Папярэдняя старонка: Часть 2

Аўтар: Клейн Л. С.,
Дадана: 17-06-2012,
Крыніца: Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 2. СанкПетербург, 2005.

Гипердиффузионизм

1. Дилетантизм и научность. Если со времени Винкельмана археология определила для себя научные цели и нащупала научные методы, то к середине XIX века она обзавелась целым рядом характеристик настоящей научной дисциплины - профессионалами, учебниками, преподаванием, журналами и т. п. А формирование ее отраслей и дивергенция классической археологии показали, что и специализация в ней далеко зашла. Это отделило ее от роя дилетантов, искренних любителей и энтузиастов, но не сумевших или не захотевших принять тягостные обязанности ученого, и в то же время не желающих покинуть это поприще. Археология всегда была для них привлекательна своей романтикой и своей кажущейся доступностью - всё кажется таким простым, нужно лишь обладать острым умом, трудолюбием и способностями Шерлока Холмса (а многие льстят себя надеждой, что обладают ими).

Наивные любительские попытки решения трудных проблем всегда существовали в этой сфере и раньше даже преобладали в ней. Но тогда это были естественные явления, они соответствовали уровню тогдашних знаний. А теперь они вошли в противоречие с развившейся профессиональной наукой и, чувствуя сопротивление, ожесточились и обострились.

Добро бы, если бы существовали только эти два полюса. Тогда разделить их было бы просто и новичкам можно было бы попросту указать на них, чтобы знали, чего опасаться и чему подражать. Но простого деления нет. Есть, конечно, крайности, но есть и масса промежуточных позиций, когда дилетанты по духу делают важные открытия, а профессиональные ученые не только делают грубые непростительные ошибки, но и занимают явно ненаучные позиции в каких-то важных сферах своей исследовательской деятельности.

Это противоречие между дилетантским и научным подходами особенно ярко проявилось в диффузионизме - возможно, потому, что миграции и влияния не только романтичны дальними ассоциациями, экзотическими передвижениями, но и затрагивают национальные чувства людей. Именно здесь переходы от смелых научных гипотез к безумным фантазиям и чудачеству, от научного подвижничества к пустой трате сил особенно показательны (этой проблеме посвящена книга американского археолога Роберта Уокопа "Утерянные племена и затонувшие материки" - Wauchope 1962; русск. перев. "Затонувшие материки и тайны исчезнувших племен" 1966).

Одна из линий, по которым направлялись усилия дилетантов, это выбор какого-нибудь известного народа или войска и прослеживание в археологии и этнографии следов его продвижений и влияний по всему миру. Другая линия - это выбор какой-либо яркой категории археологических объектов, конструирование народа или расы, соответствующих этим объектам ("мегалитической расы", "народа кубков" и т. п.) и прослеживание их миграций по всем местам, где такие объекты встречаются.

2. Утерянные племена Израилевы и греческий флот . Одна из старейших таких концепций - это "обнаружение" в доколумбовой Америке исчезнувших племен Израилевых - тех, которые после поражения евреев ассирийским царем в 721 г. до н. э. были уведены в ассирийский плен, 10 или 9 с половиной племен: Иуда, Беньямин, Менассия и др. Что некоторые ранние ученые восприняли мексиканских индейцев как остатки исчезнувших племен израилевых, понятно: тогда было принято подтягивать историю любых народов к библейской, а данных, сколько-нибудь расширяющих кругозор, просто не было. Эту идею выдвигали некоторые испанские авторы XVI века (Франциско Лопес де Гомара, Диего Гоназало Фернандес Овиедо), французы Де Леси и отец Дюран, англичанин Эндрю Тивел и др. В середине XVII века амстердамский раввин Менассе бен Израэль написал сочинение "Происхождение американцев, этой надежды Израиля". Некоторые авторы отправляли израэлитов прямиком по океану в Америку, но большинство переселяло их сначала в Персию, оттуда в Китай и через Берингов пролив - в Америку. В XVIII веке раздавались голоса как за, так и против этой идеи.

В первой половине XIX века молодой человек из знатной ирландский семьи, Эдвард Кинг виконт Кингсборо (Edward King Viscount Kingsborough), учившийся в Оксфорде, заинтересовавшись мексиканскими рукописями, и вдохновившись идеей происхождения мексиканцев от библейского народа, занялся изданием этих "кодексов". Он решил, что нужно издавать их роскошно, как этого заслуживают потомки народа с библейским статусом. В изображениях мексиканского бога майя Кетцалькоатля-Кукулкана он видел Христа, распятого на кресте. Крест, в самом деле фигурирует, на некоторых доколумбовых памятниках Мексики, но это всего лишь стилизованное дерево (рис. 1).

К ужасу всех родственников Кингсборо ради своей издательской миссии отказался от места в палате лордов (чтобы не тратить время) и стал подготавливать и издавать кодексы. В надежде на отцовское наследство он потратил всё свое состояние и попал в долговую тюрьму. Сначала за долг в 508 фунтов 10 шиллингов 6 пенсов. Отсидев и выйдя, продолжал издавать кодексы. Попал в тюрьму снова - за меньший долг (соответствующие цифры - 26, 4 и 11). В 1836 г. в третий раз (цифры 118, 17 и 7). Через год он умер в тюрьме в возрасте 42 лет. А еще через год умер его отец, который оставил бы ему титул лорда и имение с 40 000 фунтов годового дохода.

Историк Бэнкрофт, признавая, что данные виконта представлены не в лучшем порядке и что он был фанатиком своей идеи, написал о нем:

"Есть ученое достоинство в его труде, который никогда не был совершен теми, кто высмеивал и бранил его; и хотя мы можем смеяться над его легковерием и сожалеть, что такой сильный пыл был так странно смещен, всё же мы должны говорить и думать с уважением о том, кто потратил всю жизнь и состояние, если не рассудок, в честном стремлении пролить свет на темнейшие пятна в истории человечества" (Bancroft 1886, цит. по Wauchope 1962: 52 - 53).

Уже в 1872 г. Джон Болдуин констатировал, что нет ни единого факта в поддержку идеи, что десять израильских племен когда-либо покидали Юго-Западную Азию. "Они были потеряны для еврейского народа, поскольку они взбунтовались, отреклись от своей веры, и после подчинения ассирийцами в 721 г. до н. э. в большой мере были абсорбированы другими народами в этой части Азии" (цит. по Wauchope 1962: 56).

Но близкая идея о происхождении американцев от библейских евреев живет и пользуется безусловным признанием множества людей в Америке, ибо составляет часть доктрины церкви мормонов. По священным книгам мормонов, прямо от вавилонской башни после ее разрушения еврейское племя иередитов или иаредитов (в американском произношении, конечно, джередитов) в 600 г. до н. э. направилось в судах через океан и сформировало доколумбовы цивилизации Америки. Доказательства подыскивают в аналогиях между мексиканскими мифами и библейскими преданиями, но поскольку это вера, то доказательств и не требуется.

Еще одна похожая идея захватила известного американского этнографа и археолога Уильяма Глэдуина (William S. Gladwin). Он был увлечен индейцами как экзотикой, но презирал их. Из своего личного опыта он вынес очень низкое представление об их понятливости. Об индейцах навахо он писал, что "единственное независимое повторное открытие, которое все-таки можно признать за навахо, это то, что они теперь знают: их малолитражки не едут без бензина" (Gladwin 1947: 352, цит. по Adams 1968: 211). В книге 1947 г. этот зажиточный дилетант, ведший раскопки на собственные средства, написал книгу "Люди из Азии", в которой с упорством отстаивал идею, что доколумбовы цивилизации Америки ведут свое происхождение от древних греков. Каким образом? В 323 г. до н. э. сразу после смерти Александра Македонского его флот под командованием Неарха был разбит и остатки его уплыли на восток в Индию, оттуда в Юго-Восточную Азию, а из нее через Тихий Океан - в Америку. Они-то и дали начало цивилизации майя и перуанской в Андах. Триремы Александра технически могли проплыть такое расстояние на веслах, но под парусами против течения и без компаса…Глэдвин был достаточно опытен и сведущ, чтобы понимать, что такие идеи нелегко доказать и выдвигал их как бы полушутя. Всё же он ждал отклика ученых.

В рецензии на книгу Глэдвина авторитетный антрополог из Йельского университета Ралф Линтон отозвался так: "Мистер Глэдвин подошел к проблеме происхождения американцев с пробной шутливостью пожилого джентльмена, шлепнувшего секретаршу по заднице. Если она возразит, он может посетовать на отсутствие у нее чувства юмора; если же она не возразит, следующий шаг понятен" (Linton, цит. по Wauchope 1962: 2).

Секретарша не поняла шутку и возразила решительно.

3. Атлантида, Америка и Египет . Другой неумирающий миф, всё время рвущийся в науку, - это миф об Атлантиде. В XVII веке известный ученый профессор Рудбек из Упсалы яростно отстаивал идею происхождения шведов с Атлантиды, хотя многим это уже тогда казалось смешным. Но всегда находились энтузиасты этой идеи, и читающая публика всегда жаждала подтверждения этой идеи реалиями. К 1880 г. книга Игнатиуса Доннели "Атлантида: допотопный мир" выдержала 18 изданий. В 1883 г. У. С. Блэкет выпустил книгу "Потерянные истории Америки", в которой утверждал, что гватемальский дворец и храм Квиче, открытый в свое время Стивенсом, описан еще Платоном более двух тысяч лет назад в предании об Атлантиде. Последующие раскопки показали, что дворец построен всего 400 лет назад.

Наиболее серьезно звучащие аргументы собрал Люис Спенс (Lewis Spence) в своих книгах "Атлантида в Америке" (1923 г.) и "Проблема Атлантиды" (1925 г.). В отличие от своих фанатичных и неразборчивых предшественников он производил не все цивилизации мира от Атлантиды, а только цивилизацию майя. Предание о разрушении Тольтека, древней столицы этой земли, он воспринимал как рассказ о катастрофе Атлантиды, в Кетцалькоатле видел Атланта (рис. 2).

В данном контексте особенно интересно вовлечение в эту концепцию Египта. Это связано с двумя фигурами 60-х - 70-х годов XIX века, двумя французами - аббатом Брассёром де Бурбур и доктором Огюстом Ле Плонжоном.

Шарль Стефан Брассёр де Бурбур (Charles Stephen Brasseur de Bourbourg, 1814 - 1874, рис. 3) родился в маленьком городке на севере Франции и смолоду увлекся чтением сообщений о раскопках памятников майя. В возрасте 21 года он, правда, попытался заняться писанием романов и басен, но без успеха. Тогда он перешел к философским и теологическим штудиям, путешествовал по Европе и в 1845 г. принял посвящение в священничество и отправился миссионером в Америку. Тут он зачитывался "Завоеванием Мексики" Уильяма Прескота (классическим трудом о конквистадорах Кортеса), год преподавал церковную историю в католическом семинаре в Квебеке, затем отправился в Рим представлять католическую церковь Северной Америки при дворе папы Пия IX.

Он с наслаждением изучал редкие мексиканские кодексы и другие документы индейской истории в библиотеке Ватикана. В 1848 г. он рванулся назад в Америку и стал неутомимо выискивать старые документы по истории Мексики, расшифровывать запутанные каракули, думать над их смыслом, изучать языки майя нахуатль и юкатек и гватемальский квиче. Внезапно ему пришло в голову, что всё это не реальные истории с реальными историческими фигурами, а аллегории. Что божества и герои мексиканских преданий это всего лишь воплощение великих сил природы. Такое же, как боги и герои древнейших преданий Старого Света - мифов Египта. Мексиканские пирамиды так напоминают египетские! (рис. 4) Они должны быть родственными. У них должен быть общий источник. Тут ему в голову сразу же пришла Атлантида.

Он взялся за перо и стал писать свою главную книгу, озаглавленную "Четыре письма" (по традиции антиквариев он придал книге форму писем, да так и легче было избежать строгой организации аргументов - какой спрос с писем?). В книге изложено его убеждение, что американские доколумбовы цивилизации произошли от цивилизации Атлантиды, так же как население канарских островов, гуанчо, спасшиеся от катастрофы. Эта атлантическая раса распространилась из Нового Света в Старый и создала египетскую цивилизацию. Египетский бог Гор это тот же Кетцалькоатль, мексиканский бог в виде змея с перьями.

Выход этой книги в 1864 г. погубил репутацию Брассёра как ученого и лишил его ученых друзей. Он прожил еще десять лет, защищаясь от критики и высмеивания, но его аргументы становились всё более дикими, и он умер в полной изоляции.

Вскоре после его смерти историк Бэнкрофт написал: "В действительном знании, относящемся к его избранным сюжетам, ему не было равных… Теперь, когда великий американист мертв, его пыл в антикварной науке и многие его ценные труды будут лучше приняты, хотя вряд ли его теории будут когда-либо признаны" (Bancroft 1886, цит. по Wauchope 1962: 48 - 49).

Огюст (Огастес) Ле Плонжон (Augustus L. Le Plongeon, 1826 - 1908) был очень типичной для этой эпохи фигурой воинствующего дилетанта и искателя приключений. Он родился на острове Джерси (между Англией и Францией) и был племянником лорда Джерси. Посещал военную школу и Парижский политехнический институт, но, недоучившись, вместе с другим студентом они отправились на яхте под парусом к берегам Южной Америки. У берегов Чили на них обрушился сильный шторм, в котором погибла вся команда, спаслись только оба студента. Ле Плонжон не вернулся в Париж доучиваться, а остался в Америке. В Вальпараисо он нашел работу - преподавать математику, черчение и язык в колледже. При первой возможности он снова шкипером оказался на корабле, вышедшем из Калифорнии. Второе путешествие окончилось точно так же, как первое (впрочем, об обоих нам известно только из воспоминаний самого Ле Плонжона и его жены, так что, возможно, это такие же байки об ужасных морских приключениях, как подобные же рассказы Шлимана).

В Сан Франциско он стал городским землемером и свел знакомство с верховным судьей Стивеном Филдом, но не осел, а пустился в новые путешествия, в которых пересек Мексику верхом. А, вернувшись в Сан-Франциско, он занялся адвокатской практикой и медициной, самозванно прибавив к своей фамилии титулы "д-р мед." и "д-р. юр.". Посланный в Перу изучать археологию, он одновременно устроил там свой госпиталь. После многих путешествий, вернулся в 1875 г. в Юкатан, Мексика, и тридцать лет исследовал там руины городов майя.

Впоследствии в своей книге он описал эпизод, когда его землекопы-индейцы отказались вынимать из земли статую бога древних майя. Ле Плонжон, обросший в диком уединении длиннющей остроконечной бородой (рис. 5), встал перед каменным рельефом, на котором был изображен мексиканский воин с длинной остроконечной бородой, и убедил индейцев, что он и есть воплощенный заново древний бог, спутник великого Чаакмоля. И те стали выполнять беспрекословно его указания. С окрестностей прибывали индейцы увидеть великого человека и, пав на колени, целовали его руку.

Уокоп не верит в этот рассказ: не было у индейцев этого времени ни идеи реинкарнации, ни вообще старой веры - они давно были католиками. Всё это фабрикация галльского Дон Кихота, существовавшая только в его распаленном мозгу (Wauchope 1962: 8 - 11).

Очень самоуверенный и самонадеянный, он принимал раз пришедшее в голову решение за окончательное и отстаивал его с яростью.

"Он был совершенно неспособен критически испытывать ни факты ни логику за любой теорией, в которую ему было угодно поверить, - пишет Уокоп. - Когда он нашел линию поперек оконного переплета на скульптуре среди древних руин Юкатана и заметил возле нее мотив зигзага, он немедленно решил, что доисторические майя сообщались посредством телеграфа!" (Wauchope 1962: 16).

Разумеется, он легко поверил, что майя пришли с Атлантиды и впоследствии, переправившись через океан не менее 11 с половиной тысяч лет тому назад, создали египетскую цивилизацию. 1 мая 1877 г. он отправил с Юкатана письмо министру просвещения Мексики. Там стояли такие типичные для Ле Плонжона рассуждения о связи майя с древними греками:

"Эти внутренние сооружения принадлежат к очень древнему периоду, и среди мусора я нашел голову медведя, выразительно изваянную из блока мрамора. Он в неоконченном состоянии. Когда медведи заселяли полуостров? Странно сказать, язык майя не имеет имени для медведя. Но треть этого языка - чисто греческая. Кто принес диалект Гомера в Америку? Или кто перенес в Грецию язык майя? Греческий - отрасль санскрита. Таков ли язык майя? Или они одного возраста? Ключ для этнологов, чтобы прослеживать миграции человеческого рода на этот старый континент. Принадлежат ли бородатые люди, чьи портреты высечены на массивных пилонах крепости Чичен-Итца к нации майя? Язык майя не лишен заимствований из ассирийского…

Обычаи, религия, архитектура этой страны не имеют ничего общего с таковыми Греции. Кто привел майя в страну эллинов? Были ли то кары или карийцы, оставившие следы своего существования во многих странах Америки? Они - самые древние мореплаватели из известных. Они бороздили моря задолго до финикийцев. Они высаживались на Северо-Восточном побережье Африки, оттуда входили в Средиземноморье, где они наводили ужас как пираты, а потом утвердились на побережье Малой Азии. Они говорили на языке, неизвестном грекам, которые смеялись над их произношением. Были ли они эмигрантами с этого западного континента?" (цит. по Wauchope 1962: 18).

В 1900 г. Ле Плонжон опубликовал книгу "Царица Му и египетский сфинкс". В ней он восстанавливает историю майя по скульптурам, фрескам и иероглифическим текстам, которые он претендовал, что прочел - задолго до современной расшифровки (тоже не полной и, возможно, не окончательной). Согласно этой реконструкции, царь Чичен-Итцы и Уксмаля в Юкатане имел трех сыновей и двух дочерей. По законам майя старший сын должен жениться на старшей дочери, чтобы обеспечить божественное происхождение царской династии, что соответствует законам Египта и Перу. Принц Ко женился на Му, но другой сын, Аак, влюбленный в нее, убил его. Ле Плонжон нашел в раскопках наконечник стрелы, разумеется, тот самый, которым было совершено убийство, и урну с прахом сердца Ко. Последовала гражданская война, в которой Аак стал царем Уксмаля, и посватался к Му, царице Чичен-Итцы, но она его отвергла.

По Ле Плонжону, эта история позже отнесена к Адаму и Еве в раю, но несколько искажена Мойсеем. Свои выводы он не считает гипотезой. В заключении к книге пишет:

"В этом труде я не предлагаю теорий. В вопросах истории теории ничего не доказывают. Они поэтому неуместны. Я оставляю моим читателям самим сделать выводы из фактов, представленных на их рассмотрение" (цит. по Wauchope 1962: 13).

Но в факты параноического француза не поверили ни ученые, ни должностные лица, отказавшиеся позволить Ле Плонжону увезти раскопанную статую из страны. Только его молодая жена Алиса (моложе его на тридцать лет) свято верила своему героическому мужу. В 1881 г., выступая перед американским Обществом Антиквариев, Ле Плонжон сказал:

"…поскольку я чувствую, что покинут ВСЕМИ, не взирая на то, что ВСЕ хотят получить от меня ДАРОМ то, что стоило мне так много времени, труда и денег, я решился сохранить при себе свои знания, так дорого доставшиеся, уничтожить однажды свои коллекции и предоставить тем, кто желает узнать больше о древних городах Юкатана, сделать самим то, что свершил я…" (Wauchope 1962: 19).

Он выполнил свое обещание. Всё засекретил, и, умирая, оставил ключи от секретов только своей жене. А она, в свою очередь, через много лет после смерти мужа, призвала к своему смертному ложу приятеля и, передав ему некоторые заметки мужа, изложенные намеренно запутанным языком, хотела раскрыть адреса и секреты мест, в которых хранились древние вещи, но впала в агонию. В руках у друга остался пустой конверт…

Дальнейшее развитие сюжета о трансатлантических связях Америки с Египтом обрело облик не миграции из Америки в Египет, а из Египта в Америку. Но прежде, чем обратиться к этому развитию, нужно рассмотреть предшествовавшие ему события, связанные с переходом некоторых видных эволюционистов к диффузионизму и с обнаружением в древней Юго-Восточной Азии безымянных народов, маркированных наркотиками.

4. Обращение Риверса. Уильям Холс Риверс Риверс (Rivers, 1864 - 1922) получил удвоение своей фамилии в имени по ошибке регистратора рождений. Племянник известного антрополога-полигениста Ханта, с детства он страшно заикался и дядя, хотя и занимался терапией речи, не смог его вылечить. Естественно, племянник занялся в Лондонском университете нейропсихологией и психиатрией, изучал чувства, ощущения, восприятия. Идеи эволюции были и здесь. Племянник увлекался Спенсером и искал в психике стратиграфию - отложения разных эволюционных эпох. Поскольку Риверс оказался гомосексуален, он экспериментировал со своим другом Генри Хедом, измеряя на протяжении нескольких лет в разных условиях чувствительность на его руке и … на головке полового члена. Результаты опубликовал.

Тридцати пяти лет подался в антропологию. Участвовал под руководством Хэддона в экспедиции на острова Торресова пролива (1898), изучал у туземцев ощущения боли, видение цвета - отличаются ли от нас? Особенно тщательно изучал племя Тода в южной Индии (1901 - 1902). Оказалось, что по ряду показателей они занимают среднюю позицию между папуасами и англичанами. Он изучал подспудную эволюцию - под лингвистическими понятиями, на уровне чувств и восприятий. Изучал измерениями. Чтобы проверить наследственность поведения, тщательно учитывал генеалогии ("генеалогический метод"). Мечтал, что на его надгробном памятнике будет надпись: "Он сделал этнологию наукой". Хотя на деле то, чем он занимался, было скорее сравнительной физиологической психологией, чем культурной антропологией или этнографией.

Но потом Риверс обратился к реальной культурной антропологии: он увлекся моргановскими «Системами родства», ибо открыл в Торресовом заливе классификационную систему. Он заинтересовался индийским народом тода, поскольку они были полиандричны. Чтобы изучать системы родства изнутри, он аккуратно регистрировал генеалогии, рассказанные самими туземцами («генеалогический метод»). Его отчет о классификационной системе выглядел так: «использование одного и того же термина для брата матери и тестя, с одной стороны, и для сестры отца и тещи - с другой». Это был подход к первобытному обществу как к функционирующей системе, к его изучению не вообще, а как отдельного территориально ограниченного социального организма, в чем Риверс предвосхитил Малиновского и Рэдклиф-Брауна. Ян Лэнгхэм (Langham 1981: 50) даже считает, что вопреки Джарви (1964) революцию в антропологии произвели не они в 1922 г., а Риверс на рубеже веков. В 1906 г. он издал 700-страничный том "Тода" ( The Todas ). Этой книгой он действительно заработал репутацию строителя "новой этнографической науки". Однако движением к функционализму дело не ограничилось.

Самого его тода повергли в сомнение и разочарование. Его эволюционистские ожидания были обмануты. Риверс не увидел каких-либо параллелей компонентам культуры тода на других материках. В 1907 г. в статье "О происхождении классификационной системы родства" он показал, что первые ступени моргановской схемы развития семьи несостоятельны: не турано-ганованская система родства произошла из малайской (гавайской), а наоборот - вторая из первой. Далее, тода считались примером приоритета матриархата, но оказались патриархальными. Строгое регулирование брака сочеталось у них с полным промисквитетом до и после брака. Очень примитивная жизнь, но сложная религия, с идеей бога. Всё неправильно, всё не укладывается в единую эволюционную шкалу. Тода мигрировали 1000 лет назад из Малабара, где они находились под влиянием христиан и евреев. Этому влиянию Риверс приписал их отклонения от эволюционной нормы. История вмешалась в эволюцию.

На островах Океании (Соломоновых, Меланезии) Риверс нашел две системы терминов родства - одну широко распространенную, другую варьирующую по районам. И пришел к выводу, что одну из них, первую, распространил пришлый народ. Что здесь не эволюция, а влияние и смешивание (blending).

В 1911 г. в Портсмуте на регулярном собрании Британской ассоциации выступал ряд диффузионистов с анти-эволюционистскими докладами. Вот на этом заседании в докладе "Этнологический анализ культуры" Риверс и провозгласил свое отречение от эволюционизма и обращение к "этнологическому анализу культуры", т. е. переход в историческую школу, диффузионизм. Как ни странно, с этого времени обрел уверенность в себе и … почти перестал заикаться.

Теоретические взгляды обосновал в книге "Родство и социальная организация" (1914), когда ему было 50 лет. Тут он принял принцип "Omnis cultura ex cultura" («Всякая культура из культуры» - Rivers 1914: 92), который он заимствовал от Вирхова. В 1914 г. Риверс и издал свою "Историю меланезийского общества". В Меланезии он констатировал смесь 3 - 4 культур. На основе британского колониального опыта он выделил в культуре разные ступени устойчивости и подвижности: материальные объекты наиболее подвижны, более устойчивы магия и религия, еще более - лингвистические структуры, самая устойчивая - социальный строй общества.

Очень короткое время Риверс действовал в антропологии - с 1898 (экспедиция в Торресов пролив), - менее четверти века, а если судить строго, то с 1908 по 1922 гг., т. е. всего 15 лет. За это время он фактически создал кембриджскую школу антропологии - у него было много учеников. Риверс обладал несомненным очарованием, харизмой. Пожалуй, это был ведущий британский антрополог своего поколения, работавший в тот период, когда Тайлор быстро увядал (начиная с 1898 г.), а Фрэзер очень постепенно набирал силу и становился (после 1911 - 15) самым маститым эволюционистом, и оба были чисто кабинетными учеными. Риверс же действовал и в поле, и очень существенно, что этот прирожденный лидер отошел от эволюционизма.

5. Риверс как диффузионист. Когда Риверс разочаровался в эволюционизме, перешел на сторону диффузионизма и в 1914 г. издал свою "Историю меланезийского общества", он пришел к выводу, что нельзя рассматривать развитие родственных отношений как простую эволюцию. Надо рассмотреть образование самого населения. Тем самым, переосмысливая эволюцию в культурно-историческом духе, он перевел свои исследования из этнологии в преисторию. Он стремился сохранить и кое-что из эволюционной фразеологии. "Контакт народов и слияние их культур действуют как главные стимулы, приводящие в движение те силы, которые ведут к прогрессу человечества". Это была идея скрещивания культур, и в рамках диффузионизма Риверс, в сущности, предложил новое объяснение культурных сходств, новое объяснение механизма смены культур - комбинационизм , который примерно в это же время просматривается у Кондакова, потом у Ростовцева и Марра.

У Риверса скрещивание культур еще носило характер смешивания и слияния народов, миграция преобладала над трансмиссией. В основном он миграционист. Он ведь по-прежнему очень большое значение придавал наследственности поведения, генеалогиям.

В Океании он усмотрел несколько волн заселения из Индонезии. Он назвал их по употребительным у них наркотикам. Наиболее поздние - "народ кавы" в Южной и Восточной Меланезии и Полинезии и "народ бетеля" на Северо-Западе Меланезии. Народ кавы принес с собой тотемизм, культ мертвых, культ солнца и луны, лук и стрелы, разведение свиней, собак и кур и пр. Свою культуру принес и народ бетеля. До них в Океании жил "дуальный народ" - Риверс назвал его так из-за дуально-экзогамной организации. Но это тоже была смесь аборигенов с очень ранними пришельцами - их Риверс назвал "народом сидячих погребений", поскольку приписывал им похороны покойников в сидячем положении.

Он принял многое из гребнеровской методики и выводов, но не всё. У Гребнера все элементы приносятся той или иной культурой в готовом виде, существуя так испокон веков. У Риверса некоторые элементы - результат слияния ( комбинационизм ), а некоторые - новотворения . Так, тайные союзы, он считает, возникли впервые в Меланезии из-за того, что "народ кавы", оказавшись в меньшинстве, вынужден был исполнять свои обряды втайне от других.

Когда он умер в 1922 г., как раз в год выхода первых книг Малиновского и Рэдклиф-Брауна, он был на вершине своей популярности, и готовились его выборы в парламент от лейбористской партии Университета.

6. Манчестерская школа Эллиота Смита . Его другом был Графтон Эллиот Смит (Grafton Elliot Smith, 1871 - 1937, рис. 6), который тоже первоначально придерживался эволюционизма, но потом стал основателем и главой диффузионистской школы. Школу эту за крайность ее взглядов называют гипер-диффузионистской , за ее мономаниакальную приверженность одному исходному центру мировой цивилизации - пан-египетской , по ее главным содержательным представлениям (культ солнца и каменные сооружения) - гелиоцентрической , а по ее главному центру - манчестерской . Смит был старше Гребнера, почти ровесником Шмидта и Фробениуса, но на семь лет младше Риверса.

Подобно Риверсу, Эллиот Смит был врачом, специализировался по анатомии мозга и неврологии. Работал демонстратором в анатомическом театре Сиднея, затем в Кембридже у профессоров-медиков Макалистера и Риверса. По окончании университета в 1900 он был направлен преподавать в Каирскую медицинскую школу. В Египте естествоиспытателя из Англии, естественно, заинтересовали мумии, искусство их изготовления и вообще погребальный культ. "Я не вполне устоял перед искушением побаловаться с египтологией", - писал он своему другу в 1901 г. (Dawson 1938: 32). Приводя эту цитату, Даниел добавляет: "Не вполне. А жаль" (Daniel 1962: 82). Смиту разрешили анализировать анатомию мумии фараона Тутмоса IV. Потом он привез эту мумию на частную квартиру, где было возможно сделать рентгеновское просвечивание (первое этого рода!). Тогда француз Масперо, к тому времени глава египетской археологии, разрешил ему размотать и анализировать все наличные мумии.

В 1907 г. ассуанская плотина подняла уровень Нила на 7 м, и тысячи скелетов и мумий из камерных могил пришлось спасать. Смит восстановил весь процесс бальзамирования. Мозг и внутренности удалялись, затем делался ряд надрезов, которыми кожа отделялась от нижележащих тканей. После этого под кожей пролагалась система туннелей, которые заполнялись илом, песком и другими материалами, чтобы сохранить округлость тела. Происходя из Австралии, в молодости Смит учился в Сиднее и там в музее университета видел мумии островитян из Торресова пролива, привезенные экспедицией Хэддона и Риверса. Его поразило, как близки случаи бальзамирования в разных местах к этой совершенной и разработанной египетской технике, как бы центру этого искусства: боковые разрезы в промежности, извлечение мозга через основание черепа, вымачивание тела в соляном растворе, натирание маслом, окрашивание красной краской и т. д. (рис. 7).

В Каире он провел 9 лет. В 1909 г. Смит вернулся в Англию и получил кафедру анатомии в Манчестере - к этому времени он уже известен как автор многих работ об эволюции неврологической системы. Его ученики - физические антропологи Дарт, впоследствии открывший австралопитека, и Дэвидсон Блэк, нашедший "Пекинского человека".

Вернувшись в Англию из Египта, он новыми глазами взглянул на самые бросающиеся в глаза памятники Англии - мегалиты . Хотя они на поверхности, а египетские камерные могилы мастаба - подземные, он увидел в них одно и то же величие и один и тот же план. Это сходство уже замечали некоторые археологи, но объясняли заимствованием мегалитического плана египтянами. Грубые европейские мегалиты казались им древнее. Смит перевернул эту идею. Уже в 1911 году, а это как раз год появления учебника Гребнера и "обращения Риверса", была подготовлена рукопись знаменитой книги Эллиота Смита "Древние египтяне и их влияние на цивилизацию Европы". Смит показал ее Риверсу, а Риверс, в свою очередь, поделился со Смитом своими планами публичного отхода от эволюционистских догм. Риверс убедил Смита, что не только идеи передаются от одного места другому, но что есть и реальные миграции народов. С этого времени ученые подружились. В том же году книга Смита была опубликована, а в следующем, 1912, году - его альбом "Царские мумии".

Эллиот Смит имел в Англии предшественников. Еще англичанин Кенрик с середины XIX века возвеличивал захваченный англичанами Египет как центр мировой цивилизации. Начиная с 1878 г. мисс Бакленд публиковала целую серию статей о распространении земледелия, культа четверки и пр. из Египта. Смит обобщил эти идеи и придал им некоторую профессиональность, построив систему доказательств.

В 1912 г. в Отчетах Британской Ассоциации появилась его большая статья "Мегалитические памятники и их строители". В ней он устанавливал промежуточные звенья между Египтом и Англией и определял характер, способ передачи идеи: особый народ, особая раса заимствовала у египтян эту идею и миграцией распространила на север. То есть тут были и заимствование и миграция.

Заметные упрощения, игнорирование противоречий вызвали с самого начала скептицизм ученых. Некий мегалитический народ предполагали еще археологи-романтики. Джеймс Фергессон, первым обобщивший сведения о мегалитах Европы, предполагал возведение дольменов особой расой: "…использование этих памятников, по-видимому, было непрерывным, где бы раса строителей дольменов … ни продолжала преобладать" (Fergusson 1872: 508). Мортилье в 1874 г. возражал подобным взглядам, опубликовав статью "Об отсутствии народа дольменов". Вот и в ответ на публикацию Смита археолог Эрик Пит в том же издании поместил статью с возражениями: "Вправе ли мы говорить о существовании мегалитической расы?" (1913). Есть их мегалиты, но где прочие элементы их культуры? Как же это они заимствовали религиозную идею, но не заимствовали металл? Гипотеза должна иметь подтверждения, а здесь всё держится на одной идее, выводится из одной категории фактов.

Эллиот Смит вынужден объяснять противоречия, подыскивать дополнительные аргументы и факты, отрабатывать методы (хотя бы отдельные), конкретизировать и усложнять концепцию. Но главным образом он стремится оправдать отказ от строгих критериев доказанности. В следующей статье "Эволюция камерной могилы и дольмена" (1913) он отвечает на вопросы Пита, и характер его ответов как нельзя лучше раскрывает источники его вдохновения и причины, по которым это направление получило такую популярность именно в Англии.

Его возражения - это аналогии с ролью англичан в их колониях, по отношению к колониальным народам. А как, отвечает Питу Смит, современные отсталые народы, не заимствовав металл, строят христианские церкви? Пусть археологи оглянутся вокруг! Египтянин-мореплаватель, умерший на чужбине, погребался в соответствии с обрядами своей родины - как теперь англичане в Египте. Им подражали, как теперь мусульмане и христиане грубо подражают друг другу в Египте. Тем более что египетское искусство и силы должны были произвести впечатление на эгейцев и других. Затем они основывали колонии. Так ислам распространился от Аравии до Испании и Центральной Африки. И получив от Александрии фаросский маяк, мусульмане освоили идею и превратили его в минарет. Археолог будущего не признает в африканской капелле британское влияние, ибо не найдет там британской посуды!

Контуры могилы зависели от традиции и местного материала. Камерная могила была круглой, пока врезалась в землю, имитируя пещеру. Как только ее переводили в кирпич, удобнее оказывалось делать ее прямоугольной. В тесаном камне могли сохраниться и та и другая конструкции.

Таким образом, он оправдывает свободу спекуляций на отдельных ассоциациях и аналогиях. Но это тоже имело смысл как начальная стадия исследований. А сами по себе методические идеи типологических изменений при переводе в новый материал интересны и плодотворны. При чем всё это больше касается трансмиссии, чем миграций. Но и миграции Смит разрабатывал.

В XIX в. африканское население изучал итальянский антрополог Джузеппе Серджи. Он считал, что хамитическая долихокранная раса заселила из Африки Европу, а не арии, и раса эта отличается от "обезьяноподобных негров". Смит воспринял эту идею о миграции из Северной Африки в Европу. Воздействие на Европу было трояким: 1) медленная диффузия внутри средиземноморской расы, 2) с посредничеством азиатских групп, обучившихся от египтян металлургии, 3) непосредственное египетское влияние, включая миграцию ремесленников. У Смита был налет расового высокомерия европейца: древние египтяне для него отнюдь не негры - это белая раса!

Тесная дружба с Риверсом продолжалась. Вышедшая в 1914 г. книга Риверса о Меланезии (все эти народы "кавы", " бетеля" и т. п.) произвела огромное впечатление на Смита. В том же 1914 г. он увидел в музее Сиднея две мумии, привезенные Риверсом из Торресова пролива, - чрезвычайно схожие с египетскими, хотя те на 25 веков старше. Особенно поразительно было совпадение деталей бальзамирования: пальцы были связаны, дырки для удаления мозга проделаны в левой части черепа, и даже налицо надрезы для придания телу округлости, хотя в Торресовых мумиях эти надрезы не были использованы - они появились лишь как пережиток! Смит расценил это как свидетельство распространения египетского влияния вплоть до Австралии.

В 1915 г. вышла книга Смита: "Миграции ранней культуры: о значении географического распространения практики мумификации как свидетельство миграции народов и распространения некоторых обычаев и верований". В ней он констатирует, что в разных местах мира - в Африке, Европе, Азии - повторяется одно и то же сочетание разных черт. Ядро этого комплекса образуют связанные единством происхождения три элемента: мумии, грандиозные каменные гробницы и изготовление идолов. Это ядро лучше всего представлено в Египте. Но комплекс значительно шире. Сюда входят также мегалиты, культ солнца, свастика, массаж, обрезание, деформация черепа, татуировка, рассказ о создании мира, о потопе, представление о божественном происхождении царей, о происхождении народа из инцеста, протыкание ушей, обычай кувады и т. п. Сочетание это может быть только случайным (оно не функционально), и такое его повторение свидетельствует о родстве того, что представлено в разных местах, то есть о том, что в этих местах налицо одно и то же, перенос, миграция. Как считал Смит, конечно, из Египта - ведь это же древнейшая культура. Именно там произошло на рубеже IV тыс. до Р. Хр. изобретение земледелия - по Смиту, главный признак неолита и важнейший поворотный пункт в мировой истории.

Оттуда около IX - VIII вв. до н. э. комплекс, связанный с мумификацией, начал распространяться во все концы света, особенно на восток - через Аравию и Индию в Индонезию и Океанию, а по островам Тихого океана в Америку. Смит показывает средства, с помощью которых диффузия могла осуществляться.

Миграции тогда были очень популярны и у его учеников. Уилфрид Джексон в 1917 г. выпустил статью "Раковины как свидетельство миграций ранней культуры".

Смит признавал, что образцом для него послужили "поистине делающие эпоху открытия Риверса" (Smith 1915/1929: 31). Он рассматривал свою концепцию как продолжение "великой монографии" Риверса "История Меланезийского общества". В общем, хотя Смит и признавал Риверса своим образцом, теперь уже Смит был лидером, а Риверс - последователем. Смит настолько уверовал в свою пророческую миссию, что приблизительно через десятилетие после смерти Риверса (и через два десятилетия после его "обращения") прочел публичную лекцию "Обращение в науке" (1928, напечат. 1932).

Материал для своих египтоцентрических штудий Смит черпал из работ Флиндерса Питри. Оба были миграционистами, но противоположной направленности: по Питри миграции со всех сторон направлялись в Египет (так Питри объяснял появление в Египте новаций и смену культур), а по Смиту - наоборот, новации возникали в Египте и оттуда распространялись по всему миру. Смит рассматривал Флиндерса Питри как своего естественного противника и активно участвовал в кампании его травли. На одном из заседаний председательствовавший Хогарт напомнил выступавшему Смиту: "Но вам не следовало бы забывать, доктор, что Вы взобрались в археологию на плечах Питри!" (Murray 1961: 9).

Высочайшую культуру, родившуюся в Египте и получившую всемирное распространение, Смит вслед за историком Брокуэлом назвал "гелиолитической", т. е. культурой "солнечных камней", поскольку для нее особенно характерны были культ солнца и громадные каменные сооружения.

В 1919 г. вышла его книга "Эволюция дракона". К этому времени вокруг него сложилась целая школа, названная манчестерской . Это Уильям Перри (Perry), Уоррен Досн (Dawson), Уилфрид Джексон (Jackson).

В 1919 г. Смит переселился в Лондон, где стал профессором Лондонского университетского колледжа. В 1924 г. вышла его книга "Слоны и этнологи" - об изображениях слонов у американских индейцев как свидетельствах влияния Старого Света (слоны же не водились в Америке). Против него ополчились известные американисты из музея Пибоди в Гарварде. Замечательный эрудит Роланд Диксон написал в 1928 г. ответную книгу "Построение культур" с солидной батареей возражений Смиту. Он показал, что в каждом случае мумификации на земле как раз существенные египетские детали отсутствуют, а общими для всех случаев являются способы, заимствованные из распространенной техники сохранения мяса. Пирамиды в Египте служат гробницами, а в Мексике - храмами, пирамидальная форма же продиктована тягой к устойчивости; идеалом был бы конус, но из блоков пирамиду изготовить проще. И в Америке и в Египте можно проследить эволюцию пирамиды из местных предшествующих форм. Что же до изображений слонов, то на деле это не слоны, а стилизованные изображения попугаев (рис. 8 - 9).

Между тем, Смит продолжал выпускать книги:

"В начале: Происхождение цивилизации" (1928);

"Человеческая история" (1930) - наиболее полное изложение его концепции;

"Диффузия культуры" (1933).

Так в названиях его книг отразился путь его главной методологической идеи от "миграции" (1915) и "эволюции" к "диффузии" (1933). Под диффузией в это время он имел в виду главным образом распространение идей влияниями и заимствованиями, т. е. трансмиссию.

Основу его взглядов составляет убеждение, что человек по природе "не изобретателен". Где только возможно, он заимствует готовые идеи. Всё это уже было сформулировано Тардом и Ратцелем. Историю он считал последовательностью уникальных ситуаций, никакими законами не управляемой. "Отличительная черта в человеческом поведении - это невозможность предсказать природу отклика на любой набор обстоятельств" (Smith 1928: 19). "История не повторяется".

А источник всех благ один - Египет. Когда однажды ученик Смита спросил его: а что же было в мировой цивилизации, когда египтяне еще не создали своей культуры, ответ был предельно краток: "Nothing!" (ничего!). Этим учеником Смита был Перри (Perry in Dawson 1938: 214). Это был наиболее известный из его учеников.

Уильям Джеймс Перри (1887 - 1949) - сын директора организованной при англиканской церкви школы, которую и посещал в детстве. К 1910 г. был студентом Риверса, они были очень близки - адресовались друг к другу в переписке "Дорогой Дядя" и "Дорогой Племянник", хотя таковыми не являлись. Перри серьезно исследовал Индонезию, изучал религию. Смит перетащил Перри в Манчестер. Перри читал курсы в Манчестерском университете.

Перри решил более систематично изложить путаные взгляды Смита на религию и магию. В отличие от Смита Перри не интересовался расой, его занимала психика (mind). Мумификация дает реальное бессмертие, тут примешаны магия и мифология, которые Перри и попытался восстановить. По его мнению, солнечный культ свидетельствует о том, что этот народ должен был считать себя Детьми Солнца и "подателями жизни" - Givers of Life . Его главные книги - "Мегалитическая культура Индонезии" (1918), "Дети Солнца" (1923) и "Рост цивилизации" (1924). В культуре человечества он различал два слоя: примитивная культура "собирателей пищи" и высокая культура земледельцев с каменным зодчеством и металлом. Он рисовал разделение правящего класса ее на жрецов - "детей Солнца" - и военных вождей. Эта "архаическая" культура и распроcтранялась из Египта "как заморские дрожжи" (like an exotic leaven. - Smith & Perry ). В Европе это "мегалитический народ", "мегалитическая раса", по антропологическим определениям средиземноморская раса. Ее воины искали повсюду благородные металлы, драгоценные камни и "эликсир жизни", а, найдя, оседали и смешивались с местным населением, создавая новые культуры, все более и более далекие от первоначальной. Перри совершенно не верил в эволюцию, рисовал не прогресс, а деградацию высоких культур.

Вслед за Смитом Перри переехал в Лондон. Там у него была лаборатория с красивыми картами мира, на которые были нанесены стрелы многочисленных миграций из Египта. Эта его лаборатория стала центром сбора диффузионистов и местом горячих дискуссий. Здесь бывал и Гордон Чайлд, впоследствии виднейший археолог-диффузионист, основатель умеренно-диффузионистского и очень авторитетного направления в археологии.

Затем Перри преподавал в Оксфордском университете. Он всё дальше отходил от реальности в мир фантазий. Вскоре за внезапной смертью Риверса (1922) Уильяма Перри постигла Паркинсонова болезнь. При этом, как известно, рассудок быстро угасает. После 1924 г. его книг уже не было. В 1937 г. был переиздан его "Рост цивилизации". В том же году умер Эллиот Смит. Его школа не пережила своего создателя.

Позиция диффузионистов всё время была под обстрелом. В 1925 на одну из диффузионистских книг появилась анонимная рецензия, где взгляды Риверса, Смита и Перри были жестоко разруганы. По стилю статьи Смит узнал автора - это был Малиновский. Через два года вышел под редакцией Смита сборник "Культура: спор о диффузии" с участием Малиновского. И в том же году вышла направленная против Смита книжка Маррета "Диффузия культуры".

Концепция и методология Смита и Перри подверглись жестокому суду следующего поколения. "Здесь нет ни намека на поиски истины, - писал о работах гелиоцентрической школы американец Роберт Лоуи, - нет ни терпеливой проверки трудностей, ни попытки понять честную критику. Неистовое многократное повторение занимает место аргументов…". Английский историограф археологии Глин Даниел (Daniel 1962: 83) резюмирует: "Эллиот Смит и Перри на самом деле отреклись от малейшего притязания на научный метод. Они не взвешивали факты и приходили к теории. Эллиот Смит был болен Египтом, он был обращен мумиями и мегалитами".

Единственная резервация учения Смита и Перри сформировалась в 70-е годы ХХ века, когда в Англии возник маленький дилетантский журнальчик эпигонов пан-египетской школы "Нью диффьюжионист" ("Новый диффузионист"). "Низкое шарлатанство", "псевдо-ученость" - отзывался о нем Глин Даниел (Daniel 1971). Да еще в романтических кругах творческой интеллигенции доктрина происхождения всего от страны пирамид находила отклик. Знаменитый писатель Герберт Уэллс написал свой «Очерк истории» в духе Смита. Но Уэллс был фантастом. Да и француз Фернан Ниль (Fernand Niel) еще в 1970 г. в книге "Цивилизация мегалитов" выводит все мегалиты из Египта, но это изолированный рецидив египтоцентризма в непрофессиональной литературе.

Критики, в общем, правы. Однако надо добавить, что "манчестерцы" сильно поработали над критериями и методами, нашли массу любопытных фактов и привлекли внимание к таким сходствам в культурах Старого и Нового света, которые и сейчас требуют объяснения. Если эти исследователи и преувеличивали место диффузии, то это не значит, что ее можно вообще игнорировать. Разработка теории диффузии нужна, и основы ее заложили Смит и Перри.

7. Другие гипердиффузионизмы. Любопытно, что в первой половине ХХ века возражения против агрессивного миграционизма Косинны и против "ереси панегипетского гипердиффузионизма" часто принимали такую же форму центробежного диффузионизма, только противоположно направленного, с другим центром.

Еще в XIX веке О. Шрадер и Гункель нашли ряд аналогий в культурах Вавилона и древних евреев. Немецкие ориенталисты Фридрих Делич (Friedrich Delitzsch) и Гуго Винклер (Hugo Winckler) продолжили их исследования и расширили круг аналогий Вавилону на весь мир. Мифы о сотворении мира, о потопе, о первом грехопадении, представления об аде и рае, мораль, единобожие - всё это оказалось в Библии не прямо от Иеговы, а появилось раньше всего в Вавилоне, а оттуда заимствовано в Библию и распространилось на весь мир. Давид, хватающий львов за гриву - калька с Сарданапала (Ашурбанипала), изображенного на вавилонском рельефе. Иегова на колеснице с луком, копьем и рогами - как ассиро-вавилонские цари. Ангелы-вестники херувимы и шестикрылые серафимы (-им - окончание множественного числа в еврейском) - вот они на стенах коридора процессий во дворце Ашурбанипала: керубы (крылатые быки с человеческими лицами) и сарафы (крылатые люди). Группировка звезд в созвездия, 7-дневная неделя, разбивка круга на 360 градусов и т. д. - всё это у нас из Вавилона. Делич писал: "Не говоря уже о Париже, даже Рим едва ли может сравниться с Вавилоном по тому влиянию, которое этот последний оказывал в течение двух тысячелетий на весь мир" (с. 17 - 18). И он повторяет слова Иеремии (LI, 7): "Вавилон был золотою чашею в руке господа, опьянявшею всю Землю".

Мифология, религия, магия, сюжеты и образы литературы, первые достижения науки - всё Делич и Винклер выводили из Вавилона. Самые разные вещи истолковывались как видоизменения мифологических и астральных культов Вавилона. В конце XIX века Гуго Винклер стал издавать в Лейпциге серию книг, для названия которой использовал девиз ранних христианских миссионеров "Ex Oriente lux" ("Свет с Востока". У миссионеров имелось в виду, конечно, распространение христианства из Палестины), а группа немецких археологов объединилась под этим девизом (но отодвинув источник света дальше на восток). Книги этих ученых выдержали много изданий, переведены и на русский язык (Делич 1902/1906; Винклер 1913; Delitzsch 1904; 1921).

Копали они не сами. Делич был директором переднеазиатского отделения Берлинских музеев, которые в 1898 г. поручили 43-летнему опытному археологу Роберту Кольдевею (Robert Koldewey, 1855 - 1925) раскопки холмов Бабил, Джумджума и других в 90 км от Багдада, известных как остатки Вавилона. Кольдевей, учившийся в университетах Берлина, Мюнхена и Вены, копал уже в Троаде, на Лесбосе, в Италии, Сирии и в 1887 г. проводил даже пробные раскопки Вавилона. Он затребовал себе большой штат немецких археологов, массу местных рабочих, полмиллиона золотых марок и пять лет работы. Всё это ему предоставило Германское восточное общество, а копал он с 1899 г. не пять, а 18 лет.

Раскопки проходили в русле широкой немецкой кампании проникновения на восток, освоения территории огромной тогда Турецкой империи. После поражения в войне с Россией в 1877 г. Турция погрязла в долгах, а Британия и Франция захватывали доминирование в турецких арабоязычных колониях (Египте, Сирии, Ираке). Новообразованная Германская империя стремилась потеснить англичан и французов из этого региона, а турецкий султан охотно принимал немецкие заигрывания, надеясь с помощью немцев удержать целостность империи. В Германии обнаружилось две конкурирующих тенденции в восточной политике (Marchand 1996).

Бисмарк и Министерство иностранных дел (даже некоторое время после его отставки) считали, что наиболее выгодным для Германии является сталкивание других европейских держав в Турции без прямой немецкой экспансии на Восток. Этой линии придерживалось и Министерство культуры. Немецкое проникновение на Восток должно было оставаться исключительно цивилизующим, цель его - модернизировать Турцию, создавая себе союзника. Это получило название Kulturpolitik (политика культуры). По этой политике нужно было создавать впечатление полного равнодушия Германии к каким-либо выгодам, изображать политическую нейтральность, чисто филантропическую и научную заинтересованность. Именно такую деятельность вели в самой Турции экспедиции Немецкого Археологического Института, главным образом по классической археологии. Эту направленность выражал археолог-ориенталст Теодор Виганд (Theodor Wiegand, 1864 - 1936; рис. 11; см. Watzinger 1944; Wenk 1985), не филолог и никогда не занимавший университетских постов. Он браком породнился с семейством Сименс (магнатов промышленности) и стал преемником Гумана в Смирне, а затем научным атташе в Константинополе. С 1897 по 1918 он лично проводил разведки. раскопки и осуществлял контакты между германскими дипломатами, финансистами, археологами и турецкими чиновниками. Заодно проводил и военно-политическую разведку.

Совершенно иную, откровенно империалистическую стратегию избрали более агрессивные круги, собравшиеся вокруг молодого кайзера Вильгельма II и представленные в Восточном Обществе (Orient-Gesellschaft), основанном в 1898 г. Эти предпочитали прямую нацеленность на оттеснение англичан, французов и американцев, захват их позиций в арабоязычных колониях Турции. Сама Турция рассматривалась только как объект для растерзания. Археологи, посланные Восточным обществом в арабские земли, стремились обойти турецкое законодательство и увезти как можно большую долю раскопанного материала (желательно всё) в Германию - с риском, что это отразится на отношении турецкого правительства к раскопкам ни в чем не повинных классических археологов.

Кольдевей копал именно так. Человек с юмором и воображением (рис. 12), он сумел 20 лет пленять своих патронов из Музея и Восточного общества и добывать ассигнования (всего более 2 млн марок). Сначала из-под земли показалось нечто вроде "Вавилонской башни" (рис. 13), за почти два десятилетия обнажился огромный город (рис. 13). За это время он раскопал крепость Навуходоносора и священную дорогу процессий к храму богини Иштар с парадными воротами - всё это видно на реконструкции (рис. 14). В 1917 г., когда британские войска заняли Багдад, Кольдевей вынужден был покинуть Ирак навсегда (Andrae 1958). Раскопки в Ираке (но это были уже раскопки Ашшура, 1903 - 1913) продолжил его помощник Вальтер Андрэ (рис. 15; Andrae 1961). И тот и другой отказывались представлять ящики с материалами в Стамбул для проверки и дележа. После долгой борьбы с турецкой администрацией из 533 ящиков только 33 было отправлено в Стамбул, остальные - в Германию. Водным транспортом было отправлено в Германию (с заходом в Португалию) 400 ящиков с глазурованными кирпичами из Вавилона, по 250 в каждом, и 100 из Ашшура. По военным обстоятельствам ящики интернировали в Португалии и долго не отдавали. Только через несколько лет после войны ящики прибыли через Гамбург в Германию. В Берлине их скопировали, обожгли и из этих копий заново смонтировали ворота Иштар, со 120 изображениями львов. Также смонтировали копию тронного зала.

По многим вопросам у Кольдевея возникли разногласия с его начальником Деличем, он тяжело их переносил, заболел и в 1925 г. умер. Ворота Иштар, улица процессий и тронный зал были смонтированы в Берлине уже без него. Он так и остался только раскопщиком, а Делич за годы раскопок противопоставил филлэлинской концепции значения греческой культуры для Европы другую - концепцию панвавилонизма (Lehmann 1994), построив ее вместе с Винклером. Начало положили его лекции в Берлине в 1902 г. "Вавилон и Библия", которые имели оглушительный успех, так что кайзер заказал прочесть их ему лично).

Почему эту идею выдвигали немцы? Конечно, тут сказывалось естественное увлечение специалистов своим предметом, и нужно учесть авторство раскопок: копали же немецкие археологи, пусть и не очень ладившие с Деличем (археологам всегда свойственно субъективистское искушение поместить центр мировой цивилизации в свой раскоп). Но идеологическая подоплека тоже налицо. Политический интерес Германии того времени к Востоку (Турции, Ираку) несомненен. Его выражением было строительство железной дороги ВВВ (Berlin - Bosporus - Bagdad). Но никто, конечно, не собирался искать предков немцев в Вавилоне. Не нужно понимать использование прецедентной исторической спекуляции так прямолинейно. Не просто всегда возвеличивают предков своего народа - тут было оправдание "своего" типа экспансии, Kulturpolitik, опрокинутая в древнее прошлое.

К вавилонянам немецких диффузионистов могли привлечь и другие возможности исторической аллюзии. Такая критика Библии, позволявшая усомниться в Откровении, была характерна для немецких протестантов. Кроме того, имела некоторое политическое звучание передвижка центра мировой цивилизации из района английского доминирования (Египет) в сферу немецкой экспансии. Сказывалась и национальная предвзятость: у Делича отмечали антисемитизм - источник влияний убирался из еврейской страны. С другой стороны, либерально настроенные немецкие ученые могли рассматривать эту передвижку как противостояние германскому расизму - благодетелями человечества оказывались все же семиты - вавилоняне, финикийцы, а не нордические культуртрегеры. В то же время налицо был моноцентрический характер развития культуры как общая норма, устраивавшая европейцев: раньше центр был там, теперь в Европе. Причем ввиду ограниченности семитского расселения панвавилонский диффузионизм отчетливо ограничивался трансмиссией, редко прибегая к миграционному объяснению.

Хватало и критики панвавилонизма - со скептическими замечаниями выступали Эд. Мейер, Куглер. Против любого преувеличения восточных влияний в истории Европы выступил эволюционист Саломон Рейнак (Salomon Reinach, 1858 - 1932, хотя и еврей по происхождению. В своих книгах "Le mirage oriental" ("Восточный мираж") и "Обнаженная богиня", вышедших в 1893 и 1895 годах, он констатировал, что многие археологи преувеличивают восточные элементы в культуре Европы, называя их то финикийскими, то вавилонскими, то карийскими, то арийскими. Микенская цивилизация, как и другие культуры Европы, утверждал он, были местными по происхождению. Убежденный эволюционист, Рейнак еще в 1913 г. в книге "Репертуар четвертичного искусства" строжайше придерживался перечня эпох Мортилье. Критикуя крайности гипердиффузионистов и наивных миграционистов разного рода, он ничего не противопоставил тем фактам, которые предъявляли тяжеловесы ориентоцентрического трансмиссионизма Монтелиус и Софус Мюллер: пути и сроки продвижения металла с востока (да и письменности), заимствование форм, образов. Выступление Рейнака было одним из первых ростков отчетливого общего автохтонизма . Автохтонизм был вообще характерен для эволюционистов, но он обычно был неосознанным и не подчеркивался особо. Рейнак его акцентировал.

Артур Эванс в 1895 г. в лекции "Восточный вопрос в антропологии" признал, что в большой анатолийско-дунайской провинции объединились как европейские, так и восточные традиции, а его друг Джон Майрс в том же 1895 г. в книге "Доисторический человек в Восточном Средиземноморье" признал ту же двойственность. Позже, в книге "Критский лабиринт" он написал: "Адекватно признать восточную основу происхождения Европы - это никакой не Mirage oriental. "Независимый европейский элемент" не исключителен по своей способности к ассимиляции" (Myres 1933: 284).

Ну, а семитскую шпильку скоро вынули: англичанин Кинг выступил с идеей, что семиты просто заимствовали культуру у более древнего населения Месопотамии - шумеров. Это вызвало отчаянное сопротивление французского семитолога Галеви, еврея по национальности. Он доказывал, что вообще не было никаких шумеров. Эдуард Мейер и тут выступил скептиком: шумеры дали многое, но не всё. А Делич признал видную роль шумеров. В результате этих событий панвавилонизм перерос в шумероцентрический диффузионизм .

Многое для его развития сделал Леонард Вулли, раскопавший в 20-е годы Ур и пришедший к выводу о первенстве шумеров в создании месопотамской цивилизации, а в 30-е годы выступивший с несколькими книгами об Уре и шумерах (я уже рассказывал о нем). Открытия и заключения Вулли использовал друг Риверса и Эллиота Смита лорд Ф. Р. С. Раглэн (F. R. S. Raglan). Уже в 1939 г., через два года после смерти Эллиота Смита, он выпустил книгу "How came civilization" ("Как пришла цивилизация"). В ней он не только отстаивал шумеров как источник мировой цивилизации, но и выдвигал общие обоснования диффузионизма:

"Ни про одно изобретение, открытие, обычай, верование или даже предание нельзя сказать, что оно осуществлено в двух культурах раздельно… Естественное положение человека - это положение низшей дикости… К этому состоянию он всегда стремится вернуться, если только он не сдерживаем или не толкаем в противоположном направлении этим необъяснимым, но в высшей степени искусственным, локализованным и судорожным процессом, который мы знаем как прогресс цивилизации…Дикари никогда ничего не изобретают и не открывают… Многие из главных открытий и изобретений, на которых основана наша цивилизация, можно проследить с решительной вероятностью к району с центром возле оконечности Персидского залива...".

Тут он говорит о древневосточной, месопотамской цивилизации, подставляя шумеров под Вавилон. Далее он выделяет великое цивилизационное движение XVI века - это второе. И заключает: "Цивилизация, стало быть, далеко не являясь процессом, который продвигается вперед повсеместно, на самом деле есть событие, которое случилось только дважды" (Raglan 1939: 15, 38, 182).

За ним роль шумеров в распространении культурных явлений по всему миру повторяет австрийский археолог Р. Гейне-Гельдерн (R. Heine-Geldern). В 1959 г. в работе "Das Megalithproblem" он выводит все мегалиты из Шумера. И даже самый авторитетный шумеролог американец Сэмьюел Н. Крамер (Samuel N. Cramer) в книге "История начинается в Шумере" (тоже 1959 г., русск. перев. 1965) всё шумерское считает первым в мире. Подзаголовки глав книги так и возглашают: "Первые школы", "Первый двухпалатный парламент", "Первые защитные насаждения", "Первый рыбный заповедник", "Первые погребальные песни", "Первый золотой век" и даже "Первый св. Георгий" (он имеет в виду драконоборца).

В отличие от египтоцентрического диффузионизма в месопотамском моноцентрическом диффузионизме значительно больше объяснений культурных сходств было отнесено за счет трансмиссии, то есть они приписывались влияниям и заимствованиям, а не миграции. Но в археологии этот диффузионизм был реализован еще меньше, чем египтоцентрический: применительно к Месопотамии его проводили больше литературоведы, искусствоведы, этнографы.

8. Корни диффузионизма . Даниел задается вопросом: Почему же мир терпит этот академический мусор от людей типа Эллиота Смита, Перри и Раглэна? И отвечает: тому есть много причин. Во-первых, глубокая тяга к простым ответам на сложные вопросы. Во-вторых, реакция на усложнение разработки археологических данных - оно начинает сбивать людей с толку. Когда читали Лаббока или сочинения эволюционистов, всё было в порядке. Но не всё так ладно, когда начали читать современных археологов с их чрезвычайно усложненными рядами культур в разных районах. Можно было бы добавить еще и третью причину - естественное увлечение ученого, открывшего новое явление и впавшего в его переоценку.

Итак, Даниел видит только гносеологию, каверзы познания, общечеловеческие причины в появлении "ереси гипердиффузионизма", а появление диффузионизма вообще его и не удивляет, представляется ему нормальным. Но причин больше, и есть более конкретные и действенные - не в общечеловеческих свойствах, а в конкретных общественных настроениях в данной стране в определенную эпоху. Это социальные причины.

Стоило бы Даниелу задать себе вопрос:

1) А почему это течение возникло и особенно развилось именно в Англии?

2) Почему появилось именно на рубеже XIX и ХХ веков, хотя усложнение рядов культур началось позже?

3) Какие ассоциации и аллюзии к современности служат для них опорой и сами "гипердиффузионизм" навязывают?

4) Настроениям и целям каких кругов какой страны больше всего импонирует выраженное в этих построениях мировоззрение?

5) Почему не-дилетанты, солидные профессиональные ученые - Уилер, Чайлд, сам Даниел и другие - десятилетиями продолжают развивать, правда, на более высоком уровне, те же главные идеи, продолжают на этих, по их собственному признанию, априорных идеях строить свои концепции, откровенно субъективно интерпретировать материал? В чем сила этой традиции, если она не в самих фактах? Очевидно, в значительной мере в социальных корнях.

Упрощаются и абсолютизируются разные вещи. Но в чем причина не абсолютизации вообще, а данной абсолютизации? Почему в разное время и в разных кругах разные явления возводятся в абсолют? Иными словами, почему так, а не иначе развивается история науки?

И не забудем, что захирение и уход со сцены диффузионизма происходили на фоне распада Английской колониальной системы, подъема Африки и Азии, генеральной дискредитации идей руководящей роли определенных народов и культур. Пример диффузионизма особенно ярко отражает социальную определенность и обусловленность научных идей и концепций археологии.

9. Тур Хейердал . Последним отпрыском миграционизма была подвижническая деятельность Тура Хейердала (Thor Heyerdahl, 1914 - 2003). Окончив университет Осло, этот предприимчивый и храбрый норвежец (рис. 16) проникся идеей, что тихоокеанские острова заселены населением из доколумбовой Южной Америки. Чтобы доказать эту идею, он построил плот из бальзового дерева, такой же, какими пользовались южноамериканские индейцы, назвал его именем мифического полинезийского героя Кон-Тики и в 1947 г. отплыл из Перу на запад. За 101 день он и его небольшая команда проделали 6920 км и приплыли к архипелагу Туамоту во французской Полинезии. Книга его "Кон-Тики" стала бестселлером. Это было блестящее исследование в экспериментальной археологии (или преистории, или этнографии).

В 1954 г. ради той же цели Хейердал, перейдя от экспериментальной археологии к раскопочной, совершил археологическую экспедицию сначала на Галапагосские острова, а в следующие два года - на остров Пасхи. В их культуре он хотел найти следы инфильтрации из Америки и претендовал на то, что нашел их. В 1958 г. он издал очередной бестселлер "Аку-аку. Секреты острова Пасхи".

Затем Хейердал, верный идее важной роли дальних миграций, задумал доказать, что египтяне могли достичь Южной Америки и принять участие в формировании доколумбовых цивилизаций Америки - инков и ацтеков. Он решил пересечь Атлантику на папирусной лодке "Ра" (с техникой древних египтян) из Северной Африки. Первая попытка в 1969 г. после преодоления 4500 км закончилась крушением, вторая на следующий год удалась - "Ра II" после 57 дней пути приплыл к Барбадосу в Вест-Индии. Так что и Хейердал приложил руку к оживлению идеи Эллиота Смита.

В это время Хейердал заинтересовался историей Старого Света. В 1969 г. он с половиной своей команды "Ра", между обоими путешествиями на "Ра", побывал у меня в экспедиции под Новочеркасском, где я раскапывал курганы с ямными погребениями, а их ведь Гимбутас тогда объявляла праиндоевропейскими. Тур хотел собственными глазами поглядеть на праиндоевропейцев. По моим представлениям, он увидел только ариев (праиндоиранцев). Но встречало его местное начальство с помпой, глава области очень волновался и начал приветственную речь словами: "Дорогой господин Хер Туйердал!" Такие ошибки заразительны. Все последующие ораторы делали заминку перед именем и произносили его с повышенной отчетливостью: "Тур!!! Хейердал!!!"

В 1970-е гг. на тростниковой лодке "Тигрис" Хейердал пустился в 9980-километровый путь по рекам из Ирака в Индийский океан, чтобы доказать, что шумеры могли 5000 лет тому назад проходить этот путь. Война в Эфиопии воспрепятствовала завершению этой экспедиции.

Все публикации Тура Хейердала чрезвычайно романтичны, читаются взахлеб и с восхищением. Но, доказывая самим своим осуществлением, что такие путешествия были возможны, они не доказывают одного - что эти экспедиции реально совершались. Считать, что констатация возможности является достаточным историческим объяснением и обоснованием - это поссибилизм , который большинство историков отвергает, считая логически ошибочным. Только одна книга Хейердала, выпущенная в 1952 г., представляет на 821 странице собранные им доказательства. Это "Американские индейцы в Тихом Океане. Теория за экспедицией Кон-Тики".

Отзывы ученых об этой книге столь же отрезвляюще критичны, сколь отклики на другие его книги полны восхищения. Критики находят в ней лишь случайные совпадения слов, отдельные сходства вещей при полном расхождении всей культуры, предания, которые можно толковать по-разному. Противоречащие факты опущены, материал слабо организован, масса повторов. Всё производит впечатление черновых заметок, сваленных в кучу и опубликованных.

Что же до содержания книги (и критики), то течения позволяют легче плавать с азиатского материка на восток, чем из Америки на запад, и действительно, из Азии проникли в Океанию пищевые растения таро, кокосовый орех, банан, хлебное дерево, как и животные - домашняя свинья. Сладкий картофель и тыква действительно могут свидетельствовать о контактах между Полинезией и Америкой, но для таких контактов не обязательно предполагать миграции. Вообще миграции перуанцев в Полинезию неправдоподобны: как же это перуанцы отказались там от умения производить керамику и ткать? Нельзя отрицать возможность случаев заноса отдельных судов через океан в Полинезию (как и из Старого Света в Америку), но в таких случаях отдельные изможденные путешественники, оторвавшиеся от своей культуры, не культуртрегерами и колонизаторами становились, а вливались в местную культуру и растворялись в ней без следа.

В своей книге Хейердал нападает на противоположную идею заселения Океании - из Азии и Индонезии через Микронезию и Гавайские острова. Он отмечает негроидные черты среди полинезийцев, но объясняет их не как свидетельства такого пути, а как оставшиеся от меланезийских рабов, которых полинезийцы завозили к себе потом. Произошли же эти полинезийцы от европеоидных ("кавказоидных") перуанцев и более северных индейцев Америки, "разумных" ("intelligent"), с европеоидными "психическими чертами". Рецензент-антрополог заметил: "для многих читателей трудно будет избежать впечатления о расизме от этого труда" (Wauchope 1962: 120). Тень расизма витает над всеми гипердиффузионистскими построениями, потому что все они рисуют исходные очаги миграций (Атлантиду, Египет, цивилизации Америки) как населенные белой расой - красивыми, высокими, разумными людьми.

10. Фанатизм и наука . Говоря о начале археологии, я останавливался на отличиях науки от других форм знания, на отличиях науки от псевдонаук. Теперь есть смысл задуматься о людях, подвизающихся на грани между наукой и псевдонаукой. Фанатизм наиболее ярко представлен вокруг современного футбола. Фанатики, фаны той или иной команды обеспечивают психологическую поддержку своей команде в борьбе, не имеющей разумных целей, они готовы сражаться против призрачного врага, якобы унижающего их команду, и вести бессмысленную войну против всех на стадионах. Политики нередко стараются канализировать ярость фанатиков в русло патриотического запала. Фаны, оказывается, есть и в науке, и те же возможности манипулирования ими существуют.

В своей книге "Сумасбродства и заблуждения именем науки" Мартин Гарднер (Gardner 1957) находит, что есть нечто общее, объединяющее всех свихнувшихся фанатиков, всех сбредивших псевдо-ученых. Во-первых, такой мономаньяк работает в полной изоляции от коллег по науке. Во-вторых, он считает себя гением, а своих коллег несмышлеными тупицами. В третьих, он уверен, что его критики ставят перед собой злостные, каверзные цели, что все его преследуют и чинят ему всяческие препятствия. В-четвертых, он избирает для атак самых великих ученых и самые обоснованные теории. В-пятых, он пишет заумным жаргоном.

Есть ряд книг об искателях Атлантиды и людях типа фон Деникена, о псевдо-археологии, сопряженной с культами, оккультными секретами пирамид и мегалитов (Feder 1984; Harold and Eve 1987, и др.). В обзоре "Культовая архелогия и ненаучные метод и теория" (1980 г.) Джон Коул пишет об особенностях такой "археологии":

"Утверждения делаются и обсуждаются с недостатком внимания или без внимания к их следствиям вне ограниченной замкнутой системы объяснений… Альтернативные объяснения не рассматриваются, когда утверждение противоречит основной теории, потому что теория часто и неизвестна ревнителю культа; только утверждениен реально и важно" (Cole 1980).

Как правило, воинствующие дилетанты ведут ожесточенную войну против трезвых ученых. Глэдвин снабдил свою книгу карикатурными изображениями профессиональных ученых, называемых Фадди-Дадди (от Ph. D. - д-р филос.), в которых можно узнать его конкретных коллег (рис. 17). Д-р Ле Плонжон писал: "Эти так называемые ученые мужи наших дней - первые, кто выступает против новых идей и их носителей". Тур Хейердал с юмором описывает, как, когда он впервые выдвинул свои идеи, его принял в большом музее в Нью-Йорке седовласый ученый и реагировал на его идеи словами: "Нет!", "Ни в коем случае!", "Вы ошибаетесь, полностью ошибаетесь!" Свысока Хейердал добавляет, что книгу самого этого ученого "едва ли прочли десять человек". Этот симпатичный викинг так и не понял, что огромная аудитория его собственных бестселлеров побеждена не его аргументами, а его мужеством - тем, что он пересек Тихий океан на жалком плоту и связал свое путешествие в почти пять тысяч километров с углублением в древность на пять тысяч лет… Это отличная романтика, но плохая наука.

11. Некоторые уроки. Я думаю, что изложенное заставит многих задуматься над тем, как близки научная смелость и мания чокнутого. Как много промежуточных позиций. Как же вовремя определить грань между ними? Именно история науки поможет в этом. В каждом отдельном случае нужно выявить, чтó мешало тому или иному знатоку осознать, чего ему не хватало для утверждения в науке, чего не хватало его идее для признания.

Фанатизм - опасная штука. Не только потому, что очень близка от безумия (фанатиков всегда зовут чокнутыми, свихнувшимися, говорят: рехнулся), но и потому, что фанатиками от науки очень легко манипулировать - как и фанатиками от футбола. А это грозит увести их очень далеко от науки - в воинствующий шовинизм и расизм.

Дилетанты и сейчас привносят в науку свежесть восприятия, энтузиазм и нередко талант. Но это способно принести пользу только в том случае, если дилетант сознает, что существует наука, и что прежде, чем вторгнуться на ее территорию, нужно пройти школу - освоить методы науки и ее основные понятия, ее основной объем фактов. Сналету наука не дается никому.

Вопросы для продумывания:

1. Что, с Вашей точки зрения, является противоположностью дилетантизму - профессионализм или научность?

2. В чем порочность обозначений "народ кубков", "мегалитическая раса", "народ кавы"?

3. Фигура Ле Плонжона во многом напоминает Шлимана. Но Шлиману уготована была всемирная слава. а Ле Плонжону - забвение. Что обусловило разительную разницу их вкладов в науку?

4. Парадоксально, что именно врачи, т. е. естественники, которые должны были бы отстаивать эволюцию, оказались диффузионистами - Риверс, Эллиот Смит, взяв обоснование от медика Вирхова. Можно ли найти этому объяснение в самой биологии?

5. Что получится, если попытаться отделить в исторических исследованиях Эллиота Смита фантастические построения от рациональных и плодотворных предложений? Что останется и насколько это важно?

6. Что осталось от исследовательской деятельности Тура Хейердала, ясно: в основном это экспериментальные разработки первобытных возможностей дальних морских и речных путешествий. Но что остается от его археологических исследований на Галапагосских остовах и на острове Пасхи?

7. Чего не хватало Туру Хейердалу для завоевания широкого признания ученых? Что его привело к вопиющей односторонности и необъективности?

8. Правомерно ли рассматривать девизы "Ex Oriente lux" и "Le mirtage oriental" как равноценные крайности?

9. Гипердиффузионизм - это в русском переводе сверх-диффузионизм, преувеличенный диффузионизм. Но ведь и просто диффузионизм является преувеличением диффузии. Как же определить, что такое гипердиффузионизм?

10. Здесь предложено экстерналистское видение диффузионизма. Можно ли предложить интерналистское видение тех же событий?

Литература :

Винклер Г. 1913. Вавилонская культура в ее отношении к культурному развитию человечества. М,

Делич Ф. 1906. Библия и Вавилон, СПб, (оригин. 1902).

Токарев С. А. 1978. История зарубежной этнографии. М, Высшая школа.

Adams W. Y. 1968. Invasion, diffusion, evolution? - Antiquity, 42 (167): 194 - 215.

Andrae W. 1952. Babylon: Die versunkene Stadt und ihr Ausgräber Robert Koldewez. Berlin.

Andrae W. 1961. Lebenserinnerungen eines Ausgräbers. Berlin, de Gruyter.

Bancroft H. H. 1886. The native races. Vol. V. Primitive history. San Francisco, The History C ^o.

Cole J. R. 1980. Cult archaeology and unscientific method and theory. - Schiffer M. P. (ed.). Advances in archaeological method and theory, vol. 3: 4 - 33.

Daniel G. E. 1962. The idea of prehistory. London, C. A. Watts (2d ed.: Daniel G. E. and Renfrew A. C. Edinburgh, Edinburgh University Press).

Daniel G. E. 1971. Editorials. - Antiquity, 45 (177): 3 - 4.

Dawson W. R. (ed.). 1938. Sir Grafton Elliot Smith: A biographical record by his colleagues. London, Jonathan Cape.

Delitzsch F. 1904. Babel und Bibel: Ein Rückblick und Ausblick. Stuttgart.

Delitzsch F. 1921. Die grosse Täuschung. 2. Aufl. Stuttgart.

Feder K. L. 1984. Irrationality and popular archaeology. - American Antiquity, XLIX: 525 - 541.

Fergusson J. Rude stone monuments in all countries, their age and uses. London, Murray.

Gardner M. 1957. Fads & fallacies in the name of science. New York, Dover Publs.

Harold F. B. and Eve R. A. (eds.). 1987. Cult archaeology and creationism. Iowa City, University of Iowa Press.

Lehmann R. G. 1994. Friedrich Delitzsch und der Babel-Bibel Streit. Freiburg, Schweiz.

Murray M. 1961. First steps in archaeology. - Antiquity, 35 (137): 8 - 13.

Myres J. L. 1933. The Cretan labyrinth: A retrospect of Aegean research. ??

Raglan F. R. R. S. 1939. How came civilisation? London, Methuen.

Smith G. E. 1928. In the beginning: The origin of civilization. New York, Morrow; London, Watts (2d ed. 1946).

Smith G. E. 1915. The migrations of early culture: a study of the significance of the geographical distribution of the practice of mummification as evidence of the migration of peoples and spread of certain customs and beliefs (reprint from Memoirs and Proceedings of Manchester Literary and Philosophical Society, series 1914 - 1915, vol. 59). Manchester, Manchester University Press (2d ed. 1929).

Wauchope R. 1962. Lost tribes and sunken continents. Myth and method in the study of American Indians. Chicago & London, The University of Chicago Press.

Watzinger C. 1944. Theodor Wiegand. München,

Wenk S. 1985. Auf den Spuren der Antike: Theodor Wiegand, ein deutscher Archäologe. Bendof am Rhein.

Иллюстрации :

1. Стилизованное дерево на рельефе из Храма Креста в Паленке, Мексика. По А. П. Модсли (Wauchope 1962: 63).

2. Изображение бога Кетцалькоатля, держащего море, из индейского мексиканского манускрипта. Сторонники происхождения майя из Атлантиды видят в нем Атланта, поддерживающего небо. По Люису Спенсу (Wauchope 1962: 32).

3. Сопоставление храмовых пирамид майя с погребальными пирамидами Египта (Wauchope 1962, табл. после стр. 22)

4. Шарль Стефан Брассёр де Бурбур. С портрета работы Уинзора (wauchope 1962: 45).

5. Портрет Ле Плонжона (Wauchope 1962, табл 2 после стр. 22, сверху).

6. Портрет Эллиота Смита (Murray Encycl. 2001, III: 1170)

7. Мумия фараона Рамсеса IV (XX династия, 1166 - 1160 гг. до н. э.), обследованная Эллиотом Смитом в 1905 г., и мумия аборигена островов Торресова Залива (из коллекции сэра Уильяма Макли. Сопоставлены Эллиотом Смитом в его австралийком докладе в 1914 г. (Megaw 1973, pl. I).

8. Верхняя часть преисторического каменного изваяния из Копана, Гондурас, с фигурами, принятыми Эллиотом Смитом за слонов (Wauchope 1962, табл. перед стр. 23).

9. Прогрессирующая стилизация изображений попугая макао в первобытном мексиканском искусстве, по Спиндену (Wauchope 1962: 24).

10. Первые годы раскопок Вавилона. Показываются ворота Навуходоносора (Ceram 1958: 252, верх).

11. Теодор Виганд в Турции во время I Мировой войны инспектирует памятники (Marchand 1996: 310).

12. Роберт Кольдевей, фотопортрет ок. 1900 г. (Ceram 1958: 249).

13. Раскопанный за 18 лет Вавилон Навуходоносора (Ceram 1958: 250 - 251).

14. Модель реконструированного Вавилона. Ворота Иштар и дорога процессий (Ceram 1958: 253).

15. Вальтер Андрэ (Marchand 1996: 328).

16. Фотопортрет Тура Хейердала (Malina 1981: 482).

17. Карикатура на Фадди-Дадди перед связанным студентом из книги Глэдвина "Люди, прибывшие из Азии" (Wauchope 1962: 72).

 

Top