Папярэдняя старонка: Свидетель надежды Иоанн Павел II. Кн. 2

Аўтар: Вейгел Д.,
Дадана: 25-05-2012,
Крыніца: Свидетель надежды Иоанн Павел II. Кн. 2, Москва, 2001.

Свобода как цель служения

13 января 1987 - Папа Иоанн Павел II принимает в Ватикане генерала Ярузельского.

20 февраля 1987 - Папа принимает госпожу Музейен Агджу, мать Мехмета Али Агджи.

25 марта 1987 - шестая энциклика Иоанна Павла «Redemptoris Mater».

1-12 апреля 1987 - поездка Папы по Чили и Аргентине.

1 мая 1987 - Иоанн Павел II причисляет к лику блаженных Эдит Стейн в Кёльне.

5 июня 1987 - Иоанн Павел направляет апостольское послание епископам Литвы в шестисотую годовщину обращения в христианство их народа.

7 июня 1987 - Папа устанавливает особый «Год Марии», заканчивающийся 15 августа 1988 г.

8-14 июня 1987 - поездка Папы в Польшу.

25 июня 1987 - Папа дает аудиенцию Президенту Австрии Курту Вальдхайму, вызвавшую критику и необходимость особых консультаций с мировыми еврейскими лидерами, проходивших с 31 августа по 1 сентября в Риме и Кастель-Гандольфо.

8-14 июля 1987 - Иоанн Павел совершает пешие походы по Доломитовым Альпам.

10-21 сентября 1987 - Вторая расширенная поездка Папы по Соединенным Штатам.

1-30 октября 1987 - Синод епископов рассматривает вопрос о призвании верующих мирян и их мирской миссии; работа Синода завершается апостольским наставлением «Christifideles Laici», вышедшим 30 декабря 1988 г.

3-7 декабря 1987 - Вселенский Патриарх Димитриос I совершает поездку в Рим.

22 декабря 1987 - рождественское обращение Иоанна Павла к Римской Курии подчеркивает главенство апостольства над служением церковной иерархии.

25 января 1988 - Апостольское послание «Euntes in Mundum» отмечает тысячелетие принятия христианства восточными славянами.

14 февраля 1988 - Иоанн Павел направляет послание «Magnum Baptismi Donum» украинским католикам, поздравляя их с тысячелетием христианства на Украине и прославляя верность вере греко-католиков в условиях преследований.

19 февраля 1988 - вторая социальная энциклика Иоанна Павла II «Sollicitudo Rei Socialis».

7-19 мая 1988 - пастырское паломничество Папы в Уругвай, Боливию, Перу и Парагвай.

20 мая 1988 - в Ватикане открывается приют для бездомных.

7 июня 1988 - Иоанн Павел II пишет личное письмо Михаилу Горбачеву, проявляя свою открытость к широкому обсуждению проблем между ними; письмо было доставлено в Кремль 13 июня кардиналом Агостино Касароли.

28 июня 1988 - Иоанн Павел утверждает двадцать четыре новых кардинала на своей четвертой консистории и выпускает апостольскую конституцию «Pastor Bonus», реорганизующую Римскую Курию.

30 июня 1988 - архиепископ Марсель Лефевр незаконно производит рукоположение четырех священников в епископский сан и тем самым навлекает на себя отлучение от Церкви.

15 августа 1988 - апостольское послание «Mulieris Dignitatem», посвященное достоинству и призванию женщин.

Февраль 1989 - Иоанн Павел II совещается в Ватикане с Андреем Сахаровым.

Лимузин въехал на Кортиле Сан-Дамасо, где генерала Войцеха Ярузельского встретил префект папского дворца Джентилуомини дель Санто Падре и провел его во дворец мимо отсалютовавших швейцарских гвардейцев, стоявших на охране. Это было13 января 1987 г., через шестьдесят один месяц после того, как этот коммунистический лидер объявил войну своей собственной стране, установив в ней военное положение. Генерал Ярузельский поднялся в лифте на третий этаж Апостольского дворца, где он и сопровождавшие его лица повернули налево и прошли мимо ряда поразительных фресок с изображениями старинных географических карт мира, в апартаменты Папы. Дверь открылась, и поляк, заявивший, что поведет свою страну силами армии, был проведен в библиотеку, где ему предстояло встретиться с другим поляком, чье руководство в его отечестве основывалось на силе духа.

Оба они знали уже, кто победил.

Силы безопасности генерала Ярузельского убили отца Ежи Попелюшко, при странных обстоятельствах исчезали и другие священники. Но отец Ежи оказался прав: надежду убить нельзя. Его могила в ограде церкви Святого Станислава Костки стала святилищем «Солидарности», кусочком свободной Польши. Было много и других таких святилищ по всей стране, представлявших собой как бы посольство польского народа самому себе во враждебном окружении. Одно из них находилось в костеле Кольбе в Новой Гуте, где проповедовал другой священник из рядов сопротивления, отец Казимеж Янкаж, капеллан сталелитейного завода имени Ленина, могучий мужчина, которому было едва за тридцать и который называл себя «просто пролетарий».

Каждый четверг, в шесть вечера, в костеле Кольбе служили особую мессу, за ней следовала образовательная программа, в ходе которой, как говорил отец Янкаж, «мы пытались возвратить людям утраченную память». Это могли быть дебаты о современной политической ситуации или лекция по польской истории. Сюда приходили Лех Валенса и интеллектуальные лидеры легально не существовавшей «Солидарности», также участвовавшие в образовательной программе. В середине восьмидесятых годов в этом костеле возник неофициальный христианский университет. В течение шести часов каждую субботу рабочие Новой Гуты изучали экономику, социологию, психологию, «подлинную историю» и тонкости политической организации и общественных отношений. Занятия проводили профессора университета, Польской Академии наук и Краковского политехнического института. На каждый семестр записывались пятьдесят рабочих, которые получали «степень» после четырех семестров. Таким образом прошли цикл обучения около четырехсот рабочих, включая отца Янкажа, который «прослушал всю программу и многое получил от нее».

Тут проходили и «вечера независимой польской культуры», во время которых полуподвал костела использовался как театр, политическое кабаре, зал для джазовой и симфонической музыки или галерея для выставки графики (в Польше в те времена особенно процветало искусство плаката). Подвал был устроен так разумно, что соединялся туннелями с различными кварталами Местжейовице, так что большая толпа могла быстро рассосаться по городу, если власти задумали бы облаву. Никаких объявленийо «вечерах независимой польской культуры» не было. Информация о них передавалась из уст в уста. И каждый вечер собиралось около тысячи человек.

Режим Ярузельского мог преследовать подобное культурное сопротивление, но он никогда не смог бы прекратить его. Со временем костел Кольбе стал первой частной телестудией в Польше, на которой работали специалисты, уволенные с государственного телевидения. С появлением видеокамер они взялись за съемки фильмов, распространявшихся подпольно. Потом «станция» в костеле приобрела телепередающее оборудование и начала широкое телевещание, включая передачу первого фильма о жизни Ежи Попелюшко.

Как сказал Адам Михник, Польша после введения военного положения превратилась не в «социализм с человеческим лицом», а в «коммунизм с выбитыми зубами». Экономика продолжала разваливаться, и материальная жизнь среднего поляка становилась все хуже. Это было еще одной причиной важности культурного сопротивления. Независимый мир идей и творчества помогал поддерживать надежду в период, казалось бы, полной безнадежности. Режим пытался установить то, что старый друг Папы отец Мечислав Малиньский называл «культурой заткнутых ртов». Но это ему не удалось.

Тем временем лидеры «Солидарности», находившиеся в заключении, пришли к выводам, подобным тем, к которым пришли и другие демократические диссиденты на востоке Центральной Европы. Воссоздание «гражданского общества» через культуру является необходимой предпосылкой для экономических и политических перемен. Это был новый тип сопротивления. А для действительного сопротивления через культуру необходима была информация. Вот почему Польская Церковь стала выполнять еще одну важную роль - стала маяком истины в мире, где властвовала ложь. По словам отца Малиньского, «люди приходили в церковь узнать, что в конце концов действительно происходит в Польше вокруг них».

Идя по мраморным полам Апостольского дворца в библиотеку Папы, генерал Войцех Ярузельский уже знал, что потерпел поражение в игре, на которую рискнул 13 декабря 1981 г. «Нормализация» по модели Чехословакии после 1968 г. в Польше не прошла. Невозможно было реконструировать польское общество и польскую экономику без сотрудничества с лидерами «Солидарности», поскольку они были единственными, кому доверял польский народ. Может быть, Ярузельский вспомнил тогда совет Иоанна Павла, который тот дал ему в июне 1983 г.: советуйся с этими людьми, а не сажай их.

Миф о возможности самореформирования коммунизма умирал с трудом. Через две недели после встречи генерала Ярузельского с Папой новый глава Советского Союза, Михаил Горбачев, обратился к Центральному Комитету КПСС со своими предложениями перестройки, подтверждая в то же время приверженность основным принципам коммунизма. Горбачев был представителем нового поколения, придя на смену трем своим предшественникам - товарищам Брежневу, Андропову и Черненко, чей политический опыт сформировался сталинскими чистками. Это был уже не мир Горбачева, и он сам тоже выглядел по-иному. Но этот человек, чьи «приятные улыбки» и «железные зубы» восхвалял не кто иной, как Андрей Громыко, все еще верил в реформирование коммунизма.

Он был не способен направить танки в «братское» государство, являвшееся членом Варшавского Договора, чтобы восстановить там брежневскую доктрину. Это давало генералу Ярузельскому, лидерам «Солидарности» и Иоанну Павлу II возможность для более широкого маневрирования. Но Михаил Горбачев не желал согласиться с тем, что коммунизм обречен, несмотря на все свои «перестроечные» инициативы. Алхимия не могла стать подлинной химией, пока алхимики держались за старые представления о том, как устроен и действует мир. То же самое можно было сказать и о коммунизме. Самореформирующийся коммунизм, цепляющийся за свои иллюзии о человеке, является такой же нелепостью, как научно обоснованная алхимия.

Те, кто подобно Иоанну Павлу II верил в иной путь, кроме коммунизма, считали необходимой подготовку нравственной и культурной почвы, на которой только и могут расцветать свободные общества. Свобода, однако, подвергалась риску не только на востоке Центральной Европы, и коммунизм был не единственной угрозой истине о человеке. Труппа политиков, игравших на мировой сцене, как и сама историческая драма, развернувшаяся в мире, претерпела сильные изменения с тех пор, как Кароль Войтыла впервые вышел на лоджию собора Святого Петра в Риме. Но фундаментальные, основные принципы оставались теми же, что и всегда. Фундаментальные истины никогда не меняются.

ЕВАНГЕЛИЕ, ПРАВА ЧЕЛОВЕКА, ДЕМОКРАТИЯ

Иоанн Павел II начал 1987 г. тремя характерными жестами. 12 января он крестил сорок девять детей в базилике Святого Петра. 20 февраля принял у себя мать Мехмета Али Агджи, госпожу Музейен Агджу. И 8 марта он начал ежегодный великопостный период молитв, пригласив для богослужения отца Петера Ганса Кольвенбаха, возглавлявшего орден иезуитов. В Великий пост1987 г. произошло одно из наиболее драматических событий понтификата Иоанна Павла, и хорошо налаженная система папских поездок подверглась небывалому испытанию.

В восьмидесятые годы Латинская Америка находилась в состоянии давно назревшего перехода к демократической политике и рыночной экономике. Иоанн Павел к тому времени побывал на «пылающем континенте» семь раз, посещая его в среднем раз в году. На третьей и четвертой неделях Великого поста 1987 г. он продвигался из страны в страну, приближаясь к одному из оплотов борьбы с демократией - Чили, возглавлявшейся генералом Аугусто Пиночетом, а также к Аргентине, собиравшей свои демократические силы для борьбы с военной хунтой, прославившейся массовыми нарушениями гражданских свобод и приведшей страну к поражению в войне за Фолклендские (Мальвинские) острова. По пути к первому из пунктов назначения - Монтевидео, Уругвай, Папа прямо в полете дал одну из своих обычных импровизированных пресс-конференций в воздухе, прохаживаясь между креслами реактивного самолета «Алиталия» и в течение сорока пяти минут отвечал на различные вопросы журналистов на полудюжине языков.

Один из репортеров спросил его, должна ли Церковь в Чили играть такую же роль, какую играла Церковь в революции на Филиппинах. Иоанн Павел не колебался с ответом:

- Я думаю, это не только возможно, но и необходимо, поскольку является частью проповеднической миссии Церкви.

Генерал Пиночет как-то заметил, что было бы лучше, если бы чилийские епископы перестали действовать как политическая партия и «проводили бы девяносто процентов своего времени в молитвах». Иоанн Павел понимал, что некоторые лидеры хотели бы, как он выразился, «отстранить нас от этой миссии», а именно от защиты Церковью фундаментальных прав человека. Папа не мог с этим смириться. Церковь не может «позволить себе умереть», отстранившись от борьбы за права человека. Пусть поймут это те, кто говорит: «Сидите в ризнице и ничего больше не делайте».

Затем, когда один репортер спросил, надеется ли Папа помочь восстановлению демократических свобод в Чили, Иоанн Павел дал сжатое разъяснение связи между Евангелием, правами человека и демократией.

- Да-да, - сказал он. - Я не проповедник демократии, я проповедник Евангелия. Но евангельское послание, конечно, охватывает все проблемы человеческих прав, значит, они также охватываются посланием Церкви.

Затем он четко обозначил последовательность развития: от евангелизации - к созданию культуры и далее - к политическим переменам.

ЧИЛИ

Генерал Аугусто Пиночет стал президентом Чили в сентябре 1973 г. в результате военного переворота, сместившего правительство Сальвадора Альенде, убежденного марксиста, выбранного голосами меньшинства в 1970 г. Диктаторский режим Пиночета запретил политические партии левого крыла, приостановил деятельность центристских партий (включая христианских демократов), повернул страну в направлении, противоположном экономической политике Альенде, и существенно ограничил гражданские свободы. В Чили стали исчезать люди - возможно, до 1000 человек, режим применял пытки против своих врагов. Однако Чили в отличие от соседней Аргентины не страдала от ужасов гражданской войны, которая привела к исчезновению четырнадцати тысяч человек.

Чилийские епископы имели основания для беспокойства, когда правительство Альенде провозгласило о своем намерении создать в Чили марксистское государство и предприняло шаги в этом направлении. Точно так же епископы, возглавляемые кардиналом Раулем Сильва Энрикесом из Сантьяго, были с самого начала против нарушения прав человека режимом Пиночета. Кардинал Сильва основал в Сантьяго «Викариат солидарности» для поддержки жертв правительственных репрессий. Кардинал Сильва был также ключевой фигурой в организации посредничества Святого Престола между Чили и Аргентиной, когда эти страны были на грани войны в 1978 г. Успешные усилия, завершившиеся в 1985 г. договором в Монтевидео, создали условия для поездки Папы по этим странам в 1987 г. Чилийцы были благодарны Иоанну Павлу II за то, что тому удалось сделать в той, казавшейся безнадежной ситуации.

Кардинал Сильва ушел на покой в мае 1983 г. Его преемник, Хуан Франсиско Фресно Ларрэйн, был выбран как компромиссный вариант. Он был человеком глубокой набожности, и его назначение связывалось с надеждами на ослабление напряжения внутри церковной иерархии в Чили. Среди епископов отсутствовали разногласия относительно необходимости защиты человеческих прав, существовало лишь различие в мнениях о выборе способов этой защиты: необходимо ли использовать общественное давление либо ограничиться увещеванием властей. Фресно, поставленный кардиналом в 1985 г., назначил одного из лидеров «Викариата солидарности», монсеньора Христиана Прехта, своим помощником (или «викарием-проповедником») и сам стал общественным защитником демократии. Вскоре после своего назначения архиепископ Фресно установил контакты с лидерами запрещенных центральных политических партий, встречаясь с каждым в отдельности. Каждому из них он задавал три вопроса. Каким вы видите будущее страны? Что вы готовы сделать для этого? От чего вы можете отказаться? Затем архиепископ свел вместе оппозиционных политиков и зачитал им то, на что все они уже согласились. Эти пункты взаимного консенсуса стали основой «Национального демократического согласия», провозглашенного в августе 1984 г.

Некоторые из чилийских епископов опасались, что визит Папы приведет к укреплению режима Пиночета. Кардинал же Фресно и монсеньор Прехт были убеждены, что присутствие Папы, подготовка к его визиту и дух единения общины, который он вызовет, помогут возродить гражданское общество в Чили, позволив стране совершить еще один шаг в сторону демократии. Стратегия визита Папы отразила тот подход к ее достижению, который Иоанн Павел кратко обобщил во время пресс-конференции в полете по пути в Монтевидео.

Основа его послания будет, как всегда, евангелической и нравственной с утверждением, что «выбор Чили должен заключаться во взаимопонимании, а не в конфронтации», как изложил позднее монсеньор Прехт. Развивая эту тему в своих тридцати выступлениях в Чили, Иоанн Павел укреплял роль Церкви как защитницы прав человека и посредницы в примирении. В то же время он показывал как оппозиции, так и правительству (причем и в той и в другой из конфликтующих сторон было много убежденных католиков), что ненасильственный переход к демократии законного правительства на основе документа «Национальное демократическое согласие» является истинно верным путем.

Второй стратегической целью визита Папы было обеспечение чилийскому народу возможности участвовать в выборах и самому определить дорогу, по которой он пойдет в будущее. Для заправил режима Пиночета слово «примирение» казалось прикрытием, которым пользовалась якобы политизированная Церковь, вмешавшаяся не в свои дела. С другой стороны политического спектра располагалась левацкая оппозиция, жаждавшая конфронтации (если надо, то и силовыми методами) и заявлявшая, что народ не стремится к примирению. Во время визита Папы слова «взаимное примирение» вызывали самое большое одобрение и аплодисменты аудитории, к которой обращался Иоанн Павел II, и его паломничество в Чили превратилось в неофициальный плебисцит, в котором люди голосовали за будущее своей страны.

Третьей целью визита было воссоздание в Чили опыта гражданского общества, то, что монсеньор Прехт называл «отвоевыванием улиц». Улицы Чили до приезда Папы были местом репрессий, опасностей и конфронтации. Автомобильный кортеж понтифика, проезжавший по городам Чили, восстановил в памяти людей прежнее представление об «уличной жизни», стершееся за последние полтора десятилетия. Теперь на улицах чилийцы вместе молились, а не подвергались за акции протеста избиениям полицейских. Места проведения папских месс выбирались таким образом, чтобы позволить людям собраться, чего они не делали уже много лет. Вновь, как и в Польше, и на Филиппинах, опыт общественного единства и солидарности, приобретаемый путем участия в массовых религиозных событиях, восстанавливающих подлинную культуру страны, оказался сильным противоядием политике насилия.

Иоанн Павел прибыл в Сантьяго 1 апреля 1987 г. и был встречен президентом Пиночетом, возглавлявшим диктаторский режим последние тринадцать с половиной лет. Первым моментом в «отвоевывании улиц» стал триумфальный въезд Папы в столицу, где в соборе его приветствовала Чилийская Церковь. Позднее в тот же день он поднялся на вершину холма, с которого была видна вся столица, и благословил этот город, особо упомянув тех, кто находился в то время в изгнании за политические убеждения.

На следующий день Папа встретился с генералом Пиночетом в президентском дворце, где состоялась их личная беседа, на которой присутствовал папский нунций в Чили, архиепископ Анджело Содано. Здесь не было заранее заготовленных речей; Папа и президент просто беседовали. Пиночет начал с вопроса:

- Почему Церковь всегда говорит о демократии? Разве различные методы правления не одинаково хороши?

Иоанн Павел вежливо, но твердо возразил.

- Нет, - сказал он, - народ имеет право на свои свободы, даже если люди совершают ошибки, используя это право.

Позднее Пиночет сказал нунцию, что ответ Папы заставил его глубже задуматься над этим вопросом. В тот же момент, однако, он больше думал о совместном фото, которое создало бы впечатление благословения Папой его режима. С этой целью свита Пиночета своими маневрами вытеснила Иоанна Павла и президента на балкон президентского дворца, выходивший во двор, заполненный сторонниками режима, где они были сфотографированы стоящими рядом. Эта виньетка в дальнейшем намеренно интерпретировалась одними - и ненамеренно истолковывалась другими - как признание Папой законности правительства или его нежелание во весь голос отстаивать свои убеждения относительно человеческих прав. Убедиться в противоположном можно было буквально в тот же день, услышав выступление Папы перед студентами в Вальпараисо на стадионе, где когда-то содержались в заключении и подвергались пыткам противники Пиночета. Папа призывал молодежь к ненасильственному сопротивлению, одобряя стремление студентов «к обществу, более соответствующему достоинству человека». Выбор места для выступления был вовсе не случаен, как не случайным было и заявление о необходимости перемен.

Реальная конфронтация произошла на следующий день, 3 апреля. В парке Бернардо О'Хиггинс в Сантьяго была назначена месса беатификации сестры Терезы Андской (рожденной в Чили) в присутствии почти миллиона чилийцев. Монсеньор Прехт, всегда проводивший литургическое богослужение во время визита Папы, прибыл на место сбора раньше и сразу почувствовал чтото необычное в обстановке в парке. Толпа, находившаяся перед помостом с алтарем, вела себя не так, как обычно ведут себя верующие перед мессой. Папе сказали, что что-то неладно и могут быть беспорядки. Его ответ был прост:

- Мы будем делать все, что запланировали.

Во время чтения из Библии в первой части мессы в толпе слева от Папы начались бесчинства. Буйствующие не только мешали читающим и слушающим, но и начали сжигать принесенные с собой автомобильные покрышки. Полиция среагировала слишком поздно. Когда она наконец прибыла на место, водяные брандспойты, дубинки и слезоточивый газ еще более усугубили беспорядок и разрушения, в результате которых 600 человек получили травмы. В разгар всеобщего хаоса чилийский правительственный чиновник безмятежно повернулся к отцу Роберто Туччи, организатору поездок Иоанна Павла, и сказал:

- Хорошо, что это произошло. Теперь Папа увидит, что это за люди, - подразумевая ультралевых, сжигавших покрышки.

Туччи впервые - и единственный раз за все время папства серьезно подумал о том, что Папе следует удалиться. Смесь дыма от горящей резины и слезоточивого газа почти не давала дышать всем находившимся на алтарном помосте. Но дым постепенно рассеялся, опоздавшая полиция восстановила какойгто порядок, и Иоанн Павел продолжил. Дети получали первое причастие от Папы, проливая слезы, - не от чувств, а из-за того, что надышались дымом и слезоточивым газом. После окончания мессы Иоанн Павел оставался на алтарном помосте дольше обычного, опустившись на колени перед алтарем и глядя в парк. Ни у кого не хватило духу прервать его бдение. Кардинал Фресно, подавленный, подошел к Папе и сказал:

- Простите нас.

Иоанн Павел ответил:

- За что? Ваш народ оставался и участвовал в мессе. В таких ситуациях нельзя делать только одного: отступать перед бесчинствующими.

На обратном пути в резиденцию папского нунция в Чили улицы Сантьяго были полны народа, пытающегося показать солидарность с Папой, который отказался, отступить. Ни отец Туччи, ни монсеньор Прехт не верили, что случившееся в парке О'Хиггинс могло произойти без предварительной осведомленности и молчаливого попустительства со стороны режима Пиночета. Главной темой папского визита было примирение; правительству требовалось показать, что народу Чили изначально присуща склонность к насилию, чтобы оправдать свои репрессивные меры. В полицейском государстве, каким была Чили в 1987 г., вряд ли бы удалось тайком протащить покрышки и бензин в охраняемый парк. Вызывало подозрение и то, что буйство продолжалось какое-то время без вмешательства полиции. Более того, ни один из зачинщиков не был арестован, несмотря на то что полиция в конце концов прекратила бесчинства, а все происходящее снималось на кинопленку.

После мессы и беспорядков в парке О'Хиггинс Иоанн Павел встретился с политическими лидерами оппозиции в резиденции нунция в Сантьяго. Правительство было не в восторге от идеи подобной встречи, но нунций, архиепископ Содано, сказал представителям правительства, что эта встреча послужит добру и окажется полезной для страны. В кратком выступлении Иоанн Павел подчеркнул, что человек обладает неотъемлемыми правами, но отстаивать их необходимо без применения насилия. Обсуждаемые темы были, таким образом, теми же самыми, но влияние, которое оказала эта встреча, было весьма значительным. Официально политической оппозиции в Чили не было. Встреча Иоанна Павла с лидерами, приверженными ненасильственным демократическим преобразованиям, показала, что выдаваемое режимом за реальность на самом деле реальностью не было.

Во время папского визита в Чили произошло нечто радикально важное для мирного перехода к демократии. Миллионы собиравшихся послушать Папу «голосовали» тем самым за его утверждение, что истинным выбором для их страны является взаимопонимание, а не конфронтация. Народ возвратил себе улицы. Отец Туччи сказал монсеньору Прехту, наблюдая за поведением чилийцев на улицах:

- Это страна свидетелей истины, а не простых любопытствующих.

Чилийский народ переживал теперь то, что более чем на тринадцать лет ушло из жизни нации: цивилизованное общение людей различных взглядов, потому что - как позднее выразился монсеньор Прехт - «необходимо быть порядочным со своим отцом», то есть в данном случае с Иоанном Павлом II. Даже правительство чему-то научилось. Привыкнув в течение этих лет действовать лишь по своей воле, оно оказалось вынужденным сотрудничать с Церковью в организации визита. Уже само это взаимодействие было своего рода примирением.

Чилийские организаторы визита Папы считали, что западные средства массовой информации, подсчитывая очки в пользу Папы в их соперничестве, упустили эти невидимые, но самые важные результаты папского визита. Несколько лет спустя монсеньор Прехт вспоминал, что главными фотоматериалами этой поездки были снимок Папы вместе с генералом Пиночетом на балконе и «эффектное зрелище» в парке О'Хиггинс. Оба эти события носили столь явный отпечаток правительственной манипуляции, что не получили отражения в западной печати. Но, что более существенно, не получили отражения в средствах информации и концептуальные особенности паломничества Папы. Кардинал Фресно, монсеньор Прехт и их коллеги были убеждены, что восстановление гражданского общества является необходимой предпосылкой восстановления демократии. А предпосылкой восстановления гражданского общества является национальное примирение. Именно этого они и Иоанн Павел II пытались достичь за пять дней визита.

И чилийский народ явно воспринял это послание Папы. 5 октября 1988 г., восемнадцать месяцев спустя после папского визита, национальный плебисцит официально отверг продолжающееся военное положение. 14 декабря 1989 г. Патрицио Алвин, христианский демократ и лидер оппозиционной Коалиции партий за демократию, включающей семнадцать партий, был избран Президентом Чили пятьюдесятью пятью процентами голосов против правительственного кандидата и против кандидата от консервативной оппозиции, собравшего всего пятнадцать процентов. В соответствии с соглашением между правительством и демократической оппозицией, заключенным в начале 1989 г., генерал Пиночет продолжал возглавлять вооруженные силы, но роль армии в общественной жизни Чили значительно уменьшилась. В начале девяностых годов в Чили была установлена стабильная демократия.

АРГЕНТИНА

Аргентина совершила переход к демократии в 1983 г., после провала войны с Англией за Фолклендские (Мальвинские) острова, однако правительство президента Рауля Альфонсина не было устойчивым. Вооруженные силы продолжали сохранять значительное политическое влияние, и демократические устремления в народе не были настолько сильны, чтобы полностью исключить возможность возвращения военного правления в стране. Аргентина все еще не оправилась от ран, нанесенных «грязной войной» военного режима против повстанцев и их мнимых сторонников в семидесятых годах с широким распространением пыток, когда14 ООО пропавших без вести заплатили жизнями за участие в политике оппозиции режиму. Ситуация в стране во время визита Папы осложнялась и тем, что церковная иерархия в Аргентине не была столь упорна в защите прав человека, как чилийские епископы. Папский нунций в Аргентине, архиепископ Пио Лаги, предпринимал большие усилия в поддержку политических заключенных, помогая спасти жизнь европейскому диссиденту Якобо Тимерману (изгнанному в Израиль) и постоянно предупреждая аргентинцев в своих выступлениях, что их страна имеет свой «Освенцим» и ГУЛАГ. Однако епископы и католики-миряне критиковали такое упорство нунция.

Необходимо было восстановить единство в самой Церкви и призвать епископов к большей настойчивости в исполнении своей обязанности нести народу моральные ценности. При этом было важно отстаивать права человека, не провоцируя военных на жестокую реакцию, чтобы не подвергать опасности хрупкую пока еще демократию, начавшую укореняться в стране. Мир, примирение и нравственные основы гражданского общества стали основными темами тридцати обращений к народу Иоанна Павла за время его недельного визита в Аргентину.

В вечер своего прибытия, 6 апреля, Иоанн Павел встретился с президентом Альфонсином и членами правительства в Доме правительства в Буэнос-Айресе, где он говорил о необходимости уважения государством «законных свобод граждан, их семей и различных групп». В портовом городе Баия-Бланка на сельскохозяйственном юге Аргентины он предостерегал от «этой современной жадности потребительства», противопоставляя ей «прекрасную добродетель сельских жителей: их взаимопомощь». В проповеди, произнесенной в городе Вьедма, Иоанн Павел указал на «особую любовь Христа к тем, кто испытывает жестокую нужду», которую Господь выразил, «проповедуя бедным» и «провозглашая искупление томящимся в тюрьмах, слепым и гонимым».

В Мендосе он говорил о том, что личное обращение к Богу очень важно для создания истинно гражданского цивилизованного общества. В Тукумане предостерегал против национализма и ксенофобии, которые чуть не привели Аргентину и Чили к войне. 11 апреля в Росарио он много говорил об апостольской миссии и призывал аргентинских католиков не оставаться на обочине общественной жизни, но «служить светом и солью для окружающих их людей». Обращаясь к молодым людям, прибывшим со всего света в Буэнос-Айрес для участия во Всемирном дне молодежи, Папа призывал их стать «"работниками мира на земле", идя по пути справедливости, свободы и любви».

Иоанн Павел подвергся резкой критике со стороны левых политических деятелей и некоторых журналистов за то, что не предусмотрел отдельной встречи с группой матерей тех, кто оказался в числе пропавших без вести. Однако его постоянная проповедь о нравственных основах свободного общества недвусмысленно отражала его мнение о репрессиях в Аргентине. Он придал особый смысл Вербному воскресенью, когда говорил на мессе во Всемирный день молодежи об аресте и пытках, которым подвергали Христа перед распятием. Слова об этих событиях он наполнил «новой реальностью и злободневностью» для наших дней. Ссылка на местные события была очевидна и недвусмысленна для каждого способного слышать. Позднее, в тот же день, столь же ясно и определенно прозвучало его предостережение в адрес аргентинских епископов:

- Будьте внимательны к тому, чего ожидает от вас общество как от свидетелей Христа, как от хранителей и защитников абсолютных ценностей, как бы это общество ни было секуляризировано или каким бы безразличным оно ни казалось...

В этом напоминании не было бы необходимости, если бы Папа считал, что подобные ожидания общества удовлетворяются в Аргентине.

«ДОЧЬ ЕВРЕЙСКОГО НАРОДА»

Через две с половиной недели после возвращения из БуэносАйреса Иоанн Павел во второй раз отправился с проповедническим паломничеством в Западную Германию. Главной целью - и одним из самых противоречивых событий его папства - была беатификация в Кёльне 1 мая кармелитки сестры Терезы Благословенного Креста, более известной как Эдит Стейн.

Будучи одиннадцатым ребенком Зигфрида и Аугусты Стейн, Эдит родилась в Бреслау (Вроцлаве) 12 октября 1891 г.; это был Йом Кипур (иудейский День очищения). Зигфрид Стейн, торговец, умер в сорок восемь лет, не дожив до двухлетия дочери. Ее мать, женщина глубокой иудейской набожности, осталась с семью выжившими детьми. Ей пришлось самой растить их и вести дела, так как состояние финансов после смерти мужа было крайне неустойчивым. Младшая дочь Эдит была для нее «последним заветом» покойного супруга. Необычайно одаренная девочка, утратившая в юности веру в Бога своей матери, Эдит всю жизнь оставалась под впечатлением религиозного благочестия фрау Стейн.

Взрослея, Эдит Стейн становилась все более любознательной. Ею овладела страсть к познанию, и она всегда стремилась проникнуть в самую суть вещей. Эта страсть приобрела определенное направление, когда, обучаясь в университете в Бреслау, Эдит прочла книгу «Логические исследования» Эдмунда Гуссерля, основателя феноменологии [1]. Переведясь в Геттингенский университет, чтобы работать непосредственно с Гуссерлем, Эдит Стейн быстро стала одной из его самых способных студентов и встретилась с ведущими деятелями движения феноменологии, в том числе Адольфом Рейнахом, с лютеранской семьей которого стала близко дружить. Когда Рейнах погиб во Фландрии в Первую мировую войну, Эдит была поражена стойкостью, с которой его молодая вдова восприняла смерть мужа. Молодому философу Стейн тогда впервые довелось столкнуться с верой, черпающей силу в страданиях, принятых Христом на Кресте.

Эдит Стейн стала ассистенткой-аспиранткой Гуссерля в 1916 г. и переехала вместе с «Мастером», как называли его студенты, во Фрайбургский университет, где в 1917 г. получила докторскую степень. Ее религиозные поиски ускорил политический хаос, наступивший после поражения Германии в Первой мировой войне; она читала Новый Завет и Кьеркегора и писала эссе о природе человеческого сообщества и его взаимоотношениях с государством. Момент озарения пришел, когда она гостила у своей подруги, также феноменолога, Хедвиг Конрад-Мартиус и се мужа. Однажды друзья оставили ее вечером одну; Эдит просматривала книги в их библиотеке, чтобы взять что-нибудь почитать. Она выбрала автобиографию святой Терезы Авильской и буквально не могла от нее оторваться. Одолев за ночь всю книгу, она сказала себе:

«Вот - истина». Эдит Стейн купила католический служебник и катехизис, изучила их и попросила священника местного прихода в Бергзаберне, близ фермы Конрад-Мартиусов, крестить ее. Пораженный познаниями Эдит в католицизме, священник сократил период ее предварительного обучения. Эдит Стейн крестилась 1 января 1922 г., приняв христианское имя Тереза. Ее крестной матерью была лютеранка Хедвиг Конрад-Мартиус. Фрау Стейн заплакала, когда Эдит сказала ей о своем обращении. Эдит продолжала посещать синагогу вместе с матерью, читая псалмы во время богослужения по своему латинскому бревиарию [2], и фрау Стейн была тронута ревностными молитвами своей дочери: «Я никогда не видела, чтобы кто-либо молился так, как Эдит».

Эдит Стейн хотела поступить в монастырь кармелиток сразу же после обращения, но решила подождать с этим, не желая огорчать мать своим уходом. Восемь лет она преподавала в доминиканской средней школе для девочек в Шпрее. В этот период она начала переводить труды Фомы Аквинского и собиралась писать тезисы, чтобы получить право преподавать в университете. Тезисы должны были свести воедино феноменологию и томизм.

С 1928 по 1932 г. Эдит Стейн много путешествовала по Германии, Швейцарии и Австрии, все более увлекаясь христианским феминизмом. Она первая попыталась развить католическое представление о женщине в современном мире в противовес национальной идеологии, заявлявшей, что жизнь женщины должна ограничиваться исключительно «детьми, кухней и церковью». Она видела тучи, сгущавшиеся над Европой, и резко ставила вопрос об образовании женщин-католичек: «Бредя через минное поле современного общества, имеем ли мы право все время оглядываться назад, когда наш противник объявляет войну нашим взглядам?»

Когда антисемитизм начал разъедать общественную жизнь Германии, Эдит Стейн испытывала сильное искушение уйти в монастырь и предаться жизни, наполненной размышлениями. Но ее духовник и друзья продолжали настаивать на том, что она нужна Церкви в качестве общественного деятеля и поэтому должна продолжать активную жизнь. Ее недолгое пребывание в должности лектора Министерского университета завершилось с введением новых антисемитских правил, а от предложения преподавать в Южной Америке она отказалась. Наконец 30 апреля 1933 г., молясь в приходской церкви, она почувствовала, что «Добрый Пастырь дает ей... Свое согласие» вступить в орден кармелиток. После мучительного, душераздирающего прощания с матерью и семьей Эдит Стейн в возрасте сорока двух лет ушла в кармелитский монастырь в Кёльне. 15 апреля 1934 г. она надела монашеское облачение, приняв религиозное имя сестра Тереза Благословенного Креста.

Наставники просили ее не прекращать работу над научными и популярными трудами. Она переработала свои академические тезисы, написав на их основе главную философскую монографию «Конечное и Вечное бытие» и еще три книги, среди которых «Наука постижения Креста». Жизнь ее пр' этом протекала в ревностных молитвах, как того требовал устав монастыря. (По воскресеньям она часто говорила:

- Слава Богу, сегодня я не должна писать. Сегодня я могу молиться.)

Мать Эдит Стейн умерла 14 сентября 1936 г., не сумев примириться с решением дочери уйти в монастырь. Она считала это окончательным разрывом Эдит с еврейским народом. Сестра Тереза Благословенного Креста дала вечный обет 21 апреля 1938 г., только впоследствии узнав, что Эдмунд Гуссерль принял веру в Бога незадолго до того, на смертном одре. После Кристалнахта 8 ноября 1938 г. Эдит Стейн стала беспокоиться, что ее присутствие в кёльнском монастыре кармелиток может навлечь опасность на других монахинь. Игуменья в конце концов согласилась с нею и помогла перевестись в монастырь кармелиток в Эхте в Голландии. Эдит покинула Кёльн 31 декабря 1938 г.

У Стейн было давнее предчувствие, что ее личная судьба и судьба еврейского народа, с которым, как ей верилось, она никогда не порывала, тесно связаны Провидением. После прибытия в Эхт она написала свой последний завет. Его заключительные слова полны интуитивного предвидения того, что ждет ее впереди, и готовности принять это, «познав науку Креста»:

Я с радостью принимаю заранее смерть, которую Бог назначил мне, полностью предаваясь Его святой воле. Да приимет Господь мою жизнь и смерть во славу и почитание Его имени, ради укрепления Его святой Церкви - и особенно ради сохранения освящения и окончательного совершенствования нашего святого ордена, чтобы Господь был принят своим собственным народом и воцарился во славе; ради освобождения Германии и мира во всем мире и, наконец, ради всех моих родственников, живущих и умерших, и всех, кого Бог дал мне: пусть никто из них не пропадет для Бога.

Нацистская Германия напала на Голландию и оккупировала ее в мае 1940 г. «Наука постижения Креста» превратилась отныне в реальность жизни Эдит. По мере того как петля СС сжималась вокруг евреев Голландии, она поняла, что ставит в опасное положение свой монастырь. Вместе с игуменьей они пытались договориться о перемещении Эдит и ее сестры Розы, которая обратилась в католическую веру после смерти фрау Стейн, но была не монахиней, а простой прихожанкой в монастыре Эхта, в монастырь кармелиток в Ле Пакер, в Швейцарии. Но Розу не могли принять в Ле Пакер, и Эдит отказалась оставить ее одну. 26 июля 1942 г. во всех католических церквах Голландии было зачитано пастырское послание Примаса Нидерландов, осуждающее депортацию голландских евреев в лагеря смерти. В отместку нацисты2 августа арестовали всех евреев, обращенных в католицизм, включая членов религиозных орденов. В пять часов пополудни эсэсовцы пришли в эхтский монастырь кармелиток за Эдит Стейн и ее сестрой. После остановок в Роермонде, Амерсфурте и в пересылочном лагере в Вестерборке их 7 августа отправили в поезде на восток, и 9 августа они прибыли в Освенцим II - Биркенау. Там, прямо на железной дороге, где сразу решались судьбы людей, Эдит и Роза Стейн были отобраны для немедленного уничтожения и в тот же день погибли в газовой камере.

Судьба Эдит Стейн, одной из самых замечательных женщин двадцатого столетия, была «парадигмой» для Иоанна Павла II, как он выразился однажды. Она была современной женщиной, одной из первых феминисток, первоклассной интеллектуалкой и скептиком, которая тем не менее обратилась к вере. Она обрела в католицизме освободительную истину, а не патриархальность и обскурантизм. Она была мыслящей женщиной, которая вела активную жизнь и видела свое служение миру в научной работе и интенсивной молитвенной жизни. Она свидетельствовала людям об истине, бросив вызов жестокой грубой силе, опираясь на силу веры. Она была немкой, которая своей жизнью осуществила предопределенное Богом переплетение иудаизма и христианства.

Предложение о беатификации Эдит Стейн еще в 60-е гг. было высказано архиепископом Кёльнским кардиналом Йозефом Фрингсом. В 1983 г. преемник Фрингса, кардинал Йозеф Хефнер, официально предложил причислить ее к лику блаженных как мученицу. Польский кардинал Юзеф Глемб поддержал предложение Хефнера. Конгрегация по делам канонизации со временем согласилась рассмотреть возможность беатификации Эдит Стейн на основании как ее добродетелей, так и мученической кончины. 25 января 1987 г. Конгрегация в присутствии Иоанна Павла приняла беспрецедентное решение беатифицировать Эдит Стейн одновременно как исповедницу Христа - женщину, прожившую жизнь героической праведности, - и как мученицу.

Такая формулировка решила вопрос о беатификации Эдит Стейн, поскольку, будучи мученицей, она могла быть причислена к лику блаженных без совершения чудес. Однако объявление о предстоящей беатификации вызвало противоречивые мнения в Израиле, Западной Европе и в Северной Америке. Некоторые европейские богословы и религиозные лидеры утверждали, что Эдит Стейн погибла только потому, что была еврейкой, заявляя, что ее беатификация будет попыткой «христианизировать» Холокост. Другие опасались, что Папа станет использовать эту беатификацию для привлечения в католицизм новой волны прозелитов. Некоторые противники беатификации подозревали в этом плане Церкви попытку отвлечь внимание от ее собственной давней исторической роли в разжигании европейского антисемитизма. Еврейские представители выразили свою озабоченность лично Иоанну Павлу. Он ответил на все эти возражения в одной из своих самых великих проповедей во время беатификации на мессе в Кёльне 1 мая 1987 г.

Первое же его предложение почтило Эдит Стейн именно за ее еврейскую верность древней библейской теме искупительного очищения:

- Сегодня мы славим с глубоким почитанием и в святой радости дочь еврейского народа, богатого мудростью и мужеством, среди этих благословенных мужчин и женщин. Воспитанная в строгих традициях Израиля и прожив добродетельную жизнь в религиозном ордене, она проявила свой героический характер по пути в лагерь смерти. Соединившись с нашим распятым Господом, она отдала свою жизнь «за подлинный мир» и «за людей».

Первое библейское чтение этой мессы было взято из ветхозаветной книги «Есфирь», повествующей о дочери Израиля, которая молилась о спасении своего народа от его злейшего врага Амана. Эта литургия беатификации, сказал Иоанн Павел, «вкладывает молитву более чем двухтысячелетней давности в уста Эдит Стейн, служанки и дочери Израиля в нашем веке, породившем «безумную идеологию» и нового злейшего врага» с «новым планом уничтожения евреев», предпринимавшимся «во имя уродливого расизма и проводившимся без всякой жалости». Затем Иоанн Павел пересказал историю гибели этой женщины, убитой потому, что она была еврейкой и католичкой и отдала свою жизнь ради безопасности других людей:

Покидая монастырь в Эхте, Эдит взяла сестру за руку и сказала:

- Мы должны идти за наш народ.

Черпая силу у Христа, призванного пожертвовать Собой для других, она в кажущемся бессилии видела способ оказать последнюю услугу своему народу. За несколько лет до того она сравнивала себя с царицей Есфирь в изгнании при персидском дворе. В одном из ее писем мы читаем: «Я уверена, что Господь взял мою жизнь ради всех... я всегда буду думать о царице Есфирь, которая была взята от своего народа ради ясной цели заступничества перед царем за свой народ. Я - бедная, слабая и маленькая Есфирь, но Царь, выбравший меня, бесконечно велик и милосерден».

Истина, обретенная Эдит Стейн, ради которой она готова была умереть, - истина, которая нашла ее и овладела ею, - не была абстрактной и интеллектуальной. Это была конкретная и человеческая истина. Подобно другим современным интеллектуалам, находившим религиозные верования неприемлемыми, она искала истину в своих исследованиях и в своем разуме. Но она обрела более глубокую истину - «не философскую истину, но истину Личности, любящей личности Бога». Ее жизнь, в которой она «искала истину и нашла Бога», является уроком интеллектуальной открытости, примером истинной интеллектуальной свободы.

Не избегая никаких спорных вопросов, Иоанн Павел перешел затем к обращению Эдит Стейн в католическую веру и его влиянию на ее взаимоотношения с семьей и еврейским народом: «Для Эдит Стейн крещение вовсе не означало разрыва с еврейским наследием. Наоборот, она говорила: «Я, будучи еще девочкой четырнадцати лет, прекратила участвовать в еврейских богослужениях. Мое возвращение к Богу заставило меня вновь ощутить себя еврейкой». Она всегда осознавала свою связь с Христом «не только в духовном смысле, но также и кровным родством». И поэтому, сказал Иоанн Павел, «в лагере смерти она погибла как дочь Израиля, «во славу Самого Священного Имени», и в то же самое время, как сестра Тереза Благословенного Креста.

В присутствии семьи Эдит Стейн, включая ее племянниц, которые помнили ее как тетю Эдит, Папа продолжал:

Дорогие братья и сестры! Мы склоняемся теперь вместе со всею Церковью перед этой великой женщиной, которую с нынешнего момента мы можем называть одной из благословенных в славе Божией; склоняемся перед этой великой дочерью Израиля, которая обрела исполнение своей веры и своего предназначения ради народа Божьего во Христе Спасителе...

Она видела неизбежное приближение своего креста. Она не отступила... Ее история была, с одной стороны, синтезом истории ее народа, полной глубоких ран, которые все еще кровоточат и ради исцеления которых люди продолжают ревностно работать вплоть до наших дней.

И в то же время это был синтез истины, обретенной ее сердцем, которое оставалось мятущимся и неудовлетворенным «пока оно наконец не обрело мир в Боге»...

Да будет благословенна Эдит Стейн, Сестра Тереза Благословенного Креста, истинная служительница Бога - в духе и в истине. Она причисляется к лику блаженных. Амен.

Два дня спустя, на мюнхенском олимпийском стадионе Иоанн Павел проводил мессу беатификации отца Руперта Майера - иезуита, ставшего первым католическим священником, заслужившим орден Железный Крест, служа капелланом во время Первой мировой войны. Этот популярный пастырь, потерявший на войне ногу, перенес свое служение в помещения местных пивных баров в условиях Мюнхена между двумя войнами. Однажды он встретился с Гитлером, чье движение порицал тогда как антихристианское по многим причинам, и в частности за его антисемитизм. Будучи дважды арестованным за проповедь против режима, он в итоге попал в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Когда его здоровье пошатнулось, нацисты, не желая делать мученика из награжденного немецкого патриота, отослали его в монастырь в Баварии. Отец Руперт Майер умер в 1945 г., успев, однако, возглавить первую процессию Тела Христова по улицам послевоенного Мюнхена.

- Ну вот, - ехидно заметил он, - одноногий старый иезуит пережил тысячелетний рейх.

Во время поездки по Германии Иоанн Павел II не забыл и о нацистской программе эвтаназии, и о полном нравственном разложении, о котором свидетельствовало ее оправдание. В Мюнстере он молился у могилы кардинала Клеменса Аугуста фон Галена, который публично порицал нацистскую политику применения эвтаназии к страдающим умственным расстройством, старикам и другим «непродуктивным» членам общества. Мы не должны, предупреждал Иоанн Павел, быть спокойны, пребывая в абсолютной уверенности в невозможности повторения подобных ужасов. Когда попирается неотъемлемое достоинство человеческой личности и ценность жизни измеряется прагматическими критериями путем ответа на вопросы: «Полезна ли эта жизнь? Доставляет ли эта жизнь беспокойство или неудобства?», - мы, по сути дела скатываемся в нечто, подобное нацистской концепции Lebensunwertes leben, «жизни, недостойной продолжения».

В Шпрее в последний день визита 1987 г. Иоанн Павел впервые заговорил о Европе, объединенной «от Атлантики до Урала». Это свидетельствовало о глубине его интуиции, уже с 1981 г. предвидевшей конец коммунизма. Конец искусственного разделения европейского континента по Ялтинскому договору не решает критических проблем, считал он. Какая Европа, отражающая какие ценности, встанет из пепла двадцатого столетия? Эдит Стейн, Руперт Майер и Клеменс Аугуст фон Гален стремились к цивилизованной Европе, возрожденной в соответствии с уважением к человеческому достоинству, прорастающему из европейских христианских культурных корней. Но существовали и другие возможные Европы, некоторые из них были просто кошмарны. Ложный гуманизм в сочетании с современными технологиями угрожал летальными последствиями. Европа уже прошла через это в недавнем прошлом. Настало время задуматься о фундаментальных проблемах европейского будущего.

За два года до падения коммунизма на востоке Центральной Европы и за четыре года до распада Советского Союза Иоанн Павел II уже задавался вопросами отдаленного будущего: «Какую свободу мы хотим обрести?» и «Свободу для чего!»

И ВНОВЬ «СОЛИДАРНОСТЬ»

1987 г. был годом шестисотой годовщины обращения Литвы в христианство. 5 июня Иоанн Павел направил апостольское послание епископам Литвы, превознося «великое духовное богатство... литовской католической общины» и «ее многовековую верность Христу...» Через три недели он возглавил беатификацию архиепископа Юргиса Матулайтиса из Вильнюса (1871-1927), «великого сына и пастыря молодого народа». Присутствие на этом событии епископов со всей Европы, писал он, отражает единение между католическими Церквями Востока и Запада, которое осталось нерушимым, несмотря на «железный занавес».

Церковь в Литве знала, что означает мученичество. Начиная с 1940 г. литовцы, «радуясь страданиям во имя Христа, испытали унижение, дискриминацию, иногда преследования и даже изгнание, заключение, депортацию и смерть». Те же самые испытания предстояли им и в 1987 г. Эти испытания были для них источником силы, поскольку крест «который несли в единении с искупительными страданиями Иисуса», становился «инструментом благодати и освящения». Обретая эту силу, молодежь Литвы «станет семенами великой надежды», которая не знает лучшего назначения, чем истинная свобода.

От всего сердца приветствовав Литву, Иоанн Павел обратил внимание на условия достижения свободы в его собственном отечестве. Третий визит понтифика в Польшу начался 8 июня с Варшавы и привел его в Люблин, Тарнув, Краков, на Балтийское побережье, в Ченстохову и Лодзь. Приезд Папы в июне 1979 г. воспламенил польскую революцию. Его поездка в 1983 г. помогла этой революции выжить. Недельное паломничество в июне 1987 г. должно было подготовить почву для победы революции и для определения фундаментальных проблем, которые встанут перед свободной Польшей в будущем.

Правительство, как обычно, создавало препятствия при переговорах о поездке Папы. Гданьск, колыбель «Солидарности», оказался запрещенным для посещения городом при поездке 1983 г. Иоанн Павел настаивал, чтобы его включили в маршрут 1987 г., иначе он не поедет. Режим наконец согласился с этим. Еще во время переговоров относительно визита Папы поляки уже проявляли свою общественную солидарность, готовясь к этому визиту. Новый город Заспа - серое подражание Новой Гуте, - построенный на заброшенном аэродроме вблизи Гданьска, преобразился, по словам его самого знаменитого жителя Леха Валенсы, в «живой организм... общину людей яркой индивидуальности и передовых взглядов» в процессе подготовки к организации там папской мессы. Население Заспы сражалось с режимом, отстаивая свою идею конструкции алтарного помоста, который воздвигался на краю бывшей взлетной полосы, проходившей между огромными жилыми зданиями. Верный морскому и религиозному наследию Гданьска, Мариан Колоджей, художник-постановщик Гданьского театра и бывший узник Освенцима, разработал проект алтарного помоста в виде корабля с тремя мачтами, «на мостик которого должен был взойти капитан Церкви». Сотни часов труда добровольцев были затрачены на постройку помоста, когда власти решили вдруг, что мачты слишком напоминают монумент в память убитых рабочих, воздвигнутый у ворот судоверфи имени Ленина как результат части гданьских договоренностей 1980 г. После долгих споров и придирок всего за три дня до прибытия Папы работу наконец позволили продолжить.

Иоанн Павел не старался смягчать своих слов, отвечая на приветственную речь генерала Войцеха Ярузельского в варшавском королевском дворце. Папа отметил, что Ярузельский часто говорит о своем горячем стремлении к «миру». Во время Второй мировой войны, в ходе которой Польша так жестоко пострадала, современный мир осознал, что для достижения мира требуется подлинная защита основных прав человека. То, что истинно для отношений между народами, справедливо и для отношений внутри государства. Поэтому мир и внутри Польши требует отстаивания этих прав. Лидеры Польской Народной Республики должны понять, что единственным путем к национальному освобождению, о котором они говорят непрерывно, является серьезное отношение к человеческому достоинству их народа. Иоанн Павел преподал тогда генералу Ярузельскому основной урок по католической общественной доктрине, которая в этом случае слово в слово совпадала с политической теорией демократии.

Общество, сказал он, состоит из людей, которые являются носителями неотъемлемых прав. Государство существует для блага общества, а не общество для государства. Человеческое достоинство членов общества требует, чтобы им было позволено участвовать в решениях, влияющих на их жизнь. Папа понимал, что Польша проходила в то время через трудный экономический период. Но он понимал также, что разрешение кризиса польской общественной и экономической жизни невозможно без учета тех фундаментальных истин, о которых он говорил. Именно поэтому Иоанн Павел хотел обратить внимание президента польского Государственного совета и его коллег на «следующие уместные здесь слова Второго Ватиканского Собора: "Необходимо отдать дань уважения тем нациям, чьи системы позволяют максимально возможному количеству граждан принимать участие в общественной жизни в обстановке истинной свободы (Gaudium et Spes, 31)».

Каждый из присутствующих знал, с какой стороны от линии, разделяющей Европу по Ялтинским соглашениям, находятся такие системы.

Пообщавшись с представителями разваливающегося польского государства, Иоанн Павел сосредоточил свое внимание на польском народе, истинном источнике надежды на обновление Польши.

Проповедническим контекстом папского визита был Национальный евхаристический конгресс, который он открыл в Варшаве 8 июня 1987 г. и закрыл 14 июня, перед возвращением в Рим. Темой этого конгресса стали слова из Евангелия от Иоанна: «Он... до конца возлюбил их» (Ин. 13.1). Слова эти относились к любви Христа к Его апостолам, с которыми Ему предстояло разделить последнюю вечерю. Евхаристия, сказал Иоанн Павел, открывая конгресс, была введена в начале «искупительного часа Христа», Который был «искупительным часом истории человека и мира». В этот час Христос «утвердил спасительную силу любви до конца», отдав жизнь за друзей Своих и ради спасения мира. Этим Он открыл всем, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4.7-8).

Святое Причастие создает сообщество чистых совестью, без которого не создать обновленного общества. Полякам необходимо освободиться «от наследия ненависти и эгоизма». Им необходимо избавиться от такого «видения мира», в котором Бог есть выдумка, а любовь - бессилие. Лишь после этого они смогут возродить свою страну в подлинной свободе.

На следующее утро, 9 июня, Иоанн Павел отправился на вертолете в лагерь смерти Майданек, близ Люблина, место самых чудовищных «медицинских» экспериментов Холокоста. После молчаливой молитвы у мемориала жертвам этого лагеря Папа расписался в книге посетителей мемориала, сопроводив свою подпись текстом из Книги мудрости1: «Души праведных - в руках Божиих». Затем он направился в Люблинский католический университет (ЛКУ) на встречу с польскими академиками и сказал имоб их ответственности перед будущим свободы. Стоя под сводами аркады ЛКУ, построенной в средневековом стиле, со своими бывшими коллегами в академических одеяниях, расположившимися справа от него, и студентами, столпившимися во дворе перед ним, он начал обращение с цитаты из Фомы Аквинского: «Intellectus est quodammodo omnia» [«В человеческом интеллекте заключено в определенном смысле все сущее»]. Все, что существует, дано преподавателям и студентам ЛКУ - равно как и всем людям - в качестве интеллектуальной задачи. Все, что существует, представляет интерес. Все существующее нуждается в свободном изучении, что является нашим «долгом... перед реальностью во всем ее разнообразии... человек обязан нести миру истину», а следовательно, ЛКУ, как и все польские университеты, несет важную миссию в деле национального обновления. «Служите истине! Если вы служите истине - вы служите свободе. Свободе человека и народа, служите жизни!»

В тот же день на мессе, проведенной после полудня, Иоанн Павел рукоположил пятьдесят новых священников, малую часть огромного числа священников, рукоположенных в Польше с 1980 г. В своей проповеди он просил их избегать опасности клерикализма в новой Польше, которая - он был уверен в этом - уже рождалась:

- Вашей задачей, мои дорогие новые проповедники, будет сотрудничество с прихожанами, осознающими свою ответственность перед Церковью и перед развитием христианского образа жизни... Они обладают огромным потенциалом доброй воли, способности к служению, знаний.

Другой задачей новорукоположенных являлось христианское освобождение:

- Служить Богу - значит служить человеку: высвободить в человеке осознание своего царственного священства, осознание этого достоинства, присущего человеку как сыну или дочери Самого Бога и присущего истинному христианину, о котором сказано, что он - «другой Христос».

Быть слугой людей означает быть «слугой истины, которая освобождает каждого человека», и помнить, что «обретаемая им сила» истины принадлежит не ему, но Богу.

- Да, Богу. Не нам. Богу!

10 июня Иоанн Павел прибыл в Краков - «мой Краков, город моей жизни, город нашей истории». Перед более чем миллионом краковцев, собравшихся на Блонья Краковске, он извинился за то, что не мог задержаться там дольше, объяснив, что ныне Краков решил поделиться с остальной страной его присутствием немного более щедро, чем в 1979 и 1983 гг. На мессе в Вавельском соборе в тот же день он напомнил о своем долге перед отцом Казимежем Фиглевичем и о долге всей Польши перед факультетом теологии Краковского университета, изгнанным из университета и недавно переименованным в Папскую академию. Что, спрашивал он, Краков без этого факультета? И что такое без него польская культура? Это было прямое напоминание о мучительной борьбе в прошлом и маяк для указания пути в будущее.

После этого Папа направился на север, к городам Балтийского побережья, где родилась «Солидарность» и где тема солидарности приобрела смысл направления к национальному обновлению.

Он начал со Щецина 11 июня. Балтийское побережье, вспоминал он, было местом «важных пактов между государственными властями и миром труда». Что же произошло с этими соглашениями? «Каков был смысл этих пактов?»

В Гдыне в тот же вечер он выразился еще определеннее. Обращаясь к морякам, рыбакам и другим людям морских профессий в этом портовом городе, построенном республикой между двумя войнами, он начал с лирических воспоминаний о значении рек и моря для Польши в прошлом: о Висле, которая была «молчаливой свидетельницей жизни в Польше на протяжении многих поколений», и о Балтийском море, которое подобно другим морям говорило с народом «языком, преодолевающим любые барьеры». Затем он перешел к связям - между древними сказаниями, трудным настоящим и перспективами людей в мире, который наступит после «холодной войны».

Моря говорят людям о необходимости искать пути друг к другу ...они говорят о необходимости солидарности как между отдельными людьми, так и между народами.

Это чрезвычайно важно, что понятие «солидарность» было акцентировано именно здесь, рядом с Польским морем.

И эта глубокая реальность была провозглашена здесь в том смысле этого слова, который отражает его вечное значение.

Здесь, у берега Балтийского моря, я тоже провозглашаю это слово, это понятие «солидарность», потому что оно является существенной частью постоянного послания, которое несет социальное учение Церкви...

Да, солидарность освящает борьбу. Но не должно быть борьбы людей друг с другом; борьбы, которая угрожает людям как противникам и врагам и ведет к разрушению. Однако борьба ради человека и его прав, ради его собственного подлинного прогресса оправдана: это - борьба за более достойный образ жизни. Действительно, человеческая жизнь на этой земле становится «более человечной», когда она управляется истиной, свободой, справедливостью и любовью...

На трудном пути к свободе было много препятствий, в том числе коммунизм. Коммунизм использовал современную «болезнь поверхностных устремлений». Ответом на это заблуждение была «работа... по обретению глубины, той глубины, которая является истинной сущностью человеческой личности. Политика по-настоящему свободной Польши должна строиться на понимании того, что демократия освобождает и души людей.

На следующий день настала очередь Гданьска. На мессе для миллиона рабочих Жаспы Иоанн Павел приветствовал ганзейский порт Гданьск как образец борьбы поляков за свободу. Борьба эта обошлась дорогой ценой; перед мессой Папа молился у мемориала рабочим, убитым в 1970 г. Но теперь настало время думать о будущем.

Забастовка на судоверфи в 1980 г., привлекшая к Гданьску мировое внимание, касалась работы и прав рабочих, но рабочие не удовлетворились правом организовываться лишь на рабочих местах. Поскольку труд определяет всеобщее процветание, рабочие имели «право принимать решения, относящиеся к проблемам всего общества» - короче говоря, право на политические свободы. Свобода, однако, не была чем-то автономным, принадлежащим какой-либо одной группе общества. Иоанн Павел завершил проповедь напоминанием о сущности понятия «солидарность» и «Солидарности» как организации:

- Солидарность означает: взаимопомощь, и, если обществу предстоит нести бремя, это бремя несут все вместе. А значит, никакого противостояния друг другу. Ни одна из групп общества не должна восставать против другой, и ни одна из них не должна нести бремя в одиночку, без помощи других.

Это было полной противоположностью понятиям классовой борьбы, о чем Папа говорил вновь, обращаясь к польской Конференции епископов в Варшаве в последний день своей поездки,14 июня. За двадцать лет до празднования своего тысячелетия в 1966 г. послевоенная Польша была призвана противостоять вызову марксизма и его утверждению, что религия препятствует развитию гуманистического общества. Польские епископы всегда считали этот вызов разрушительным, каковым он и оказался. Однако теперь настало время взглянуть на недавнее прошлое с другой точки зрения. Епископы должны помнить послевоенный период и как стимулирующий вызов, брошенный Церкви, который заставил Церковь провозгласить «с новой глубиной и силой убежденности», что Евангелие Христово призвано провозглашать «истину о Боге, Христе и человеке».

Коммунизм, хотя и уходивший как историческая сила, оставил ужасное наследие в культурах, которые он заразил широко распространенным представлением о человеке как о простом объекте безличных экономических и политических сил. Это глубоко внедренное в общество представление стало еще одной формой рабства. Церковь должна помочь Польше преодолеть его так же, как она защищала национальную независимость, право участвовать в общественной жизни и право народа на религиозную свободу. Эта задача должна была стать новой евангелической миссией новой рождающейся Польши.

Генералу Ярузельскому все это не нравилось. Он потребовал незапланированной встречи с Папой, которая длилась пятьдесят пять минут, и после этого выступил экспромтом, обвиняя западных журналистов в предвзятой интерпретации папского визита. Он также язвительно заметил Иоанну Павлу, что, попрощавшись с Польшей, «вы увезете в своем сердце ее образ, но не увезете с собой реальных проблем вашего отечества». Нет сомнения, продолжал Ярузельский, что много путешествующий Папа «увидит, как много еще в мире социальных болезней и страданий, несправедливости и презрения к правам человека». Может быть, Папе следует сказать что-либо обо всем этом: «пусть слово «солидарность» понесется с польской земли к тем народам, которые все еще страдают от расизма, эксплуатации и безработицы, преследований и нетерпимости».

Риторика Ярузельского впечатляла, но пафос подобной коммунистической литании о всемирных бедах пропал впустую. Ярузелъский мог беспокоиться о том, чтобы папский визит «упрочил авторитет Польши». Он, несомненно, не прибавил авторитета ему самому. Иоанн Павел считал авторитет Ярузельского убывающим. Наверное, генерал верил в какую-то форму «национального компромисса», который, по его словам, улучшил бы трудовую дисциплину и «каждодневную мораль». Но Иоанн Павел еще в июне 1979 г. ясно показал невозможность стратегического компромисса с системой, основанной на радикально порочной концепции человеческой личности. Система могла пойти на какие-то мелкие улучшения. Несколько ослабли репрессии, и Ярузельский во время визита использовал как приманку возможность официальных дипломатических отношений между Польской Народной Республикой и Святым Престолом, однако все это закончилось тем же, чем и всегда: конфронтацией, в которой должен был определиться победитель и побежденный.

Поездка Папы по Польше в июне 1987 г. основывалась на предположении, что личность побежденного уже определилась.

АПОСТОЛЫ «В МИРУ»

В те три месяца, которые оставались между третьей поездкой Папы по Польше и открытием Синода епископов для обсуждения роли мирян, или простых прихожан, «в миру», Иоанн Павел оказался втянутым в неожиданное противоречие с мировыми еврейскими лидерами, затем совершил вторую пастырскую поездку в Соединенные Штаты и предпринял еще один шаг в направлении примирения религии и науки.

СПОР ВОКРУГ ВАЛЬДХАЙМА

Противоречие, в которое оказался втянутым Папа, касалось президента Австрии Курта Вальдхайма. Иоанн Павел II дал ему аудиенцию, приняв его 25 июня 1987 г., через девять дней после своего возвращения из Польши. Вальдхайм, бывший Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, был затем избран демократическим путем главой государства в католической стране, с которой Святой Престол имел полные дипломатические отношения. Не принять его было дипломатически невозможно. Вальдхайм был когда-то офицером армии «третьего рейха», и никогда не признавал и не выражал публично раскаяния в своей роли в нарушениях прав человека в военное время.

В течение более чем восьми лет действия Иоанна Павла II подтверждали его убеждения относительно международной ответственности. Как епископ Рима и пастырь Церкви, он вел постоянный диалог с каждым человеком, включая тех, чья деятельность могла занимать в спектре его представлений крайнее место, - до неприемлемой и достойной осуждения. Беседа с Андреем Громыко, например, не могла быть ни поучительной, ни продуктивной, однако ее нельзя было избежать, несмотря на роль Громыко в системе ГУЛАГа. Учитывая эти реалии, а также большое внимание, которое Иоанн Павел уделял налаживанию связей с еврейскими общинами во всем мире, сочувствующие наблюдатели могли понять, что визит Вальдхайма был прискорбной неизбежностью, которую - учитывая настойчивость президента Австрии - нельзя было обойти. И тем не менее визит Вальдхайма вызвал в еврейско-католических отношениях кризис, угрожавший воспрепятствовать приближавшемуся посещению Папой Соединенных Штатов в сентябре и омрачить будущее еврейско-католического диалога, с таким трудом начатого и оберегаемого Иоанном Павлом.

Первой проблемой, возникшей у Папы в связи с этой ситуацией, стала запланированная встреча с американскими еврейскими лидерами в Майами во время его второй поездки в США. Еврейские лидеры угрожали бойкотировать эту встречу. Кардинал Агостино Касароли, прибывший в Нью-Йорк с неофициальным визитом, изменил свою программу, чтобы частным образом встретиться с разгневанными еврейскими лидерами и выяснить возможность разрешения этого конфликта. Возвратившись в Рим, Касароли посоветовал Папе встретиться с представителями делегации от американской еврейской общественности и таким образом попытаться спасти встречу в Майами и восстановить взаимоотношения. Иоанн Павел согласился, и встречи состоялись 31 августа и 1 сентября.

Представители Комиссии по религиозным отношениям с евреями при Святом Престоле встретились с членами Международного еврейского комитета по межконфессионным консультациям в Риме для обсуждения Холокоста, современного антисемитизма, учения Церкви о евреях и иудаизме и отношений между Святым Престолом и Государством Израиль. Во время обсуждения моральной оценки Холокоста еврейские представители выразили то, что в последующем коммюнике было осторожно названо «разочарованием и озабоченностью по поводу моральных проблем, вставших перед еврейским народом в связи с аудиенцией», предоставленной президенту Вальдхайму. С такой же осторожностью в коммюнике отмечено, что «католическая делегация признает серьезность этой озабоченности евреев и представляет обоснования решения, принятого Святым Престолом». Совещавшиеся встретились также с кардиналом Касароли и были приняты Папой в Кастель-Гандольфо во вторник 1 сентября после полудня; между ними произошел, выражаясь дипломатическим языком, «полный и откровенный обмен мнениями».

Эта чрезвычайная встреча в Кастель-Гандольфо в Риме не только спасла встречу Папы с американскими еврейскими лидерами в Майами и позволила возобновить еврейско-католический диалог, но также явилась поводом для проведения в Жизнь двух новых инициатив. Первой из них оказалась готовность Ватикана издать официальный документ по поводу Шоаха [3] и его отношения к истории антисемитизма. Второй инициативой, родившейся в ходе обсуждения отношений между Святым Престолом и Государством Израиль, было заявление, что препятствиями к полным дипломатическим отношениям между ними были «серьезные и нерешенные» практические вопросы, а не теоретические разногласия с еврейским государством, - что было важным разъяснением, учитывая противоположное мнение в некоторых еврейских кругах.

«УПОРЯДОЧЕННАЯ СВОБОДА»

В июле шестидесятисемилетний Папа предпринял спортивный отдых, проведя шесть дней в пешеходных экскурсиях в Доломитовых Альпах на севере Италии, приветствуя пораженных встречных туристов своей походной палкой и ночуя в маленьком доме в Лоренцаго ди Кадоре, принадлежащем епархии Тревизо. Итальянские силы безопасности помогали ему незаметно держать на расстоянии тех папарацци, которые хотели бы заполучить фото верховного понтифика, облаченного в столь необычный для Папы костюм туриста.

После этой короткой передышки Иоанн Павел отправился во вторую пастырскую поездку в Соединенные Штаты, в ходе которой он должен был посетить в основном Юг и Юго-Запад. Он приземлился в Майами 10 сентября, где его приветствовал президент Рональд Рейган и где он встретился с представителями священнических советов, прибывших со всех концов страны. 11 сентября он общался с еврейскими лидерами, а потом отслужил мессу в парке Тамьями, после чего вылетел в Колумбию, столицу штата Южная Каролина. Там он участвовал в межконфессиональном молитвенном богослужении на стадионе университета Южной Каролины вместе с евангелическими протестантами, чьи деды когда-то без смущения отзывались о Папе Римском как о «блуднице вавилонской». Проведя день в Новом Орлеане и встретившись с афро-американскими католическими лидерами и католическими работниками образования, Иоанн Павел направился в Сан-Антонио для встречи с католическими работниками благотворительности, семинаристами и религиозными новообращенными, а также с испано-американской католической общиной. В Финиксе 14 сентября он перед мессой на стадионе университета штата Аризона встретился с работниками здравоохранения и индейцами.

Встреча с так называемыми специалистами средств коммуникации в Лос-Анджелесе на следующий день дала Папе возможность призвать Голливуд к проявлению большей заботы о моральном здоровье американской культуры. Этот призыв не имел заметного успеха. Прежде чем отслужить мессу на стадионе Доджер, Иоанн Павел также встретился в «городе Ангелов» с представителями Национальной конференции католических епископов и мировых религий. В Монтеррее и Сан-Франциско Папа посетил старые францисканские миссии и беседовал с членами мужских и женских религиозных орденов, а также с представителями мирян-прихожан. После однодневной остановки в Детройте для встречи с американцами польского происхождения и постоянными диаконами и их женами Папа вылетел в Форт-Симпсон в Канаде, чтобы выполнить свое обещание встретиться с коренными жителями канадских северо-восточных территорий. Он возвратился в Рим 21 сентября, покрыв в течение двенадцатидневной поездки расстояние в 18 000 миль.

Организаторы поездки Папы по Соединенным Штатам из Национальной конференции католических епископов предполагали, что этот визит станет более действенным «диалогом» между Папой и Церковью в Соединенных Штатах, чем визит 1979 г., однако предложенный ими распорядок встреч был довольно искусственным. В ходе своих поездок Иоанн Павел всегда старался встречаться с представителями различных церковных групп одновременно. Американская же программа 1987 г. оказалась пародией на подобные плодотворные встречи, поскольку всех желающих встретиться с Папой разделили на группы по роду занятий и национальному признаку - церковники, религиозные деятели, испанцы, афро-американцы, общественные работники, работники здравоохранения - и каждая из этих групп в индивидуальном порядке должна была излагать Папе свои заботы и выслушивать его ответы. Предположение, что такие обособленные друг от друга слои способны выразить через своих представителей мнения стоявших за ними широких кругов верующих, оказалось ошибочным и в какой-то мере авторитарным, поскольку навязывало и «представителям», и Папе заранее заготовленную схему встречи: «представители» должны были зачитать тщательно приготовленное обращение к Папе, который затем «отвечал» на него своим заготовленным текстом. Это не способствовало реальному диалогу и лишь усиливало стереотипное представление о том, что Иоанн Павел стремится наставлять уклоняющихся с верного пути американцев, а не прислушиваться к их собственному мнению о пути к Христу.

На самом же деле Папа проявлял огромный интерес и любовь к Америке, продемонстрировав это в наиболее памятном заявлении своего визита 1987 г., ставшем одой «упорядоченной свободе» и поражавшем глубиной понимания Папой американского политического эксперимента.

С самого зарождения Америки свобода служила созданию хорошо организованного общества и процветанию его мирной жизни. Свобода была направлена на обеспечение полноты человеческой жизни, на сохранение человеческого достоинства и на защиту всех человеческих прав, опыт упорядоченной свободы является воистину драгоценной частью истории этой земли.

Это свобода, которую Америка призвана хранить, лелеять и передавать другим. Ее пример должен пробуждать стремление к свободе у других наций и других людей. Истинна только та свобода, которая дает народам возможность жить в соответствии со своим историческим предназначением, говорящим нам, чем мы являемся и кем мы являемся перед Богом: все мы - дети Божии, а значит - братья и сестры в общем человечестве...

В трудный период американской истории великий сын этой страны Авраам Линкольн нашел самые верные слова, которые требовались в тот момент: «...чтобы эта нация под Богом обрела новое рождение свободы». Новое рождение свободы необходимо во всем: в свободе исполнять свой долг и проявлять великодушие; в свободе встречать вызов служения человечеству; в свободе каждого человека достичь своего предназначения; в свободе жить согласно истине, ограждая ее от всяческих искажений и манипуляций; в свободе видеть закон Бога, что является залогом прав человека; в свободе жить как дети Божии, в безопасности и счастье; в свободе быть Америкой, той страной конституционной демократии, которая была рождена, чтобы стать «единым народом пред Богом, неразделимым, дающим каждому освобождение и справедливость».

НЬЮТОНОВСКИЙ ЮБИЛЕЙ

Возвращаясь из Соединенных Штатов, Иоанн Павел готовился к международной научной конференции, которую он созвал для обсуждения отношений, сложившихся в современном мире между учеными, философами и богословами. Она должна была проходить в ватиканской обсерватории в Кастель-Гандольфо с 21 по 26 сентября 1987 г. в ознаменование трехсотой годовщины выхода труда Ньютона «Principia Mathematica» [«Основы математики»]. В течение пяти дней ученые со всего мира обсуждали широкий спектр вопросов о взаимосвязи науки и религии, уделив особое внимание физике: могут ли современные научные взгляды на время, пространство, причинность взаимосвязей и материю быть «введены» в богословие таким образом, чтобы эти представления остались верны канонам науки и сочетались с христианским вероучением? Может ли философия наука, испытывающая ныне наибольшие затруднения, - стать авторитетным «посредником» между физикой и теологией?

Девять месяцев спустя труды конференции, включая письмо Папы отцу Георгию Койну, директору ватиканской обсерватории, были опубликованы. Иоанн Павел сравнивал новый диалог между теологией и наукой с экуменическим движением.

То, что казалось невозможным всего десятилетие назад, стало необходимым. Наука и богословие «начали диалог на более глубоком уровне, чем ранее, и с большей открытостью в отношении перспектив...» Новый диалог, предложил Папа, должен использовать современный научный интерес в объединяющем познании, подобном той «общей теории», объединяющей четыре вида основных физических сил, которую пытаются разработать физики. Этот диалог должен избежать установления искусственного «обязывающего единства», которое в прошлом сбивало с истинного пути как науку, так и теологию. Значит, необходимо определить общие основы, которые не нарушали бы суверенности участников диалога, ибо наука не может стать теологией, как и теология не является наукой о материальном мире.

Этот долго откладывавшийся диалог об общих основах, заключил Иоанн Павел, необходим для возрождения гуманизма, способного сформировать истинно гуманное будущее: «Такое взаимопознание может привести каждого из нас к углубленному самопознанию и к большей самобытности как науки, так и теологии. История убедительно свидетельствует, что кризис коснулся как науки, так и религии. Использование достижений науки не раз приводило к массовым разрушениям, а религиозные размышления слишком часто оказывались бесплодными. Мы нужны друг другу, чтобы стать тем, чем мы должны, чем мы призваны быть».

СИНОД О РОЛИ МИРЯН

Ученые были не единственными мирянами, которых Иоанн Павел хотел заставить задуматься над своим призванием. Постоянный упор на всеобщий призыв к святости был нацелен Папой на то, чтобы каждый член Церкви, включая простых прихожан, перестал представлять себя лишь частью монархической модели Церкви, но жил бы в мире так, как должна жить в нем Церковь, являющая собой Тело Христово. Согласно монархической модели, владевшей представлениями католиков в течение веков до Второго Ватиканского Собора, Папа является королем, епископы - титулованным дворянством, священники и посвященные Богу служители - дворянством мелкопоместным, а прихожане крестьянами. На последних не налагается никакой ответственности, кроме повиновения и уплаты десятины; и когда они не молятся, не платят или не подчиняются, то не являются скольконибудь существенной частью Церкви. Подобное представление, по мнению Иоанна Павла, является серьезным препятствием для воплощения в жизнь учения Собора о том, что Церковь является соттипю, то есть общиной верующих, которые вместе образуют Тело Христово в миру и разделяют - через крещение - тройную миссию Христа: евангелизацию, освящение и служение.

Представление Собора о Церкви как о соттипю было в значительной мере утрачено в спорах относительно власти и сексуальной морали, развернувшихся после Второго Ватиканского Собора. Чрезвычайный Синод 1985 г. пытался возродить определенный взгляд на церковь - «экклесиологию», выражаясь богословскими терминами. Начиная с 1987 г. Иоанн Павел II поручал трем очередным Синодам епископов выработать - на основании этой экклесиологии соттишо - соображения о трех «уровнях жизни» в Церкви: прихожан, священства и посвященных Богу, то есть тех, кто дал вечную клятву нестяжательства, целомудрия и покорности. В дополнение к авторитетной интерпретации выводов Второго Ватиканского Собора были созваны три синода Синод о роли прихожан (1987), Синод о священстве (1990) и Синодо религиозной жизни посвященных (1994), - направленных на возрождение соборного призыва к святости.

Наиболее значительным из этих трех синодов по влиянию на католическое будущее был Синод о роли прихожан, который проводился с 1 октября по 30 октября 1987 г. и завершился постсинодальным апостольским наставлением «Christifideles Laici»[«Прихожане, верные Христу»], выпущенным Иоанном Павлом II 30 декабря 1987 г.

В Синоде принимали участие 232 епископа и шестьдесят «слушателей» из мирян. Последние могли выступить на общих собраниях Синода и участвовать в его небольших дискуссионных группах. Кроме того, двое мирян, Жан Луи Дерз из Франции и Мария да Граса Гуэдес Салес Энрикес из Португалии, были названы дополнительными специальными секретарями Синода. Папа, как всегда, посещал каждое общее заседание, выслушав почти 300 выступлений. Синод отметил и обсудил святость мирян-христиан. 4 октября Иоанн Павел произвел беатификацию Марселя Карло, французского мирянина, активиста движения католических рабочих, который в 1945 г. принял мученическую смерть в концентрационном лагере Маутхаузен, и двух итальянок, Антонию Мессину и Пьерину Моросини, которые приняли мученическую смерть, сопротивляясь насилию. 18 октября Папа канонизировал блаженного Лоренцо Руиза и пятнадцать других мучеников из Японии. Руиз был филиппинским миссионером-мирянином; Иоанн Павел беатифицировал его в Маниле в 1981 г. 25 октября Папа канонизировал блаженного Джузеппе Москати, итальянского врача, умершего в Неаполе в 1927 г.

Синод обсудил и утвердил пятьдесят четыре «предложения». Наряду с тезисами выступлений и дискуссий небольших групп, а также с материалами, подготовленными секретариатом Синода они использовались Иоанном Павлом II при создании постсинодального документа, который был выпущен через четырнадцать месяцев.

Этот документ, «Christifideles Laici», излагает драматическое, даже радикальное видение мирянина, истинного сына Церкви, ощущающего себя миссионером в обществе и культуре. Написанный Папой, который сам когда-то думал, что проведет свою христианскую жизнь мирянином, этот обширный документ отражает опыт Кароля Войтылы в определении призвания мирян в этом мире. Подход Иоанна Павла к роли прихожан в чем-то сходен с представлениями Джона Генри Ньюмена. Этот великий английский богослов XIX в. в ответ на вопрос епископа, что духовенство должно думать о прихожанах, ответил (как рассказывают):

- Мы без них выглядели бы довольно глупо.

Остроумие Ньюмена было подтверждено папой Пием XII, утверждавшим, что «миряне - это Церковь», однако немногие из католиков до Второго Ватиканского Собора воспринимали это серьезно. Одним из исключений был Кароль Войтыла, чья пастырская стратегия «аккомпанемента» отражала его убеждение, что каждый христианин участвует в евангелической миссии Церкви или, как он выразил это в «Christifideles Laici»: «Никто не может оставаться в стороне».

«Насущность» такого подхода особенно ощущалась на пороге нового тысячелетия. Практический атеизм современности продемонстрировал, что стремление к Богу в человеческом сердце не погасить никогда. Деградация человеческой личности привела лишь к новым широким требованиям прав человека. Век жестоких конфликтов привел к усилению стремления к миру. Современность крайне нуждалась в евангельском послании и именно благодаря переживаемому кризису была открыта ему.

Каждый христианин, настаивал Папа, призван к святой жизни через крещение, а для мирян призыв к святости «непосредственно связан с миссионерством». Ответственность, возлагаемая на христианина-мирянина, состоит в продолжении спасительной миссии Христа «в мире», который является «местом и средством для верного мирянина исполнить его христианское предназначение». Освящение «мира» - общества, культуры, рабочего места - и является «светским» призванием мирян. Ради целостности и достоинства мирян необходимо сопротивляться искушению клерикализировать их, перекладывая на них задачи рукоположенного священства. Это настоящий клерикализм, утверждает Папа, полагать, что миряне могут исполнять свою миссию, только став священниками. Они приобретают право и обязанность на миссию, приняв крещение. Любое утверждение, что они могут исполнять свою миссию, лишь подражая священству, искажает Церковь как соттипю. В этом контексте Иоанн Павел подчеркивает важность местного прихода, который не является случайным объединением христиан, живущих по соседству, но представляет собой Церковь, живущую среди домов ее сыновей и дочерей! Приход должен быть «местом», где верующие собираются, чтобы укрепить преданность своей миссии в мире, это - «дом, открытый для всех, и место служения всем».

«Принадлежность к Церкви» не ограничивается воскресным богослужением и должна проявляться не только в стенах храма. «Быть Церковью» значит всем миром постоянно принимать участие во всех сферах жизни. Бизнес, работа, творческая деятельность, массовая информация и политика - все это является для Папы той средой, в которой христиане живут и реализуют всеобщий призыв к святости.

Хотя Иоанн Павел II лишь позднее ввел термин «новая евангелизация», основная концепция этого понятия, характерная для его понтификата, выражена уже в «Christifideles Laici». «Новой евангелизации» XXI в. требуется Церковь, переросшая и изжившая клерикализм. Церковь не может проповедовать истину о человеческой личности в современном мире, если люди и лидеры Церкви думают о ней как о клерикальном заповеднике, в который иногда заходят миряне. Христианин - это некое постоянное состояние и постоянное дело. Единственным оправданием существования церковной иерархии является ее служение этой миссии и формирование святости тех, кто призван к миссии служения, то есть каждого.

Подобно труду Иоанна Павла «Теология тела» документ«Christifideles Laici» оказался документом, опережающим католическое мышление того времени. В каком-то смысле католическое духовенство, как, впрочем, и простые христиане, оказалось неготовым к восприятию такого рода Церкви, какой она вырисовывалась в представлении Иоанна Павла И. В случае если жизнь Церкви пойдет в ногу с идеями «Christifideles Laici», лицо мирового капитализма изменится в результате возрождения христианства в духе Нового Завета среди евангелически настроенных католиков, более заботящихся о служении, чем о церковной власти.

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

Прощупывая «Christifideles Laici»неизвестные пока пути католицизма XXI столетия, Иоанн Павел не забывал и о той миссии, которую приходится осуществлять Церкви «здесь и сейчас»:о ее экуменическом призвании, социальной доктрине, защите ею человеческих прав, разногласиях после Второго Ватиканского Собора, внутренней структуре и епископах.

ВИЗИТ АНДРЕЯ К ПЕТРУ

Вселенский Патриарх Константинопольский Димитриос I прибыл в Рим с пятидневным визитом 3 декабря 1987 г. Этот визит был отмечен общественностью как высокое достижение усилий Иоанна Павла II в попытках устранить тысячелетнее разделение христианства на восточное и западное. Сразу по прибытии Димитриос обратился к Римской Курии и 4 декабря выступил в Латеранском университете, а 6 декабря беседовал с молодыми католиками в церкви Святой Марии в Трастевере. Возможность Церкви вновь дышать обоими легкими (любимая метафора Папы) получила воплощение в двух литургических службах: торжественной вечерней службе в базилике Санта-Мария Маджоре вечером 4 декабря и мессе в соборе Святого Петра в Ватикане на следующий день, во второе воскресенье Адвента по литургическому календарю.

Согласно официальному протоколу, вечерняя служба проводилась «с участием Вселенского Патриарха Димитриоса I». Проповеди произнесли как Папа, так и Патриарх. Так же официально описывалась месса в соборе Святого Петра: «...мессу служил Папа Иоанн Павел II при участии Вселенского Патриарха Димитриоса I». Иоанн Павел встретил Вселенского Патриарха у главного алтаря собора Святого Петра в Ватикане. Два церковных лидера прошли в базилику рядом друг с другом. Перед ними шли православный и католический диаконы, каждый облаченный для литургии, с книгами Евангелия в руках. Папа и Патриарх поцеловали алтарь вместе и после того, как Папа воскурил фимиам, они расположились вместе перед папским алтарем прослушать первую часть мессы, Литургию Слова. Это не было совместным проведением мессы, поэтому Папа был облачен для проведения литургии, а на Димитриосе была простая ряса. Однако это богослужение было настолько близко к совместному, насколько в те времена могли сблизиться эти «две сестры-Церкви». Диаконы зачитали тесты из Евангелия по-гречески и по-латыни. Греческий диакон перед чтением получил благословение Папы, а латинский - патриаршее благословение. Папа и Патриарх затем поцеловали благословленных ими диаконов и благословили собрание. Затем оба высших иерарха прочитали проповеди.

Вселенский Патриарх отметил печальный факт, что «в этот благоприятный день... мы собрались у алтаря Господа, но не можем еще служить здесь вместе», и завершил проповедь молитвойо том, чтобы «Господь даровал Церкви возможность увидеть наступление дня Господня (см. Деян. 2.20), дня объединения, братства и единства». Судя по этому выступлению, получалось, что восстановление полного единения можно ожидать не ранее Второго Пришествия Христа. Иоанн Павел в своей проповеди выразил иное мнение о сроках примирения. Он повторил декларацию Второго Ватиканского Собора о том, что полное единение может быть достигнуто на основе взаимоотношений, которые уже существовали между Римом и Востоком до 1054 г.: традиции восточных Церквей будут при этом полностью уважаться, будет установлено положение, существовавшее до разделения. То обстоятельство, что эти два священника, участвующие в одной мессе, не могли пить из одной чаши причастное вино во время причащения вином и хлебом, было «источником горького страдания», сказал Папа. Иоанн Павел закончил молитвой о том, чтобы Христос мог «обратить наше страдание в побуждение к неутомимой работе ради восстановления полного единения среди нас, чтобы приготовить вместе, среди людей на этой земле «путь для нашего Господа» (Ис. 40.3).

После проповедей Иоанн Павел и Димитриос прочли вместе никейско-константинопольский Символ веры в подлиннике на греческом языке. Во время общей просительной ектеньи возносились молитвы за обоих проповедников. После Литургии Слова Патриарх Димитриос удалился от алтаря, перейдя на особое почетное место вблизи него, у кафедры святого Андрея. Когда Патриарх направился от алтаря, Иоанн Павел в порыве чувств обнял его. С поцелуем мира, предшествовавшим Литургии Причастия, Иоанн Павел оставил алтарь и прошел к Патриарху для обмена благословениями мира и новыми братскими объятиями. После молитвы, следовавшей за причащением вином и хлебом, Димитриос вновь присоединился к Иоанну Павлу у алтаря, где они вдвоем благословили собравшихся христиан, Иоанн Павел - на латыни, а Димитриос - по-гречески. Затем они прошли к гробнице святого апостола Петра под алтарем, чтобы помолиться вместе, прежде чем выйти с процессией из базилики и подняться на лоджию, с которой они оба обратились к народу, собравшемуся снаружи.

7 декабря Иоанн Павел и Димитриос подписали совместное заявление, которое закрепило продолжавшийся богословский диалог между римским католицизмом и православием ради «восстановления полного единения между католической и православной Церковью» и обещало сотрудничество в работе ради справедливости и мира на всей земле. Вместе они писали: «...мы предвидим тот день, предназначенный Богом, когда будет отпраздновано вновь обретенное единство и когда окончательное единение будет отмечено совместным служением Евхаристии Господа».

Эмоциональная и красочная литургия являла собой предвкушение того, чем может стать вновь обретенное единство. Однако после ее завершения Папа и Патриарх все так же по-разному оценивали возможности подобного скорого объединения. Иоанн Павел II явно стремился к достижению полного единства к концу второго тысячелетия христианской истории - к концу тысячелетия разделения этих Церквей, - чтобы возвратиться к единству первого тысячелетия, которое, как он полагал, было необходимо для христианской миссии в третьем тысячелетии. В отличие от Папы Вселенский Патриарх жил в иных обстоятельствах, не обладая таким влиянием. Будучи первым среди равных православных патриархов, он не мог двинуться дальше, чем предписывает консенсус среди его патриархальных собратьев в Александрии, Антиохии, Иерусалиме, Москве, Афинах, Белграде, Бухаресте и в других патриархиях. Назвав «днем Господним» момент возможного объединения Церквей, Патриарх невольно отразил не только иные церковные обстоятельства, но и свое представление о насущной необходимости этого объединения, а может быть, даже и иное, чем у Папы, историческое чутье.

ОЗАБОЧЕННОСТЬ СОСТОЯНИЕМ ОБЩЕСТВА

В течение этих месяцев рождалась вторая энциклика по общественным вопросам. Энцикликой «Sollicitudo Rei Socialis» [«Озабоченность состоянием общества»], выпущенной 19 февраля 1988 г. Иоанн Павел II стремился достичь трех целей. Он хотел отметить двадцатую годовщину социальной энциклики Павла VI «Populorum Progressio» [«Развитие народов»], а также обновить социальную доктрину Церкви в свете усиления борьбы за свободу во всем мире и с учетом новой демографии католицизма, когда преобладающее количество католиков сосредоточилось в странах «третьего мира». Третья цель Папы была внутрицерковная: склонить Римскую Курию к принятию его взгляда на роль Церкви в мире, являющегося развитием решений Второго Ватиканского Собора. Первая из этих трех задач была легко осуществима. Сорок цитат из «Populorum Progressio», включенных в папскую энциклику «Sollicitudo», подтверждали уважение к энциклике Папы Павла VI и сохранившуюся память о ней. Но вторую и третью задачу осуществить было нелегко. Поэтому новая энциклика читалась как документ, выработанный неким комитетом, ряд разделов которого должен был отвлечь внимание от оригинального анализа самого Папы и от принципиальных социальных тем его понтификата.

То, что папам помогают при составлении энциклик, не новость. Считается, что кардинал Эудженио Пачелли, впоследствии папа Пий XII, составил послание Пия XI от 1937 г., резко обвинявшее нацизм, «Mit Brennender Sorge». Пьетро Паван (выдвинутый в кардиналы Иоанном Павлом II) составлял проект послания «Pacem in Terris» для Иоанна XXIII, который заставлял этого итальянского теолога упрощать проект до тех пор, пока он, Папа, не смог наконец его понять. Подобная помощь в разработке документа не умаляет авторитета папского наставления, обретающего форму должного документа после подписания Папой, заверяющим документ, который без этой подписи так и остался бы проектом или наброском.

Однако первые шесть энциклик Иоанна Павла II читаются как изложение взглядов одного автора, который, может быть, и прибегал к советам узких экспертов (например, историков, консультировавших его при написании «Slavorum Apostoli»), но которого все же представляешь сидящим за столом с пером в руке. То, что энциклика «Sollicitudo Rei Socialis» читается совершенно по-иному, служит первым стилистическим признаком иного процесса создания этого документа.

Хотя «Sollicitudo» является энцикликой Иоанна Павла II и воплощает собой его папский авторитет, этот документ был результатом тщательных консультаций и дискуссий в Римской Курии. Иоанн Павел обладал уникальным опытом знания католической Церкви, приобретенным им за девять лет понтификата, ощущая малейшие изменения там, где другим все представлялось неизменным. Понимание динамики общественных перемен в мире позволяло ему видеть, как Церковь должна реагировать на эти политические и экономические перемены. Его представления опережали традиционные воззрения Курии и ту политику, которую выдвигала либеральная теология. Возможно, разработка проекта социальной энциклики при широкой консультации с Курией помогла Папе «научить» новому видению «Церкви в современном мире» всю римскую бюрократию.

Первоначальный вариант энциклики был подготовлен Комиссией по справедливости и миру. Иоанн Павел сказал кардиналу Роджеру Эчегари и епископу Джорджу Меджиа, двум руководителям Комиссии, что он хочет почтить этой энцикликой документ «Populorum Progressio» и «пойти дальше», учитывая те перемены, которые произошли в мире за последние двадцать лет. Комиссия собиралась на «множество заседаний», в результате согласно Меджиа был выработан «синтез», материалы которого были переданы Папе. Затем Иоанн Павел приготовил ряд главных пунктов, которые он хотел отразить в новой энциклике; Государственный секретариат разослал их другим отделам Курии. Комиссия по справедливости и миру запросила от епископских конференций всего мира замечания по вопросам экономического развития. Результаты обзора полученных замечаний были также переданы Папе. Процесс составления проектов энциклики, передачи этих проектов на отзывы и изменения первоначальных вариантов продолжался в течение осени 1987 г. Намеченный срок выпуска - двадцатая годовщина документа «Populorum Progressio», 26 марта - уже давно прошел. Работа над тем, что было названо в дальнейшем «Sollicitudo Rei Socialis», продолжалась еще в первые недели января 1988 г., но официально энциклика была датирована 30 декабря 1987 г., чтобы хотя бы таким образом отметить годовщину выхода энциклики Павла VI. Репортеры не могли понять, что происходит. Папа не выезжал за границу со времени визита в США в сентябре и не планировал каких-либо поездок до визита в Латинскую Америку в мае 1988 г. Хоакин НаварроВаллс объявил любопытной прессе, что «Папа - в поездке по Курии».

Энциклика увидела свет 19 февраля 1988 г. В ней, отдав должное энциклике «Populorum Progressio», Иоанн Павел рассматривает современную мировую общественно-политико-экономическую сцену, исследует нравственную сущность «подлинного человеческого развития», анализирует моральные препятствия на пути экономического и политического развития, обрисовывает моральные пути политической и экономической реформы и прослеживает взаимоотношения между развитием общества и его христианским освобождением. В дополнение к этому в «Sollicitudo Rei Socialis» содержатся некоторые поразительные нововведения в социальной доктрине Церкви, отражающие желание «пойти дальше», которые Иоанн Павел выразил своим помощникам Эчегари и Меджиа.

Если «Populorum Progressio» понималась всеми как документ, склоняющийся к государственному подходу к экономическому развитию стран «третьего мира», то «Sollicitudo» полагает личное «право на экономическую инициативу» жизненно важным как для отдельного человека, так и для общего блага и утверждает, что личные инициативы не могут подавляться во имя «предлагаемого «равенства» всех в обществе». Если «Populorum Progressio» сохраняет молчание относительно взаимоотношений различных политических систем и перспектив экономического развития в бедных странах, то «Sollicitudo» является документом решительно антитоталитарным и, в частности, антикоммунистическим, отвергая провозглашение «какой-либо группой общества, например, политической партией... себя в роли единственного лидера, узурпируя власть».

«Populorum Progressio» рассматривает экономическое развитие как независимую сторону жизни общества, «Sollicitudo» отражает подход Иоанна Павла к социальным переменам, который он назвал «культура - сначала», настаивая на том, что развитие невозможно без создания цивилизованного гражданского общества. Этот тезис проводится и далее в документе, в разделе, посвященном связи прав человека с экономическим развитием, чему в «Populorum Progressio» не уделялось много внимания. Здесь Иоанн Павел утверждает, что общество страдает не только вследствие экономических причин, но и вследствие неуверенности народа в своих гражданских свободах.

«Рори1огит РгоягезБЮ» указывает на обязательства развитого мира по отношению к неразвитым странам. Поддерживая это нравственное утверждение, Иоанн Павел II замечает в то же время, что упадок в странах «третьего мира», наблюдавшийся со времен выхода «Рори1огит Рк^геввю», обусловлен также «несомненно, серьезными упущениями со стороны самих развивающихся народов, и особенно со стороны тех, в чьих руках находится там экономическая и политическая власть». Интегральное человеческое развитие требует, чтобы страны «третьего мира» «преобразовали свои некоторые несправедливые структуры, главным образом политические институты, для того чтобы заменить прогнившие диктаторские и авторитарные формы правления демократическими и вовлекающими в правление народ».

Эти темы полностью согласуются с учением Иоанна Павла, проводимым им в течение девяти лет. Некоторая противоречивость энциклики «8оШскиёо», вызвавшая критику, относится к описанию ситуации в мире, которое напоминает взгляды, преобладавшие во всех органах Церкви, занимающихся вопросами социальной справедливости. Энциклика утверждает, что как «либеральный капитализм», так и «марксистский коллективизм» по сути своей - идеологии, ответственные за «напряжение между Востоком и Западом», и обе они «несовершенны и нуждаются в радикальном изменении». Более того, «каждый из этих двух блоков проявляет тенденцию к империализму... или к определенным формам неоколониализма; и этому искушению они часто поддаются, как показывает история, включая недавнюю». Схватка между Востоком и Западом, перенесенная на «третий мир», - это «прямое препятствие к истинному преобразованию неразвитых стран в развитые». Борьба между Востоком и Западом является результатом «преувеличенной заботы о безопасности, которая заглушает стремление к объединению всеобщих усилий ради общего блага человечества».

А.М. Розенталь, бывший редактор «Нью-Йорк тайме», писал в своей колонке: «Все хорошие журналисты одинаково озаглавили бы свой репортаж - «Папа обвиняет марксизм и капитализм одновременно; говорит, что оба они империалистичны и греховны по отношению к бедным». Уильям Ф. Бакли был менее сдержан, охарактеризовав представление Папы о мире как «неспособность различать кристально ясную грань между воззрениями Маркса, Ленина, Мао Цзэдуна и Пол Пота, с одной стороны, и Локка, Джефферсона, Линкольна я Черчилля - с другой». Либеральное антикоммунистическое издание «Нью рипаблик» в своей редакционной статье утверждало, что Иоанн Павел «стал апостолом морального единообразия обеих соперничающих сторон», который «не хочет сказать правды» из «политических соображений».

Эти обвинения, равно как и горячий прием, оказанный энциклике со стороны католических «прогрессистов» в экономике и политике, были преувеличены. Никто не мог серьезно утверждать, что Иоанн Павел неспособен провести различие между, скажем, НАТО и Варшавским Договором; однако вышеприведенные отзывы энциклики о «двух блоках» привели к непониманию и недоразумению. Правда также и то, что, с точки зрения многих католиков из стран «третьего мира» (точка зрения на историю, которую Иоанн Павел пытался показать Курии), как капитализм, так и коммунизм, или, более широко, «Восток» и «Запад», явно нуждались в «радикальном исправлении». Но если это и так, все равно трудно представить, что то правление, которое называлось капитализмом в Латинской Америке, было бы еще одной и очень старомодной формой государственного управления экономикой. Часть американской критики энциклики проявила достаточную узость суждений. Иоанн Павел писал как всеобщий пастырь Церкви, осознавая, что его учение об экономической инициативе, отрицание государственных планов развития и поддержка демократии будут расценены как фронтальная атака в Москве, Гаване и Манагуа, каким бы обычным делом эта атака ни казалась в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это обстоятельство должны были бы учесть его читатели на Западе.

И все-таки нельзя отрицать, что в «Sollicitudo» проявилось влияние тех католических интеллектуалов и активистов, которые действительно верили в «нравственную неразличимость» между «блоками», а также давнее влияние на Курию тактики Павла VI, Восточной политики с ее «одинаковостью» Востока и Запада. То, что эти идеи просочились в энциклику, большинство оригинальных элементов которой более согласовывалось с мышлением Иоанна Павла И, можно объяснить результатом попытки Папы использовать подготовку «Sollicitudo Rei Socialis» в качестве способа привести Курию к новому мышлению относительно роли Церкви в современном мире. Но, очевидно, мышление Курии оказало на энциклику большее влияние, чем оригинальные идеи - на Курию.

КОНФРОНТАЦИЯ В ПАРАГВАЕ

Несмотря на то что со времени его последнего визита в Латинскую Америку прошло всего тринадцать месяцев, Иоанн Павел считал новый визит необходимым. В мае 1988 г. тридцать седьмая пастырская поездка за рубеж привела Папу в Уругвай, Перу, Боливию и Парагвай. Эта поездка ярко иллюстрирует озабоченность политической коррупцией и нищетой народа, о которых он писал в «Sollicitudo Rei Socialis».

Генерал Альфредо Стресснер был «переизбран» на свой восьмой срок в качестве Президента Парагвая 18 февраля 1988 г. Он полностью контролировал ситуацию в стране, с тех пор как захватил власть в 1954 г., в ходе переворота, поддержанного доминирующей ныне партией Колорадо и армией. Демократическое движение, изменявшее политический ландшафт Латинской Америки, достигло и Парагвая, но Стресснер не обнаруживал желания признавать рождающуюся демократическую оппозицию и не имел намерения рисковать своим положением и своей партией в подлинном выборном состязании.

Маршрут поездки по Парагваю предполагал встречу Папы с оппозиционной группой «Строители общества». 11 мая, когда Иоанн Павел был в Оруро, крайне бедной области Перу, представителю Папы Хоакину Наварро-Валл су было передано через журналиста, что генерал Стресснер в письме к папскому нунцию, архиепископу Джорджио Зуру, только что отменил встречу Папы со «Строителями». Папа возвратился в Кочабамбу (Боливия), чтобы отслужить мессу в 11 часов утра. После мессы Иоанн Павел встретился с Государственным секретарем Ватикана Касароли, его заместителем архиепископом Мартинесом Сомало и со своим представителем для связей с общественностью Наварро-Валлсом. Реакция Папы была однозначной: если доклад из Асунсьона верен, «мы не едем в Парагвай». Иоанн Павел продолжал выступления вне Парагвая в соответствии с программой, в то время как его спутники пытались связаться с архиепископом Зуром через Рим, где главным в Ватикане в отсутствие Касароли и Мартинеса Сомало остался «министр иностранных дел» архиепископ Сильвестрини.

На следующий день, 12 мая, Наварро решил попытаться воздействовать на Стресснера через общественность, выпустив простой пресс-релиз: «В настоящий момент я должен выразить возмущение провокацией, не имеющей прецедента, по отношению к пастырской деятельности Святого отца». Пресса жаждала большей информации, но Наварро отвечал, что выпущенное заявление говорит само за себя. В 7.30 13 мая - день почитания Богоматери Фатимской и седьмой годовщины покушения Агджи на убийство - посол Парагвая Папалардо, ответственный за протокол визита Папы в Парагвай, выследил Наварро в монастыре, где размещался Папа со своими сопровождающими в Кочабамбе. Он сказал, что читал отзывы прессы на заявление Наварро в утренних газетах. Затем он пустился в пространные рассуждения: «Строители общества» были якобы коммунистами, которые не пользовались ни малейшей поддержкой партии Колорадо. Архиепископ же Рол он (президент парагвайской Конференции епископов) был, дескать, оппортунистом, желавшим лишь попасть в анналы истории как освободитель Парагвая. Наварро выслушал все это и спокойно ответил, что проблема представляется беспрецедентной, и посоветовал Папалардо встретиться с нунцием и архиепископом Рол оном для ее обсуждения. Ответственный за протокол мог затем позвонить Наварро после ленча и сообщить папскому представителю о разрешении ситуации. В четыре часа пополудни посол Папалардо позвонил, сказав, что все устроено, и поблагодарил Наварро за совет.

Наварро сообщил об этом кардиналу Касароли, а тот - Папе, засмеявшемуся в ответ:

- Итак, они решили впустить Папу в Парагвай...

Давление общественности с помощью средств массовой информации было мастерски использовано для достижения целей Папы. Иоанн Павел использовал все свои возможности, как только прибыл в Парагвай, призвав к «нравственному очищению» страны и провозгласив - в терминах, напоминающих язык, использованный им в «8оШскис1о», - что «свобода, справедливость и участие народа» являются непременными условиями построения «подлинной демократии». Очевидно, это относилось к тому, что генерал Стресснер получил якобы восемьдесят девять процентов голосов на выборах в феврале. Стресснер ответил на это своим обычным зловещим способом, арестовав политических оппонентов еще до того как Иоанн Павел покинул страну, и ужесточив репрессии в отношении к Церкви и активистам, боровшимся за права человека, после отъезда Папы. Но дни генерала были уже сочтены. Он был сброшен военным переворотом менее чем через девять месяцев после визита Иоанна Павла. Генерал Андрес Родригес провел общие252выборы 1 мая 1989 г. и был избран, по мнению оппозиции, без каких-либо систематических или крупномасштабных нарушений избирательной кампании. Родригес обещал прослужить до конца срока, на который был избран Стресснер, но в дальнейшем переизбираться не захотел. В 1993 г. в Парагвае состоялись первые выборы соревнующихся оппонентов. В 90-е гг. парагвайские епископы оставались борцами за демократию в условиях трудной экономической и политической ситуации в стране.

РАСКОЛ ЛЕФЕВРА

Пока Иоанн Павел совершал свои пастырские визиты, подготавливал энциклики, проводил сотни встреч с епископами всего мира, к Папе подбиралась новая опасность: возможность раскола внутри католической Церкви.

Папа и кардинал Йозеф Ратцингер много трудились ради примирения архиепископа Марселя Лефевра, диссидентствующего француза, стараясь не жертвовать ради этого примирения своей приверженностью решениям Второго Ватиканского Собора. Иоанн Павел встречался с Лефевром вскоре после своего избрания Папой. После этой встречи француз сказал журналистам:

- Он показался мне вовсе не похожим на Папу; у него нет властности.

Папа хотя и приветствовал литургические нововведения, предлагавшиеся Собором, но считал, что в Церкви должно оставаться место для тех, кто хочет пользоваться более ранними, дособорными обрядами, если они принимают Миссал [4] Павла VI как официальное богослужение Церкви. В октябре 1984 г., индулт (каноническое разрешение) позволил более широкое использование Тридентского обряда [5], содержавшегося в Римском Миссале 1962 г., то есть еще до Второго Ватиканского Собора. Надеялись, что этот индулт поможет умиротворению архиепископа Лефевра и его последователей. Однако неприятие Лефевром нового обряда было не основной причиной его расхождений со Вторым Ватиканским Собором, которые носили теологический, а не просто литургический характер, касаясь вопросов богословия, а не обряда богослужения.

Иоанн Павел II считал документ Собора «Dignitatis Humanae» [«Декларация о религиозной свободе»] ключом к пониманию всего Собора. Архиепископ же Лефевр считал «Dignitatis Humanae» ересью и верил, что создание Церкви в официально католическом государстве было волей Христа. Иоанн Павел II был одним из архитекторов документа «Gaudium et Spes». Папа вспоминал, что Лефевр, чья «теология была совершенно иной», сохранял иное «видение Церкви». Нежелание Лефевра умиротвориться, удовлетворившись индултом 1984 г., сделало совершенно ясной его убежденность, что Второй Ватиканский Собор был колоссальным актом безответственности и неверности, на что указывали, по его мнению, произведенные Собором литургические изменения.

Раскол, предпринятый французским архиепископом, перерос в полномасштабный кризис 15 июня 1988 г., когда Лефевр публично объявил о своем намерении рукоположить в сан епископов четырех новых священников. В соответствии с церковной теологией он обладал священным правом, сакраментальной властью посвящать в епископы, но не получил мандата от Папы на проведение этих назначений. Согласно доктрине и нормам католического права рукоположения в епископы, если бы они были осуществлены Лефевром, будучи канонически незаконными, оказались бы сакраментально имеющими силу. В результате образовалась бы самоустановившаяся отколовшаяся Церковь. Поскольку подобный вариант представлялся наихудшим, кардинал Ратцингер предпринял все усилия для его предотвращения, несмотря на то что 6 мая Лефевр отступился от плана примирения, который был подписан им самим буквально накануне, и бросил вызов, сказав Ратцингеру в частной беседе, что он рукоположит епископов 30 июня. Ратцингер продолжал настаивать на том, что Лефевр должен признавать постановления Второго Ватиканского Собора и учение церковных иерархов, созданное на основании постановлений Собора. Возможным выходом из создавшегося положения было предоставление права «традиционалистам» осуществлять обряды по прежней форме, не выходя из Церкви, не отказываясь от нее. Это и предложил Иоанн Павел Лефевру на их первой встрече, и на это согласился сам Лефевр 5 мая.

После бесплодной встречи с Ратцингером 24 мая Лефевр 2 июня написал Папе, утверждая, что будет осуществлять рукоположение епископов, так как для его движения «абсолютно необходимы церковные авторитеты, которые разделяют нашу озабоченность и будут защищать нас от духа Второго Ватиканского Собора и от духа Ассизи», который Лефевр считал межрелигиозным синкретизмом, не более и не менее. Поскольку взгляды на примирение у сторон не совпадали, Лефевр и его последователи считали «предпочтительным подождать более благоприятного времени для возвращения Рима к истинной Традиции». Поэтому он намеревался продолжать намеченное рукоположение, проведя его 30 июня, молясь в то же время, чтобы «нынешний Рим, зараженный модернизмом, вновь стал католическим Римом». Иоанн Павел ответил на это небольшое письмо 9 июня, призывая Лефевра вернуться на путь примирения. Реакцией на призыв Папы было публичное заявление Лефевра о намерении возводить епископов в сан 30 июня. 29 июня кардинал Ратцингер послал архиепископу телеграмму такого содержания:

Ради любви Христовой и Его Церкви Святой отец настойчиво и по-отечески просит Вас прибыть в Рим сегодня, не совершая 30 июня епископских рукоположений, о которых Вы объявили. Он молится святым апостолам Петру и Павлу, чтобы они наставили Вас не обольщать епископат, вверенный Вашему попечению, и не нарушать клятвы, которую Вы дали в том, что останетесь верны Папе, преемнику Петра. Он просит Бога спасти Вас, не позволив Вам увести и растерять тех, кого Иисус Христос пришел собрать воедино.

Он вверяет Вас ходатайству Пресвятой Девы Марии, Матери Церкви.

Архиепископ Лефевр все же совершил 30 июня рукоположение в епископы. 1 июля кардинал Бернарден Гантен, префект Конгрегации по делам епископов, подписал декрет, постановляющий, что Лефевр совершил «еретическое действо». А следовательно, он, четыре рукоположенных им епископа и другой епископ, участвовавший в церемонии рукоположения, автоматически подлежат отлучению от Церкви. Любой католик, поддерживающий ересь Лефевра, будет подобным же образом отлучен.

2 июля Иоанн Павел II распространил апостольское послание «Ecclesia Dei» [«Церковь Божия»], согласно которому создавалась комиссия по примирению тех членов движения Лефевра, кто не желал следовать в ересь за отколовшимся архиепископом. Комиссия должна была предоставить им пастырскую заботу. Этим примирившимся диссидентам гарантировалось право проводить богослужения «с сохранением их прежней духовной и литургической традиции», в соответствии с соглашением, достигнутым между кардиналом Ратцингером и архиепископом Лефевром 5 мая, от которого Лефевр отказался на следующий же день.

Архиепископ Марсель Лефевр, по отзывам Ратцингера, был «очень трудным человеком». Однако в ересь его увлекли не личные черты, а идеи. Он держался самого крайнего воззрения на французский католицизм, желая видеть в нем «Церковь силы», объединенную с католическим государством. В этом смысле Лефевр стал, живя в XX в., жертвой Французской революции. Когда настало время совершить окончательный выбор, оказалось, что он ненавидит современность больше, чем любит Рим.

РЕФОРМИРОВАНИЕ КУРИИ

Иоанн Павел II, находясь, по словам Наварро-Валлса, «в поездке по Курии» и готовя энциклику «Sollicitudo Rei Socialis», одновременно завершал реорганизацию этого центрального управленческого органа Церкви, о которой он объявил 28 января 1988 г. апостольской конституцией «Pastor Bonus» [«Добрый пастырь»].

Реорганизация Иоанна Павла завершила реформу Курии, начатую Павлом VI в 1967 г. В те времена перемены ограничивались имеющимся персоналом и его интересами. Теперь согласно «Pastor Bonus» была рационализирована организационная структура Курии. «Дикастерии», или отделы, Курии были разделены на три типа: Конгрегации (осуществлявшие юрисдикцию), Советы (которые не занимались вопросами из сферы юрисдикции, но решали проблемы пастырства) и Трибуналы (церковные суды). Была упрощена номенклатура отделов (Священная конгрегация доктрины веры стала Конгрегацией доктрины веры; «второй отдел», или «министерство иностранных дел» Государственного секретариата, был переименован в Отдел по взаимоотношениям с государствами; Секретариат по взаимоотношениям с нехристианами был переименован в Папский Совет по межрелигиозному диалогу. Подобная административная перетасовка была не самым любимым делом Иоанна Павла, но в двух случаях он вмешался в процесс реорганизации.

Руководители Курии предложили объединить службу христианского экуменического диалога со службой диалога с нехристианами и службой диалога с неверующими, смешав работу со всеми «некатоликами» в одном отделе. По словам участников процесса реорганизации, Иоанн Павел сказал «абсолютное и категорическое «нет» этому слиянию и настоял на сохранении разграничения служб по каждому из видов диалога. Этим он четко продемонстрировал, что в его пастырской стратегии экуменизм занимает центральное место. Решительно воспрепятствовав этим предложениям о слиянии служб, он сказал реорганизаторам Курии, что «экуменизм является волей Церкви», и поставил на этом точку. Сохранение трех раздельных дикастерий для этих трех видов диалога обнаружило также уважение Папы к другим мировым религиям и иным взглядам в мире, имевшим свою целостность, которые нельзя было смешивать в одну неразличимую массу «некатоликов».

Затем возник вопрос, к какой ячейке организационной структуры Курии относится работа с прихожанами-мирянами. Некоторые хотели создать Конгрегацию по работе с мирянами. Однако это означало бы поместить мирян под юрисдикцию Святого Престола - как и епископов, священников, богословов, образовательные институты и исполнявших обеты мужчин и женщин, что, по мнению Иоанна Павла, нарушало теологию Второго Ватиканского Собора. Поэтому решено было создать Папский совет по делам мирян как центр продвижения миссии мирян «в миру». На эту службу была также возложена ответственность за координацию проведения Всемирных дней молодежи.

Конституция «Pastor Bonus» была выпущена на четвертой консистории Иоанна Павла, на которой он назначил двадцать четыре новых кардинала. Утверждение кардиналом литовца Винцентаса Сладкявичуса и то, что ему позволили приехать в Рим на церемонию назначения, было не только свидетельством перемен в Советском Союзе, но и знаком уважения со стороны Папы по отношению к одной из самых героических поместных церквей в католицизме. Утверждение кардиналом Джона Баптиста By Ченгчанга из Гонконга явилось подобным же обращением уже к другого рода коммунистической власти и шагом поддержки иерархии в Гонконге в преддверии неопределенного политического будущего этого города. Лукас Морейра Невес, бразильский доминиканец и бывший работник Курии, который был назначен архиепископом Сан-Сальвадора да Байя в июле 1987 г., также получил красную кардинальскую шапку, как и Джеймс Хайки из Вашингтона и Эдмунд Шока из Детройта, который в 1990 г. приедет в Рим, чтобы помочь Ватикану разобраться с финансовыми проблемами. Мозамбик и Камерун обрели своих первых кардиналов, францисканца Александра Хосе Мария дос Сантоса из Мапуту и Христиана Уайена Туми из Дуала. Ласло Паскай из Венгрии и Ганс Герман Гроэр, бывший бенедиктинский аббат, занявший пост архиепископа Венского в 1986 г. после отставки кардинала Кёнига, были назначены на рассмотрение в Коллегии кардиналов; в дальнейшем над австрийцем, однако, нависла тень скандала.

Были произведены и перестановки в персонале Курии. Два помощника кардинала Касароли, архиепископ Эдуардо Мартинес Сомало и Ачилле Силвестрини (которые занимали соответственно должности заместителя и «министра иностранных дел» в течение девяти лет) были утверждены кардиналами, причем Мартинес Сомало стал префектом Конгрегации божественного культа и дисциплины таинств, а Силвестрини - префектом апостольской сигнатуры (апелляционного суда Церкви). Архиепископ Эдвард Кассиди, бывший нунций в Голландии, заменил Мартинеса Сомало на посту заместителя, а архиепископ Анджело Содано, бывший нунций в Чили, занял место Сильвестрини в качестве секретаря вновь сформированного Отдела по взаимоотношениям с государствами.

Один кардинал, которого Иоанн Павел хотел назначить, умер за два дня до консистории. Это был Ганс Урс фон Балтазар, великий шведский теолог, оказавший важное влияние на мышление Иоанна Павла и по праву считавшийся самым творческим католическим богословом двадцатого столетия. На его похоронах кардинал Ратцингер вспомнил отзыв Анри де Любака о Балтазаре как об ученом самого развитого и передового ума в современном мире. Немного нашлось бы тех, кто посчитал подобное мнение преувеличенным.

За месяц до этой консистории Иоанн Павел завершил еще одну «реформу» в Ватикане, которая наверняка была ближе его сердцу, чем преобразования, отраженные в «Pastor Bonus». Возвратившись из Калькутты в 1986 г., Папа занялся организацией «дома милосердия» в Ватикане, которым должны были управлять миссионерки матери Терезы. Папские управляющие уверяли, что это недопустимо. Разве можно ввести в Ватикан нищих и бродяг? Как решать вопросы безопасности? Иоанн Павел продолжал настаивать, и решение в конце концов было найдено: обновить и передать под приют здание на окраине города-государства Ватикана, рядом с Конгрегацией доктрины веры, но в пределах стен, ограждающих Ватикан. 17 июня 1987 г. Папа благословил основание убежища для бедных «Dono di Maria» [«Дар Марии»], и приют был открыт 20 мая 1988 г., два дня спустя после дня рождения Иоанна Павла: ему исполнилось шестьдесят восемь лет. В доме - спальные комнаты для мужчин и женщин, которые могут принимать по семьдесят человек на ночь. Две столовые и кухня рассчитаны на пропитание ста бездомных в день.

AD LIMINA APOSTOLORUM

24 октября 1988 г. Иоанн Павел II принял у себя епископов из Мичигана и Огайо, совершающих каждые пять лет визиты ad Итта в Рим. К тому времени он провел в общей сложности около 300 таких встреч с епископами всего мира.

За десять лет Папа проехал в пастырских поездках 360 тысяч миль и произнес 1424 обращения к верующим в 74 странах. За тот же период он совершил также 78 пастырских посещений городов и поселков Италии и более 300 пастырских визитов по римским приходам. Он канонизировал сотни новых святых и беатифицировал, причислив к лику блаженных, 309 будущих святых. За этот период им были написаны семь энциклик, семь апостольских конституций, более тридцати апостольских посланий и три апостольских наставления на основании решений Синода. Им были приняты сотни послов, глав государств и представителей международных организаций, не говоря уже о бесчисленном количестве паломников. Среди всей этой деятельности Иоанн Павел уделял не меньше, а может быть, и больше, личных сил и энергии встречам ad limina с епископами, чем любым другим обязанностям служения Петра.

В соответствии с древним обычаем и законом Церкви каждый епископ, возглавляющий епархию, должен посещать Рим раз в пять лет, чтобы совершить паломничество ad limina apostolorum [«к порогам апостолов»]. В нынешние времена епископы совершают визиты ad Итта, собираясь в национальные или, если страна большая, региональные группы, чтобы упростить расписание визитов к Папе и иметь возможность обсудить с ним в единой дискуссии местные проблемы. В период папства Павла VI епископские визиты ad limina включали короткую встречу с Папой и ряд встреч с руководителями Курии. Иоанн Павел изменил эту стан дартную программу, отведя больше времени для бесед с епископами, предоставив и им возможность провести больше времени с ним как в личном общении, так и во время встречи с их региональными или национальными группами.

При Иоанне Павле II каждый визит ad limina включал, как и ранее, личную встречу с каждым епископом. Эти встречи продолжались от пятнадцати минут до получаса и более и иногда начинались с того, что Папа, указывая на атлас, лежащий на столе, просил:

- Покажите, где находится ваша епархия.

Беседы происходили без переводчиков (Иоанну Павлу вообще редко приходилось прибегать к ним), и Папа, умеющий и любящий слушать, обычно больше задавал вопросы, чем говорил сам. Его интерес к положению местных церквей был поистине неутолим. Хотя положение и обстоятельства деятельности церквей в 2400 епархиях сильно различались, у епископов часто создавалось впечатление, что Иоанн Павел, сам возглавлявший в прошлом епархию, «знал, о чем вы говорите», как сказал один епископ, когда выслушивал рассказы о местных проблемах с персоналом, финансами или программой работы. Эти встречи Папы и епископа один на один были более результативными при Иоанне Павле, чем при Павле VI, и более открытыми. В доверительной беседе наедине епископы получали возможность поведать Папе все, что было у них на уме, освобождаясь, быть может, от груза своих забот, разделить которые они порой не могли ни с кем иным.

Иоанн Павел несколько видоизменил программу встреч ad limina с тем, чтобы каждый епископ имел теперь четыре встречи с Папой вместо одной, как прежде. Иоанн Павел приглашал каждую группу прибывших епископов на утреннюю мессу с ним в личной церкви папских апартаментов. Он приглашал также каждую группу на ленч или на обед, где региональные проблемы или проблемы страны, откуда прибыли епископы, обсуждались в присутствии лишь Папы и его секретарей. Иоанн Павел ввел обычай групповых встреч с прибывшими епископами, на которых обращался к ним с речью. Эти беседы ad limina стали еще одним средством проведения в жизнь идей Папы, открывая местным прихожанам во всем мире через епископов мнение Папы о конкретной ситуации в местной Церкви.

Расширение программы визитов ad limina было со стороны Иоанна Павла II не просто жестом внимания и вежливости к собратьям-епископам. Таким образом он получал возможность лучше узнать всемирный епископат. Его поразительная память на имена и места приводила в изумление многих глав епархий, приезжавших к нему каждые пять лет. Приятно поражало их и его чувство юмора. Одного из епископов, прибавившего в весе со времени прошлого визита, Иоанн Павел спросил:

- Ваша епархия растет?

Епископ отвечал, что да, община расширяется.

- Как и ее епископ, - сказал Папа.

Визиты ad limina позволяли получать точную информацию о состоянии Церкви в мире. В один из типичных в этом отношении периодов, от середины января до конца апреля 1988 г., Иоанн Павел встречался с епископами из Нидерландов, двух областей Западной Германии, Судана, Кении, Англии и Уэльса, американского Среднего Запада, Бенина, Конго, Мали, Новой Зеландии, Мозамбика, американского Юго-Запада, Литвы, Заира и Онтарио. Папа получал регулярные доклады от нунциатов Святого Престола и от апостольских делегаций за границей, однако нунций или апостольский делегат редко бывали жителями той страны, в которую они назначались. Беседы за ленчем или за обедом с лидерами поместных церквей давали Иоанну Павлу ощущение тонкостей положения и знание персонала на местах, которых не получишь из дипломатических докладов, посылаемых оттуда.

Процесс ad limina был полезен для обеих сторон. Епископов, особенно из молодых Церквей, подбадривало то большое внимание, которое они ощущали со стороны Иоанна Павла. Африканцы, например, считали, что ни один Папа в истории не был лучше информирован об их положении или о ситуации в мире, чем Иоанн Павел II. Эта система обратной связи оказывалась особенно полезной, когда цикл визитов ad limina из какой-либо страны совпадал с подготовкой поездки Папы в эту страну. Так, нигерийские епископы приезжали в Рим с визитом ad limina 21 января 1982 г. Прибыв в Лагос 8 февраля, Папа был уже хорошо осведомлен о тамошней ситуации, и его обращения к народу отражали то, что он узнал от нигерийских епископов за две с половиной недели до своей поездки, внимательно слушая их.

При Иоанне Павле II визиты ad limina из канонической формальности превратились в подлинное проявление sollicitudo omnium ecclesiarum Папы, то есть его традиционной «заботы о всех Церквях». Визиты ad limina стали также еще одним примером стремления Иоанна Павла буквально воспринимать слова Евангелия и быть Петром, укрепляющим своих братьев.

ВСЕ РОССИИ

Для некоторых поляков «Азия начинается с Пшемысля», города на восточной границе современной Польши. В этих словах кроется довольно откровенное предположение, что Россия, чем бы она ни являлась, во всяком случае, «не Европа». В монархическом ли, или в коммунистическом одеянии, этот древний гонитель поляков был для них «чужаком», в то время как исторические угнетатели Запада, германцы, «чужаками» Европой не воспринимались, хотя и были врагами европейских народов. Религиозно, политически, этнически и культурно Россия и русские - советскими они были или нет - считались «чужаками», а потому многие поляки с трудом воспринимали их как своих, европейцев.

Кароль Войтыла был в этом смысле исключением. Интерес к истокам славянского языка и славянской культуры подготовил его к представлению о восточных славянах - русских, украинцах, белорусах - как о двоюродных братьях западных славян, таких как поляки, несмотря на различие их алфавита. Знание истории, полученное Войтылой в ходе исследования развития культуры, также привело его к представлению о России как о Европе. До конфликта между Римом и Константинополем в одиннадцатом столетии Россия принадлежала к одному из двух легких, которыми дышала христианская культура Европы. Европа должна была вновь задышать обоими легкими, чтобы преодолеть политические и психологические границы, созданные Ялтинскими договоренностями. А это, кроме всего прочего, предполагало, что Россия будет частью Европы.

Став Папой, Кароль Войтыла сохранил интерес к России и к русским. Он глубоко вчитывался в труды Владимира Соловьева, русского философа и богослова конца XIX в., пророка примирения восточного и западного христианства, возлагавшего большие надежды на начало нового тысячелетия. Иоанн Павел был знаком с трудами русских религиозных мыслителей, которые прежде были убежденными марксистами, но оставили марксизм в период между революциями 1905 и 1917 гг., предупреждая как правительство, так и Русскую Православную Церковь о надвигающейся катастрофе в России, - Николая Бердяева, о. Сергия Булгакова и Семена Франка. Эти мыслители, а также работы таких богословов, как о. Павел Флоренский и о. Георгий Флоровский, которых он читал по-французски или в переводах на польский язык, ввели Папу в глубины русской религиозной культуры, убедив его в том, что Россия может многое дать миру. Стремление этих мыслителей к христианскому единству утвердило в Иоанне Павле экуменические настроения, тягу к востоку, способствуя преодолению взгляда поляка на Россию как страну за пределами Европы. Иоанн Павел поддерживал с русскими как личные, так и интеллектуальные контакты. Встречи с Андреем Громыко и другими советскими функционерами не могли полностью удовлетворить Папу. Он был заинтересован в обмене мнениями, невозможном в ходе официальных переговоров на межгосударственном уровне, которыми хотели бы ограничиться кардинал Касароли и другие его дипломаты. Иоанн Павел стремился к откровенным беседам с русскими, что со временем привело его в самый центр борьбы за права человека в России и сопротивления советскому коммунистическому правлению - не в качестве политика, но в качестве священнослужителя.

ИОАНН ПАВЕЛ II И АНДРЕЙ САХАРОВ

В 1983 г. подруга-полька устроила для Ирины Иловайской-Альберти возможность оказаться в первом ряду присутствовавших на одной из общих аудиенций Иоанна Павла, проводившихся по средам. Дочь русских родителей-эмигрантов, Ирина росла в Югославии между двумя мировыми войнами. Там она повстречалась с итальянским дипломатом Альберти и в 1946 г. вышла за него замуж. Альберти был направлен в Прагу, куда поехала молодая чета и где Ирина впервые столкнулась с жестокостью коммунистического режима во время захвата власти коммунистами в Чехословакии в 1948 г. Этот мрачный опыт зажег ее интерес к положению в России, и когда в конце пятидесятых и в шестидесятые годы появилась возможность контактов с новыми эмигрантами и советскими гражданами, она стала их поддерживать, не предполагая тогда еще, куда это ее приведет. После смерти мужа в 1975 г. Ирина получила приглашение Александра Солженицына, жившего тогда в Швейцарии, в качестве помощницы сопровождать нобелевского лауреата и его семью в их новый дом в изгнании в Вермонте. Госпожа Альберти согласилась и провела четыре года с Солженицыным, став за это время весьма осведомленной о внутренней политике Советского государства, об антисоветском сопротивлении, развившемся как в эмиграции, так и в России.

Завершив работу с Солженицыным и возвратившись в Париж, она решила съездить в Рим, чтобы встретиться с Папой. Встреча была короткой, однако она произвела на госпожу Альберти огромное впечатление, ее глубоко тронула любовь Папы к России. Более того, интерес к России и к русским был не просто интересом образованного и умного человека, ученого. Этот интерес был «глубоко человеческим и духовным».

Следующая встреча между Папой-поляком и дочерью русских эмигрантов произошла приблизительно год спустя. Андрей Сахаров, блестящий советский физик, ставший борцом за права человека, объявил голодовку. Он жил в Горьком в вынужденном внутреннем изгнании, где оказался в 1980 г. после протеста против советского вторжения в Афганистан. Его жене, Елене Боннер, тоже активистке в борьбе за права человека, отказывали в получении паспорта для выезда из СССР на кардиологическую операцию, необходимую для спасения ее жизни. Боннер была давней подругой Ирины Альберти. Когда дети Боннер приехали в Рим, участвуя во всемирной кампании за освобождение их матери из ссылки в Горьком, госпожа Альберти, знавшая, как Иоанн Павел восхищался Сахаровым, устроила им встречу с Папой. Встреча была организована сдержанно, без лишней огласки. Государственный секретариат Ватикана с беспокойством относился к любой возможности конфронтации с советским режимом, но когда госпожа Альберти сообщила Иоанну Павлу, что дети Боннер хотят видеть его, он немедленно ответил согласием. Встреча произошла в небольшой комнате, удаленной от Зала аудиенций Павла VI, и продолжалась десять минут, до начала общей аудиенции, которую должен был проводить Папа. Через переводившую на русский язык госпожу Альберти Иоанн Павел сказал детям Боннер, что он информирован о положении их матери и отчима и ставит вопрос об этом перед Советским правительством через дипломатические каналы и частные контакты. Торопливо уводимый своими помощниками, Папа сказал госпоже Альберти:

- Приходите на встречу со мной, когда будете в следующий раз в Риме.

- Каким образом? - спросила она.

- Поговорите с моим секретарем, - сказал Папа уже в дверях.

Это казалось невозможным - просто позвонить в Ватикан,попросить к телефону монсеньора Дзивиша и договориться о встрече с Папой. Но друг Ирины, французский иезуит, уверил госпожу Альберти, что она должна поступить именно так, когда будет в Риме. Итак, пребывая - после аудиенции Папы с детьми Боннер - в предощущении того, что в ее жизни настали еще не определенные, но «радикальные» перемены, Ирина Альберти позвонила секретарю Папы, когда вновь оказалась в Риме летом 1985 г. На этот раз она была приглашена на папскую летнюю виллу в Кастель-Гандольфо, где она и Иоанн Павел провели несколько часов в беседе об условиях жизни в СССР, о его правительстве и об истинном положении Церкви. После этой беседы Иоанн Павел вновь пригласил Ирину на встречу в следующий ее визит в Рим.

В результате международного давления, голодовки Сахарова и прихода к власти Михаила Горбачева Елена Боннер наконец получила паспорт для выезда из СССР и лечения в Соединенных Штатах. В декабре 1985 г. она остановилась в Риме, и Ирина Альберти организовала ее встречу с Папой. Это была «совершенно конфиденциальная и частная встреча», - вспоминала она, поскольку Боннер получила паспорт с условием не встречаться с какими-либо общественными деятелями; и Сахаров, оставшись в СССР, был заложником, судьба которого зависела от хорошего поведения Боннер за границей. Госпожа Альберти изобрела уловку, чтобы отвлечь репортеров, повсюду следовавших за женой Сахарова. Пока они шли по пятам детей Боннер, Ирина и Елена отправились в Ватикан.

Встреча Елены Боннер с Папой продолжалась два часа, в течение которых обсуждалась жизнь в Советском Союзе на примере Сахарова и его супруги. Иоанн Павел слушал не только внимательно, но и с сочувствием, проявляя пастырское участие. Елена Боннер, очень сильная женщина, вышла после этой встречи плача и сказала Ирине Альберти:

- Это самый замечательный человек из всех, кого я когдалибо встречала. Он весь - свет. Он - источник света...

В феврале 1989 г., когда Сахаров и Боннер были в Риме вместе, они частным образом встретились с Папой, и тот позаботился, чтобы их не прерывали в течение двухчасовой беседы. Сахаров, который, согласно опросу общественного мнения, проводившемуся в тот год, был назван самым почитаемым человеком в советской истории, подвергался давлению со стороны Михаила Горбачева. Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Советского Союза уговаривал его баллотировать ся в Совет народных депутатов и принять активное участие в политике.

Но Сахаров не желал формального участия - это означало бы одобрение им политики Горбачева (которого он считал коммунистом-реформатором) или принятие им советской системы, которую он считал нереформируемой. Он мучился над разрешением этой дилеммы.

Во время встречи с Иоанном Павлом Елена Боннер сказала мужу:

- Это единственное место в мире, где ты можешь задать мучающий тебя вопрос.

Сахаров, которого Ирина Альберти называла «теистом», не уверенным в своих взаимоотношениях с Богом», задумавшись на момент, объяснил положение, в котором он оказался, и затем задал вопрос, терзавший его:

- Если я вступаю в эту игру, направлю ли я ее в лучшее русло или вынужден буду смириться с тем, что меня использовали?

Впервые за свою долгую, трудную и героическую жизнь Андрей Сахаров совершал своего рода исповедь.

Иоанн Павел задумался, не говоря ничего, просто слушая и размышляя. Затем он сказал Сахарову:

- У вас чистая и сильная совесть. Можете не сомневаться, вы не совершите ошибки... Я думаю, что вы окажетесь полезны.

Сахаров, почувствовав облегчение, освободившись от сомнений, вернулся в Советский Союз и был избран в Совет народных депутатов, где стал олицетворением совести движения за реформы.

ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ХРИСТИАНСТВА НА РУСИ

Тысячелетие крещения восточных славян, которое должно было праздноваться в июне 1988 г., поставило перед Иоанном Павлом сложную проблему, подвергшую сильному испытанию его приверженность религиозной свободе и экуменизму.

Хотя русское православие считало тысячелетие лишь своим, Греко-Католическая Церковь на Украине имела по крайней мере столь же сильное историческое право считать себя наследницей крещения в 988 г. князем Владимиром Киевской Руси - древне го государства, из которого со временем возникли современная Россия и Украина. Как украинцы, так и русские были по-своему правы, но ни те ни другие не хотели признавать прав своих оппонентов. Русское православие вообще продолжало настаивать, что Греко-Католическая Церковь на Украине официально не существует.

Если бы Иоанн Павел был приглашен в Москву на празднование тысячелетия христианства в июне 1988 г., не получив при этом заверений в возможности встречи с украинскими католиками и их подпольными лидерами, то он оказался бы перед острой дилеммой. Патриарх Московский Пимен разрешил эту проблему, дав Папе понять, что его в Москве не ожидают. Однако этот грубый жест стал предвестником еще больших трудностей. Тем не менее Папу нельзя было лишить возможности отметить этот юбилей и выразить свое уважение к Русской Православной Церкви.25 января 1988 г. он готовит апостольское послание «Euntes in Mundum Universum» [«Выходя в широкий мир»], благодаря Бога за дар крещения Киевской Руси. В тот же день на службе в базилике Святого Павла за стенами города, посвященной окончанию Недели христианского единства, он распространил свой поцелуй мира также и на «нашу сестру - Церковь Патриарха Московского, которая приняла большую часть христианского наследия земли русской».

Папа не ограничился в праздновании тысячелетия изданием документов и братскими приветствиями. Режим Горбачева понимал, что, позволив православию отпраздновать свое тысячелетие, он завоюет благосклонность Запада. Советское правительство предпочло бы, однако, празднование, состоящее из одного или двух больших публичных торжеств для элиты и не касающееся всего населения. Провозгласив по всему миру, что Римско-Католическая Церковь готовится отметить этот великий момент в истории христианства и России, Иоанн Павел II окончательно лишил Советы возможности подобного приглушенного празднования. Папа, которого не желали принять в Москве, помог сделать празднование тысячелетия христианства главным общественным, международным и информационным событием, требующим%от Советского правительства признания крещения Руси в качестве определяющей реальности российской истории.

Послание «Euntes in Mundum» было подписано 25 января, но не публиковалось до марта. В этот период Иоанн Павел подписал еще одно послание, «Magnum Baptismi Donum» [«Великий дар крещения»], адресованное кардиналу Мирославу Любачивскому и всем католикам Украины, в котором Папа благодарил их за героическое свидетельство о тысячелетней вере и выражал уверенность в наступлении дня, когда греко-католики Украины смогут открыто исповедовать свою веру. «Magnum Baptismi Donum» было выпущено в середине апреля.

Делегацию Святого Престола на праздновании тысячелетия в Москве возглавлял Касароли. В нее входили: кардиналы - Виллебранд (секретариат по единству христиан), Эчегари (комиссия «Справедливость и мир») и три эксперта. Делегация католического епископата со всего мира включала кардиналов - архиепископов Венского, Ханойского, Миланского, Варшавского и НьюЙоркского, а также кардинала Вайсводса из Латвии, архиепископа Паскаи из Венгрии (который вскоре после этого стал кардиналом), епископа Дарио Кастрильона Хойоса (президента Африканского совета епископов). Кардинал Касароли выступил на публичном торжестве для русских православных лидеров, представителей международных организаций и членов Советского правительства, проходившем в Большом театре 10 июня. Касароли дипломатично коснулся того, что он назвал «деликатным и болезненным» предметом легальной защиты религиозных свобод, предварив это обращением к «реализму государства», которое должно было понять, что «религиозный факт», и особенно факт, относящийся к христианству, остается неопровержимой действительностью... и не может игнорироваться любым государственным мужем, чья ответственность заключается в учете реальности». После обращения к «реализму государственного мужа» кардинал добавил, что Иоанн Павел скорее всего сказал бы вначале: «Этого требует уважение к человеку».

Хотя визит делегации Святого Престола был нанесен Русской Православной Церкви официально, Иоанн Павел II неспроста назначил главой делегации кардинала, являющегося Государственным секретарем Ватикана. Это дало понять Советскому правительству, что оно находится в фокусе внимания Ватикана. Иоанн Павел заготовил личное письмо к Михаилу Горбачеву, которое кардинал Касароли должен был вручить вместе с меморандумом, обрисовывающим главные проблемы советско-ватиканских взаимоотношений так, как понимал их Папа, хотя встреча с Горбаче вым не планировалась, когда делегация Святого Престола прибыла в Москву. Папа включил в состав ватиканской группы также и Хоакина Наварро-Валлса, предполагая, что может появиться необходимость подключения к празднованиям международных средств массовой информации. Наварро позволил просочиться в прессу информации о письме Папы к Горбачеву, пока делегация Святого Престола оставалась в гостинице «Советская», ожидая реакции Кремля.

Они уже готовились покинуть Москву в понедельник 13 июня после полудня. До отлета оставалось сорок восемь часов, но известий от Горбачева не поступало, и напряжение росло. Поскольку письмо Папы не могло быть доставлено кем-либо другим, Касароли уже предвидел перспективу возвращения исторического послания домой. В четыре часа пополудни в субботу 11 июня позвонил представитель советского Министерства иностранных дел, сообщив, что Горбачев встретится с ними в Кремле в понедельник в полдень, и извинился за задержку. Горбачев хотел, чтобы на встрече присутствовал советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, а Шеварднадзе до тех пор был в отъезде. Наварро спросил, можно ли сообщить мировой прессе о предстоящей встрече. Представитель МИДа ответил:

- Нет, просто попросите журналистов быть у Спасской башни Кремля в 11.40.

Наварро так и сделал, и пресса, естественно, была в недоумении, желая узнать больше.

- Что там должно произойти? - спрашивали они.

- Просто будьте там, - ответил Наварро.

В понедельник утром кардинал Касароли в беспокойстве решал, должен ли он надеть кардинальскую сутану и нагрудный крест или ограничиться деловым костюмом с римским воротничком. Наварро сказал ему:

- Ваше преосвященство, ваше фото будет на первых страницах всех газет мира...

Это решило вопрос, и Касароли надел сутану. В жаркий июньский полдень он сел в лимузин, чтобы отправиться в Кремль, надев поверх сутаны еще и пальто, чтобы сутана с красной отделкой и крест не были видны, пока он не въедет в пределы Кремля.

Делегация Ватикана встретилась с Горбачевым в его кабинете, расположенном прямо над прежней квартирой Ленина, в которой все сохранялось «как было». Встреча началась с предварительных любезностей и шуток. Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Советского Союза просил Касароли не смущаться, поскольку он и министр иностранных дел Шеварднадзе тоже были крещены еще в младенчестве. Горбачев доверительно рассказал также об иконе, которая была спрятана в доме его детства за портретом Ленина. Кардинал Касароли вручил Генеральному секретарю письмо Папы. Вместо того чтобы отложить чтение на потом, Горбачев сразу открыл его и зачитал как письмо, так и меморандум о главных трудностях взаимоотношений.

Письмо, написанное на специальной личной бумаге Папы, содержало следующее:

Его Превосходительству г-ну Михаилу Горбачеву.

Католическая Церковь с огромным уважением и симпатией относится к великому духовному наследию восточных славянских народов. С великой радостью я пожелал, чтобы кардиналы, архиепископы, епископы и прелаты, представляющие Святой Престол и католическую Церковь, присутствовали на таком великом праздновании в Москве.

Я лично слежу за событиями международной жизни, и прежде всего за всеми инициативами на благо мира, которые предпринимаете Вы. В последнее время мое особое внимание было привлечено к многообещающим сдвигам в сфере взаимоотношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, главным образом в том, что касается разоружения, ставшего возможным благодаря ряду встреч и соглашений, что принесло такое облегчение всему миру.

С огромным интересом я отнесся к Вашим словам на встрече с Патриархом Пименом и Синодом Русской Православной Церкви 29 апреля этого года, отметив для себя то, что Вы сказали о связи жизни религиозной общины с гражданским обществом через общую историю и общее отечество, а также о праве верующих как граждан на свободное выражение их собственных религиозных убеждений и об общественном вкладе, особенно в отношении человеческих ценностей и решения самых острых проблем общества, и в частности, работы ради мира.

Я отметил также, что Вы коснулись необходимости изменить отношение к Церкви и верующим, которого придерживались в прошлом государственные власти. И с огромным вниманием отнесся я к Вашему заявлению, о том, что в скором времени будет принят новый закон о свободе совести, в котором будут также учтены интересы религиозных организаций.

Я убежден, что Ваша работа, г-н Генеральный секретарь, возбудила огромные ожидания и оправданную надежду со сто роны верующих. Разделяя их чувства, я хотел бы выразить Вам свою уверенность, что визит кардинала Касароли откроет новые перспективы в положении католиков в Советском Союзе. Я хотел бы выразить ту же надежду, которую высказал мой предшественник, Папа Павел VI, бывшему тогда министру иностранных дел г-ну Громыко, надежду на то, что вопрос о положении католической Церкви в СССР мог бы получить более удовлетворительное обсуждение и решение путем прямых контактов между Советским правительством и Апостольским Престолом. В конце прилагаю к моему письму pro memoria с некоторыми соображениями, которые, я полагаю, будут полезны для более глубокого рассмотрения этой проблемы.

Действительное разрешение этих вопросов соответствует ожиданиям не только Святого Престола и всей католической Церкви, но и огромной части мировой общественности, которая с огромным интересом наблюдает за инициативами, которые Вы предпринимаете во многих сферах общественной жизни Вашей страны, в надежде, что эти инициативы распространятся и на сферу религиозной жизни как отдельных граждан, так и религиозных общин. Лично я ощущаю, что не исполнил бы своей миссии как верховный пастырь католической Церкви, если бы не воспользовался этой возможностью и привилегией привлечь личное внимание Вашего Превосходительства к этому вопросу. Я поступаю так в уверенности, что все это найдет отзвук в Вашем сердце.

Я желаю мира и процветания Вам и всем народам Советского Союза, к которым я ощущаю огромное уважение и сердечное отношение. Пожалуйста, примите, г-н Генеральный секретарь, мое выражение величайшего к Вам почтения.

Ватикан

7 июня 1988 г.

Joannes Paulus PP. IP

Это историческое письмо, ставшее началом беседы, которая была бы немыслима года за три до этого, говорило само за себя. Иоанн Павел был открыт для самого широкого диалога с советским лидером. Дело было за Горбачевым - последовать по этому пути, улучшая условия для католиков в Советском Союзе и укрепляя взаимоотношения между СССР и Святым Престолом.

Оговаривая условия присутствия католической делегации в Москве на праздновании тысячелетия христианства на Руси, Папа настоял на том, чтобы делегации Ватикана была предоставлена возможность встретиться с лидерами Украинской Греко-Католической Церкви. Виллебранд и Касароли встретились с двумя украинскими епископами, Филимоном Курбачой и Павло Василиком, 10 июня в гостинице «Советская». Лидеры русского православия были недовольны, но не могли воспрепятствовать этой встрече. Тем временем официальные лица из Совета по делам религий продолжали настаивать на том, что легализация Греко-Католической Церкви на Украине является внутренним делом русского православия. Это противоречило их обычному заявлению, что Украинская Католическая Церковь является не религи озным объединением, но чисто «националистической» или «сепаратистской» организацией.

В июле Иоанн Павел II принимал участие в двух греко-католических празднествах, отмечающих окончание тысячного года, и продолжал настаивать как на религиозной свободе, так и на всецерковном примирении. Он молился на украинском языке на «Молебне» (специальной благодарственной службе, посвященной Деве Марии), проходившем 9 июля в украинском соборе Святой Софии в Риме. На следующий день, 10 июля, Иоанн Павел был основным сослужителем на Божественной литургии, которую служили по византийскому обряду у папского алтаря в соборе Святого Петра в Ватикане. Кроме кардинала Любачивского, сослужителями на этой службе были двадцать украинских епископов наряду со многими греко-католическими священниками. В своей проповеди Папа почтил огромное мужество Украинской Церкви под гнетом преследований и потребовал религиозной свободы для греко-католиков Украины. В то же время он вновь призывал к усилиям по залечиванию этнических, религиозных и политических ран:

«Крещение Руси положило начало тому медленному и многостороннему процессу культурного и национального возмужания, которое оказало такое глубокое влияние на образование украинского, белорусского и русского народов... В особенности вы, люди украинской нации, как можете вы забывать, что разделяете общее наследие Крещения ваших предков с православными братьями вашего народа? Кроме того, как можете вы игнорировать те исторические связи, которые соединяют ваш народ с народами Белоруссии и России? То Крещение сделало вас и их членами единой Церкви...»

Это был призыв, обращенный к Москве, а также к католикам Украины, как подпольным в Советском Союзе, так и к католикам украинской диаспоры во всем мире. К сожалению, у каждой из этих сторон, к которым обращался Папа, и в особенности в России, было слишком много глухих, чтобы стало возможным полное примирение, которого так желал Иоанн Павел.

ГОД ДЕВЫ МАРИИ И ДОСТОИНСТВО ЖЕНЩИНЫ

Двухтысячелетие рождения Христа, быстро приближавшееся, никогда не было отдаленным в сознании Иоанна Павла II. Папа решил, что период между торжествами Пятидесятницы в 1987 г. и празднованиями в 1988 г. Успения Марии может быть отмечен как «Год Девы Марии», посвященный раздумьям о Марии, Матери Божией и Матери Церкви. Если согласно религиозной традиции Мария во время Благовещения Пресвятой Богородицы была молодой девушкой около тринадцати лет (Лк. 1.26-38), то Год Девы Марии отмечает двухтысячелетнюю годовщину рождения Марии.

По некоторым воспоминаниям, провозглашение Папой Павлом VI Марии как «Матери Церкви» казалось консервативным теологам Ватиканского Собора неоправданным. Иоанн Павел II смотрел на это иначе. Он пришел к заключению, что этот титул Марии имеет большое и глубокое значение для осознания Церковью самой себя. Обращаясь к Римской Курии 22 декабря 1987 г., в середине Года Марии, Иоанн Павел II привел такое объяснение значения титула «Матерь Церкви», которое могло показаться многим слушающим поразительным, даже довольно радикальным.

Мария, говорил он, была первым апостолом, ибо Ее покорность посланному ангелу сделала возможным Воплощение Сына Божьего. Это Воплощение было «продлено» в истории через Церковь, таинственное Тело Христово. Взятие Марии на небо предвосхитило прославление каждого, кто будет спасен. Таким образом, Мария являет собою «образ» того, чем является Церковь, того, как должны жить люди Церкви, и той судьбы, которая уготована апостолам Церкви.

Такое представление о взаимосвязи между Марией и Церковью не согласовывалось с тем, что многие католические лидеры думали о себе и о своей власти. «Образ Марии», выраженный Церковью, является, по мнению Иоанна Павла, даже «более... фундаментальным», чем «образ Петра» как основателя Церкви. Если не отделять одно от другого, можно представить, что «Церковь Марии» - Церковь апостолов - предшествовала и сделала возможной «Церковь Петра» - Церковь обряда и иерархии. И действительно, обрядовое служение в Церкви не имеет другой задачи, «кроме формирования Церкви в соответствии с идеалом святости, уже созданным и воплощенным в Марии...» То есть, эти два «образа» дополняют друг друга. Но «образ Марии, выраженный в Церкви, является превосходящим» и более богатым и наполненным смыслом для призвания христианства.

Смысл сказанного был однозначен и ясен. Апостольство главнее, чем церковная иерархия, и святость ставится прежде этой власти, даже прежде власти священника «связывать и отпускать» грехи, полученной священником через апостолов. Это не было мариологией на службе у традиционализма. Это была мариология, разрушающая последние укрепления идеи о Церкви как абсолютной монархии. И Иоанн Павел сделал еще один неоспоримый вывод из приоритета «Церкви Марии»: «Современный теолог сказал верно: «Мария - это «Царица апостолов», но без притязаний на апостольскую власть: Она обладает иной и более великой властью».

Теологом, которого имел в виду Папа, был Ганс Урс фон Балтазар, много писавший о различных «образах» одной объединенной Церкви: Церкви Марии, Петра, Иоанна и Павла. Различные глубокие символы, найденные здесь, объединяются в образах Марии и Иоанна у подножия Креста, что делает более глубокой мысль Папы. Курия и иерархия существуют, чтобы служить освящению Церкви, этому сообществу верующих, искупленных Христом. Курия и иерархия, являющиеся выражением Церкви Петра, существуют благодаря Церкви Марии (Церкви апостолов). Церковь Марии предвосхищает и делает возможной Церковь Петра - к подобному представлению не привыкли многие из служителей Курии, не говоря уже о миллионах мирян. Но Иоанн Павел хотел, чтобы они к этому привыкали.

Богословские и богослужебные основания для празднования Года Марии были заложены в двух важных папских документах: шестой энциклике Иоанна Павла «Redemptoris Mater», вышедшей 25 марта 1987 г., и его апостольского послания «Mulieris Dignitatem [«Достоинство женщин»], выпущенного 15 августа 1988 г.

«REDEMPTORIS MATER»

Название шестой энциклики Иоанна Павла II «Redemptoris Mater» [«Мать Искупителя»] тесно связывает ее с первой энцикликой Папы «Redemptor Hominis [«Искупитель человека»]. В истории Спасения, центром которой является Христос, пишет Иоанн Павел, существует одна личность, которая объединяет два великих момента проявления Святого Духа: когда Дух Святой сошел в Назарете и Его силою был зачат Христос и когда Дух сошел во время Пятидесятницы. Оба эти момента объединяет Мария. Будучи Матерью Своего Сына, она является и Матерью Церкви. И Ее материнство коренится в вере.

Иоанн Павел вновь и вновь возвращается к своему учению о приоритете «Церкви Марии» перед «Церковью Петра» в энциклике «Redemptoris Mater», обсуждая в этом контексте и экуменические вопросы, особенно указывая на благочестие православных христиан, воспринятое от Марии. Папа спрашивает всех христиан, восточных и западных: «Почему бы нам всем вместе не смотреть на нее как на нашу общую Мать, Которая молится о единстве семьи Божией, и «ведет» нас всех во главе длинной вереницы свидетелей веры в одного Господа?» Если Мария - «Матерь Церкви», значит, все христиане должны вверять себя Марии «с сыновней и дочерней доверчивостью». Христианин должен «ввести» Мать Христа «в свой собственный дом» и поведать Ей все, что составляет его внутреннюю жизнь», сделав Ее активной участницей его жизни.

В связи с провозглашаемым им главенством апостольства Папа обсуждает также особенное значение Марии для женщин. Если Церковь апостолов Марии стоит «прежде» Церкви богослужений Петра, значит существует фундаментальное, обретаемое крещением равенство апостольства в Церкви - равенство между женщинами и мужчинами, как и между мирянами и духовенством, которое превыше любых различий в функциях, исполняемых ими в Церкви. Что же касается современного феминизма, то Иоанн Павел утверждает, что Мария «проливает свет на высоту женщины уже самим фактом, что Бог в своем высшем акте Воплощения доверил Себя служению - свободному и активному служению женщины». Мария, таким образом, является примером для женщин, которые «найдут в Ней секрет достойного проявления в жизни своего женского естества, достигнув этим своего собственного истинного назначения и развития».

ФЕМИНИЗМ ПАПЫ

По мнению Папы, мало было вопросов, по которым учение Церкви понималось бы так же ложно, как в вопросе о достоинстве женщин. В апостольском послании «Mulieris Dignitatem» от 15 августа 1988 г., которым Иоанн Павел закрывал Год Марии, предпринималась попытка устранить это недопонимание. В нем получил дальнейшее развитие тот определенный феминизм Папы, который неброско проявлялся в его «Теологии тела» и был кратко очерчен в энциклике «Redemptoris Mater». Выводы из этого феминизма, касающиеся общественной политики, получили развитие в послании Иоанна Павла «Письмо к женщинам» от 1994 г., но теологические и философские основания его феминизма были заложены в апостольском послании «Mulieris Dignitatem».

Прийти через верную теологию к достоинству женщин и к современному стремлению к равенству значило для Иоанна Павла «вернуться к истокам», к таинству мужского и женского в человечестве. То, что мы созданы по образу и подобию Божию как мужнины и женщины, является «фундаментальным наследием», передаваемым потоком истории; то же, что мы искуплены Христом как мужчины и женщины, составляет сущность послания Церкви.

Это евангельское послание включает еще одну важнейшую, божественно определенную истину истории спасения: «в центре этого спасительного нуда» явления Бога миру находится женщина. «Да», сказанное Марией, привело человеческое существо, женщину, к «единению с Богом, которое превыше всех ожиданий человеческого духа». Таким образом, место Марии «внутри мессианского служения Христа» подтверждает, что сущность человеческого достоинства состоит в полной самоотдаче, а не в самоутверждении или притязаниях на власть.

Искаженные взаимоотношения между мужчинами и женщинами, включая отношения доминирования, отрицающие равное достоинство женщин, составляют проблему, которой занимается часть современного женского движения. Иоанн Павел полностью разделяет суждение о несправедливости этого положения, но настаивает, что корень этого неравноправия заключается не в культуре (хотя культуры передают его из поколения в поколение и от народа к народу), но в грехе. Грех разрушает общность людей, которую Бог установил «в начале» и которая является основой радикального равенства мужчин и женщин, созданных по образу Божию. Освобождение женщин от этих форм мужского превосходства никогда не может быть достигнуто освобождением, направленным против кого-то. Оно должно стать освобождением ради чего-то, освобождением, которое защищает призвание как женщин, так и мужчин; то, что Папа называет их «личной самобытностью» и судьбой. «Во имя освобождения от мужского «господства», - пишет Иоанн Павел, - женщины не должны присваивать себе мужские качества, противоречащие их собственной женской «самобытности». Освобождение имеет целью восстановление общности, свободную и равную самоотдачу - то «первоначальное единство» мужчин и женщин, которое предполагал Бог. Единство и равенство в разнообразии, а не главенствование и не гермафродитизм - вот что было изначально вписано в человеческую природу.

Исследуя взаимоотношения Христа с женщинами, Иоанн Павел подчеркивает несоответствие этих отношений культурным традициям того времени. Особенно его поражает история о женщине, уличенной в прелюбодеянии, которую мужчины-судьи готовились побить камнями, пока не вмешался Иисус (Ин. 8.3-11). Папа утверждает, что история эта говорит о многом и нынешним людям. Когда Христос предлагает безгрешному мужчине первому бросить камень в женщину, «Он, кажется, говорит обвинителям: разве эта женщина, при всей ее греховности, не является прежде всего подтверждением ваших собственных прегрешений, вашей «мужской» неправедности, ваших преступлений?» Эта история,

считает Иоанн Павел, повторяется в течение всех веков: «Женщину оставляют одну, открытую общественному мнению с ее «грехом», в то время как за «ее» грехом скрывается мужчина - грешник, виновный «в ее грехе» и в действительности равно за него ответственный. И тем не менее его грех не выносится наружу, мимо него проходят в молчании... Разве женщину не оставляют зачастую с ее беременностью, когда мужчина, отец ребенка, не желает принять на себя ответственность за него?..»

Христианское Евангелие, настаивает Иоанн Павел, является «последовательным протестом против всего, что оскорбляет достоинство женщин». Истина о самоотверженной любви, которую проповедует Христос, воспринималась женщинами, которых Он встречал, как освободительная истина. Потому они оставались верны Ему в течение всего Его служения и были с Ним на Голгофе, когда почти все мужчины - Его ученики - бежали. Верность этих женщин подтверждает тот факт, что мужчины и женщины совершенно равны в способности «воспринять и передать божественную истину и любовь в Святом Духе».

Взяв тему из энциклики «Яеёетритз Ма 1ег», Иоанн Павел пишет, что материнство является не просто биологической реальностью, но и моральной и личной реальностью с драматическим религиозным значением. Ибо именно через материнство человечеству был дан Спаситель. «Каждый раз, когда материнство повторяется в человеческой истории, оно всегда бывает связано с Заветом, который Бог установил с человечеством через материнство Матери Божией».

Относительно же современных дебатов об обязанности супружества и взаимоотношениях мужчин и женщин в браке Иоанн Павел пишет, что для христиан бракосочетание может быть лишь как аналогия Христа как Жениха и Церкви как Его Невесты. Эта сложная символика помогает нам понять то, что Папа называет «Евангельским обновлением». Ибо именно в контексте любви Христа к Церкви, Его Невесте, ради Которой Он отдал свою жизнь, следует понимать наставления святого Павла, который говорит, что жены должны повиноваться своим мужьям, а мужья - любить своих жен. (Еф. 5.31, 22-23). Здесь нет противоречия, пишет Иоанн Павел, поскольку наставление «повиноваться» «должно быть понято и исполняться по-новому: как «взаимное повиновение в страхе Болсием» (Еф. 5.21)». «Предыдущие поколения, - полагает Папа, - злоупотребляли этим наставлением женам повиноваться своим мужьям; но в свете искупления, выстраданного для всех Христом, это повиновение не может теперь пониматься как «одностороннее». Скорее «взаимное повиновение» Христу, убежден Иоанн Павел, создает единственно христианский контекст для власти в семье. Святой Павел учит, что «путь еще превосходнейший» и величайшая из теологических добродетелей - любовь (1 Кор. 12.31-13.13). Иоанн Павел говорит, что «женский гений» это «место» в мире и Церкви для этого еще превосходнейшего пути. «В вечном плане Бога, - пишет он, - именно в женщине зародились первые корни закона любви в сотворенном мире людей». Поскольку любовь - это внутренняя динамика жизни Бога, опыт женщины обладает уникальным достоинством, и это достоинство должно измеряться не главенствованием и мужским законом власти, но «законом любви, который является и законом справедливости и милосердия». Из этого достоинства возникает призвание любить, которое можно видеть в том факте, что «человеческое существо вверено Богом женщинам совершенно особенным образом». Все это имело непознанные, глубокие последствия для человечества.

Послание «Mulieris Dignitatem» явилось самым проникновенным усилием Иоанна Павла высказаться о заявлении некоторых феминисток, что христианство вообще и католицизм в особенности несут в себе элементы женоненавистничества. При всем красноречии этого послания - даже его страстности - оно не могло удовлетворить всех. Некоторые придерживались иной концепции «женского гения». Другие могли считать, что этот мужчина (Папа), как и любой мужчина, не может полностью осознать достоинство и трудности быть женщиной. Тем же, кто был открыт для слов Папы, трудно было представить более впечатляющую - и требовательную - концепцию христианского апостольства как женщин, так и мужчин, чем ту, которая была выдвинута в «Mulieris Dignitatem» и в вйдении Церкви Марии.

---

[1] Феноменология - метафизическое учение, исследующее данные сознанию духовные сущности, независимые от реального существования и чувственного опыта.

[2] Бревиарий - сборник текстов духовного содержания: молитв, гимнов, житий святых и т.д.

[3] Шоах (евр.) - Холокост.

[4] Миссал (лат.) - римско-католическая литургическая книга, содержавшая порядок служения мессы.

[5] Тридентский обряд - обряд богослужения, установленный Тридентским собором, проходившим в итальянском городе Трент (полатыни - Тридентум) в 1545 г.

 

Top