Папярэдняя старонка: Часть 2

Аўтар: Клейн Л. С.,
Дадана: 17-06-2012,
Крыніца: Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 2. СанкПетербург, 2005.

Умеренный диффузионизм

1. Поляризация . В каждом течении была крайняя, экстремальная разновидность, впечатляющая обычно дилетантов, и разновидность умеренная, осторожная, раздумчивая, уважаемая именно профессионалами. В миграционизме Косинна, конечно, экстремал, а Брёйль работал гораздо более спокойно и солидно. В ориентоцентрическом диффузионизме, там, где ощущался сдвиг к трансмиссионизму, Эллиот Смит и лорд Раглан были гипердиффузионистами, то есть радикальным и полудилетантским крылом диффузионизма, а Монтелиус и Софус Мюллер - профессиональным, хотя и весьма радикальным. Умеренность их сказывалась в том, что они не отвергали и эволюцию, а ближневосточную базу диффузии видели весьма обширной. Умеренным и вполне профессиональным крылом был диффузионизм Чайлда, Уилера и Даниела. Из них Чайлд и Даниел, поработав некоторое время в этом направлении, возглавили новые течения, новые школы, а Уилер прославился больше разработкой полевой методики. Раньше, чем где бы то ни было, проявились тенденции к умеренности и осторожности в диффузионизме американских ученых, но это были главным образом этнологи. Всё же нужно начать обзор с них, потому что они сформулировали лозунги осторожности и потому, что археологи-американисты США были под их влиянием: в США первобытная археология считалась частью антропологии.

2. Американский диффузионизм: Боас . В конце XIX в. американская культурная антропология, включавшая археологические исследования, развивалась при полном господстве эволюционизма. В 1881 г. Морган умер, но его ученики занимали все основные посты в науке, руководили музеями и журналами, преподавали в университетах.

В 1890-е годы, годы кризиса эволюционизма, его благоденствие нарушилось и в США. В американской культурной антропологии образовалась и всё ширилась школа, выступавшая с антиэволюционистских позиций. Ее называют " американской школой исторической этнологии ", или школой " исторического партикуляризма ". Ее тема - не эволюция, а история, не законы, а причины в их многообразии, не аналогии, а специфические признаки и конкретные ситуации. Ее интерес - не глобальный обзор, а судьба каждого отдельного народа, отдельного племени, отдельного этнографического явления - обычая, ритуала, предмета. В ней ощущались и диффузионистские тенденции.

Все основные зачинатели и представители этой школы были чужаками в США. Зараза была занесена из Германии. Большей частью это были даже не немцы, а немецкие евреи, эмигранты. Они пересадили на американскую почву ростки немецкого интереса к этническим соотношениям и историческим ситуациям, к географическим различиям, к территориальности - и немецкую антипатию к Дарвину, эволюции и ее законам. А также еврейскую антипатию к расовым притеснениям и к иерархии народов. Во главе школы стоял Франц Боуэз.

Франц Боуэз (Franz Boas, 1858 - 1942), фамилию которого в нашей литературе принято транслитерировать буквально, с немецкого, как Боас, - немецкий еврей, родившийся в Вестфалии. Он сверстник Косинны, на полтора десятилетия младше Ратцеля, на пять лет младше Флиндерса Питри.

Сын солидного купца, Боас изучал математику, физику и географию в Гейдельбергском, Боннском и Кильском университетах Германии. В Кильском университете слушал крупных специалистов по философии Канта - Эрдмана и Лемана. В 1881 г. написал диссертацию о цвете воды. От физики он усвоил требование четко определять проблему исследования и придерживаться строгих методов, работать основательно, не допускать скоропалительных суждений. Вскоре он решил оставить физику ради географии и тут же замышляет оставить Германию ради США. Его не устраивает политическая обстановка в Германии - национализм, антисемитизм, реакция. Дядя его участвовал в буржуазной революции 1848 г. и сидел за это в тюрьме, а с 1851 г. эмигрировал в США и звал к себе племянника. Однако попытки получить на это американскую стипендию не удались.

Франц Боас поехал в Берлин для подготовки к экспедиции в американскую Арктику. Там он работает в Берлинском музее народоведения. Учится у Вирхова работать с черепами, постигает премудрости физической антропологии и, конечно, попадает под общее влияние Вирхова. Общается с Георгом Фишером, который был учеником Риттера, ярого сторонника географического детерминизма. Более близки его мироощущению были А. Гумбольдт и Ратцель, которых он в это время читал. От них он заражается стремлением собирать факты, вниманием к деталям, частностям. Сначала факты, только потом теория. Теория из фактов, теория как обобщение фактов - это догма эмпиризма . Не чужд он и наследия романтических идей о «национальном духе» - для него национальное своеобразие каждого народа оказывается реальным и определяющим, а универсальные законы вызывают скептическую усмешку. Словом, он формируется как типичный немецкий ученый своего времени из круга Вирхова (Stocking 1987).

В 1883 г. он поехал в экспедицию на Баффинову землю, изучать арктическую природу. Там, при 40-градусном морозе Боас читал взятого с собой Канта, вспоминая лекции кильских профессоров. Видимо, это было серьезное увлечение, потому что потом в его сочинениях окажутся и пересказы Дильтея насчет Geisteswissenschaften (наук о духе), а еще позже - идеи неокантианцев баденской школы Виндельбанда и Риккерта (о специфике исторических наук, их отличиях от естествознания). Поехал он изучать природу, но увлекся арктической экзотикой жизни эскимосов - народности, столь отличной от европейцев.

Как представитель национального меньшинства он был особо чувствителен к проблемам слабых и необычных народностей, к причинам их отсталости. В монографии "Баффинова Земля" (на немецком) он объясняет жизнь эскимосов влиянием географической среды. Однако самую большую главу он назвал, как у Ратцеля, "Антропогеография". Ратцель же отводил истории больше места, чем географическому фактору. И вскоре, еще в 1884 г., Боас пришел к убеждению, что географический детерминизм, внушавшийся Риттером и Фишером, не подтверждается: история, язык и культура оказывают большее воздействие на жизнь людей, чем природные условия. Он выразил это убеждение в работе "Центральные эскимосы" (опубл. в 1888).

В 1886 г. 28-летний Боас отправляется на Северо-Запад Америки, к индейцам квакиутль (Канада, на границе с США). Он провел с ними около года, увлекся их изучением и остался в Америке насовсем. За свою жизнь Боас совершил много экспедиций к индейцам (с 1888 по 1931), принял американское гражданство.

В 1887 г. в журнале "Сайенс" (Наука), где он был редактором отдела, он опубликовал свою последнюю статью по географии - "Изучение географии". В ней он подводит итог своей методологической переориентации - от логического пути физиков, стремящихся открывать законы, к эмпирическому методу историков. "Историка интересуют факты, - писал Боас, - он погружен в изучение фактов… Знания о явлении, о его существовании в пространстве и времени полностью удовлетворяют исследователя, независимо от законов, которые это явление подтверждают или которые могут быть из него выведены" ( Science IX 641). Он отверг социологический позитивизм Конта и противопоставил ему эмпиризм А. Гумбольдта - его "космографический" способ исследования: изучать отдельное явление независимо от его места в системе (Stocking 1968/1982: 140 - 141, 154; Bunzl 1996). Связь между явлениями появится в уме исследователя, она не столь объективна. В уме Боаса она появлялась редко и опасливо.

Вскоре после возвращения из первой экспедиции вышла его теоретическая статья по новой специальности - "Задачи этнологии" (нем. 1887, англ. 1888). Так же, как Ратцель, он считает этнологию исторической наукой, частью истории культуры. Стало быть, этнолог должен изучать всю совокупность явлений социальной жизни - "язык, обычаи, миграции, телесные признаки". Изучение должно охватить не только цивилизованные нации, но все народы от самых первобытных до современных, все периоды. А для этого надо изучить каждый отдельный народ в его своеобразии.

Но в этом же году начались атаки Боаса на господствующую эволюционистскую школу в американской антропологии. В журнале "Сайенс" ("Наука") он публикует открытые письма столичным ученым Оутису Мейсону и Джону Пауэллу о принципах музейной экспозиции. Мейсон был куратором этнологии в Смитсоновском Институте (Вашингтон), Пауэлл - председателем Бюро американской этнологии при этом институте. Оба были эволюционистами, учениками Моргана. Под их воздействием в музеях Америки экспозиции строились так, чтобы иллюстрировать прогресс в индустриях, по категориям вещей, а внутри каждой категории - по эволюционным линиям. У Мейсона экспозиция была построена как у Питта-Риверса в Англии. Боас обрушился на этот подход. Он сомневался в возможности сводить воедино вещи, собранные у разных народов. Мейсон и Пауэлл классифицировали элементы культуры как природные объекты - по родам и видам. А надо по культурам, по комплексам! Мейсон исходил из того, что одинаковые причины производят тот же эффект - да, в природе так, а в культуре не так - разные причины могут производить одинаковый эффект. Пауэлл и Мейсон ответили, разгорелась дискуссия (Buttner-Janusch 1957).

С 1896 г. Боас начал преподавать в Колумбийском университете (Нью-Йорк), а с 1899 г. стал там первым профессором антропологии. Здесь он и проработает 40 лет - до выхода на пенсию.

В 1895 г. в Берлине на немецком языке вышла его работа "Индейские сказания Северно-Тихоокеанского побережья Америки" ( Indianische Sagen von der Nord - Pacifischen K ü ste Amerikas ). Это было первое статистическое исследование того, как распространены территориально 214 фольклорных элементов (мотивов, сюжетов) среди 12 племен Америки, занимавших сплошной ареал. Боас пришел к таким выводам: 1) соседние народы имеют больше сходств в духовной культуре, чем далекие друг от друга; 2) родственные по языку - более схожи, чем неродственные; 3) сходства не вырастают из "элементарных идей" эволюциониста Бастиана, а обязаны своим происхождением контексту, истории.

Значит сходства - не результат конвергенции, а происходят от диффузии , а та зависит от конкретных обстоятельств и поворотов истории. У культуры нет ни органического, ни функционального единства. Она - конгломерат элементов, соединившихся случайно, под воздействием исторических обстоятельств, в каждом случае по-особому, поскольку элементы путешествуют независимо друг от друга. В миграции можно было бы ожидать комплексного их появления, а их независимость друг от друга говорит скорее о трансмиссии.

В 1896 г. вышла его резкая критическая статья против эволюционизма "Об ограниченности сравнительного метода" ( The limitations of the comparative method of anthropology ). Он выступает не только против "однолинейного эволюционизма", но и вообще против спекулятивных построений, за объективность и научную осторожность. Все теории прогресса - от Спенсера и Моргана до марксистской - он объявил "социологическими схемами". Реальны лишь факты и их непосредственные обобщения. Сравнительному методу эволюционистов он противопоставил "индуктивный исторический метод".

Отвергнув эволюционизм и противопоставив эволюции конкретную историю, Боас действовал в том же направлении, что и диффузионисты. В ранних работах Боас действительно рассматривал культуру как случайное сочетание элементов, соединенных диффузией и аккультурацией. "Не будет преувеличением сказать, - писал он в "Задачах этнологии" (1887) - что нет народа, обычаи которого не подвергались бы влияниям других культур" (1887: 631). В 1911 г. ("Ум первобытного человека") он принимал, что история развивалась главным образом путем культурных контактов.

Под его влиянием диффузионистское направление в США пустило корни. В одной из ранних статей Ралфа Линтона с юмором описывается типичный американский завтрак, в котором, как оказывается, чуть ли не все продукты (помидоры, кофе, сахар, картофель и проч.) и все застольные обычаи (пользование скатертью, салфетками, вилкой, ложкой и т. д.) и все используемые вещи (фарфор, фаянс, стекло, одежда) заимствованы белыми американцами у других народов. Статья заканчивается иронически - описанием того, как, потребив всё это, американец усаживается читать газету, придуманную тоже не в Америке и напечатанную, буквами заимствованными у финикийцев, на бумаге, изобретенной в Китае, и благодарит христианского, то бишь, еврейского бога Иегову за то, что он стопроцентный американец.

Но в 20-е и 30-е годы Боас подверг критике и крайности диффузионизма. В статьях "Методы этнологии" (1920), "Эволюция и диффузия" (1924) и в других работах он писал, что порок диффузионизма состоит в том, что тот считает культурные формы статичными, неизменными, передающимися в ненарушенном виде, тогда как такой стабильности нет. Другой недостаток диффузионистских схем состоит в неверии в самобытное творчество народов. Возникли же когда-то и где-то заимствуемые ныне формы, но если они возникли раз, то почему не могли возникнуть и еще раз где-то независимо? Особенно Боас критиковал схемы моноцентрического и однонаправленного диффузионизма - писания Гребнера, Смита, Перри.

В 1911 г. он рецензировал книгу Гребнера, критикуя его подход как слишком механистичный. Нельзя понять культуру без понимания психологии ее народа. Он не уставал, повторяя свое наставление: «быть скорее сверх-осторожным в признании трансмиссии причиной аналогий».

3. Культурные ареалы . У Боаса было множество учеников, в основном культур-антропологов, но также и археологов.

Старейшим из последователей Боаса был Кларк Уисслер (Wissler, 1870 - 1947), куратор антропологического отдела Музея естественной истории в Нью-Йорке. В его книге "Американский индеец" (1917) дано этнографическое описание коренного населения Америки с регистрацией географического распределения каждого явления. В Музее уже давно шло упорядочение материала по культурам и географическим ареалам. С 1906 г. Уисслер выдвинул понятие "культурного ареала", в "Американском индейце" представил полное изложение конкретного районирования, а в книге "Человек и культура" (1933) - теоретическую концепцию.

Всё начинается с районирования частных явлений (вещей, церемоний и т. п.) - " культурных черт " ( culture traits ). Частое сочетание определенных черт образует комплекс ( trait - complex ). Многие ареалы распространения разных явлений (типов жилья, черт хозяйства, обрядов и т. п.) своими границами почти совпадают. То, что получается в результате совпадения, это " культурные ареалы ". Культурные ареалы Уисслера сильно напоминают археологические культуры, только те беднее и уже. Культурные ареалы объединяются в огромные " пищевые области ": северного оленя-карибу, лосося, маиса и др. - по основным средствам добывания пищи. Во всей аборигенной Америке восемь "пищевых областей".

Уисслер различал центр ареала и его периферию. В центре располагались носители культуры, типичной для этого ареала. Они разрабатывали типичные комплексы культуры - не благодаря исключительным творческим способностям, а просто потому, что были первыми иммигрантами в этот район и должны были приспосабливаться к новой природной среде. А на периферии располагались производные культуры, в которых эти типичные комплексы "проявляются уже в истощенной форме, так как ими утрачены многие элементы, представленные в центре" (1933: 57). То есть весь ареал представлялся как "последовательность зон диффузии вокруг центра" (1933: 23). Процесс диффузии описывался Уисслером так: "Географическое распространение комплексов элементов имеет тенденцию к кругу или радиации из центра. Но иногда диффузия носит нерегулярные формы… Сначала диффузия происходит в пределах культурного ареала, а затем перешагивает за его границы и становится континентальной" (1933: 129 - 130).

Позже Уисслер заимствовал от археологов (а те - от биологов) идею, что центральные элементы ареала моложе, поскольку там идет неустанная разработка новых форм, а периферийные - древнее.

"Культурный ареал" Уисслера весьма напоминает "культурный круг" Ратцеля и Фробениуса, но эта идея выдвинута американцами на десятилетие позже - параллельно с разработкой этого понятия Гребнером и Анкерманом и в очень схожей форме, только терминология другая.

Наряду с Уисслером ареалами занимался другой старейший ученик Боаса, немец из Австрии, натурализировавшийся в США, Альфред Крёбер (Kroeber, 1876 - 1960), ставший в Америке Элфридом Кроубером. Обосновавшись в Калифорнийском университете, в Беркли, он стал виднейшим теоретиком школы. Археологию он тоже практиковал, и многие его нововведения имели широкое влияние в археологии. В частности в 1917 г. он ввел в американскую археологию заимствованную от Флиндерса Питри сериацию (хотя, как и Питри, не употреблял этого термина). А в 1930-е годы, развивая идеи партикуляризма, он первым со своими учениками в Калифорнии стал составлять для культур и памятников как можно более полные списки признаков (" списочно-элементный подход " - trait-list approach). Впоследствии он несколько отошел от атомарного подхода Боаса.

4. Сериация и "стратиграфическая революция". Как и Ратцель, Фробениус и Гребнер, их американские последователи были этнологами (или культур-антропологами). Но для археологов их труды были очень влиятельны: археология в США развивалась в рамках антропологической науки. Собственно же в археологии диффузионистскую тенденцию проводил Макс Уле.

Макс Уле (Max Uhle, 1856 - 1944, рис. 1) на два года старше Боаса и прибыл, как и Боас, из Германии. Он родился в Дрездене, изучал лингвистику в Гёттингенском и Лейпцигском университетах, потом работал в музеях Лейпцига, Дрездена и Берлина, где и заинтересовался археологией доколумбовой Америки. В 1892 г. Берлинский этнографический музей командировал его на раскопки памятников инков и индейцев Боливии. В 1897 - 1901 гг. он раскапывал ряд поселений в Перу. С 1901 г. он стал работать в Калифорнийском университете (Беркли), с 1906 г он стал директором столичного музея в Лиме (Перу), потом профессором нескольких южноамериканских университетов. Он копал в Перу, Боливии, Чили и Эквадоре (всё это западное побережье Южной Америки) более 30 лет. В 1933 г., когда евреи и либералы бежали из Германии, он вернулся в Германию, где стал профессором Берлинского университета, продолжая заниматься американской археологией.

Уле ввел в Америке стратиграфические раскопки (по слоям с прослеживанием мельчайших изменений от слоя к слою) и методику хронологической классификации материала Флиндерса Питри (названную позже в Америке сериацией ). Уле фактически также ввел в Америке понятие археологической культуры и понятие стилистического горизонта , хотя и не определял их (а термин "горизонт" и не употреблял).

В своих эквадорских сочинениях (1920-е годы) он развивал сугубо диффузионистские построения о происхождении и влияниях майя и других цивилизаций Америки.

Диффузионистский характер носит и " архаическая гипотеза " Герберта Спиндена, выдвинутая в 1917 г. и развитая в его учебнике 1928 г. ("Происхождение цивилизаций в Центральной Америке и Мексике"). По этой гипотезе, американская неолитическая культура (Спинден называет ее "архаической") возникла в Центральной Америке и оттуда распространилась на Южную, дав начало цивилизациям майя, инков и ацтеков (рис. 2 и 3).

С совершенствованием эволюционизма и развитием трансмиссионизма связана так наз. " стратиграфическая революция " в США. Американские археологи долго не придавали большого значения детальному прослеживанию стратиграфии. Дело в том, что господствовавшее мышление миграциями и крупными культурными сдвигами (каменный век, доколумбовы цивилизации, европейские пришельцы) навевало безразличие к прослеживанию мелких хронологических изменений: крупные сдвиги будут зафиксированы и без них. Когда же эволюционизм достиг уровня выявления хозяйственного и прочего развития внутри каждой культуры, а контакты стали пониматься в рамках трансмиссии и постепенного накопления пришлых черт, археологи обратили внимание на стратиграфию.

Первыми отличились в этом деле молодые археологи Мануэль Гамио (Manuel Gamio, 1883 - 1960), ученик Франца Боаса, и Нелс С. Нелсон (Nels C. Nelson, 1875 - 1964), работавший раньше у Элфрида Крёбера, ученика Боаса.

Боас подсказал Гамио провести стратиграфические раскопки в Мексике, чтобы уточнить последовательность доколумбовых культур. В 1911 г. Гамио заложил семиметровой глубины шурф и брал оттуда керамику и другие находки по условным пластам от 20 до 60 см толщины каждый. Черепки разного вида подсчитывались и показали постепенное увеличение одной керамики и уменьшение другой, итог - последовательность трех культур.

Нелс Нелсон (рис. 4) родился в маленькой деревушке в Дании как Нельс Нильсон, увлекался романами Фенимора Купера об индейцах и следом за родственниками эмигрировал в Америку. Сначала он там работал у фермера, посещал среднюю школу (поступил в первый класс 17 лет, окончил в 21). Потом в Калифорнии поступил в Стэнфордский университет изучать философию, но бросил, узнав, что его профессор, прочтя Канта 26 раз, не вынес из этого ничего, кроме изумления. Случайно знакомый пригласил его на раскопки, и тут он вспомнил свое детское увлечение индейцами и поступил в Беркли на археологию, получив, наконец, и место в музее антропологии (Thomas 1979: 33 - 36).

Через Крёбера он испытал некоторое влияние Макса Уле, поработал в поле под его руководством, а после экспедиции в Центральную Азию в 1913 г. побывал в Европе на раскопках Обермайера и Брёйля. На Юго-Западе США в 1913 и 1915 гг. он стал шурфовать ряд памятников и опубликовал результаты в 1915 и 1916 гг. Он собирал керамику из одинаковых по толщине пластов (в один фут каждый) и на таблице проставлял цифры каждого вида керамики столбиками - уменьшение и увеличение каждого вида были видны наглядно, как на диаграмме сериации.

Широкомасштабные стратиграфические раскопки стал вести Элфрид В. Киддер (Alfred Vincent Kidder, 1885 - 1963, рис. 5), современник Нелсона. Отец Элфрида, горный инженер, дружил с антропологами-эволюционистами Люисом Морганом и Фредериком Патнемом, а также с геологами Агассизом и Пампелли. Элфриду, так сказать, на роду было написано совершенствовать стратиграфию. Окончив Гарвардский университет, полевой методике он обучался там у Рейснера, последователя Флиндерса Питри. Его раскопки на пуэбло Пекос в штате Нью Мексико были крупномасштабными и длительными (1915 - 1924); первым из трех названных археологов Киддер стал применять раскопки по естественным слоям, а не по пластам (условным слоям). Для него это было необходимо: пуэбло - это индейские поселения из каменных домов с плоской крышей и террасообразными этажами на склонах. Простое деление по метрам или футам глубины явно исказит картину, наглядна необходимость делить материал по наклонным естественным слоям (рис. 6). За ним это стали делать и другие в Америке. Поначалу он выделил четыре основных слоя: Basketmakers (Изготовители Корзин), Post-Basketmakers, пуэбло и пост-пуэбло. Иногда он называл эти комплексы культурами и даже выделял их территориальные варианты.

5. Уникальность Чайлда . Расцвет умеренного диффузионизма начинается всё-таки в Европе, и его основатель - Гордон Чайлд.

Чайлд занимает в истории археологии особое место. Он возвышается над ней как фигура исключительной величины, как самый крупный археолог своего поколения - и самый загадочный. На конференции, посвященной его столетию, Брюс Триггер, написавший книгу о нем, сказал: "Тридцать пять лет после его смерти Чайлд остается загадкой" (Trigger 1994: 10). Изучать его биографию очень трудно, хотя о нем написан ряд книг и множество статей (Clark 1976; Piggott 1958; Trigger 1989; Green 1980; McNairn 1980; Tringham 1983; Loré 1987; Sherratt 1989; Harris 1994). Трудно не только потому, что он принадлежит к нескольким течениям, но и по особенностям личности. Он был замкнут, холост и имел мало близких друзей. У него почти не было собственных учеников. По выражению Грэйема Кларка о нем, человек до невероятной степени совпадал со своей работой (the man was his work).

Почему он был так замкнут? Стюарт Пиготт отвечает: потому что был уродлив (рис. 7 - 8) и был в Англии чужаком, происходя из Австралии. Кларк с этим диагнозом не согласен: вряд ли это так, ведь Чайлд очень любил фотографироваться, был благосклонен к общению с дамами. Во время лекций с большим самодовольством разглаживал усы. Кларк скорее склонен объяснять его замкнутость пережитыми в Австралии разочарованиями в увлечениях и положением новичка в археологии Англии. Новичком Чайлд был, однако, вначале, да и все проходят эту стадию, а потом?

На мой взгляд, сказывалась уникальность его места в науке, уникальность позиции, изолированность. Он был очень одинок.

6. Австралия - Оксфорд - Австралия. Чайлд до обращения к археологии . Вир Гордон Чайлд (Vir Gordon Childe, 1892 - 1957) всегда зовется по своему второму имени "Гордон", которое повторяет девичью фамилию его матери. Он родился в семье настоятеля церкви в Северном Сиднее, и отца не любил, подчеркивал свой атеизм. До 15 лет обучался в семье, вне школы, и был воспитан в духе честности, требовательности к себе, доброжелательности к людям - служения их благу. С детства он усвоил евангельские заповеди в плане морали, этики, но не в теологическом понимании. Он вырос не религиозным (кстати, отец его был настоятелем церкви Св. Фомы - Неверного!) и примкнул к социалистам (т. е. к лейбористам).

В Сиднейском университете он изучал классическую филологию, и впоследствии он отдыхал с томиком Пиндара в оригинале. Там он сдружился (на всю жизнь) с Гербертом Виром Эваттом, впоследствии лидером австралийских лейбористов. В 1914 г. 22-летний Чайлд прибыл в Оксфорд изучать классические древности, в частности посещал и семинар Бизли и Тодда по классической археологии вместе с сестрой Артура Эванса, но она окончила по археологии, а он нет, хотя и написал в 1915 г. статью по минийской керамике. Но ее брат сэр Артур Эванс и его друг профессор Джон Л. Майрс были оксфордскими учеными, произведшими огромное впечатление на Чайлда (правда, Майрс в эти годы мало жил в Оксфорде - он был занят на эгейском театре военных действий, выполняя разведывательные задания и руководя греческими партизанскими налетами на турецкое побережье). Майрс по своим взглядам весьма напоминал Шухардта: он тоже верил в единство языка, культуры и расы, в превосходство индоевропейской расы, организованной и разумной, над восточными, склонными к изуверским религиям и тирании, и тоже связывал культурные и политические достижения с индоевропеизацией.

В Оксфорде Чайлд сдружился на всю жизнь с Раджани Палм Даттом (впоследствии лидером британской компартии) и переселился с ним из общежития колледжа на частную квартиру в одну комнату, где они вели жаркие дискуссии по марксизму. Получил он в 1916 г. степень бакалавра литературы по классической филологии, а в 1917 диплом с отличием по гуманитарному знанию. Его работа на степень бакалавра была выполнена под руководством Майрса и называлась "Влияние индоевропейцев на доисторическую Грецию". Таковы уже тогда были его интересы в науке.

В 1917 г. он вернулся в Австралию и в 1918 г. устроился преподавать в средней школе недалеко от Брисбейна. В обстановке милитаристского угара его пацифистские речи обратили его школьников против него. Класс, вооруженный трубочками, обстреливал учителя горохом, и эта травма, возможно, усилила его стеснительность на публике. В Сиднейский университет его не взяли из-за левой политической активности. Вступив в лейбористский Союз Демократического Контроля, Чайлд уже в 1919 г. стал личным секретарем лидера этого движения Джона Стори, который в 1920 г. стал премьер-министром штата Новый Южный Уэлс, где город Сидней, а Чайлд - секретарем премьер-министра. Он был послан в Лондон для связи с лейбористским движением, но в 1921 г. лейбористы в Австралии потерпели поражение, и Чайлд оказался без работы.

Он разочаровался в своей партии. Он мог вблизи наблюдать апатию рабочих, за которых лейбористы распинались и от имени которых правили, и повальную коррумпированность лейбористских лидеров (как это обычно бывает со многими левыми, дорвавшимися до власти). Как честный человек Чайлд написал и в 1923 г. опубликовал критическую книгу, которая называлась "Как лейбористы правят" (How Labour governs). Теперь он не будет иметь ничьей поддержки в Австралии.

В 1922 г. он живет в Англии, где зарабатывает переводами археологических работ с французского, итальянского и русского. Ему уже 30 лет.

7. "Рассвет". А в 1925 г., всего через три года, вышла археологическая книга Чайлда, которая враз сделала его знаменитым. Странные и блистательные три года! За эти три года он превратился из молодого (но не юного) лейбористского чиновника с классическим образованием филолога в крупнейшего преисторика-археолога мира! Как это произошло? Мы знаем, что за эти годы он совершил несколько путешествий - в Грецию, на Балканы, в Центральную Европу, провел раскопки неолитического поселения Скейра Брей на Оркнейских островах близ Англии. Очевидно, проштудировал гору литературы. Уже в марте 1924 г. он читал лекции в Обществе антиквариев о британских кубках в европейской хронологии. А в 1925 выходит его книга "The dawn of European civilisation" ("Рассвет европейской цивилизации"), ставшая бестселлером для профессионалов, выдержавшая много изданий и переведенная на основные языки (есть и русский перевод 1952 года - "У истоков европейской цивилизации").

Всё это совершенно парадоксально и необъяснимо. Ведь он самоучка в археологии. Сам пишет, что, подобно Косинне, пришел в археологию из филологии в надежде найти прародину индоевропейцев. Кларк пишет о нем: плохой лектор без влечения к учительству. Пиготт добавляет: он был плохой раскопщик и плохо рисовал. И в завершение снова Кларк: еще хуже он был как администратор. Сравниться с этим могло только его вождение машины: Шеррат передает рассказ Эд. Пиддока, которого Чайлд как-то вез и застрял на перекрестке, пережидая многие смены красного зеленым на светофоре. Когда Пиддок решился заметить, что, может быть, стоит уже ехать, Чайлд воскликнул: "О, простите - я думал, что это Вы ведете машину" (Sherratt 1989: 158). Сам Чайлд в своем прощальном слове признает:

"Наиболее оригинальный и полезный вклад, который я мог внести в преисторию - явно не новые данные, спасенные блестящими раскопками, и не терпеливое исследование в пыли музейных шкафов, и не хорошее обоснование хронологической схемы или свежее определение культуры, а скорее интерпретационные концепции и методические объяснения" (Childe 1958: 69 = Retrospect).

Есть ли внутренняя логика в этом молниеносном взлёте, в ценности этого вклада, в формировании именно такого вклада?

Интерес Чайлда к происхождению индоевропейцев был иным, чем у Косинны - не только потому, что начался не от германских древностей, а от классических (греческих и римских), и не только потому, что сопряжен был не с националистическими (шовинистическими) взглядами, а с социалистическими и интернационалистскими убеждениями, но и потому, что Чайлд привык глядеть на Европу извне как на нечто цельное. А Первая мировая война усилила это впечатление: для австралийца это была европейская война, причем после войны подобные настроения возникли и в Европе: сходств между европейскими народами оказалось больше, чем различий. К тому же в Австралии Чайлду особенно бросались в глаза общие отличия всех европейцев от австралийских аборигенов - его "земляков", как он их называл (заметьте: не соплеменников).

Эта цельность Европы, эта общность идоевропейцев и их отличия от других, в частности их преуспевание в мире, их прогресс по сравнению с остальными, требовала объяснения. Ведь Чайлд не мог прибегнуть к объяснению божьей волей - как его отец. Не мог объяснить и расовой природой, как Косинна. Но и эволюционизм не давал объяснения - только констатировал отставание одних народов от других. Да и географический детерминизм объяснения не давал - ведь все континенты отстали от Европы, в том числе и имевшие схожие природные условия. Современных оснований для различий вообще не видно. Значит, истоки различий нужно искать в далеком прошлом, когда были заложены основания европейского превосходства. Античный, классический мир - это уже Европа, уже основы европейской цивилизации. Значит, искать нужно глубже, взяться за истоки греческой культуры. Свою первую лекцию (1924 года) Чайлд начал словами: "Публикация первого тома "Дворца Миноса" Эванса начала новую эру в преистории всей Европы…".

Отсюда - концентрация интересов и название первой книги Чайлда, 1925 года, - "The dawn of European civilisation" ("Рассвет европейской цивилизации"). И декларация в предисловии к первому изданию:

"Моя тема - основание европейской цивилизации как особого (своеобразного) и индивидуального проявления человеческого духа… Среди народов раннего бронзового века Эгейского мира, Дунайской равнины, Скандинавии и Британии мы можем распознать уже выражение тех самых качеств - энергии, независимости и изобретательности, которые отличают западный мир от Египта, Индии или Китая" (Childe 1925).

Чайлда занимал один вопрос: как и почему эти качества выработались. Для ответа нужно было рассмотреть обстоятельства - природу, культурно-исторические факторы, и, прежде всего, связать европейские материалы в одно целое.

Тогда было только две концепции, позволявшие объединить Европу в одно целое - миграционизм Косинны и гипердиффузионизм Эллиота Смита. Чайлд позже (Retrospect) писал, что выступил против обеих. Верно. Но он и использовал обе, а в 1928 г. участвовал в сборнике в честь Косинны. Но особенно ему пригодились трансмиссионизм Монтелиуса и диффузионистские взгляды Эванса и его друга Майрса на рост догреческой цивилизации. Книга Джона Майрса 1911 г. и называлась похоже: "Рассвет истории" (это был образец!). В ней Майрс рисовал распространение техники из Египта и Месопотамии в Европу. Чайлд и в конце жизни писал о своей книге: "Единственной объединяющей темой было озарение европейского варварства восточной цивилизацией" (Childe 1956: 70).

По собственному признанию Чайлда, из континентальной археологии он взял само понятие (археологической) культуры и географическое (территориальное) разграничение культур, - полагают, что от Косинны (Veit 1984), но мне представляется, что скорее от Эрнста Вале (совпадения точнее). От Монтелиуса и Смита он взял больше: основную идею - диффузию культурных благ с Востока. Но если Монтелиус рассматривал страны как ступени продвижения металла и типологии металлических артефактов, а Эллиот Смит объединял все страны египетским комплексом (мумификация, камерная гробница и т. д.), то Чайлд поступал иначе. Введя понятие археологической культуры, он связывал соседние культуры влияниями и заимствованиями, идущими от более восточных и южных к более западным и северным. Он прослеживал эти связи всё дальше на запад и север, и лишь эти многостепенные связи объединяли все культуры в один массив. А чтобы иметь возможность прослеживать такие связи, каждая культура была представлена как комплекс элементов - типов, по ним и устанавливались связи (формулировку дал в 1929 г.). Отчасти такое понимание развилось благодаря появившемуся функционализму - первые книги его лидеров Малиновского и Рэдклиф-Брауна вышли в 1922 г.

Диффузию в отличие от моноцентрических диффузионистов Чайлд прослеживал не по одному каналу и не из одного источника (Египта или Шумера), а из разных мест широкого ареала Ближнего Востока по многим каналам средиземноморского бассейна. В способах распространения культурных новшеств трансмиссии (влияния и заимствования) явно преобладали у него над миграциями. И часто прибывали оттуда по этим каналам не готовые новации, а только стимулы для их возникновения. Но как из них творились новые элементы - неясно, а диффузия рассматривалась как "единственная объединяющая тема" (так она названа в Retrospect). И это стало главным.

Перебирая эти связи культур, Чайлд чувствовал, что где-то здесь кроется ответ на его главный вопрос - о причинах успеха европейцев. Но в "Рассвете" ответ на этот вопрос не был дан. Публика, однако, не знала, что для него этот вопрос главный, для нее тех новаций, которыми изобиловала книга, было достаточно. По сравнению с "Рассветом" Чайлда, с его сложной сетью связей, концепция Эллиота Смита сразу стала выглядеть примитивной, односторонней и архаичной. На сцену выступил модифицированный диффузионизм, академичный, фундированный, умеренный и разносторонний. Для Чайлда это был принцип. Он, например, отвергал иную трактовку развития мегалитов потому, что она недостаточно обоснована "и что она противоречит принципам диффузии" (Чайлд 1952: 374).

Чайлд признавал, что данные, которые можно извлечь из мегалитов, очень скупы. Но он построил картину распространения мегалитов с юга Европы - с пиренейского полуострова и островов Средиземноморья по всей Европе. Да, в мегалитах нередко лежит много скелетов.

"Однако они никогда не располагаются стратиграфическими слоями, как телли; их нельзя классифицировать на основе смены погребений или поселений. Последовательность культур приходится устанавливать на основании типологического изучения, которое не может быть проверено ни стратиграфическими данными, ни изолированными находками, содержащими достоверно датируемые предметы ввоза. Поэтому типологическая последовательность культур может быть определена лишь на основе априорных принципов. В соответствии с общими исходными положениями, принятыми в этой книге, мы положили в основу своей интерпретации принцип диффузии.

В результате мы пришли к выводу, что многие разновидности находок иллюстрируют постепенный упадок культуры. Приняв чисто эволюционистскую точку зрения, Бош Гимпера детально разработал более или менее связную картину культурного развития, диаметрально противоположную той картине, которую мы предлагаем в настоящей книге" (Чайлд 1952: 352).

Новый подход был и по сравнению с Монтелиусом. Тот датировал в основном типы и памятники. Чайлд заявил: "В классификации остатков возможно первым шагом должно быть ныне причисление их к их культурной группе; это культуры должны классифицироваться, а не индивидуальные остатки" (Childe 1935: 5). Чайлд усилил диффузионное начало по сравнению с Монтелиусом. Тот придерживался "длиной хронологии", считая, что новации быстро проникали с Древнего Востока в Европу. Чайлд сменил даты европейских культур с "длинной" на "короткую хронологию", увеличив зазор между европейскими памятниками и их источниками на Ближнем Востоке.

"Такая хронология, - писал он, - не только дает связную цельную картину, она не только хорошо согласуется с априорными предположениями ; основанный на ней обзор раскрывает перед нами деление на культурные зоны, совершенно подобные тому делению, которое дает письменная история со второй половины I тысячелетия до н. э. до падения Рима, деления, которое может быть выведено из самого принципа диффузии " (Чайлд 1952: 447. - Курсив мой. - Л. К.).

Вот именно! Он сам признавал, что достаточно фактов для обоснования "короткой хронологии" у него не было. "Длинная хронология", признавал он, "и вытекающие из нее следствия не могут быть опровергнуты на основании каких-то отдельных конкретных фактов. Мы отвергаем ее здесь в основном по соображениям общего характера - как малоправдоподобную" (Чайлд 1952: 452). О "короткой хронологии он писал: "В приведенных ниже хронологических таблицах отдельные столбцы нередко можно продвигать вниз и вверх совершенно свободно и независимо один от другого" (Чайлд 1952: 447).

И более обобщенно:

"В результате нашего обзора доисторической Европы мы обнаружили фрагменты мозаики варварских культур, или вернее, фрагменты нескольких мозаик, нагроможденных одна на другую. Все данные настолько неполны, что отдельные кусочки мозаики можно комбинировать в виде различных узоров. Часто бывает трудно установить, к какой мозаике относится тот или иной фрагмент. В результате перекладывания отдельных кусочков из одной мозаики в другую узоры совершенно изменяются и общая картина становится совсем иной… Принятый здесь узор был установлен, следует сказать откровенно, в той же степени на основании субъективных соображений, как и в результате переплетения его составных частей" (Чайлд 1952: 446).

Удивительно, как все приняли эту схему и всю книгу, подчиняясь магии цельности и логичности, несмотря на честное признание необоснованности. Повинуясь духу времени. По книге разбросаны отдельные грубо выполненные иллюстрации, сопоставительных таблиц совсем нет. В конце четыре (по периодам) обобщенных карты Европы с ареалами культур (рис. 9).

Крофорд в рецензии писал: "Эта книга - наиболее важная из всех, до сих пор опубликованных… Никогда прежде все поле происхождения европейцев не было прослежено специалистом, который может и обобщать, кто пишет ясно и понятно, и кто очевидно знаком со всеми европейскими языками" (Crawford 1926). Даниел назвал "Рассвет" книгой "несравненной археологической эрудиции" (Daniel 1950: 247). Грэйем Кларк писал, что для него, тогда студента, второе издание "Рассвета" Чайлда было "священным текстом", ибо Чайлд заменил хронологическое изложение материала покультурным и придал преистории смысл и цельность, нанизав культуры на стержень диффузии. В 1973 Винсент Мего вспоминал: "Ряд лет тому назад Пол Эшби, счастливый, как все мы тогда были в мире ограниченного чайлдовского диффузионизма, начертил карту бронзового века Европы, которая показывала Британию изощренными глазами микенцев" (Megaw 1973: 22). Да что Кларк и Эшби в Англии начала 30-х! В СССР еще до перевода "Рассвета" на русский, в конце 40-х годов, когда стали слабнуть догмы марризма и пробиваться ростки интереса к этническим проблемам, профессор М. И. Артамонов в Ленинградском университете читал курс бронзового века по книге Чайлда. Я, будучи близоруким, садился близко от стола преподавателя и видел, что перед ним лежала распахнутая книга Чайлда на английском, открытая на нужной странице, и он прямо по ней излагал.

Позже сам Чайлд в своих лекциях студентам на многие вопросы отвечал: "Это вы найдете в "Расвете" в сноске". Эти слова стали даже рефреном в шуточном стихотворении Стюарта Пиготта о Чайлде: "You'll find it in a footnote to The Dawn " (Piggott 1958: 77).

8. Развитие темы диффузии . Чайлд еще не был сотрудником какого-либо археологического учреждения. В 1925 - 27 годах он, точно как Косинна в начале своей карьеры, работал библиотекарем - Королевского Антропологического Института.

Уже в 1926 г. вышла вторая его книга - "Арии. Исследование происхождения индоевропейцев". Триггер подозревает, что в значительной части это была публикация работы 1916 года на степень бакалавра. В той работе, не сохранившейся, видимо, было очень сильно влияние Майрса, расписывавшего в своем "Рассвете" 1911 года, как пастушеские племена семитов и индоевропейцев, вытесненные из своих первоначальных очагов в степях осушением климата, завоевывали сельскохозяйственные земли и народы и так распространялись вширь. Это экологическое объяснение экспансии индоевропейцев из степей показалось Чайлду более убедительным, чем концепция Муха и Косинны 1901 - 1902 гг. о распространении индогерманцев из северного, германского очага, собственно без всякого объяснения. Еще того менее могла его убедить книга Косинны о 14 неолитических походах, вышедшая в 1924 г. и объяснявшая экспансию превосходством нордической расы. Книга Чайлда "Арии" и была ответом на вызов Косинны.

Книга эта является как бы дополнением "Рассвета": если там рассматривалось происхождение высокой культуры Европы, то здесь - самих современных европейцев, индоевропейцев. Успехи индоевропейцев в распространении Чайлд объясняет не их расовым превосходством, а превосходством их языка, который позволил им развить более эффективное мышление. В каком-то плане книга эта является шагом назад от "Рассвета", поскольку отводит больше места и более важную роль миграциям по сравнению с трансмиссией. Оно и понятно, если учесть, что это была публикация подработанной студенческой работы десятилетней давности. Впоследствии Чайлд старался предать эту книгу забвению (Daniel 1988: 277).

В 1928 г. Чайлд выпустил книгу об исходном очаге диффузии - "Древнейший Восток: ориенталистическая прелюдия к европейской преистории".

В 1927 г. Чайлд получил свой первый основной археологический пост - профессора археологии Эдинбургского университета в Шотландии, где он проработал 20 лет - по 1946 год. В том же 1927 г. он написал свой самый объемистый, капитальный труд "Дунай в преистории", изданный в 1929 г. Тут он проследил и подробно разработал на материале дунайско-балканский путь диффузии. До того в археологии разрабатывались другие пути: Монтелиус прослеживал диффузию металлургии через Италию и Грецию; Эллиот Смит вел диффузию, опираясь на мегалиты, по западному побережью Европы - через Испанию и Португалию, а затем Британию в Скандинавию. Чайлд же выдвинул Балканы и Подунавье как важнейшую артерию диффузии с Востока в Центральную и Северную Европу.

В 1930 г. вышла книга Чайлда "Бронзовый век". В ней была прослежена диффузия металлургии бронзы с Востока в Европу (происхождение металлов, продвижение типологии, развитие торговых путей).

Монгайт в некрологе в "Советской Археологии" в 1958 г. писал, что концепции диффузионизма Чайлд "придерживался в течение всей жизни". Это не совсем верно. Чайлд пришел к прослеживанию диффузии не от убежденности в базовой идее диффузионизма (деление народов на высшие и низшие, активные и пассивные), хотя и был убежден в особой талантливости и энергии индоевропейцев. Он сильно модифицировал теорию диффузии и не покинул эту концепцию, но всё же это был уже не диффузионизм. Само наличие диффузии он никогда не отвергал, но пришел к выводу, что одного признания и разработки этого фактора недостаточно для объяснения истории. В 6 издании "Рассвета" (Лондон 1957) он писал, что учел критику Монгайта в предисловии к русскому изданию 1957 г. и ослабил "догматический ориентализм". Дело, конечно, не в критике Монгайта, а в том глубинном изменении его взглядов, которое вторично выдвинуло его в лидеры нового направления и которым есть смысл заняться в другой связи.

9. Мортимер Уилер . Гребнер, Шмидт, Боас, Риверс и Эллиот Смит были сугубыми этнологами или культурными антропологами, последние трое - с экскурсами в физическую антропологию, Шмидт еще и лингвистом. Шмидт, Риверс и Эллиот Смит перешли от этнографических работ через этнологию к преистории. Этим они уже очень близки к археологии - разрабатывали ту же проблематику. Но раскопок не вели. Все они, кроме, пожалуй, Шмидта и Боаса, больше реконструировали миграции, чем трансмиссию. Чайлд поначалу тоже видел много миграций. Предпочтение же трансмиссии в способах осуществления диффузии наиболее четко видно именно у археолога Мортимера Уилера (рис. 10), хотя его редко приводят в числе ведущих археологов-диффузионистов, чаще обозначают как классика полевой методики.

Роберт Эрик Мортимер Уилер (Robert Eric Mortimer Wheeler, 1890 - 1976), старше Чайлда на два года, родился в Эдинбурге и провел значительную часть своей жизни вне центра Англии. Правда, еще в детстве вместе с семьей переселился в Лондон. Отец его имел образование классическое, а по профессии был журналистом, что оказало влияние на Мортимера. В 14 лет сыну была предоставлена возможность самообразования, а в 17 он получил стипендию для занятий в университете классическими авторами, но решил одновременно поступить в художественную школу Слейд, так как хотел стать художником. Получив магистерскую степень в 1912, в возрасте 22 лет, он сообразил, что его художественного мастерства не хватит для самостоятельной жизни. Он решил использовать свои знания классической истории и поступил в 1913 г. в аспирантуру по археологии, избрав темой римскую керамику в Рейнской области. В конце года он поступил стажером-исследователем в Королевскую Комиссию по Историческим Памятникам Англии.

Тут началась Первая мировая война, и Уилер оказался в артиллерии, дослужившись к концу войны до чина майора и заслужив Военный Крест. Возможно, из военной артиллерии, где от этого зависела жизнь и эффективность, Уилер вынес исключительную любовь к точности и порядку (в этом он был подобен другому археологу из военных - Питту Риверсу). Он просто не выносил путаницы и неряшливости.

С 1920 г. он стал хранителем (с 1924 г. директором) Национального музея Уэллса, одновременно читая лекции по археологии в Кардифском университете. Он оказался отличным организатором и за шесть лет поднял музей, а заодно и археологию Уэллса. Во всех делах ему помогала жена Тесса. Уже при раскопках римского форта Сегонциум в 1921 г. он стал развивать свою технику стратиграфических раскопок, с зачерчиванием разрезов. На раскопки он всё больше приглашал публику и проводил для нее экскурсии, проводил пресс-конференции. В 1925 г. вышел блестяще написанный путеводитель "Доисторический и римский Уэлс", а уже в 1926 Уилер переселился назад в Лондон.

Дело в том, что толкового администратора заметили и пригласили в столицу, чтобы он привел в порядок Лондонский музей, находившийся в упадке. Он привел и этот музей в завидное состояние и опубликовал серию великолепных каталогов. Приглашали его и в Эдинбург - занять кафедру в университете, но он отверг это лестное предложение, немало удивив коллег: тем самым он отвергал гладкую академическую карьеру. В 1937 г. его стараниями был открыт Институт археологии Лондонского университета.

За свои лондонские годы Уилер проявил себя и как раскопщик. Нацелившись на исследование соотношений железного века и римского общества в Британии, он раскопал в 1828 - 29 гг. святилище Ноуденс близ Лидни, затем четыре сезона (1930 - 33) провел, копая городище позднего железного века и римского времени Веруламиум в южной Англии, и, наконец, четыре года (1934 - 37) раскапывал мощное городище Мейдн Касл в Дорсете. Вместе со своей женой и помощницей Тессой они довели к концу этих раскопок технику раскопок до высокого совершенства, изобретя послойно-квадратный метод , так называемую сетку Уилера (Wheeler's grid). Участок раскопок разбивался на сеть квадратов со сторонами по несколько метров (рис. 11) каждый квадрат копался отдельно, между ними оставлялись земляные перемычки (бровки), а по их стенкам чертились разрезы. Внутри квадрата земля удалялась не по уровням или "на штык", а по слоям. Вся фиксация была разбита на серию точно определенных процедур, которые надлежало неукоснительно соблюдать. "Это аксиома, - писал он, - что неаккуратные раскопки есть плохие раскопки" (Wheeler 1956: 80). Он исходил из того, что вообще "Нет верного способа раскопок, зато есть много ошибочных способов. В самом лучшем случае раскопки - это разрушение…" (Wheeler 1954: 16). Отсюда необходимость самой тщательной фиксации.

Раскопки в Дорсете обратили его внимание на сравнительные материалы из Франции и побудили предпринять в поисках источников культуры обзор памятников Бретани и Нормандии (разведки и раскопки).

С началом новой мировой войны в сентябре 1939 г. Уилер, уже 49-летний, вновь поступил на военную службу и воевал в Эль Аламейне (Африка), дослужившись до чина бригадного генерала. В июле 1943 г. вице-король Индии лорд Хьюелл предложил ему занять пост генерального директора археологической службы Индии. Уилер закончил высадку своих войск из Алжира в Салерно (Италия) и в феврале 1944 г. отбыл в Индию. В Индии эта служба была в полном развале. Территория огромная, штат нетренирован и деморализован, исследования на низком уровне. Уилер использовал свой военный и административный опыт для полной реорганизации службы. Создал шестимесячную археологическую школу в Таксиле на 60 человек, потом другие, проводил раскопки по своей методике (рис. 12), учредил журнал "Древняя Индия", установил синхронизмы между Индией и римским миром - основу для хронологии, провел раскопки Хараппы, существенно расширив знания о доарийской цивилизации.

В 1947 г. его директорство было прервано установлением независимости Индии и ее разделом, хотя еще в 1950 он приезжал в Пакистан руководить школой археологов в Мохенджо-даро. В 1950 вышел и его том в Кембриджской истории Индии - "Цивилизация Инда".

В Англии он с 1948 г. (по 1955) возглавлял провинциально-римскую археологию в Лондонском Институте археологии, а с 1949 стал секретарем пришедшей в упадок Британской Академии. Он поднял эффективность и престиж также и этого учреждения. Это было связано с тем, что он не боялся идти на конфликты, и когда его избрали президентом Общества антиквариев, Крофорд и Чайлд в знак протеста вышли из Общества.

С 1952 г. Уилер стал выступать на телевидении, разжигая интерес в публике к археологии. В 1954 г. он был объявлен "телевизионной личностью года". В том же году Уилер выпустил свой знаменитый учебник методики раскопок "Археология из земли", в котором были изложены принципы его подхода к раскопкам. Его послойно-квадратный метод служил в Британии до начала 60-х (а в мире используется во многих странах до сих пор). У метода есть достоинства и недостатки. Достоинством является легкость рассмотрения результатов по вертикали - прослеживание стратиграфии. Недостаток - потеря изрядной части информации, связанной с рассмотрением по горизонтали, в плане: связь конструкций, жилищ и т. п., их планы неизбежно повреждаются при частом вертикальном рассечении, так что часть информации теряется. Уилер сам сознавал этот баланс достоинств и недостатков, называя обнажение вертикалей "железнодорожным расписанием без поездов", а горизонталей - "поездами без расписания" (Wheeler 1956: 149). Но для Уилера стратиграфия, последовательность ("расписание") были важнее, чем функциональная взаимозависимость деталей внутри культуры ("поездá"). Как только эта взаимозависимость вышла на первый план, его подход утратил привлекательность.

Всё же бригадный генерал сэр Мортимер Уилер, с его неутомимой энергией, с его строгой методикой раскопок и зажигательным привлечением публики (к участию и финансированию), изменил лицо британской археологии не меньше, чем генерал Лэйн-Фокс Питт-Риверс.

В последние десятилетия своей жизни Уилер выпустил три биографических книги - "Еще копаю: закладки из записной книжки антиквария" (Wheeler 1955), "Сигналы тревоги для забвения: подборка вырезок антиквария" (1966), "Моя археологическая миссия в Индии и Пакистане" (1976). Биографии его писали и другие видные археологи (Clark 1960; Mallowan 1976; Hawkes 1982; Cunliffe 1999). Джакетта Хокс, обычно скупая на похвалы, писала, что он "прожил жизнь эпического героя в антигероическом веке". Археолог-ориенталист сэр Мэллоуэн, муж Агаты Кристи, выражался ярче: он был "огнедышащим великаном, стоявшим над миром, как (Родосский) Колосс", т. е. одной ногой на материке, другой - на острове.

10. Убеждения колосса . За бурной административной, раскопочной и популяризаторской деятельностью Уилера его биографы как-то обошли его убеждения в науке, а они во многом объясняют его предпочтения в конкретных объяснениях исторических загадок и в методике раскопок. Ведь он указывал, что "археолог раскапывает не вещи, а людей" (Wheeler 1950: 129).

В 1952 г. Мортимер Уилер опубликовал в самом читаемом археологическом журнале Британии статью, излагающую его кредо в археологической интерпретации. Это статья "Археология и передача идей" ("Archaeology and the transmission of ideas").

"Сегодня все мы, - начинает он эту статью, - в высокой степени умеренные диффузионисты; мы можем сказать, что теория диффузионизма доказала свою силу, сохранив респектабельность своих адвокатов. В то же время нельзя исключать, что два разных человека, живя в двух разных местах, могли оба изобрести английскую булавку. Наша умеренная философия видимо та же, что и в Скотьем Дворе (намек на повесть Джорджа Оруэлла. - Л. К.): диффузионизм и сепаратизм равноценны, но диффузионизм всё же более равноценен из двоих".

Слишком долго, однако, археологи предпочитали понимать диффузию как распространение культуры миграциями - вместе с населением. Это потому, что археологи привязаны к материальным остаткам. Археологи, рассуждает он, привыкли прослеживать путешествие идей по материальным остаткам. С импортами и миграциями, конечно, движутся и воплощенные в них идеи. Но идеи переходят от одного народа к другому и отделенные от материальных вещей, причем переходят очень быстро! Вообще развитие естественного вида растягивается на миллион лет, а для развития идеи требуется тоже миллион, но секунд! Передача же готовой идеи от народа народу - куда быстрее. Вот как осуществляется прогресс!

Из ведущих археологов-диффузионистов Уилер наиболее четко выступил с обоснованием трансмиссии как ведущего типа диффузии.

Очевидно, он опирался на изучение римской экспансии в Британию, экспансии, связанной с завоеванием, но не с переселением народа из Италии, а скорее с торговлей и культурным влиянием. Он мог также подсознательно опираться и на картину британского присутствия в Индии и других колониях, где английских колонистов было чрезвычайно мало по сравнению с местным населением, да и управляла Англия через местных князей, но английская культура распространялась благодаря торговле, администрации и обучению. Естественно, и археологическая реконструкция приводила у него к схожим результатам. Но он стремится придать своим рассуждениям теоретическое и даже философское звучание.

Уилер интересуется, "можем ли мы постулировать транспортировку основных идей, лишенных всякого материального сходства между собой? На этой стадии археология опасно угрожает вступить в философию, и что до меня, то я рад этой угрозе. В наш век, когда материализм на всех четырех (материализму придается скотский облик. - Л. К.) угрожает затормозить наше мышление, я хотел бы поверить хоть на моментик, что есть археология идей, археология, которую мы не можем запереть в музейных витринах, археология, которая представляет собой нечто большее, чем высший сорт философии" (Wheeler 1952: 183).

"Мы, археологи, - продолжает свое рассуждение Уилер, - должны быть готовы дематериализовать наше мышление, когда мы рассматриваем проблему диффузии идей" (Wheeler 1952: 187). Уилер не замечает, что дематериализация идей освобождает археолога от контроля материала и лишает археологию ее самой сильной составляющей.

До-арийская цивилизация Индии позже китайской и месопотамской, но тоже с письменностью и городской архитектурой. Это явно заимствованные достижения, но они здесь в другом виде, чем в первоначальных очагах. И естественно: их не завоеватели принесли, а только сама идея прибыла. "Мы забываем, что идеи имеют крылья" (Wheeler 1952: 185), мы чересчур связаны материальными свидетельствами. Есть нечто таинственное в путешествии бесплотных идей. Колонизация идеями или модами - сложный процесс (понятие модов ввели американцы для обозначения морфологических разновидностей детали, так сказать типов детали. - Л. К.).

Сила адаптации почти бесконечна. Арии захватили Индию и уничтожили цивилизацию Хараппы - Мохенджодаро, но в новой культуре сохранились города, трехликое божество, госпожа зверей, почитание священной коровы и прочее. Преувеличение силы адаптации также ослабляет контроль над реконструкцией влияний и заимствований: любое несходство можно списать на адаптацию.

В книге Уилера "Археология из земли" есть высказывания, которые поясняют его приверженность диффузионизму и культурно-исторической школе, соответственно его противостояние эволюционизму. Он выступает против позитивистской биологизации археологии.

"Я тоже, - говорит он, - из тех, кто не соблазняется со сверх-готовностью приравнивать развитие человеческих институций с нормальными процессами органической эволюции, дарвинизировать человеческий прогресс… Органическая эволюция и социальная эволюция не эквивалентные процессы в настоящее время и в любой предвидимой стадии исследований. Несомненно, старый постулат универсальных и познаваемых и даже предсказуемых стадий человеческого прогресса это было мышление иллюзий века, который рьяно упорядочивал свои факты. Только вот в научной сфере… его факты были, конечно, неадекватны. Они составляли нечто типа полузнания…"

Уилер издевается над парадоксом: в век, когда права и прерогативы человека так возвысились, стремление к эволюционной системе втискивает людей "в очередь или хвост. Должны ли мы выстраиваться хвостом, даже ради нашей человечности - должны ли?" (Wheeler 1954: 235 - 237).

Его восстание против эволюционизма, выстраивающего всех "в очередь", объясняет и его предпочтение стратиграфии всем другим целям раскопок. Эволюционисты не очень нуждались в стратиграфии - у них стержнем был прогресс в морфологии, типологический метод, очередь, "хвост". А вот антиэволюционистам приходилось опровергать "чистые линии развития" эволюционистов именно стратиграфией. Еще более им была важна сравнительная типология и сравнительная стратиграфия - для сопоставления разных регионов и установления наличия направленности диффузии.

Таков был Уилер. Его изречение "У идей есть крылья" противостоит изречению Фробениуса "У культуры нет ног" как выбор другого способа реализации диффузии - не миграцией, а трансмиссией (влияниями и заимствованиями). Видимо, постепенное ослабление миграционных объяснений (Adams et al. 1978) и выдвижение им на смену трансмиссионных отражало именно ослабление колониальной системы, замену простых форм управления в колониях (через гарнизоны, сбор податей и устройство латифундий и плантаций) на управление через местных князьков и королей, посредством политики влияний.

11. Умеренный диффузионизм Глина Даниела . В начале второй половины ХХ века крупнейших археологов Англии - ориенталиста Леонарда Вулли, диффузиониста Чайлда, экологиста Крофорда - не было в живых. Смерть Крофорда в 1957 г. поставила археологов в затруднительное положение: он единолично издавал и редактировал "Антиквити" - самый влиятельный археологический журнал мира. После его смерти ведущие археологи Англии держали совет - что делать с журналом. Решили не передавать его в ведение какого-либо университета или общества, вообще какого-либо коллектива, а сохранить его особенность (англичане ведь привержены традициям) - оставить его в единоличном распоряжении одного яркого археолога. На эту роль был избран Глин Дэниел (или Даниел, как у нас привилось).

Глин Эдмунд Даниел (Glyn Edmund Daniel, 1914 - 1986) был одним из наиболее авторитетных, плодовитых и активных исследователей (Evans 1981; Atkinson 1981; Wilson 1981; Miller 1981; Chippindale 2001). Он написал много книг, преподавал в Кембридже, вел археологическую программу на телевидении и даже как раз в 1955 г. был избран "Телевизионной личностью года" (следом за Уилером), а с 1957 редактировал "Антиквити" (став преемником Крофорда). Но он не принадлежал к экологической школе, как Крофорд, а к умеренным диффузионистам, как Чайлд и Уилер. Правда, в отличие от Чайлда, к марксизму и даже к эволюционизму относился сугубо скептически.

Даниел родился в графстве Глэморгэн южного Уэлса, учился в Кембридже (рис. 13) сначала географии, а потом перешел на археологию (так что некоторое идейное родство с Крофордом имелось) и остался в Кембридже на всю жизнь, в 1938 защитил диссертацию о мегалитах, а с 1974 г. стал заведовать кафедрой (после Грэйема Кларка).

В археологии он продолжал скорее не линию Чайлда, с его интересом к стратифицированным поселениям, а линию Эллиота Смита, потому что увлекался, как и тот, мегалитами и выводил их из Средиземноморья (рис. 14), но, подобно Чайлду, не ограничивался Египтом, а видел исходным очагом гораздо более широкий ареал. К Эллиоту Смиту он относился, как и положено преемнику, желающему внести нечто новое, резко критически. Это ему принадлежит кличка "гипердиффузионизм", которой он заклеймил Эллиота Смита, а свой и Чайлда диффузионизм называл "модифицированным" или "умеренным". И всю жизнь воевал с эпигонами гипердиффузионизма, выступал против переиздания книг Перри, против журнальчика "Нью диффъюжионист".

В решении проблемы мегалитов Даниел развивал идею Чайлда о многолинейной диффузии. В 1941 г. Даниел выступил с большой статьей, явившейся итогом его изучения огромного массива мегалитов в 1930-е годы - "Двойная природа мегалитической колонизации преисторической Европы". На основе детальной и продуманной классификации мегалитов он, следом за Чайлдом, пришел к выводу, что все они в Западной Европе делятся в основном на две группы - "коридорные гробницы" или "гробницы со входом" (passage graves) и "галерейные гробницы" (gallery-graves). Обе категории находятся почти везде, с преимуществом той или иной, перемежаясь друг с другом. Это он объяснил тем, что мегалитическая колонизация Западной Европы шла двумя потоками. Коридорные гробницы распространялись по Европе из восточного Средиземноморья, а галерейные - из западного. Развивая Чайлда, Даниел построил по генеалогическому древу для развития форм каждого из двух потоков. Их переплетение объяснило сложную мозаику мегалитов Северо-Западной Европы. Дольмены выступают как результат дегенерации и распада более сложных гробниц: прямоугольный дольмен типа А развился из галерейных гробниц, полигональный дольмен типа В - из коридорных. Это исследование сопровождается очень разработанными и изящными картами (рис. 15).

Во время войны Даниел был офицером разведки, центральной фигурой в команде экспертов, распознающих объекты на аэфрофтоснимках, сначала в Англии, потом в Египте и в Индии (рис. 16). После войны написал два детективных романа ("Кембриджские убийцы" и "Добро пожаловать, смерть") и стал лектором на кафедре, а также Директором археологических занятий и одновременно Стюардом (ответственным за ежедневные трапезы) в колледже Св. Иоанна в Кембридже (он и сам был знатоком вин и гурманом). Среди преподавателей Кембриджа он выделялся не только многообразием занятий, но и яркостью своих костюмов и галстуков.

В 1950 г. Даниел опубликовал свой обобщающий труд "Преисторические камерные могилы Англии и Уэлса" (Уэлс для него, уроженца Уэлса, нечто отдельное от Англии), а через десять лет распространил публикацию на такие же могилы материковой Европы - "Преисторические камерные могилы Франции".

Всё же не всё в 1950-е годы для Даниела складывалось так удачно (журнал, телевидение, книги). Даже "Антиквити" достался ему не гладко. Основатель журнала Крофорд хотел передать его Джакетте Хокс, а Даниела считал белоручкой и далеким от практической археологии. "Ему бы побольше пыли на сапогах". Но старик признавал, что Даниел способен много сделать в популяризации археологии. "Дни, когда все были трудягами, и мало получающими за это, прошли" (Stoddard and Malone 2002: 917 - 918).

Хуже другое. В это время был открыт радиоуглеродный метод датирования, а калиброванные радиоуглеродные даты совершенно опрокинули всю так заботливо построенную и с такой гордостью обнародованную схему распространения мегалитов, действительно столь остроумную, поистине блестящую. Радиоуглеродная хронология показала, что мегалиты северо-западной Европы, особенно мегалиты Бретани, не позже своих предполагаемых средиземноморских прототипов, а намного раньше их!

Даниел был, несомненно, потрясен до глубины души, и его возросший авторитет, его ширящаяся слава только усугубляли тяжесть поражения. В авторе статьи 1966 г. "Бонштеттен сто лет спустя" мы видим совершенно растерянного человека, так не похожего на Даниела, каким его все привыкли видеть - блестящего, самоуверенного и искрящегося юмором. Статья по названию - о бароне Бонштеттене, первом, кто поднял проблему мегалитов в середине XIX века, но на деле она о возможных объяснениях произошедшего в середине ХХ века. Нужно "тщательно пересмотреть модель происхождения мегалитов, которую мы использовали - с первого издания Чайлда, 1925 г., до сего дня, в течение 40 лет". Что же стряслось? Даниел теряется в догадках и перечисляет возможные объяснения. Может быть, северные даты ошибочны? Может быть, на Иберийском полуострове есть более ранние мегалиты, еще не найденные или не определенные? Или древнейшие мегалиты всё-таки в Северной Европе? Возможно, связи между северной и южной группами вообще не так прочны, как казались? Может, пора признать независимое происхождение мегалитов в разных местах - в Дании, Франции, Британии, Ирландии, Португалии, Испании? Не исключается, что мегалиты в разных местах просто повторяют немегалитические сооружения? "Это серьёзная возможность, с которой надо считаться".

Ныне Кристофер Чиппиндейл, наследник Даниела по "Антиквити", анализирует причины его провала. Он считает, что было неосмотрительно концентрировать внимание на самих мегалитах, на их типологии, отвлекаясь от их инвентаря и культурного контекста. Это, конечно, верно, хотя контекст у мегалитов собирается лишь по крохам. Далее рассуждение таково: поскольку структура мегалитов очень проста, а количество возможных решений крайне ограничено, они могли просто частенько совпадать, без всякого родства или контакта (Chippindale 2001). Ну, это объяснение имеет свои слабости. Всё же, как бы там ни было, идея соорудить каменные подобия земляных гробниц, конечно, могла возникнуть в разных местах самостоятельно, но типологические сходства соседних групп требуют объяснения, как и сходства дальних, если они в деталях, да и орнаменты совпадают. Типологическое сходство мегалитов всё еще навевает мысли об их родстве на весьма обширных территориях, на дальних дистанциях между группами, а вот обнаружение передковых форм, если оно попадает мимо цели, говорит о каких-то просчетах методики.

Так или иначе, Даниела эти события привели к глубокому идейному кризису, к пересмотру всей концепции. Он оставил диффузионизм. Оставил вчистую, гораздо более радикально, чем за несколько десятилетий до него Чайлд, который лишь убрал его на задний план ради новых взглядов. Новые взгляды Даниела оказались совсем иными, чем у Чайлда, и лучше рассмотреть их тоже в другом контексте.

12. Методические разработки умеренного диффузионизма . Умеренный или модифицированный диффузионизм - это диффузионизм, прошедший сквозь критику и отрешившийся от крайностей. Это диффузионизм, осознавший, что его идеи - не очевидность, что для доказательства их нужны строгие критерии. Поэтому именно в умеренном диффузионизме оказалось много методических разработок.

Прежде всего, принципиальное значение имело новое представление об археологической культуре, введенное Чайлдом. До него археологическая культура понималась как совокупность археологического материала некой эпохи, ограниченная рамками этой эпохи и одинаковая для всей земли. Это было эволюционистское понимание, представленное у Мортилье. У Косинны было другое понимание, связанное с миграционизмом (или с националистическим автохтонизмом). По этому пониманию, археологическая культура представляла этнос, поэтому она была ограничена определенной территорией и являлась цельной, стилистически единой (монолитной), так что в каждом ее звене (в каждом типе) отражалась вся культура, по каждому можно было опознать эту культуру.

Принимая совпадение археологической культуры с этносом, Чайлд исходил из представления Косинны, но видоизменил его. По его представлению, археологическая культура не обладала цельностью и внутренним единством - в ней ведь, по новым взглядам, было полно вещей заимствованных и созданных под чуждым влиянием. Четкость территориальных границ также оказалась под вопросом - контакты, влияния и разномасштабные миграции размывали границы. Что же объединяло материалы одной культуры и отличало их от материалов другой культуры, по Чайлду? Регулярная встречаемость вещей определённых типов в одних и тех же местах, в одних и тех же замкнутых комплексах. Сопряженность. То есть чисто типологическая характеристика. Это не только сделало понятие археологической культуры удобным для диффузионистских штудий, но и обеспечило его большую пригодность для формального анализа вообще, лучшую артикулируемость.

Для умеренного диффузионизма имело значение и обоснование Мортимером Уилером предпочтения трансмиссии по сравнению с миграцией, потому что трансмиссия не предполагала радикального перемещения всей культуры и ее носителей, допуская значительное сохранение культуры на старом месте и в то же время признание контактов и связей.

Еще один методический принцип, связанный с диффузионизмом, разработан в Германии после войны. Во Франкфурте на Майне Герман Мюллер-Карпе (Herman Müller-Karpe, 1925) наряду с многотомным коллективным изданием доисторических бронзовых предметов всей Европы предпринял издание единоличного "Руководства по первобытной археологии" ("Handbuch der Vorgeschichte") в нескольких томах. Перед ним встала проблема, как разделить материал по периодам. Одна возможность - провести рубежи периодизации, руководствуясь теми типологическими критериями, которые ввел Кристиан Томсен и впоследствии многие исследователи дополняли и корректировали. То есть в один раздел включить все неолитические памятники, независимо от их датировки, в другой - все памятники медного века, в третий - бронзового и т. д. Этот подход Мюллер-Карпе назвал изотипологическим . Прогрессисты и эволюционисты поступали именно так.

Но поскольку, каждый период (неолит, бронзовый век и т. д.) в разных странах начинался в разное время, памятники одного времени, но с разных мест войдут в разные разделы. Проследить контакты между разными территориями окажется затруднительным. А именно это очень важно для диффузионистов. Вот с этой точки зрения Мюллер-Карпе организовал свое капитальное издание иначе. Он провел рубежи между периодами (названия которых оставил прежними) исключительно по абсолютной хронологии. К каждому разделу (соответственно каждому периоду) он отнес памятники только определенного хронологического отрезка. Этот подход Мюллер-Карпе назвал изохронологическим . По нему, к медному веку отошел основной массив памятников, характеризующихся признаками, по которым они, по современным критериям, относятся к медному веку. Но сюда же включена и часть памятников, по всем данным - неолитических, только расположенных на территориях, где неолит затянулся, а также часть памятников с бронзовыми орудиями - с территорий, где развитие пошло опережающими темпами.

Логика тут есть: коль скоро контакты и связи культур выходят на первый план, такой подход уместен, но тогда уж нужно было бы отказаться от старых названий периодов - при чем тут неолит, энеолит (медный век), бронзовый век и т. д.? Это другие периоды.

Перенося в археологию методы исследования диффузии из биологии и этнологии (продвижение вида животных, расширение очага инфекции, подвижки гена в популяции, миграция этноса), в 1970-е годы (1972, 1973 и 1979) итальянские исследователи, работающие в США, антрополог Альберт Аммерман (Albert Ammerman) и биолог-генетик Л. Кавалли-Сфорца (L. L. Cavalli-Sforza) применили их к распространению земледелия с Ближнего Востока в Европу, а это распространение связывали с миграцией земледельцев и соответственно с демографическим ростом населения в земледельческих районах. На этих основаниях они выработали математическую модель диффузии. Скорость у них получилась в 18 - 25 км за одно человеческое поколение. Иной способ расчета они получили, отложив на одной оси координат расстояние от центра диффузии до крайнего пункта, на другой оси даты. Помещая на эту сеть координат датированные земледельческие поселения этого региона, они получили их группировку возле диагонали, которая пролегла на 4,5 тысячи км за 4,5 тыс. лет (рис. 17). Получается 1 км в год. То есть скорость примерно та же.

Аналогичные работы публиковали в 1961 г. американец Манро Эдмонсон (Munro Edmonson) и в 1978 г. советский географ-археолог (впоследствии перебравшийся в Англию) П. М. Долуханов.

Ученые Центральной Европы развивали сравнительную археологию.

Сравнительной археологией в диффузионистском ключе много занимались австриец Фриц Шахермейр (Fritz Schachermeyr), а в Германии Владимир Милойчич. Шахермейр исследовал главным образом этнические проблемы Средиземноморья (этруски, древнейшие культуры Греции, Эгейский мир и Восток) и разрабатывал методические проблемы изучения диффузии. Ему, например, принадлежит понятие Typenfront ("фронт типов") - это требование, чтобы на том месте, куда предполагается прибывшей миграция, был зафиксирован не один иностранный тип, а целый ряд типов. Милойчич заслуживает особого разговора.

13. Владимир Милойчич и его хронологическая система. Хорват, осевший в Германии, Владимир Милойчич (Vladimir Milojčić, 1918 - 1978) стал ведущим европейским авторитетом в построении хронологических систем и разработке методики этого дела (Werner 1978; Engelien 1987; рис. 18). Родившийся в Загребе, он еще школьником, во время проживания семьи в Белграде, втянулся в археологию, помогая сербским археологам М. Грбичу и И. Петровичу. С 1937 по 1942 учился в Белградском университете и участвовал в раскопках В. Унферцагта и других, затем под руководством старика Милое Васича изучал материалы из его раскопок Винчи, стержневого неолитического памятника, а также участвовал в раскопках Р. Р. Шмидта в Вучедоле. Тот направил способного студента в Венский университет к Освальду Менгину, и на Милойчича произвели впечатление широкий кругозор Менгина и его этническое восприятие культур. Там он познакомился и с Шахермейром, который как раз опубликовал работу "К индогерманизации Греции". В Вене 26-летний Милойчич защитил диссертацию в 1944 г.

В 1945 г., когда Югославия была погружена в хаос партизанской войны, немецкие учителя Милойчича пригласили его в Баварию, в Мюнхен. Он тащил с собой свою рукопись о хронологии неолита, но первое время испытывал бедствия беженца, да еще в побежденной и разбитой стране. Единственным сохранившимся местом для археологов был Марбург, где Мерхарт собрал в 1945 г. молодежь - тут были кроме Милойчича Георг Коссак, Герман Мюллер-Карпе, Вернер Крамер. Тут Милойчич и закончил свою вторую диссертацию (Habilitationsarbeit) "Исследования по абсолютной и относительной хронологии позднего неолита и по индогерманской проблеме". Работа была опубликована в 1949 г. под названием "Хронология позднего неолита Центральной и Юго-Восточной Европы". Милойчич впоследствии говорил, что ощущает себя учеником Мерхарта, и, видимо, его критический запал восходит к этой школе. Другой ученик Мерхарта Иоахим Вернер взял его к себе в Мюнхен ассистентом. Тут на Милойчича оказали влияние хронологические интересы Рейнеке.

Милойчич построил свою систему хронологии на основании сравнительной стратиграфии в сочетании с выявлением импортов (Werner 1978: 16). Он затратил массу труда на синхронизацию центральноевропейских древностей неолита с опорными абсолютными датами Востока и Египта через Трою и Средиземноморье. Он разработал строгие правила сравнительной археологии, основанные на учете надежных и только надежных сопоставлений - импортов и влияний (методические правила изложены в статье 1959 г. в "Германии").

Так, он требовал, чтобы не учитывались дальние аналогии, предполагающие результат разовых дальних миграций. Милойчич называл это Siebenmeilenstiefelverbindungen - "увязка семимильными сапогами". Такие броски в первобытности он считал невозможными и требовал увязывать только культуры соседей, а дальние увязки осуществлять только соединением нескольких посредствующих звеньев, нескольких увязок соседей. Как костяшки домино выстраиваются в линию.

Кроме того, Милойчич требовал, чтобы основу соединений в хронологическую систему составляли не однослойные памятники, а непременно многослойные, причем чтобы увязка была многоэтажной - не в одном слое, а сразу в нескольких слоях. То есть чтобы соседние многослойные памятники увязывались друг с другом на каждом хронологическом уровне, слой со слоем, как две стороны шнуруемого ботинка. Такой вот метод шнуровки , если хотите.

Разумеется, такая методическая строгость придала его хронологической системе большой авторитет, а диффузионистский характер обеспечивало то, что это была "короткая хронология". В отличие от системы Монтелиуса, все даты европейской хронологии неолита и бронзового века у Милойчича оказывались на пятьсот лет (в позднем конце) и на тысячу - полторы тысячи лет (в раннем конце) моложе, чем у Монтелиуса. А это значит, что всё центральноевропейское развитие оказывалось еще сильнее запаздывающим по сравнению с Востоком, чем у Монтелиуса. В 1953 г. Милойчич вместе с Бенгтсоном выпустили "Большой исторический атлас мира", выдержавший ряд изданий. Милойчич еще как мюнхенский доцент, затем внештатный профессор, начал раскопки неолита Греции, в 1958 г. стал профессором Гейдельбергского университета, сменив Эрнста Вале. К этому времени Милойчич был ведущим археологом-преисториком Европы. У него учились Бернгард Хэнзель (который всю Берлинскую кафедру поставил на службу археологии Юго-Восточной Европы), Йенс Люнинг, Клаус Килиан, Кристиан Подцувейт и др. Он занялся проблемой последовательных вторжений индоевропейцев (в том числе дорийцев) в Эгейский мир, всё это на основе короткой хронологии.

Когда в начале 1950-х появился радиоуглеродный метод и разом удлинил всю хронологию Европы, Милойчич отверг радиоуглеродный метод. Он поместил пространные статьи, приводя ряд слабых мест радиоуглеродного метода и настаивая, что им пользоваться нельзя. Он так и умер в этой уверенности.

Каюсь, и я поддавался убедительности штудий Милойчича и выступал против радиоуглеродного метода (я разделял эту ошибку с Иоахимом Вернером). Для тех, кто просто не знал этих штудий, принять радиоуглеродный метод было легче. А мне это было очень трудно. Но радиоуглеродный метод усовершенствовался, был подтвержден дендрохронологией, укрепив свои позиции. В конце 1960-х - начале 1970-х застрельщиком "радиоуглеродной революции" в археологии выступил Колин Ренфру со своими работами конца 60-х - начала 70-х. Это статьи "Уэссекс без Микен" (1968), "Автономия Юго-Восточного медного века Европы" (1969), "Дендрохронологическая калибровка радиоуглеродных дат: археологическая оценка" (1970) и др. и книга "Перед цивилизацией: радиоуглеродная революция" (1973). Ренфру показал, что ошибки были сделаны при синхронизации на участке между Эгейским миром и остальной Европой - там лежит "рубеж сбоя" (рис. 19).

Уже при жизни Милойчича его короткая хронология рухнула, а с ней и значительная часть обоснования моноцентрического диффузионизма с центром на Древнем Востоке. Это вызвало глубокий кризис археологических методов установления хронологии, и надо бы проанализировать, в чем же конкретно те ошибки Милойчича, которые создали этот разрыв в тысячу лет и более на "рубеже сбоя". Такая работа проделана. Во второй половине 1980-х Манфред Эггерт и другие немецкие археологи подвергли тщательной проверке фактические основания синхронизации Милойчича и опубликовали результаты в 1987 г. в двух статьях Эггерта с соавторами. В одной (Эггерта и Люта) были выявлены ошибки на пути от Передней Азии через Малую Азию к Европе, в другой (Эггерта с Вотцкой) были показаны ошибки на пути от Египта через Крит. Проверявшие пишут:

"Результат нашего исследования однозначен. Его можно выразить в одном предложении: возведенная Милойчичем система абсолютной хронологии эгейского и континентального неолита есть фикция" (Eggert und Wotzka 1987: 421).

Так что же привело Милойчича к такому провалу, если его методы были столь строги и совершенны? Используя демонстрацию Эггерта с соавторами и наши знания ситуации в археологии Балкан можно свести эти причины к двум.

Первый фактор - это недоброкачественность и неполнота материалов из Юго-Восточной Европы (Болгарии, Румынии) на которых было построено восточное крыло его хронологической системы. Частично это выявилось еще при жизни Милойчича. В Болгарии тогда многие раскопки памятников проводил Миков, много сделавший, но сугубо провинциальный археолог с чудаковатыми замашками. Работавший с ним Мерперт рассказывал мне, как Миков встречал иностранных визитеров на ключевом памятнике Караново. Он водил гостей, иностранных археологов, по раскопу, показывая им вещи и профили, и очень заботясь о том, чтобы гости, не дай бог, не поняли слишком много, больше, чем он сам понимал, и не опубликовали какую-то информацию, которую он берег для своих книг. Он говорил: Вот это Караново III, это Караново IV… Мерперт шепчет ему: Товарищ Миков, товарищ Миков, это же не Караново III и IV, это VI и VII! Миков тоже шепотом: "Знаю, пусть думают, что это III и IV!"

Миков не всегда мог разобраться в сложной стратиграфии, и, видимо, были сбои в аккуратности публикаций. Во всяком случае, после разоблачения одного из опубликованных им комплексов как искусственного, Милойчич объявил Микова фальсификатором и призвал всех археологов не верить Микову. С тех пор если на каком-нибудь международном конгрессе Миков делал доклад, то там отказывался появляться Милойчич, а если объявлено было участие Милойчича, то туда не ехал Миков. Но Милойчич мог метать громы и молнии, а восточное крыло его системы было расшатано.

Вторым фактором были опрометчивые выводы из аналогий. Типы существовали во многих восточных культурах гораздо дольше, чем это предполагали археологи, а аналогии привлекались и не очень точные, слишком приблизительные. Но даже когда они были точными, при малом количестве находок избранная одиночная аналогия ненадежна, а как раз между Троей-Илионом и болгарскими памятниками простиралась довольно значительная лакуна - территория, где раскопок было очень мало (пограничные земли Турции и Болгарии), и они были низкого качества, так что приходилось основываться на одиночных аналогиях. Связи и совпадения между Египтом и Критом тоже очень скудные. Главной бедой Милойчича Эггерт и его соавторы считают "ошибку малых чисел". Ведь привязка импортированного типа к абсолютной хронологии точечная из-за малого числа таких находок, а на деле тип существовал длительное время. Одиночная (точечная) аналогия могла при возведении к оригиналу случайно угодить в край хронологического диапазона того или иного типа, а это могло привести к сильным сдвигам в результатах. Цилиндрические каменные сосуды Египта, найденные на Крите, в самом Египте имеют диапазон существования в 700 лет. Внутри этого диапазона времени искомая дата может плавать. Точечная аналогия и точная аналогия - не всегда одно и то же. Эта трудность есть то, что М. Б. Щукин определил как проблему "широких и узких датировок". Здесь-то и таились подвохи в увязке.

Эти бои отгремели. Но даже ультра-длинная радиоуглеродная хронология, которая господствует ныне, не переворачивает картину: основные события на Востоке всё-таки произошли раньше. Путь диффузии культуры с Востока всё же не опровергнут. Иначе понимаются лишь темпы, механизм и значение диффузии. Критерии Милойчича не забракованы - они лишь нуждаются в дополнении. В этом самом различении узкой и широкой датировок.

14. Итог . Даниел сформулированл суть течения так: "Модифицированный Чайлдовский диффузинизм 20-х годов, который стал стандартом для 30-х и 40-х" - выразился. В чем же его основные отличия от противоположной крайности - диффузионизма манчестерской школы, Коссины и проч.?

1) Более строгие методы - ограничения на подбор аналогий (функциональная равнозначность), хронологические, географические и исторические возможности контактов, детальность и массовость прослеживания от района к району и т. п.

2) Преимущество трансмиссии перед миграцией - падение понятий "мегалитическая раса", "мегалитический народ", даже не "мегалитическая традиция или культура", а всего лишь "мегалитическая идея".

3) Расширение исходного очага диффузии: не один лишь Египет, а Египет плюс Месопотамия, весь Плодородный Полумесяц, по выражению Брестеда.

4) Ограничение сферы воздействия даже этого очага: Европа, Средиземноморье и Ближний Восток. А вне этой сферы - иные сферы со своими очагами - Азия (из Китая и Индии), Америка (очаг - майя и ацтеки). Все эти цивилизации имели собственные культурные растения, собственных домашних животных, письменности, ремесла, города, и не нуждались друг в друге. От этого диффузионизм не исчезает и не становится исключительно полицентрическим: в каждой сфере - только один центр.

5) Признание в той или иной мере и самостоятельного развития, конвергенции. А это связано с переориентацией полемической заостренности - не против эволюционизма, а против "нордического мифа" Косинны.

Не внушало ли признание других, самостоятельных очагов развития сомнений в принципах диффузионизма? Как мыслители-диффузионисты справлялись с этим препятствием? Чайлд считал американскую археологию побочным путем человеческой истории. В книге "Что случилось в истории" (1942) он объяснял, что развитие доколумбовой Америки пролегало вне главного течения истории. Мортимер Уилер в беседе с Глином Даниелом обозначил однажды Америку как "стоящую на обочине и ни для кого не интересную". А после паузы добавил: "Она варварская" (Daniel 1988: 290 - 291).

15. Некоторые уроки . Прежде всего, конечно, напрашивается идея осмотреться в своем собственном научном окружении: кто в нынешних научных направлениях олицетворяет крайнее полу-дилетантское крыло, а кого можно отнести к научному крылу. Это тем более важно, что нынче в условиях резкого ослабления централизованного контроля полудилетантский контингент буквально заполонил науку. Люди с дипломами, но без солидного образования, нахватавшиеся верхов науки, или с солидным образованием, но в другой отрасли, претендуют на выдвижение концепций в археологии. Нужно смекать, где Чайлд, а где Эллиот Смит. Таков первый урок.

Биография Чайлда дает моральную поддержку тем, кто запоздал с вхождением в науку. В тридцать лет он вступил в нее, а уже через три года стал светилом. Но вся его предшествующая жизнь была закалкой характера и отработкой навыков исследований, а также накоплением общих знаний о культуре. Он вступил в науку готовым к проработке колоссального материала на разных языках. Готовым умственно и морально - самоотверженным. Это второй урок.

Третий урок - потрясающий успех его книги, несмотря на ее слабости, очевидные для него самого. Это говорит о том, что для успеха важны не только качества самой книги, но и настроенность читающей публики. А с другой стороны, это говорит о том, что никаким успехом не стоит обольщаться, если трезво проанализировать его причины.

Четвертый урок вытекает из трагедии Милойчича. Уж как он старался оградить себя от возможных ошибок, как разрабатывал методику! И такой крах! А не учел, казалось, самую малость - диапазон хронологического основания. Это говорит о том, что, когда строишь систему, и один методический просчет может погубить плоды огромных трудов. Это говорит также о том, что даже результаты больших ученых нужно проверять.

С этим связан и пятый урок. Для меня, конечно, опровержение короткой хронологии было суровым личным уроком. Я долго держался за нее, дольше, чем следовало бы, не только потому, что уважал тщательность построений Милойчича, но и потому, что подсознательно верил в непреложность диффузии с Востока - тем более, чем громче ее у нас опровергали, исходя из марксистских догм. Внутреннее сопротивление догмам вызывало уклон в противоположную сторону. Падение короткой хронологии - урок не поддаваться ни магии безукоризненных построений, ни оппозиционным искушениям, а полагаться только на независимую проверку.

Более оптимистический взгляд можно вывести из печальных эскапад Мортимера Уилера. В середине ХХ века Уилер с тоской взирал на новое поколение археологов, вопрошая: "Где сегодня наши Шлиманы, наши Флиндерсы Питри, наши Артуры Эвансы, наши Джоны Маршалы? Люди, которые на свой разный манер добавили целые цивилизации к нашему знанию и на широком импрессионистском холсте увеличили наше понимание человеческих достижений в сотни раз?" (Wheeler 1952: 181). Этот грустный риторический вопрос он задавал в то время, когда были живы Гордон Чайлд, Леонард Вули, открыватель радиоуглеродного метода Либби, аббат Брёйль, Франсуа Борд, Леруа-Гуран…

Возможно, и наше время при взгляде из будущего окажется не таким уж бедным светилами. Оглянитесь вокруг себя. Вполне возможно, что эти светила рядом с Вами, и вы можете лично общаться с ними, обогащаясь знаниями и приобщаясь к их горению.

Вопросы для продумывания:

1. Вскоре после Первой мировой войны возможны были и другие научные ориентации, кроме диффузионистской: эволюционистская (в которой работали Фрэзер и Риверс), географическая (за два года до "Рассвета" вышла первая книга Крофорда). Что же толкнуло Чайлда именно на путь диффузионизма?

2. Одна и та же лингвистическая подготовка и один и тот же интерес бросили Косинну и Чайлда в археологию, но одного - в миграционизм, ведущий индогерманцев из Северной Европы во все стороны, другого - в ориентоцентричекий дифузионизм, при котором индоевропейцы распространяются из восточноевропейских степей. Что обусловило эту разницу?

3. Есть ли преемственность между Эллиотом Смитом, Чайлдом и Мортимером Уилером и в чем она состоит?

4. Уилер рассматривал свою приверженность трансмиссии как протест против биологизации археологии. Есть ли здесь связь и в чем она?

5. Обосновано ли стремление Уилера рассматривать предпочтение к диффузии как протест против материализма?

6. В чем, по Вашему, причина катастрофы, постигшей умеренный диффузионизм Чайлда и Даниела?

7. Какой подход в сравнительно-археологическим обзорам и в каких случаях более предпочтителен - изотипологический или изохронологический?

8. Против какого (и чьего) положения направлено Ф. Шахермейром требование "фронта типов"?

9. Против какого (и чьего) положения направлены Милойчичем требование избегать "увязки семимильными сапогами" и другое, названное мною "принципом домино"?

10. Хронологическая система Милойчича рухнула. Означает ли это, что от нее ничего не осталось?

Литература :

Чайлд Г. 1952. У истоков европейской цивилизации. Москва, изд. Иностранной Литературы (перев. с 5-го англ. изд. 1950 г.).

Adams W. Y., Van Gerven D. P., & Levy R. S. 1978. The retreat from migrationism. - Annual Review of Anthropology, 7: 483 - 532.

Atkinson R. J. C. 1981. Glyn Daniel as Editor. - Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson: 236 - 239.

Boas F. 1988. The aims of ethnology. - Science, 9: .

Bunzl M. 1996. Franz Boas and the Homboldtian tradition. - Stocking G. W., Jr. (ed.). Volksgeist as method and ethic. Madison, Wisconsin University Press: 17 - 78.

Buttner-Janusch J. 1957. Boas and Mason: Particularism versus generalization. - American Anthropologist, 59: 318 - 324.

Childe V. G. 1935. Changing methods and aims in prehistory. - Proceedings of Prehistoric Society 1: 1 - 15.

Childe V. G. 1956. Retrospect. - Antiquity, 32: 70 - 74.

Chippindale Chr. 2001. Daniel, Glyn (1914 - 1986). - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. History and discoveries. Santa Barbara, ABC - Clio: 405 - 406.

Clark R. 1960. Sir Mortimer Wheeler. London, Phoenix House.

Clark J. G. D. 1976. Prehistory since Childe. - Bulletin of the Institute of Archaeology, University of London, 13: 1 - 21.

Crawford O. G. S. 1926. Review of Childe 1925. - Antiquaries Journal, 6: 89 - 90.

Cunliffe B. 1999. Sir Mortimer Wheeller. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Vol. I. Santa Barbara et al., ABC-Clio: 371 - 383.

Daniel G. E. 1950. A hundred years of archaeology. London, Duckworth (2d ed. 1975. A hundred and fifty years of archaeology. London, Duckworth).

Daniel G. E. 1988. Geschichte der Archäologie. Bergisch Gladbach, Lübbe (übers. v. Engl. 1981 A short history of archaeology).

Eggert M. K. H. und Wotzka H.-P. 1887. Kreta und die absolute Chronologie des europäischen Neolithikums. - Germania, 65: 379 - 422.

Engelien I.-B. 1987. Vladimir Milojčić. - Hachmann R. (Hrsg.). Studien zum Kulturbegriff in der Ur- und Frühgeschichte (Saarbrückener Beihefte zur Altertumskunde, Bd. 48). Bonn, Rudolf Habelt: 135 - 154.

Evans J. D. 1981. Introduction: Glyn Daniel the person. - Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson: 232 - 235.

Green S. 1980. Prehistorian. A biography of V. Gordon Childe. Braidford-on-Avon, Moonraker Press.

Harris D. (ed.). 1994. The archaeology of V. Gordon Childe: Contemporary perspectives. London, University College London Press.

Loré Fr. 1987. Vere Gordon Childe. - Hachmann R. (Hrsg.). Studien zum Kulturbegriff in der Urund Frühgeschichte (Saarbrückener Beihefte zur Altertumskunde, Bd. 48). Bonn.

Mallowan M. 1876. Sir Mortimer Wheeler 1890 - 1976. London, St. James Church.

McNairn B. 1980. The method and theory of V. Gordon Childe. Edinburgh, Edinburgh University Press.

Megaw V. 1973. Archaeology from down under: A personal view. Leicester, Leicester Unuversity Press.

Miller E. 1981. Glyn Daniel and Cambridge. - Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson: 243 - 246.

Piggott S. 1958. The Dawn: and an epilogue. - Antiquity, 32: 75 - 79.

Sherratt A. 1989. V. Gordon Childe: archaeology and intellectual history. - Past and Present, 125: 151 - 185.

Stocking G. W., Jr. 1968/1982. Race, culture, and evolution: Essays in the history of anthropology. Chicago and london, University of Chicago Press (2d ed. 1982).

Stocking G. W., Jr. 1987. Victorian anthropology. New York, Free Press; London, Collier Macmillan.

Stoddard S. and Malone C. 2002. Editorial. - Antiquity, 76 (294): 915 - 924.

Thomas D. H. 1979. Archaeology. New York et al., Holt, Rinehart and Wilson.

Trigger B. G. 1979. Gordon Childe. Revolutions in archaeology. London, Thanes and Hudson.

Trigger B. G. 1994. Childe's relevance to the 1990s. - Harris D. (ed.). The archaeology of V. Gordon Childe. Contemporary perspectives. London, University College London: 9 - 34.

Tringham R. 1983. V. Gordon Childe 25 years after; his relevance for the archaeology of the eighties. - Journal of Field Archaeology, 10: 85 - 100.

Veit U. 1984. Gustaf Kosinna und V. Gordon Childe: Ansätze zu einer theoretischen Grundlegung der Vorgeschichte. - Saeculum 35: 326 - 364.

Wheeler R. E. M. 1950. What matters in archaeology. - Antiquity, 24.

Wheeler R. E. M. 1952. Archaeology and the transmission of ideas. - Antiquity, 26 (104): 180 - 192.

Wheeler R. E. M. 1954. Archaeology from the earth. Oxford, Clarendon Press (2d ed. Penguin Books 1956).

Wheeler R. E. M. 1955. Still digging. London, Michael Joseph.

Werner J. 1978. Vladimir Milojčić - Lebensweg und Werk. - Vladimir Milojčić 1918 - 1978. Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften, philos.-hist Klasse, Sonderabh. Heidelberg, Carl Winter - Universtätverlag.

Wilson D. M. 1981. Glyn Daniel as teacher. - Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson: 240 - 242.

Иллюстрации :

1. Фотопортрет Макса Уле (Willey and Sabloff 1974: 74, fig. 62).

2. Карта распространения архаической культуры в Америке, по Спиндену, 1917 (Willey and Sabloff 1974: 124, fig. 88).

3. Схема территориально-хронологических соотношений архаической культуры с более ранними и поздними, по Спиндену, 1928 (Willey and Sabloff 1974: 125, fig. 89).

4. Портрет Нелса Нелсона (Thomas 1979: 35, fig. 1-4).

5. Портрет Элфрида Киддера (Thomas 1979: 37, fig. 1-5).

6. Разрез через руины дома с этажами-террасами в Пекосе из работы Киддера 1924 г. (Willey and Sabloff 1974: 94, fig. 78).

7. Фотопортрет Чайлда.

8. Чайлд в Португалии в 1949 г. с группой знакомых (Harris 1994, tabl. 2b).

9. Карта I периода истории европейских цивилизаций по Чайлду, 1925 (Чайлд 1952: 454).

10. Портрет Мортимера Уилера (Renfrew and Bahn 1991: 30, справа внизу). (или: Cunliffe 1999: 372; 2001: 1320).

11. Раскопки Уилера в Мейдн Касл, 1926 г. - "решетка Уиллера" (Bahn 1996: 201).

12. Раскопки Уилера в Арикамеду, Индия, в 1945 г.

13. Глин Даниел в студенческие годы (Antiquity & Man 1981: 232, fig. 1).

14. Группы европейских мегалитов и их генетические отношения. Карта из статьи Даниела 1941 г. (Renfrew 1979: 8, fig. 2 или Johnson 1999: 31, fig. 25).

15. Две струи распространения идеи мегалитов. Карта из статьи Даниела 1941 г. .

16. Глин Эдмунд Даниел и Стюарт Пиготт (по его левую руку) во время войны среди команды дешифровщиков аэрофотосъемки в Индии 1970 г. (Antiquity & Man 1981: 233, fig 2).

17. Портрет Вл. Милойчича (Malina 1981: 194 справа внизу или Milojčić 1978 фронтиспис).

18. Рубеж хронологического сбоя в европейской синхронизации, по Ренфру 1970 (Renfrew 1979: 350, fig. 4).

19. Диффузия раннего земледелия по Аммерману и Кавалли-Сфорца, 1973: черные кружки соответствуют отдельным раннеземледельческим поселениям, по вертикальной оси отложена их отдаленность в км от Иерихона, по горизонтальной оси - их радиоуглеродные даты до нашего времени. Чем дальше от Иерихона, тем позже (Malina 1981).

 

Top