Герб горада Ліды, наданы 17 верасня 1590 г.
ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ
Увидеть восход солнца
Вечером 13 ноября 1994 г. Папа Иоанн Павел II и пятеро его гостей собрались в маленьком салоне в папских апартаментах, чтобы обсудить тайну выбора.
Поводом была премьера пьесы для одного актера, написанная и представленная Данутой Михаловской, бывшей актрисой «Театра восторга». Мисс Михаловская была поражена тем, что святой Августин, восхищаясь «Энеидой» Виргилия, сожалел о женщине, которую Эней оставил по приказу Юпитера. Но что стало с женщиной, которую оставил сам Августин, наложницу, с которой он жил многие годы, которая родила ему сына Адеодатуса и имя которой никогда не упоминалось в его «Признаниях»? Фантастическая попытка представить себя на месте этой женщины без имени, имевшей провиденциальное значение для Августина и пытавшейся понять свое место в его призвании, породила пьесу Дануты Михаловской «Я, безымянная».
Перед представлением мисс Михаловская зашла в римскую базилику Святого Павла за стенами. Наблюдая суматоху и думая, что это начало мессы, которую она хотела посетить, Данута вдруг обнаружила, что присутствует на скромных похоронах, где собралось около двадцати человек. Сидя рядом с собравшимися, она думала о похоронах своей безымянной героини, которую начала называть Элизой (именем возлюбленной Энея), и представляла, что это должно было быть нечто похожее - смерть, не замеченная историей, небольшая группа, лишенная пышности церемония. Вспоминая слезы, которые она проливала, когда писала пьесу, мисс Михаловская начала молиться за безымянную женщину, за свою Элизу - и вдруг услышала слова священника, совершающего похоронный обряд:
- Давайте помолимся за Элизу...
13 ноября была 1640-я годовщина со дня рождения Августина. После того, как мисс Михаловская представила «Я, безымянная» для Папы и его гостей, Иоанн Павел пригласил собравшихся на ужин в честь актрисы, написавшей и сыгравшей пьесу. Пьеса старого друга взволновала Папу. У него было похожее чувство Богоизбранности - указующий перст Господень в его жизни. Здесь не было никакой мистификации, этот выбор следовало распознать, преодолевая благоговейный страх, даже ужас. Дороги судьбы порой бывают странными, сопряженными с невероятными обстоятельствами, неожиданностями и трагедиями. Как и Августин, и женщина без имени, Папа понимал, что в его жизни все было не случайно.
То, что произошло с Каролем Войтылой, и жизнями тех, кто с ним соприкасался, формируя его собственную жизнь, случилось по определенной причине. Как это случилось с Августином и его «безымянной».
ЧИСЛА
Числа не могут открыть правду о человеческой жизни «изнутри». Но они могут проиллюстрировать степень человеческой активности. Числа, связанные с понтификатом Иоанна Павла II, ошеломляют.
К 16 октября 1998 г. - двадцатой годовщине своего избрания Кароль Войтыла стал одиннадцатым верховным понтификом в истории папства, отслужившим столь долгий срок. За два десятилетия он совершил 84 зарубежных паломничества и 134 пастырские поездки по Италии, протяженность его путешествий составляет 670 878 миль (в 2,8 раза больше расстояния от Земли до Луны). За 720 дней паломничеств за пределы Рима он произнес 3078 обращений и проповедей, адресуя свои слова сотням миллионов мужчин, женщин и детей лично и через средства связи. Ни один человек в истории никогда не говорил с таким огромным количеством людей и в столь различных культурных контекстах. Он нанес 700 пастырских визитов в самом Риме: в тюрьмы, университеты, религиозные институты, монастыри, семинарии, частные лечебницы, госпитали - и в 274 из 325 приходов в епархии.
К двадцатой годовщине его письменный магистериум включал 13 энциклик, 9 апостольских постановлений, 36 апостольских посланий, 15 других официальных посланий отдельным лицам и группам (включая послания женщинам и детям), 10 постсинодальных апостольских проповедей, 600 обращений ad limina и тысячи речей на аудиенциях. «Insegnamenti di Giovanni Paolo II», печатное воспроизведение его учения, заняло десять погонных футов (примерно 30 м) полок в библиотеках. Иоанн Павел II также участвовал в составлении двух новых кодексов канонического права и Катехизиса католической Церкви, первого документа такого рода за более чем 400 лет. В 144 церемониях он беатифицировал 798 мужчин и женщин и канонизировал 280 новых святых.
За два десятилетия он председательствовал и активно участвовал в пяти обычных синодах епископов: одном Чрезвычайном Синоде и шести специальных синодах. К тому же он постоянно встречался и подолгу беседовал с епископами со всего мира во время их визитов ad limina в Рим.
Между октябрем 1978 и октябрем 1998 г. он дал 877 обычных аудиенций, приняв до 13 833 000 человек и принимал дополнительно 150 000-180 000 человек каждый год на особых аудиенциях. Учитывая, что в среднем в день дается пять частных аудиенций, общее число этих личных встреч легко достигает 15 000 - и это не включая его ежедневные беседы с гостями за завтраком и обедом в папских апартаментах или во время зарубежных паломничеств.
На семи консисториях он посвятил в кардинальское достоинство 159 человек. К двадцатой годовщине его деятельности 101 из 115 членов Коллегии, имеющих право голосовать в конклаве, были его выдвиженцами. За тот же период он назвал епископами 2650 из приблизительно 4200 епископов католической Церкви.
Во время первых двадцати лет его понтификата Святой Престол установил дипломатические отношения на уровне посольств с шестьюдесятью четырьмя странами и восстановил такие отношения еще с шестью, доведя до 168 общее число стран, с которыми Святой Престол имеет полные дипломатические отношения.
Иоанн Павел II перекроил институциональное лицо Церкви 1988 г. реорганизацией Римской Курии и через создание новых подразделений в соответствии с новыми нуждами, включая Фонд Сахеля в 1984 г., Фонд «Populorum Progressio» для Латинской Америки в 1992 г. и две Папские академии жизни и социальной науки в 1994 г. Папа также вдохновил создание института по изучению брака и семьи в Папском Латеранском университете. К 1998 г. этот институт имел филиалы в Вашингтоне, округ Колумбия, в Мехико и в Валенсии. Влияние этих передовых академических центров на католическую моральную теологию было ощутимо уже к 1998 г. и, похоже, будет усиливаться в XXI в., касаясь догматической теологии, философии и связанных с ними дисциплин.
Эти цифры и факты иллюстрируют историю выдающейся личной энергии Папы. За цифрами, несомненно, скрывается формирующийся образ католической Церкви третьего тысячелетия христианской истории - бесконечное число «миров внутри миров» человечества.
ИМПУЛЬС
Оценить значение понтификата до его завершения - сложное дело. Эта задача упрощается тем, что понтификат Иоанна Павла II до сих пор был серией вариаций на одну великую тему, которую он провозгласил в своей инаугурационной энциклике «Redemptor Hominis»: христианский гуманизм как ответ Церкви на кризис мировой цивилизации в конце XX в. Подготовка Церкви к празднованию Великого юбилея 2000 помогает идентифицировать исторические достижения понтификата Иоанна Павла II.
Иоанн Павел II радикально вернул папство двадцать первого столетия и третьего тысячелетия к наместничеству Петра, его евангельским корням. Мир и Церковь больше не думали о папе как о главе исполнительной власти Римско-Католической Церкви, мир и Церковь узнали папу как пастыря, как евангелиста и верующего. Иоанн Павел II уничтожил заплесневевший шаблон папства, который он унаследовал, не просто тем, что был первым папойславянином в истории и первым неитальянцем за многие века, но и тем, что способ его папского первенства крепко соотнесен с Новым Заветом: Петр как первый евангелизатор, первый пример свидетеля истины, проявленной в жизни, смерти и следовании Иисусу Христу. Невозможно представить понтификат XXI в. умышленно вернувшимся к бюрократически-управленческой модели папства, которая достигла своего апогея в понтификате Пия XII. Иоанн Павел II решительно обновил папство для XXI в. тем, что восстановил и обновил евангельское первенство Престола Петра. В этом, вероятно, самый значимый пример Иоанна Павла II, человека твердой воли, для которого главенствующим является возвращение к церковным корням, выраженное, как он верит, в воле Христа для его Церкви.
Это коренное обновление папства завершилось личным декретом, в котором Папа осознанно признает себя наследником и последователем Второго Ватиканского Собора. Даже поверхностная оценка понтификата Иоанна Павла II заставляет признать, что Иоанн Павел искал способ защитить наследие Собора как эпически духовного события, на котором католическая Церковь, ведомая Святым Духом, вступила в борьбу с грехом современности через развитие теологически наполненного смысла ее уникальной миссии в миру.
Чаще всего в учении Иоанна Павла цитируются два соборных текста: разделы 22 и 24 «Gaudium et Spes» и «Пастырская конституция о Церкви в современном мире». Глубокая убежденность Папы, что Собор должен быть понимаем в религиозном, а не в политическом или идеологическом смысле, и его понимание сути предложения Собора миру конспективно описаны в этих разделах. В «Gaudium et Spes 22» отцы Собора учат, что Иисус Христос проявляет лик Бога и истинный смысл человеческого существования. В «Gaudium et Spes 24» Собор учит, что значение человеческой жизни в жертвенности, а не в отстаивании своих прав. Закон Благодати, записанный в человеческих сердцах, является выражением жертвенной любви, что составляет внутреннюю силу Бога - Отца, Сына и Святого Духа. Жизнь в Любви является вхождением, ожиданием единения с Богом, единения, для которого человечество было создано изначально. Здесь, говорит «Gaudium et Spes» современному миру, проявляется предназначение более великое, чем вы можете представить, и вы выше, чем о себе думаете.
В понимании Иоанном Павлом Второго Ватиканского Собора все другое, что сделал Ватикан II: исследование христианского персонализма, определение Церкви как общины верующих, обновление практики богослужения, диалог с наукой, демократией и сексуальной революцией, защита религиозной свободы как главного права человека, - является дальнейшим развитием двух великих тем: Христос, Искупитель мира, являет поразительную истину о человеческом существовании и нашем конечном предназначении; жертвенная любовь является путем, на котором способна реализоваться человеческая свобода. Во внедрении решений Второго Ватиканского Собора в Кракове и в течение двадцати лет понтификата, вдохновленного уверенностью, что Бог предназначил Собор для приготовления всей Церкви к расцвету евангелизации в XXI в., Кароль Войтыла работал, чтобы защитить наследие Ватикана II как Собора свободы, - в уверенности, что свобода является великим воодушевлением и великой дилеммой человечества на пороге нового века и нового тысячелетия. Ответ на проблему можно найти в служении. Единственное великое служение, которое Церковь может принести современному миру, напомнить ему о том, что свобода стремится к истине и реализует себя в добродетели. Это имел в виду Христос, когда говорил, что знание истины делает человека свободным (Ин. 8.32). Это именно то, что Церковь предлагает современному миру как средство для реализации его великих стремлений. Именно для этого был созван Второй Ватиканский Собор.
Убеждения вдохновили Иоанна Павла II на общественное служение. Его решающую роль в разрушении европейского коммунизма не следует расценивать как интригу ловкого государственного деятеля. Это должно быть постигнуто «изнутри» как достижение мужественного пастыря, полного решимости говорить истину власти и убежденного, что слово истины, сказанное ясно и достаточно сильно, является эффективным средством против тирании тоталитаризма. Вдохновив революцию совести, которая сделала возможной ненасильственную революцию 1989 г. против марксизма-ленинизма, Иоанн Павел помог восстановить политическую свободу своих славянских братьев за «железным занавесом». В то же время он широко понимал динамику истории. История, говорил Папа, ведома культурой, а в сердце культуры лежит культ, или религия. Путем прославления свидетельства сотен тысяч христианских исповедников против коммунистической тирании понтификат Иоанна Павла II наглядно продемонстрировал, что христианские убеждения могут быть действенной силой человеческого освобождения.
«Главенство культуры» было уроком, который Папа применил и для поиска свободы в Восточной Азии и Латинской Америке. Если культура есть двигатель истории, тогда свободные экономики и демократические политические общества должны быть построены на основе моральной культуры, способной дисциплинировать и направлять огромную человеческую энергию, дезориентированную произволом. Отрицая свободу безразличия и предлагая свободу для совершенства в энцикликах «Centesimus Annus», «Veritatis Splendor» и «Evangelium Vitae», Иоанн Павел изменил социальную доктрину Церкви и произвел разведку территории общественной жизни XXI в., в котором наука и технология поставят вопрос о том, каковы составляющие человеческой жизни и чем определяется членство в человеческом обществе. Свобода - хрупкий товар. Ее единственная основа, опять и опять заявляет Иоанн Павел, - признание достоинства человеческой личности как права, дарованного Богом.
Христианский гуманизм Второго Ватиканского Собора также вдохновил беспрецедентные исторические инициативы Иоанна Павла в поиске христианского единства, в поиске новых взаимоотношений между католической Церковью и живым иудаизмом и другими мировыми религиями.
Понтификат Иоанна Павла II дал новые формы очертаниям поиска христианского единства, при нем католическая Церковь вступила на долгий путь экуменического движения. В то же время некоторые ветераны экуменического движения XX в. отказывались от поиска общности на основе общей веры. Папа настаивал, что единственный союз, стоящий, чтобы за него бороться, был союзом в истине Христа, завещанной Церкви. Одновременно Иоанн Павел дал экуменизму новый общественный импульс, утверждая, что защита христианством единства человеческой расы была под угрозой из-за неудачи Церкви в стремлении жить в единстве, что было завещано Христом. Следуя Ватикану II, Иоанн Павел заявил, что communio, «общность» Церкви никогда не была полностью разрушена и что все христиане верны в общности друг с другом и с католической Церковью, признают они это или нет.
Экуменическая задача состоит в том, чтобы выразить эту сохранившуюся связь и общность более полно. Как это сделать, зависит и от протестантов, и от православных, и от их католических братьев и сестер. Следует подумать о том, что значит для наместничества Петра быть пастырством на службе церковного единства.
Рыцарство Иоанна Павла II в связи с его драматическими инициативами в католическо-еврейских отношениях, вероятно, не было осознано в полной мере. В XXI в. католики и иудеи стоят перед новым теологическим диалогом, невероятным в течение более чем 1900 лет. Если будущее свободы зависит от признания достоинства человеческой личности, созданной Богом, тогда последователи истины - общности, называющие Авраама своим отцом в вере и принимающие Десять заповедей как основной моральный кодекс, - должны углубить понимание того, что значит быть избранным народом, призванным служить светом другим народам. Если когда-нибудь в третьем тысячелетии верующие евреи и христиане снова начнут говорить друг с другом об избранности, Завете и общей мессианской надежде, вероятно, они признают, что семя этого возобновленного диалога проросло в течение понтификата Иоанна Павла II как следствие учения Второго Ватиканского Собора, изложенного в «Nostra Aetate».
Всемирный день молитвы о мире в Ассизи в 1986 г. был самым ярким выражением убеждения Иоанна Павла, что все истины связаны с единственной Истиной, имя Которой Бог. Это убеждение также обосновывает его инициативы с исламом, который занимает особое место внутри традиции Авраама, его диалог с такими религиозными лидерами, как далай-лама, его подход к другим великим мировым религиям. Уважение к религиозным убеждениям других без угрозы своим собственным убеждениям кажется для многих нецерковных людей невозможным. Если эта возможность не будет осознана, миру в XXI в. не удастся избежать серьезных столкновений. Предвестники такого конфликта проявляли себя в течение всего понтификата Иоанна Павла II на Балканах, в Судане, на Ближнем Востоке, на полуострове Индостан и в Южной Азии. Настаивая на религиозной свободе как источнике и защитнице всех прав человека, Иоанн Павел выдвигает альтернативу сектантскому насилию и секуляризму в ситуации, когда глубочайшая убежденность людей проявляется в конфликте, а не в диалоге.
И наконец историческое достижение Иоанна Павла II в его воздействии на сотни миллионов человеческих жизней, связанных друг с другом «изнутри». Двадцать лет Папа вдохновлял мужчин и женщин, молодых и старых, жить, принимая девиз, который он провозгласил на инаугурации: «Не бойтесь!» В конце восьмого десятилетия века страха, многие, очевидно, были не прочь отклонить это как романтизм. Они ошиблись. Это желание жить без страха, жить над страхом, такое очевидное в жизни Кароля Войтылы, изменило неисчислимое количество отдельных жизней. Сделав это, Иоанн Павел изменил течение истории.
Рассматривая вместе эти восемь достижений - обновленное папство, реализация Второго Ватиканского Собора, падение коммунизма, прояснение моральных вопросов, с которыми сталкивается свободное общество, введение экуменизма в сердце католицизма, новый диалог с иудаизмом, переопределение межрелигиозного диалога и личное воодушевление, которое изменило бесчисленные жизни, - можно аргументированно заявить, что понтификат Иоанна Павла II является наиболее значимым со времени Реформации XVI в. Как период после Реформации и Тридентского Собора определил взаимоотношения Церкви с нарождающимся новым миром, так можно предположить, что Ватикан II, авторитетно интерпретированный понтификатом Иоанна Павла II, определил отношение Церкви ко всему, что бы ни пришло на смену «современному миру».
Никто не знает, будет ли Ватикан II оценен перспективным взглядом на историю так, как был оценен Латеранский Собор (1512-1517), реформистский Собор, не сумевший выполнить свою миссию, или же как Тридент (1545-1563) - реформистский Собор, который почти на полтысячелетия придал форму католицизму. Будет ли Собор вспоминаться в следующие века как великое достижение или как разочаровывающая ошибка, зависит от того, как тексты Собора внедрятся в повседневную жизнь Церкви.
Учитывая угрозу человеческому достоинству, поскольку человеческая изобретательность и греховность не отменены, следует надеяться, что героические усилия Иоанна Павла сохранить наследие Собора сделали более вероятным то, что историки будущего станут все же рассматривать Ватикан II как аналог Тридентского, а не Латеранского. Фальшивая свобода безразличия и притязаний, характерная для большей части развитого мира в начале XXI в., не должна превалировать над свободой совершенства, предложенной Иоанном Павлом. Верующие убеждены, что Церковь выживет, но то, что Папа в 1995 г. охарактеризовал в ООН как «одну из главных движущих сил человеческой истории» - человеческое стремление к свободе, - находится в страшной опасности.
КРИТИКА
Вопреки излияниям любви и уважения на двадцатой годовщине понтификата в 1998 г. оставался открытым вопрос: оценила ли сама католическая Церковь значение понтификата Иоанна Павла II?
Некоторые утверждали, что склонность Папы «руководить Церковью как семинаром» (по выражению одного из ветеранов Курии) стала причиной инертности римской бюрократии и большого количества епископов всего мира в ответ на инициативы Иоанна Павла. Другие обвиняли Папу, чье руководство склонялось к служению единству Церкви, что это стало причиной глубочайшего разделения мнений в католицизме. Все знали, что Иоанна Павла ненавидят многие интеллектуалы. Задолго до своего папского юбилея человек, который был великой «прогрессивной» надеждой в 1978 г., стал мишенью растущей интеллектуальной враждебности, даже если эта враждебность была иногда смягчена уважением к его общественным достижениям как защитника прав человека. За скобками критической оценки интеллектуалов остался тот факт, что мир католицизма только начал осознавать представления Иоанна Павла о евангельски настойчивой и культуроформирующей Церкви апостолов, которые приняли призыв к благочестию в свидетельствовании веры миру и были поддержаны в этой миссии духовенством, понимающим свое призвание как служение, а не власть.
ТРАДИЦИОННАЯ КРИТИКА
Распространяемая мировыми средствами массовой информации и ощутившая глубокое влияние политической интерпретации Второго Ватиканского Собора как контекста между «хорошими либералами» и «плохими консерваторами» традиционная критика Иоанна Павла II изнутри и извне Церкви хорошо известна. По этим представлениям, Иоанн Павел это авторитарный, сосредоточивший в своих руках власть правитель, который блокировал внедрение в жизнь призыва Ватикана II к восстановлению коллегиальности в Церкви. Как правило, этот приписываемый Папе авторитаризм относят к его польскому происхождению. Традиционная критика также описывает Иоанна Павла II как интеллектуально зажатого женоненавистника, не сочувствующего проблемам современных женщин, последователя манихейской ереси, чья «косная» сексуальная мораль представила этику Церкви в вопросах пола нелепой в глазах ее членов, особенно в глазах супружеских пар.
В конечном счете история и Господин истории будут судить, правомерна ли такая критика Иоанна Павла II. Историческая оценка должна будет учитывать определенные факты, которые акцентированы в этой бесцеремонной критике.
То, что Иоанн Павел II понимает себя как человека Второго Ватиканского Собора, не подлежит сомнению. То, что он провел больше времени в беседах с епископами Церкви, чем любой другой Папа в современной истории (а возможно, и во всей истории), достойно книги рекордов. Так же как факт, что он отдал огромное количество энергии Синоду епископов. Синодальный процесс, конечно, открыт для уточнения и усовершенствования, как и процессы отбора епископов и их визиты ad limina в Рим. Поэтому обвинение в том, что Иоанн Павел II пренебрегал епископами епархий всего мира, совершенно необоснованно. Напротив, Папа сделал себя доступным для собратьев по епископату в совершенно беспрецедентной степени, поскольку он понимает это как центральную часть своей задачи.
Другим оттенком традиционной критики является утверждение, что в понтификат Иоанна Павла II Церковь настолько идентифицировалась с папством, что это уменьшило инициативу местных епископов, священников и мирян. Харизматический Папа в такой организации, как католическая Церковь, - и в век средств массовой информации, - конечно, поднял планку ожиданий практически для любого иерарха с позиции официальной власти. Но тут существует более глубокий теологический аспект вопроса, заданного Церкви современной историей.
Наместничество Петра, как понимает его католицизм, является тем, что Ханс фон Балтазар назвал «внешней точкой отсчета» для внутреннего единства Церкви. Это внутреннее единство не этническое, не лингвистическое, не политико-философское. Оно основано на Евхаристии и участии в деятельности Церкви в мире вместе с общностью святых, которые уже сейчас пребывают с Богом в Славе. Когда католицизм становится мировой Церковью, можно утверждать, что олицетворение истины, которую он несет в богатый разнообразием культур мир, нуждается в более наглядном, авторитетном, внешнем ориентире отсчета для ее единства, чем в первые два тысячелетия. Иоанн Павел II продемонстрировал важность этой «внешней точки отсчета» для деятельности Церкви и для ее «единства в разнообразии» во время встреч от Сеула до Рио-де-Жанейро, от Киншасы до Кракова и от НьюЙорка до Анкориджа.
Обвинения в интеллектуальной зажатости должны быть отвергнуты фактом, что понтификат Иоанна Павла II исполнен огромного теологического и философского созидания начиная с «Redemptor Hominis» и «Теологии тела», продолжаясь через «Dives in Misericordia» и «Veritatis Splendor» до «Tertio MiUennio Adveniente» и «Fides et Ratio». Даже поверхностное чтение текстов Иоанна Павла показывает гораздо большую открытость современным интеллектуальным методам и взглядам, чем было в предыдущих папствах. То, что Папа, человек интеллигентный и просвещенный, критиковал определенные виды постсоборной католической теологии и философии, без сомнения, огорчило многих католических интеллектуалов. Но и здесь пусть рассудит история.
Двадцатый век в целом был весьма неблагоприятен для интеллектуалов, и особенно для интеллектуалов, соблазненных властью. Хайдеггер и Сартр, два чрезвычайно влиятельных философа, иллюстрируют это положение применительно к гитлеровской Германии и сталинскому Советскому Союзу. Мы не можем знать, как будущее оценит Иоанна Павла за критику заигрывания постсоборной теологии с марксизмом и достойных сожаления общественных выводов философии, попавшей в капкан солипсизма. Не будучи академиком, вряд ли можно ответить на вопрос: почему человека считают тупицей, если он оценивает марксизм как фатальное заблуждение или думает, что люди могут постичь истинную природу вещей, даже если она неполна. Что касается подавления в прямом, личном смысле, то во время этого понтификата католические теологи фактически не подвергались наказанию (публичные действия были применены против шести человек за двадцать лет, и с теми обошлись гораздо мягче, чем в прошлом). То же самое можно сказать относительно своевольных епископов. Через тридцать пять лет после Второго Ватиканского Собора интеллектуальные критики и порой открытые враги Иоанна Павла II продолжают прочно контролировать большинство теологических факультетов в западном мире. Если это называется репрессиями, то они не очень-то действенны.
Поколение теологов, столь влиятельных во время и сразу после Собора, чувствует, что их интеллектуальная гегемония и духовное влияние находятся под угрозой со стороны учения Иоанна Павла II. Если дело в этом, нет ли здесь иронии? Страх потерять контроль над интеллектуальной повесткой дня Церкви ставит этих теологов в ту же позицию, как и несгибаемых блюстителей католической интеллектуальной ортодоксальности в 1940-х и 1950-х гг., чье влияние на Церковь до Второго Ватиканского Собора решительно осуждали теологи 1960-х и 1970-х гг.
Обвинение Иоанна Павла II в женоненавистничестве или, мягче, нечувствительности к проблемам женщин прямо отвергается женщинами, десятилетиями знающими Кароля Войтылу; многие из них считают это предположение «совершенно безумным». Кроме того, этому обвинению противостоят дискуссия о современном статусе женщины, развернутая Папой в «Familiaris Consortio», «Mulieris Dignitatem», «Christifideles Laici» и в Письме к женщинам 1995 г., а также позиция Святого Престола на Всемирной конференции женщин в Пекине.
На протяжении двадцати лет Иоанн Павел II развивал особый христианский феминизм. Такой феминизм, настаивает он, гораздо надежнее связан с Библией и теологией «Церкви Марии», чем с сексуальной революцией 1960-х гг. Утверждение Папы, что «изначально» женщины и мужчины были созданы разными, но все же равными, звучит, безусловно, как вызов тем феминисткам, для кого «пол (половая принадлежность) является культурной конструкцией, не имеющей реального значения». Ирония заключается и в том, что Иоанн Павел II принимает осуществление женщиной женского начала гораздо серьезнее, чем некоторые школы современного феминизма.
По мнению Папы, женщина не биологическая случайность или культурная конструкция. Это образ глубокой истины о человеческом существовании и мировом плане Создателя. Соответственно теологическое размышление Иоанна Павла над тем, как «Церковь Марии» - веры - предшествовала и сделала возможной Церковь Петра, признает определенные теологические приоритеты «женского гения» в жизни апостолов. Фактически ни один из этих аспектов ответа Иоанна Павла на деятельность современных феминистских движений не удостоился серьезного обсуждения со стороны его критиков. Если учение Папы об уникальном призвании женщины адекватно воспринимается католицизмом, наиболее интересные и трансформирующие Церковь дебаты будут проведены, по-видимому, в двадцать первом столетии.
Обвинениям в манихействе, или папском неодобрении человеческой сексуальности, придется столкнуться с новаторской «теологией тела» Иоанна Павла, в которой Папа утверждает, что наша сексуальность возвышеннее, чем представляла себе сексуальная революция. Изображение Иоанном Павлом плотской любви как образа внутренней жизни Господа только начинает влиять на теологию Церкви, проповедование и религиозное образование. Когда это изображение будет постигнуто, оно вызовет драматическое развитие мысли о фактически каждом члене Символа веры. Так что на данный момент груз доказательств лежит на тех, кто утверждает, что представление сексуальной этики Иоанна Павла принижает сексуальную любовь. Внимательное чтение «Теологии тела» и ее исследования брачного характера божественных взаимоотношений с миром предполагают противоположное.
Традиционная критика Иоанна Павла II, зачастую искажающая его мысли, упускает из виду отношения между традицией и новаторством, постоянным и переменным в Церкви. Постоянные элементы, которые могут показаться статичными, отражают в католицизме внутренний динамизм Церкви и создают стимул для открытия новых, динамических элементов в христианской жизни. Канон Библии зафиксирован навечно, но Писание не является мертвым описанием прошлого. Писание дает возможность Слову Божьему быть понятым по-новому каждым новым поколением христиан. Таинства - это не просто традиционные ритуалы, повторяемые из поколения в поколение. Они позволяют современным христианам заново пережить великие тайны веры - жизнь, смерть и Воскресение Христа. Церковный авторитаризм не препятствует созиданию, он не позволяет христианам погрязнуть в рутине. Цель церковной власти поддержать христианина в соответствии с высшим критерием веры, живым Христом. Доктрина - это не лишний вес, отягощающий путешествие христианина, а транспортное средство, позволяющее этому путешествию совершиться.
Чтобы понять обязательство Иоанна Павла защищать чистоту доктрины и традиции Церкви, нужно понять особенность христианского понимания «традиции». Латинский корень этого слова (traditio) означает «передача», то есть традиция начинается не с человеческого изобретения, но внутри Самого Бога, Святой Троицы. Эта «передача» и есть та жертвенность, которая непостижимым образом усиливает и того, кто отдает, и того, кто получает, «обрастает плотью» в жизни Христа и продолжается в Церкви через дар Духа. В этом понимании традиция, живая вера в мертвом, всегда должна отличаться от традиционализма, мертвой веры в живом. То, что понтификат Иоанна Павла - это папство, уходящее корнями в традицию, безусловно. То, что это папство традиционализма, есть клевета на очевидное.
УКРЕПЛЯЮЩАЯ КРИТИКА
Существует и другая критика понтификата Иоанна Павла. Получив громкий резонанс общественного внимания, она все же выдерживает тщательное исследование. Ее авторами являются те, кто надеялся на «католическую реставрацию» в этом понтификате, которая должна была стать возвратом к церковному стилю, к временам Папы Пия XII. Такую критику не следует смешивать с радикализмом архиепископа Марселя Лефевра и других непримиримых противников Второго Ватиканского Собора. «Реставрационисты» признают Собор, но заявляют, что его осуществление задержано неудачей подтверждения теологической, организационной и пастырской дисциплины в Церкви. Эта неудача, твердят они, угрожает достижениям Собора и делает Церковь уязвимой к разделяющему воздействию современной жизни. Они неохотно говорят это в открытую, хотя часть из них верит, что Иоанн Павел II не устранил упадок католической дисциплины, начавшийся в послесоборные годы.
Пользуясь терминологией о «тройной миссии» Христа, эта критика гласит, что Иоанн Павел обладает выдающимися качествами «священника» и «пророка» и слабым, а то и вовсе отсутствующим, качеством «царя». Церковная дисциплина, обвиняют «реставрационисты», не была восстановлена в течение его понтификата. Качество богослужения продолжало ухудшаться. Папе не удалось рукоположить в епископы достаточное количество способных защитить доктрину и навести дисциплину. Конференции епископов и ненормальное расширение местной церковной бюрократии истощили церковный авторитет и заменили его бюрократической властью, которая, как утверждают «реставрационисты», стала решающим фактором в послевоенном ослаблении протестантства в Западной Европе и Северной Америке. В итоге эта критика утверждает, что «семинарный стиль управления» Кароля Войтылы не соответствует папству, как бы хорошо он ни работал в Кракове.
Да, действительно, Войтыла как руководитель большой организации никогда не пытался обдуманно и решительно заставить оппозицию уйти со своего пути. Верно и то, что как архиепископ Краковский и епископ Рима Войтыла не являл собой «царский» пример власти. Правда и то, что за это было заплачено. Но не той ценой, которую предполагают «реставрационисты».
Иоанн Павел II не был воспитанником Римской Курии. Он был избран как посторонний миру центральной церковной бюрократии. Своими подчиненными в папской администрации он руководил, следуя собственному представлению о том, «как здесь должно быть устроено». И он хочет умереть как человек, чуждый папской модели, которой отдают предпочтение многие ветераны Курии. Это осознанное решение управлять по-своему шокировало очень многих. Относительный недостаток внимания Папы к бюрократическим проблемам - во всяком случае, по сравнению с практикой его предшественника, Павла VI, - привел к тому, что при нем папство стало великой интеллектуальной созидательной силой и силой общественного влияния. Но за это достижение Иоанн Павел платит тем, что оставляет центральный административный аппарат, в котором лишь немногие продолжат энергичное учение его понтификата и его авторитетную интерпретацию Второго Ватиканского Собора. Среди этого меньшинства некоторые занимают ключевые посты в Курии, но остается фактом, что Иоанн Павел II не тратил много энергии на то, чтобы его видение евангельски напористой, формирующей культуру Церкви апостолов понималось и разделялось на всех уровнях римской бюрократии.
С другой стороны, «реставрационисты» должны признать, что ни один человек не может сделать всего, и то, что Иоанн Павел избрал другой вид папства, было решением намеренным и серьезным, по-своему драматичным, а не отражением личной слабости. «Реставрационная» критика, как и традиционная, должна опровергнуть определенные факты, установленные этим понтификатом, и первейшим среди них является то, что Иоанн Павел II создал позицию католицизму XXI в.
«Redemptor Hominis» дала Церкви прочное основание для развития христианского гуманизма в третьем тысячелетии. «Redemptoris Missio» ясно показала, что Церковь будущего, выполняющая свою евангелическую миссию в мире, будет Церковью предлагающей, а не навязывающей. Катехизис католической Церкви детально определил это предложение. «Veritatis Splendor» установила каркас для развития католической моральной теологии и ее обращения к человеческому стремлению к свободе. «Centesimus Annus» (расширенная «Veritatis Splendor» и «Evangelium Vitae») обосновывает модель свободного, достойного и добродетельного общества, гораздо более тщательно продуманного, чем многие другие модели общественной жизни. «Ut Unum Sint» сделала экуменизм необратимым. «Christifideles Laici» и теология священнослужения в «Pastores Dabo Vobis» сделали гораздо более реальным то, что Церковь в будущем сумеет справиться с двумя опасностями клерикализации мирян и обмирщения рукоположенного духовенства. «Mulieris Dignitatem» и Письмо к женщинам устанавливают курс для церковного участия в женском движении в XXI в. «Теология тела» предлагает ответ на сексуальную революцию. Эти точки отсчета будут ориентирами еще долго после понтификата Иоанна Павла II. Они не могут быть отброшены. И они уже сейчас стали частью живой традиции католицизма.
«Реставрационисты» утверждают, что эпистолярные достижения Иоанна Павла, в общем, довольно слабы. Нет сомнений, что бывали ошибки с назначением епископов, как это случается в любом понтификате. Возможности Папы не беспредельны, особенно если учесть, что и имеющийся в его распоряжении персонал тоже не идеален. Чтобы в полной мере оценить этот аспект понтификата, следует учитывать смелые, нешаблонные назначения, которые вряд ли были бы возможны при более бюрократизированном и «царственном» Папе: Карло Мария Мартини в Милане, Жан Мари Люстиже в Париже, Джон О'Коннор в НьюЙорке, Джакомо Биффи в Болонье, Фрэнсис Георг в Чикаго, Юзеф Жициньский в Люблине, Норберто Ривера Каррера в Мехико и Милослав Влк в Праге - таковы самые знаменитые примеры. Подобные назначенцы, и об этом тоже надо сказать, были бы практически невозможны и при «демократической» модели выбора епископов, одобряемой сторонниками традиционной критики Иоанна Павла II.
Личный опыт деятельности Кароля Войтылы в Конференции польских епископов, возможно, создал у него несколько романтическое представление об этих институтах - пример, где традиционная критика Папы-поляка (разделенная в данном случае «реставрационистами») имеет определенный смысл. Даже здесь, однако, факты не совпадают с приписываемым «авторитаризмом» и «централизмом», которые традиционные критики считают достойными сожаления, а «реставрационисты» приветствуют. Иоанн Павел II вмешивался в работу национальных конференций епископов только в тех случаях, когда конференции демонстрировали свою неспособность самостоятельно исправить ситуацию. Делая это, Папа ясно показывал, что он использует традиционную папскую sollicitudo omnium ecclesiarum [заботу обо всех церквях], а не действует как глава исполнительной власти, призывающий к порядку непокорных и нерадивых управляющих.
Аналогичным образом отношение Папы к Синоду епископов как к подлинному выражению Второго Ватиканского Собора привело его к санкционированию того, что некоторые могли оценить как менее чем удовлетворительный синодальный процесс. Он уделял тысячи часов своего личного времени вмешательству в Синоды, которые не всегда проходили на высоте. Критики должны признать, что сам Папа признает свои промахи и, по его собственным словам, уверен, что «происходящее с епископами и между епископами во время Синода может быть гораздо важнее», чем немедленный конкретный результат. Это не означает, что процесс не может быть улучшен, но это демонстрирует обдуманную стратегию участия Папы, а не молчаливое согласие со сложившейся ситуацией.
Обвинение в том, что Иоанну Павлу не удалось реформировать ни один из основных религиозных орденов, - здесь «реставрационисты» в первую очередь имеют в виду неудачно проведенную в 1981-1983 гг. интервенцию в орден иезуитов, тоже может расцениваться как часть сознательной стратегии. Можно сомневаться в ее мудрости, но Иоанн Павел выбрал метод воспитания - пусть даже этот процесс займет десятилетия или века - вместо того, чтобы дальше разделять Церковь путем массированного вмешательства во внутренние дела религиозных общин. Персональные назначения Папой своих представителей в существующие религиозные ордена возымеет эффект в традиционных религиозных общинах через некоторое время, так же как решительная поддержка новых движений, общин и орденов, в которых он распознавал работу Духа, Который вызывал к жизни религиозные ордена прошлого.
Реформирование литургии не было приоритетом для Иоанна Павла II, поскольку, как он сам говорил, его собственный опыт постсоборного литургического обновления был очень позитивным как в Польше, так и в Риме. Можно предположить, что детально этот вопрос не рассматривался потому, что епископы не акцентировали на нем внимание Папы. Многочисленные движения, задавшиеся целью «реформировать реформу» литургии, возникшие в последние годы, наводят на мысль, что это вполне может стать вопросом следующего понтификата.
ОСНОВНОЙ ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПУНКТ
Один близкий соратник Папы так однажды описал его метод управления: «Он глубоко уважает людей. Он терпелив, в определенных ситуациях выжидает до тех пор, пока не станет ясно, что ничьи чувства не будут оскорблены. Люди заблуждаются, принимая его уважение к ним за слабость; это не так.
Иоанн Павел уважает профессионализм. Возлагая ответственность на конгрегацию или на отдельного человека, он дает им возможность проявлять свою компетенцию. Это не означает, что Папа слаб. Он не пассивен, а просто верит своим соратникам. Он не боится принять решение и не боится навязать его, если ситуация нестабильна». Эта уверенность в соратниках, как мы видели, иногда приводит к тому, что планы Папы расстраиваются. Даже его критики признают: если «хорошим руководителем» считать того, кто намечает цель и во всем следует ее достижению, то с этой точки зрения Иоанн Павел II - хороший руководитель.
В 1994 г. в письме к своему соотечественнику, священнику, Иоанн Павел размышлял, отчего несколько польских священников не одобрили социальной доктрины в «Centesimus Annus», и в конце недоуменно вопрошал: «Но что мы можем сделать?» То, что может сделать Папа, если Папа является ответственным за диалог, - предлагать больше, чем навязывать. Что мог, то Иоанн Павел и делал: продолжал предлагать, продолжал приводить аргументы, продолжал «руководить семинаром», как назвал это кардинал Йозеф Томко, до тех пор, пока ситуация «вызреет». Этого метода руководства Кароль Войтыла придерживался всю жизнь. Оценивая его, читатель должен признать, что он основывается на глубоком теологическом фундаменте.
Итальянский философ Рокко Буттиглионе однажды так охарактеризовал эту убежденность: «Для Иоанна Павла идеалом являются мученик, свидетель, жизнь, совпадающая с истиной. Так он понимает свой папский долг. Так он написал в поэме «Станислав»: «Слово не обращает, обращает кровь». Он всегда предпочитал оказаться обиженным, а не обижать самому. С другой стороны, ни одна из обид не могла убедить его принять за истину то, что он считал ложью... В центре всего, - делает вывод Буттиглионе, - идея о человеке: права истины и права личности должны быть примиренными. Эти права могут войти в противоречие: личность может решить бороться против истины. Что же мы можем с этим поделать? Можем ли навязывать истину силой? Путь Иисуса Христа - давать свидетельство истинности не через кровь обидчиков или грешников, но через Свою собственную».
На этом зиждется фундамент метода управления Иоанна Павла II - через свидетельствование и убеждение.
ТРУДНОСТИ И НЕВОЗМОЖНОСТИ
За пределами традиционной и «реставрационной» критики существуют вещи, в которых история не пожелала сдаться даже такому настойчивому создателю теорий, как Иоанн Павел II.
Громадная экуменическая работа Иоанна Павла увенчалась достаточно скромными конкретными результатами. Стремление некоторых лидеров во Всемирном совете церквей отказаться от классического экуменического диалога через соглашения по доктрине в пользу более широких договоренностей не сократили раскол XVI в. среди западных христиан. Не способствовало этому и внутреннее несогласие англиканской общины по поводу того, должна ли Англиканская Церковь быть апостольски устроенной - то есть возможно ли допускать женщин к рукоположенному священнослужению. Сложности в завершении диалога лютеран с римскими католиками по проблеме оправдания верой показали, что главным препятствием в работе является накопленное наследие полувекового разделения.
Несколько православных лидеров горячо откликнулись на великую надежду Иоанна Павла залечить тысячелетний раскол между Римом и христианским Востоком до начала третьего тысячелетия. Здесь пророческое чувство неизбежности Иоанна Павла II опередило историческую возможность. Неприятие православием униатства, подозрения в перекрещивании православных, историческая связанность православия с государственной властью и проблемы православия, связанные с поведением Православной Церкви в годы правления коммунистов, соединились чтобы всячески затруднить диалог католиков и православных в 1990е гг., откладывая духовное единство «вокруг алтаря совместного служения» (как однажды сказал об этом Папа) на, судя по всему, отдаленное будущее. Это, по-видимому, единственная великая неудача понтификата Иоанна Павла. Но, возможно, Папа заложил основание примирению, которое ему не удастся увидеть при жизни.
Следует отметить, что христологические опоры V в. вызвали отделение малых восточных церквей от единой Церкви, и только во время понтификата Иоанна Павла произошла подвижка в диалоге. Значительные последствия в дальнейшем будет иметь решительная защита Папой права на жизнь, а также его открытое свидетельствование христианских истин, которое помогло интенсифицировать диалог с евангелическими протестантами, быстрорастущим сектором мирового протестантизма в Латинской Америке, Восточной Европе, в Африке и Азии. Один из ветеранов католического экуменизма описал визит 1966 г. к Папе доктора Нильсона Фанини, президента Всемирного баптистского братства, как свидетельство «невероятных» изменений на этом фронте. Независимая американская теологическая инициатива «Евангелисты и католики вместе» разработала общее заявление об ответственности за общественное моральное обновление и заявление о значении веры в икономии спасения, оба могут быть с трудом представлены без экуменического свидетельствования Иоанна Павла II.
Надежды Иоанна Павла на будущее межрелигиозного диалога также столкнулись с определенными историческими препятствиями.
Перестройка отношений католиков с иудаизмом, несомненно, относится к серьезным достижениям Папы. Его визит 1986 г. в римскую синагогу и Принципиальное соглашение между Святым Престолом и Государством Израиль в 1992 г. являются историческими вехами в католическо-иудаистских отношениях. Благодаря этим успехам, построенным на достижениях Ватикана II, католики и иудеи сейчас подготовлены к новому теологическому диалогу, чего они не делали примерно с 70 г. н. э. Правда, не ясно, интересен ли такой диалог для исповедующих иудаизм евреев. Спор, возобновившийся в октябре 1998 г. при канонизации Эдит Стейн, позволяет предположить, что позитивный ответ на этот вопрос не гарантирован.
Встреча Папы в 1985 г. с мусульманской молодежью в Касабланке стала исключительным событием в тринадцативековой истории католическо-исламских отношений. Иоанн Павел предложил католикам и мусульманам идти общим путем в определенных моральных вопросах. Реальный прогресс в католическо-мусульманском диалоге натолкнулся на барьер вопроса о религиозной свободе, который для Иоанна Павла II всегда был решающим в отношениях Церкви с гражданскими властями. В начале третьего тысячелетия в мире будет около 2 млрд христиан и 1 млрд мусульман. Протестантизм, католицизм и ислам являются наиболее активными, культуроформирующими религиозными общинами в мире. Сможет ли диалог, который пытался наладить Иоанн Павел, помочь исламу развить основанную на Коране теорию религиозной свободы - это большой вопрос. Коротко говоря, попытки продвинуть вперед такой диалог могут оказаться под серьезной угрозой со стороны исламских властей, преследующих христиан в Африке, на Ближнем Востоке, в Юго-Западной и ЮгоВосточной Азии.
Весьма нелегкими были попытки Иоанна Павла начать диалог с правителями Китайской Народной Республики. Общественные запросы и частные инициативы в течение многих лет игнорировались или получали отпор. Религиозные лидеры привлекают последователей в Азии, когда эти лидеры являются исповедниками, как, например, архиепископ Филиппинский Оскар Круз. Вероятно, это было одной из причин, почему лидеры КНР так долго отказывались иметь дело с Иоанном Павлом II, - они знали, что живая Церковь и тоталитарная власть сосуществовать не могут. Какие бы причины ни руководили ими, пятнадцать лет молчания в ответ на попытки Папы установить диалог должны быть расценены как серьезная неудача понтификата.
Что касается демократий старых и новых, остается открытым вопрос, насколько серьезно представления Иоанна Павла о свободном, добродетельном и процветающем обществе приняты в Европе и в Америках. Трудно оценить влияние Папы на посткоммунистический мир так, как мы оцениваем его деятельность в 1979 г. Однако интеллектуальный каркас католического подхода к социальной, экономической и политической жизни свободных обществ был сокрушен. Каким образом разрешать противоречия, возникающие под влиянием социальных изменений и особенно под влиянием революции в биотехнологии, с предложением жить в «свободе для совершенства», выдвинутым католицизмом?
Успех понтификата в усилении дипломатической позиции Церкви в мире не связан с параллельным сближением Святого Престола с международными институтами. Церковь, решительно бросившая вызов коррумпированности национальных правительств, заняла умеренную общественную позицию по отношению к ООН и ее филиалам - кроме тех случаев, когда система ООН включается в нападки на права человека, как это случилось на каирской Всемирной конференции по народонаселению. Риторика Святого Престола по правам человека продолжится до санкционирования ООН понятия «благо человека» как «права человека». Ряд католических мыслителей называют это смешением прав, неотъемлемых от человеческого достоинства. Понтификат Иоанна Павла не определил моральный критерий для использования вооруженной силы при защите основных прав человека. Ни Папа, ни Святой Престол не смогли развить морально и юридически защищенное определение «гуманитарной интервенции» как императива в определенных обстоятельствах. Основания для развития воззрения католической Церкви на международную общественную жизнь XXI в. были подведены «постконстантиновским» понтификатом Иоанна Павла II, но строить твердую структуру морального и политического анализа на этом основании будут уже другие.
НАСЛЕДОВАНИЕ
Спекуляции по поводу преемника Иоанна Павла II активизировались с 1994 г. Такие спекуляции естественны, хотя они обычно говорят гораздо больше о рассуждающем, чем о будущем. Папа сам установил официальные рамки для выборов своего преемника в апостольской конституции «Universi Dominuci Gregis». Определенные обязательства, возложенные на папского преемника были также прояснены во время празднования двадцатой годовщины понтификата Иоанна Павла, хотя, всего вероятнее, Папа проведет Церковь через Великий юбилей 2000 и исполнит то, что, как он верил, было миссией, возложенной на него в 1978 г.
То, что Иоанн Павел разбил форму бюрократически-управленческого папизма, непременно осложнит обсуждение конклава, который выберет его преемника. Мир и Церковь ожидают папуисповедника, а не бюрократа или отстраненную, неземную фигуру. Католическая Церковь получила новое и заметное присутствие в мире благодаря тому, что Иоанн Павел II поставил вопросы совести таким образом, как этого не делали до него политические лидеры. Эта способность взывать к совести станет руководящей для пап на мировой сцене в XXI в., и это качество папские выборщики, размышляя о преемнике, не смогут игнорировать. Церковь также возлагает на Папу новые надежды. Иоанн Павел видоизменил деятельность примаса в решительно евангельском направлении, в то же время избегая железных пут бюрократии. При обсуждении преемника Иоанна Павла предстоит принять в расчет качества, необходимые, чтобы учитывать «настоящее» для Церкви. Таким образом, есть основания предполагать, что итальянская и куриальная надежда на возвращение к тому, что было до Войтылы, скорее всего потерпит крах.
В «Universi Dominuci Gregis» Иоанн Павел совершенно ясно указал, что папский конклав не может быть моделью демократического избрания политика. Теологически это означает, что Святой Дух главный в конклаве. В то же время Святой Дух действует через человека, через кардиналов-выборщиков, которые должны наилучшим образом оценить совпадение между историческими обстоятельствами и papabili - свойствами «человека, который может быть папой». Эти выборщики не могут не признать драматической реконструкции, которую совершил Иоанн Павел II, и новых ожиданий, созданных ею. Многие считают, что Иоанн Павел оживил папство, поскольку был евангельски успешным епископом местной Церкви.
Кардиналам также предстоит учесть главные проблемы, которые встанут перед следующим папой. В мире возрождающихся религиозных верований католическая защита религиозной свободы и католическое обязательство формировать культуру не насильно, а путем предложения должны быть решительно продвинуты в диалоге с православием, протестантством, иудаизмом, исламом и другими мировыми религиями. Проблемы, связанные с клонированием и другими успехами в развитии биотехнологии, в будущем предстоит обсуждать с точки зрения морали. То, что в начале 1990-х гг. казалось вечным триумфом демократии, теперь выглядит гораздо более бренным. Ценности христианского гуманизма должны быть применены для оценки общественной жизни в мире, где, без сомнения, будут появляться новые формы авторитаризма. Богатое и разнообразное учение Иоанна Павла II должно быть усвоено внутри самой Церкви, и успех этого процесса является задачей нового понтификата.
Эти реалии и то обстоятельство, что в выборную коллегию для нового конклава войдет самое малое за последнее время число итальянских выборщиков, делают вероятным, что национальная принадлежность кандидата не будет играть значительной роли при избрании нового епископа Рима. Учитывая, какого папу сейчас ожидают Церковь и весь мир, национальность, как и физические данные, не будет определяющим качеством. Неуместен вопрос, каким именно путем следует идти будущему папе. И это тоже является историческим достижением понтификата Иоанна Павла II при подготовке Церкви к новому тысячелетию.
АПОСТОЛ
С возрастом риторический стиль Иоанна Павла II стал проще и яснее, очищенный десятилетиями молитв и размышлений. В принципе Иоанн Павел не изменился, хотя ослабел физически. Друзья и посетители находят, что выпавшие на долю Папы боль и страдания углубили убежденность понтифика, что Бог определяет его жизнь, что у каждого есть роль в великой космической драме творения и спасения и что все мелодии мира имеют Божественного композитора - даже если эти мелодии выдуваются расстроенными флейтами. Папа остался человеком с глубоким чувством капоз, убежденным, что всему свое время, что именно время проверяет идеи и проекты и что никто не может ускорить этот процесс искусственно. Он не требовал оценки результатов каждой интеллектуальной и пастырской инициативы, за которую брался. Иногда он довольствовался сознанием, что внедрил в жизнь Церкви определенные идеи, которые могут принести плоды через многие годы после его смерти. «Это «стрелка истории», - написал как-то Иоанн Павел, - когда поезд проходит стрелку, дюймы решают будущее направление его движения». В то же время в тех редких случаях, когда он оборачивался назад, а не смотрел вперед, Кароль Войтыла находил истину, о которой его старый друг и товарищ философ отец Юзеф Тишнер однажды сказал ему, что он человек, чьи «идеи превращаются в установления».
Приближаясь к завершению своего восьмого десятка, он остался кармелитом в сердце. Глубочайшее значение молитвы, написал он однажды, может быть понято только через долговременное размышление о тексте Послания к Римлянам святого Павла:
Ибо тварь ждет с напряжением откровения сынов Божиих. Ибо тварь была подчинена суете не по своей воле, но ради подчинившего ее в надежде, потому что тварь и сама будет освобождена от рабства тления в свободу славы детей Божиих. Ибо мы знаем, что вся тварь вместе стонет и ширится родами доныне. Более того, имея и сами начаток Духа, мы стонем и сами в себе, ожидая усыновление, искупление тела нашего. Ибо мы были спасены в надежде. Но надежда, когда ее видят, не есть надежда: ибо, если кто что видит, чего ему и надеяться? (Рим. 8.19-24.)
Его молитва была молитвой счастливого, живущего в надежде человека, который верит и хочет подтверждения перед миром «ценности существования, ценности творения и надежды на будущую жизнь». Он был совершенно убежден, что «зло... является не принципиальным, не окончательным», но он также учил, что радость христианского опыта, основанного на знании о победе Христа над злом, усиливает сознание силы зла в мире. Жизнь и ежедневная папская обязанность принесения в молитве страданий мира Господу углубили его кармелитское чувство, что все дороги истины в конечном счете прокладывают себе путь на Голгофу, на Крест. И Голгофа была и остается пустынным местом.
Как многие в его возрасте, Иоанн Павел II в конце своего восьмого десятка иногда испытывает одиночество, которое Данута Михаловская драматически показала в пьесе «Я, безымянная». Даже когда он входит в крестный опыт Христа, надежда, которую он берет в победе Пасхи, делает его еще более неотразимой общественной фигурой. Одиночество, присущее автономной самоуверенной личности, охотится за человеком в конце двадцатого столетия. Свобода, понимаемая как своеволие, не ведет к возрастанию человеческого счастья. На самом деле своеволие сделало миллионы жизней более одинокими, живущими со своими правами, но мало с чем еще. Анализируя этот фригидный культурный климат, философ Аласдэр Макинтайр пришел к заключению, что мир ждет не Годо, «но другого, - без сомнения, другого - святого Бенедикта». Это прекрасное описание таких людей, каким стал на рубеже тысячелетий Кароль Войтыла: человек, чей жизненный опыт формирования общностей выходит за рамки одиночества современности - из «маленькой семьи» «Родзинки» и общности «Шродовиско» в массу человеческой истории и кому дано получить глобальное вйдение через таинство избранности.
Как противоядие от отчаяния среди разнообразных форм сумасшествия нашего времени Папа постоянно предлагал опыт жертвенной любви, в котором мы научимся судьбе, ждущей нас на дальней стороне одиночества, - жизни внутри общности Бога - Отца, Сына и Святого Духа. Именно так поступал святой Бенедикт при формировании монастырских общин в «темные века».
Если Церковь будущего назовет Иоанна Павла II Иоанном Павлом Великим, то это произойдет по следующим причинам: в момент опасности, когда всякого рода варварство угрожало цивилизации, героическая фигура призывалась Церковью, чтобы встретить угрозу варварства и предложить альтернативу. При Папе Льве Великом (440-461) варварами были Аттила и гунны. При Григории Великом (590-604) варварами были лангобарды. В случае с Иоанном Павлом II угроза цивилизации состоит в ряде идей, следование которым включает варварскую политику - ущербный гуманизм, создающий во имя человечества новые тирании и осуждающий людей на страдания.
Стремление к абсолюту, кажется, неотъемлемо от человеческой сущности. Когда фрагменты истины абсолютизируются, страдания мира начинают принимать демонический аспект. Так возникли Освенцим и архипелаг ГУЛАГ. Именно это произошло, когда утилитарность стала единственной мерой человеческой жизни. Сопротивляясь новому варварскому набору абсолютизированных фрагментов истины, Кароль Войтыла более полувека своего священнического служения проповедовал христианский гуманизм: ...вы более велики, чем себе представляете, более велики, чем позволяет вам представить мир последних лет». Не только утверждая, а демонстрируя личным примером, что вера может изменить мир, Иоанн Павел II помог сохранить духовную составляющую в истории, которая стала плоской, пошлой и, как следствие, жестокой.
В течение почти восьмидесяти лет личного паломничества к тому, что его бывшая студентка Галина Бортновская однажды назвала «местом, где он действительно хочет быть», Кароль Войтыла обрел сходство с описанием, которое Г. К. Честертон дал Томасу Мору: ...исторически он был над всем сущим: он представлял тип, поворотную точку и окончательную судьбу. Если бы не присутствие этого особенного человека в этот особенный момент, общая история могла бы быть другой». Как и у Мора, исторические качества Иоанна Павла II были не просто общегуманистическими, но религиозными по происхождению - христианскими качествами в мире.
Югославский диссидент Милослав Джилас однажды сказал, что больше всего в Иоанне Павле II его впечатлило то, что он был абсолютно бесстрашным человеком. Это бесстрашие было не стоическим, не являлось следствием самоизоляции Кароля Войтылы. Это было безошибочное христианское бесстрашие. В христианской вере страх не исчезает, но трансформируется через глубокую личную встречу с Христом и Его Крестом, где все человеческие страхи были предложены Сыном Отцу, сделав нас всех свободными от страха. Все папы являлись в некотором смысле людьми таинственными. Это связано в конечном итоге не с таин ственностью их истории, но с Таинством существования папства. Встреча с Таинством - Истиной мира, проявленной в жизни, смерти и Воскресении Иисуса Христа, - является источником надежды Кароля Войтылы. Надежды, что католическая Церковь в двадцать первом столетии получит возможность предлагать и практиковать Евангелие божественной преданности человечеству, и это, верит Иоанн Павел II, будет весной человеческого духа.
Петр и Тереза Малецкие, давние члены «Шродовиско» Кароля Войтылы, гостили на папской вилле в Кастель-Гандольфо в конце лета 1997 г. Их спальня находилась как раз под спальней Папы, и по утрам перед рассветом они узнавали по стуку его трости, что он поднялся. Однажды за завтраком Папа спросил, не мешает ли им шум. Нет, ответили они, мы все равно встаем на мессу.
- Но, Вуек, - спросили они, - почему ты встаешь так рано?
Потому, ответил Кароль Войтыла, 264-й епископ Рима, что «я люблю наблюдать рассвет».