Папярэдняя старонка: Этнаграфія

Аўтар: Микулич Татьяна,
Дадана: 16-07-2014,
Крыніца: СМикулич Татьяна. Яновские лаборы // Деды : дайджест публикаций о беларуской истории. Выпуск 13. Минск, 2014. С. 238-244.

Из журнала «Беларуская минуушчына», 1994, № 4, с. 58-60. Перевод и редакция А.Е. Тараса.
На самом юге Беларуси почти на границе беларуского Полесья и украинской Волыни уже более 500 лет стоит небольшой город Янов (раньше он считался местечком). Правда, сегодня он имеет официальное название Иваново, которое является простым переводом на русский язык древнего именования. Но в сознании жителей города и окружающих деревень прочно сохраняется старое имя - Янов (Янава). Впрочем, железнодорожная станция города все же называется Янов-Полесский.
Исторический путь любого населенного пункта, насчитывающий несколько столетий, не может быть простым. Много испытаний выпало и на долю Янова. Его жители изведали опустошительные набеги татар, немецких рыцарей, испепеляющие пожары, разрушительные конфликты на социально-политической и религиозной почве. Периоды расцвета уступали место перцодам упадка, но жизнь здесь никогда не замирала.
Надо отметить довольно удачное географическое размещение Янова. Леса и болота между реками Пиной и Ясельдой никогда не были такими труднопроходимыми, как на остальной части Полесья. Песчаная возвышенность, так называемое Пинское Загородье, давала возможность населению активно заниматься земледелием, животноводством, торговлей.
Датой основания города считается 1465 год. Именно тогда деревенька Пор- хава, которая находилась во владении Луцкого епископа Яна Ласовича, получила статус города и новое имя - Янов. Начался качественно новый период в истории прежнего сельского поселения. По привилегии Яна Ласовича, жители нового города на 20 лет освобождались от всех поборов и повинностей. Им позволялось варить пиво за небольшую плату, ловить рыбу в реке Буг и во всех водоемах около Янова. За полученные вольности граждане должны были платить по 16 польских денег ко дню Святого Мартина.
Привилегия 1465 года поощряла строительство в городе: «Построенные дома и другое в Янове продавать, обменивать, отчуждать, дарить и обходиться по своему желанию на свою пользу, так, как им кажется лучше и удобнее это сделать». Янов стал быстро расти. В городе появились новые красивые дома, увеличилась численность населения, оживилась торговля, начали проводиться ярмарки. В разные периоды значение Янова как торгового центра не было одинаковым, но оставалось довольно стабильным. Так, в конце XV века в городе проводились по три ярмарки на год, а во второй половине XIX века - четыре (по данным 1859 года, в Кобринском уезде ярмарки проводились только в Кобрине и Янове, соответственно 6 и 4). Из всех окрестных деревень и даже издалека съезжались в Янов крестьяне в ярмарочные дни. Яновские торговцы преуспевали и далеко от города. Например, в Варшаву вывозилось так называемое «литовское» масло.
Тихую жизнь местечка время от времени нарушали военные действия. В один из периодов обострения конфессиональных противоречий в Янове был убит иезуит Андрей Баболя. Случилось это в результате нападения на город украинских казаков из куреня полковника А. Здановича 16 мая 1657 года - во время «потопа» (войны Московского царства против Речи Посполитой). Почти через два столетия - 17 апреля 1938 года - Андрей Баболя был причислен к сонму святых католической церкви. В память о нем в Янове поставили памятник перед костёлом. Но ради справедливости отметим, что на протяжении нескольких столетий в Янове успешно сосуществовали православные, католики, евреи. Городок имел и православную церковь, и католический костел, и еврейскую синагогу.
Особенность социально-экономической и культурной жизни Янова в XVIII - начале XX веков была связана с распространением среди местных жителей редкого занятия, в определенном смысле - промысла. Он заключался в сборе пожертвований на церковь. Яновцы, которые занимались этим, назывались лабо- рами. Почти все мужчины-христиане городка были втянуты в этот промысел. Постепенно в сознании крестьян округа слова яновец и лабор стали синонимами.
В XIX веке сбор пожертвований на ремонт и строительство храмов был обычным явлением. Еще в начале XX века на сельских ярмарках, на постоялых дворах и в других многолюдных местах можно было встретить крестьян, мещан, монахов, отставных солдат, которые занимались таким сбором. В разной местности их называли по-разному: прошаками, лаборами, кубраками. Зарождение промысла относится к позднему средневековью. Первые собиратели пожертвований на нужды церкви появились на территории современной Беларуси, а также Украины и России в конце XV века. После падения Византии в результате агрессии турок-османов в 1453 году греческие монахи вынуждены были таким образом поддерживать свои христианские храмы и монастыри.
На Беларуси собственные профессиональные сборщики средств для церкви стали действовать с времен Речи Посполитой. Наибольшую известность приобрели Мстиславские кубраки и яновские лаборы. Первые являлись жителями Мстиславля Могилёвского воеводства, вторые - Янова Кобринского повета Гродненского воеводства. И для кубраков, и для лаборов хождение с целью сбора средств на строительство храмов было профессиональным занятием. Часть пожертвований они оставляли себе. Проконтролировать количество средств, не доходивших до церкви, было почти невозможно. Чтобы как-то бороться со злоупотреблениями вокруг богоугодного дела, прошакам выдавали специальные прошнурованные книжки с сургучной печатью и удостоверением консистории. В эти книжки записывалось количество жертвуемых денег. Но, конечно, записи делались не всегда. Пожертвования же в виде полотна, зерна и различных вещей хранились у сборщиков.
Для появления группы людей, которые могли существовать благодаря сбору пожертвований на церковь, должны были сложиться определенные условий. Прежде всего, само население поддерживало сборщиков. Деньги на церковь охотно давали и зажиточные, и бедняки. К тому же, люди, занимавшиеся сбором пожертвований, имели возможность на длительное время уходить из дома. Небольшое хозяйство прошака в его отсутствие вела жена.
Жители Янова никогда не имели достаточно земли, чтобы хватало на жизнь. На каждый двор приходилось не более 3-х десятин (примерно 3 га). Это в то время, когда для нормального существования семьи нужно было не менее 10. Именно поэтому яновские хозяева всегда искали возможность дополнительного заработка. Пробовали себя в торговле, на сплаве леса, в собирании средств на строительство храмов. Постепенно в Янове сложилась устойчивое распределение занятий среди населения. Торговля почти полностью перешла в руки евреев, а собирание средств на церковь («ла- борство»).- к православным местечка.
Свобода от барщины позволяла лаборам отсутствовать длительное время. Владельцы Янова получали от зависимого населения денежный налог - оброк. А за право пользования землей женщины должны были отрабатывать определенное количество дней на поле во время уборки урожая. В середине XIX века таких «згонных» дней насчитывалось 12 в год на каждую душу женского пола.
Относительно происхождения слова «лабор» существуют разные точки зрения. Среди жителей Иванова сегодня наиболее распространено представление об образовании его от имени помещицы Лаборыни. Существовала легендарная Лаборыня или нет - неизвестно. Однако более вероятным кажется мнение, что название «лабор» происходит от латинского «labor» - работа. Сборщиков пожертвований в пользу церкви ксендзы могли называть работниками, произнося это на латыни.
Особенности лаборов, которые выделяли их среди местного населения, не сводились только к специфике промысла. Последний наложил отпечаток на внешний вид лаборов, их психологию, семейные отношения, бытовую культуру, обычаи, язык. Лаборство было наследственным занятием: если отец лабор, то и сын делался им. За сотни лет своего существования лаборы образовали своеобразную группу, которая держалась достаточно обособленно от другого населения.
Благополучие семей сборщиков пожертвований на церковь полностью зависело от умения найти подход к людям с целью получения более крупных сумм денег. С течением времени оттачивалась сообразительность, хитрость лабора. Странствия по самым разным местам, встречи со многими людьми давали лаборам жизненный опыт, учили разбираться в человеческой психологии, придавали им «цивилизованность». Яновского прошака можно было встретить в городах и местечках Беларуси, возле Ковно и Вильни, на Волыни, в Петербурге и Москве и других весьма отдаленных местах.
По пол года отсутствовали лаборы, а их жены вынуждены были длительное время справляться с делами без хозяина. Значительно чаще деревенских женщин им приходилось самостоятельно принимать решения относительно хозяйства, распоряжаться средствами, которые высылал муж на содержание семьи. Каждая «лабурка» (так называли жену лабора, хотя за сбором женщины не ходили) умела хорошо торговать. Ответственность за детей и хозяйство делала этих женщин бойкими, изобретательными, развивала гибкость ума.
Наиболее благоприятным периодом для сбора пожертвований считалась осень. После окончания полевых работ, где-то в конце августа или в сентябре лаборы собирались в дорогу. Поскольку им приходилось отсутствовать по несколько месяцев, накануне отъезда устраивались торжественные проводы. На них приглашали родичей, соседей, хороших знакомых. Выезжали обычно в ночь. Перед дорогою многие из лаборов обращались к знахарю, чтобы узнать о благоприятной дате отъезда и насколько удачным будет путешествие. В дорогу отправлялись на подводе, вдвоем или втроем. Обычно один оставался стеречь лошадь, ладить снаряжение, пока другие собирали пожертвования.
Всю осень, зиму и начало весны лаборы странствовали, но на Пасху обязательно возвращались домой. Приезжали, как и отъезжали, всегда ночью. Приезд лабора был настоящим праздником для семьи. В связи с этим событием собирали много гостей, готовили богатое застолье.
После месячной побывки лабор опять отправлялся в путь, но уже на значительно меньший срок. К концу июня все лаборы опять собирались в Янове. По опыту они знали, что летом, когда кончались прошлогодние запасы, когда велись основные работы в поле, пожертвования будут незначительными. Да и сами лаборы должны были позаботиться о своих наделах. Но все же хозяйственные заботы им не очень мешали, поэтому летом Янов выделялся разгульным весельем среди тихих, занятых тяжелой работой деревенек. Веселиться в Янове любили. Перед закатной порой на завалинках собирались гурьбой, пели красивые полешукские песни. А молодежь устраивала гуляния с музыкой, танцами, играми. Музыканты были свои - целый оркестр.
Яновские лаборы известны как опрятные хозяева. Двор и дом всегда содержались в порядке. Жилище всех яновцев было однотипным. Оно представляло собой небольшое строение в 7 аршин длины и 6 ширины (примерно 5 на 4,2 м), с четырьмя окнами. К дому пристраивались сени и клеть. И в самом доме, и в сенях с клетью имелся пол из досок. Последнее, а также печь с дымоходом отличали жилище лабора от жилища деревенского населения, которое обычно было с «курной» печкой, с глиняным либо земляным полом. В каждом доме имелось много разных икон.
Усадьба яновца размещалась на 25 сотках земли. Кроме дома, здесь имелись хлев для скота, гумно, некоторые другие строения. Сразу за домом росли несколько садовых деревьев, остальная земля отводилась под огород. Подворье всегда было чисто убранным, старательно ухоженным.
Внешним обликом лаборы не отличались от местных полешуков. Среднего роста, с темными волосами и глазами, светлое лицо с правильными чертами. Но в одежде разница была. Обычно они носили короткий кожух с ременным кушаком, кожаные сапоги с длинными голенищами и черную суконную шапку с козырьком. На праздник же надевали серую сермягу с красными отворотами на рукавах и большую шапку из седой овчины.
Надо подчеркнуть, что яновские лаборы по своей этнической принадлежности, несомненно, были автохтонным полесско-беларуским населением. Хотя в самом городе сохранились сведения, что когда-то давно владелец Яйова переселил сюда несколько человек то ли из-под Луцка, то ли из Молдавии, которые, собственно говоря, и стали первыми лаборами. Даже если это и имело место, то за сотни лет потомки переселенцев превратились в настоящих полешуков. Родным языком яновских лаборов был язык населения брестско-пинского региона. На нем говорили в семье, общались с жителями Янова и окрестных деревень. Но лаборы знали и особый язык, так называемую «либерску гавридню». Этим искусственным языком они пользовались, чтобы избавиться от чужих ушей. Чаще всего - в пути, при необходимости договориться о чем-то между собой в присутствии других людей.
Искусственные тайные языки - не такое уж редкое явление. Издавна они имели определенное распространение у разных народов. Причина возникновения этих языков заключается в желании некоторых общественных групп хранить в тайне свои профессиональные секреты. На территории Беларуси, например, существовали искусственные языки кричевских ремесленников, дрыбин- ских Шаповалов, нищих Слуцкого и Гомельского поветов Могилевского воеводства, кубраков Мстиславля и другие.
Язык яновских лаборов был близок к языку нищих и кубраков (напомним, что последние тоже занимались сбором пожертвований на церковь). Известный беларуский этнограф и фольклорист Е.Р. Романов в конце XIX - начале XX вв. знакомился с искусственными языками на Беларуси. С собранными материалами он неоднократно выступал в печати. Наиболее значительная работа Евдокима Романова, посвященная условным диалектам Беларуси, помещена в 9-м выпуске его «Беларуского сборника» (Вильно, 1912 г.). По словам самих лаборов, свой язык когда-то очень давно они переняли от русских. Действительно, известно, что русские путешественники (старцы, нищие), кроме родного, разговаривали и на искусственном языке. Что представлял собой этот язык? В основном - сбор слов из самых разных языков и диалектов. Многие слова были заимствованы из греческого, латыни, немецкого и других иностранных языков, другие являлись узколокальными и встречались только в какой-нибудь одной местности. Были просто искаженные слова и новообразования. Все сказанное можно отнести и к языку лаборов. В сходстве искусственных языков лаборов и нищих еще относительно недавно, лет 25-20 тому назад, можно было убедиться лично. Старые лаборы и такого же возраста нищие, которые заходили в Янов, разговаривали между собой на одном и том же языке, совсем непонятном несведущим. Поэтому лаборскую речь еще называли языком старцев.
Когда-то лаборский язык был довольно развитым. На нем говорили на самые разные темы. Все мужчины-лаборы его хорошо знали, женщины - меньше, ведь они не занимались сбором средств и не имели нужды в тайном языке. Зато все мальчики с 7-8 лет обязательно его учили.
Лаборы жили замкнуто, в своей среде. «Мэть», так они называли деревенских жителей, не должна была знать их тайный язык, их историю. Конечно, в последнее столетие отношения изменились. После образования БССР и СССР лаборы, которые оказались в составе Польши, утратили возможность ездить на восток за пожертвованиями. Круг их странствий значительно сузился. А после 1939 г. лаборство как институт вообще исчезло. В советской Беларуси происходило массовое закрытие храмов, а новые совсем не строили. Профессиональные сборщики средств на церковь остались без занятия.
Сегодня еще можно встретить в Иванове людей, которые помнят, что их отцы собирали пожертвования. Нам довелось беседовать с ними, а также с последними настоящими лаборами, которые занимались промыслом своих предков в 20-30-е годы. Время неумолимо. Уходят люди, исчезают последние свидетели былого. Чтобы успеть что-то записать, автор этих строк несколько лет изучала вопрос о лаборах непосредственно на месте, в Иванове. Был собран определенный материал. Но надо сказать, что сведения относительно истории лаборства, которые сохранились в памяти яновцев, значительно мифологизированы. Потому опираться на них как на исторический источник трудно. Необходимо искать письменные, особенно архивные, источники.
В середине XIX века Янов посетил исследователь Ф. Ставрович, который одним из первых напечатал сведения о лаборах, привел некоторые слова их своеобразного языка. Те же слова и мы услышали от потомков лаборов спустя более чем сто лет. Это позволяет судить о значительной устойчивости их языка, несмотря на отсутствие письменных традиций. Вот отдельные слова из лексики лаборов: репсанка - книжка, хрущи - рубли, хлюса (керха) - церковь, хаза - дом, ставер - крест, шусто - местечко, гонэк - мёд.
Двадцатый век принес в жизнь Янова много нового. Кардинальные изменения социально-политического и экономического характера привели к исчезновению лаборского промысла. Прежняя обособленность лаборов, обусловленная спецификой промысла, утратила смысл. Искусственный язык начал выходить из обихода и забываться. Особенности культуры и быта, психологии лаборов постепенно нивелировались в сторону сближения с чертами новых переселенцев из окружающих деревень. С конца XIX и до конца XX века число жителей города увеличилось с 3 тысяч человек до 15 тысяч.
В наше время доля потомков лаборов среди общего населения Иванова совсем невелика. И давно уже никто не занимается сбором пожертвований на строительство и ремонт храмов, а значит не является лабором в буквальном смысле слова. Но еще продолжает сохраняться слово «лабор» в другом значении - как название потомственных жителей города, предки которых издавна жили в Янове.
Яновские лаборы - одна из интересных страниц отечественной истории, страниц, написанных человеческими судьбами. Это загадочное, малоизвестное прошлое не должно остаться вне нашего внимания.

 

Top