Некоторое время греки обращались с Египтом, как с завоеванной страной. Но не к этому стремился Александр Македонский: в его государстве европейцы должны были ведать финансами и оккупационной армией, а гражданское управление (под его собственным руководством) доверялось египтянам; номы (округа страны) оставались под властью египетских монархов, и Александр назначил на места не македонских сатрапов, а местных правителей. Даже Птолемей I, хотя он и был сатрапом, не вполне отказался от идеи Александра5 и больше привлекал египтян к управлению страной, чем это практиковалось впоследствии, когда он начал завоевывать заморские территории. Преемники Птолемея I стремились создать державу на побережье Эгейского моря и рассматривали Египет как источник получения денег. С 312 г., при первых трех Птолемеях, ни один египтянин не носил оружия. Но в конце III века положение изменилось. В 217 г. вновь набранные Птолемеем IV египетские войска одержали победу в битве при Рафии и этим доказали свое важное значение для государства; с прекращением греческой иммиграции резко возросла роль египетских элементов. Вначале мы дадим очерк птолемеевского Египта в III веке, а затем отметим более поздние изменения, в частности те, которые .были результатом целой серии декретов Птолемея Эвергета П.
Сходные и различные черты в политических, административных и экономических системах держав Птолемеев и Селевкидов показывают, что оба государственных организма развивались из общих источников, но различными путями; главное различие заключается в экономической политике и в отношении к греческим полисам. Птолемеям с самого начала было ясно, что они не могут создать в Египте такое сильное государство, какСелевкиды в Азии, на основе греческого полиса; и хотя Птолемей I не мог бы считаться диадохом Александра, если бы он не основал ни одного полиса, - он основал в Египте только один полис: Птолемаиду в Верхнем Египте, несомненно в противовес Фивам - центру жреческого влияния. Птолемаида6 была формально автономным греческим полисом, но ее автономия с самого начала была ограничена стратегом Фиваиды, ставшим ее главным магистратом7, что напоминает автономию Пергама или Фессалоники. Навкратис продолжал существовать, но рядом с Александрией он потерял всякое значение, и если не считать Александрии, Птолемеи проявляли некоторый интерес к городам только в своих внешних владениях. Эти владения одно время были очень обширны, хотя границы их не были устойчивы8. Птолемеи владели Кикладами или контролировали их с некоторыми перерывами с 285 до 254 г.; они контролировали Самос с 281 до 201 г., большую часть побережья Малой Азии-от Каликадна в Киликии до Эфеса-приблизительно с 273 г. (или еще ранее), с перерывами, до197г., хотя многие города и округа часто меняли своих господ во время войн Птолемеев с Селевкидами. Птолемеи удерживали значительную часть побережья Геллеспонта и Фракии с Лесбосом и Самофракией приблизительно с 241 до 202 г., включая даже Абдеру в пределах Македонии; Южную Сирию вплоть до Ливана и значительную часть Финикии (с неустойчивыми границами)-до 200 г.; Феру9, Метану в Арголиде10 и Итан на Крите11-до 146 г.; Киренаику (за исключением недолгого времени ее независимости около 258-246 гг.) и Кипр, их последнее зарубежное владение,-до 58 г. Многие города были ими переименованы: Метана, Патара в Ликии и какой-то город в Кеосе-все стали Арсиноями12. Арсиноя и Филадельфия в Киликии13, возможно, были впервые основаны, как и некоторые другие города в Сирии, например Филотерия на Генисаретском озере, а иные туземные города основаны вновь в качестве греческих полисов; например, Ака (Акра) стала Птолемаидой, а Раббат-Аммон-Филадельфией.
Греческие полисы во внешних владениях Птолемеев были всецело подвластными городами: они облагались налогами, и форма правления в них была связана с египетскими традициями. Одним из нововведений Птолемеев было уничтожение власти египетских номархов и передача управления номами греческим или македонским стратегам, как если бы они были сатрапиями; зарубежные владения тоже управлялись стратегами, а во главе полисов стояли эпистаты14. Большое значение имело то обстоятельство, что внутренняя жизнь этих греческих полисов контролировалась не только царем, через стратега и эпистата, но и министром финансов (диойкетом) в Александрии. Дело в том, что как в каждом номе, кроме военачальника, находился подчиненный министру финансов «эконом», так и в провинциях, например в Карий, наряду с военачальником был «эконом», имеющий соответствующую власть над греческими полисами15. До такой крайности не доходила ни одна монархия, и это заставляет предположить попытку ввести в греческий мир египетскую экономическую систему. К сожалению, неизвестно, как практически проводилась в жизнь эта система; но известно, что Лесбос, кроме денежных налогов, платил налог зерном16, а это означает, что принадлежащая городу земля рассматривалась как царская земля; в Галикарнасе, очевидно, была триерархия для облегчения содержания египетского флота17; и Птолемей II пытался заменить монеты азиатских городов своими собственными18. Сирия, несомненно, была в какой-то мере организована по египетскому образцу, но не целиком: кроме жреческого государства в Иудее под господством Птолемеев все еще существовали туземные вожди, вроде Товиадов в Аммоне (стр. 193).
Что касается общественных строительных работ в Египте, то Птолемей I основал библиотеку и Мусейон (стр. 242), а Птолемей II закончил сооружение библиотеки, восстановил канал, построенный Дарием I и соединявший Красное море с Нилом через Горькие озера, и в начале своего царствования начал дренаж Меридского озера, воссоздав тем самым Арсинойский ном Фаюм и отвоевывая плодородную землю, которую он сделал центром поселения греков19. Прежнее болото было в конце концов превращено в озеро, размерами в нынешнее озеро Карун. Караванная дорога от Копта на Ниле до Береники на Красном море была снабжена колодцами и укрепленными станциями20; были налажены быстрая доставка правительственной почты, по образцу персидской, и транспортировка тяжелых тюков и людей, основанная на системе реквизиции по пути упряжных животных21; при Птолемее II начали пользоваться верблюдами22, а позже почта перевозилась на верблюдах с юга к Александрии. В другом месте (глава VII) будут упомянуты замечательные исследования вдоль Красного моря. Но величайшим достижением было, конечно, окончание постройки Александрии.
Александрия23 отличалась от остального Египта тем, что была полисом. Она находилась на перешейке между морем и озером Мареотидой, с гаванями на море и озере. Дейнократ построил ее по обычному в эллинистических городах прямоугольному плану (стр.280), встречающемуся даже в греческих деревнях Фаюма. Но вскрытые археологами александрийские улицы оказались по времени римскими, а эллинистическая Александрия известна главным образом из труда Страбона, который пишет о большой улице, в 30 м шириной, идущей с востока на запад и пересекаемой другой улицей под прямым углом. Несколько улиц носили культовые имена Арсинои II24. Александр соединил остров Фарос с материком молом длиной в семь стадий (Гептастадион), который, таким образом, создавал как бы двойную гавань, известную также по образцам Сиракуз, Синопа, Кизика. К востоку от мола находился естественный бассейн, ныне заброшенный, к западу-искусственный порт Эвност, созданный плотинами и связанный с Мареотидским озером каналом. И бассейн и порт имели небольшие внутренние закрытые гавани; в восточной гавани был частный порт Птолемея, а в Эвносте-военная гавань Кибот. Гавань на Мареотидском озере сосредоточила у себя нильские перевозки товаров и, как говорили, вмещала даже больший тоннаж, чем морские гавани; здесь находился пышный увеселительный флот Птолемея II, а позже-великолепная вилла на барже, сооруженная для Птолемея IV. В восточной гавани находился царский квартал Брухейон, в котором среди храмов и обширных садов помещались дворец, Мусейон и библиотека, казармы гвардии, могилы Птолемеев и замечательная могила, построенная для останков Александра Македонского Птолемеем И, когда он привез их из Мемфиса. Эта могила еще римскими императорами считалась священной, и к ней ездил на поклонение Каракалла. Над всем городом возвышался Фарос-маяк, воздвигнутый на острове Состратом Книдским для безопасного мореплавания (стр. 283).
Внутри города были постройки, в которых помещались центральные канцелярии всей администрации, главные склады для зерна, масла и других продуктов, судебная палата и гимнасий; за восточными воротами находился стадион и гипподром для состязаний на колесницах; на западе, вблизи египетского квартала, стоял Пармениск25, большой храм Сераписа; с искусственного холма, посвященного Пану, открывалась панорама всего города. Лавки и базары окаймляли центральный проспект, и около 100 г., вероятно, здесь были дома в несколько этажей; некоторые дома сдавались под квартиры, и ими управляли рабы домовладельцев. Канал доставлял городу нильскую воду, и она расходилась по трубам, образующим систему подземных цистерн26, из которых брали воду жители; позже в некоторых домах, повидимому, можно было доставать воду насосами. Город выходил за пределы стен с обеих сторон; на западе находился туземный египетский квартал, на врстоке, за Элевсинским пригородом, сады богачей тянулись до Канона-района, где происходили игры. В 200 г. Александрия была величайшим городом известного тогда мира, хотя позже ее превзошелРим; во времена Августа все население Александрии достигало, может быть, миллиона27. В недавно открытом диалоге один энтузиаст заявляет, что Александрия, это-мир: вся земля-это как бы ее городская земля, а другие города только ее деревни28. Кое-что об ее богатстве и великолепии при Птолемее II можно почерпнуть из рассказа Калликсена, сохраненного Афинеем, о праздничной процессии этого царя.
Нельзя признать это громадное скопление людей «полисом»29 в подлинном греческом смысле этого слова. Александрия была собранием политевм (стр. 142), основанных на национальном принципе, причем греческая политевма была наиболее важной; вне политевм были несколько привилегированных македонян и масса египтян. Не было даже городского совета (хотя некоторые думают иначе)30; и мнение профессора Вилькена31, что Александр не мог основать города без совета, основано на предположении, что Александр основал именно «полис», тогда как все основанные им города были, вероятно, нового, смешанного типа. Тем не менее, греческая политевма Александрии более приближалась к типу полиса, чем какая-либо другая, нам известная; греки здесь назывались «гражданами», «александрийцами» и делились на филы82; они выбирали магистратов греческого типа, которые ведали строительством, здравоохранением и т. д. Избирались также греческие судебные курии, ведавшие судопроизводством, основанным на «праве полиса», т. е. на праве греческих граждан и на царских указах; они, повидимому, имели право суда над всеми жителями, кроме граждан еврейской политевмы, позднее III века33. Земля, приписанная к Александрии, была землей «александрийцев», т. е. греческой политевмы; и если бы когда-нибудь стало известно о ее совете,-вероятно, он оказался бы правящим советом этой политевмы, который, должно быть, существовал. Однако в Александрии было много греческих жителей, не бывших членами греческой политевмы, и все население было подвластно наместнику Птолемея34, позднее обладавшему военной властью; были и другие царские должностные лица, например префект полиции, эксегет (носивший пурпур) и эвтениарх; один из двух последних, может быть, ведал снабжением города продуктами питания35, но и сам царь наблюдал за тем, чтобы население великого города было накормлено36. Любопытно, как личное «городское право» греков, распространяясь и на не греков, находилось на пути превращения в настоящее территориальное право. Это могло быть частью плана Александра, намечавшего слияние различных народов; и после того как во II веке начались браки между греками и египтянами, население Александрии, если не считать евреев и меньшинства греков, в конце концов слилось в более или менее однородную массу, буйную, помешанную на зрелищах, насмешливую и иногда враждебную той династии, за которую она, тем не менее, в последний период ее существования боролась и о которой она долго сожалела.
Описывать птолемеевскую систему хозяйства и управления, не говоря об Александрии,-значит описать тело без головы, ибо все нити вели к Александрии. Но о центральных канцеляриях нам ничего не известно; все сведения идут из других районов страны. Уже при персах денежные платежи вытеснили натуральные, и этот процесс стал еще быстрее развиваться при Птолемеях; но натуральное хозяйство еще существовало, и капитал в стране всегда был сравнительно редким; уровень процентов достигал от 24 до 3637, что было неизвестно в Греции, за исключением займов под морские перевозки. Что же касается феллахов, то в отношении их действовал принцип, что каждый имеет «свое место» (iota), которое он не может оставить иначе, как по официальному приказу или разрешению38. Истоки системы царских монополий можно видеть уже в древних храмовых монополиях времен фараонов и в знаменитом запасе пшеницы, скопленном Клеоменом, главным финансовым надзирателем Александра39, когда в его руках был фактический контроль над страной; но монополии как система-создание Птолемея II, хотя она была начата, следует полагать, уже его отцом.
Царь олицетворял собой государство; и Птолемей I после смерти Пердикки претендовал на Египет как на территорию, «завоеванную копьем»40, которая по македонскому обычаю переходила к царю. Он поэтому претендовал на право быть собственником всей египетской земли, за исключением земли Навкратиса, Александрии и Π толемаиды. Птолемей I претендовал на земли не только древних царских поместий, но и на храмовые земли и земли знати, которую сокрушили Птолемеи. Вся земля41 дели« лась только на две категории: царскую землю в более узком смысле, т. е. непосредственно используемую царем, и землю пожалованную. Царская земля обрабатывалась для Птолемея «γεωργοί βασιλικοί» («царскими крестьянами»), λαοί βασιλικοί» («царскими людьми»). Они составляли важнейшую категорию феллахов деревень, и их предки возделывали царскую землю с незапамятных времен; многие были мелкими крестьянами, но среди них некоторые обладали достатком. Обычное держание «царских крестьян» частично было преобразовано в греческие формы; они были приравнены к арендаторам. Но у «царских крестьян» не было письменных договоров, и царь не связывал себя обязанностями, обычными для собственника, сдающего землю в аренду. Крестьяне не могли покинуть свои деревни, были обязаны обрабатывать свою землю, и их могли принудить к обработке еще большего участка, если по соседству оказывалась свободная земля (государство придерживалось правила, что все земли царя должны быть возделаны). У «царских крестьян» мог' быть реквизирован скот, их заставляли выполнять работы на плотинах и каналах, и они в любое время могли быть прогнаны. Таким образом, «царские крестьяне» фактически мало отличались от крепостных. Неизвестно, сколько было в Египте царской земли; во всяком случае, она была весьма существенной частью всего земельного фонда страны; в Фаюме и в Дельте, может быть, даже большая часть земли принадлежала царю.
Пожалованная земля делилась на четыре категории: а) храмовые земли, б) земли клерухов, в) дарственные земли и г) так называемые частные земли.
Рассмотрим все четыре категории.
а) Для царя, который был также египетским богом, обрабатывали прежние храмовые земли; он определял, какое количество продуктов требуется для храма, и удерживал в свою пользу остальное. Вероятно, к этой категории относились обширные земли в Фиваиде.
б) Клерухи (держатели «клера», или военного надела) были военными поселенцами, первоначально-наемниками различных национальностей, преимущественно греков, объединенных по поселениям. Посадить их на землю значило обеспечить их кадрами наемников; и это также позволяло царю возделывать пустоши, потому что эти клеры были часто, хотя не всегда, невозделанными пустырями, право владения которыми продавалось наемникам по низкой цене, с тем условием, чтобы они возделали их. Клерухи могли использовать наделы по своему желанию под хлебное поле или сад (виноградники считались садовой землей) и соответственно этому платили ренту: за хлебное поле-зерном, за сад-деньгами; эта рента не была тяжелой, так как можно было в счет ренты нести военную службу. Если клерух умирал или не был в состоянии выплачивать ренту или отправлять военную службу, царь мог отнять землю, но около 218 г. клер стал наследственным и переходил к сыну клеруха, а позднее стал отчуждаемым, хотя, вероятно, клерух никогда не получил права завещать его кому-либо, кроме родственников по мужской линии.
в) Дарственная земля представляла собой обширное земельное владение, включающее в себя одну или несколько деревень с их землей; это владение, передаваемое какому-либо должностному лицу, получавшему в свое подчинение деревенские власти, для того чтобы с его помощью добиться наилучшего использования земли; но царь мог и отобрать землю обратно. Папирусы Зенона дали нам много сведений о земельном владении в Фаюме, пожалованном Птолемеем II его министру финансов Аполлонию42.
г) Частная земля первоначально включала дом, сад и виноградник; даже дом и сад «царских крестьян» были «частными». Греки иногда считали частную землю, дом и сад собственностью, но это была, как и всякая другая птолемеевская форма, не собственность, а владение. Если не считать греческих городов, то собственность, или законное право, на любую землю в Египте всегда принадлежали царю. Но цари вскоре стали передавать гражданским лицам права на вечное пользование землей, домом, садом, пустырем или выморочной землей клеруха и даже свободной царской землей; и такая земля тоже стала считаться «частной». Она приобретала все большее значение в I веке и еще большее-при римском господстве: если кле.рухи давали государству военные кадры, то «частные» владельцы, вероятно, занимали мелкие чиновничьи должности. Все это можно сравнить со схожими формами землепользования в Селевкидской Азии, где, возможно, наряду с военными, поселялись гражданские колонисты.
Переходим к рассмотрению экономической системы Птолемеев43. Главным продуктом Египта была пшеница. Со всей земли, занятой под хлеб кому бы она ни принадлежала, платили налог зерном непосредственно царю; а на царской земле крестьянин не мог распоряжаться хотя бы малейшей частью урожая, пока он не сдавал царскую долю, которая была больше его собственной, и не перевозил ее в царскую житницу. Если в Азии Селевкиды делили урожай с крестьянами, разделяя с ними и убытки (стр. 141), то в Египте с каждого клочка земли в первую очередь передавали царю определенное количество зерна, причем потери и убытки падали только на земледельца44; это и было одним из источников колоссального богатства Птолемеев. «Царским крестьянам» оставлялся только прожиточный минимум; царь снабжал их зерном для посева следующего года. Из деревенских житниц пшеница переправлялась в центральную житницу нома, а оттуда увозилась по Нилу и хранилась в царской житнице в Александрии45; пшеница была вторым Нилом, огромной рекой, питаемой тысячами ручейков и текущей вплоть до столицы. Птолемеи были крупнейшими хлеботорговцами, каких только видел мир.
Другой была политика по отношению к предметам промышленности, составляющим царские монополии, подобно тканям и маслу. Ткани, весь лен, а может быть и вся шерсть, продавались царю по твердой цене; очевидно, он ежегодно определял, сколько льна должно быть посеяно, а привозная шерсть облагалась 20%-ной пошлиной46, что привело к экспериментам Аполлония с милетскими овцами47 (греческими мериносами) под охраной ввозных тарифов.
Ткачи, кажется, жили в своих деревнях, но станки не были национализированы; ткач, собственно, не принуждался к работе, но он не имел права оставить «свое место», и государство, очевидно, устанавливало определенное количество полотна или сукна, которое он должен поставить в соответствии с количеством своего сырья48. Около 100 г. ткацкое дело перестало быть полной монополией и право заниматься им могло сдаваться на откуп49.
Но крупнейшей царской монополией было масло50. Оливковое дерево, хотя и давно завезенное в Египет, было еще редкостью. Деревья сажали для украшения, и оливки использовали только для еды51,а масло выделывалось из сезама (самое лучшее), кротона, льняного семени, желтяницы и колокинта (тыквенного семени). Царь ежегодно определял, сколько земли должно быть отведено под эти растения; посадка была принудительной, и царь покупал всю продукцию по твердой цене. Масло производилось в царских мастерских; рабочие были крепостными, прикрепленными к «своему месту», пока не переводились куда-либо официальным приказом; наконец, масло распределялось между лавочниками по твердой цене. Рабочие в этих мастерских получали свою долю прибыли, доходящую до 4% продажной цены52; но какое это имело значение и было ли это в самом деле мерой просвещенных государей, как это некоторые предполагали, мы не можем сказать, потому что мы не знаем, какую оплату они получали и в каком отношении вообще находились оплата труда и цены в Египте. Во избежание конкуренции иноземное масло было обложено высокой ввозной пошлиной53. В 259 г. Птолемей II продал свое масло в Египте по 52 драхмы за метрет, а ввозная пошлина достигла тогда 50%, причем привозное масло должно было продаваться царю по 46 драхм. Дело происходило следующим образом. Владелец груза масла из Греции должен был заплатить пошлину в размере 26 птолемеевских драхм (за каждый метрет), а также сбор в александрийской гавани и некоторые другие сборы, всего около 2 драхм, и продать масло по 46 птолемсевских драхм. После этого у него оставалось каких-нибудь 18 птолемеевских драхм за метрет для покрытия покупной стоимости масла, %%-ной вывозной пошлины того города, откуда он его вез, стоимости провоза и собственной прибыли. Следовательно, он не мог привозить масло в Египет, если его покупная цена rfe была значительно ниже 18 птолемеевских драхм, которые соответствали примерно 15 аттическим драхмам эпохи Александра. Но около 259 г. розничная цена масла в свободной от пошлины продаже на Делосе колебалась от 21 до 17 аттических драхм. Таким образом, египетская пошлина была рассчитана на полное запрещение ввоза, и если, тем не менее, Аполлоний ввозил оливковое масло на собственных кораблях, великий диойкет мог позволить себе заплатить за свои причуды. Но Птолемей ничем не хотел рисковать. Если кто-нибудь, несмотря на пошлину, привозил по Нилу заграничное масло для собственного употребления,-он платил другой сбор в размере 12%, а если пытался масло продать,-масло конфисковалось, и он сам платил штраф по 100 драхм за метрет. Масло было строжайшей монополией; все, имеющее к нему отношение, было национализировано-посадка растений, производство, распределение. Доходы Птолемеев достигали 70% стоимости сезамного масла и 300% и более стоимости масла из колокинта54.
У царя была монополия55 или доля в прибылях и в производстве многих других продуктов56. Производство папируса, этого основного писчего материала того времени, стало монополией при Птолемее П. В 331 г. свиток папируса стоил в Греции 2 драхмы; в 296 г., в связи с открытием доступа в Египет, за одну драхму можно было купить несколько свитков; но после 279 г., вследствие монополии, свиток снова достиг средней цены в 2 драхмы57. Монопольными были рудники, каменоломни, солеварни, шахты натрона (карбоната соды, употреблявшегося в качестве мыла), возможно-также валяние сукна. Производство изделий из конопли и продажа их были организованы так же, как и изделий из льна. Все ввозимые пряности должны были продаваться царю по указанной им цене. Он имел свою 25%-ную долю в рыболовстве и добыче меда и соответственно взимал 25%-ную ввозную пошлину для сохранения своих прибылей58. Ему принадлежала часть торгового флота на Ниле и, возможно, кожевенные заводы. У Клеопатры была сукновальня, вероятно, обслуживаемая рабынями59. Фактически монополией являлось и банковое дело. Имелся государственный банк в Александрии и банки в столицах номов и в деревнях, отдававшиеся в аренду частным лицам, которые не только проводили банковые и разменные операции, но действовали также в качестве отделений государственного банка (если, разумеется, они не были официально такими отделениями, находящимися под управлением чиновников)60, получали денежные налоги и совершали платежи по счетам казначейства, подобно так называемым государственным банкам в греческих полисах (стр. 121). Многими делами, помимо банкового, как-то: пивоварением, пчеловодством, свиноводством, можно было заниматься только при условии ежегодного разрешения со стороны казначейства; это правило применялось ко всем не монополизированным промыслам. Царь был собственником всех пастбищ и владел огромными стадами рогатого скота; «царские крестьяне» после уборки своего хлеба должны были выращивать траву для откормки царского скота. Он был также собственником больших стад свиней и гусей, которые сдавались в аренду. Без его позволения в Египте нельзя было срубить ни одного дерева, так как все деревья росли на царской земле.
В завершение всего следует упомянуть об «апомойре»61. Это был налог в размере 1/6 от урожая винограда, уплачиваемый натурой, и 1/6 от урожая огородов и садов, вносимый деньгами. Апомойра принадлежала храмам, но в 266 или 265 г. Птолемей II передал ее культу обожествленной Арсинои Филадельфы, что, вероятно, означало передачу части этих доходов казначейству. Так как в дополнение к апо мойре Птолемей II ввел 33 1/3 %-ный налог62 на урожай виноградников, огородов и садов, взимаемый в зависимости от урожая, среднего за три года, то значительная часть годового сбора винограда принадлежала ему, хотя вино, поставляемое натурой, шло на продажу через финансовых чиновников. Этому налогу соответствовала 33 1/3 %-ная ввозная пошлина63 на тонкие греческие вина, которая была так точно рассчитана, что не наносила ущерба виноделию Птолемеев, но все же открывала доступ тем ионийским винам, без которых Александрия не могла обойтись. Форма обложения виноградников делала Птолемея как бы компаньоном виноделов, которые нередко были греками, и это было своего рода расовой дискриминацией, поскольку царь не был компаньоном египетских хлебопашцев.
Как обстояло дело с местными монополиями на сырье в управляемых Египтом странах: сульфиумом Кирены, бальзамом Иерихона, смолой района Мертвого морянеизвестно.
Все это говорит о том, что все виды деятельности в Египте, как и вся земля, принадлежали Птолемеям, так как если они не являлись царскими монополиями, то, по видимому, для того чтобы ими заниматься, надо было иметь разрешение царя или же отдавать ему часть продукции.
Помимо этого, в Египте было множество денежных налогов и сборов. Налог на наследование имений; 5%-ный налог с дохода за аренду дома; 10%-иый налог с продажной цены товара; 2%-ный налог на рыночные сделки; 33%-ный налог на голубятни .64; налоги на рогатый скот и рабов; подушный налог на всех египтян, кроме жрецов. Существовал акцизный сбор за провоз грузов из Верхнего в Нижний Египет и из деревень в города; 2%-ная ввозная и вывозная пошлины в нильских гаванях; ввозные и вывозные пошлины, иногда очень тяжелые, в Александрии и других морских портах. Были сборы на золотую корону при восшествии царя на престол, сборы на содержание флота и маяка и сборы на местные нужды, полицию, врачей, бани. Была проведена реформа по отделению казначейства от частной царской казны, и последняя была поручена чиновнику с титулом «идиос логос»65 («частная отчетность»), подчиненному диойкету. Помимо всего (судя по распоряжениям времени Августа), все дети-подкидыши были источником дополнительного дохода Птолемея и учитывались указанным чиновником как подлежащие продаже66. Поразительна забота о мелочах: великий Аполлоний зарабатывает несколько монет продажей роз67 и использует старые милетские кувшины для масла68. К сожалению, нам не известна сумма доходов Птолемеев69, но, вообще говоря, представители этой династии считались величайшими богачами мира. Это они скопили знаменитые «сокровища Птолемеев», которые так возбуждали корыстолюбие римлян.
Для построения государства на таких основах была необходима детальная статистика, и система учета при Птолемеях была очень тщательной. Каждая деревня имела свою земельную опись, сохранившуюся до конца правления династии, где описывался каждый клочок земли на деревенской территории; столица нома имела номовую опись, составленную на основании деревенских; в Александрии должна была быть опись всей страны, составленная по номовым описям. Должна, была существовать и опись домов; были переписаны все упряжные быки и весь рабочий скот; если кто-либо покупал разрешение на рыбную ловлю, за ним наблюдал агент, учитывавший его улов. Официальная земельная опись использовалась для обложения земельной собственности; обложение движимого имущества было основано на системе заявок собственников и сопоставления их с данными официальной инспекции. Вероятно, ежегодно в какой-либо форме производилась перепись населения70. Контроль был не менее детальным, чем учет. В стране буквально все инспектировалось, и Птолемей всегда знал, как велико имущество каждого из его подданных и чем большинство из них занимается. Вероятно, за исключением, может быть, греческих полисов, в стране не существовало независимой торговли на внутреннем рынке: мелкие торговцы были только государственными агентами по распределению, и их доходы фиксировались. Даже сдача на откуп сбора денежных налогов не давала свободы действий, за исключением зарубежных владений: сборщик налогов контролировался государством71,-это, может быть, лучшее из того, что сделали Птолемеи,-и был только винтиком в машине, собиравшей налоги; но он должен был их собрать, так как если он не выплачивал определенной суммы, могла быть конфискована собственность и его самого и его поручителей. Не только царским, но и другим крестьянам указывалось, что они должны сеять; даже Аполлоний однажды получил такой приказ, который мог быть отдан только лично Птолемеем II72. Все рабочие быки царских крестьян находились в распоряжений государства, и сроки посева и сбора урожая были так распределены, чтобы обеспечить наилучшую обработку земли. Много было сделано для усовершенствования земледелия73; помимо более точной организации труда, производились эксперименты с новыми семенами74; стали заниматься разведением арабских овец75; Аполлоний ввозил также в свое имение милетских овец76; кроме того, он сажал ели, чтобы убедиться, можно ли покончить с постоянной нехваткой древесины в Египте77; во времена Августа в Фаюме было уже изобилие оливковых деревьев78.
Такая экономическая система требовала целой армии чиновников, административных и финансовых. В административном отношении каждый ном разделялся на топы (τόπος), и каждый топ включал несколько деревень. Во главе каждой деревни и каждого топа находилось два египетских чиновника. В каждом номе также имелось два чиновника-номарх и его писец. Но фактически главой нома был стратег, обладавший главным образом гражданскими и судебными функциями; несмотря на свой титул, диойкет, или министр финансов, второй человек в царстве, был главой финансового ведомства и назначал более мелких финансовых чиновников; из своей канцелярии в Александрии он осуществлял контроль над двумя центральными учреждениями-царской житницей для зерна и других продуктов и государственным банком для денежных поступлений. В столицах номов и в деревнях были житницы, в которых собиралось зерно, направляемое в Александрию, и банки, куда поступали денежные сборы. В каждом номе за житницами и банками осуществлял надзор подчиненный диойкету эконом, но позже эту должность стали выполнять два эконома; один из них ведал продуктами, а другой-деньгами. Честности финансовых чиновников вовсе не доверяли: они не только должны были находить поручителей, но при каждом из них находился «счетовод», или контролер; когда крестьянин привозил свое зерно в житницу, он не получал расписки, пока контролер не проверит, как зерно взвешено начальником житницы. Если не находилось достаточно добровольцев, различные более мелкие должности замещались в принудительном порядке.
Птолемей, как абсолютный монарх, был источником права79,иего указы имели силу закона. Но вобычномсудопроизводстве80 приходилось считаться с двумя различными системами-греческой и египетской; дело в том, что хотя греки прибывали из разных городов, их право трактовалось как нечто целое; и действительно, «городское право» Александрии обнаруживает смешение элементов афинского и (возможно) малоазиатского происхождения81. Птолемеи признали греческий принцип, что право является личным, а не территориальным и что египтяне должны жить по своему собственному праву. Египтяне имели своих египетских судей, лаокритов; их национальное земельное право было переведено на греческий язык, и позднее, в III веке, был учрежден специальный трибунал для разбора споров между греками и египтянами с учетом обеих систем права. Для суда над греками были созданы коллегии присяжных, называемых хрематистами, обычно в числе трех человек в каждой коллегии, причем каждая коллегия действовала в своем округе; апелляции подавались в главную судебную палату Александрии. Но и египетский процесс можно было вести у хрематистов, и позже они начали оттеснять на второй план лаокритов. Естественно, обе системы права влияли друг на друга, но в целом греческая укреплялась за счет египетской. Однако гораздо важнее был захват судебной сферы администрацией. Судья фактически получал указания от Аполлония82, и даже грекам при конфликтах с казначейством не разрешалось пользоваться адвокатами83. Сложился также обычай передавать административным чиновникам все мелкие дела (дела магистрата), а не ждать судебной сессии; и во II веке чиновники все больше вмешивались в полномочия судей, по видимому во всякого рода гражданских делах; их решения, следует полагать, носили неофициальный, несудебный характер, но население удовлетворялось этим более скорым и доступным правосудием. В Египте происходило то же, что и в судебных комиссиях в Греции (стр.98): неофициальная юрисдикция одерживала верх над официальной. В конечном итоге в Египте весь обширный класс царских крестьян и рабочих в монопольных производствах выпал из сферы действия обычных судебных курий и был поставлен под юрисдикцию финансовых чиновников й диойкета, выносивших суровые решения; администрация и суд перемешались, и администрация узурпировала правовые полномочия.
Египетское общество в III веке было резко расслоено. Верхний слой населения, поставлявший бюрократию, включал в себя египетскую жреческую касту, клерухов (стремившихся образовать военную аристократию), гражданских оккупантов «частной» земли и греков из трех полисов. Низший слой населения состояла из обширной массы феллахов. Феллахи не получали никакого образования, и приказы, в частности относящиеся к налогам, часто выходили на демотическом языке84 позднеегипетской речи того времени. Они страдали от самой эффективности той системы, в которой жили: она была настолько жесткой, что от нее нельзя было спастись путем каких-либо уловок,, которые так часто смягчали суровые условия жизни на Востоке. Как ни бедна была их жизнь, они не знали лучшей; однако многочисленные восстания, начиная с 216 г., показывают, что недовольство было широко распространено. Что касается оплаты, то ремесленник получал 2-3 обола в день, а работник в сельском хозяйстве (в 254 г.) только один обол за тяжелую работу и еще меньше-за легкую85. Даже по низкой греческой мерке (стр. 125) такая оплата показалась бы немыслимой; но хлеб был дешев, и ввиду невозможности пока полностью изучить движение зарплаты и цен в Египте дальнейшие рассуждения на эту тему, по видимому, бесполезны. Тем не менее, за исключением рудников, в Египте не было рабства, если не считать домашних рабов в греческих домах: труд местного населения был слишком дешев и слишком детально контролировался, чтобы рабство имело хозяйственный смысл.
Может быть, наиболее яркий свет на положение феллахов бросают многочисленные стачки86 - издревле обычный в Египте способ борьбы. Мятежи, во время которых избивали начальников, были довольно обычны, но, кроме "того, в III веке и позже часто происходили настоящие стачки: стачки рудокопов, каменотесов, гребцов, рабочих всякого рода, царских крестьян-лавочников, полицейских, даже чиновников. Во время стачек рабочие не боролись за более высокую плату или лучшие условия труда, потому что таких стачек и быть не могло. Они были результатом полного отчаяния, усиленного, может быть, каким-нибудь несчастным случаем, например неполучением в срок зерна для посева. У людей было одно оружие, пугавшее чиновников: они могли остановить всю хозяйственную жизнь, покинув свою ιδία. В рассказе об одной стачке мы читаем: «Мы изнурены; мы убежим»87; и они обыкновенно укрывались в каком-нибудь храме, имеющем право убежища88. Власть Птолемея кончалась у стены такого храма89, и у промышленных чиновников не оставалось другого оружия, кроме убеждения или каких-нибудь мелких уступок, чтобы побудить забастовавших вернуться на свою iota. Первые три Птолемея сократили число храмов, имевших право убежища; но даже они не посмели уничтожить или нарушить это право. Более достойно внимания, что египетские жрецы, с санкции Птолемея I, сами отказывали в этом праве одной части населения-потомкам персов, осевших в Египте. Их не могло быть много, но это потом привело к странной судебной фикции: кредиторы при возбуждении процесса обычно характеризовали должника, кто бы он ни был, как «потомка персов», чтобы помешать ему спастись в святилище90.
Власть жреческой касты-последних остатков древней местной аристократии-была сломлена уже давно: царь захватил храмовые земли, крестьян, которых нельзя уже было отличить от царских, заставлял всех жрецов являться в Александрию для празднования дня его рождения и лишил их доходных монополий на масло и лен; тем не менее, царь разрешал храмам-и это была единственная брешь в системе государственных монополийпроизводить достаточное количество полотна и масла для собственного употребления. Жреческая каста содействовала также замещению мелких административных должностей, служба в которых была принудительной; жрецы могли собираться на съезды (синоды)91, но, очевидно, только для урегулирования религиозных дел и для воздания почестей царю. Однако цари старались не оскорблять религиозной щепетильности местного населения; они отличали богов от жрецов, почитали и поощряли египетскую религию, делали вклады и строили египетские храмы в Дендере, Эдфу, Ком Омбо и Филах: ведь Птолемей, подобно фараону, сам был египетским богом, сыном бога солнца.
Греки92 явились в Египет с целью обогащения; насколько это было возможно, они перенесли в Египет свой быт и в течение целого века не общались с египтянами. Они принесли своих богов, читали Гомера и Эврипида и учреждали бесчисленные клубы. Их элементарное воспитание не было ни принудительным, ни организованным в государственном порядке, что в Египте было редкостью; до нас дошло много школьных учебников и школьных упражнений, материалов для чтения и списывания грамматического и математического характера, отрывков из Гомера; но среди греков часто встречались и неграмотные. Гимнасии основывались в столицах всех номов (метрополиях) и даже в деревнях, где жило много греков, как, например, в Филадельфии в Фаюме; позднее один гимнасии был в Фивах93 и даже так далеко на юге, как в Омби у катарактов94. С гимнасиями связано и проявление системы эфебии. Что же касается среднего образования, то, очевидно, греки читали многих авторов, но главным предметом была риторика, потому что она открывала доступ к более высоким должностям; математика изучалась для измерения земли и для выработки сложных уравнений между египетским и македонским календарями, настолько сложных, что управляющий Аполлония, Зенон, иногда отказывался определить, какой сегодня будет день по македонскому счету95. Частные ассоциаций стали появляться и у прирожденных египтян; известен длинный список профессиональных ассоциаций96, но, может быть, это были только религиозные и товарищеские объединения. Наемники объединялись в многочисленные клубы; некоторые из них были местными, как клубы наемников на Кипре97, а другие носили характер землячеств, почему они сами называли себя политевмами, как если бы они были частями своего государства. Нам известны клубы критян98, идумеев", мизинцев100, беотийцев101; от их национальности, конечно, вскоре осталось только название. Но сами греки, рассеянные по Египту и лишенные возможности основать свои полисы, сорганизовались в настоящие политевмы; каждая из них могла охватывать значительный район: мы встречаем греков в «Дельте», «Фиваиде», «Арсинойском номе»102, но их члены по возможности подражали автономной греческой организации. Частная жизнь иллюстрируется массой дошедших до нас писем, иногда очень интересных: письмо103, написанное Клеону, инженеру-гидравлику, который осушал Меридское озеро104, его женой Метродо рой после его опалы и падения, делает честь ее благородной натуре. Письма указывают на большую свободу женщин, чем мы ожидали бы, а также на одно из тех странных противоречий, которыми полон эллинизм: на большое развитие семейных привязанностей и в то же время на частые случаи подкидывания детей105.
Однако Птолемеи, несмотря на все свои первые успехи, не смогли построить прочное и мощное государство, основанное на эксплоатации народа: как только прекратился наплыв греков, их военная мощь пала, и в 168 г. лишь вмешательство Рима спасло Египет от завоевания Антиохом Эпифаном. Птолемеевская система полностью покоилась на компетентности и честности чиновников; она могла хорошо действовать в сильных руках Птолемея II, но при слабых царях II века злоупотребления чиновников значительно увеличились, пока в долгой гражданской войне между Эвергетом II и его сестрой Клеопатрой II чиновничество не разложилось окончательно. Длинный ряд декретов Эвергета II106, изданных около 118 г., дает живую картину дезорганизации и произвола: чиновники собирали или вымогали деньги для своих собственных целей и захватывали лучшие царские земли; они заставляли народ бесплатно работать на себя; при расквартировании войск они не считались с теми, кто был освобожден от повинности, обманывали налогоплательщиков с помощью фальшивых весов и мер и даже арестовывали за долги царских крестьян с их скотом и орудиями; египтяне привлекались к греческим судам, и, что было хуже всего, их сажали в тюрьмы без суда, по произволу самих чиновников. Кто был виноват в этих злоупотреблениях-чиновники или система? Вероятно, и они и система; система могла достойным образом применяться только тогда, если ее приводили в действие люди, стоявшие выше обычных человеческих недостатков. Несомненно, долгая гражданская война усугубила зло; но каковы бы ни были промахи Эвергета, как только война отошла в прошлое, он энергично взялся за искоренение зла, вплоть до применения смертной казни; запретил заключение в тюрьму без судебного приговора и восстановил власть египетских судей, лаокритов, положив в основу принцип, что в процессах о выполнении договоров между греками и египтянами применяется право того народа, на языке которого составлен договор, и что все споры между египтянами должны разрешаться лаокритами. Он принял также ряд мер для защиты личности и собственности налогоплательщика и для возмещения потерь военного времени. Частичный успех этих мер доказывается тем фактом, что династия удержалась еще одно столетие и, несмотря на ряд слабых правителей, оставалась достаточно сильной, чтобы осуществлять дальнейшее исследование южных областей и организовать в какой-то степени эффективную борьбу с Цезарем. Но Эвергет не намеревался уничтожить старую систему; его целью было вернуть ей действенность и наладить ее правильный ход.
Битва при Рафии пробудила национальное сознание египтян, и во II веке греки оказались на положении обороны. Жреческие декреты в честь Птолемея IV после Рафии107 и в честь Птолемея V (Розеттский камень)108 обнаруживают сильный египетский колорит; царей именуют фараонами; Птолемей V был коронован по египетскому ритуалу в Мемфисе, который стал второй царской резиденцией; мятежи египтян, начавшиеся в 216 г., при Птолемее V превратились в крупное восстание и продолжались в течение всего века. Эвергет II, пытаясь успокоить египтян, сильно расширял полномочия, привилегии и владения жречества. Этот странный человек вызывал ненависть греков-ученых и литераторов, потому что он временно закрыл Мусейон; александрийцев-потому что в гражданской войне он позволил своим войскам свободно действовать против враждебного ему населения, и всех вместе-потому что, по их мнению, он покровительствовал египтянам; они соответствующим образом очернили его память. Но он отчасти понимал свое положение, выполнил требования Рима и лелеял великую идею строительства национальной греко-египетской монархии; кроме других реформ, он преобразовал египетскую военную организацию109, назначил египтянина Паоса своим «родственником» и правителем Фиваиды 110. Он стремился, подобно Антиоху Эпифану, усилить свое государство, чтобы оно могло лучше сопротивляться Риму на новой основе; и расширяя права египтян, он надеялся избежать тех трудностей, которые привели к крушению политики чистой эллинизации Антиоха. Но и он не смог создать национальную монархию, потому что она была несовместима с экономической системой Птолемея II, а он не пытался пересмотреть эту слишком доходную систему. Поэтому Эвергет II не мог привлечь на свою сторону египтян, и восстания продолжались до тех пор, пока в 85 г. Птолемей Латир не подавил последнее из них и не разрушил частично Фивы.
Многое может иллюстрировать национальное оживление111 после 200 г. и националистическую (в египетском духе) политику царей. Греческие чиновники уже не получали больших имений. Было создано много новых убежищ и восстановлено много древних: за время с '93 до 57 г. четыре убежища было создано только в одной деревне Теадельфии112; этим правом стали так злоупотреблять, что Рим его решительно урезал, хотя, возможно, оно продолжало существовать до того времени, когда его присвоила христианская церковь. При Эвергете II македонский календарь был в конце концов согласован с египетским. Птолемей I ввел серебряные деньги, чуждые египтянам, и некоторые подати можно было уплачивать медью только в размере 10%; но по'*ле 200 г. отношение серебра к меди хотя и колебалось, все же настолько возросло, что иногда превышало 1 : 500113, т. е. в стране было изобхлие медной монеты в угоду египтянам. После Рафии возросло значение египетских воинов-μάχιμοι; они были превращены в клерухов с более мелкими наделами, а греческие клерухи в отличие от них стали называться κάτοικοι; позднее слово «катойки» стало означать клерухов греческой культуры; в конечном итоге термины «катойки» и «махимой» потеряли национальное значение и ими обозначали только держателей более крупных или более мелких наделов114. В 215 г. один грек и один египтянин оказались совместными держателями одного участка115, а после 200 г. заключались смешанные браки; имена перестали быть в какой-либо мере критерием расового происхождения116, так как некоторые египтяне возвысились по общественной лестнице и приняли греческие имена, а положение некоторых греков понизилось; греческие и египетские имена встречаются в одной и той же семье. Некоторые греки продолжали держаться обособленно от египтян; но все >ке образовалась новая, смешанная народность, занимающая среднее положение между греками и феллахами, и слово «эллин» стало означать человека с элементами греческой культуры117. Живой греческий язык папирусов III века был вытеснен варварским греческим языком местного населения; некоторые греки усвоили также египетский язык118. Египтизированный грек перенимал египетскую религию119 и обычаи, даже бальзамирование покойников; в I веке среди греков появляются браки между братьями и сестрами120, и они стали настолько обычными, что впоследствии Риму пришлось запретить их; даже те, кто окончил гимнасий, совершали жертвоприношения египетским богам121. Народная литература начала предсказывать падение ненавистной Александрии122. Птолемеи принесли в Египет не дух Греции, а только внешние формы; к I веку Египет почти поглотил все чуждые элементы, и Август мог спасти то, что оставалось от эллинизма, только вернувшись к принципам Птолея I, покровительствуя всему греческому, поощряя устройство и работу гимнасиев и снова сокрушая восстановленную мощь жречества.
Египет был имением Птолемеев; интерес его заключается в том, что он позволяет нам изучить всестороннюю систему национализации и что Египет в значительной мере послужил образцом для бюрократии императорского Рима. Широко распространенный взгляд, будто первые Птолемеи были отцами своего народа, готовыми выполнять требования философии, не основан ни на одном документальном свидетельстве, кроме очень случайных увещеваний чиновникам вести себя достойным образом123; в то же время неизвестный стоик III века, оставивший нам неоценимый фрагмент теории эллинистической монархии, осуждает некоего царя-он, конечно, подразумевает царствовавшего в его время Птолемея-за то, что он рассматривает имущество своего народа как свою собственность124. Хотя можно допустить, что «участие в прибылях» рабочих маслобоен могло в конце концов иметь некоторое значение, не следует забывать, что, в противоположность практике других стран, вся тяжесть потерь в случае неурожая падала на крестьянина; часть ученых даже допускает, что это верно и для потерь в случае недостаточного разлива Нила125, хотя последнее и оспаривается. Естественно, первые Птолемеи стремились не к накоплению денег, а к построению сильного государства, но они виноваты в том, что полученные денежные средства они не использовали в интересах тех, кто добывал эти средства трудом. Они улучшили землю, но они не улучшили положения народа. Они не имели никакого желания притеснять египтян; но у них не было и желания помогать им; они были готовы только поддерживать египтян, для того чтобы они были пригодны к работе, что делается каждым хозяйственным рабовледельцем. Если Александрийская библиотека и Мусейон прославили Птолемеев в мировой истории, то они не принесли никакой пользы их подданным; ни материальное богатство, ни богатство источников не должны закрывать нам глаза на тот факт, что их правление с этической точки зрения стоит гораздо ниже правления двух других македонских династий. Антигониды, обладая небольшими ресурсами, являлись национальными правителями свободного народа, были щитом греческого мира против северного варварства и сделали возможным подъем замечательной культуры III века. Селевкиды, перегруженные заботами и трудами, тем не менее старались, и не без успеха, поднять уровень цивилизации половины континента. А Птолемеи хозяйничали в своем имении и наполняли свою казну.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ко всей главе, кроме общих работ, см. А. Mittels und U. Wllcken, Grundzüge und Chrestomathie der Papyruskunde, 1912; W. Schubart, Einführung in die Papyruskunde, 1918; M. Rostovzeff, С. Α. H. VII, с библиографией папирусов. Новый материал периодически отмечается в Archiv f. Papyrusforschung и в J. Ε. Α.2 Wilcken, Ostraka I, 487 (обсуждение вопроса).
3 Fr. Heichelheim, Die auswärtige Bevölkerungim Ptolemäerreich; Wilcken, Archiv VI, 385 (фракийцы).
4 H.I. Bell, J. E. A. 1922, 141; cp. Rev. Ε. G. 1911, 400, N 3.
5 Kornemann, Raccolta Lumbroso 235.
6 G. Piaurnann, Ptolemais, 1910.
7 OGIS 51, 728.
8 Ernst Meyer, Die Grenzen der hell. Staaten in Kleinasien; Kahrstedt, Syrische Territorien; Otto, Beiträge zur Seleukidengeschichte; Tarn, С. Α. H. VII, гл. 22.
9 I. G. XII, 3; Index IV.
10 OGIS 102, 115.
11 Ditt.3 685; Έ?. »Ару. 1918, 152, Ν 5.
12 Str. 666, Ditt.8 562; см. Tscherikower, цит. соч. index s. ν. Arsinoe.
13 Tscherikover, 39 датирует основание Филадельфии значительно позже. Я в этом сомневаюсь.
14 OGIS 44, ИЗ, 134.
15 P. Cairo Zen. 59035-7, 59341. Полный обзор у Rostovzeff, С. А. Н. VII.
16 Wilcken, Chrestomathie, Ν 2.
17 Wilcken, Raccolta Lumbroso 92.
18 P. Cairo Zen. 59021; Schubart, Ζ. f. Num. 1921, 68.
19 Топография: P. Tebt. II, прилож. Η.
20 OGIS 132.
21 Rostovzeff, Klio VI, 241; Presigke, ibid. VII, 241.
22 Athen, 200 F; P. Cairo Zen. 59143, 59207; P. S. J. VI, 562.
23 Str. 791-5; 801; Diod. XVII, 52; Ausfeld, Rh. Mus. 1900, 348; Ε. Breccia, Alexandrea ad Aegyptum, англ. изд., 1922; Schubart, Aegypten von Alexander d. Gr. bis auf Mohamed, 1922; Bell, J. Ε. A. 1927, 171.
24 Bell, Archiv VII, 17.
25 Wilcken, Archiv VII, 78.
26 Hirtius, Bell. Alex. 5.
27 Beloch IV, I, 287, слишком его преуменьшает.
28 P. Berl. 13045, 1.28, в Berl. Kl. Texte VII, 13.
29 По этому разделу: Dikaiomata; Schubart, Klio Χ, 41, и Einführung 245, 280, 284; Plaumann, Archiv VI, 77; Klio XIII, 485.
30 Bell, Jews and Christians in Egypt (письмо Клавдия); см. J. Ε. Α. XI, 95; XIII, 98, 106; XIV, 146.
31 Archiv VII, 308.
32 Perdrizet, Rev. Ε. Α. 1910, 217.
33 На основании Mittels, Chrestomathie, N 21.
34 Polyb. V, 39; OGIS 743; Schubart, Klio X, 68.
35 Cp. Wilcken, Grundzüge 365, N 5; Bell, J. Ε. A. XIII, 174.
36 Kunkel, Archiv VIII, 212, N 15; Wilcken, Hermes LXIII, 48.
37 Beloch IV, I, 323.
38 Rostovzeff, Kolonat 305-308; Wilcken, Grundzüge 26.
39 Ehrenberg, Alexander und Aegypten, 50.
40 Diod. XVIII, 39, 5.
41 Земля: к общим работам, указанным выше, прибавить Rostovzeff, Kolonat, гл. 1, ив J. Е. А. VI, 165; Когпетапп, Bauernstand в P. W.
42 P. Cairo Zen. и P. S. I.; Rostovzeff, A large estate in Egypt, 1922; F. Zucker, Hist. Zeits 1924, 69.
43 Кроме работ, цит. в примеч. к стр. 167, см. вообще: Rostovzeff, J. Ε. А. VI, 161; Wilcken, Schmoller's Jahrbuch XLV, 49.
44 Wilcken, Grundzüge 171.
45 Rostovzeff, Archiv III, 201; Wilcken, Hermes LXIII, 48.
46 P. Cairo Zen. 59012.
47 Ibid. 59195.
48 Следуя Rostovzeff, J. E. A. VI, 176; иначе-Schmoller's Jahrbuch XLV, 94.
49 A. W. Perssen, Staat und Manufaktur im römischen Reich, 142.
50 B. P. Grenfell and /. P. Mahaffy, The revenue laws of Ptolemy Philadelphus (папирусы).
51 P. Cairo Zen. 59159, 59184; Str, 809; cp. Dubois, Rev. phil. 1925, 60.
52 Revenue P., p. 139.
53 Эти цифры из P. Cairo Zen. 59012, 59015, и «Папирусов о доходах» даны мной с несколько большими деталями и со ссылками на Делос в J. Е. А. XIV, 257.
54 Выведено из Rev. Р. р. 151.
55 Самый полный список у Wilcken, Grundzüge, 239-257.
56 Вообще: Wilcken, Schmoller's Jahrb. XLV, 49; Rostovzeff, J. Ε. A. 1920, 161.
57 Ссылки: Glotz, J. d. Savants 1913, 28; Beloch IV, I, 318.
58 P. Cairo Zen. 59012; Wilcken, Chrest., N 167.
59 Oros. VI, 19, 19.
60 Так Wilcken, Jahrb. Шмоллера XLV, 85.
61 Полно у Bevan 183.
62 P. Cairo Zen. 59170, 59012; с комментарием Эдгара, Ann. Serv. XIX, 23, 85; XXIII, 73; Rostovzeff, Large Estate, 99; Westermann, J. E. A. XII, 38.
63 P. Cairo Zen. 59012.
64 A. Hunt, J. E. A. XII, 113.
65 Str. 797; OGIS 188.
66 BGU V, I, Der Gnomon des Idios Logos, §§ 41, 107.
67 P. Cairo Zen. 59269.
68 Ibid. 59015 (259 г. до н. э.; в Милете тогда было восстание).
69 Данные Иероиима-14 800 талантов при Птоломее II-малоценны.
70 Grundzüge 173.
71 Rev. P. A col. I ел.
72 P. Cairo Zen. 59155.
73 R. Johannsen, C. P. 1923, 156; P. Cairo Zen. 59033, 59156-7, 59159; Plin. XII, 56, 76.
74 Athen. 369, 7.
75 P. Cairo Zen. 59430.
76 Ibid. 59195.
77 Ibid. 59157.
78 Str. 809.
79 E. R. Goodenough, Yale Glass. Studies, 1928, 55.
80 Rostovzeff С. A. H. VII, 894 (библиография).
81 Dikaiomata.
82 P. Cairo Zen. 59202-3.
83 P. Amherst II, 33.
84 Schubart, Einführung 307.
85 Oertel, N. J. Kl. Alt. XLV, 364; Westermann и Laird, J. E. A. IX, 81; Beloch IV, I, 321.
86 Bouche-Leclerc, Rev. E. G. 1908, 140; Rostovzeff, J. E. A. 1920, 178.
87 P. S. I. IV, 421.
88 Fr. von Woess, Das Asylwesen Aegyptens, 1923, и в Ζ. d. Savigny-Stiftung, Rom. Abt. 1926, 32.
89 Woess, Asylwesen, 3.
90 Согласно Tait, Archiv VII, 175; см. Bell, J. Ε. Α. XI, 98.
91 Spiegelberg и Otto, Bay. S. В. 1926, Abh. 4.
92 Вообще: Bell, J. Ε. Α. 1923, 142; Schubart, Die Griechen in Aegypten, 1927.
93 Rev. Ε. G. 1924, 359.
94 Wilcken, Archiv V, 410.
95 Edgar, Ann. Serv. XIX, p. 32; XXIV, p. 29.
96 San Nicolo, Aeg. Vereinswesen.
97 OGIS 143, 145-8 и т. д.
98 P. Tebt. 1 Ν 32.
99 OGIS 737.
100 J. Lesquier, Les institutions militaires ches les Lagides, 143.
101 Breccia, Bull. Soc. Arch. d'Alexandrie XIX, 119.
102 OGIS 709; Plaumann, Archiv VI, 176; Schubart, Einfürung 247.
103 Witkowski, Epist. priv. graecae, N 6.
104 Bouche-Leclerc, Rev. E. G. 1908, 121.
105 Schubart 467. 106 P. Tebt. I, 5, с комментарием; Preisigke, Archiv V, 301. Сводка у Bevan, 315.
107 Gauthier и Sottas. Un decret trilingue en l'honneur de Ptolemee IV, 1925; Spiegelberg, Bay. S. B. 1925, Abh. 4; перевод у Bevan, 388.
108 OGIS 90.
109 Heichelheim, цит. соч., 14 (но он идет слишком далеко).
110 OGIS 132.
111 Вообще: Oertel, N. J. Kl. Alt. XLV, 361; Bell, J. E. A. 1922, 139; Schubart, 307.
112 Lefebvre, Ann. Serv. XIX, 37.
113 P. Tebt. I App. II; /. G. Milne, Liverpool Annals of arch, and anthropology I, 30. Несколько другой взгляд у Wücken, Grundzüge LXIII.
114 OGIS 731; Oertel, Katoikoi в P. W.
115 P. Frankf. 2.
116 Самый ранний случай-Wücken, Chrest., Ν 51 (Птол. III).
117 Bell, цит. соч., 146; Otto, Phil. Woch. 1926, 39.
118 Wücken, Chrest., N 136.
119 Напр. OGIS III, 130, 175.
120 Bell, цит. соч., 146.
121 OGIS 176, 178.
122 Оракул горшечника, col. Π, 1. 2.
123 Например, P. Louvre 63.
124 Suidas, βασιλεία 3.
125 Westermann, С. P. 1921, 169.