъ:

На мори вуточка купалася,

На бережку сушилася;

Млада Ганнулька зажурилася,

Што яе дары не прадзены,

Хоць прадзены, не снованы,

Хоць снованы, дыкъ не тканы,

А хоть тканы, - не бялены,

Хоць бялены, - не качаны,

Хоць качаны, - не рѣзаны,

Хоць рѣзаны, - не дзѣляны.

А хтожь тые дары дариць будзе?

Будзе дариць млада Ганнулька:

Таму-сяму по локцику,

Свайму суженьку ня мѣручи.

Потомъ поются другiя купальскiя пѣсни, которыя, по своему содержанiю очень напоминаютъ "масляничныя" пѣсни. Тутъ нарѣканiя на свекра, на мужа, которые не пускаютъ молодую "на купалiйка, дзѣвоцкое гулянiйка"; тутъ преподаются совѣты за кого выходить замужъ - за стараго или молодого; какую

119

выбирать себѣ невѣсту - богатую или бѣдную и т.п. А также поется баллада, распространенная въ Бѣлоруссiи во множествѣ варiантовъ, о томъ, какъ братъ женился на сестрѣ и какъ они обратились въ "братки" - цвѣтокъ Иван-да-Марья. Пѣнiе продолжается до тѣхъ поръ, пока колесо сгоритъ и костры потухнуть. Тогда парни бросаются хватать дѣвушекъ. Подымается свалка: женихъ отбиваетъ свою нѣвесту, если она выбрала другого; поклонники одной и той же дѣвушки начинаютъ оспаривать ее другъ у друга; дѣвушки вырываются изъ рукъ тѣхъ парней, которые имъ не нравятся; другiе же счастливые пары стараются, подъ шумокъ, убраться подальше въ рожь, если они не успѣли этого сдѣлать прежде; наконецъ, такъ или иначе, вопросъ улаживается, и всѣ "пары" расходятся по ржи, въ двоемъ коротать ночку, встречать восходъ солнца.

Въ Лепельскомъ уѣздѣ этотъ обрядъ даренiя "рукавовъ" совершался съ тою особенностiю, что невѣста дарила всѣхъ парней.

Въ другихъ мѣстностяхъ мы этого обычая совершенно не встрѣчали. Просто жгутъ костры, иногда изъ разныхъ отбросовъ и негодныхъ вещей, поютъ пѣсни, прыгаютъ чрезъ огонь, и, пользуясь темнотою, мало по малу, расходятся влюбленныя пары.

Изъ того, что мы описали, можно подумать, что купалка праздникъ "свободной любви". Можетъ быть оно когда-нибудь такъ и было. Но въ послѣднее время это не болѣе, какъ обрядъ, и отношенiя молодыхъ людей слишкомъ далеко не заходятъ. Могутъ, конечно,

120

быть исключенiя, но они случаются и помимо купальскихъ обрядовъ и случаются всего чаще тамъ, гдѣ бытовой укладъ жизни бѣлорусса пошатнулся: въ мѣстечкахъ, городахъ, вблизи желѣзныхъ дорогъ, фабрикъ и заводовъ. Гдѣ же крѣпокъ коренной строй жизни бѣлорусса, тамъ этого почти не бываетъ. Въ такихъ мѣстахъ женихи года по два спятъ на однихъ сѣновалахъ съ невѣстами и однако это почти не отражается на нравственности молодыхъ людей. Главная причина такой сдержанности - сила общественная мнѣнiя деревни. Въ Бѣлоруссiи широко распространенъ свадебный обычай "сводить" жениха и невѣсту и потомъ предѣявлять гостямъ рубаху. Если не окажется доказательствъ "чесности", то это покрываетъ позоромъ семью невѣсты и для нея самой влечетъ многiя непрiятныя послѣдствiя. Обычай, конечно, въ высшей степени грубый, дикiй, варварскiй, но его влiянiе велико.

Однако надо отметить, что въ дослѣднее время многiе женихи, изъ числа побывавшихъ въ школѣ, нерѣдко протестуютъ противъ этого постыднаго обряда; но невѣсты все еще консервативны, - конечно, только тѣ изъ нихъ, которыя могутъ публично щегольнуть тѣмъ, что онѣ "блюли" себя. Иногда даже плачутъ, если имъ отказываютъ въ этомъ варварскокомъ тщеславiи, особенно въ томъ случаѣ, если было на счетъ ихъ "честности" какое-либо сомнѣнiе. Въ этомъ онѣ всегда встрѣчають настойчивую поддержку въ старомъ поколѣнiи, которое, съ одной стороны, довольно ревниво относится къ сохраненiю старины, а съ другой - не желаетъ лишиться "солодкой горѣлки".

121

Намъ кажется, что въ описанныхъ нами обрядахъ съ достаточной ясностью отразился древнiй обычай умыканiя невѣстъ, а въ обрядѣ даренiя парней и слѣпого выбора "пары", - намекъ на первобытное общинное право мужчинъ на всѣхъ женщинъ, принадлежащихъ къ данной общинѣ. Это нѣчто въ родѣ выкупа, освобожденiя себя отъ принадлежности всѣмъ мужчинамъ общины, для того, чтобы впослѣдствiи принадлежать исключительно одному, какъ о томъ поется въ купальской пѣсне:

Дружочкамъ на одну ночку,

А сужаньку на увесь вѣкъ.

Не случайно, конечно, принаровлена къ празднованiю Купалы и баллада "о браткахъ", столь распространенная въ Бѣлоруссiи, какъ ни одна пѣсня. Вѣроятно она служитъ отголоскомъ того далекаго прошлаго, когда было въ обычаѣ супружеское сожительство въ ближайшихъ степеняхъ родства. На это также намекаютъ нѣкоторые обряды бѣлорусскаго свадебнаго ритуала, какъ напримѣръ, обрядъ выкупа женихомъ у брата невѣсты ея косы, съ которой обыкновенно соединяется понятiе о дѣвичестве.

Богачъ *). Въ Игуменскомъ уѣздѣ "Богачомъ"

-------

*) Такъ какъ описанiе празднованiя "богача", сколько намъ извѣстно, впервые появляется въ печати, то, въ видахъ дальнѣйшаго дополненiя нашего описянiя, считаемъ нужнымъ указать, что мы наблюдали эти празднества въ Игуменскомъ уѣздѣ, гдѣ оно бытуетъ во многихъ деревняхъ, преимущественно Погорельской вол. Также "богачъ" празднуется въ Волковыскомъ уѣздѣ, Гродненской губернiи.

122

называюсь Рождество Богородицы (8-го сентября); послѣднее названiе почти не извѣстно народу *).

Въ жизни земледѣльца это самое счастливое время - время сравнительнаго довольства, когда и убѣдило есть хлѣбъ на столѣ, а у богатыхъ, "какъ князья скирды широко сидятъ, поднявъ головы". Отсюда понятно, почему народъ называетъ "богачомъ" праздникъ, совпадающiй со временемъ окончательной уборки хлѣба и хозяйственнаго обилiя. Но есть факты, заставляющiе думать, что "богачъ" - одно изъ земледѣльческихъ божествъ до-христiанскаго перiода, одно изъ видоизмѣненiй несторовскаго Даждь бога солнца, бога изобилiя, богатства, на что указываетъ и самое имя его. Представленiе объ этомъ богѣ стерлось въ памяти народа, но указанiя на то, что онъ, этотъ богъ, нѣкогда занималъ мѣсто въ вѣрованiяхъ бѣлорусса, сохранилось въ обрядахъ. Хотя "богачемъ" называютъ собственно Рождество Богородицы, но празднованiе "богача" справляютъ не только въ этотъ день, а и въ другiе праздники, блязкiе къ осеннему равноденствiю. Если, напримѣръ, въ деревнѣ есть церковь или часовенька въ память святаго, празднуемаго въ это время, то и празднованiе "богача" приноровливается къ этому дню.

Главную роль въ обрядѣ этого празднества играетъ "богачъ" или "богатце". Это "лубка" ржи со вставленной въ нее восковой свѣчой. "Богачъ" стоитъ въ

-------

*) Въ другихъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи этотъ праздникъ зовется Малая Прачистая, въ отличiе отъ Успенiя - Большой Прачистой.

123

теченiе цѣлаго года въ домѣ очереднаго хозяина, въ почетномъ углу, подъ иконами. Въ этотъ день свѣча зажигается. Приглашается священникъ для служенiя молебствiя, которое и служится прежде всего въ томъ домѣ, где стоитъ "богачъ". Потомъ хозяинъ, вслѣдъ за священникомъ несетъ "богача" въ слѣдующiй дворъ, гдѣ ихъ встрѣчаютъ хозяева. Для встрѣчи ставятъ на дворѣ столъ, покрытый бѣлой скатертью и установленный "лубками" ржи, пшеницы, ячменя или другаго хлѣба. "Богачъ" ставится на столъ къ хлѣбамъ, и служится краткое молебствiе. Священникъ и всѣ его сопровождающiе приглашаются въ хату для угощенiя, при чемъ "богачъ" ставится на покути. И такъ обходятъ по очереди всѣ дома. Зерновый хлѣбъ, которымъ встрѣчали "богача" идетъ въ пользу причта.

На другой конецъ села сгоняютъ весь скотъ, и когда обойдутъ всѣ дворы, то обносятъ "богача" во кругъ скота. Поелѣ этого относятъ его въ домъ къ очередному хозяину, где онъ и остается цѣлый годъ. Онъ, по повѣрiю приноситъ, въ домъ богатство и счастье.

Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ рожь и воскъ для "богача" собирается со всей деревни и подмѣняется только тогда, когда "богачъ", по очереди, обойдетъ всю деревню или же когда свѣча сгоритъ. А въ другихъ мѣстностяхъ рожь и свѣча подмѣняются ежегодно очереднымъ хозяиномъ, при чемъ рожь для этого вымолачиваютъ изъ перваго, "зажиночнаго" снопа *).

-------

*) Первый снопъ (зажиночный), подобно дожиночному вѣнку, повсемѣстно въ Бѣлоруссiи пользуется особымъ значенiемъ; его каждый хозяинъ, принеся домой, ставитъ въ почетномъ углу. Это соблюдается и тамъ, гдѣ "богача" совсѣмъ не празднуютъ.

124

Въ послѣднемъ случаѣ подмѣненная "богачовая" рожь смѣшивается съ обыкновенной и употребляется на сѣмена. Приготовленiе свѣчи сопровождается общей вечерей всѣхъ участниковъ и особыми пѣснями, напоминающими "дожинковыя".

Не есть ли это соединенiе зерноваго хлѣба, символа благосостоянiя, со свѣчею, символомъ свѣтоноснаго начала, не есть ли это прообразомъ солнца Даждь-бога, источника свѣта и вмѣстѣ съ тѣмъ покровителя земледѣлiя, слѣдовательно бога обилiя и благосостоянiя? Вѣдь трудно придумать болѣе подходящую символизацiю солнца, согласно первобытному представленiю о немъ, какъ о богѣ земледѣлiя. Кромѣ того, то обстоятельство, что празднованiе "богача" болѣе или менѣе совпадаетъ со временемъ осенняго равноденствiя, также отчасти указываетъ на принадлежность этого празднества къ солнечному культу, и если это вѣрно, то такимъ образомъ заполняется пробѣлъ въ циклѣ празднествъ въ честь солнца. Одно изъ этихъ празднествъ несомнѣнно должно было справляться осенью. Если коляды посвящались зимнему солнцу, масленица и великодни - весеннему, купала - лѣтнему, то было бы не понятно отсутствiе празднества въ честь осенняго солнца, тѣмъ болѣе непонятно и необъяснимо, что въ это именно время первобытный человѣкъ видѣлъ плоды его благодѣтельнаго влiянiя.

Надо еще замѣтить, что по-бѣлорусски слово "богачъ" не употребляется въ томъ смыслѣ, какъ въ русскомъ языкѣ - въ смысле богатый человѣкъ. Въ этомъ смысле бѣлоруссы употребляютъ "богатыръ" или при-

125

лагательное - богатый. А "богачъ" употребляется только въ вышеуказанномъ смыслѣ, т.е. какъ народное назнанiе Рождества Богородицы и лукошка съ зерновымъ хлѣбомъ и свѣчой; послѣднее, впрочемъ, не всюду называется "богачемъ".

V. Олицетвореше зла

Вообще человѣкъ субъективенъ, а первобытный человѣкъ въ особенности. Поэтому всѣ явленiя внѣшняго мipa онъ разсматриваетъ по отношенiю ихъ къ самому себѣ и дѣлитъ ихъ на полезныя и вредныя для него, человѣка. На дальнѣйшей ступени своего интеллектуальнаго развитiя, когда человѣкъ уже успѣетъ выработать начала нравственности, различенiе добра и зла, онъ склоненъ относить полезное для себя къ болѣе общей категорiи добра, а вредное къ категорiи зла.

Древнимъ славянамъ, какъ народу арiйскаго корня, было не чуждо подобное подраздѣлeнie; такъ мы встрѣчаемъ у нихъ бѣлъ-боговъ и черно-боговъ, и послѣднiе, вѣроятно, имѣли болѣе или менѣе демоническiй характеръ, противились благимъ начинанiямъ бѣлъ-боговъ. Но славяне не стояли на такой высокой степени развитiя, чтобы въ ихъ вѣрованiяхъ это раздѣленiе достигло той опредѣленности и того значенiя, какъ въ религiи Зороастра. Съ принятiемъ же христiанства боги того и другого порядка еще болѣе смѣ-

127

шались, ибо съ точки зрѣнiя христiанства тѣ и другie - бѣсы. Однако бѣлоруссы еще и до сихъ поръ дѣлаютъ различiе между домовыми и олицетворенiями стихiйныхъ силъ съ одной стороны и между чертями съ другой; по крайней мѣрѣ такое различiе сказывается въ воззрѣнiяхъ бѣлорусса на тотъ и другой родъ нечистой силы.

Чортъ - это, такъ сказать, принципiальный противникъ всего благаго, это чистое олицетворенiе зла. И водяной, и лѣшiй, и другiе стихiйные боги могутъ дѣлать зло, но могутъ и не дѣлать его; а чортъ не можетъ: такова ужъ его натура. Если онъ и дѣлаетъ иногда будто бы добро, такъ это только въ видахъ достиженiя большаго зла. Онъ неотступно слѣдитъ за человѣкомъ, норовитъ воспользоваться всякой воможностью, чтобы причинить ему вредъ, ввести его въ грѣхъ, погубить его душу. Онъ внушаетъ человѣку дурныя мысли и поступки. Онъ особенно силенъ и навязчивъ, когда воля человѣка слаба, сознанiе смутно, такъ напримѣръ, когда человѣкъ пьянъ. Тогда чортъ, смѣло выступаетъ на борьбу съ нимъ и не скрывается, а принимаетъ свой настоящiй видъ. Каковъ же этотъ настоящiй видъ? Нѣчто въродѣ изображенiя сатировъ; на головѣ рога, козлиная бородка, двухкопытныя или однокопытныя ноги, коровiй хвостъ, на рукахъ длинныя когти, тѣло покрыто шерстью. Кто изъ чертей поважнѣе, тотъ, вдобавокъ, еще хромъ и горбатъ. Чортъ также часто принимаетъ образъ козла. Въ этомъ видѣ онъ любитъ подшучивать надъ простодушными людьми. Когда разразится гроза или дождь, чортъ

128

прикинется козликомъ и начинаетъ жалобно блеять. Сердобольный человѣкъ, возметъ его въ полу и несетъ домой, чтобы отогрѣть. А чорту только этого и надо: съ крещеной душой ему безопасней отъ грома, да и прiятно заставить человѣка поднести себя. Чѣмъ дальше идетъ человѣкъ, тѣмъ козликъ становится тяжеле. Человѣкъ, изнемогая подъ тяжестью, еле дышетъ, а козлика жаль бросить - такъ онъ жалобно блеетъ. Но вотъ уже и домъ. Тутъ козликъ, выпрыгнувъ изъ полы, расхохочется дикимъ голосомъ, сдѣлаятъ неприличie - и только его видѣли.

Чортъ любитъ сбивать путниковъ съ дороги, сбрасывать колеса съ осей во время ѣзды, заводить пьяныхъ въ болота или въ проруби.

Черти бываютъ бо́льшаго и меньшаго калибра, но величественнаго образа сатаны, какъ онъ рисуется воображенiю поэтовъ, народъ не знаетъ: бѣлорусскiй чортъ вообще мелкотравчатый. Мы уже говорили, что болѣе могущественными чертями считаются тѣ изъ нихъ, которые хромы и горбаты. По поводу прiобрѣтетя ими этихъ уродствъ существуетъ преданiе, что черти когда-то воевали съ ангелами, были побѣждены ими и сброшены съ неба на землю. Летѣли они, какъ черная туча, какъ снѣтъ, летѣли долгое время. Мелкiе черти во время паденiя отдѣлались сравнительно дешево - получили легкiе ушибы и только; а крупные, какъ болѣе тяжелые, поломали ноги, понабивали горбы. Такъ и остались они навсегда хромыми и горбатыми. Кромѣ того, во время небесныхъ войнъ мнопе изъ нихъ получили тяжелыя раны и увѣчья. А глав-

129

ный чортъ, который всѣми ими предводительствовалъ, былъ закованъ ангеломъ въ цѣпи и посаженъ въ каменную гору *). Когда этотъ чортъ поворичивается въ горѣ или въ ярости начинаетъ рвать цѣпи и метаться, то земля дрожитъ, горы трескаются. Цѣпь его чрезвычайно толста, но каждый годъ грѣхи людей переѣдаютъ ее, какъ ржа желѣзо. Случается, что къ Пасхѣ она становится тонка, какъ волосъ, но все таки держитъ чорта. Лишь только запоютъ "Христосъ воскресе" на пасхальной заутрени, она снова становится такою же толстой, какъ была прежде. Но когда грѣхи людей до того умножатся, что переѣдятъ цѣпь совершенно, тогда будетъ кончина мipa: дьяволъ освободится и все разрушитъ; если же люди постараются поменьше грѣшить, то мiру и конца не будетъ.

Бѣлоруссы воображаютъ, что на днѣ неприступной трясины возсѣдаетъ старшiй чортъ и оттуда разсылаетъ подвластныхъ ему чертей для искушенiя люда, выслушиваетъ отчеты о ихъ дѣятельности, подаетъ имъ совѣты, какъ достичь болѣе успѣшныхъ результатовъ, и наказываетъ лѣнивыхъ. Между ними существуетъ довольно длинная iepapхiя, но честности въ ихъ средѣ нѣтъ и въ поминѣ; напротивъ, подчиненные всячески норовятъ обмануть начальниковъ, увильнуть отъ заданной работы, особенно если она тяжела и непрiятна, и избежать наказанiя. Такiя черты ихъ характера сплошь и рядомъ встрѣчаются въ тѣхъ бѣлорусскихъ сказкахъ, гдѣ фигурируютъ черти. Пред-

-------

*) Этого чорта нерѣдко называютъ цмокомъ. Цмокъ собственно значить драконъ.

130

полагаются у нихъ и половыя и возрастныя различiя: есть черти, чертовки и чертенята. Однако чортъ не прочь вступить въ половую связь и съ обыкновенной смертной. Отъ такого общенiя рождаются чудовища и уроды, не имѣющiе никакого подобiя человѣческаго. Тотчасъ же поелѣ рожденiя они исчезаютъ съ визгомъ и хохотомъ.

Чортъ - источникъ зла на землѣ. По космогоническому преданiю, широко распространенному въ Бѣлоруссiи, онъ, участвуя въ созданiи земли, внесъ въ нее все злое.

Вотъ это преданiе.

Въ началѣ вода покрывала землю. Богъ приказалъ чорту нырнуть на дно и достать оттуда горсть земли. Чортъ спустился на дно, захватилъ горсть земли, но не всю отдалъ Богу, а спряталъ часть во рту. Богъ взялъ въ руки горсть земли, благословилъ ее и бросилъ на воды, - и земля стала расти, расширяться, покрывать воду гладкимъ и ровнымъ, какъ токъ, слоемъ. Но стала расти и та земля, что была у чорта во рту, стала раздирать ему ротъ. Чортъ, корчась отъ боли, сталъ кататься по землѣ и выплевывать изо рта землю. Долго онъ катался такъ и плевалъ. Оттого поверхность земли сдѣлалась гористой, и земля мѣстами отравилась чортовой слюной. Поэтому, когда Богъ, подготовляя землю для человѣка, посѣялъ жито (рожь), пшеницу, ячмень, просо, яблони, груши и цѣлебныя травы, то мѣстами выросъ пырей, "кастеръ", лебеда, блекотъ (бѣлена), застыръ (терновникъ) и всѣ другiя вредныя растенiя. Потомъ

131

Богъ создалъ полезныхъ животныхъ: лошадей, коровъ, овецъ, собакъ... Но нѣкоторый изъ нихъ, не умѣя различать полезныхъ травъ отъ вредныхъ, наелись ядовитыхъ и превратились въ волковъ, россомахъ, медвѣдей и прочихъ вредныхъ животныхъ. Такъ продолжалось до тѣхъ поръ, пока животныя не научились различать полезныя травы отъ ядовитыхъ. Слѣпилъ Богъ изъ глины человѣка, дохнулъ на него, и человѣкъ зашевелился, ожилъ. Чортъ это все видѣлъ. Онъ улучилъ минуту, когда человѣкъ спалъ, дохнулъ на него, - и вселился въ человѣка также и злой духъ, и человѣкъ получилъ склонность ко злу.

(М. Холопеничи, Борисовск. уѣзда)

Этотъ разсказъ циркулируетъ въ Бѣлоруссiи въ нѣсколькихъ варiантахъ; мы выбрали самый типичный, въ которомъ наиболѣе ясно и послѣдовательно проведена идея, что все зло на землѣ отъ чорта. Но не довольствуясь этимъ исконнымъ зломъ, онъ употребляетъ всѣ усилiя, чтобы его увеличить, чтобы больше и больше причинять вреда людямъ, чтобы въ конецъ погубить ихъ души. Въ этомъ отношенiи и сами люди являются ему ревностными пособниками, вступая въ связь съ нечистой силой.

VI. Сообщники нечистой силы

Въ любой мѣстности Бѣлоруссiи вамъ укажутъ людей обоего пола, которые, какъ говорятъ бѣлоруссы, "знаютца зъ нечистикомъ, свояки чорту, свою душу ему запродали". Называютъ ихъ разно: чароуниками и чароуницами, (иногда, но рѣдко, колдунами), знахарями и знахарками, ворожбитами, вѣдзьмаками и вѣдзьмами, воукулаками и пр. Bсѣ эти названiя упоминаются въ памятникахъ нашей древней письменности, съ прибавленiемъ нѣкоторыхъ другихъ, несохранившихся въ современномъ бѣлорусскомъ говорѣ, какъ напримѣръ - кудесникъ, волхвъ, вѣщая женка. Въ этихъ памятникахъ они употребляются какъ синонимы: вѣдунъ, знахарь, колдунъ, кудесникъ - все это названiя, указывающiя на высшее вѣдѣнiе. Такъ называли людей одаренныхъ необыкновенною мудростью, даромъ предвидѣнiя, пророчества, поэтическаго творчества, обладающихъ знанiемъ священныхъ заклятiй, жертвенныхъ и очистительныхъ обрядовъ, умѣньемъ совершать гаданiя и врачевать недуги. Въ настоящее время народъ дѣлаетъ нѣкоторыя различiя между этими назва-

133

нiями, смотря по тому, съ какого рода нечистой силой имѣютъ дѣло данные чаровники, съ какою цѣлью употребляютъ они свое таинственное знанiе и по другимъ причинамъ. Быть вѣдьмой, вѣдьмакомъ, вовколакомъ, съ точки зрѣнiя бѣлорусса, болѣе предосудительно, чѣмъ быть просто чаровникомъ: разные чаровники бываютъ. Вѣдьмой, вѣдьмакомъ, вовколакомъ бѣлоруссы ругаются, какъ чѣмъ-то позорнымъ, но этого не замѣчается относительно слова чаровникъ, ворожбитъ и знахарь. Слыть знахаремъ даже почетно. Знахари и знахарки употребляютъ свои познанiя больше на пользу ближняго, а вѣдьмаки и вѣдьмы почти никогда. Чаровникомъ называютъ вообще того, кто умѣетъ совершать чары, то-есть такiе суевѣрные, таинственные обряды, заклинанiя, которымъ подчиняются стихiйныя и другiя силы. Впрочемъ, не всякiй чаровникъ умѣетъ совершать всѣ эти чары, а только тотъ, который душу чорту продалъ. Большинство же изъ нихъ знаютъ только что-нибудь одно. Въ этомъ и различiе между большими, "важными", "настоящими" чаровниками и малыми, узкими спецiалистами.

Профессiональное колдовство. Въ послѣднемъ смыслѣ считаются чаровниками тѣ люди, которые по своимъ знанiямъ поставлены въ близкое общенiе съ тою или другою стихiею, каковы кузнецы, мельники, лѣсники, пастухи, пасѣчники, пивовары и др. Предполагается, что каждый изъ нихъ хорошо изучилъ свойства той "нечистой силы", съ которой приходится имѣть дѣло вслѣдствiе своей профессiи. Плохъ былъ бы тотъ мельникъ, который не зналъ бы, какъ уго-

134

дить водяному; или тотъ пастухъ, который не умѣлъ бы изгнать хлѣвника. Поэтому мельника съ "вѣтрака" приглашаютъ лѣчить "подвѣй" (параличъ); мельники съ водяныхъ мельницъ умѣютъ "дать воды", т.е. нашептывать на воду заговоры для излѣченiя болѣзней или съ цѣлью насыланiя ихъ. Впрочемъ, нѣкоторые изъ нихъ, опираясь на помощь своего нечистика, могутъ производить чары, не относящiяся прямо къ предмету ихъ профессiи. А при томъ никто, конечно, не воспрещаетъ, наприм., мельнику, изучить ремесло лѣсника или ворожбита, онъ можетъ быть и вовколакомъ, и жена его можетъ быть отличной вѣдьмой. Но все это необязательно. А вотъ угодить водяному, чтобы онъ давалъ постоянно достаточное количество воды, чтобы мельница не стояла, когда много "завозу", - все это мельникъ долженъ знать или пусть не берется не за свое ремесло. И мельникъ съ вѣтряной мельницы долженъ умѣть "запречь вѣтеръ" и, само собою разумѣется, тѣхъ духовъ, которые производятъ вѣтеръ, вихрь, бурю и т.п. Онъ долженъ все предусмотрѣть: не насиловать вѣтра, чтобы тотъ не разсердился и на долго не улегся; долженъ умѣть вызвать его въ затишье, когда надо молоть, а так-же умилостивить бурю, чтобы она не поломала мельничныхъ крыльевъ.

Опытный мельникъ съ водяной мельницы, при первыхъ заморозкахъ, когда вода покрывается тонкой скорлупой льда, опускаетъ водяному подъ колесо кусокъ сала, "кабъ колесы не скрипѣли", какъ объяснялъ это старый мельникъ, Григорiй Порецкiй (Хо-

135

лопеничи, Борисовск. уѣзда); а когда убиваютъ свинью, то бросаютъ и цѣлое стегно. Впрочемъ, неразборчивый водяной иногда довольствуется и частью свиныхъ кишекъ, покрытыхъ кишечнымъ жиромъ. Не принеси мельникъ этой жертвы водяному, то не наберешься смазки для колесъ: водяной будетъ вылизывать ее изъ буксъ и слизывать съ осей, а кромѣ того и бѣдъ можетъ причинить не мало.

Мельникъ съ вѣтряка, чтобы поднять затихшiй вѣтеръ, взбирается на "шапку" своей мельницы и бросаетъ горстями муку "на узвѣй вѣцеръ", какъ говорятъ бѣлоруссы.

Лѣсникъ, въ свою очередь, долженъ умѣть умилостивить лѣшаго, а не то онъ можетъ наслать на него какого нибудь опаснаго звѣря, который, чего добраго, можетъ поранить или растерзать. И вотъ, въ искупленiе себя, взамѣнъ своего тѣла, лѣсникъ добровольно приноситъ часть его въ жертву лѣшему, - часть, впрочемъ, самую безобидную.

Замѣнять цѣлое частью въ такихъ случаяхъ - дѣло обычное у некультурныхъ народовъ. Такъ нѣкоторыя дикiя племена, избивавшiя въ прежнiя времена на могилахъ своихъ вождей ихъ женъ и рабовъ для загробныхъ услугъ, теперь допускаютъ нѣкотрый компромиссъ въ этомъ отношенiи; именно выбиваютъ обреченнымъ по одному зубу или отрѣзываютъ мизинцы, волосы, ногти и бросаютъ въ могилу.

Такъ поступаютъ и наши "знающiе на рѣчахъ" лѣсники. Отправляясь на Благовѣщенiе въ лѣсъ, они несутъ съ собою кусокъ хлѣба съ солью; въ него вти-

136

скиваютъ немного своихъ волосъ, а иногда и ногтей. Придя на опушку лѣса, становятся лицомъ къ востоку и приговариваютъ, кружа хлѣбъ около головы:

Усю зиму морозы трещали,

Бури выли, вѣтры шумѣли,

Сосны и ели скрыпѣли;

Вауки хадзили, галасили -

Ѣсьци прасили:

Чи ты дай голову авеччу,

Чи чалавѣччу.

На святое Благавѣщення

Уси звяры на вырай пашли;

Вауки выюць, свиньни стогнуць,

Мядзѣдзи мармочуць,

Зубами скрыгочуць,

Ѣсьци хочуць:

Чи ты дай галаву авеччу,

Чи чаловѣччу!

- Досыць маихъ валасоу! - трижды восклицаетъ лѣсникъ, и послѣ этихъ словъ, бросаетъ хлѣбъ, на отмашь, далеко въ сторону. По другому варiанту въ концѣ приговариваютъ: "Апричь (кромѣ.) маей галавы!"

Тутъ будетъ кстати сказать нѣсколько словъ о заговариванiи ружья.

Бѣлорусскiе крестьяне увѣрены, что искусные лѣсники, благодаря знанiю особыхъ заговоровъ, могутъ стрѣлять безъ промаха, могутъ прострѣлить кому нибудь шейный платокъ, не тронувъ шеи, а другимъ могутъ "портить" ружья такъ, что они будутъ "живить": такимъ ружьемъ какъ ни подстрѣли дичь, а

137

она улетитъ или убѣжитъ. Иные такъ, дескать, "заговорятъ" ружье, что поелѣ выстрѣла дробь остается въ стволѣ или выстрѣлъ не попадаетъ въ цѣль, или, наоборотъ, весь зарядъ будетъ попадать въ мелкую дичь, такъ что она будетъ никуда негодна.

Опытные люди совѣтуютъ держать дробь во рту, когда заряжаешь ружье, чтобы ее "не заговорили". А при томъ - нужно знать соотвѣтствующiе заговоры. Въ нашемъ распоряженiи имѣется одинъ изъ нихъ:

На синемъ мори,

На беражочку,

На жоутымъ пясочку,

Стоить дубъ зяленый,

Къ зямлѣ нахиленый.

А съ того дуба

Якъ узнималися

Шуры да буры,

Вѣтры кавуры (?);

Якъ нанасили

Гяусцоу (глухарей), цяцерекъ,

Гусей и вутокъ,

Малаго птаства,

Якъ цемной хмары (тучи);

Якъ наганяли

Лисицъ и зайцеу,

Ласей и дзикоу (кабановъ)

Mнѣ на потребу

(Или - Скольки мнѣ треба).

Ой, ляцице пташки

И шѣрыя вутки

138

Ка мнѣ стральцу-малайцу!

Бѣжице лисицы

И шѣрыя зайцы

На мою стрѣльбу (ружье)!

А моя стрѣльба

Рученая-вученая,

Кабъ маху не давала,

Усякое живела

На мѣсти клала.

Этотъ заговоръ произносится, когда входитъ охотникъ въ лѣсъ, чтобы тянулась къ нему дичь *).

"Настоящiе" чаровники. Bсѣ указанные нами виды профессiональнаго колдовства, если оно не выходитъ изъ очерченныхъ нами рамокъ, немногими въ Бѣлоруссiи считается дѣломъ предосудительнымъ; напротивъ, большинство смотритъ на все это, какъ на высшее знанiе данной профессiи, существенно необходимое для ея успѣшнаго выполненiя. Но чтобы быть заправскимъ чаровникомъ, обладающимъ высшей степенью могущества, нужно продать чорту свою душу. Для этого надо порвать всякую связь съ церковью и совершить нѣчто чрезвычайно кощунственное: во время причащенiя не проглатывать св. Таинъ, а удержать ихъ во рту; потомъ вынести ихъ "на розстаньки" (перекрестокъ дорогъ), положить на одномъ изъ крестовъ, которые

-------

*) По части профессiональнаго колдовства кузнецовъ, пасѣчниковъ и пр. у насъ не имѣется матерiаловъ; что же касается пастухоъ и колдовства, связаннаго съ ихъ занятiемъ, то мы попутно сообщали о немъ при описанiи обрядовъ изгнанiя хлѣвника и празднованiя Юрья.

139

почти всюду въ Бѣлоруссiи ставятся на перекресткахъ, и выстрѣлить въ св. Причастiе. Въ это время, какъ говорятъ, видится Христосъ Распятый.

Можно предполагать, что если на подобный поступокъ и рѣшались, то развѣ только въ глубокой древности, когда христiанство боролось съ язычествомъ. Этимъ актомъ, вѣроятно, знаменовалось отреченiе отъ христiанства и окончательный возвратъ къ прежнимъ вѣрованiямъ, къ прежнимъ богамъ. Нынѣ же почти всюду въ Бѣлоруссiи такъ много распространено расказовъ о томъ, что большинство стрѣлявшихъ въ Св. Причастiе (если только это когда нибудь дѣлалось) сходили съ ума, превращались въ дикихъ звѣрей и тому подобнымъ подвергались наказанiямъ, что едва ли кто-нибудь рѣшится совершить такое кощунство.

Кто совершитъ такой поступокъ, тому-де до его смерти будетъ служить чортъ, исполнять всѣ его приказанiя. Что скажетъ такой чаровникъ, то и сбудется.

По народнымъ воззрѣнiямъ, желанiе "счаровать" кого-нибудь является у чаровника стихiйно, непроизвольно, иногда помимо его сознанiя. Онъ тогда чародѣйствуетъ, когда "кроу яму вочи зальець", когда "нячистая сила къ галавѣ падступиць, у галаву удариць", - такъ народъ выражаетъ ту мысль, что чаровникъ дѣйствуетъ какъ бы въ изступленiи, въ полузабытьи. Будучи въ такомъ состоянiи, онъ долженъ непремѣнно кого-нибудь "счаровать". Тогда ему на глаза не попадайся - за ничто пропадешь.

Извѣстные чаровники пользуются среди населенiя наружнымъ почетомъ, но въ большинствѣ случаевъ -

140

неискреннимъ. Во время семейныхъ торжествъ - свадебъ, крестинъ - ихъ сажаютъ на почетныя мѣста, обращаютъ на нихъ исключительное вниманiе, особенно усердно угощаютъ, чтобы не раздражить ихъ и тѣмъ не повредить будущему счастiю новобрачныхъ или новорожденнаго. Такое отношенiе къ своей особе чаровникъ принимаетъ какъ нѣчто должное, вполнѣ заслуженное и не стѣсняется угрожать хозяевамъ или тому, кѣмъ онъ недоволенъ, что счаруетъ. - "Ну, будзеце жь вы мяне помниць". - "Я вамъ дамся у цямки!" - говоритъ въ такихъ случаяхъ чаровникъ. Присутствующихъ при этомъ охватываетъ страхъ. Навлекшiе неосторожно гнѣвъ одного чаровника, стараются разрѣшить его чары при помощи другого. Бываютъ случаи, что впечатлительные люди, при угрозѣ чаровника повредить имъ, падаютъ въ обморокъ, а иногда серьезно заболѣваютъ нервнымъ разстройствомъ. Это еще болѣе увеличиваетъ славу чаровника и вселяетъ суевѣрный страхъ къ нему.

Вѣдьмы и вовколаки. Мы уже имѣли случай упомянуть, что, изъ числа сообщниковъ нечистой силы, самой дурной репутацiей среди бѣлоруссовъ пользуются вѣдьмы. Это, во-первыхъ, объясняется тѣмъ, что вѣдьма, по понятiямъ народа, - чортова любовница, что она находится въ непосредственной связи именно съ чортомъ, а не съ какою-нибудь другою, болѣе безобидною, нечистой силою. Во-вторых, въ Бѣлоруссiи были нерѣдкостью, даже въ прошломъ вѣке, публичныя сожженiя вѣдьмъ, что, несомнѣнно, должно было ухудшать ихъ и безъ того дурную славу въ народѣ.

Правда, въ Бѣлоруссiи формально не существова-

141

ло священной инквизицiи и потому сожженiя вѣдьмъ производились не въ такихъ ужасающихъ размѣрахъ и обставлялись далеко не такъ торжественно, какъ въ Западной Европѣ; но и того, что по этой части творилось у насъ, было достаточно, чтобы произвести сильное впечатлѣнiе на умы. Насколько проста была у насъ процедура этихъ изувѣрческихъ актовъ, видно изъ письма управляющаго имѣнiемъ графа Тышкевича, письма, относящегося къ половинѣ прошлаго столѣтiя. Вотъ что пишетъ нашъ доморощенный инквизиторъ:

"Ясневельможный панъ! Съ возвращающимися крестьянами доношу, что съ вашего позволенiя сжегъ я шесть чаровницъ: три сознались, а остальныя - нѣтъ. Двѣ изъ нихъ престарѣлыя, третья тоже лѣтъ пятидесяти, да къ тому же одинадцать дней онѣ все просидѣли у меня подъ чаномъ, такъ, вѣрно, и другихъ заколдовали. Вотъ и теперь господская рожь въ двухъ мѣстахъ заломана. Я собираю теперь съ десяти костеловъ святую воду и буду на ней варить кисель: говорятъ, непремѣнно все колдуны прибѣгутъ просить киселя; тогда еще будѣтъ мне работа! Вотъ и г. Эпернетти, по нашему примѣру, сжегъ женщину и мужчину... Этотъ несчастный ни въ чемъ не сознался, за то женщина созналась во всемъ и съ великимъ отчаянiемъ пошла на тотъ светъ *)".

Авторъ этого письма, какъ видите, говоритъ о сожженiи восьми человекъ, какъ о дѣлѣ самомъ простомъ, самомъ заурядномъ, ни на минуту, повидимому,

-------

*) Афанасьевъ. Поэтич. возр. слав, на прир., т. III.

142

не сомнѣваясь въ своей правотѣ. Судя по этому наивному тону, отъ котораго вѣетъ безсознательной жестокостью, холоднымъ ужасомъ, немногое требовалось, чтобы попасть на костеръ.

Почва, которая порождала столь печальныя явленiя, какъ вѣдовство и многочисленные процессы вѣдьмъ, и у насъ, и въ западной Европѣ, была одна и та же. Это, вопервыхъ, повальное невѣжество, благодаря которому и въ высшихъ и въ низшихъ слояхъ народа упорно держались остатки древнихъ вѣрованiй; во-вторыхъ, чрезмѣрное закрѣпощенiе крестьянъ. Крѣпостное состоянiе давило народъ экономически, держало его въ постоянной нищетѣ, изнуряло непосильнымъ трудомъ... Оно особенно тяжело отзывалось на положенiи женщины, во-первыхъ, потому, что она физически слабѣе мужчины, а во-вторыхъ потому, что она была закрѣпощена вдвойнѣ: и мужу, и помѣщику. Чрезмѣрный трудъ, горе, болѣзни въ конецъ расшатывали организмъ женщины. На этой почвѣ легко возникало нервное разстройство, которое проявлялось въ разныхъ формахъ и при томъ дѣйствовало заразительно, какъ напримѣръ, кликушество. Понятно, что могли являться такiе люди, которые въ силу особаго болѣзненнаго состоянiя своей нервной системы, воображали, что они дѣйствительно находятся въ общенiи съ дьяволомъ.

Но обратимся къ народнымъ воззрѣнiямъ на вѣдьмъ.

Благодаря своей любовной связи съ чортомъ, вѣдьма научилась отъ него колдовству, узнала таинственныя свойства нѣкоторыхъ травъ и кореньевъ. Прибавляя

143

къ этимъ травамъ лисичье сердце *) и кошачью печень, причитывая извѣстный ей заклинанiя, она выва-риваетъ изъ нихъ волшебную жидкость, которая имѣетъ свойство придавать вѣдьмѣ молодость и чудную красоту или же, не измѣняя ея внѣшности, сообщаетъ ей необыкновенную привлекательность, совершенно неотразимую для простого смертнаго. Кромѣ того, когда выпьетъ вѣдьма добытую ею чудесную жидкость, то становится легкою, какъ пухъ, и можетъ носиться по воздуху, или "по ветру", какъ говорятъ бѣлоруссы. Такъ летаетъ вѣдьма на таинственныя бѣсовскiя игрища, шабаши, которые совершаются ночью, гдѣ-нибудь на высокой горѣ (такая гора, отъ соприкосновенiя съ нечистой силой, становится "лысой"). Главный шабашъ происходитъ одинъ разъ въ году, въ самую бурную ночь между Ильинымъ и Успеньевымъ днемъ. Эта ночь почему-то называется рябиновой, воробьиной, иногда, но рѣдко, громовой. Страшный громъ, непрестанная молнiя отличаютъ ее отъ другихъ ночей. И вотъ подъ грохотъ грома, ослѣпительный блескъ молнiи, завыванiе бури слетается нечистая сила на свой годовой праздникъ. Далѣе этого народная фантазiя не идетъ. Ничего напоминающаго "Черную обедню" въ памяти бѣлоруссовъ не сохранилось.

Кромѣ полового общенiя съ сатаной и очаровыванiя мужчинъ, вѣдьмы еще отбираютъ у чужихъ коровъ молоко (вѣдьмы-коровницы), заламываютъ заломы во

-------

*) Между прочимъ, лисичье сердце считается вѣрнѣйшимъ средствомъ отъ пьянства. Сердце сушатъ, размельчаютъ въ порошокъ, настаиваютъ его на водкѣ и даютъ пить пьяницамъ.

144

ржи на неурожай, на болѣзнь и на смерть людей, на падежъ скота. Онѣ могутъ сглазить беременную женщину, могутъ своимъ взглядомъ убивать плодъ въ утробѣ матери и тѣмъ производить выкидышъ; онѣ тайно выкрадываютъ младенцевъ у роженицъ. Вѣдьма также можетъ оборачиваться въ сороку и черную кошку.

Послѣднее свойство вѣдьмы - оборотничество - роднитъ ее съ такъ называемыми въ Бѣлоруссiи воукулаками.

Вовколакъ - это человѣкъ, превращающiйся въ волка. Въ волчьемъ видѣ онъ пожираетъ и людей и скотъ. Такой волкъ-оборотень чрезвычайно кровожаденъ и поэтому опасенъ. Ростомъ онъ больше обыкновеннаго волка; особенно велика у него голова; у него четыре глаза: два на лбу, два на затылке, такъ что онъ видитъ во всѣ стороны.

Чтобы скинуться волкомъ, нужно трижды перевернуться черезъ ножъ, воткнутый въ землю, произнося при этомъ особое заклятiе. Но его-то намъ никто и не могъ сообщить.

Когда такой волкъ вдоволь напьется человѣческой крови и захочетъ снова статъ человѣкомъ, онъ долженъ трижды перевернуться черезъ тотъ же ножъ, но въ обратную сторону. А если кто нибудь подстережетъ эти превращенiя и, въ отсутствiя вовколака, выдернетъ ножъ изъ земли, то вовколакъ такъ навсегда и останется волкомъ. Впрочемъ, и обыкновенная человѣка, силою чаръ, можно превратить въ волка; онъ также волей не волей, будетъ питаться людьми и животными, но когда его станешь травить собаками или хочешь убить, то онъ плачетъ человѣчьими слезами.

145

Вѣра во всевозможные виды превращенiй вообще свойственна мiросозерцанiю первобытныхъ народовъ. Достаточно вспомнить отраженiе этого вѣроватя въ нашемъ былинномъ эпосѣ, хотя бы въ образѣ Вольги Всеславьича, который научился хитрости-мудрости - сѣрымъ волкомъ рыскать по полю, сизымъ орломъ летать подъ облака, щукой рыбой плавать въ морѣ.

Убѣжденiе въ возможности подобныхъ превращенiй основывалось на множествѣ наблюденiй, дурно понятыхъ и невѣрно истолкованныхъ. Видѣлъ, напримѣръ, первобытный человѣкъ, что сѣмячко превращается въ растенiе, завязь въ плодъ, яйцо въ птицу; онъ видѣлъ окаменѣлыя деревья и еще много подобныхъ примѣровъ, которые должны были укрѣплять его въ мысли, что переходъ изъ одного состоянiя въ другое - дѣло возможное. Въ самомъ дѣлѣ, если зерно превращается въ растенiе, завязь въ плодъ, яйцо въ птицу, дерево въ камень, то почему человѣкъ не можетъ превратиться въ волка, въ кошку, въ сороку? На этотъ вопросъ первобытный человѣкъ, не знающiй границъ, гдѣ кончается возможность превращенiй, долженъ былъ отвѣчать утвердительно.

Это первобытное воззрѣнiе сохранилось, въ извѣстной степени, въ мiросозерцанiи бѣлоруссовъ и до нашихъ дней.

Ворожбитки и знахарки. Въ Бѣлоруссiи гораздо больше встрѣчается ворожбитокъ, чѣмъ ворожбитовъ, и знахарокъ, чѣмъ знахарей. Эти люди хотя и причисляются къ сообщникамъ нечистой силы, но тѣмъ не

146

менѣе пользуются въ народѣ искреннимъ почетомъ и уваженiемъ, особенно тѣ изъ нихъ, которые избрали своею спецiальностью исключительно врачеванiе болѣзней и разрушенiе колдовства другихъ. Они хотя и прибѣгаютъ къ нашептыватямъ и другимъ таинствѣннымъ дѣйствiямъ, но также знаютъ и довольно рацiональные способы и средства лѣченiя болѣзней: вправляютъ вывихи, связываютъ поломы костей, выравниваютъ у маленькихъ дѣтей искривленiя ногъ, позвоночника и др.

Считаемъ не лишнимъ привести здѣсь нѣкоторые знахарскiе средства лѣчетя болѣзней. Насколько они, эти средства, рацiональны - судить не беремся, предоставляя это людямъ, болѣе насъ компетентнымъ въ медицинѣ.

Средства противъ лихорадки. Мелко изрубленныя листья полыни смѣшиваютъ со свежимъ хлѣбомъ; изъ этой смѣси катаютъ шарики величиною съ грецкiй орѣхъ или немного поменьше и даютъ ихъ глотать больному.

Иногда даютъ больному ѣсть полынь въ чистомъ видѣ, безъ всякихъ примѣсей.

Не менѣе дѣйствительнымъ средствомъ отъ той-же болѣзни считается сердцевина подсолнечника, очищенная отъ коры и высушенная на солнцѣ. Ее толкутъ въ порошокъ и даютъ больному приблизительно столовую ложку этого порошка, размѣшавъ его въ полустаканѣ воды.

Отъ ревматизма и ломоты въ костяхъ, кромѣ натиранiя камфорой, употребляется корень цикуты. Его сушатъ, толкутъ въ порошокъ, который смѣши-

147

ваютъ со свѣжимъ коровьимъ масломъ, и этой смѣсью натираютъ больныя мѣста.

Ломоту въ костяхъ лѣчатъ посредствомъ втиранiя медвѣжьяго жира; больное мѣсто, послѣ каждаго втиранiя обвязываютъ заячьей шкуркой, шерстью внизъ.

При ломотѣ въ спинѣ или плечахъ натираютъ больное мѣсто мелко-истертымъ хрѣномъ или рѣдькой. Это натиранiе производится въ банѣ, въ сильномъ духу.

Въ самый разгаръ полевыхъ работъ многiе крестьяне, истомленные чрезмѣрнымъ трудомъ, жалуются обыкновенно на боль и ломоту во всемъ тѣлѣ, особенно въ сочлененiяхъ костей. Причиной этой боли они считаютъ застой крови. Для оздоровленiя они парятся и натираются въ банѣ, въ сильномъ духу, крапивой-жигучкой, такъ что все тѣло покрывается волдырями. Это средство считается радикальнымъ и предпочитается постановкѣ рожковъ и пiявокъ.

Отъ чахотки и другихъ грудныхъ болѣзней. Кладутъ телячьи легкiя (отъ одного теленка) въ глазированный горшокъ, прибавляютъ туда фунтъ свѣжаго коровьяго масла и фунтъ меду-липцу. Горшокъ герметически закупориваютъ, обмазывая крышку тѣстомъ, и ставятъ на цѣлыя сутки въ жарко-натопленную печь. Образовавшуюся въ горшкѣ жидкость даютъ больному 3 раза въ день по столовой ложкѣ.

Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ собираютъ смолистые молодые отростки сосны, которые въ народѣ называютъ шишками. Ихъ сушатъ на солнышкѣ и, по мѣрѣ надобности, кипятятъ въ водѣ. Получившiйся настой, когда онъ остынетъ, пьютъ по два, по три стакана въ день.

148

Съ тою же цѣлью собираютъ смолу-живицу (для этого нарочно очищаютъ отъ коры сосны съ солнечной стороны); ее кладутъ въ бутылки, наливаютъ криничной водой и ставятъ на солнцѣ. По истеченiи, приблизительно, недѣли спиваютъ настой изъ первой бутылки и вновь наливаютъ ее, потомъ изъ второй и такъ до послѣдней (бутылокъ бываетъ отъ 5 до 7). Затѣмъ снова принимаются за первую и т.д.

Послѣднiя два средства считаются не только излѣчивающими чахотку, но и вызывающими аппетитъ, придающими здоровый цвѣтъ лицу, вообще оздоравляющими.

Кромѣ того, отъ грудныхъ болѣзней практикуютъ слѣдующее средство. Кипятятъ въ молокѣ, а при недостаткѣ молока и въ водѣ, высушенные корни пырея. Пьютъ три или два раза въ день по стакану или по полстакана.

Также совѣтуютъ чахоточнымъ пить настой на бобовникѣ (болотное растенiе) или же полынной водки по полрюмки въ день.

Геморрой лѣчатъ ваннами, при чемъ въ ванну вливаютъ отваръ "дзивосила", а больному, прежде чѣмъ садиться въ ванну, привязываютъ горячiй кирпичъ къ крестцу.

Отъ золотухи даютъ пить настой на "чистецѣ" (чистотѣлѣ). Его же варятъ въ водѣ и отваръ вливаютъ въ ванну, которую приготовляютъ для больного разъ десять черезъ день.

Худосочнымъ дѣтямъ даютъ сосать несоленое свиное сало.

149

Болѣзнь, называемую въ народѣ "жоутачкой", причину которой приписываютъ разлитiю желчи, знахарки лѣчатъ довольно оригинальнымъ средствомъ. Изъ куринаго кала выдѣляютъ бѣлыя части, толкутъ и смѣшиваютъ наполовину съ мѣломъ; составленный такимъ образомъ порошокъ всыпаютъ въ воду и пьютъ. Понятно, что своимъ пацiентамъ знахарки не говорятъ, какое лѣкарсто онѣ даютъ имъ. Какъ ни странно это средство, но мы должны сказать, что видѣли нѣсколькихъ больныхъ с разлитiемъ желчи, употреблявшихъ это средство и излѣчившихся.

Мелко-истолченная cѣpa, смѣшанная съ жиромъ, употребляется какъ средство противъ чесотки. Больной влѣзаетъ въ теплую печь и тамъ натирается этой мазью.

Чесоточныхъ также купаютъ въ очищенномъ дегтѣ.

Если кого нибудь укусила гадюка за руку или за ногу, то укушенный членъ перевязываютъ, чтобы остановить движенiе зараженной крови, и къ распухшему мѣстy прикладываютъ брюхомъ живыхъ лягушекъ.

Сильные ожеги, а равно отмороженные члены лѣчатъ слѣдующимъ способомъ. Изъ созрѣвшаго плавуна вытряхиваютъ желтую пыль и этой пылью посыпаютъ пораженныя морозомъ или обожженныя мѣста, а сверху обвертываютъ полотномъ.

Мы здѣсь привели далеко не всѣ средства, изъ числа извѣстныхъ намъ. Мы имѣли въ виду только дать нѣкоторое понятiе о той сторонѣ знахарства, которая, хотя отчасти намекаетъ на рациональность. Но

150

намъ извѣстна незначительная часть знахарскихъ средствъ, вообще многочисленныхъ, которыя еще ждутъ своего изслѣдователя.

Bѣpa въ ворожбу такъ сильно распространена между бѣлоруссами, что рѣдкiй изъ нихъ начнетъ сколько нибудь важное дѣло, не побывавши предварительно у ворожеи. Эта послѣдняя, если она особа умная, пользуясь знанiемъ тайныхъ и явныхъ дѣлъ почти каждаго семейства своей округи, часто довольно большой, имѣетъ возможность давать дѣльные советы обращающимся къ ней. Такая ворожея, благодаря превосходному знанiю мѣстныхъ дѣлъ, пользуется нерѣдко обширнымъ влiянiемъ на народъ. Конечно, встрѣчаются среди ворожей такiя, которыя сознательно обманываютъ темный людъ; но большинство изъ нихъ искренно вѣрятъ въ возможность тѣмъ или другимъ способомъ проникнуть за таинственную завѣсу неизвѣстнаго будущаго. Въ семьѣ автора этой статьи была настолько популярная ворожея, что по праздничнымъ днямъ ея изба была биткомъ набита желающими ворожить. Авторъ былъ поставленъ въ наилучшiя условiя для наблюденiй, какъ эта ворожея относилась къ своему ремеслу, и долженъ сказать, что относилась она съ полной вѣрой, что она была глубоко убѣждена въ существованiе таинственной связи между извѣстными комбинацiями картъ, расположенiемъ линiй на рукѣ и прошедшей или грядущей судьбой данной личности. Bмѣстѣ съ тѣмъ она обладала замѣчательной наблюдательностью и какой-то прирожденной, инстинктивной проницательностью, которая болѣе всего содѣйство-

151

вала ея популярности, какъ искусной гадалки. Эта безсознательная догадливость приводила въ изумленiе всѣхъ домашнихъ и ее самое. Помнится, какъ однажды какой-то деревенскiй скептикъ, котораго ворожбитка вовсе не знала и окольными путями справокъ о немъ не наводила, захотѣлъ испытать - насколько соотвѣтствуетъ дѣйствительности слава о ея ворожбѣ, и для этой цѣли попросилъ ее погадать о его женитьбѣ, что онъ-де жениться хотѣлъ бы, такъ что́ ему выйдетъ на картахъ или на черепочкахъ. Но ворожбитка, не гадая, лишь только взглянула на него, отвѣтила: "ты женатъ!" что и было на самомъ дѣлѣ. Подобныхъ случаевъ встрѣчалось въ ея практикѣ не мало. Безсознательность, инстинктивность такихъ угадыванiй укрепляла ворожбитку въ вѣрѣ, что она орудiе какой-то таинственной силы, проявляющейся чрезъ ея посредство. Между прочимъ, это была натура энергичная, сильная волей и вмѣстѣ съ темъ чуткая, впечатлительная, даже экзальтированная. Внѣшность ея вполнѣ соотвѣтствовала внутренней личности и поэтому производила сильное впечатлѣнiе на ея клiентовъ и пацiентовъ (она была и лѣкарка). Ея ремесло не мѣшало ей, однако, строго выполнять всѣ церковные обряды, а также тѣ эпитимiи, которыя налагало на нее духовенство на исповѣди, за ворожбу и знахарство. Но не смотря на требованiя священниковъ, она не могла оставить своихъ знахарскихъ занятiй хотя и считала ихъ дѣломъ грѣховнымъ. Единственный компромиссъ, который она допускала въ этомъ отношеши - это не гадать въ среду и пятницу и въ установленные церковью

152

посты; но даже и въ то время "давала воду" больнымъ и свои "зелья". Иногда, впрочемъ, рѣшалась и ворожить въ постные дни, если, по ея мнѣнiю, поводъ для ворожбы былъ уважительный, напримѣръ - пропажа у крестьянина лошади или что-нибудь въ этомъ родѣ. При этомъ потерпѣвшiй соглашался обыкновенно взять на свою душу грѣхъ.

Въ семьѣ нашей ворожбитки настолько сильна была вѣра въ таинственность ея ремесла, что ни одна изъ дочерей ея не рѣшилась усвоить способы ворожбы и знахарства, когда старуха-ворожбитка, чувствуя близость смерти, предлагала имъ научиться ея искусству.

153

VII. Способы лѣченiя, основанные на суевѣрныхъ представленiяхъ, и колдовство

Выше мы знакомили читателя со способами лѣченiя, которые составляютъ болѣе или менѣе положительную сторону народной медицины, въ которыхъ проглядываютъ нѣкоторый опытъ, наблюденiя. Но на ряду съ этими сравнительно рацiональными способами рекомендуются знахарями, а также практикуются самими крестьянами, и такiе способы, которые прямо вытекаютъ изъ сущности фетишистическаго или анимистическаго строя мышленiя относительно происхожденiя болѣзней. Такъ мы уже говорили о "вогникѣ", - болѣзни, которая, по мнѣнiю бѣлоруссов, насылается раздраженнымъ огнемъ, въ отместку за свое оскверненiе. По всей вѣроятности такое мнѣнiе о происхожденiи огника возникло изъ сходства этой накожной болѣзни со струпьями отъ ожеговъ: отъ сходства слѣдствiй сдѣлано заключенiе объ однородности причинъ. Перенося, сверхъ того, на огонь свойства своей личности, первобытный человѣкъ объяснялъ ожеги, вѣроятно, тѣмъ, что огонь не любитъ, чтобы къ нему прикасались "голоручь", что за это онъ

154

кусается. Про ожегъ и по сей день говорятъ: "укусила жижа" *). Приведемъ еще примѣръ. Если переходить черезъ круги, начерченные кѣмъ нибудь на землѣ, или ступить на кругъ, оттиснутый дномъ ведра, или же ходить по тѣмъ мѣстамъ, гдѣ лошадь качалась, то отъ этого пойдутъ по тѣлу лишаи, а на головѣ появятся плѣши. По этой причинѣ совѣтуютъ обходить круги или, еще лучше, сглаживать ихъ, чтобы незнающихъ предохранить отъ болѣзни. Таково народное воззрѣнiе. Спрашивается, - какимъ образомъ оно могло возникнуть? Намъ кажется, что здѣсь все дѣло именно въ подобiе, въ уподобленiи: есть, во-первыхъ, лишаи, имѣющiе форму круга, а во-вторыхъ, то мѣсто, гдѣ качался конь, называютъ плѣшью, подобно тому, какъ плѣшью же называется мѣсто на головѣ, лишенное волосъ стригущимъ лишаемъ. Повидимому для первобытнаго ума было достаточно сходства въ формѣ и въ названiи, чтобы заключить, что кругъ или плѣшь какъ бы перешли съ земли на тѣло того человѣка, который къ нимъ прикасался. Лѣчатъ лишаи такъ. Сначала обводятъ концомъ веретена кружокъ около лишая, чтобы онъ не распространялся далѣе, а затѣмъ обмываютъ его или водой, осѣвшей на окнахъ, или помоями отъ посуды.

Ниже мы еще встрѣтимся съ разными суевѣрiями, которыя показываютъ - какое значенiе въ возрѣнiяхъ бѣлорусса имѣютъ уподобленiя (напримѣръ, лѣченiе

-------

*) Надо замѣтить, что "жижа" (названiе огня), "зюзя" (названiе зимы, холода) - употребляются только въ дѣтскомь языкѣ или, вѣрнѣе, въ paзговорѣ взрослыхъ съ дѣтьми.

155

"ячменя", нарыва на глазномъ вѣкѣ, ячменными зернами и многое другое); теперь же, для полноты картины, напомнимъ читателю, что большинство бѣлорусскихъ заговоровъ построены на фигурахъ уподобленiя, напримѣръ: "водзяные ключи закрывалися, Юрдань-рѣка станавилася: закрыйцися, жилы кровавыя! стань, не цячи, кроу чирвоная!" или же: "река стала - и кроу стань" и т.д. Подобные обороты такъ часто встрѣчаются, что даютъ основанiе заключить, что имѣнно въ уподобленiи, по мнѣнiю бѣлорусса, и полагается главная сила заговора.

Есть и еще случаи фетишистическаго объясненiя происхожденiя болѣзней, но господствующее воззрѣнiе на причины ихъ грубо-анимистическаго характера. Изъ этихъ воззрѣнiй можно заключить, что болѣзнь представляется бѣлоруссу, какъ невидимая, но матерiальная сущность, которая можетъ входить въ человѣческое тѣло или обволакивать собою его и тѣмъ причинять боль; или же болѣзнь - это злой духъ, вошедшiй въ тѣло во время сна или испуга. Точно также причиной болѣзни можетъ быть "порушенье души", при которомъ душа, хотя и находится въ тѣлѣ, но не на своемъ настоящемъ мѣстѣ.

Всѣ эти объясненiя происхожденiя болѣзней логически вытекаетъ изъ анимистическихъ воззрѣнiй. Если нашъ духъ можетъ входить и выходить изъ тѣла, что, какъ думаютъ дикари, случается во время сна, то почему же не можетъ сдѣлать это и всякiй другой духъ? Первобытный человѣкъ не имѣлъ основанiй отвѣчать на этотъ вопросъ отрицательно; напротивъ, много

156

было данныхъ, чтобы отвѣтить на него утвердительно. Его побуждали къ этому характерные признаки многихъ болѣзней, именно болѣзней, сопряженныхъ съ горяченнымъ бредомъ, корчами, судорожными, непроизвольными движенiями, дрожью и т.п. Соображая, что движенiя нашего тѣла зависятъ отъ присутствiя въ немъ души (послѣ смерти - въ отсутствiе души - тѣло неподвижно) и что въ этомъ случаѣ наши движенiя сравнительно цѣлесообразны, болѣе или менѣе разумны, и сравнивая это нормальное состоянiе человѣка съ болѣзненнымъ, напримѣръ, когда человѣкъ одержимъ припадками эпилепсiи, лихорадкой, сумашествiемъ и тому подобными болѣзнями, подъ влiянiемъ которыхъ онъ производитъ такiе движенiя, совершаетъ такiе поступки, которые прямо клонятся къ вреду его и дорогихъ ему людей - изъ всего этого дикарь долженъ былъ заключить, что ихъ производитъ враждебный, злой духъ, вселившiйся какимъ-то образомъ въ тѣло больного. При тѣхъ познанiяхъ, которыми обладаетъ дикарь, иного заключенiя онъ и не могъ сдѣлать, оставаясь логичнымъ. Напримѣръ, во время сильныхъ приступовъ лихорадки, дикарь употребляетъ всѣ усилiя, чтобы не дрожать, не дѣлать судорожныхъ движенiй, однако тѣло его трясется, напруживается, его руки и ноги сгибаются, челюсти дрожатъ... Очевидно, что эти движенiя производитъ кто-нибудь постороннiй ему. Часто во снѣ ему приходилось вздрагивать, подпрыгивать... Кто это его подбрасываетъ? Очевидно, не самъ онъ, ибо это было помимо его воли, а кто-нибудь другой. И мало ли въ немъ совершается непроизвольныхъ

157

движенiй? Онъ чихаетъ, икаетъ - все это совершается вопреки его волѣ. Но кто-нибудь производитъ-же эти движенѣя? И этотъ "кто-нибудь" невидимъ, неосязаемъ, слѣдовательно - онъ духъ.

Исходя изъ того взгляда, что большинство болѣзней происходить отъ вселенiя въ человѣка чего-то невидимаго и что это невидимое и причиняетъ болевыя ощущенiя; что, затѣмъ, всякая нечистая сила, какъ могущая быть невидимой можетъ вселяться въ насъ и всячески мучить насъ, - человѣкъ дѣлаетъ заключенiе, что тѣ люди, которые находятся въ близкомъ общенiи съ нечистой силой, какъ напримѣръ, разнаго рода чаровники, могутъ насылать всякую "нечисть" на людей и тѣмъ причинять имъ всевозможныя болѣзни. Такой взглядъ раздѣляютъ и бѣлоруссы, и про всякую, сколько нибудь серьезную, болѣзнь говорятъ, что она сдѣлана кѣмъ-нибудь, что ее тотъ или другой чаровникъ "зpaбiy", "поддзѣлау", "наслау".

Сообразно съ такимъ мнѣнiемъ о происхожденiи громаднаго большинства болѣзней, практикуются соотвѣтственные способы и средства для ихъ излѣченiя. Нѣкоторыя болѣзни только хорошiй знахарь можетъ вылѣчить, а другiя лѣчатся, такъ сказать, домашнимъ порядкомъ: настолько способы лѣченiя ихъ популярны.

Если болѣзнь есть нѣкоторая матерiальная сущность, вошедшая въ человѣка, или если ее производитъ поселившiйся въ тѣлѣ человѣка какой-нибудь постороннiй духъ, то, очевидно, больной только тогда выздоровѣетъ, когда будетъ устранена причина болѣзни, то есть изгнанъ враждебный духъ. Вопросъ - какъ его

158

изгнать? Самый простой способъ, диктуемый первобытнымъ умомъ, есть способъ, такъ сказать, механическiй, подобный тому, какъ, напримѣръ, выгоняютъ воздухъ изъ пузыря, выжимаютъ воду изъ мокрой тряпки и т.п.

И дѣйствительно, такiе чисто механическiе способы широко распространены въ нашей деревенской медицинѣ.

Если болѣзнетворный духъ поселяется въ человѣке, то, надо думать, что всего скорѣе онъ можетъ поселиться въ полостяхъ грудной и брюшной, которыя прямо сообщаются съ внѣшнимъ мiромъ. А если это такъ, то всего легче изгнать духа посредствомъ давленiя на грудную и брюшную полости, такъ сказать - выжимать его.

Топтанiе. Такъ и поступаютъ въ бѣлорусскихъ деревняхъ. Кладутъ больного у порога животомъ книзу, а на спину ему становится нарочно выбранный для этой цѣли человѣкъ и трижды слегка подпрыгиваетъ, стоя у больного на спинѣ. Это повторяется три раза подъ рядъ, но съ небольшими промежутками. Дѣлается это утромъ и вечеромъ каждый день, пока больной не поправится или не обратится къ другому средству. Топтанiе больного считается въ бѣлорусской первобытной медицинѣ самымъ первымъ средствомъ противъ всякихъ внутреннихъ болѣзней.

Передъ порогомъ кладутъ больного для того, чтобы вышедшiй изъ него духъ нашелъ скорый выходъ изъ избы и не поселился въ комъ нибудь изъ присутствующихъ.

Перворожденные слывутъ наиболѣе пригодными для роли топтальщиковъ.

159

Kатанiе. На ряду съ топтанiемъ практикуется сродное ему средство - катанiе больного. Оно употребляется особенно тогда, когда болитъ животъ, но не пренебрегаютъ имъ и при головной боли. Больного кладутъ на дерюгу и, взявъ въ руки концы ея, качаютъ его съ конца въ конецъ дерюги.

Растиранiе. Также въ ходу растиранiе руками больныхъ частей тѣла, особенно живота. Смотря по характеру болѣзни, растиранiе производится то сильное, то легкое и притомъ въ разныхъ направленiяхъ. Мы полагаемъ, что и этотъ деревенскiй массажъ находится въ связи съ представленiемъ о возможности изгнанiя болѣзней путемъ механическаго давленiя.

Грызенiе. Наросты на костной ткани, припухлости, вздутiе жилъ, грыжу и тому подобныя болѣзни лѣчатъ посредствомъ легкаго грызенiя зубами больного мѣста. Вѣроятно этимъ способомъ думаютъ устрашить боль. Знахарки, впрочемъ, губами вдавливаютъ внутрь пупочную грыжу.

Ставленiе горшка. Къ механическимъ средствамъ лѣченiя должно быть отнесено и ставленiе горшка на животъ; оно практикуется при боляхъ въ животѣ, при "порушенiи", т.е. предполагаемомъ перемѣщенiи внутреннихъ органовъ брюшной полости, вслѣдствiе чрезмѣрнаго напряженiя. Способъ слѣдующiй: кладутъ больному на животъ корку хлѣба или небольшую дощечку, на ней зажигаютъ клочекъ льна и покрываютъ печнымъ горшкомъ средней величины. Послѣдующiй процессъ понятенъ: происходитъ то же, что и при ставленiи рожковъ, только въ гораздо большихъ раз-

160

мѣрахъ: иногда животъ вдавливается въ горшокъ до четверти его высоты.

Откидыванiе. "Ячмень", небольшой нарывъ на глазномъ вѣкѣ, лѣчатъ особымъ способомъ, который зовется въ народѣ "откидыванiемъ". Отсчитываютъ девять ячменныхъ зеренъ и каждое изъ нихъ, предварительно обмахнувъ трижды вокругъ больного глаза, отбрасываютъ наотмашь въ сторону. Потомъ пускаютъ въ избу курицу, чтобы она поклевала эти зерна.

Лѣченiе болѣзней, происходящихъ отъ испуга. Вздрагиванiе при испугѣ бѣлорусскiе крестьяне объясняютъ тѣмъ, что это "душа выскочиць хацѣла". Если испугъ будетъ очень силенъ, то полагаютъ, что душа можетъ отъ этого очутиться "не на мѣсте" или совершенно выскочить изъ тѣла. Въ первомъ случаѣ человѣкъ претерпѣваетъ легкое разстройство, а во второмъ можетъ серьезно заболѣть, и такая болѣзнь будетъ сопровождаться горячечнымъ бредомъ, нецѣлесообразными движенiями, галлюцинацiями и т.п.

Это сдѣлалось "съ пуду", "съ переполоху", т.е. отъ испуга, говорятъ бѣлоруссы. Въ первомъ случаѣ, при легкомъ разстройствѣ, практикуется слѣдующее средство. Берутъ четыре горячихъ уголька изъ своего очага и опускаютъ ихъ одинъ за другимъ въ сосудъ съ чистой криничной водой, и этой водой обмываютъ больного.

Если же болѣзнь болѣе серьезнаго характера, то, чтобы возвратить испуганный духъ, стригутъ понемногу волосъ у тѣхъ лицъ, которыя, по предположенiю, могли испугать больного, и тѣми волосами подкуриваютъ

161

его, заставляя глотать дымъ. Если причиной испуга было какое нибудь животное, то и его стригутъ, и шерстью или перьями подкуриваютъ. Такъ поступаютъ, основываясь повидимому на томъ соображенiи, что вмѣстѣ съ дымомъ войдетъ въ больного его испуганный духъ, который могъ опочить на комъ нибудь изъ бывшихъ при испугѣ или послужившихъ причиной испуга.

Въ Новогрудскомъ уѣздѣ "переполохъ" лѣчатъ нѣсколько иначе. Тамъ, въ этомъ случаѣ, пускаютъ въ ходъ выливанiе и вымѣриванiе, - средства, свойственныя не только одной этой мѣстности, а довольно широко распространенныя, съ разными, впрочемъ, видоизмѣненiями.

Выливанiе. Надо взять воды "съ лотока", т.е. съ желоба, поддерживающаго крышу, если изба крыта дранкой. Для этого, взобравшись на крышу, льютъ воду на желобъ и тутъ же собираютъ ее, подставивъ горшокъ подъ конецъ желоба. Это продѣлывается нѣсколько раз. Воду кипятятъ и сыплютъ въ нее золу. Затѣмъ раздѣваютъ больного до гола и льютъ ему воду на макушку или только обмываютъ грудь и животъ, собирая ту же воду въ миску. При этомъ произносится заговоръ:

"Выходь переполохъ изъ ручекъ, изъ ножекъ, изъ всякихъ косточекъ, изъ всякихъ суставочкоу! Можа чаго сполохоуся, можа воука, чи мядвѣдзя, мо лиса, мо кота, мо сабаки, усякаго звѣра, мо якого дурного чилавѣка». (Щорсы, Новогрудск. у).

Собранную воду процѣживаютъ чрезъ полотенце,

162

надѣясь найти въ немъ волосъ того животнаго, которое причинило переполохъ.

Вымѣриванiе. Берутъ клубокъ нитокъ и измѣряютъ больного по всѣмъ направленiямъ и всѣ части тѣла, произнося тотъ же заговоръ, что приведенъ выше. Когда вымѣриванiе окончено, нитку обрываютъ, свертываютъ въ мотокъ и сжигаютъ. Золу отъ нитки сыплютъ въ воду и эту воду даютъ пить больному.

Но испугъ можетъ быть, по мнѣнiю бѣлоруссовъ, и хорошимъ врачебнымъ средствомъ, въ тѣхъ именно случаяхъ, когда больной одержимъ злымъ, болѣзнетворнымъ духомъ. Такъ испугомъ лѣчатъ "припадокъ", падучую болѣзнь, и говорятъ, что помогаетъ. Такого больного стараются подкараулить где-нибудь въ уединенномъ мѣсте, нарядившись предварительно какимъ нибудь страшилищемъ, и стараются возможно сильнѣе испугать эпилептика. Если испугъ будетъ настолько силенъ, что больного сейчасъ же "кинець припадокъ" (явится пароксизмъ падучей), то больной, какъ увѣрены бѣлоруссы, непремѣнно выздоровѣетъ, и выздоровѣетъ вслѣдствiе того, что отъ испуга изъ него выскочилъ болѣзнетворный духъ.

Суроцы или уроцы. Глаза нѣкоторыхъ людей, въ особенности черные, и глаза колдуновъ и вѣдьмъ обладаютъ особымъ свойствомъ "взварушиваць душу", тревожить ее, "сурочить", какъ говорятъ въ Бѣлоруссiи. Сурочить (сглазить) можно и взглядомъ и удивленiемъ; послѣднее менѣе вредно, но и "съ подзиву" также приключаются заболѣванiя. Для излеченiя "суроцъ" или "подзива" нужно, чтобы тотъ, кто сурочилъ, далъ

163

изо рта воды, и этой водой обмываютъ больного. Но если не знаютъ опредѣленно, кто бы могъ сурочить, то даютъ изо рта воду всѣ домашнiе и тѣ люди, которые видѣли въ послѣднее время заболѣвшаго.

Вода дается такъ: наливаютъ въ миску чистой воды (предпочтительно - криничной) и поочередно набираютъ этой воды въ ротъ и выпускаютъ ее изо рта обратно въ миску; это дѣлается трижды.

Можно сурочить невольно, и бѣлоруссы, при чьемъ нибудь удивленiи, высказываемомъ по поводу человѣка или животнаго, говорятъ: "соль табѣ у вочи, галавешка у зубы". Этимъ замѣчанiемъ они думаютъ предохранить предметъ удивленiя отъ опасныхъ послѣдcтвiй суроченья.

Лѣченiе лихорадки. "Трасца", или лихорадка, какъ извѣстно, характеризуются дрожью, судорожными движенiями и т.п., т.е. такими признаками, которыя, по мнѣнiю бѣлорусскихъ крестьянъ, отличаютъ болѣзни, производимыя враждебными духами, вселившимися въ человека. И лѣченiе этой болѣзни строго-послѣдовательно направляется къ изгнанiю предполагаемой причины ея, т.е. болѣзнетворнаго духа.

Принимая во вниманiе, что желанiя, высказываемыя больнымъ, - не его желанiя, а болѣзнетворнаго духа, и что, слѣдовательно, исполняя эти желанiя, мы только поблажали бы болѣзни и тѣмъ дѣлали бы прiятнымъ для нея пребыванiе въ тѣлѣ больного, рекомендуется поэтому поступать какъ разъ наоборотъ, т.е. дѣлать противное волѣ больного. А чтобы сдѣлать пребыванiе трасцы въ организме человѣка

164

рѣшительно невыносимымъ для нея, совѣтуютъ выкуривать ее чѣмъ нибудь особенно вонючимъ. Она особенно не любитъ дыма сухихъ дождевиковъ; ими-то и совѣтуютъ раза три въ день подкуривать больного.

Вообще нужно замѣтить, что всевозможныя подкуриванiя, какъ врачебное средство, въ большомъ ходу въ Бѣлоруссiи.

Лѣченiе "сцѣни". Теперь намъ предстоитъ ознакомиться съ новымъ способомъ врачеванiя, примѣняемаго къ особой болѣзни, которую бѣлорусскiе знахарки называютъ "сцѣнь", что значитъ - тень.

Какъ пониманiе этой болѣзни, такъ и способъ ея лѣченiя находятся въ тѣсной связи съ тѣмъ первобытнымъ воззрѣнiемъ, что тѣнь - это наше второе "я", совершенно самостоятельная сущность, которая можетъ отъ насъ отдѣляться, которую мы можемъ потерять и, наконецъ, которую колдуны могутъ у насъ похитить. Словомъ, тѣнь, въ глазахъ дикаря, та же душа. И бѣлорусскiе крестьяне раздѣляютъ это мнѣнiе, свойственное первобытному состоянiю ума, какъ равно и то, что люди, продавшiе чорту душу, порою не имѣютъ тѣни. Отсюда понятно, что если лишиться тѣни, а тѣмъ болѣе вмѣсто своей получить чужую, да еще злую, враждебную, то человѣку не сдобровать: онъ непремѣнно заболѣетъ. Такъ какъ у "нечистика" есть въ запасѣ много тѣней, принадлежавшихъ намъ, грѣшнымъ людямъ, колдунамъ, чаровникамъ, то онъ и посылаетъ эти тѣни мучить людей. Ихъ также насылаютъ и колдуны.

"Сцѣнь" характеризуется горячечнымъ бредомъ и

165

галлюцинацiями, такъ что, по выраженiю знахарей, человѣкъ, "ажъ на сцѣну дзяретца". Такого больного выносятъ въ солнечный день на дворъ, кладутъ навзничь на широкую доску, заранѣе приготовленную, и очерчиваютъ углемъ ту тѣнь, которую онъ отбрасываетъ на доскѣ. Иногда обрѣзываютъ пилой тѣ части доски, которые выходятъ за прѣделы очертанiя тѣни, но это не строго соблюдается. Эту доску съ очертанiемъ на ней тѣни потопляютъ въ криницѣ, съ приговоромъ: "кабъ ты не ворочалася, кабъ ты утапилася". Когда возвращаешься домой послѣ, потопленiя тѣни, нельзя осматриваться назадъ. Иногда сжигаютъ тѣнъ (вѣрнѣе - ту доску, на которой она была очерчена) въ печи или такъ гдѣ-нибудь: во дворѣ, на огородѣ.

Подвѣй и его лѣченiе. Параличъ бѣлоруссы зовутъ подвѣемъ. По ихъ понятiямъ, эту болѣзнь производитъ тотъ духъ, который кружится въ вихрѣ. Лѣченiе этой болѣзни относится къ тому виду волхвованiя, которое церковныя поучительныя слова и номоканоны осуждали подъ именемъ "наузъ".

Знахарь или знахарка сучитъ предварительно длинную нитку изъ дикой конопли или крапивы. Больного сажаютъ передъ топящейся печью; потомъ начинаютъ просить подвѣй, чтобы онъ оставилъ больного въ покоѣ; отъ просьбъ переходятъ къ угрозамъ, что если онъ, подвѣй, не оставитъ больного, то его силой свяжутъ и сожгутъ. Но такъ какъ со стороны подвѣя "ни гласа, ни послушанiя", то и приступаютъ къ его связыванiю. Знахарь обвиваетъ нитку вокругъ головы больного, со словами, произносимыми шепотомъ:

166

"вяжу тваю галаву", - и завязываетъ концы нитки въ узелокъ на томъ мѣстѣ, гдѣ они сошлись, такъ что получается петля въ мѣру головы; затѣмъ вяжутъ животъ, со словами: "вяжу твой животъ"; далѣе, такимъ же образомъ, связываютъ грудь, руки и ноги больного. Всѣ эти завязки бросаютъ въ печь, въ огонь, а больному предлагаютъ встать или поднять руку, смотря потому, какая часть его тѣла поражена параличемъ. Такое вязанье подвѣя повторяется нѣсколько разъ.

Моръ. По бѣлорусскимъ преданiямъ, предъ наступленiемъ мора, иногда появляется моровая панна, которая, носясь по воздуху, машетъ чернымъ платкомъ. И надъ какой деревней она помашетъ своимъ смертоноснымъ платкомъ, въ той деревнѣ и проявится моръ. Иногда она машетъ платкомъ, просунувши руку въ окно какой нибудь хаты, и тогда въ этой хатѣ начнутъ умирать люди. Эта моровая панна, несомнѣнно, олицетворенiе повальной болѣзни.

Чтобы избавиться отъ мора, въ былыя времена, по разсказамъ стариковъ, практиковали слѣдующiй способъ. Молодыя дѣвушки запрягались въ соху, а старухи брали въ руки сковородки, косы и тому подобные бренчащiе предметы и, раздѣвшись до нага, съ возможнымъ крикомъ, визгомъ, шумомъ, трескомъ обводили борозду вокругъ деревни. Весь этотъ шумъ имѣлъ, вѣроятно, цѣлiю испугать моровую панну и прогнать ее изъ села, если она въ немъ засѣла; а борозда - это своего рода "чуранье", обращенiе къ покровительству Чура, чтобы онъ не пускалъ болѣзнь чрезъ границу владѣнiй своего рода. Послѣднее, впро-

167

чемъ, наше личное мнѣнiе. Народъ только вѣрить, что чрезъ такую границу моръ не проникнетъ.

Bсѣ заранѣе оповѣщаются объ этомъ прокладыванiи границы. Мужчины не должны участвовать въ этой церемонiи, а если который изъ нихъ попадется на пути, то его избиваютъ до полусмерти.

Другимъ средствомъ противъ мора считается однодневное полотно.

Въ назначенный день, до восхода солнца, собираются дѣвушки со всего села въ одну избу и каждая изъ нихъ приноситъ съ собой по горсти льна. Онѣ дружно, но въ глубокомъ молчанiи, принимаются за работу: прядутъ ленъ, снуютъ основу, ставятъ кросна и ткутъ полотно. Когда полотно готово, всѣ жители выходятъ за деревню и обходятъ вокругъ нея, причемъ дѣвушки, ткавшiя полотно, несутъ его надъ головой съ заунывнымъ пенiемъ: аю-га! Когда сдѣлаютъ полный обходъ, то на томъ мѣстѣ, съ котораго вышли, раскладываютъ небольшой огонь изъ щепокъ или лучинокъ, принесенныхъ съ каждаго двора. Двѣ дѣвушки держатъ за концы полотно надъ огнемъ, а всѣ жители деревни переходятъ черезъ огонь подъ полотномъ и переносятъ дѣтей и больныхъ. Когда всѣ выполнятъ эту церемонiю, - полотно сжигаютъ на томъ же огнѣ.

Все это должно быть продѣлано въ теченiе одного дня, съ восхода до заката солнца.

Колдовство на смерть. Самый распространенный способъ колдовства "на смерть" основанъ на томъ примитивномъ мнѣнiи, о которомъ мы уже говорили, что часть въ извѣстномъ смыслѣ замѣняетъ цѣлое, и

168

то, что мы сдѣлаемъ съ частью, сдѣлается съ цѣлымъ. Основываясь на этомъ мнѣнiи, для умерщвленiя кого нибудь посредствомъ колдовства, стараются добыть волосъ того человѣка, и эти волосы кладутъ въ воскъ или глину и лѣпятъ подобiе человѣческой фигуры. Эту фигуру кладутъ въ маленькiй гробикъ, закапываютъ въ землю и наваливаютъ камнемъ. Тотъ человѣкъ, чьи волосы положены въ закопанную фигуру - полагаютъ - вскорѣ долженъ умереть. Волосы можно замѣнять ногтями, частью одежды, землею со слѣда. Иногда лѣпятъ фигуру и безъ всего этого, но въ такомъ случаѣ ее нужно "окстить", т.е. назвать именемъ того человѣка, котораго чаруютъ на смерть.

Другой способъ волхованiя представляетъ варiантъ, вѣроятно позднѣйшiй, только-что описаннаго. Волосы кладутъ въ воскъ, но изъ воска дѣлаютъ свѣчку, а не фигурку человѣка. Свѣчку ломаютъ пополамъ и, сломанную, зажигаютъ передъ иконой. Полагаютъ, что подобно тому, какъ таетъ воскъ, растаетъ, сгоритъ жизнь того человѣка, чьи волосы были положены въ свѣчку. Этотъ способъ волхованiя, между прочимъ, употребляется обманутыми дѣвушками, чтобы отомстить обманщику. Впрочемъ, "ломаютъ свѣчку" на чью нибудь погибель и безъ волосъ.

Также "вынимаютъ слѣдъ" и вынутую изъ слѣда землю зашиваютъ въ мѣшочекъ и сушатъ. Такъ долженъ изеохнуть тотъ человѣкъ, чей слѣдъ былъ вынутъ.

Но самымъ опаснымъ способомъ волхованiя считается "заламыванiе заломовъ" во ржи. Это тѣ же древнiя "наузы", о которыхъ мы уже упоминали; въ

169

данномъ случаѣ онѣ состоять въ завязыванiи узловъ во ржи на чью нибудь смерть. Оно сопровождается соотвѣтствующимъ заговоромъ, въ которомъ говорится, на чью голову заломъ ломается, какiя страданiя тотъ человѣкъ имѣетъ претерпѣть, какою смертiю долженъ онъ умереть *). Заломы ломаютъ на людей и на домашнихъ животныхъ, на болѣзнь и на смерть. Когда находятъ во ржи завитки, это повергаетъ въ ужасъ хозяевъ нивы, и они тотчасъ же, не трогая залома, обращаются къ чаровнику, чтобы онъ вырвалъ заломъ. За это чаровникъ получаетъ приличную плату и угощенiе. А если кто-нибудь изъ интеллигентныхъ людей, на виду у испуганныхъ крестьянъ, вѣрящихъ, что отъ прикосновенiя къ залому можетъ отсохнуть рука или поразить другая болѣзнь, вырветъ заломъ безъ всякаго вреда для себя, то такой случай крестьяне объясняютъ тѣмъ, что грамотному чародѣйство не вредить или что онъ тоже "мае мухи у носѣ", т.е. умѣетъ чаровать.

Любизникъ. Есть нѣсколько приворотныхъ средствъ,

-------

*) Подлинный заговоръ, въ числѣ нѣкоторыхъ другихъ, мы, къ сожалѣнiю, утеряли. Впрочемъ это былъ подборъ самыхъ обыкновенныхъ проклятiй, которые пускаются въ ходъ бѣлоруссами во время ссоры, въ родѣ: "кабъ табѣ ручки - у кручки, ножки - у качарежки; кабъ яму вочи вывернуло, языкъ высулопило" и т.п. Должно сказать, что заговоры на смерть, на болѣзнь весьма мало распространены въ народѣ, даже среди знахарей, такъ что, пожалуй, можно сомнѣваться въ томъ, что такого рода заговоры существуютъ; а если существуютъ, то какъ исключительное достоянiе не большаго числа лицъ, считающихъ себя "настоящими" чаровниками. Возможно, что они не хотятъ дѣлиться своимъ сокровеннымъ достоянiемъ, придавая ему необыкновенную цѣну. Заговоры заурядныхъ знахарей - все предохранительлаго и цѣлительнаго свойства.

170

"любизниковъ" по-бѣлорусски, но самымъ дѣйствительнымъ изъ нихъ считаются двѣ косточки летучей мыши - вилочки и крючокъ. Добывать ихъ рекомендуютъ такъ: надо посадить летучую мышь въ новый горшокъ, завязать его новымъ же кускомъ холста и закопать ночью въ муравейникѣ. Возвращаясь домой, нельзя оглядываться назадъ и нужно заткнуть уши, чтобы не слышать писка летучей мыши. Черезъ три недѣли нужно вынуть горшокь изъ муравейника. Муравьи съѣдятъ всю летучую мышь, оставятъ только двѣ волшебныя косточки: крючокъ и вилочки. Чтобы приворожить кого нибудь - стоить только незамѣтно потянуть къ себѣ того человѣка крючкомъ: будетъ такъ льнуть, что не отвяжешься безъ помощи вилочекъ; а надоѣло - стоить только оттолкнуть его вилочками, и весь любовный шалъ какъ рукой сниметъ.

Если же желаютъ разстроить счастье новобрачныхъ, то разбиваютъ вдребезги горшокъ передъ свадебнымъ поѣздомъ, когда онъ возвращается послѣ вѣнчанiя молодыхъ.

171

VIII. Разныя мелкiя суевѣрiя

Въ этой статьѣ мы намѣрены сгруппировать всѣ тѣ пережитки древняго мiросозерцанiя, которые, при систематизацiи нашихъ матерiаловъ, мы упустили изъ виду отнести къ тому или другому отдѣлу или затруднялись сдѣлать это. Мы уже имѣли случай замѣтить, что бѣлоруссы держатся весьма многихъ суевѣрiй совершенно безотчетно, не давая имъ никакого объясненiя. И если вы спросите: почему то-то и то-то нужно дѣлать, а того-то нельзя, то въ большинствѣ случаевъ вамъ отвѣтятъ: кто его знаетъ; такая отъ старыхъ людей поголоска идетъ; старые люди знали, потому что умнѣе насъ были; такъ отцы и дѣды дѣлали и намъ приказывали и т.п. Но если и существуютъ въ народѣ объясненiя тѣхъ или другихъ суевѣрiй и предразсудковъ, то, разумѣется, нельзя ожидать отъ нихъ рацiональности; однако какъ бы ни были нерацiональны эти объясненiя, они важны и сами по себѣ, какъ матерiалъ для изученiя народнаго мipoсозерцашя, а также важны и въ томъ отношенiи, что они часто дополняютъ пережитки старины и этими дополненiями нерѣдко ставятъ ихъ въ связь съ тою или другою особенностью народнаго мiросозерцанiя и

172

быта. Если же возможно установить связь между двумя или нѣсколькими пережитками, если возможно обобщить ихъ, тогда легко сдѣлать тотъ или другой выводъ, тогда легче придать имъ рацiональное объясненiе. Но повторяемъ: въ мiросозерцанiи бѣлорусса есть немало совершенно безсвязныхъ, одиноко стоящихъ суевѣрiй. Такiя одиночныя суевѣрiя напоминаютъ собою ходячiя присловья, заключительныя сентенцiи изъ народныхъ анекдотовъ и нравоучительныхъ разсказовъ, въ родѣ, напримѣръ, присловiя: "семипудовый пшикъ", которое непонятно безъ соотвѣтствующая ему анекдота, хотя оно и употребляется самостоятельно и хотя анекдотъ мало кому извѣстенъ; или въ роде пословицы: "отступъ, мара, - я твой богъ" (такъ говорятъ навязчивому человѣку), - пословицы, которая напоминаетъ заклятiе и очевидно имѣетъ миөологическое происхожденiе; но ея первоначальное значенiе и смыслъ утеряны, забыты и могутъ быть возстановлены только при посредствѣ догадокъ, сопоставленiй и остроумныхъ соображенiй. То же можно сказать и относительно многихъ пережитковъ: когда-то народъ умѣлъ себѣ объяснить - почему, напримѣръ, отъ переполоха надо обмывать больного водой, въ которую опущено четыре уголька, а теперь онъ не отдаетъ себѣ въ этомъ отчета, но всетаки дѣлаетъ. Такiе пережитки, повидимому, уже не имѣютъ живыхъ корней въ народномъ мышленiи, а удерживаются въ немъ только въ силу косности народнаго ума и его приверженности къ старинѣ. Мы уже немало сообщили ихъ на предшествующихъ страницахъ, въ этой же главѣ помѣстимъ только остатки на-

173

шихъ записей, которые, по той или другой причинѣ, не вошли въ предыдущiя главы.

Говоря о вѣрѣ бѣлоруссовъ въ магическую силу слова, мы упустили изъ виду кое-что небезынтересное для характеристики этого вѣрованiя.

Бѣлоруссы, вслѣдствiе убѣжденiя, что слова могутъ повредить, когда сообщаютъ о какомъ либо несчастiи, предварительно оговариваются: "ня тутъ кажучи" (не здѣсь говоря), и затѣмъ ужъ сообщаютъ, что случилось. Разсказывая о чьей нибудь болѣзни, когда приходится, для ясности, указать мѣсто, поражонное болѣзнью, на тѣлѣ своемъ или того, кому разсказываешь, то надо предварительно прибавитъ: "не раунуючи", т.е. не сравнивая, - иначе та же болѣзнь можетъ приключиться. Фактъ этотъ не только служитъ иллюстрацiей вѣрованiя, что отъ слова станется, но также показываетъ, какое значенiе въ первобытномъ мышленiи имѣетъ уподобленiе.

Если сообщаютъ что нибудь непрiятное по адресу отсутствующаго или клянутъ его, то тѣ, которые не желаютъ, чтобы это случилось съ нимъ, обыкновенно замечаютъ: "якъ ёнъ ня чуиць, дыкъ нехай яму не вадзиць (не вредитъ)".

При упоминании чорта, надо прибавлять: "ня у гэтымъ свянцономъ мѣсьци кажучи", иначе въ домѣ можетъ поселиться нечистая сила.

У Бога дни роуные, да часы ня роуные, - говорятъ бѣлоруссы и вѣрятъ, что есть такiе несчастные моменты, въ которые, если начнешь что-нибудь дѣлать - не будетъ удачи, а если скажешь что нибудь

174

дурное - непрѣменно случится; поэтому благоразумные люди, начиная какое нибудь дѣло или сообщая о чемъ нибудь дурномъ, не желательномъ, въ первомъ случаѣ говорятъ: "дай, Боже, у добрый часъ начать", а во второмъ: "дай, Боже, у добрый часъ сказать, а у злый помоучать". Послѣдней формулой, между прочимъ, ночинаются свадебныя "благословенiя" молодыхъ.

Вопреки приведенному воззрѣнiю, что у Бога всѣ дни равны, считается, что понѣдельникъ - несчастный день. Въ этотъ день нельзя выѣзжать на дорогу или начинать что нибудь важное. Но эти два противорѣчивыя воззрѣнiя мирно уживаются въ мышленiи бѣлорусса, какъ и многое другое противорѣчивое.

Суевѣрiя, основанным на уподобленiи. Мы уже говорили, какое значенiе имѣютъ уподобленiя въ воззрѣнiяхъ бѣлоруссовъ на происхожденiе болѣзней и ихъ лѣченiе. Но кромѣ того есть не мало разныхъ суевѣрiй и примѣтъ, которыя, повидимому, основываются только на уподобленiяхъ. Можно думать, что это составляетъ особенность грубой мысли - считать подобное въ какомъ нибудь отношенiи за тождественное.

Напримѣръ, чтобы у дѣтей скоро прорѣзывались зубы, надо имъ вѣшать на шею волчiй зубъ. Таково повѣрiе. Повидимому здѣсь вся сила въ нѣкоторомъ уподобленiи. Вѣшая ребенку на шею волчiй зубъ, полагаютъ, что у него будутъ зубы также скоро расти, какъ у волченка.

Вотъ еще повѣрiе. Надо носить въ кошелькѣ двойной орѣхъ, "спорышъ", чтобы деньги "спори-

175

лись". Здѣсь, кажется, все дѣло въ сдохствѣ поняiй спорышъ и спориться.

Крестьяне не позволяютъ дѣтямъ дѣлать кресты изъ лучинокъ и подражать церковному пѣнiю, полагая, это этимъ накликается смерть. Замѣтивъ что-нибудь въ этомъ родѣ, говорятъ: Что ты вѣщуешь? Хочешь, кабъ бацька, абы матка померли!

Есть повѣрiе, что не слѣдуетъ качать пустую колыбель: отъ этого можетъ ребенокъ умереть. Весьма вѣроятно, что здѣсь все дѣло въ пустотѣ, что качая пустую колыбель при живомъ ребенкѣ, мы какъ бы накликаемъ несчатiе, вслѣдствiе котораго колыбель должна опустѣть. Но возможно и другое объясненiе. Бѣлоруссы говорятъ, напримѣръ, что нельзя качать ногами, потому что тогда на ноги садится нечистая сила и такимъ образомъ мы ее качаемъ. Можетъ быть когда-нибудь полагали, что качая порожнюю колыску, мы привлекаемъ въ нее нечистую силу, которая можетъ причинить вредъ ребенку, когда потомъ положимъ его въ колыбель, и отъ этого онъ можетъ заболѣть и умереть.

Если невѣста не желаетъ, чтобы у нея рожались дѣти, то, по совѣту знахарокъ, отправляясь къ вѣнцу, кладетъ запазуху замкнутый замокъ; этотъ же замокъ въ первую брачную ночь надо положить подъ подушку. Если же выходитъ замужъ пожилая женщина, которая, по извѣстнымъ физiологическимъ признакамъ, уже не надѣется имѣть дѣтей, а желала бы имѣть ихъ, то кладетъ запазуху открытый замокъ. Очевидно, въ этомъ суевѣрiи закрытый замокъ дол-

176

женъ предрѣшать закрытiе женской утробы, прекращенiе дѣторожденiя, а открытый - наоборотъ.

Примѣты. Если идешь или ѣдешь по дѣлу и встрѣтишь кого нибудь съ полными ведрами - будетъ удача, а съ пустыми - не жди добра. Примѣта очевидно построена на уподобленiи: полныя ведра знаменуютъ исполненiе желанiя. Напримѣръ, встрѣчаютъ молодыхъ съ полными ведрами и высказываютъ пожеланiе, чтобы ихъ жизнь была такъ полна счастья. И вообще, если несущiй воду встрѣчаетъ кого нибудь идущаго по дѣлу, то высказываетъ нѣчто въ родѣ привѣтствiя: "съ поунымъ цябе!" и ему отвѣчаютъ: "дзякуй", т.е. благодарю.

Встрѣча съ попомъ предѣщаетъ несчастiе. Чтобы предохранить себя отъ него, - надо плюнуть. Это cуевѣрiе является отголоскомъ той далекой борьбы, которую вело закоснѣлое язычество съ христiанскимъ вѣроученiемъ, съ христiанской церковью и ея служителями. Такъ какъ въ то время священники, по княжескому повелѣнiю, должны были крестить язычниковъ, хотя бы насильно, и наблюдать за исполненiемъ постановленiй христiанской церкви новокрещенами, а также требовать отъ нихъ знанiя молитвъ и важнѣйшихъ правилъ вѣры, и подвергать незнающихъ и неисполняющихъ наказанiе, то, понятно, что наши предки, будучи христiанами только по имени, уклонялись отъ встрѣчи съ священникомъ, такъ какъ она часто влекла за собою наказанiе, иногда весьма суровое.

Если волкъ перебѣжитъ дорогу - это хорошая примѣта: будетъ удача въ дѣлахъ (отсюда присловье:

177

"Ему воукъ дорогу перебѣгъ", когда что-нибудь счастливо окончилось), а если перебѣжитъ заяцъ - лучше возвращайся назадъ: не будетъ yспѣха. Трудно сказать, на чемъ основано это cyевѣрiе. Вѣроятно корни его кроются въ какомъ нибудь миөологическомъ возрѣнiи общаго характера, которое теперь заглохло, потому что, если допустить, что здѣсь имѣло мѣсто какое нибудь случайное совпаденiе, грубый, непровѣренный опытъ, то тогда нельзя было бы объяснить широкаго распространенiя этого суевѣрiя. Впрочемъ, такихъ непонятныхъ суевѣрiй много есть. Приведемъ нѣкоторыя изъ нихъ въ надеждѣ, что сопоставленiе ихъ съ вѣрованiями другихъ народовъ, сравнительное изученiе, раскроетъ ихъ скрытый смыслъ и непонятное значенiе.

Примѣты и суевѣрiя на счетъ домашнихъ животныхъ. Когда продаешь лошадь или корову, вообще что-нибудь живое, и желаешь, чтобы "пошло рукой", то не надо передавать ихъ новому хозяину голыми руками: не будутъ плодиться. Въ такомъ случаѣ "бьютъ по рукамъ" и передаютъ купленное "косматой рукой", т.е. завернувши руку въ полу платья. Въ поясненiе можно сказать, что косматое считается символомъ богатства.

Когда продаешь поросенка, ягненка, курицу и т.п. на расплодъ, и если посадишь продаваемое животное въ мѣшокъ впередъ головой, держа за заднiя ноги, то у продавца эти животныя переведутся, а у покупателя расплодятся; если же будешь сажать въ мѣшокъ задними ногами, то продавцу хорошо, а у покупателя

178

не будетъ приплода. Поэтому, чтобы никому обиды не было, слѣдуетъ сажать въ мѣшокъ спиною, держа за ноги.

Вѣрятъ, что у извѣстнаго хозяина могутъ водиться только извѣстной масти животныя. Поэтому, когда болѣетъ какое либо домашнее животное, его перепродаютъ другому за копѣйку, за двѣ (конечно - номинально), надъясь, что съ перемѣной хозяина оно поправится.

Мѣсто, на которомъ стоятъ хлѣвы, можетъ быть счастливымъ или несчастливымъ; когда часто околѣваетъ скотъ, совѣтуютъ переставить на другое мѣсто хлѣвы.

Есть люди съ "легкой рукой", отъ которыхъ если что-нибудь прiобрѣтешь, будетъ "ручить", т.е. множиться, счастливо вестись.

Если жеребенокъ или теленокъ много бѣгаетъ, резвится - признакъ, что его съѣстъ волкъ.

Когда воютъ собаки - это онѣ предчувствуютъ или накликаютъ смерть или другое несчастье. Чтобы они перестали выть надо что нибудь изъ посуды перевернуть кверху дномъ.

Когда въ избѣ заведется много мышей - это значитъ, что онѣ кого нибудь выживаютъ; значитъ - предстоитъ смерть или отъѣздъ кого нибудь изъ семьи.

Разныя суевѣрiя. Если беременная женщина придетъ просить чего-нибудь одолжить, не слѣдуетъ удовлетворять ея просьбы - иначе мыши будутъ ѣсть хлѣбъ и платье. Иногда это случается даже и тогда, когда откажешь въ одолженiи. Чтобы предотвратить эту непрiятность, нужно вслѣдъ этой женщинѣ бросать угли или кусочки печной глины. Но тогда ея ребенокъ, который родится, будетъ ѣсть угли и глину.

Не слѣдуетъ сидѣть на порогѣ, когда черезъ него

179

проходить женщина, потому что, если она будетъ въ это время "не чистая", то у того, кто сиделъ, пойдутъ по всему тѣлу болячки.

Нельзя бросать куда попало истоптанные лапти (отопки), а надо класть ихъ на крышу. Почему? - намъ не умѣли объяснить.

Нельзя разговаривать черезъ порогъ или черезъ окно: это къ ccopѣ.

Нельзя спать передъ закатомъ солнца: заболеѣшь лихорадкой.

Нельзя класть ножъ вверхъ острiемъ: будетъ непрiятность.

Нельзя ступать на соломенки, лежащiе накрестъ: можетъ заболеть нога.

Охъ, еще много чего нельзя!.. но на этомъ мы закончимъ нашъ очеркъ.

Мы не касались въ немъ пережитковъ обычнаго права, а также суевѣрныхъ обрядовъ, совершаемыхъ бѣлоруссами на родинахъ, крестинахъ, свадьбѣ и нѣкоторыхъ другихъ семейныхъ празднествахъ. Да и въ той области, которую мы ceбѣ намѣтили при написанiи этой статьи, мы не исчерпали и десятой части суевѣрныхъ воззрѣнiй бѣлорусскаго крестьянина: мы выбирали изъ нихъ самое типичное и наиболѣе распространенное или, по нашему мнѣнiю, цѣнное для науки. Но и изъ приведеннаго нами достаточно видно, какой густой сѣтью cуевѣрiй и предразсудковъ опутанъ умъ бѣлорусса, какъ затемнено его мышленiе порожденiями первобытнаго мрака и какъ необходимъ свѣтъ науки, свѣтъ истиннаго познанiя, чтобы разсѣять всѣ эти призраки, все это царство тьмы...

180

Краткiй предметный указатель

Авласье (Влаciя) - конское свято, страница 98;

Анимизмъ - опредѣленiе, 45;

Анимистическiя - воззрѣн. на происхожд. болѣзн., 156, 157, 158.

Бабы - праздненство, 56;

Беременность и связан, съ ней суевѣр., 179;

Блюда на кутью, 86;

- на похоронахъ, 51;

Богатце - названiе огня, 17;

Богачъ - праздненст. и олицетвор. солнца, 122, 123;

Богачовая свѣча, 124;

Божества усадебныя, 65;

Братки (цвѣтокъ) и связан. съ ними повѣр., 120.

Вампиры, 57;

Великодни (Пасха), 106;

Весновка, 105;

Веснянки - пѣсни, 101, 102;

Виръ - мѣстопребыв. водяника, 71;

Вовколаки, 145;

Водяникъ, 76;

Вода и связан. съ ней повѣрiя, 19, 40;

Волосы въ повѣр. и колдов., 68, 137, 169;

Волочебники, 106;

Волочебныя пѣсни, 107;

Волчiй зубъ - повѣр., 175;

Ворожбитки, 146;

Ворожба, 151;

Вой собаки - повѣр., 179.

181

Встрѣча съ волкомъ, 178;

- съ зайцемъ, 178;

- съ попомъ, 177;

- съ полными ведрами, 177.

Выливанiе, какъ лѣченiе, 162;

Выкликанiе весны, 101;

Выниманiе слѣда, 159;

Вымѣриванiе, какъ лѣчен., 163;

Вѣдьмы, 146;

- коровницы, 113.

Гаданiе землей, 20;

- огнемъ, 19;

- по хлѣбу, 22;

- по внутренностямъ животн., 85;

- на коляды, 87;

Горы - связан. съ ними повѣр., 25;

- лысыя, 26.

Грызенiе, какъ лѣчешнiе, 160;

Даванiе воды, 40;

Дзѣды, 55;

Девятины, 52;

Домовой, 66;

Душа - понят, 50.

Евникъ - олицет., 69.

Женитьба комина, - обр. - Терешки, игра, 90;

Животныя - повѣр., 31.

Заговоры - значенiе, 37, 38, 43;

Заговоръ отъ огника, 16;

- отъ ночницъ, 16;

- предъ отъѣздомъ, 39;

- отъ укушенiя змѣи, 38;

- отъ золотника, 38;

- отъ вывиха, 38;

- отъ кровотеч. 39;

- нутраныхъ болѣзней, 40, 41;

- отъ уроцъ, 42;

- отъ хлѣвника, 72;

- отъ ружья, 138;

- отъ переполоха, 162;

Загробный мiръ, 51;

Закатъ солнца - повтѣр., 180.

182

Заломы - колдов., 169, 170;

Замокъ - повѣр., 176;

Земля - воззрѣн., 20;

Змѣи, 32;

Змѣй-деньгоносецъ, 73;

Змѣиный вырой, 33;

Змѣиное мясо, 33, 34;

Знахарки, 146;

Знахарскiя средства:

- отъ геморроя, 149;

- - грудн. болѣзн., 148;

- - желтачки, 150;

- - золотухи, 149;

- - лихорадки, 147;

- - ломоты, 148;

- - ожега, 150;

- - ревматизма, 147;

- - укушен. змѣи, 150;

- - чесотки, 150.

Иванъ да Марья, 120;

Игра солнца на Купалу, 111;

Игры колядн., 88;

Испугъ и его лѣчен., 161, 162, 163;

- какъ лѣченiе, 163.

Камни - воззрѣн., 23;

Каменныя бабы, 24;

Катанiе - лѣчен., 160;

Качанiе пустой колыбели, 176;

Качанiе ногами - повѣр., 176;

Клады, 112;

Клѣтникъ - олицет., 74;

Коза - колядной обычай, 96, 97;

Колдовство профес., 72, 134, 155;

- на смерть, 168, 169;

Коляды - общ. понят., 82;

Коляда постная, 84, 86;

- богатая, толстая, 84, 88;

Колядныя гаданiя, 87;

- обряды, 86;

- обычаи и игры, 88;

Колядовщики, 95, 96;

Конское свято, 98;

Косматая рука, 178;

Культъ предковъ, 51;

Купала, 111;

Капалка - растенiе, 111;

Купальскiе дары, 117;

- зелье, 115;

- обряды, 115; 120.

183

Купальсткiя пѣсни, 115-120;

- роса, 114;

Купальскiй дѣдокъ, 30;

Кутця, 84;

Кривые вечера, 89.

Лазьникъ - олицет., 70;

Лапти - повѣр., 180;

Легкая рука, 179;

Лисичье сердце, какъ лѣкарст., 144;

Лихорадка - лѣчен, 164, 164;

Лишайпроисх. и лѣчен., 155;

Ломанье свѣчи, колд., 169;

Лѣшiй - олицетвор., 77, 78;

Лѣченiе огнемъ, 15, 16;

- заговорами, 37-43;

- механическ. прiем., 159, 160;

- знахарское, 147-150;

- знахарское и общеизвѣстное, 155-168;

Любизникъ приворотн. зелье, 170.

Масленица, 98;

Масленичн. пѣсни, 99.

Маточникъ, 78;

Механическое лѣчен., 159, 160;

Микольщина, 110;

Миколинъ батька, 110;

Милостыня, значенiе ея для загробн. мipa, 53, 54;

Моръ и средство противъ него, 167;

Моровая панна - олиц., 167;

Мыши и связан. съ ними суевѣрiе, 179;

Мѣлъ въ обряд., 65.

Наузы, 71, 163, 166, 169 и 170;

Небесныя войны, 129;

Небожчицкiй великъ-день, 56;

Ногти въ повѣр. и колд., 68, 169;

Ножъ - относящ. къ нему суевѣр., 180;

Ночницы - болѣзнь и олицетвор., 16.

Огникъ (вогникъ), 15;

Однодневное полотно, 168;

Олицетворенiя стихiй, 75.

184

Олицетворен. зла, 127;

Отбиранiе молока, 113;

Откидыванiе ячменя, 161;

Очагъ, 17.

Папоротникъ, 30;

Перворожденные, 159;

Переполохъ - лѣчен., 161;

Переходы души, 51;

Перунъ - олицет., 75, 76;

Перуновы стрѣлы, 25;

Погодки - обрядъ, 52;

Подвѣй - олицет., 79;

- его лѣченiе, 166;

Подпечникъ, 66;

Подзивъ, 163, 164;

Подобiе въ объяснен. происхожд. болѣзн., 155;

Поминальн. Столы, 51;

Похорон. Обряды, 51-53;

Приворотное средство, 170;

Прикладзины - обрядъ, 52;

Примѣты, 177;

- и суевѣр. на счетъ домашн. животн., 178;

Проведенiе борозды, какъ средство противъ мора, 167;

Професс. колдовство, 134;

- мельника, 155;

- лѣсника, 136;

- пастуха, 72;

Птицы вѣщiя, 34;

Пѣнiе курицы, 34.

Радовница, 56;

Разбиванiе горшка - колдов., 171;

Разныя суевѣрiя, 179, 180;

Разрывъ-трава, 31;

Растенiя - суевѣрн. воззр., 29;

Ралешники (волочебники), 107;

Растиранiе, какъ лѣченie, 160;

Русалки, 77;

Русальная недѣля, 20, 77;

Рябиновая ночь, 144.

Свѣча богачевая, 124;

Сонъ и сновидѣнiе, 48;

Сообщники нечистой силы, 133;

Сороки, 101;

Сорочины - обрядъ, 52;

Спорышъ, 176;

Суевѣрiя при продажѣ животн., 178.

185

Суевѣрiя основан. на уподобленiи, 175, 176;

Суроцы - 163, 164;

Ставленiе горшка - лѣчен., 160;

Сцѣнь и ея лѣчен., 165.

Толкован, сновъ, 49;

Тoптанiе - лѣчен., 159.

Тризнить - значен. слова, 49.

Угли въ обрядахъ и лѣчен., 65, 161.

Ужи, 32.

Уподобленiе въ происхожд. болѣзн., 155;

- въ заговорахъ, 156;

- въ другихъ суевѣрiяхъ, 175.

Уроцы - лѣчен.,163, 164;

Усадебныя божества, 65, 66.

Фетишизмъ - опредѣл., 13;

Фетишизмъ слова, 35, 174.

Хавтуры (похороны), 51, 52;

Хатникъ - олицет., 66;

Хлѣбъ въ воззрѣн., 21;

Хлѣвникъ - олицетвор., 70, 71

Цмокъ, 130;

Церковн. пѣнiе - суевѣрн. взглядъ на подражан. ему, 176.

Цѣплянье колодокъ, (маслен. обыч.), 99.

Чаровники, 149;

Чортъ, 128;

- какъ источникъ зла, 131;

Чур, 64;

Чуранье, 65, 167.

Шестины - обрядъ, 62;

Шопты (заговоры), 37.

Щедрикъ, 84.

Юрья, 109;

Юрьева роса, 109.

Юрьевск. обыч., 109.

Ящур - игра, 93.

186

Top

Меню:

Пережитки древняго мiросозерцанiя у бѣлоруссовъ

ОГЛАВЛЕНIЕ

Отъ автора

Введенiе

II. Пережитки анимизма

III. Пережитки олицетворенiй

IV. Пережитки солнечнаго культа

V. Олицетвореше зла

VI. Сообщники нечистой силы

VII. Способы лѣченiя, основанные на суевѣрныхъ представленiяхъ, и колдовство

VIII. Разныя мелкiя суевѣрiя

Краткiй предметный указатель