Папярэдняя старонка: Свидетель надежды Иоанн Павел II. Кн. 1

Аўтар: Вейгел Д.,
Дадана: 23-05-2012,
Крыніца: Свидетель надежды Иоанн Павел II. Кн. 1, Москва, 2001.

Истины личные и общественные

8 апреля 1979 - обращение «Великий Четверг...» Иоанна Павла II - письмо к католическим священникам всего мира.

30 июня 1979 - на первой при Иоанне Павле II консистории
избраны 14 новых кардиналов.

5 сентября 1979 - Папа начинает рассчитанную на четыре года серию обращений к верующим, посвященную «теологии тела».

29 сентября - 1 октября 1979 - Первый в истории визит понтифика в Ирландию.

1-7 октября 1979 - Папа совершает первую паломническую поездку в Соединенные Штаты.

2 октября 1979 - Иоанн Павел II выступает на 34-й сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций.

5 ноября 1979 - Папа собирает Коллегию кардиналов на первое за 400 лет консультативное совещание.

10 ноября 1979 - Иоанн Павел призывает Церковь и науку пересмотреть дело Галилея.

13 ноября 1979 - советское руководство одобряет план действий «по борьбе с политикой Ватикана в отношении социалистических стран».

26 ноября 1979 - Мехмет Али Агджа грозится убить Иоанна Павла II.

29-30 ноября 1979 - Иоанн Павел II наносит визит Вселенскому Патриарху Димитриосу I в Стамбуле.

15 декабря 1979 - Конгрегация доктрины веры постановляет, что отец Ханс Кюнг не может считаться католическим богословом; Иоанн Павел II выступает в Папском григорианском университете, где говорит о роли теологии в осуществлении проповеднической миссии Церкви.

28 декабря 1979 - Иоанн Павел назначает Карло Марию Мартини, ректора Папского григорианского университета, архиепископом Миланским.

Отец Ян Шотте был встревожен.

Утром 2 октября 1979 г. самолет Иоанна Павла II «Пастырь-1» летел из Бостона в Нью-Йорк, а находившийся на его борту Шотте, бывший бельгийский миссионер, ныне сотрудник ватиканского Государственного секретариата, просматривал в это время обращение, с которым Папа намеревался выступить на Генеральной Ассамблее ООН. Поскольку весь документ был слишком длинен, существовало два его варианта: устный, в котором часть абзацев были заключены в скобки (предполагалось, что они будут опущены во время выступления), и полный официальный текст, который позднее будет опубликован в мировой прессе.

Проблема состояла в том, что кардинал Агостино Касароли при подготовке устного варианта исключил из речи понтифика почти все, что могло быть истолковано как критика в адрес Советского Союза и других коммунистических держав, в том числе и ряд замечаний по поводу прав человека и религиозной свободы. Касароли полагал, что эти вопросы следует решать осторожно, при встречах дипломатов один на один, а не на широкой публике. Шотте, участвовавший в составлении документа, придерживался иного мнения. На его взгляд, защита прав человека и вызов тоталитаризму составляли основу обращения понтифика. Если исключить эти места из устного варианта, он потеряет всю свою остроту. Однако младшие сотрудники Государственного секретариата редко осмеливались спорить с кардиналом Касароли, главным советником Папы.

Во время перелета Иоанн Павел II работал в своем кабинете; туда-то и направился Шотте. Показав Папе искромсанный, на его взгляд, документ, бельгиец начал объяснять, что изъятие этих мест из текста выхолостит его смысл и что, соглашаясь на предложение Государственного секретаря, понтифик рискует впасть в серьезную ошибку. Затем Шотте показал обведенные кружком фразы, которые, по его мнению, просто необходимо было произнести с трибуны, поскольку именно в них заключался главный смысл папского обращения. Иоанн Павел внимательно прочел документ, подумал и в конце концов согласился с Шотте. Он решил, что не примет предложений Касароли, а будет смело обсуждать на Генеральной Ассамблее нравственную основу мира - права человека.

По традиции личный секретарь папы, монсеньор Станислав Дзивиш, передавал ему текст речи, когда тот поднимался на трибуну, - мелочь, составлявшая одну из привилегий секретаря. Пока в штаб-квартире ООН улаживались последние формальности, Дзивиш отозвал отца Шотте в сторонку и сказал:

- Святой отец просит, чтобы текст ему передали вы.

Бельгиец был потрясен. Когда он появился на трибуне с листками в руках, все члены ватиканской делегации не преминули отметить этот факт. Своим жестом Иоанн Павел II не только выражал признательность отцу Шотте, но и намеревался донести до сверхчувствительных членов Римской Курии простую истину: любой, самый смелый совет будет внимательно выслушан и принят с благодарностью, если он направлен на защиту прав человека и религиозной свободы.

НОВОВВЕДЕНИЯ

Еще до своего исторического паломничества в Польшу в июне 1979 г. Иоанн Павел II начал обновление папства, старейшего из существующих в мире институтов.

31 марта 1979 г. понтифик обратился к 10 тысячам энергичных юнцов - членов организации «Comunione е Liberazione» [«Общность и освобождение»], которых он поддерживал еще в Польше и которые, как он надеялся, могли бы стать инструментом морального обновления итальянской политики, в особенности ее Христианско-демократической партии. Поблагодарив молодежь за ее «благородный энтузиазм» и «самопожертвование», с которыми она отстаивает свои идеалы, Папа сказал, что и Церковь, и мир в целом возлагают большие надежды на их веру в Христа. Когда официальная часть встречи была закончена, молодые люди не отпускали Папу до тех пор, пока он не спел с ними несколько песен и не обменялся шутками.

8 апреля Иоанн Павел направил письмо всем священникам мира. Оно было написано в Великий Четверг - день, когда в церквах совершается ежегодная епархиальная Месса помазания, во время которой священники подтверждают свои обеты перед епископом, а также благословляется миро для крещения, конфирмации и соборования умирающих. Письмо явилось еще одним шагом Папы по укреплению морального духа священников всего мира.

Потрясения, затронувшие католическое духовенство после Второго Ватиканского Собора, почти не коснулись Польши, но уже в первые полгода своего пребывания на посту первосвященника Иоанн Павел вплотную столкнулся с этой проблемой. Папа[ Павел VI удовлетворил более 32 тысяч прошений, поступивших от священников, желавших сложить с себя духовный сан, - столь массового исхода Церковь не знала со времен Реформации. Вскоре после избрания Иоанн Павел положил конец этой практике «секуляризации». Своим письмом он хотел возродить в братьях-свя- щенниках чувство ответственности за свое призвание.

Священство, утверждал Иоанн Павел, - это призвание, а не карьера. Священство святых орденов существует для того, чтобы помочь другим пережить священническое измерение их христианской жизни, стать жертвой живой, «святой, благоугодной Богу» (Рим. 12.1). Священство - это дар Христа Церкви и каждому отдельному священнику, который выступает «in persona Christi», «от лица Христа», доброго пастыря. «Секуляризация» священнического призвания и образа жизни лишает их уникальной формы свидетельства: исключительной способности пастыря проникнуть в драму жизни человека и привести его к Богу.

Существование только «для других», «для Царства Божьего» является также основанием для безбрачия, которое Иоанн Павел назвал своеобразным подобием родительства. «Священник, отказываясь от отцовства, приличествующего женатым мужчинам, ищет иного отцовства и даже в каком-то смысле иного материнства, если вспомнить слова апостола [Павла] о детях, порожденных им в страдании. Это дети его духа, люди, порученные его попечению добрым пастырем, [и их] гораздо больше, чем может вместить обычная человеческая семья». Врачующиеся, давая обет перед алтарем, вправе ожидать, что священники будут так же верны своим обетам. Эта верность помогает духовному братству создавать Церковь.

В конце послания Иоанн Павел предлагал всем священникам, в особенности «тем, кто сомневается в значении своего призвания или в ценности своего служения», представить себе места, лишенные пастыря:

...подумайте, как страстно люди ждут там священника, как, в течение многих лет ощущая его отсутствие, они не перестают надеяться, что он у них будет. Порой случается, что они собираются в каком-нибудь заброшенном храме, покрывают алтарь епитрахилью, бережно ими сохраненной, и произносят все молитвы благодарственной литургии; а затем, в момент, когда должно бы состояться пресуществление, наступает глубокая тишина, иногда прерываемая чьим-то плачем... так страстно они жаждут услышать слова, которые могут произнести лишь губы священнослужителя. Как страстно они желают приобщиться Святых Тайн, но это невозможно без посредства пастыря, как хотят они услышать Божественные слова: «Ego te absolvo a peccatis tuis» [«Ныне отпускаю грехи твои»]. Так что если кто-то из вас сомневается в значении священства, если кому-то оно кажется «социально» бесполезным или бессмысленным, подумайте о том, что я сказал!

15 мая все епископы Италии съехались в Рим на свою ежегодную встречу, первую с момента избрания Папы. И снова перед Иоанном Павлом II встала деликатная задача.

Согласно древнему обычаю, Иоанн Павел в качестве епископа Рима становился также «архиепископом и митрополитом Римской провинции» и «Примасом Италии». Впервые за последние 455 лет эти титулы принадлежали неитальянцу. Из Польши, страны живого католицизма, Папа переехал в Италию, где католические обряды исполнялись гораздо небрежнее. Со времени объединения Италии в 1870 г. каждый папа неизменно сохранял под своим неослабным контролем все дела Итальянской Церкви, как внутренние, так и в отношениях с итальянским правительством. У Иоанна Павла был иной взгляд на суть первосвященства, а также на отношения Церкви и государства. Понтифику предстояло продемонстрировать всем свою озабоченность делами местной Церкви, во главе которой он теперь стоял, одновременно намекнув, что он не собирается ограничивать ее самостоятельность во внутренних делах.

Свои взгляды он вначале обосновал теологически. Это произошло во время мессы в Сикстинской капелле, где присутствовал весь итальянский епископат. Свою проповедь понтифик начал с размышлений о парадоксе христианской жизни, а затем искусно перевел разговор на сегодняшние проблемы, в частности на самоуспокоенность епископов. Хотя Христос обещал своим последователям мир и призывал их не тревожиться, ибо Он всегда будет с ними, Церковь Христова выросла и окрепла, лишь пройдя через многие испытания, страдания и мученичество. Так обстояло дело с Итальянской Церковью: именно Христос, Глава Церкви, направил Петра и Павла в Рим, где за свои проповеди они заплатили жизнью. Это не просто факт древней истории - это объясняет, почему сегодня епископы находятся в Риме. Все, кто сейчас его слушает, подчеркнул понтифик, являются участниками драматической истории спасения - пьесы, написанной Божественным Автором.

Затем Иоанн Павел дал понять присутствующим, что именно они отвечают за состояние Церкви в стране, и если у них возникают «какие-то проблемы», они вольны обращаться за советом к нему. На Втором Ватиканском Соборе было подтверждено, что Церковь исторически несет ответственность «за спасение человека», происходящее в реальных конкретных местах. Папа предложил разделить с епископами эту ответственность «в духе коллегиальности».

Через три дня, 18 мая 1979 г., Иоанн Павел продемонстрировал на практике, что означает коллегиальность в его понимании. Президент Конференции итальянских епископов, кардинал Антонио Пома из Болоньи, занимавший этот пост в течение 10 лет, обращался с просьбой об отставке и к Павлу VI, и к Иоанну Павлу I. Уговорив Пому не покидать своего поста хотя бы первые несколько месяцев, пока новый папа войдет в курс дела, Иоанн Павел II в конце концов согласился на уход кардинала, но это решение, как признался понтифик своим итальянским собратьям, поставило его «перед серьезной проблемой». Согласно статуту Конференции, разработанному в период первосвященства Павла VI, папа сам назначает ее президента. Блестяще продемонстрировав, что, когда обстоятельства того требуют, он может изъясняться не менее уклончиво, чем уроженцы Апеннинского полуострова, Иоанн Павел заметил, что выполнение требований статута возлагает на него «труднейшую задачу», поскольку он сам «не принадлежит к кругу итальянских епископов», о чем сами эти епископы были прекрасно осведомлены, а некоторые уже заранее противились тому, чтобы президента им навязывал поляк. В то же время, продолжал понтифик, он не хотел бы «идти вразрез с нормой закона», что могло бы показаться критикой Павла VI. Как же быть? Он посоветовался с главами региональных конференций итальянских епископов, и большинство рекомендовали назначить новым президентом национальной конференции архиепископа Анастазио Баллестреро из Турина. Подтверждая согласно букве статута это решение, папа хотел бы подчеркнуть, что местные итальянские епископы не должны считать себя послушными исполнителями воли Римской Курии. Примас Италии намерен исполнять свои обязанности как проповедник, а не быть директором-распорядителем итальянского католицизма.

30 июня Иоанн Павел II провел свою первую консисторию, на которой в Коллегию кардиналов были избраны 14 новых членов, в том числе новый Государственный секретарь Агостино Касароли; бывший Sostituto Джузеппе Каприо; новый президент Конференции Анастазио Баллестреро; Марко Се, преемник Альбино Лучани на посту Патриарха Венеции; а также два поляка: Францишек Махарский, преемник Иоанна Павла в Кракове, и Владислав Рубин, Генеральный секретарь Синода епископов. Жозеф Мари Трин Ван Чан, архиепископ Ханойский, получил красную биретту, как и архиепископ Марселя Роже Эчегарай, которому через пять лет предстояло вернуться в Рим в качестве президента Папского совета за справедливость и мир и стать личным помощником папы по улаживанию дипломатических конфликтов. Имя одного из назначенных кардиналов осталось тайной. (Только через 12 лет, на пятой консистории, он был назван. Им оказался Игнатий Гун Пиньмэй, епископ Шанхайский, отбывавший пожизненное тюремное заключение в коммунистическом Китае.)

22 июля новый Папа встретился с представителями сантэгидской общины, что явилось частью его плана по поддержке активного католицизма в Италии. Основанная в 1968 г. по инициативе студентов Римского университета, эта организация провозгласила своими главными целями возвращение города в лоно Церкви и благотворительную помощь обездоленным. Центром деятельности общины была избрана приходская церковь Сант-Эгидио, расположенная в римском квартале Трастевере. Именно там во время Пасхи прошла встреча Папы с римскими студентами обычай, который понтифик перенес в Рим из Кракова. Позднее община немало способствовала урегулированию гражданских конфликтов в странах «третьего мира». В этой связи небезынтересно вспомнить слова Иоанна Павла, обращенные к 600 членам сантэгидской общины, собравшимся в папской летней резиденции Кастел ьГ андольфо.

Я слышал, сказал понтифик, что церковь Сант-Эгидио становится для вас слишком мала. Надеюсь, что, оставаясь верными своей родной церкви, вы расширите свою деятельность настолько, что весь Рим покажется вам мал.

Встречи с представителями организации «Comunione е Liberazione», традиционно ассоциируемой с консерваторами, а затем с членами сантэгидской общины, не менее традиционно отождествляемой с итальянскими «левыми» католиками, обозначили принцип, которому Иоанн Павел II намеревался твердо следовать в течение всего периода своего первосвященства. Если движение мирян провозглашает своей целью подлинно христианское служение, его политические взгляды никого не касаются. Еще на Втором Ватиканском Соборе Кароль Войтыла отстаивал тезис об апостольской миссии мирян. Будучи архиепископом Краковским, он не раз повторял, что у социальной доктрины Церкви нет единого политического выражения и что инициативы мирян это дело их, а не церковников. Было очевидно, что, став епископом Рима, понтифик не собирается менять своих убеждений.

Точно так же, как не собирается отказываться от порой неожиданных или необычных поступков. Однажды в апреле во время аудиенции беременная женщина попросила Папу окрестить ее будущего ребенка. Иоанн Павел с радостью согласился, и церемония состоялась в Кастель-Гандольфо 11 августа. В конце того же месяца Папа встретился с представителями стран Европы, Африки и Средиземноморья участниками 33-го чемпионата по водным лыжам, проходившего неподалеку от папской резиденции, на озере Альбано. В прошлом заядлый байдарочник, волею судеб ставший главой католической Церкви, наверняка украдкой вздохнул при мысли о том, что в этом году в традиционный поход друзья по «Шродовиско» отправятся без него. Спортсменам же он сказал, что «спорт является замечательной школой подлинного человеческого мужества».

Приближалась первая годовщина первосвященства Иоанна Павла II. Если бы этот человек, привыкший смотреть в будущее, оглянулся назад, на прошедший год, то мог бы с удовлетворением отметить, что ему удалось вдохнуть в папство новую жизнь. Он не изменил своему намерению оставаться самим собой даже на новом высоком посту. В первое лето понтифик пригласил к себе в Кастель-Гандольфо старых друзей по «Шродовиско», в том числе Ежи Янека с семьей. Янеки приехали из Кракова по приглашению Папы, ожидая, как позднее признался глава семьи, что им вряд ли удастся часто видеться с Иоанном Павлом. «Оптимистично настроенные члены нашей семьи полагали, что нас примут два раза в начале и в конце визита, пессимисты считали, что не больше одного». Очутившись в небольшом городке среди холмов в окрестностях Рима, профессор Янек представился гвардейцу, охранявшему вход на виллу, и на вопрос, что привело сюда его и его спутников, ответил просто:

- Мы приехали повидаться с Папой.

Гвардеец позвал монахиню, которая отвела путешественников во флигель, отстоявший на несколько сотен ярдов от ворот, и сказала, чтобы они ждали «дальнейших распоряжений». Через два часа туда позвонил Папа:

- Юрек, я был в саду, когда вы приехали. Сейчас же поднимайся ко мне с Ясей и девочками.

Иоанн Павел провел гостей по всей вилле:

- Давайте я покажу вам, как живу. Вот моя спальня на этой кровати умер Павел VI. Вот часовня...

Когда экскурсия была окончена, понтифик спросил:

- Ну, какие у вас планы? Где бы вы хотели еще побывать?

Янек, памятуя о занятости Папы, ответил, что, вероятно, импридется ограничиться этим свиданием. Они посмотрят Рим и поедут домой. Но Иоанн Павел и слышать об этом не захотел:

Нет-нет, Рим можно посмотреть и в другой раз. Раз уж вы здесь, мы будем встречаться часто, а главное разговаривать [1].

За несколько месяцев до приезда Янеков Иоанн Павел затеял строительство плавательного бассейна в своей летней резиденции. Кто-то спросил, во что это обойдется. Понтифик ответил, что нужно же ему иногда размяться, а что касается стоимости, то бассейн обойдется намного дешевле, чем проведение очередного конклава.

Как бы ни морщили нос сторонники традиций, привыкшие «манипулировать папами», новый стиль поведения понтифика завоевывал все большую популярность. В Римском совете по туризму подсчитали, что за первые полгода своего первосвященства Иоанн Павел II привлек в город более 5 миллионов гостей. Весной 1979 г., когда позволяла погода, еженедельные обращения папы к верующим (так называемые общие аудиенции) происходили на открытом воздухе, и тогда вокруг площади Святого Петра возникали транспортные пробки, поскольку порой до 800 туристских автобусов пытались одновременно высадить там своих пассажиров. Вряд ли такая популярность объяснялась лишь необычным стилем поведения нового Папы. Решая давно назревшую проблему необходимости религиозного руководства, Иоанн Павел сумел зарядить папство новой энергией, хотя некоторые полагали, что оно уже неспособно быть центром духовной силы.

За первый год своего первосвященства Иоанн Павел II внес значительные изменения в традиционный способ общения между папством, с одной стороны, и миром политики и властью с другой. Дотошные обозреватели, среди которых были не только сторонники, но и противники понтифика, сразу поняли, что его триумфальное турне по Польше знаменует появление на мировой арене новой непредсказуемой и чрезвычайно мощной силы. И все же вряд ли кто возьмется оспаривать утверждение, что самым значительным событием первого года первосвященства Иоанна Павла II, в огромной степени определившим облик Церкви и всего мира в XXI в., была серия еженедельных обращений к верующим по вопросам катехизиса, начатая в Риме в среду, 5 сентября 1979 г., во время очередной общей аудиенции.

ЯЗЫК ТЕЛА И БОЖЕСТВЕННАЯ БЕСЕДА

Когда в 1870 г. Италия завершила свое объединение, ликвидировав Папскую (Церковную) область, тогдашний Папа Пий IX объявил себя «пленником Ватикана» и отказался выходить за Львиную стену, огораживавшую папские владения близ собора Святого Петра. Чтобы не прерывать контакта с людьми, мимо которых он еще недавно свободно проезжал в карете, Пий ввел в обычай «общие аудиенции». Во время них Папа встречался и беседовал с большими группами паломников, что отличало эти встречи от «частных аудиенций», которыми понтифик удостаивал отдельных посетителей, дипломатов, высокопоставленных священнослужителей и так далее. В этом отношении общие аудиенции явились первой попыткой установления общественных связей, предпринятой главой Ватикана в то время, когда общественное мнение только начинало приобретать вес.

Общие аудиенции также возрождали древнюю традицию, согласно которой епископ выступал в качестве учителя. В первые века существования Церкви епископы чаще всего были не администраторами (эти функции возлагались на дьяконов), а проповедниками, учителями, богословами и духовными вождями. Такие выдающиеся мыслители, как Амвросий Медиоланский, епископ Миланский, Августин, епископ североафриканского города Гиппон, и Иоанн Златоуст, епископ Константинопольский, разработали свои теологические системы, выступая в качестве проповедников и учителей перед большими собраниями христиан. Именно эту традицию возрождали нынешние общие аудиенции, хотя Пий IX и его последователи не считали их подходящим местом для вдохновенных богословских пассажей, ограничиваясь рассуждениями на знакомые публике темы.

Иоанн Павел II, однако, имел в виду нечто совсем иное. В сентябре 1979 г., начиная цикл еженедельных общих аудиенций, которые транслировались на весь мир по ватиканскому радио и публиковались в выходившем на шести языках еженедельном приложении к ватиканской газете «Оссерваторе Романо», он рассматривал их как форум, трибуна которого позволяла создавать чрезвычайно сложные теологические конструкции, отталкиваясь от одной основной темы. Сама идея «тематических аудиенций» была новшеством, заставившим кое-кого в Римской Курии удивленно поднять брови: это еще что такое? А уж тема показалась и вовсе скандальной. Начиная с 5 сентября 1979 г. Иоанн Павел II в течение четырех лет развивал на общих аудиенциях идею, впервые предложенную им в «Любви и ответственности», а именно: идею о том, что человеческая плотская любовь является символом внутренней жизни Бога и Святой Троицы.

ОДИН АКТ ИЛИ ДВА?

Драму первосвященства Иоанна Павла II принято делить на два акта. В первом Папа боролся против коммунизма, и его правоту подтвердили революции 1989 г., произошедшие в Восточной Европе, а также распад Советского Союза в 1991 г. Во втором акте Папа отверг многие аспекты религиозной свободы, становлению которой он сам же способствовал, причем наивысшего накала конфронтация достигла во время Всемирной конференции по вопросам народонаселения и развития, состоявшейся в Каире в 1994 г. В подобных рассуждениях есть доля истины. Действительно, в первые 13 лет своего первосвященства Иоанн Павел II уделял делам Восточноевропейской Церкви гораздо больше внимания, чем в последующие годы. Однако это пресловутое деление на два акта в конечном итоге оказывается несостоятельным, поскольку в таком случае первосвященство воспринимается через призму его влияния на мировую политику, что для Иоанна Павла всегда было соображением второстепенным. Более того, подобное деление несправедливо оставляет за скобками многочисленные публичные инициативы, предпринятые Иоанном Павлом II в 1980-х гг., которые имели глобальный характер и впрямую не касались его родины. Но самое главное заключается в том, что теория «двухактного» первосвященства не принимает во внимание исключительную роль воображения, которым отмечены все поступки Кароля Войтылы на посту главы католической Церкви.

В письме Анри де Любаку от 1968 г. Войтыла отмечал, что, по его мнению, кризис современности означает «деградацию, более того... распыление основополагающей уникальности каждого отдельного человека». Коммунизм наряду с нацизмом и фашизмом является наиболее очевидным, опасным и мощным проявлением этого кризиса. Но дегуманизация человеческой личности может происходить другими путями, в том числе и в свободном обществе. Там, где личностью начинают манипулировать не важно, кто это делает: управляющий фирмой, мастер в цехе, ученый, политик или любимый человек, немедленно возникает «распыление основополагающей уникальности каждого отдельного человека». Еще одной угрозой будущему человечества Войтыла считал «утилитаризм», когда «полезность для меня» становится единственным критерием человеческих взаимоотношений. Эта угроза никак не связана с применением ядерного оружия, ужасами тайной полиции или архипелага ГУЛАГ, но она не менее опасна отчасти потому, что не так очевидна.

Борьба с тем, что способствует «распылению» уникального достоинства каждого отдельного человека, является лейтмотивом всего первосвященства Иоанна Павла II, связывающим его в единое целое. Оно было одноактной драмой, хотя по ходу действия противники главного героя, появляясь на авансцене, порой завладевали вниманием публики. А вот драматическая коллизия оставалась неизменной: борьба между многочисленными псевдогуманистическими теориями, на словах возводящими человека на пьедестал, а на деле его унижающими, и подлинным гуманизмом, мощным свидетельством которого служит библейское представление о человеке.

Развивая идею о том, что самоотверженная плотская любовь является символом внутренней жизни Бога, Иоанн Павел исходил из концепции достоинства и свободы человека, с помощью которой он бросал вызов восточноевропейскому коммунизму. На его взгляд, все это было взаимосвязано.

ОПЯТЬ ГАЛИЛЕЙ?

Уже в момент своего избрания Кароль Войтыла осознавал, что последняя попытка Церкви обратиться к теме сексуальной революции и ее связи с добродетельной жизнью, предпринятая в 1968 г. в энциклике Папы Павла VI «Humanae Vitae», оказалась крайне неудачной в пастырском и катехизическом смысле, хотя в ней верно трактовались отдельные вопросы, касающиеся морально приемлемых методов регулирования рождаемости. Предлагаемый в «Humanae Vitae» взгляд на эту проблему был отвергнут большинством католиков мира. Многие из тех, кто его отверг, полагая, что их опыт сексуальной жизни был игнорирован или принижен религиозными лидерами, приходили к выводу, что Церковь в принципе не способна последовательно трактовать любой аспект человеческой сексуальности.

Павел VI, глубоко верующий человек, вовсе не имел намерения принизить институт брака. Однако после появления «энциклики о контроле над рождаемостью» сложилась ситуация, при которой любое высказывание Церкви по вопросам секса воспринималось с подозрением, а кое-кем например, представителями западной элиты и с открытой враждебностью. Поскольку сексуальная революция до предела обострила конфронтацию, а само определение «свободы» стало своеобразным пугалом для развитого мира, возникшие противоречия во взглядах грозили обернуться небывалым кризисом Церкви. Появилось новое «дело Галилея», только на этот раз оно было связано не с отвлеченными космологическими рассуждениями, а с самой интимной стороной человеческой жизни.

Иоанн Павел II был убежден, что пришла пора перевести дискуссию в иную плоскость.

До сих пор Церковь не нашла в себе мужества ответить на вызов, брошенный ей сексуальной революцией. Иоанн Павел полагал, что он и его коллеги из Люблина и Кракова начали делать это, предложив свое понимание человеческой сексуальности, которое нашло отражение в «Любви и ответственности» и в работе епархиального отдела по вопросам семейной жизни, руководимого Каролем Войтылой. Теперь настало время углубить этот анализ на основе текстов Священного Писания и предложить его мировой аудитории. Так родились 130 обращений, произнесенных за четыре года во время общих аудиенций, которые позднее составили труд Иоанна Павла II «Теология тела».

Обращения были объединены в четыре цикла. Первый, названный «Изначальное единство мужчины и женщины» и состоявший из 23 лекций, начался 5 сентября 1979 г. и окончился 2 апреля 1980 г. Основанный на словах Христа, сказанных им в ответ на вопрос фарисеев, позволителен ли развод: «Не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их?» (Быт. 1.27), этот цикл исследовал самые глубинные личные аспекты человеческого существования на примере истории Адама и Евы, изложенной в первых трех главах «Книги Бытия». Второй цикл, «Блаженны чистые сердцем», начатый 16 апреля 1980 г. и законченный 6 мая 1981 г., включал в себя 41 обращение. Как явствует из названия, он основывался на Нагорной проповеди. Пытаясь понять, что значит «чистота сердца», Иоанн Павел подробно анализировал слова Христа, что «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5.28), ключевое, хотя зачастую неверно толкуемое выражение, отвергающее сексуальный утилитаризм, согласно которому один человек превращается в объект манипуляций другого.

Третий цикл Иоанн Павел начал 11 ноября 1981 г. В него вошли 50 обращений, объединенных под названием «Теология брака и безбрачия». Библейской основой этого цикла, завершившегося 4 июля 1984 г., стал диспут между Христом и саддукеями о воскресении. Как, спрашивал Иоанн Павел, идея «воскресения тела» на небесах, когда «не будут ни жениться, ни замуж выходить» (Мк. 12.25), помогает нам понять наше сексуальное воплощение в качестве мужчин и женщин здесь и сейчас? Последний, четвертый цикл обращений под названием «Размышления по поводу «Humanae Vitae» начался 11 июля 1984 г. и завершился в том же году 28 ноября.

Сто тридцать текстов, вошедших в «Теологию тела», нелегко воспринимать на слух или зрительно. Это чрезвычайно насыщенные 15-минутные богословские и философские лекции, в которые Иоанн Павел II стремился вместить как можно больше материала. Однако, невзирая на эти трудности, обращения достойны внимательного и подробного изучения, поскольку в них понтифик, часто представляемый как «несгибаемый консерватор», предложил одно из самых смелых за последние несколько веков прочтений католической теологии.

«ИЗНАЧАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ»

Мысли, которые впоследствии легли в основу «Теологии тела», посещали Кароля Войтылу еще в Кракове. По его собственным воспоминаниям, в августе 1978 г. он привез на конклав, где был избран Папа Иоанн Павел I, наброски с результатами своих рассуждений и продолжал работать над ними в Риме. Исправно исполняя пастырские обязанности, Войтыла-философ не переставал ломать голову над завораживающей интеллектуальной загадкой: почему Бог, создавая человечество, разделил его на мужчин и женщин? Это само по себе было «интересной проблемой», как выразился однажды бывший архиепископ Краковский. Как понятие человечества, выражающего себя через мужественность и женственность, может помочь нам понять человека вообще, а также мужчин и женщин в частности? Затем появилась «Humanae Vitae», вызвавшая смятение в рядах священнослужителей. Необходимо было что-то делать, чтобы более убедительно объяснить точку зрения Церкви на этику сексуальной жизни. В конце концов Войтыла решил написать об этом книгу. Так заметки, над которыми он работал на конклаве 1978 г., неожиданно стали основой его общих аудиенций.

Цикл «Изначальное единство мужчины и женщины» начался со спора между Иисусом и фарисеями по поводу развода. Почему, спрашивал Иоанн Павел, Христос, отвергая Моисеев закон о разводе, придает столь большое значение тому, что Господь сотворил людей мужчинами и женщинами «в начале» словосочетание, повторенное им дважды (Мф. 19.3-12)? Это заставило понтифика обратиться к истории творения, изложенной в «Книге Бытия», где, как он считал, содержатся чрезвычайно глубокие рассуждения и непреходящие истины о человеке, переданные через мифические предания о происхождении человечества. Первое из этих рассуждений, утверждал Иоанн Павел, связывает загадку сотворения человека как «подобия Божия» с людской способностью производить потомство («Плодитесь и размножайтесь...»). Второе, акцентируя внимание на способности человека осознавать самого себя и делать моральный выбор, служит «субъективным» двойником «объективной» истины, содержащейся в первом рассуждении, а именно: мы являемся подобием Божиим также в наших мыслях и выборе. Под разным углом зрения эти два рассуждения свидетельствуют о человеческом достоинстве, где тесно переплетены сексуальность, воспроизведение и моральный выбор.

Иоанну Павлу всегда нравилось философствовать, ставя себя на место Адама в Эдемском саду: пытаться взглянуть на только зарождающийся мир, воссоздавать чувство удивления и восхищения, которое, по убеждению Аристотеля, служит началом философии. В «Изначальном единстве» понтифик рассуждает об испытываемом Адамом чувстве одиночества, позволяющем понять нечто очень важное о человеке вообще. «Изначальное одиночество» Адама имеет двойной смысл. Во-первых, он одинок потому, что не является ни животным, ни Богом, и это чувство он разделяет с Евой и любым другим человеком на протяжении истории. Поразмыслив над этой стороной одиночества, мы сумеем осознать себя личностями. В отличие от объектов природы мы являемся ее субъектами, ибо можем мыслить, выбирать, действовать. Уразумев этот факт, мы переходим к понятию свободной воли, то есть способности решать, как мы должны действовать. На глубинном уровне это означает выбор между добром и злом, жизнью и смертью. Совершая подобный выбор, мы начинаем осознавать свою телесность, поскольку без тела невозможны человеческий выбор и действие. Тело не механизм, в который мы вселяемся волей случая. С его помощью мы выражаем свою сущность и воплощаем в жизнь наши решения.

Во-вторых, Адам ощущает себя одиноким потому, что в мире нет другого человеческого существа, подобного ему. Вот почему, считал Иоанн Павел, «полное и окончательное сотворение человека» происходит, только когда Господь создает Еву, а Адам узнает в ней человеческое существо, родственное ему, хотя и отличное. Его радость при этом открытии показывает, как «изначальное одиночество» уступает место чудесному осознанию подлинной связи с другим человеком, отчего собственная личность человека не только не страдает, но, напротив, ее ценность приумножается.

Вот что, по мнению Иоанна Павла, означает «творение», а это, в свою очередь, позволяет нам понять нечто важное о Богетворце. Мужчины и женщины являются подобием Божиим не только благодаря интеллекту и свободной воле, но прежде всего потому, что «с самого начала мужчина и женщина образуют некое единство... Человек становится подобием Божиим... в момент единения». Стремление отдать себя и получить другого, которое символизируют слова, сказанные Адамом о Еве: «плоть от плоти моей», является основой человечества. «С самого начала» оно несет в себе благословенную способность плодородия, еще одно доказательство того, что человек является подобием Божиим, поскольку воспроизведение рода повторяет загадку сотворения мира.

Итак, «с самого начала» сотворение нас в качестве людей, имеющих тело, и в качестве мужчин и женщин есть священная реальность, символ жизни Бога. Тело делает видимым невидимое, духовное и божественное. В «Книге Бытия» мы встречаемся с необычной стороной обыденного, на этот раз через нашу телесность и сексуальность.

Но если сексуальность придана нам «изначально», почему Адам и Ева устыдились своей наготы? Иоанн Павел предполагал, что «изначальная нагота» наряду с «изначальным одиночеством» и «изначальным единством» являются тремя частями загадки, кем же мы были «с самого начала». «Стыд» это, по сути своей, страх, который мы испытываем перед человеком, когда начинаем воспринимать его как объект. Адам и Ева не стыдились своей наготы, пока жили общностью самоотдачи, связанные, по существу, брачными отношениями, выраженными их телесным воплощением в качестве мужчины и женщины. Они не испытывали стыда, когда свободно отдавали себя. «Первородный грех», нарушая присущий нам закон дарения, заставляет превращать другого человека в объект, в вещь, которую можно использовать. Это действительно грех, и не только потому, что Бог однозначно провозглашает его таковым, но и потому, что подобные действия идут вразрез с истиной человеческого существования, запечатленной в нас как в мужчинах и женщинах.

Если внимательно вчитаться в историю сотворения мира, изложенную в «Книге Бытия», то становится ясно, что процветание человечества зависит от самоотдачи, а не от самоутверждения. Взаимная самоотдача в плотской любви, возможность которой определяется нашим телесным воплощением в качестве мужчин и женщин, есть символ этой великой моральной истины.

«БЛАЖЕННЫ ЧИСТЫЕ СЕРДЦЕМ»

Второй цикл своих общих аудиенций Иоанн Павел начал еще одним эпизодом из Евангелия. Во время Нагорной проповеди Иисус, излагая моральные основы блаженной жизни жизни, предполагающей «чистоту сердца», говорит: «Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5.27-28). В течение веков эти слова воспринимались как труднодостижимый или вовсе недостижимый идеал. Однако для Иоанна Павла они в такой же мере являются «ключом» к пониманию теологии тела, как и напоминание Христа о том, что мы были сотворены мужчинами и женщинами «в начале».

Грех, развивал свою мысль понтифик, входя в мир, искажает истинную самоотдачу, продиктованную любовью. Когда самоотдача воспринимается как ограничение, а не как высшее проявление любви, любовь превращается в вожделение, и образ сотворенного добра (и самого Творца), «изначально» воплощенный в плотской любви, разрушается. Люди теряют свою «изначальную уверенность» в том, что мир добр и что мы можем жить в нем в единении с другими. Различие между мужчиной и женщиной, некогда служившее источником этого единения, становится причиной конфронтации. «Мир» превращается в место страха и тяжкого труда, разрывая прежнюю взаимосвязь между творением и Творцом. Человеческое сердце становится ареной борьбы между любовью и вожделением, между самообладанием и самоутверждением, между свободой отдавать и свободой брать борьбы, от которой чаще всего страдает женщина, уточнял Иоанн Павел. Возвращаясь к «Книге Бытия», можно сказать, что все вышеизложенное происходит в результате уступки сатанинскому соблазну переосмыслить суть человечества, заложенную в нас как в мужчинах и женщинах. При таком понимании библейского текста «змий» в «Книге Бытия» предстает главным и наиболее опасным проводником идей ложного гуманизма.

Слова Христа о том, что можно «прелюбодействовать в сердце», теперь становятся яснее. Вожделение, по мнению Папы, является полной противоположностью подлинному влечению. Испытывая подлинное влечение, человек стремится делать добро другому, отдавая ему всего себя; когда он охвачен вожделением, он ищет лишь преходящего удовольствия, используя другого, порой весьма цинично. Женщина, на которую мужчина взирает с вожделением, перестает быть личностью и превращается в объект, а секс в этом случае сводится к низменной цели удовлетворить «желание». «Прелюбодействовать в сердце» можно, и состоя в браке. Когда объектом вожделения мужчины становится другая женщина, а не его жена, нарушается единение двух людей, а несчастная жена превращается в объект.

Предположение ö возможности прелюбодеяния в браке вызвало бурю в мировых средствах массовой информации, которая нисколько не улеглась после того, как в ватиканской газете «Оссерваторе Романо» была напечатана язвительная статья, где утверждалось, что хулители Папы просто не обладают «достаточной культурой», чтобы понять, что имел в виду Иоанн Павел. В действительности рассуждение о возможности прелюбодеяния в браке перекликалось с широко известными взглядами феминисток и было явно навеяно теологией тела, над которой Папа работал не один год. Всякому, кто на основании этого рассуждения поспешил объявить Иоанна Павла II сторонником манихейства [2], которое считает половую жизнь отвратительной и греховной, пришлось бы признать, что понтифик выбрал весьма своеобразную форму для выражения своих комплексов. Тем же, кто всерьез воспринял постулат о том, что секс в браке является символом внутренней жизни Бога, поскольку выражает единение двух людей, вышеприведенное утверждение представлялось вполне логичным.

Сексуальная этика христианства, продолжал Иоанн Павел, избавляет сексуальность от опасности угодить в ловушку вожделения. Она не только не запрещает эрос, но, напротив, придает ему «полноту и зрелость», при которой «извечное влечение» полов воплощается во взаимной самоотдаче и взаимном уважении достоинства партнера. «Новая этика», нашедшая отражение в Нагорной проповеди и в учении Христа о блаженстве «чистых сердцем», это этика «искупления тела», новое историческое осознание самоотдачи как истины о человеке, существующей «с самого начала».

Эта этика не изгоняет желание скорее она пытается направить его в нужное русло, чтобы наши желания воплощались как должно через единение людей, являющихся подобием Бога. «Чистота сердца» это талант, добродетель, способность обратить желание в стремление к самовыражению «в святости и чести». Плотская любовь, соединенная с «чистотой сердца», приводит к святости, которой завершается единение двух людей. Понтифик предполагал, что христиане имеют особые причины для восприятия сексуальности именно таким образом, поскольку человеческое тело послужило сосудом, благодаря которому Бог стал человеком, а Христос искупил грехи мира.

Созданные мужчинами и женщинами, мы наделены благородством и достоинством, потому что самоотдача мужчины и женщины в плотской любви есть зримое воплощение внутренней моральной «структуры» человеческой личности. Псевдогуманистические теории представляют человека бесконечно податливым и уступчивым. Подлинный же гуманизм, как и подлинная свобода, признает, что, поскольку некие истины даны человеку изначально, его процветание зависит от их осознания. К ним, утверждал Иоанн Павел, относится и сексуальность.

«ТЕОЛОГИЯ БРАКА И БЕЗБРАЧИЯ»

В Евангелии от Марка говорится, что саддукеи, отрицая воскресение и намеренно пытаясь довести этот вопрос до абсурда, однажды пришли к Иисусу и рассказали о таком случае: было семь братьев. Первый взял жену и, умирая, не оставил детей, затем ее же взял второй, третий, и так все семеро. После них умерла и жена. «Итак в воскресении, спрашивали саддукеи, когда воскреснут, которого из них будет она женою? ибо семеро имели ее женою. Иисус сказал им в ответ: ...когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах» (Мк. 12.23-25). Если воскресение дает мужчинам и женщинам полноту жизни, обещанную Богом «в начале», не означает ли ответ Иисуса принижение ценности брака и сексуальности? В третьей части «Теологии тела» Иоанн Павел утверждал, что верно как раз обратное.

Жизнь в Царстве Божием это жизнь, исполненная совершенной самоотдачи и совершенного приятия. Это жизнь «изнутри» внутренней жизни Бога, если можно так выразиться, тройственная сущность людей, вечно отдающих и вечно принимающих. «Отдавать» в Царстве Божием значит постоянно приносить себя в дар Богу и получать взамен Его дар, выраженный в воскресших телах мужчин и женщин. «Воскресение» не означает потери наших тел, что было бы негуманным. В некотором смысле его можно назвать их обожествлением, поскольку мы начинаем походить на воскресшего Христа, Который остается Богом и человеком. Это «обожествление» людей завершает брачное предназначение человеческого тела, являясь символом закона дарения, возникшего в момент творения как отражение внутреннего динамизма собственной жизни Бога.

Безбрачие ради «будущего Царства» исторически предвосхищает жизнь в Царстве Божием, в котором «совершенный дар» возможен и без брака. Брак, изначально неся в себе элемент исключительности, не существует на небесах, где все воскресшие будут жить, по выражению Папы, в «совершенной межсубъективности» современное философское понятие, возникшее на основе того, что в христианстве традиционно именовалось «общностью святых». На протяжении всей истории брак является своеобразной школой, где мы готовимся к жизни в Царстве Божием, учась полностью отдавать себя другому. Тот, кто не вступает в брак, тоже должен учиться этому, готовясь к будущей жизни. Однако безбрачие должно быть плодотворным, подводя к духовному отцовству и материнству, что в браке происходит через воспроизведение рода и воспитание детей. Брак и безбрачие являются двумя взаимодополняющими с «матримониальной» точки зрения способами вести жизнь христианина. Безбрачие в ожидании будущего воскресения позволяет понять, что ожидает всех верующих в Царстве Божием, тогда как брак является символом супружеской любви Господа к своему Народу, народу Израиля, и к Церкви.

Брак, продолжал Иоанн Павел, в некотором смысле «древнейшее таинство», поскольку «с самого начала» именно в обыденной реальности необычный факт творения представал актом самоотверженной любви. Заключая брачный союз, мужчина и женщина несут на себе Божью благодать, а «язык тела» в супружеской любви это способ, с помощью которого супруги ведут «матримониальный диалог», приличествующий браку как призванию. Для христианина супружеская любовь является также символом искупления, поскольку уже в Новом Завете любовь между мужем и женой уподобляется любви Христа к его невесте Церкви. Брак обогащается новым смыслом, если воспринимать его как реальность человеческой жизни, наилучшим образом отображающую взаимосвязь между искупителем-Христом и людьми, чьи грехи Он искупил. Сотворение и искупление равно представлены в браке, что помогает прояснить вопрос о разводе, дебатируемый на всем протяжении истории христианства. Если священный брак, символ животворной и искупляющей любви Господа, нерушим, то равно нерушима любовь Господа к миру и любовь Христа к Церкви [3].

«Теология брака и безбрачия» заканчивалась вдохновенным панегириком супружеской любви. Плотская любовь, делал вывод Иоанн Павел, это акт поклонения. «Брачная жизнь приобретает... литургический оттенок», когда «язык тела» становится средством достижения через священный опыт того, что Бог «с самого начала» желал для мира и человечества. Свободно даря себя и свободно получая ответный дар, люди, связанные узами брака, получают возможность освятить весь мир.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ «HUMANAE VITAE»

В четвертом цикле общих обращений, составивших «Теологию тела», Иоанн Павел задавался вопросом: может ли плотская любовь способствовать счастью человека? Как придать ей чистоту? Ответ понтифика таков: ограничив сексуальность четырьмя основными добродетелями, то есть благоразумием, справедливостью, мужеством и сдержанностью, мы сумеем наслаждаться плотской любовью так, как подобает человеку.

Рассуждая об этих сложных предметах, авторы «Humanae Vitae» придавали супружеской чистоте несколько негативный оттенок, призывая к «терпению». «Теология тела» рассматривает эту проблему в совершенно иной плоскости. Задаваясь вопросом, как разные способы плотской любви соответствуют иконографии брака, Иоанн Павел отвечал, что, ведя половую жизнь, мы следуем нашей телесной воплощенности в качестве мужчин и женщин, а плотская любовь в браке становится, таким образом, наивысшим из возможных символов самоотдачи.

Вначале Папа напоминал, что все супружеские пары обязаны стремиться к «ответственному родительству», но это не означает, что они должны «избегать рождения». Семью следует строить, исходя из принципов благоразумия. Решить, сколько в семье будет детей, должны сами супруги «перед Господом» и перед своей совестью. Что касается «регулирования рождаемости» на взгляд понтифика, это более удачное словосочетание, нежели «контроль над рождаемостью», то и здесь решение остается за супругами. Не может быть «моральных оснований» для ограничения рождаемости, а если учесть катастрофическое ее снижение в некоторых странах, то, напротив, есть все основания, в том числе и моральные, стремиться к большой семье.

Если планирование семьи является важной моральной ответственностью каждого вступившего в брак, то возникает следующий вопрос: как регулировать рождаемость и выполнять родительские обязанности, сохраняя человеческое достоинство супругов и уважая иконографию брачной жизни в качестве взаимной самоотдачи? Иоанн Павел убежден, что негуманно переносить механические и химические методы, характеризующие власть человека над природой, на плотскую любовь. Периодическое воздержание от сексуальной активности, когда в качестве средства регулирования рождаемости используются естественные ритмы человеческого тела, представляется наиболее гуманным способом добиться чистоты супружеской любви и ответственного исполнения родительских обязанностей. Воздержание также соответствует сакраментальному характеру брака, поскольку телесно воплощает тот факт, что супружеские пары являются «исполнителями Божьего замысла» относительно воспроизведения рода. Добиваясь чистоты в супружестве, муж и жена облагораживают факт рождения потомства, становясь, с христианской точки зрения, сосудом благодати.

Иоанн Павел полагал, что только «естественное» наилучшим образом соотносится с человеческим достоинством, с природой человека как разумного существа, стремящегося к зрелости через самообладание. При перенесении дискуссии о сексуальной морали в более широкие рамки подлинного гуманизма извечный моральный вопрос: «Что мне запрещено?» приобретает иное звучание: «Как мне вести половую жизнь, чтобы не утратить своего человеческого достоинства?» Даже в таком контексте некоторые вещи остаются за гранью допустимого, но это происходит потому, что в противном случае принижается наша человеческая сущность и подрывается единение людей, которое призвана укрепить плотская любовь.

Достичь зрелости путем самообладания непросто. Блюсти чистоту в супружестве означает смотреть на брак как на служение, к чему должна стремиться каждая пара, наслаждаясь любовью, «пролитой в [их] сердца даром Святого Духа». Взросление супружеской пары как союза двух людей предполагает сексуальное выражение и сексуальное воздержание, восторг и аскетизм. Убрать этот накал из супружеской жизни значит лишить ее внутреннего драматизма и человечности. Истина и любовь неотделимы от загадочного, восторженного, аскетичного «языка тела».

ТЕОЛОГИЧЕСКАЯ БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ?

Пройдет немало лет, прежде чем католические богословы полностью осознают значение 130 всеобщих обращений Иоанна Павла II. Если отнестись к «Теологии тела» с той серьезностью, какой она заслуживает, то придется признать, что этот фундаментальный труд сыграл решающую роль в изгнании демона манихейства с его пренебрежением к человеческой сексуальности из католических богословских учений о морали. Мало кто из теологов воспринимал наше телесное воплощение в качестве мужчин и женщин так серьезно, как Иоанн Павел II. Мало кто решался трактовать основополагающие аспекты католических таинств невидимое, выражаемое в видимом, необычное, находящееся по другую сторону от обыденного, так смело, как это делал Иоанн Павел, говоря, что самоотверженная плотская любовь является символом внутренней жизни Бога. Мало кто осмеливался возвестить на весь мир: «Человеческая сексуальность гораздо величественнее, чем вы себе представляете». Мало кому удавалось столь убедительно продемонстрировать, как возрождение драматической структуры праведной жизни придает новый импульс этике добродетели и выводит нас далеко за узкие рамки зашоренной морали, склонной делить всех на «прогрессистов» и «консерваторов».

«Теология тела» заставляет нас осознать сущность человека через его сексуальную жизнь, а затем перейти к размышлениям о Божественном. Содержащееся в труде Иоанна Павла напоминание о том, что «с самого начала» мы были телесно воплощены в мужчин и женщин, позволяет проникнуть в суть действий и целей Творца. Анджело Скола, ректор Папского латеранского университета в Риме, считает, что практически любое понятие: Господь, Христос, Троица, Благодать, Церковь, Таинства может предстать в новом свете, если богословы в полной мере осознают глубину внимания к человеку, предложенную Иоанном Павлом II в его теологии тела.

Мало кто из современных теологов откликнулся на этот призыв. Еще меньше священников касаются данных тем в своих проповедях. И уж совсем ничтожное число буквально микроскопический процент живущих в мире католиков вообще догадывается о существовании теологии тела. Почему так? Немалую роль здесь играет насыщенность материала. Необходим «перевод» мыслей Иоанна Павла на более доступный массам язык. «Каноническое» представление средствами массовой информации церковных разногласий, касающихся контроля над рождаемостью, абортов, развода, женщин-священников, также мешает правильному восприятию рассуждений Иоанна Павла. «Теология тела» явно не вписывается в наш век, стремящийся не без помощи масс-медиа повесить на любую идею ярлык «либеральной» или «консервативной». Возможно, теология тела будет оценена по достоинству, лишь когда ее создатель сойдет с исторической сцены. 130 катехизических обращений в совокупности представляют собой своего рода теологическую бомбу замедленного действия, которая сработает в третьем тысячелетии существования Церкви, что будет иметь грандиозные последствия.

Это может случиться уже в XXI в., и тогда, вероятно, «Теология тела» предстанет как эпохальное событие не только в католическом богословии, но и в истории современной мысли вообще.

В течение 350 лет западная философия настаивала на первичности человека думающего субъекта. Кароль Войтыла воспринял этот «поворот к субъекту» со всей серьезностью, как философ; Иоанн Павел И не менее серьезно отнесся к этому повороту как богослов, утверждая, что телесное воплощение человека является исключительно важным для его самосознания и отношений с миром. Блестяще продемонстрировав, как достоинство человека может быть «выведено» из его телесного воплощения, Иоанн Павел обогатил современное понимание свободы и плотской любви, соотнеся их между собой.

ЗАЩИТНИК ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

2 октября 1979 г., четыре недели спустя после начала катехизических обращений, посвященных теологии тела, Иоанн Павел II произнес самую пламенную речь за все время своего первосвященства. Произошло это на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций в штаб-квартире ООН, расположенной в Нью-Йорке. Точка зрения понтифика относительно прав человека разительно отличалась от того, как многие государства члены ООН смотрели на международную политику и проблемы достижения мира.

В СТРАНЕ СВЯТОГО ПАТРИКА

По пути в Нью-Йорк Иоанн Павел на два с половиной дня остановился в Ирландии. В этой некогда строго католической стране, в последнее время явно отходившей от исторических корней христианства, уже на протяжении многих лет велась яростная гражданская война якобы во имя идеалов католицизма или протестантизма. Формальным поводом для визита стало желание понтифика посетить графство Мейо, где в 1879 г. верующим явилась Дева Мария. Иоанн Павел хотел напомнить ирландцам, что их история и культура, подобно истории и культуре поляков, немыслимы вне церковного контекста, а также высказать свои соображения по поводу насилия, чинимого во имя христианства.

Папа прибыл в Дублин 29 сентября. День выдался необычно солнечным. Во время официальной церемонии приветствия в аэропорту Иоанн Павел выразил свою радость от пребывания на Изумрудном острове молитвой под названием «Нагрудник святого Патрика». Обращаясь к ирландцам, он сказал:

Я счастлив, что нахожусь среди вас, следуя по стопам святого Патрика и по пути Евангелия, которое он оставил вам как великое наследие. Я убежден, что Христос находится именно здесь: «Христос предо мною, Христос позади меня... Христос в сердце каждого, кто думает обо мне, Христос на устах каждого, кто говорит со мной».

Первая в истории Ирландии месса, проведенная главой католической Церкви, состоялась в тот же день в Феникс-парке, в месте, называемом «Пятнадцать акров». Общественный транспорт не работал, однако более 1,2 миллиона человек сумели добраться до парка, где перед шеренгой из 60 флагштоков, на которых развевались красно-белые папские знамена, был установлен гигантский 120-футовый крест. В своей проповеди Иоанн Павел призвал ирландцев, давших миру сотни тысяч миссионеров, вновь обратиться к вере.

Проехав по улицам Дублина, Папа на вертолете отправился в Дроэду, расположенную примерно в 30 милях от границы, отделяющей Ирландскую Республику от Северной Ирландии, входящей в Соединенное Королевство. Первоначально предполагалось, что понтифик по приглашению англиканского архиепископа Джорджа Симса посетит древнюю епархию Примаса в Арме (Северная Ирландия). Однако, опасаясь беспорядков, устроители визита изменили планы, и остановка была сделана в Дроэде, не менее достославном историческом месте. Именно здесь в 1649 г. Оливер Кромвель учинил самое кровавое побоище за всю ирландскую историю. В Дроэде также находятся мощи святого Оливера Планкетта, архиепископа Армского, повешенного и четвертованного в 1681 г. на лондонском Тайбернском холме. Около 300 тысяч человек, в основном жители Северной Ирландии, собрались, чтобы увидеть и послушать Папу, который обратился к присутствующим со страстным призывом положить конец религиозной ненависти и насилию.

Святой Оливер Планкетт, сказал понтифик, не является символом мести, поскольку он словом и делом проповедовал «любовь Христа ко всем людям... Будучи защитником угнетенных и поборником справедливости, он тем не менее никогда бы не одобрил насилие... Умирая, он простил всех своих врагов». Иоанн Павел публично поблагодарил англиканского Примаса за приглашение, к которому «присоединились... лидеры и рядовые члены других церквей, в том числе североирландских».

Эти приглашения доказывают, что вопреки расхожему мнению, усиленно насаждаемому средствами массовой информации, «беспорядки» на севере страны не являются «религиозной войной, битвой между католиками и протестантами». По мнению Иоанна Павла II, это скорее борьба между ненавистниками, а Церковь осуждает ненависть. Несправедливость должна быть устранена, но христианство решительно выступает против того, чтобы искать «выход йз проблемных ситуаций через ненависть, убийство беззащитных людей, терроризм... Заповедь «Не убий» должна свято соблюдаться всеми, если мы не хотим повторить трагическую судьбу Каина».

К «каинам», которые, возможно, сейчас его слушают, Папа обратился с самой страстной мольбой: «На коленях умоляю вас свернуть с тропы насилия и вернуться на путь мира... насилие уничтожает справедливость... Если насилие в Ирландии продолжится, это будет означать крушение страны, которую вы любите, и ценностей, которые для вас святы...» Развитие событий показало, что многие, к кому обращался в тот день понтифик, остались глухи к его призывам. Но в обнадеживающих знаках мира, появившихся десятилетия спустя, чувствовалось несомненное влияние той памятной речи. Как и во многих других случаях, ценность произнесенных Иоанном Павлом слов невозможно измерить их непосредственным воздействием, однако рано или поздно они находят дорогу к сердцам тех, кому были адресованы, ибо в этих словах содержится истина.

Тридцатого сентября Иоанну Павлу предстояло встретиться с молодыми ирландцами, но по пути в Голуэй понтифик сделал краткую остановку в Клуайнмокку, величайшем центре учености в мрачные времена средневековья, откуда сотни тысяч миссионеров отправлялись в Европу. Стоя в одиночестве на величественных руинах монастырского города, Папа помолился у гробницы одного из местных святых, после чего вылетел в Баллибрит, где его ожидали 300 тысяч молодых людей. Он сказал им то же, что некогда говорил молодым жителям Кракова, когда был архиепископом этого города:

Всем сердцем, всею силой моего убеждения я верю в молодежь.

После проникновенных слов Иоанна Павла:

рических испытаний, любовь утратила свою силу... И все же в конце концов любовь всегда побеждает. Молодые люди Ирландии, я люблю вас, раздался шквал аплодисментов. Овации, приветственные крики и пение не смолкали в течение четверти часа. Присутствующие угомонились, лишь когда местный священник призвал всех успокоиться, чтобы можно было продолжить мессу.

В Ноке Папа навестил 3000 страждущих, освятил камни, которым предстояло лечь в основание 34 новых церквей по всей стране, и отслужил мессу для полумиллиона ирландцев. Он говорил о том, что именно здесь согласно местному преданию Дева Мария в сопровождении святого Иосифа и Иоанна Богослова явилась группе крестьян.

Появление Девы Марии в Ноке событие уникальное и вместе с тем сугубо ирландское... Мадонна предстала не перед ребенком или группой детей, а перед людьми самых разных возрастов... В стране, где все древние святыни лежали в руинах или находились в руках ирландской [англиканской] Церкви, она не просила нового храма. В стране, жители которой прошли через невероятные испытания и угнетение... она не просила покаяния. В стране ревностного служения Церкви она не требовала процессий или паломничества. Фактически она не просила ни о чем. В стране, где, как известно, любят поговорить, она и это поразительно! не сказала ничего. Но она пришла... Когда казалось, что все уезжают кто в Австралию, кто в Бостон, кто в Нью-Йорк, мать Иисуса пришла сюда. Будучи настоящей дамой, она появилась в стране, где глубоко чтят женщину, брак и священнослужителей, в сопровождении своего супруга, святого Иосифа, и Иоанна Богослова, одетого прелатом. Ни тот, ни другой также не промолвили ни слова. Кстати, явились они в дождь.

После встречи с ирландскими епископами, семинаристами, священниками и монахинями, состоявшейся в национальной семинарии в Мейнуте, Иоанн Павел отслужил свою последнюю публичную мессу на ирландской земле. Это произошло утром 1 октября на ипподроме «Грин-парк» в Лимерике, где собралось 250 тысяч человек. Затем из ближайшего аэропорта «Шеннон» понтифик на самолете «Aer Lingus-747» вылетел в Бостон, куда прибыл в тот же день вечером. В аэропорту его встречали супруга Президента Розалин Картер и помощник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, который, возможно, в этот момент вспоминал, как летом 1976 г., повинуясь внезапному порыву, посетил лекцию в Гарвардском университете, которую читал заезжий польский кардинал. Погода была не слишком благоприятной, однако проливной дождь и порывистый ветер не помешали 2 миллионам бостонцев собраться на папскую мессу. Если учесть, что при этом также присутствовало несколько сот тысяч некатоликов, мессу можно назвать величайшей экуменической службой за всю историю христианства. Пока понтифик шел к алтарю, в небо взмыли тысячи красно-белых воздушных шаров так бостонские ирландцы выражали свое уважение польскому гостю.

Перед мессой Иоанн Павел встретился в бостонском соборе Креста Господня с несколькими тысячами священников и монахинь. Покидая собор, понтифик заметил прикованную к инвалидному креслу 26-летнюю Джейн де Мартино, пострадавшую в результате автомобильной аварии. Понтифик подошел к девушке, взял ее за руку, наклонившись, что-то прошептал ей на ухо, поцеловал и подарил маленькую шкатулку с бело-золотыми четками. Стоявший неподалеку бостонский полицейский даже прослезился.

Надо бы почаще ходить в церковь, сказал он и тут же зашел в собор.

ПРАВДУ ВЛАСТЯМ В ЛИЦО

На следующее утро Иоанн Павел вылетел в Нью-Йорк. После шутливого обмена репликами с мэром Эдвардом Кохом (мэр: «Ваше преосвященство, я здешний мэр». Папа: «Постараюсь вести себя как добропорядочный гражданин») кортеж понтифика проследовал из аэропорта в штаб-квартиру ООН на Ист-ривер, где гостя приветствовал Генеральный секретарь Курт Вальдхайм. Иоанн Павел II вошел в здание Секретариата, как будто проделывал это каждый день излучая энергию, силу и спокойную уверенность человека, который ощущает себя комфортно в любой ситуации. Улыбающийся, вежливый, он олицетворял силу не столько физическую, сколько мощь пытливого ума. Это был добродушный человек, нечувствительный к лести и дипломатическим тонкостям. Когда настала его очередь выступать, Папа так же уютно почувствовал себя и на трибуне. Он обращался к делегатам, гостям и прессе, словно перед ним сидели его люблинские студенты: не смущаясь, менял позу, опирался на руку, подчеркивая важность того, что в этот момент произносил, коротким жестом призывал к вниманию, как будто говоря: «Послушайте, что я вам сейчас скажу...»

Иоанн Павел поднялся на трибуну Организации Объединенных Наций в тревожное время: во всем мире нарастало беспокойство по поводу непрерывного наращивания ядерных вооружений, в котором Восток соревновался с Западом. Переговоры по ОСВ-2 зашли в тупик. Демонстрации против гонки ядерных вооружений набирали силу как в Соединенных Штатах, так и в Европе, а движение за «ядерное замораживание» начинало все сильнее влиять на американское общественное мнение. И дипломаты на переговорах, и уличные демонстранты, казалось, в равной степени были убеждены в том, что ядерное оружие следует вынести за скобки политического противостояния НАТО и Варшавского Договора и что, проявив должную волю, можно решить спорные вопросы в области вооружений и достичь мира, даже если идеологические разногласия останутся неразрешенными. Война ведется с помощью оружия, мир означает отсутствие войны, предотвратить войну можно путем контроля над вооружением. Как бы ни разнились методы работы дипломатов и демонстрантов, и те и другие молчаливо сходились на вышеприведенном «реалистическом» прочтении гонки вооружений.

Иоанн Павел II имел совершенно иное мнение по поводу того, какой должна быть мировая политика в конце XX в., и свою точку зрения намеревался высказать со всей прямотой.

Его часовое выступление на Генеральной Ассамблее началось с обычной для представителя Ватикана констатации важности ООН и роли Святого Престола в международных делах. Затем Папа напомнил слушателям, что Христос, представ перед римским наместником Иудеи Понтием Пилатом, сказал, что «пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине» (Ин. 18.37). То же самое намерен делать он сам как викарий Христа на земле. Он обращается к присутствующим не как очередной дипломат, изъясняющийся на языке власти в соответствии с некими корпоративными правилами, а как свидетель истины о «человеке во всей его целостности и полноте, во всем богатом многообразии его духовного и материального существования».

Политика, напомнил понтифик, имеет дело с людьми. Их благополучие и ничто другое является движущей силой политики, «как национальной, так и международной», поскольку любая легитимная политика всегда «исходит от человека, осуществляется человеком, существует для человека». Любая политика, не принимающая во внимание этот важнейший гуманистический критерий, теряет право называться таковой, ибо «вступает в противоречие с человечностью».

Прогресс следует оценивать не только с позиций науки и техники, но «также и это главное с точки зрения того, стоят ли духовные ценности на первом месте и есть ли прогресс в добродетельной жизни». В царстве совести мир человека проявляет себя наиболее человечно. Там, где отрицаются требования совести и моральной истины, наука и техника используются для того, чтобы превратить мир в бойню. Вот почему «основополагающим документом» ООН, документом, составляющим нравственный смысл ее существования, является не Устав, а Всеобщая декларация прав человека 1948 г., «краеугольный камень на долгом и тернистом пути человечества». Способствовать миру можно, только «если мы определим, обозначим и будем всемерно уважать неотъемлемые права личности и всех народов».

Уважение к правам человека предполагает уважение достоинства и ценности каждой личности. Следовательно, как только одерживает верх политика, характерной чертой которой является «безудержная жажда власти», мир находится под угрозой. Такое может происходить как внутри одной нации, так и между ними. Если национальные «интересы» становятся единственным критерием международной политики, а само понятие «интересов» лишается морального содержания, дипломатия перестает быть честной. Достичь мира можно, принимая во внимание не только интересы, но и обязанности.

Перейдя к вопросу гонки вооружений, Иоанн Павел решительно отверг тезис о том, что опасность ядерной войны можно рассматривать отдельно от конфликта между коммунизмом и его противниками. Угроза войны в современном мире исходит не от оружия как такового, а от всех форм несправедливости, порой сознательно насаждаемой государствами, которые пренебрегают правами человека, подрывают устои общества и, следовательно, ставят под угрозу весь международный порядок.

В настоящее время мировое сообщество пытается определить «хотя бы некоторые из неотъемлемых прав человека», и Иоанн Павел хотел бы внести свою лепту в эту дискуссию, обозначив те права, которые, по его мнению, абсолютно необходимо зафиксировать на международном уровне. В первую очередь это «право на свободу мысли, совести и религии, право на отправление религиозного культа индивидуально или в составе общины, публично или частным образом». Это очень важно, поскольку «ценности [человеческого] духа» являются главной движущей силой «развития цивилизации» и стремления к миру, когда «человек получит беспрепятственный доступ к истине, а также полную возможность морально развиваться и наслаждаться благами культуры, которую он унаследовал и обогатил своим собственным творчеством».

Несправедливости, чинимые в экономике и духовной сфере, представляют собой величайшую угрозу миру, а потому так важен «гуманистический критерий» при оценке социально-экономических и политических систем. Ликвидация эксплуатации и свободное участие каждого в экономической и политической жизни вот те стандарты, по которым можно судить о той или иной системе. Экономические, политические и социальные устройства, систематически нарушающие этот «гуманистический принцип», по своей природе представляют угрозу миру, равно как и несправедливости, творимые в духовной сфере, которые «наносят смертельный удар по внутренним отношениям человека с истиной, по его совести, глубоко личным убеждениям, по его взглядам на мир, религиозным воззрениям, словом, по всему тому, что мы называем гражданскими свободами». Цивилизация веками стремилась к такому политическому устройству, «где были бы в полной мере защищены объективные права духа, совести человека и его творческих способностей, в том числе отношений человека с Богом», и сегодняшние политические лидеры обязаны учитывать эту историческую динамику.

Чтобы не осталось непонимания относительно того, кто именно постоянно чинит «несправедливость в сфере духа», Иоанн Павел назвал угрозой миру существование систем, которые, подписывая международные соглашения по правам человека, одновременно создают такие формы «общественной жизни... при которых практическое осуществление этих свобод низводит человека... до положения гражданина второго или третьего сорта, ставит под удар... его профессиональную карьеру, лишает его доступа к ответственным постам и даже не оставляет возможности свободно воспитывать своих детей». С трибуны Генеральной Ассамблеи ООН к миру обращался верховный понтифик Римско-Католической Церкви, но его устами говорил и архиепископ Краковский Кароль Войтыла, свидетельствуя о тех страданиях, которые пришлось претерпеть Яцеку Возняковскому, Станиславу и Дануте Рыбицким, Генрику Гурецкому, Станиславу Родзинскому и многим другим полякам, поплатившимся карьерой за свои убеждения.

В конце своей речи Иоанн Павел вновь обратился к теме религиозной свободы как ключевому понятию борьбы за мир. На Втором Ватиканском Соборе было провозглашено, что лишение человека права на свободный поиск истины и следование ей является в высшей степени негуманным, поскольку стремление к истине изначально присуще человечеству. Верующие, агностики и даже атеисты должны согласиться с этим тезисом, составляющим основу общегуманистического мировоззрения. Вопрос о религиозной свободе ни в коем случае нельзя отнести к сугубо церковным.

Выступление Иоанна Павла II на Генеральной Ассамблее ООН было историческим по нескольким причинам. В нем содержался глубокий анализ кризиса современности, который не исчерпывался конфликтом между Востоком и Западом, между капитализмом и социализмом, между богатыми и бедными. Этот кризис поразил душу человечества, и бороться с ним следовало духовными и моральными методами.

Хотя в выступлении ни разу не прозвучали слова «коммунизм» или «марксизм-ленинизм», оно явилось вызовом всей советской системе и было воспринято как таковое. Вот что сказал бывший представитель США при ООН Дэниел Патрик Мойнихен, присутствовавший на заседании:

Я могу подтвердить, поскольку видел это своими глазами, что делегаты от Советского Союза и стран Восточной Европы прекрасно поняли, о чем говорил Иоанн Павел. Впервые в этих стенах они выглядели испуганными, а не скучающими.

Однако, следуя духу гуманизма, речь Папы также ставила под сомнение идею о том, что политика является лишь совокупностью технических приемов, идею, имевшую весьма влиятельных сторонников на Западе.

Обращение понтифика было историческим и в том смысле, что католическая Церковь впервые недвусмысленно заявила о своей приверженности делу свободы и защиты основных прав человека как главной цели деятельности Ватикана на международной арене. Эта приверженность просматривалась уже в энциклике Иоанна XXIII от 1963 г. «Pacem in Terris» и в «Декларации о религиозной свободе», принятой на Втором Ватиканском Соборе. Однако Иоанн Павел II заявил об этом во всеуслышание, а его поездка в Мексику в январе 1979 г. и паломничество в Польшу в июне того же года подтвердили, что эта приверженность будет носить политический оттенок. Церковь намерена защищать права человека на основе гуманизма, чьи преимущества будут по достоинству оценены всеми людьми доброй воли.

Обращение также бросало вызов привычным представлениямо мире. Стоя на трибуне ООН, Иоанн Павел убеждал собравшихся, что, для того чтобы избежать войны, недостаточно сократить вооружения, хотя это само по себе благо, или посвятить себя миротворчеству и благотворительной деятельности подобно матери Терезе, которая позднее в том же году была награждена Нобелевской премией мира. Нет, мир скорее является результатом моральной приверженности делу свободы человека, воплощенной в справедливых политических структурах на национальном и международном уровнях. Мир и права человека неразделимы. С точки зрения Иоанна Павла, Церковь тогда наилучшим образом способствует миру, когда смело встает на защиту прав человека, главным из которых является религиозная свобода.

Пока понтифик произносил свою речь, в аудитории стояла мертвая тишина. Никто не ходил по залу, что порой случается на заседаниях Генеральной Ассамблеи. Как бы представители власти ни истолковали обращение Иоанна Павла, они поняли, что он олицетворяет собой силу, с которой им отныне придется считаться.

ТРА-ЛЯ-ЛЯ!

Пятидневное турне по Соединенным Штатам, совершенное в октябре 1979 г. человеком, которого журнал «Тайм» окрестил «Иоанн Павел-суперзвезда», представляло собой калейдоскоп событий, широко освещавшихся в прессе и оставивших после себя неизгладимые воспоминания.

Выступив на Генеральной Ассамблее ООН, Иоанн Павел вечером того же дня отслужил мессу для 75 тысяч человек, собравшихся на стадионе «Янки». В проповеди он призвал американцев, гордящихся открытостью своего общества, задуматься над самим понятием открытости: «Христос призывает к открытости, которая означает нечто большее, чем просто благосклонное внимание, символические акции или мало что стоящие действия, в результате которых бедные остаются такими же обездоленными, как и были, а порой впадают в еще большую нищету». По пути на стадион Иоанн Павел сделал краткую остановку в приходе святого Карло Борромео в Гарлеме и обратился к небольшой группе жителей Южного Бронкса:

Умоляю вас: не предавайтесь отчаянию... И не забывайте о том, что Господь заботится о вас. Он всегда с вами и зовет вас к добру, к новым свершениям.

Утром 3 октября десятки тысяч подростков ожидали Иоанна Павла в «Мэдисон-сквер-гарден». То, что там произошло, не имеет аналогов в истории папства. «Папамобиль» (изготовленный по специальному заказу «форд-бронко») медленно двигался вдоль арены. В это время оркестр бруклинской начальной школы имени святого Франциска наигрывал мелодии из «Rocky» и «Battlestar Galactica», а Папа пожимал руки экзальтированным юнцам, напиравшим на железное ограждение. В какой-то момент Иоанн Павел начал жестами изображать игру на барабане, а потом, обернувшись к толпе, поднял вверх большие пальцы, как бы одобряя происходящее. Молодые люди подарили понтифику синие джинсы, футболку с надписью «"Большое яблоко" приветствует Иоанна Павла II» и гитару. Шум стоял невообразимый. Ни одна рокгруппа, выступавшая на знаменитом стадионе, не производила такого фурора. Исчерпав названия католических молодежных организаций и местных школ всем им были провозглашены здравицы, молодые люди принялись скандировать под музыку:

Иоанн Павел II, мы любим вас!

Понтифик рассмеялся, взял в руки микрофон и в той же манере пропел:

Тра-ля-ля, Иоанн Павел II тоже вас любит!

Когда ажиотаж немного улегся, наступило время для более серьезных вещей. Обращаясь к собравшимся, Папа заговорил о зрелости. Каждый из вас, сказал он, «приближается к такому моменту в своей жизни, когда вы должны взять на себя личную ответственность за собственную судьбу». Принимая это решение, «обратитесь к Христу. Пытаясь разгадать тайну своего предназначения, обратитесь к Христу, который наполнит вашу жизнь смыслом. Задумываясь над тем, что значит быть зрелым человеком, обратитесь к Христу, который является наиболее полным воплощением человечества». В конце, как обычно во время разговоров с молодежью, понтифик упомянул о вере:

Церковь нуждается в вас. Мир нуждается в вас, поскольку он нуждается в Христе, а вы принадлежите Христу...

На следующий день Иоанн Павел отслужил мессу в филадельфийском «Логан-серкл», где собралось более миллиона человек. В своей проповеди, навеянной образом Колокола свободы, хранящегося в Зале независимости, понтифик призвал американцев к углубленному пониманию свободы. Свобода облагораживается, когда свободный человек делает мудрый выбор. Свобода, связанная с истиной, и свобода, направленная на процветание человека, неотделимы в общественной жизни и личных взаимоотношениях, в том числе и в отношениях между полами. В этом и заключается ценность моральных норм, призывающих к чистоте в супружеской жизни, благодаря им истинная свобода способствует успеху брака.

Выступая перед председателями приходских советов всех епархий Соединенных Штатов, Иоанн Павел напомнил о том, что «быть священником это не просто работа... [а] призвание, зов, к которому надо прислушиваться вновь и вновь». После этого он вылетел в Айову. Город Де-Мойн первоначально не значился в планах понтифика, но незадолго до визита он получил написанное от руки письмо от фермера по имени Джо Хейс, в котором тот приглашал Папу посетить сельскохозяйственный центр страны. Иоанн Павел принял приглашение, и в Де-Мойне начались лихорадочные приготовления, длившиеся целых пять недель. Перед квадратным десятифутовым полотнищем, игравшим роль задника (над ним в течение двух недель трудились 15 женщин-добровольцев, расшивая его темно-оранжевыми, синими, зелеными и красными нитями), поместили алтарное возвышение. Обращаясь к величайшей в истории Айовы толпе, собравшейся под необъятным небом Среднего Запада, Иоанн Павел произнес самую трогательную проповедь за время своего американского паломничества, выбрав в качестве отправного пункта щедрость земли, а от нее перейдя к щедрости Христа, утоляющего голод человечества Святым Причастием.

Повсеместно крестьяне растят хлеб для всех, но лишь Христос является Хлебом Жизни... Даже если утолить физический голод всего мира, даже если каждый, кто голоден, будет накормлен благодаря собственному труду или щедрости ближних, глубочайший голод человека по-прежнему будет существовать... Вот почему я призываю вас: «Придите к Христу. Он Хлеб Жизни. Придите к Христу, и вы больше никогда не будете голодны...»

Прослушав проповедь, протестантский священник из Грейнджера одобрительно заметил, обращаясь к стоявшему рядом с ним Джо Хейсу:

Похоже, ваш Папа умеет папствовать.

Затем Иоанн Павел отправился в Чикаго. Где бы он ни появился, десятки тысяч этнических поляков тут же принимались скандировать:

Sto lat!

Если так пойдет и дальше, пошутил понтифик, люди начнут думать, что это польский государственный гимн.

Выступая в Городе на ветрах [4], перед епископами Соединенных Штатов, Иоанн Павел напомнил, что благочестие должно стать «нашим первейшим жизненным и служебным долгом». Выполняя этот долг, епископ обязан говорить правду, в том числе и своим противникам. Именно так, подчеркнул Папа, всегда поступали американские епископы, осуждая расизм в своих публичных речах и в документах, принятых на конференциях; отвергая развод; защищая право на жизнь еще не рожденных, увечных и больных; бросая вызов сексуальной революции и призывая американский народ не отступать от идеалов истинной свободы и равенства для всех. Иоанн Павел также посоветовал епископам возродить таинство исповеди и наполнить новым благоговейным смыслом литургию, которая является «прежде всего «почитанием Божественного Величества».

Отслужив в Грант-парке мессу для полумиллиона собравшихся и побывав на концерте Чикагского симфонического оркестра, который состоялся в соборе Святого Имени, Иоанн Павел 6 октября вылетел в Вашингтон, округ Колумбия, последний пункт своего американского маршрута. Здесь, на авиабазе Эндрюс, его встречал вице-президент США Уолтер Мондейл. Посетив собор Святого Матфея, Иоанн Павел направился в Белый дом. На Северной лужайке он встретился с президентом Джимми Картером, который приветствовал Папу по-польски: «Niech bedzie Bôg pochwalony» [«Благословен Бог»]. Президент и понтифик уже в течение некоторого времени вели частную переписку, и, хотя маловероятно, чтобы она могла повлиять на политику Ватикана или США, сам факт ее существования лишний раз доказывает, насколько первые же месяцы пребывания Иоанна Павла II на посту главы Римско-Католической Церкви изменили стиль папства. После часовой беседы Папа и президент вышли к 6 тысячам гостей, собравшимся на Южной лужайке Белого дома, и здесь произошло то, что журнал «Тайм» позже назвал «одним из самых трогательных моментов президентства» Картера. Обращаясь к польскому католику, баптист из Джорджии сказал:

Поскольку мы оба, каждый по-своему, работаем ради справедливости в настоящем и стремимся построить будущее на основе мира и любви, нам надо чаще встречаться. Добро пожаловать в нашу страну, наш новый друг.

После чего понтифик обнял президента, а гости разразились продолжительными аплодисментами.

В тот же день Иоанн Павел провел несколько часов в ватиканском посольстве в Вашингтоне, обсуждая международное положение с помощником Картера по национальной безопасности Збигневом Бжезинским. Эта встреча не была запланирована заранее. В ответ на приглашение Папы Бжезинский заметил, что, поскольку речь идет об уик-энде, ему бы не хотелось оставлять семью. Тогда Иоанн Павел предложил будущему собеседнику привести с собой жену и детей. Прощаясь, Бжезинский признался, что порой, разговаривая с президентом Картером, он не может отделаться от ощущения, что перед ним религиозный лидер, а во время беседы с Иоанном Павлом II ему постоянно казалось, что он разговаривает с государственным деятелем международного масштаба. Услышав такую характеристику, понтифик рассмеялся.

Воскресное утро 7 октября Иоанн Павел провел в Католическом университете Америки. Перед встречей с экуменическими лидерами и ректорами католических колледжей и университетов он отслужил утреннюю мессу в храме Непорочного Зачатия, где присутствовали несколько тысяч американских монахинь. Обращаясь к понтифику от имени монашеской организации, известной своим воинствующим феминизмом, ее президент, сестра Тереза Кейн, сказала, что женщины должны быть «представлены на всех церковных постах», явно намекая на возможность возведения представительниц слабого пола в духовный сан. Кое-кто из присутствующих посчитал речь сестры Терезы актом мужества, кое-кто проявлением дурного тона. Папа внимательно слушал, не произнося ни слова. Сестра Тереза, одетая в деловой костюм, подошла к нему, преклонила колени и поцеловала его кольцо. Посчитав такой поступок выражением слабости, несколько монахинь молча встали в знак протеста. В ответном слове Иоанн Павел заговорил о монашеской жизни, освященной религией и наполненной любовью к Христу.

Две главные силы управляют вашей жизнью: ваша любовь к Христу а через него ко всем, кто ему принадлежит, и Его любовь к вам.

Вот почему каждая из вас нуждается в живом общении с Господом, глубочайшем любовном союзе с Христом, вашим небесным Супругом...

Но любовь Христа к вам гораздо важнее вашей любви к Христу. Он призвал вас, сделал частицей Своего воинства, осенил вашу жизнь благодатью евангелического служения, так что теперь все вы принимаете участие в осуществлении величайшей миссии, возложенной Христом на Церковь, миссии спасения...

Ваше служение Церкви это продолжение служения Христу, которому вы посвятили свою жизнь... И потому ваша жизнь отныне вам не принадлежит. Вы должны быть готовы по первому зову отправиться туда, куда пошлет вас Церковь, публично свидетельствовать о Христе, которого вы любите...

То, что произошло в храме Непорочного Зачатия, в особенности речь сестры Терезы, по понятным причинам привлекло всеобщее внимание и широко освещалось в прессе, однако встреча Папы с лидерами других христианских конфессий, состоявшаяся в часовне колледжа Святой Троицы, расположенной через улицу от знаменитого храма, также не прошла незамеченной. Обращаясь к собравшимся, Иоанн Павел подчеркнул, что их должны волновать не только вопросы веры, но и проблемы общественной морали и добродетельной супружеской жизни.

Добродетельная жизнь и жизнь, исполненная веры, указал понтифик, так тесно переплетены, что их невозможно разделить.

Речь Папы вызвала оживленную дискуссию в экуменических кругах, и к ней еще не раз обращались впоследствии.

Визит Иоанна Павла в Вашингтон закончился вечером того же дня мессой на Эспланаде [5], где присутствовало 200 тысяч человек. Зеленое папское облачение шелестело на прохладном осеннем ветру, а сам он напоследок вдохновенно рассуждал о том, с чего Томас Джефферсон в свое время начал Декларацию независимости, о неотъемлемом праве на жизнь. «Ничто, убежденно говорил Иоанн Павел, не может сравниться с величием и достоинством человеческой личности», а потому Церковь «встает на защиту человеческой жизни всякий раз, когда ей угрожает опасность», будь то аборты, жестокое обращение с детьми, экономическая несправедливость, любая форма эксплуатации, пренебрежение к больным, старикам и так далее. Поступая таким образом, продолжал понтифик, католическая Церковь служит идеалам, провозглашенным одним из благороднейших деятелей американской истории. Разве не Джефферсон говорил о том, что «забота о жизни человека и его счастье, а не их разрушение является справедливой и единственно законной целью хорошего правительства»? Первый Папа, которому довелось проповедовать под сенью памятника Вашингтону, рядом с Капитолием и мемориалом Линкольна, заключил свою речь словами благодарности всем тем американцам представителям «других христианских церквей, всем мужчинам и женщинам, воспитанным в иудейско-христианской традиции, а также всем людям доброй воли», которых объединяет «приверженность благородному делу защиты жизни во всей ее полноте и отстаивания прав человека».

АВТОРИТАРИЗМ ИЛИ АВТОРИТЕТ?

Американское паломничество Иоанна Павла II широко освещалось в прессе. Тон публикациям задал броский заголовок в журнале «Тайм» «Иоанн Павел-суперзвезда», высветивший один из важнейших аспектов этой во всех отношениях замечательной недели, а именно: магнетическое воздействие понтифика на публику. Однако некоторые из его выступлений подняли вопрос, который беспокоил многих комментаторов со времени избрания Кароля Войтылы на пост главы Ватикана. Как может этот страстный поборник и убежденный защитник прав человека быть та ким «доктринером» в подходе к проблемам, которые, по мнению представителей масс-медиа, были самыми животрепещущими для современного римского католицизма: контроль над рождаемостью, аборты, развод, посвящение женщин в духовный сан? «Тайм» выразил чувства многих, когда утверждал в своей обзорной статье, что речь Папы перед епископами явилась еще одним доказательством «того, что христианство это скорее совокупность застарелых догматов, нежели вера, которую надлежит приспособить к требованиям современности».

Сам Иоанн Павел II считал такое противопоставление ложным. Если говорить кратко, в основе христианства стоит личность Иисуса Христа. Церковь, свидетельствуя о Христе, исходит из того, что представление главных истин веры должно учитывать особенности эпохи и культуры, в которых оно происходит. Речь понтифика в ООН служит прекрасным примером подобного сочетания доктрины и культуры. Незыблемая библейская истинао достоинстве человеческой личности, помещенная в контекст современной философии и политической теории, дала начало новой форме христианского гуманизма с его защитой прав человека.

Однако гибкость церковной доктрины не бесконечна. Церковь является хранительницей истин ее еще традиционно называют «сокровищницей веры», но она перестанет быть таковой, если начнет кромсать эти истины в угоду кому-то. Другими словами, есть определенные пределы, которые важны не только сами по себе, но и для развития вероучения, ибо. если таких пределов не будет, как узнать, является ли то или иное предлагаемое изменение подлинно христианским или нет? В то же время не может быть никаких пределов щедрости Церкви, когда она проповедует истины, хранительницей которых является. Как сказал понтифик, обращаясь к епископам в Чикаго, истина всегда должна проповедоваться с любовью.

Защищать истины веры не значит быть «доктринером». Это означает серьезное отношение к вопросам вероучения. Провозглашая эти истины в качестве епископа Рима, Иоанн Павел обнародовал не личные воззрения Кароля Войтылы на католицизм. Он изложил суть традиции, для которой был не хозяином, а слугой. В данном случае он выступал не как авторитарный диктатор, а как рупор авторитетной традиции.

Тонкость подобного различия было нелегко уловить в культурной атмосфере Соединенных Штатов, где доктринальные рас хождения как внутри различных религиозных общин, так и между ними зачастую считаются делом личного выбора, а не вопросом истины. Еще труднее было это сделать в окружении средств массовой информации, для которых вознесение политиков на пьедестал и их низвержение давно стали общим местом, а практически любое утверждение можно оспорить. Однако, не уяснив разницу между авторитаризмом и авторитетом, невозможно понять отношение Иоанна Павла II к своей должности и к той ответственности, которую она на него возлагает.

НЕЗАВЕРШЕННОЕ ДЕЛО

Миновала первая годовщина избрания Иоанна Павла, а уже через три недели он приступил к очередному эксперименту по управлению Церковью.

Хотя Коллегию кардиналов порой называют церковным сенатом, на протяжении многих веков она собиралась в полном составе только для избрания Папы. Большинство кардиналов присутствовали также при назначении в Коллегию новых членов. Но подобные назначения являются прерогативой Папы, а Коллегия лишь формально одобряет их. Иоанн Павел намеревался использовать этот орган значительно чаще. Подобная идея уже обсуждалась кардиналами на их встречах перед конклавами 1978 г. По мнению понтифика, Коллегия кардиналов разделяет с ним sollicitudo omnium ecclesiarum [заботу обо всех (местных) церквах], а также о Церкви вообще. Быть кардиналом это не личная привилегия, а корпоративная ответственность за Церковь в целом, которую кардиналы несут вместе с Папой и под его руководством. Итак, 5 ноября 1979 г. Иоанн Павел созвал кардиналов на первое «пленарное заседание», на котором присутствовали 120 человек. Впервые за 400 лет Коллегия собралась не по поводу избрания Папы.

Во вступительном слове Иоанн Павел сказал, что хотел бы посоветоваться с кардиналами по нескольким вопросам, и предложил им в дальнейшем самим выбирать темы для дискуссий, причем уточнил, что будут рассматриваться как устные, так и письменные предложения. Понтифик остановился на ряде проблем, периодически возникающих при воплощении в жизнь решений Второго Ватиканского Собора, что «остается главной задачей Святого Престола». Одна из этих проблем правильное понимание свободы Церкви, которая всегда считалась «свободой для», а не «свободой от». Необходимо также возродить «солидарность» внутри Церкви, которую слишком часто раздирают противоречия. Эта солидарность, предполагая более эффективный обмен ресурсами между «богатой и свободной» Церковью и Церковью «бедной и униженной», должна послужить стимулом для нового понимания евангелизма, к чему в свое время призвал и Второй Ватиканский Собор. Пришло время возродить энтузиазм и страсть проповедничества еще одна заповедь Собора.

Иоанн Павел просил у кардиналов совета по трем конкретным вопросам: реструктуризация Римской Курии, возрождение Папской академии наук и плачевное состояние финансов Ватикана. По третьему, наиболее щекотливому вопросу Папа высказался обиняками: необходимо, сказал он, «обратить внимание на экономические ресурсы». Дело в том, что начиная с 1970 г. бюджет Святого Престола имел постоянно увеличивающийся дефицит и надо было что-то делать, чтобы привести расходы в соответствие с доходами.

Ни один из предложенных вопросов ни мелкий, ни крупный так и не был решен в ходе четырехдневного заседания, однако важно было создать прецедент подобных консультаций. Вновь образованному органу Комиссии кардиналов предписывалось выработать рекомендации по выходу из финансовых затруднений.

Пять дней спустя, 10 ноября, Папская академия наук торжественно отметила столетие со дня рождения Альберта Эйнштейна. Обращение Иоанна Павла II, приуроченное к этому событию, явилось первой попыткой преодолеть веками существовавшую пропасть между Церковью и наукой. Поскольку дело Галилея символизировало начало этого противостояния, Иоанн Павел не побоялся высоко оценить «величие Галилея» и признать, что тот «немало пострадал... от рук священнослужителей и от действий церковных институтов». Понтифик выразил надежду, что «богословы, ученые и историки, вдохновленные идеей сотрудничества, глубже изучат дело Галилея и, откровенно признав несправедливости, с какой бы стороны они ни исходили, положат конец недоверию, которое по-прежнему существует в сознании многих и мешает плодотворному взаимодействию науки и веры...»

Через неделю после того, как он в присутствии ученых подтвердил, что истина, каков бы ни был ее источник, не перестает быть истиной, Иоанн Павел продолжил рассуждения о разуме и вере в своей римской альма-матер, ныне официально именуемой Папским университетом святого Фомы Аквинского, но оставшейся для всех, как и прежде, «Angelicum'oM». Понтифик говорил о непреходящем значении для философии и богословия Фомы Аквинского, «который был глубоко человечен, поскольку был глубоко верующим христианином, и именно потому, что он был глубоко верующим христианином, он был глубоко человечен». По мнению Иоанна Павла, открытость Фомы Аквинского для восприятия «реальности во всей ее полноте, во всех проявлениях и формах» чрезвычайно важна для сегодняшних студентов, воспитанных в разреженном культурном климате. Подобная открытость в восприятии целостной реальности, отметил Папа, «является существенной отличительной чертой христианской веры».

Меньше месяца спустя, 15 декабря, вопрос о церковном понимании истины встал вновь, когда Конгрегация доктрины веры решила выяснить кое-какие доктринальные тонкости с одним из наиболее известных католиков-диссидентов, швейцарским богословом Хансом Кюнгом, долгое время занимавшим пост профессора католической теологии в Тюбингенском университете (Западная Германия). Красавец и прекрасный оратор, Кюнг олицетворял собой новое явление в католической Церкви после Второго Ватиканского Собора диссидентствующий богослов и одновременно звезда мировых средств массовой информации. В свое время Кюнг проделал огромную работу, заранее оповестив католиков всего мира о том, какие вопросы будут обсуждаться на Соборе. Его докторская диссертация, в которой говорилось о сходстве, чуть ли не тождестве, католического понятия «оправдания» и теологии Карла Барта, выдающегося протестантского богослова нынешнего столетия, явилась несомненным новаторством в экуменической теологии. Однако, по мнению некоторых коллег Кюнга, его интеллектуальное детище с годами утратило свой блеск. Других беспокоило то, что швейцарец, избалованный вниманием средств массовой информации, ныне больше склонен делать сенсационные заявления, нежели заниматься повседневной внутрицерковной работой. Сам Кюнг никогда не скрывал своей позиции. По некоторым вопросам, в том числе относительно того, может ли Церковь выступать с обязывающими и неизменяемыми доктринальными определениями, руководствуясь принципом папской непогрешимости, Кюнг имел иное мнение и не соби рался проповедовать в качестве истины то, что не совпадало с его убеждениями, даже если католическая Церковь выдавала это за истину.

Пятнадцатого декабря 1979 г. Конгрегация доктрины веры вынесла официальное решение по делу Ханса Кюнга. Поскольку Кюнг не учит тому, чему учит Церковь, он «не может считаться католическим богословом». Его звание профессора католической теологии было аннулировано.

Дело Кюнга получило скандальную огласку во всем католическом мире, особенно в богословских кругах. Естественно, что прессу в основном занимало несогласие Кюнга с принципом папской непогрешимости, провозглашенным на Первом Ватиканском Соборе. Как писали германские епископы, выступившие в защиту решения Конгрегации доктрины веры, главным здесь был древний догмат о том, что Святой Дух охраняет Церковь и не дает ей впасть в существенную ошибку. В целом с этим был согласен и Кюнг, однако он считал, что это не мешает Церкви совершать «конкретные ошибки в определениях, касающихся веры», даже в том случае, когда «церковные магистры объявляют [эти определения] истиной в последней инстанции». Конгрегация доктрины веры не могла принять подобный тезис, поскольку он ставил под сомнение фундаментальное положение христианства, основанное на вере в Святого Духа, о том, что Церковь следует истине, которую сама же авторитетно провозглашает. Германские епископы, которых вряд ли можно было обвинить в богословском обскурантизме, согласились с решением Конгрегации.

Ханса Кюнга не отлучили от Церкви и даже не лишили духовного сана. Он продолжал преподавать в Тюбингенском университете, но уже не в качестве профессора католической теологии. Со временем интерес к нему со стороны средств массовой информации угас. Теперь, когда Кюнг перестал быть официально признанным католическим богословом, его расхождения с Церковью по вопросам вероучения уже никого не занимали.

В день, когда Конгрегация выносила свое решение, Иоанн Павел II отправился на пьяцца делла Пилотта близ Пантеона, чтобы встретиться со студентами и преподавателями Папского григорианского университета, основанного в 1551 г. Святым Игнатием Лойолой. В своем выступлении понтифик намеревался остановиться на особом вкладе, вносимом теологией в осуществление проповеднической миссии Церкви, которая является свидетелем истины о человеке.

Он начал с того, что высоко оценил заслуги иезуитов основателей университета, которым удалось найти «союзников» богословия в лице представителей искусства и науки. С тех пор наука значительно продвинулась по пути специализации, однако «основополагающее требование принимать во внимание ее успехи в том, что касается человека и его жизни», и по сей день остается в силе, и им должна руководствоваться практическая теология.

Современная теология продолжает искать союзников и в других интеллектуальных сферах, в том числе в философии. Сегодня богословие нуждается в диалоге с современной философией, а не только с великими мыслителями и системами прошлого. «Не надо бояться, призвал Иоанн Павел, величайших достижений современной мысли». То, что углубляет наше понимание «истины» о человеке, углубляет и наше понимание Христа-искупителя. Конечно, не каждая современная философия может стать союзницей богословия. Некоторые философские течения «настолько слабы или ограниченны», что любой диалог с ними попросту невозможен. Сегодня богословы должны взять на вооружение принцип, который два тысячелетия назад предложил святой апостол Павел в послании к фессалоникийцам: «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фес. 5.21).

Теология, продолжал Иоанн Павел, это не умозрительные религиозные штудии, существующие вне Церкви, которые можно уподобить бесстрастному естествоиспытателю, изучающему интересный природный феномен. Теология это «духовная наука», которая «произрастает внутри Церкви и служит ее целям». Следовательно, ее развитие, несомненно предполагающее проницательную критическую оценку сделанного, должно базироваться на «ответственном осмыслении наследия» христианской мудрости. Настоящее теологическое образование, развивал далее свою мысль понтифик, начинается не с критического ниспровержения традиции, а с ее изучения.

Теология также неразрывно связана с благочестием. Истинная теология это встреча с Христом, а истинное богословское учение является способом «передать молодежи его живой опыт». Теология существует не для себя, а для Церкви и для «формирования христиан». Богословам следует «работать ради истины мужественно и открыто, избегая предубежденности и узости мысли». Как писал Фома Аквинский, богословы должны стремиться к «совершенству истины», а не к совершенствованию собственных навыков.

Менее двух недель спустя, 28 декабря, Иоанн Павел II назначил отца Карло Марию Мартини, ректора Папского григорианского университета, архиепископом Миланским пост, считавшийся самым престижным в итальянской иерархии. Дело Кюнга породило слухи о том, что Папа якобы начал войну против теологов. Выступление Иоанна Павла в Григорианском университете и назначение Мартини, всемирно признанного ученого, возглавлявшего одно из ведущих теологических заведений, должны были продемонстрировать, что подобные слухи абсолютно беспочвенны.

ПЕТР И АНДРЕЙ

Вскоре после избрания Иоанн Павел II вызвал к себе кардинала Йоханнеса Виллебранда, президента Секретариата содействия христианскому единству, и попросил начать подготовку визита в Константинопольскую епархию, к Вселенскому православному Патриарху Димитриосу I. После Второго Ватиканского Собора римско-католические и православные делегации обменивались регулярными визитами, приуроченными к праздникам святых покровителей Римской и Константинопольской (ныне Стамбульской) епархий. Для католиков это 29 июня, день святых апостолов Петра и Павла, а для православных 30 ноября, день святого Андрея Первозванного, кровного брата Петра. По желанию Иоанна Павла его паломничество к Патриарху Димитриосу должно было состояться в конце ноября 1979 г.

Еще в момент избрания Кароля Войтылы на пост главы католической Церкви искренность его экуменических пристрастий вызывала недоверие. Первый же год первосвященства развеял все сомнения. По настоянию понтифика экуменические встречи и совместные службы стали неотъемлемой частью его заграничных поездок. Энциклика Папы «Redemptor Hominis» подтвердила приверженность экуменизму, провозглашенную на Втором Ватиканском Соборе. Халкидонский архиепископ Мелитон, представлявший Патриарха Димитриоса, был тепло принят в Риме 29 июня, в день святых Петра и Павла. Своим кратким визитом в Стамбул Иоанн Павел II намеревался недвусмысленно ориентировать римский католицизм на Восток.

Поляк по происхождению, понтифик вырос на границе католицизма и православия. Он изучал старославянский, традиционный язык богослужения православных славян, послуживший основой многих современных славянских языков. В отличие от большинства польских священнослужителей Кароль Войтыла всегда с глубоким уважением относился к православию с его выразительной литургией и уникальной духовностью. Рассматривая Европу как культурное единство, нынешний понтифик часто сравнивал ее с организмом, который дышит двумя легкими восточным и западным, причем под «Востоком» и «Западом» в данном случае подразумевались два отличных друг от друга выражения одной культуры, а не два противоборствующих политических лагеря.

Необходимость положить конец противостоянию РимскоКатолической Церкви и ее православных сестер Папа ощущал острее некоторых своих коллег-католиков и большинства представителей православия, с которыми ему доводилось беседовать. Его первосвященство пришлось на период перехода от второго к третьему тысячелетию истории христианства. Первое тысячелетие, когда величайшие вопросы христианского вероучения решались Востоком и Западом совместно, было тысячелетием христианского единства. Второе оказалось временем раскола христианства: в 1054 г. Восток и Запад разошлись в вопросах веры, а в XVI в. произошел дальнейший распад западного христианства. Удастся ли на пороге третьего тысячелетия преодолеть хотя бы один из этих барьеров разногласия между Константинополем и Римом?

На протяжении всего первосвященства это оставалось главной задачей Иоанна Павла. Ради ее осуществления он терпел душевные страдания, глотал насмешки и оскорбления, выслушивал обвинения в наивности и предательстве от своих же коллег, которые не были заинтересованы в «диалоге любви» с Православной Церковью, чьи лидеры были их главными гонителями в период коммунистического правления в России и странах Восточной Европы. Однако ни одно из этих препятствий не смогло поколебать решимости Папы. Он считал своей обязанностью покончить с расколом между Римом и Востоком.

Активное осуществление этой великой мечты началось 28 ноября 1979 г. Иоанн Павел летел в столицу Турции Анкару, где по требованию турецких властей предстояло уладить кое-какие дипломатические формальности, прежде чем состоится его встреча с Димитриосом. На следующее утро понтифик вылетел в Стамбул. В аэропорту его встречал Вселенский Патриарх. Духовные лидеры обнялись, и Папа улыбнулся, не в силах скрыть своего удовлетворения. В соборе Святого Георгия в Фанаре (квартал Стамбула, где располагается Вселенский Патриархат) Иоанн Павел напомнил собравшимся, что, несмотря на значительные доктринальные расхождения, «две наши церкви-сестры были едины в течение первого тысячелетия христианской истории» и «сохранили величайшую живую традицию» единства. В русле «этой общей апостолической веры» они встречаются сейчас, чтобы «вместе идти к полному единству, нарушенному силой исторических обстоятельств». В ответ Патриарх Димитриос заметил, что их с понтификом встреча «предназначена для будущего будущего, в котором возродятся живое единство, общая вера, полное единение в Божественном Святом Причастии».

Вечером, после встречи с армянскими католиками и православными, Иоанн Павел отслужил торжественную мессу в стамбульском католическом храме Святого Духа, на которой присутствовали Патриарх Димитриос с синодом, а также другие христианские лидеры. События последних лет, сказал в своей проповеди Папа, «побудили нас вновь обратиться к братству наших церквей и их общности, пусть несовершенной». На завтрашнем празднике в честь святого Андрея «мы не сможем вместе вести богослужение». Но общность в молитве «рано или поздно приведет нас к общности Причастия. Смею надеяться, что этот день близок. Мне бы очень хотелось, чтобы он был близок».

На следующий день Патриарх провел Божественную литургию в честь праздника святого Андрея. Присутствовавший при этом Иоанн Павел вновь подтвердил свою убежденность в том, что «полная общность с Православной церковью является непременным условием дальнейшего прогресса всего экуменического движения». В конце второго тысячелетия, вопрошал папа, «не пора ли ускорить процесс братского примирения», чтобы эффективнее наставлять в христианской вере? В ответ Патриарх Димитриос высоко оценил «талант к свободе», которым обладает Иоанн Павел, и объявил о конкретных результатах своих бесед с Папой: положено начало официальному богословскому диалогу между римским католицизмом и православием на международном уровне.

В тот же вечер Иоанн Павел вылетел в Рим, преисполненный «волнующих чувств», как он сам признался в римском аэропорту. Наместник Петра вместе с наместником Андрея благословили паству по окончании литургии в честь святого Андрея, проведенной согласно ритуалу католической Церкви. Епископ Рима обменялся поцелуем мира с Вселенским Патриархом на православной литургии в честь того же праздника, состоявшейся на следующий день. Это не было полным единением, и замечание Патриарха относительно возможности такового в будущем можно было трактовать по-разному. Однако Иоанн Павел недвусмысленно дал понять, что сам он стремится к полному единению, причем чем скорее, тем лучше.

ЦАРСТВО ТЕНЕЙ

Кремлевские обитатели с ястребиным взором, вероятно, не слишком интересовались взглядами Иоанна Павла на богословские разногласия между римскими католиками и православными христианами или его усилиями по обновлению основ сексуальной этики католицизма. А вот что их действительно интересовало и даже пугало, так это возрастающая роль Иоанна Павла II на международной арене, в особенности его влияние на положение дел во внутренней и внешней сталинских империях Советском Союзе и странах Варшавского Договора. В одном из официальных советских документов с тревогой отмечалось, что Ватикан начал «использовать религию в идеологической борьбе против стран социализма», что, разумеется, рассматривалось как «агрессия» в отношениях между церковью и коммунистическими властями.

Необходимо было что-то делать. 13 ноября 1979 г. секретариат ЦК КПСС одобрил проект постановления «О борьбе с политикой Ватикана в отношении социалистических стран». Документ был плодом коллективного творчества нескольких авторов, в число которых входил и заместитель председателя КГБ Виктор Чебриков. Среди тех, кто одобрил этот план, были Михаил Суслов, хранитель коммунистического идеологического огня, и два человека, каждому из которых вскоре предстояло стать Генеральным секретарем ЦК КПСС, а фактически главой Советского Союза: Константин Черненко и Михаил Горбачев.

Контрнаступление включало в себя шесть компонентов. Коммунистические партии советских республик со значительным католическим населением: Литвы, Латвии, Белоруссии и Украины, а также государственное телевидение, Академия наук СССР, ТАСС и «другие организации... Советского государства» должны были развернуть широкую «пропаганду против политики Ватикана». Коммунистическим партиям Западной Европы и Латинской Америки предписывалось предоставлять как можно больше информации об активизации католицизма в их странах, явившейся результатом деятельности Иоанна Павла II, и одновременно вести собственную антиватиканскую кампанию. Третьим объектом было католическое движение за мир, все увереннее заявлявшее о себе в Северной Америке и Западной Европе. Министру иностранных дел следовало «войти в контакт с представителями католической Церкви, координирующими это движение», с тем чтобы «разъяснить им суть политики Советского Союза, направленной на достижение мира во всем мире».

Четвертый пункт кремлевского плана действий был самым зловещим как в силу неопределенности цели, так и по выбору учреждения, которому предстояло его осуществить. Не только Министерству иностранных дел, но и КГБ предписывалось «повысить качество борьбы с новой восточноевропейской политикой Ватикана». Пункт пятый также касался КГБ: «используя особые каналы» на Западе и подконтрольные средства массовой информации в странах коммунистического блока, КГБ должен был «доказать, что руководство Ватикана в лице нового папы Иоанна Павла II представляет собой опасность для католической Церкви». Между тем Академии наук СССР поручалось тщательно изучать деятельность Церкви во всем мире, обращая особое внимание на «пропаганду научного атеизма».

Через две недели после того, как высшее руководство Советского Союза фактически объявило войну Иоанну Павлу II, Мехмет Али Агджа, молодой турецкий террорист, только что бежавший из тюрьмы, направил письмо в стамбульскую газету «Миллиет». В нем он утверждал, что его глубоко оскорбляет предстоящее паломничество папы в Турцию, которое он рассматривает как попытку «империалистов Запада» развязать «крестовый поход» против «Турции и братских мусульманских государств». «Если этот визит... не будет отменен, писал в заключение Агджа, я без малейших колебаний убью верховного понтифика. Таков единственный мотив, заставивший меня бежать из тюрьмы...»

Тени в призрачном царстве вокруг Ватикана начали обретать вполне реальные очертания.

---

[1] Среди прочего обсуждалась, в частности, возможность продолжения семинаров с участием физиков и представителей других точных наук, которые Янек в течение 25 лет организовывал для Кароля Войтылы. Теперь семинары были перенесены в Кастель-Гандольфо, где и прошли летом 1980, 1982, 1984, 1986, 1988, 1990, 1993, 1995 и 1997 гг. Примеч. авт.

[2] Манихейство религиозное учение, основанное в III в. н.э. Мани, который, по преданию, проповедовал в Персии, Средней Азии, Индии. В основе манихейства лежит дуалистическое учение о борьбе добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия.

[3] Вышеприведенное рассуждение, разумеется, не дает ответа на вопрос, что есть священный и, следовательно, нерушимый брак, однако позволяет понять всю серьезность затронутой проблемы. Примеч. авт.

[4] Популярное название Чикаго.

[5] Часть музейно-парковой зоны между Капитолием и мемориалом Линкольна.

 

Top